Уже давно от трассы не отпочковывались вспомогательные дороги, и вот, наконец, справа в свете фар забелело широкое бетонированное шоссе. Над ним висел огромный знак с перечеркнутым автомобилем, однако, проигнорировав его, они свернули на эту запретную дорогу.

Лес быстро закончился, и началась бескрайняя голая холмистая степь. Здесь было заметно светлее, однако смотреть всё равно было не на что: только линия горизонта очерчивала тёмные волнистые контуры где-то вдалеке. Спустя пять минут степь пересекла система заграждений, состоявшая из двух десятков проволочных заборов, находившихся под напряжением. На столбах светились изображения красных черепов со скрещенными под ними молниями. Заборы стояли всего в полуметре друг от друга, не давая ни малейшей возможности проникнуть на охраняемую территорию. В довершение ко всему, столбы первого ряда венчались вращающимися камерами наблюдения, ни днем, ни ночью не оставлявшими равнину без присмотра своих красных глаз. Только шоссе не было перекрыто этой смертоносной стеной, однако здесь по обе стороны размещались доты, а сам проезд преграждали узкие бетонные блоки, вертикально выраставшие из такого же бетонного покрытия.

Перед блоками прямо посреди дороги стояла чёрная фигура мужчины. Василий и Тихон мчались прямо на него, но фигура стояла неподвижно, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Только когда автомобиль затормозил в паре шагов от него, человек ожил и подошёл со стороны полковника. Возле Тихона образовалось небольшое отверстие. Наклонившись к этому окну, «охранник» надменно оглядел пассажиров и заявил Василию твёрдым голосом:

– Вы поедете со мной.

Василий попрощался с Тихоном и, нехотя, вышел наружу. Только сейчас, после расставания с новым другом, священник почувствовал тревогу и одиночество. Что его ждало? Конечно, вряд ли с ним может случиться что-нибудь плохое, но, в то же время, абсолютная неизвестность тревожила его ещё сильнее. Странно, но если бы он точно знал, что его будут пытать, наверное, он чувствовал бы себя увереннее.

Василий медленно поплёлся за «охранником» между блоками, мимо дотов. Там скрытый темнотой стоял чёрный бронированный автомобиль, угловатый, с узкими бронированными окошками. Перед Василием медленно поднялась тяжёлая дверца, и охранник указал священнику рукой на заднее сидение. Он старался быть обходительным, но взгляд его был пренебрежительным и надменным. Терпеливо дождавшись, когда Василий, путаясь в рясе, заберется в салон, охранник ловким, отточенным движением тела проскользнул следом и уселся напротив священника. Он сложил кисти в замок и уставился на священника, как на странную зверушку. Его пристальный и ленивый взгляд медленно скользил по фигуре Василия, а сам он, наверное, думал про себя: зачем понадобилось везти этого бородача в Серверную, да ещё встречать, как важную персону?

Через пару минут они подъезжали к большому серому зданию без окон почти правильной кубической формы. Единственный вход – широкую дверь, сделанную словно из чёрного непрозрачного стекла – охраняли двое часовых. Ни один из них не обратил никакого внимания на вышедших из автомобиля гостей – они продолжали стоять, вытянувшись в струну, и смотрели прямо перед собой, словно вокруг них ничего не происходило. Дверь сама поднялась перед прибывшими гостями, и те вошли.

Сразу за толстыми стенами по периметру здание окольцовывал коридор с нескончаемым рядом бойниц, через которые наружу выглядывали легкие орудия, пулемёты и непонятные агрегаты, отдалённо напоминавшие пушки. Возле орудий, прислонившись к стене, словно статуи в древнем храме, неподвижно стояли роботы, у которых вместо голов были крохотные видеокамеры, от чего Василию сначала показалось, что у них и вовсе нет голов.

Оказавшись внутри, офицер сразу повернул налево и стремительно зашагал в конец коридора, Василий последовал за ним, стараясь не отстать от своего конвоира. Навстречу им попались три охранника. При виде офицера они встали навытяжку и отдали честь, но тот проигнорировал и их, и их приветствие.

«Неужели он из руководства?» – подумал Василий, удивлённый таким вниманием к своей персоне. После этой мысли он уже другими глазами взглянул на прямую спину сопровождавшего и даже к высокомерию офицера отнёсся с пониманием, словно высокомерие – одна из должностных обязанностей всех высоких чинов.

Наконец, они оказались у белой тяжёлой двери. Дверь медленно и пыхтя открылась, и посетители шагнули в сложную запутанную систему коридорчиков, занимавшую всю центральную часть первого этажа. Сотни проходов сходились и расходились под различными углами, образуя кольца, тупики, развилки, превращая центр здания в непроходимый лабиринт. Из стен то и дело торчали края толстых перегородок, которые в любой момент можно было выдвинуть и тем перекрыть путь ворвавшемуся врагу. Перед офицером по полу бежал красный огонёк и указывал нужное направление, но он, видимо, знал этот путь наизусть и шёл уверенно, гордо задрав подбородок и сильно размахивая руками.

Наконец, гость и его проводник оказались у пузатого, словно бочка, лифта. Лифт стремительно с нарастающим шипением поднял своих пассажиров на верхний этаж, где перед ними открылся белый прямой коридор с чёрной полупрозрачной дверью в конце. Возле двери стояли двое часовых с таким же взглядом манекенов, как и у их коллег внизу.

Охранник со священником подошли к выпуклой двери. Та приподнялась, как крышка хлебницы, и сопровождающий с почтительным полупоклоном, но всё с тем же надменным взглядом, указал в проём.

– Вас ждёт директор Глобальной производственной компании, – сказал он.

Василий вошёл в огромный светлый кабинет, занимавший, похоже, весь этаж. По периметру его располагались стеллажи, под самый потолок забитые какими-то яркими не то книжками, не то дисками. Обложки их были подобраны таким образом, что создавали плавный переход цвета от одной стены к другой. Было в этом ощущение какой-то сказочности, словно Василий попал в библиотеку волшебника. Только один дальний угол был свободен от полок. Он был полностью застеклён, и в этом месте размещался уютный зимний сад с настоящими пальмами и небольшим водопадом. В остальном же обстановка кабинета не отличалась богатым убранством: большой стол у противоположной от двери стены и несколько лёгких стульчиков вокруг него – вот, пожалуй, и всё.

За столом в кресле сидел человек средних лет, внешне ничем непримечательный, и, откинувшись на спинку, пристально смотрел в тонкий монитор. Он нервно барабанил пальцами и как будто не замечал, что к нему пришли. Только когда Василий приблизился, человек в чёрном поднял на него глаза, и на его лице растянулась широкая самодовольная улыбка.

Василий?! Отец Василий! Ха-ха. Ну и ну! – удивлённо воскликнул человек и радостно раскинул руки.

Василию же его лицо казалось незнакомым. Хотя, что-то вроде… Нет, он определённо не знал этого человека.

– А меня «Лар» среди ночи поднял, – радовался директор. – Говорит, важный посетитель. Думаю: кто таков? А это, оказывается, ты, вот так сюрприз! Не ожидал! Что, неужто не признаёшь? А вот я тебя помню, хорошо помню.

Василий смотрел пристально, но никак не мог вспомнить это гладко выбритое лицо.

Ну? Что? Никак? – не отставал человек в чёрном. – А с бородой бы признал?

Яшка? Каин?!

Ну, наконец-то, – рассмеялся разбойник. – Как дела, сердешный? Как там без меня Ад? Не остыл ещё? Ха-ха-ха.

Встреча с Яковым – причиной всех тех перемен, о которых успел узнать Василий и которые удручали его всю дорогу – встреча с человеком, продавшим ему ложные надежды и забравшим за них реальную жизнь, была для священника в равной степени как неприятной, так и неожиданной. А смех! Господи, до чего премерзким казался Василию этот хохот! У него перекосилось лицо, но Яшка, похоже, не замечал этого или делал вид, что не замечал.

Что за дела тебя на Землю привели? – продолжал он радостно тараторить. – «Лар» говорит, какое-то сообщение принёс.

Свиток Наместнику, – сухо ответил Василий.

Ну и как? Передал?

– Не успел.

Вот незадача, – посочувствовал Яков, но при этом издевательски улыбнулся. – Достанется ж тебе от Хозяина! Что за свиток-то? Покажешь?

Не вставая с кресла и даже не отрываясь от спинки, Яков повелительно протянул руку. Василий снова скривил лицо, но тут же представил, как Яшка, получив свиток, начнёт отрывать печать и остервенело разрывать пергамент. И так ему захотелось полюбоваться на это зрелище, что он охотно достал послание и, перегнувшись через стол, вложил его прямо в руку Якова.

Яков взвесил свиток в руке, но открывать не спешил.

– Что здесь? Не знаешь? – спросил он и хитро прищурил глаз.

Василий отрицательно покачал головой.

– А желания вскрыть не было? – шёпотом прошипел Яков, навалившись телом на стол и оглядываясь по сторонам, продолжая лукаво улыбаться.

– Попробуй, – иронично улыбнулся в ответ Василий.

Яков выпрямился, засунул руку за ворот своего джемпера и снял с шеи чёрный, поблескивавший амулет в виде пентаграммы, вставленной в круг. Он приложил этот амулет к печати, и та вдруг покраснела, затем зашипела и, наконец, отвалилась, шмякнувшись об стол.

– Наместнику, говоришь? Ну, считай, что доставил.

Довольный такой шуткой Яков снова откинулся на спинку кресла и расхохотался, наблюдая, как медленно сползает улыбка с лица Василия.

Выходит, что Наместник – ты?

Ну, а кто ж ещё? Неужели, ты думаешь, что тот клоун с бубном, к которому ты ехал? Да нафига он сдался? Хозяину нужен тот, кто бы реально его делами заправлял. Ну, вот я и заправляю ВСЕМ ЭТИМ, – он широко раскинул руки, словно хотел охватить весь мир.

Василий от досады начал растирать лоб.

Всё же провели меня.

Лицо Якова вдруг стало серьёзным.

Никто тебя не обманывал! – впервые без улыбки ответил он. – Ты хотел осчастливить людей, и они счастливы! Помнишь? У нас с тобой договор, и он ещё в силе. Всё, что в нём перечислено – всё у них имеется! И даже более того.

Но я не думал, что…

– Что? Что Дьявол будет у руля? Ну, Хозяин ли, Господь ли – не всё ли равно собаке, из чьих рук корм есть? Хочешь посмотреть, за что ты в Аду? Пошли.

– Не надо, я уже насмотрелся, – мрачно ответил Василий, глядя в пол.

– Пошли, пошли, – смеялся Яков и легонько подталкивал Василия к выходу. – Этого ты не видел.

В лифте Яшка продолжил свои рассуждения:

– Вот ты думаешь, что Дьявол правит. Но ведь «править» – это к чему-то принуждать. Скажем, государь какой: он издает указы и через них заставляет своих подданных поступать, как он решил, но разве Хозяин кого заставляет? Разве у нас не полная свобода? Хочешь веселиться – веселись, хочешь творить – твори. Даже церкви не запрещены, ходи, сколько хошь – всё исключительно добровольно. Меня даже Папа Римский поддерживает.

Хочешь сказать, что Дьявол здесь ни при чем?

Ну почему, же? Врать тебе не буду – мы ведь с тобой из одного «профсоюза», – Яков снова лукаво улыбнулся. – Конечно же, Хозяин «при чём». Я Наместником здесь не просто так.

Василий озабоченно посмотрел на него:

Так зачем ты принял его сторону? Неужель ты серьезно думаешь, что Дьявол победит?

Раскрой глаза! Куда уж ещё побеждать? Они – беспомощные медузы, подсевшие на свои удовольствия настолько, что не представляют своё существование даже без их части. Мне даже тюрьмы не нужны: запрещаешь виртуальные игры и всё – каждый десятый кончает жизнь самоубийством! Они пойдут на что угодно ради своих свитбургеров, а моральные терзания – это… – Яков улыбнулся и отрицательно покачал головой.

Внизу их поджидал тот же автомобиль, на котором доставили Василия, но сейчас вокруг него находилось несколько агрегатов, похожих на гидроциклы. На агрегатах сидели люди в плотных кожаных комбинезонах и в обтекаемых шлемах.

Было удивительно, как всё и везде происходило на каком-то телепатическом уровне: не отдавалось никаких приказов, распоряжений, но роботы и автомобили оказывались там, где было нужно, «охранники» всегда знали, что должно произойти, и что для этого понадобится. И никто этому никогда не удивлялся: ни Сульфат, ни Тихон, ни тем более Яшка Каин.

Как только они вышли из кубического здания, к ним навстречу широким шагом направился офицер, сопровождавший прежде Василия – как оказалось, адъютант директора ГПК. От его прежнего высокомерия не осталось ни следа. Видя, что Яков относится к священнику по-приятельски, чего прежде не заслуживал никто и никогда, адъютант проникся уважением к своему подопечному и старался услужить Василию даже больше, чем своему начальнику.

Человек – животное, – тем временем продолжал Афанасьев, – у него все те же самые потребства, что у любого зверя. Это Вы вообразили, будто человек – что-то возвышенное, а умный Соломон Давидович верно сказал: нет никакого преимущества у человека перед скотом, потому что всё – суета.

У человека есть душа, – возразил Василий.

А всё одно получается: надо пожрать вдоволь, самку и брюхо почесать.

В сопровождении кортежа из «гидроциклов», взмывших в воздух, узники Ада, один бывший, другой настоящий, мчались по просторам голой степи куда-то вдаль, где виднелись крыши и куда приземлялись время от времени шарообразные корабли.

Тебе это всё зачем? – спросил Василий Якова. – Власть, почитание?

Власть? – переспросил Яков, презрительно улыбнувшись. – Велика честь пасти это стадо баранов. Так от баранов хоть шерсть получаешь, а с этих чего взять? Живут, как плесень на хлебе. Да, я – самый популярный человек в мире, но что мне от их почёта?!

Тогда зачем это тебе?

От Ада спасаюсь.

А тут лучше, чем в Аду?

Яков ненадолго задумался.

Лучше, – он попытался выдавить на лице весёлую улыбку, но сам почувствовал, что вышла она слишком уж натянутой и скривил рот. – А вообще – пропади всё пропадом. Скучно, – пояснил он минуту спустя, как бы оправдываясь за своё вырвавшееся признание. – Но ничего, господари мне соскучиться не дают.

Чем же они тебе докучают?

Да не то чтобы докучают… Двести лет спокойно вроде бы сидели, а вот последнее время полезли в урбоцентры. Придут и разобьют свой табор или в самом городе, или возле него. Эти-то дураки и тянутся к ним: как же, новое зрелище. А господарям только этого и надо. Сразу начинают агитацию, проповеди. И ведь идут к ним, кретины! В Ной-Берлине они так в свои ряды почти две тысячи жителей переманили, потом, правда, все обратно вернулись, но Хозяину это, однако, не понравилось. И ведь настырные! Просишь их уйти – они ни в какую! Приходится силу применять, а что делать?

Автомобиль остановился перед довольно большой площадью, обнесённой высоким забором с колючей проволокой. По ту сторону площади виднелся огромный длинный ангар, к которому вела дорога с уже знакомым Василию «резиновым» покрытием. Насколько было видно в темноте, всю огороженную территорию от края до края пересекали ряды больших палаток. Пространство между ними заполняли навесы, под которыми от непогоды спасались оружейные пирамиды, спортивные тренажёры и какие-то ящики.

Василий и Яков вышли из автомобиля и направились к ангару – тут же вдоль дороги зажглись фонари, а над лагерем разлетелось звонкое «Стройся». Из палаток повыскакивали какие-то тени, и повсюду парами замигали крошечные красные всполохи. Постепенно хаотичное движение теней приобретало упорядоченность и всё ближе теснилось к дороге, и чем ближе топочущий ураган приближался к ней, тем чаще вспыхивали эти неяркие красные огоньки, тем чётче проявлялись фигуры бежавших. У самой дороги тени быстро превращались в рослых солдат с горящими глазами и выстраивались в длинные шеренги, образуя живую аллею до самого ангара. Василий их узнал: это были те самые могучие супервоины, которых он видел в агитационном ролике у Сульфата в машине, в том же самом обмундировании и с тем же вооружением. В жизни они казались выше и массивнее.

Теперь с господарями покончено, – почти крикнул Яков, гордо разглядывая стройные ряды солдат, вытянувшихся, словно стая голубей дутышей. – Теперь каждый город будут охранять целый батальон таких молодцов. А то некоторые обнаглели совсем, за прошлый год у меня в перестрелках с господарями семнадцать человек погибло! Идиоты.

Откуда же у них оружие?

А, – махнул рукой Яков, – старые запасы. Вовремя не уничтожили – теперь концы не найдёшь. Нет, ну ты представляешь? Семнадцать человек! А если они завтра вздумают мне войну объявить? Их же почти полмиллиона!

Разве набрать «охранников» для тебя проблема?

Ты думаешь, я их на грядках выращиваю? Я же не знал двадцать лет назад, что дело такой оборот примет, у меня эти людские расходы не запланированы. Можно, конечно, клонировать, но если клонировать, то зачем обычных людей? У меня давно была задумка создать идеальную армию. Взяли ген человека, переработали его основательно, и вот она – Городская охранная гвардия, – Яков обвёл рукой шеренги. – Выносливые, самоотверженные, сильные, дисциплинированные… Что ещё? В меру агрессивные, устойчивые к стрессу, видят в темноте, стерильные… Да, стерильные: солдат должен думать только о своей задаче и ни о чём больше!

Яков снял свой амулет и поднял его высоко над головой.

Гвардейцы! – громко объявил он. – Перед вами Посланник, вы должны охранять его пуще зеницы ока. Ни один волос не должен упасть с его головы! Слышали?

Яков прекрасно знал, что Василий и так почти неуязвим, но какое удовольствие он получал, демонстрируя сейчас собственную власть. На Земле он был Богом, но всё это уже успело надоесть, стало обыденным, присутствие же Василия вновь придало власти особую сладость, и он ей упивался.

– Будет исполнено! – дружно гаркнули гвардейцы и пристукнули прикладами о землю.

Теперь на тебя даже муха не сядет! – усмехнулся Яков. – Болваны. Ладно, пошли дальше.

На орбитальных станциях вырастили или в центрах репродукции? – поинтересовался Василий, пытаясь прикинуть, каких же размеров должны быть пробирки, чтобы вместить эдаких гигантов. Он был уверен, что такие существа не могут быть детьми, они должны появляться сразу взрослыми в обмундировании и с автоматами, как оловянные солдатики.

В центрах, – Яков снова улыбнулся. – Слушай, откуда ты всё знаешь? Господари, орбитальные станции… Кто это тебя так подковал?

Тихон. Фамилии не знаю.

Это который вёз тебя? Когда успел? Вроде ехали молча, – Яков искоса бросил хитрый взгляд на Василия и лукаво улыбнулся. – Надо будет его порасспрашивать.

Василий прикусил язык. Он умудрился дважды за ночь подставить своего спасителя, да ещё как! А Яков, на самом деле, уже давно был в курсе всех уловок некоторых своих сотрудников, но эти безобидные шпионские игры его не волновали, а даже забавляли, как забавляют родителей секретики маленьких детей. Что касается Тихона, то он, хоть и был лоялен к господарям, но не был связан с ними напрямую, он не поставлял им оружие, не покрывал их и никого не агитировал. Все его тайны были связаны с его личной жизнью и никак не вредили Системе. Конечно же, устранять ценного работника из-за таких пустяков было бы себе в убыток, просто Якову нравилось издеваться над Василием, и сейчас, глядя искоса, он не без удовольствия наблюдал, как тот смутился и опустил глаза.

Они вошли в ангар. По длинному коридору, пронизывавшему его насквозь, проходила пара монорельсовых дорог, на одной из которых стояли две вагонетки, схожие с бобслейными санями. В ангаре было оживлённо: по коридору туда-сюда бегали солдаты и специалисты в белых комбинезонах, бегали, даже если в этом не было необходимости – таков был порядок. Они бежали размеренно, красиво, высоко задирая колени, как атлеты на античных вазах. Василий и Яков сели в вагонетку и неспешно поехали вглубь ангара, а пробегающие мимо солдаты отдавали им честь, при этом стараясь бежать ещё красивее.

С детства им внушают, будто они избранные, – комментировал Яков, бросая брезгливые взгляды на своих сотрудников. – Вот и кичатся, словно без них жизнь невозможна.

Зачем тогда внушать?

А чем я их тогда к работе привлеку? В мире и существует только три стимула: страх, деньги и слава. На страхе долго не продержишься: кого все боятся, тот и сам должен всех опасаться, а денег у нас нет, вот и остаётся одно – слава и почёт.

Есть ещё добрая воля.

Добрая воля, – повторил за Василием Яков. – Вот бывало, приставишь купцу сабельку к горлышку, и он добровольно все свои тайнички открывает. Или сунешь холую какому алтын – так он за милую душу все планы хозяйские расскажет. Вот это я понимаю – добрая воля, а в другую добрую волю я не верю. На добрую волю надеяться – всё одно, что о золотом кладе мечтать.

Он проводил презрительным взглядом бегущего офицера.

Вот, бежит, деловой, и, поди, думает, что мир спасает.

Яков презирал всех и не скрывал своего презрения: презирал гермафродитов, презирал гвардейцев, презирал «охранников», презирал Дьявола, презирал себя и свою жизнь. Он старался казаться весёлым, по-разбойничьи бесшабашным, как в старые добрые времена, но сквозь его улыбку пробивала безнадёга. Везде ему было паршиво, и надеяться уже было не на что – капкан захлопнулся.

Проехав совсем немного (это расстояние можно было спокойно пройти и пешком), они вылезли из вагонетки и оказались перед высокими железными воротами с надписью «Docti Continue Lar eX Virtualis Intelligentia»1.

Вот сердце Мира, вот он – «Лар», – сказал Яков, воздев руки к надписи. Как по заклинанию, ворота тяжело вздохнули и разъехались в стороны. Они вошли в небольшую, но высокую и холодную комнату. Стены комнаты сверху донизу были закрыты светло серыми щитами, и только из правой стены торчала блестящая металлическая столешница с небольшим прозрачным экраном на ней.

Всё это здание, – пояснил Яков, – один большой биокомпьютер, подобный человеческому мозгу. Это место и есть Серверная. Вот он – пуп Земли! Центр жизни! От того, что здесь ежесекундно вычисляется, зависят миллиарды жизней. Умрёт он – и умрут ВСЕ!

Последнюю фразу он произнёс с такой фатальной значимостью, будто тумблером за одним из этих щитов мог выключить Солнце и все звёзды Вселенной. Лицо от этого у него стало страшным, яростным и в то же время словно напуганным – так выглядит загнанное в угол животное. Однако Яков тут же, словно опомнившись, принял свой обычный удалой, непринуждённый вид, скрестил на груди руки и улыбнулся.

Ну-ка, давай-ка узнаем всю подноготную твоего, как бишь? Тихона?

Он подошёл к экрану и произнёс:

Выдать данные о полковнике Городской охранной службы Тихоне… Как говоришь фамилия? Не знаешь? Смоляков! Смоляков – его фамилия! Вспомнил.

В ответ на приказ на столешнице проявился вдавленный след пентаграммы, в точности повторявший очертания амулета Якова.

Ах, да! – Наместник достал амулет и приложил к этому месту. – Здесь всё не так просто.

По экрану побежал текст, а знакомый гнусавый металлический голос озвучил его:

– Полковник Смоляков Тихон Евгеньевич, 2003 года рождения, образование высшее техническое. Член Ордена Высшей Сотни Сотрудников. Поступил на службу в две тысячи…

Всё, что говорил динамик, Якову было не интересно, он повернулся к Василию и похлопал ладонью по стене.

Здесь вся информация, – сказал он и пробежался глазами по полу, соображая, чем бы ещё можно было поразить священника, но ничего в голову не приходило. Тогда он вспомнил про свиток, который всё это время сжимал в левой руке, и развернул его.

Ну-с, что, собственно, ты привёз?

Яков отошёл в сторону, на ходу читая сообщение.

– О! Вот это новость! – радостно воскликнул он. – Хозяин даёт добро на искоренение господарей. Ха-ха.

В действительности, тон сообщения был приказной, но Яшка употребил именно «новость» и «дает добро», поскольку гордость и раньше не позволяла, чтобы кто-то помыкал им, а тем более теперь, когда он сам стал царём и богом, хищником на самой верхушке пищевой цепи.

Он повеселел, в его глазах, как у мальчишки, загорелся огонёк. Как сладко звучит слово «война», когда у твоих солдат преимущество, а тебе лично это не несёт никаких страданий! Наконец-то развлечение, пусть ненадолго, но в жизни появилась хоть какая-то цель! Разве может быть что-то лучше этого?

Я лично возглавлю карательные походы! – мечтательно говорил он, бегая взглядом по щитам на стенах. – Я смету их с лица Земли, чтобы никакого следа от них не осталось! Даже намёка на их пребывание!

В его глазах горел бешеный азарт футбольного фаната, всеми фибрами души жаждущего начала игры и непременного разгрома команды противника.

А что ты скажешь людям? – спросил Василий.

Яков посмотрел на священника, как на сумасшедшего.

Этим? А им надо что-то говорить?

Ну, это же война.

Помилуй, какая война?! Никто из них даже не узнает об этом. Им всё это до лам-поч-ки!

Но если всё же узнают?

Ну и что с того? Всем наплевать на всех. А когда я им скажу, что господари нарушают личные свободы, стремятся лишить всех удовольствий и просто мечтают распространить свои порядки на весь мир, то, поверь мне на слово, каждый из этих сам мне скажет: «Убей их и покажи мне это по стереовиду».

Он отвернулся, чтобы перечитать свиток ещё раз, а Василий подошёл к столешнице и взял пентаграмму. У него не было никаких мыслей на её счет, он просто разглядывал амулет, вращая его в ладони. Но когда Яков повернулся и, взглянув на него, побледнел, Василий осознал, какая власть в данный момент находится у него в руке, как много он может сделать с помощью этого амулета здесь и сейчас. Он может попытаться всё исправить, но… Что же предпринять?

«Лар», какова твоя структура? – зачем-то спросил он, приложив пентаграмму к заветному месту.

Программный нейронный комплекс «DCLXVI» состоит из следующих компонентов: ядро операционной системы, база знаний, семантическая нейронная сеть связей…

Ты можешь… – прервал его Василий, понимая, что всё это никак не поможет ему определиться с приказом. – Ты можешь уничтожить всё это? Уничтожить себя?

Василий не был уверен, он знал, что прямо сейчас судьбой или Богом ему дана возможность всё изменить, но как? Всё это было слишком неожиданно, слишком много информации за одну ночь. Если бы у него было время всё обдумать! Но времени не было, а был шанс одного приказа, одного единственного приказа, и он решил уничтожить этого зверя, как корень всего зла. Было ли это решение правильным? Он не был в этом уверен, просто он чувствовал, что должен что-то сделать.

Ты что, с ума спятил? – ринулся к нему Яков, но Василий почти рефлекторно выбросил руку и схватил его за горло. Он приподнял Якова и во всей мере почувствовал своё превосходство перед ним. Сейчас он был мертв, а не Яков, он был сильнее и был неуязвим, он был Посланником Ада – представителем Дьявола. Яшка болтался в полуметре от земли, вцепившись руками в кисть священника. И хоть в таком положении он был чуточку выше священника, но именно Василий сейчас смотрел на него свысока, и это ощущение нравилось ему, оно придавало ему решительности.

Данная операция возможна, – спокойно сообщил металлический голос.

Уничтожь себя, – скомандовал Василий.

Кем ты себя возомнил? – прохрипел Яков, но не потому, что священник сдавил ему горло, а потому, что говорить в подвешенном состоянии было очень неудобно. – Кто тебе дал право решать за миллиарды людей? С чего ты взял, что лучше них знаешь, что им нужно?

Подтвердите команду удаления, – запросил металлический голос.

Потому что их жизнь – обман.

Обман? – Яков изобразил на лице удивление. – Разве я кого-то обманул? Я никого не обманывал! Я никого не убил, никому не затыкал рот. Я дал им то, что они хотели, дал им возможность, а уж как они ей распорядились – извини.

Подтвердите команду удаления или отмените её.

Хозяин прикажет непрерывно снимать с тебя кожу, – пугал Наместник.

Плевать.

Послушай, – тон Якова резко смягчился, – ну чего ты добьёшься этим удалением? Разрушишь систему и что дальше? Ты подумал, к чему это приведёт? Кто их будет кормить, обслуживать, кто будет их возить на автомобилях? Неужели ты надеешься, что они без этого проживут и неделю? Неужели ты такой наивный, что надеешься, будто они сразу займутся ремеслом, начнут работать? Да они передохнут от жажды, голода и депрессии!

Решимость Василия пошатнулась.

Подтвердите команду удаления или отмените её.

Это всё равно, что отключить все приборы в реанимации. Они не смогут себя обеспечить! Они не умеют и никогда не сумеют! Умрёт «Лар» – умрут все!

Василий стоял, раздумывая.

Отбой, – с трудом произнес он и опустил Якова на землю.

То-то же, – сказал тот, навалившись спиной на стену и растирая горло.

Систему я не трону, но гвардию твою распущу.

Эй, положи медальон! Дурак, это не поможет!

Василий вышел с амулетом в коридор и направился к выходу.

Что толку, я создам себе новое воинство! Слышишь?! – кричал ему вслед Яшка. – Это для меня не проблема! Остановите его! Заберите у него медальон! Быстро!

Солдаты стояли в растерянности, попеременно смотря то на Наместника, то на Посланника.

Чего глазами хлопаете, болваны! Остановить любой ценой!

Несколько охранников схватили Василия за руки, но проще было удержать слона за хвост: резким движением рук тот стряхнул их, как котят, даже не замедлив шага. Сзади раздалась короткая очередь, и несколько пуль со свистом вонзились в спину, прошив Василия насквозь, как кусок масла. Он остановился, ощутив тупую неожиданную боль, затем легко качнулся и двинулся дальше.

Дьявол, – выругался Яков и стремглав бросился вперед к автомобилю, пригибаясь к земле от шальных пуль.

Загудел сигнал тревоги, замелькали красные огоньки, по Василию вели кинжальный огонь уже из нескольких автоматов. Стрелки усеивали его пулями, тщетно пытаясь нащупать уязвимое место, однако сквозные отверстия в его теле тут же затягивались, словно в густом киселе, и только ряса в этих местах оставалась разорванной. Василий часто останавливался, но, всякий раз превозмогая боль, шёл дальше, сильнее стискивая в руке амулет.

Яков на одном дыхании домчался до автомобиля, побив все мировые рекорды на спринтерских дистанциях.

– Живо в офис! – крикнул он, заскочив в него, и только после этого начал тяжело дышать.

Чёрная бронированная машина фыркнула, развернулась и с неожиданной резвостью помчалась по степи, подскакивая на всех неровностях дороги.

Тем временем несколько броневиков перекрыли выход из ангара, но никак не препятствовали Посланнику. Пулемётчики на бронемашинах тревожно переводили взгляд с Василия на солдат, с солдат – на гвардейцев и не могли взять в толк, где их враг. Даже тот факт, что охранники из Серверной засыпали Посланника пулями, похоже, ничуть не прояснял для них ситуацию. В лагере тоже царила суета: заслышав звуки тревоги и стрельбу, гвардейцы изготовились к бою, однако нападения они ожидали со стороны степи и этим только сильнее запутывали пулемётчиков.

Василий спокойно миновал броневики и направился к гвардейцам.

– Огонь по нему, олухи, – заорал на пулемётчиков офицер.

Солдаты в это время выбегали из ангара и занимали позиции за бронемашинами.

Гвардейцы! – громко, как только мог, крикнул Василий, подняв над головой пентаграмму. – Как Посланник, приказываю вам…

Но оглушительный стрекот тяжелых пулемётов заглушил его слова. Ряса безумно трепеталась на нём, превращаясь в лохмотья.

Покушение на Посланника! Измена! – зазвучали зычные голоса великанов-гвардейцев. Один из них заслонил священника твоей грудью и тут же, сражённый выстрелом гранатомета, отлетел назад, сбив Василия с ног.

Гвардейцы ответили шквальным огнём. Раздались первые выстрелы из ручных орудий, и бронированные автомобили закачались, а из их бортов вырвались фонтаны огня, дыма и металла. Дождь гильз посыпался на утоптанную до состояния камня землю, дополняя какофонию своим звоном.

Стойте! – кричал священник, выбираясь из-под погибшего и размахивая над головой пентаграммой, но никто его не слышал.

Охранники, оставив горящие броневики, вынуждены были отступить вглубь ангара, и гвардия перешла в наступление. Не жалея боеприпасов, пехотинцы вгрызались в отчаянную оборону людей, а авиация, проделав в крыше отверстия, поддерживала их атаку сверху.

Вскоре погасли фонари вдоль дороги, и только всполохи взрывов да красные тревожные огни освещали эту тёмную ночь. Бой не щадил никого: ни охранников, ни гвардейцев, ни компьютерную систему.

А Яков тем временем выскочил из автомобиля перед своей кубической крепостью. Часовые, никогда не видевшие своего босса столь встревоженным, переглянулись, заподозрив беду, но когда тот скрылся за дверью, приняли прежнюю позу, и только взгляд их стал беспокойным.

Яков добежал до двери лифта и принялся нетерпеливо тарабанить по ней ладонью, но лифт уже не работал: «Лар» доживал свои последние минуты, и все системы отключались одна за одной. Чертыхаясь, Наместник бросился вверх по запасной лестнице, преодолевая пролёты в два-три прыжка. У своего кабинета он оказался совершенно взмыленный, однако и чёрная полупрозрачная «хлебница» тоже отказалась впускать своего хозяина. Взбешённый, он вырвал автомат у часового и расстрелял дверь. Доломав ногой некрепкое полотно, он, наконец, оказался у своего стола, выдвинул столешницу и обеими руками достал старую, почерневшую от времени икону в серебряном окладе – единственное, что могло сейчас остановить Василия.

В этот самый момент «Лар» прекратил своё существование, а вместе с ним прекратил действие и договор, заключённый два с половиной века назад. Резкая боль в груди скрутила Якова. Выронив из рук образ, он согнулся и схватился за крышку стола, как будто что-то тащило его в Ад. Через мгновение, на глазах у потрясённых часовых, он с хрипом рухнул на пол и затих.

Василий уходил из Серверной. Он шёл быстро, временами сбиваясь во тьме с дороги, но не сбавляя темпа. Вдруг что-то в его груди дёрнулось, как будто пальцем ткнули в какой-то мешочек, и струйки жидкости тут же потекли из него в разные стороны. Василий начал задыхаться. Он вздохнул глубоко и протяжно, полной грудью, словно вынырнул из глубин океана. Вздохнул впервые за два с половиной века. И тут же фейерверк старых забытых ощущений охватил всё его тело: он ярче почувствовал прохладу воздуха, лёгкий ветерок, запах скорого дождя и запах полыни, даже шуршание травы зазвучало как-то иначе.

Василий остановился и сделал ещё один вдох открытым ртом. На мгновение, как короткая вспышка, он почувствовал запах, который вытащил из памяти какое-то воспоминание. Он не мог понять, что это было за воспоминание, и каким запахом оно было вызвано, но это было из детства, и это было что-то очень приятное! Василий вдохнул ещё раз – снова этот запах, снова это приятное бесформенное воспоминание чего-то хорошего.

Сверкнула молния и озарила своим блеском бескрайние небесные просторы, отдалённые постройки, дорогу. С неба упали первые мелкие капли, которые он ощутил кожей лица и рук. И снова память взорвалась миллионами вернувшихся к нему воспоминаний.

Начался дождь. Он быстро намочил одежду, и к фонтану ощущений прибавился озноб, но Василий словно не замечал его, он раскинул руки и, задрав голову, ртом ловил падающие капли. Он снова был жив!

1 Docti Continue Lar eX Virtualis Intelligentia (лат.) – Постоянно обучающийся Лар на основе виртуального интеллекта (уж простите меня, знатоки латыни, если что не так)