247

«Не заставляй меня молвить о жизни несчастной,

Буду тобою, правитель, за это я бит.

Скверного много хранится в балладе ужасной,

Целая цепь в ней невольно свершённых обид!

Несколько лет я брожу по дорогам Эллады,

Стал для слепца престарелого полдень, как ночь —

В городе каждом приходу бродяги не рады,

Принял давно бы Аид, не спаси меня дочь!»

248

Недалеко на дороге собрались зеваки —

В рощу войти запрещал олимпийцев закон,

Были готовыми броситься, словно собаки,

И разорвать осквернивших, как старый хитон.

«Я обещаю, не дам тебя, старец, в обиду,

Чем бы ужасным не полнилась жизнь чужака!

С этого дня мною взят будешь ты под эгиду,

Царский дворец обеспечит приют старика!»

249

«Выслушай, царь, как ужасна история эта!

Повествованье послужит уроком тебе,

Скоро узнаешь, как боги сживают со света,

Строго деянья свои подчиняя Судьбе!

Лучшие годы остались в Коринфе богатом,

Сыном единственным был у Полиба-царя,

Мне не пришлось бы делиться с сестрой или братом,

Но возмечтал о прекрасном грядущем я зря.

250

Был приглашён я однажды на пир властелином,

Слушали гости рапсода там несколько дней,

Много вниманья они уделяли былинам,

Не было темы для многих придворных важней.

Там прозвучала, как гром для меня эта фраза:

«Ты – не царевич, юнец, а чужое дитя!

Волею случая слышал обрывок рассказа

От пастухов я, на пастбищах горных гостя!»

251

Так говорил захмелевший старик из селенья,

Где проживали хранители царских коров.

Он заронил в мою душу тоску и сомненья,

В Дельфы пошёл я, оставив «родительский» кров…

Словно копьём ранил душу мою прорицатель:

«Кто ты, откуда – тебя волновать не должно!

Ты от рожденья ужасной судьбы обладатель —

В жёны взять мать и отца погубить суждено!»

252

Заворожённые люди придвинулись ближе,

Робко ступая по яркой зелёной траве,

Слушать желая, как тот, кто судьбой был обижен,

Начал рассказывать о непонятном родстве.

«Дельфы покинул в тоске я, не видя дороги,

В ужасе был, что убить суждено мне отца —

Добрый Полиб воспитал и поставил на ноги…

Я предпочёл тогда трудную жизнь беглеца!

253

Шёл я по горной тропе вдоль спокойного моря,

Высились слева отвесные скалы стеной,

Я рассуждал о грядущем, с желаньями споря,

Не представляя, что скоро случится со мной…

Вдруг позади я услышал и топот, и крики —

На колеснице спешил горожанин простой

С посохом крепким из дуба и в серой тунике,

Он возмущался возникшей у скал теснотой:

254

«Прочь уходи! Ты мешаешь моей колеснице!»

Плотно спиной я прижался к отвесной скале,

«Быстро езжай!» – крикнул старец седому вознице,

Посохом сильно ударив меня по скуле.

Бросился с кровью во рту на обидчика сразу —

Не оправданье, что был он почтенен и стар!

Стукнул я палкой его по виску и по глазу —

Право имею ударить в ответ на удар!

255

Вскрикнув, упал он на дно колесницы, летящей

По каменистой тропе в направлении Фив.

Двинулся следом за ней я походкой спешащей,

Шёл, огибая возвышенный горный массив…

За поворотом увидел титанов созданье —

Лапы с когтями и тело огромного льва,

Женские груди свисали в поре увяданья,

Шею венчала прекрасной девицы глава.

256

«Остановись на мгновенье, прохожий спешащий!» —

Голосом звучным она поразила меня.

«Стань на огромный валун, предо мною лежащий,

Я на дороге для глупых людей – западня!»

Спорить не стал, водрузился на плоском граните,

Сердце стучало, спускаясь по телу к ногам,

Солнце за мной наблюдало, играя в зените,

Длинные волны катились к седым берегам»…

257

Вспомнил Тесей об ужасном затворнике Крита:

«Да, испытал перед зверем смятенье и страх!

Острым мечом это чудище мною убито,

А у пришельца имелась лишь палка в руках!

Кажется, в детстве я слышал от деда Питфея

Этот рассказ, что вещает мне этот слепец,

Только не помню, чем кончилась та эпопея,

Наверняка знал об этом погибший отец!»

258

«Выглядел я перед зверем, как мышь перед львицей —

Снова продолжил рассказ ослеплённый чужак. —

«Кто ты? – вопрос я направил ужасной «девице»,

Уж не попал ли на этой тропе я в просак?»

«Имя мне Сфинга, и послана я в наказанье

За прегрешенья насильника Лая-царя,

Есть у меня назначенье – людей истязанье,

Знай, бедный путник, я здесь пребываю не зря!

259

Я задаю всем прохожим простую загадку,

Не отгадавших её отправляю в Аид,

Тело глупца я съедаю, как гриф куропатку,

Иль отправляю отсюда в страну нереид.

«Много ли умных прошло мимо девы прекрасной?»

«Были попытки меня обойти по горе,

Только трусливость вела их к кончине ужасной —

Видишь ли белые кости на том пустыре?»

260

«Можешь загадывать, Сфинга – не кинусь я в гору,

После оракула в Дельфах мне жизнь не мила!

Я обречён на беду по Судьбы приговору,

Спрашивай всё, что угодно, исчадие зла!»

«На четырёх он стремится к началу рассвета,

Ходит на двух целый день до вечерней зари.

Скажешь ли ты: кто создание странное это,

Если имеет он в сумерках ног уже три?»

261

«Нервно стучал по граниту я тисовой палкой,

Ныло разбитое посохом толстым лицо,

Вдруг наделил меня кто-то с Олимпа смекалкой:

«Как этот старый обидчик взойдёт на крыльцо?»

Был благодарен я этой дорожной обиде,

Что опьянила догадкой меня, как вино:

Радостно крикнул найдённый ответ титаниде:

«То – человек, а иного и быть не должно!»

262

На четвереньках ползёт на рассвете младенец,

Днём – две ноги, и походка смела и легка,

К вечеру жизни он палки своей иждивенец,

Третья нога – это посох в руках старика!»

«Ты победил меня, юноша, точным ответом!»

Сфинга взлетела над морем быстрей журавля,

«В Тартар уйду – мне предписано это обетом!»

С грохотом сильным разверзлась пред нею земля…