Высокие сугробы еще не осевшего снега обманчивы. Лыжи часто проваливаются под колодины, где чавкает вода,- на них налипает грязь с травой и листьями. Горные болота Таганая, защищенные от ветров стеной таежного леса и толстым покровом снега, не промерзают до февраля. И охотники и крупные звери обходят заболоченные площади, по которым, на первый взгляд, путь кажется более легким, чем по лесному трущобнику.
Осторожно обходя сугробы и торчащие из-под снега черные корневища валежника, вдоль опушки леса идут два лыжника. Они в коротких полушубках, штанах из овечьих шкур наверх шерстью и валенках.
Идущий впереди щупает землю заостренной палкой. Вот он с силой погрузил палку в снег, вытащил обратно - на конце ее оказался ком льда.
- Опять болото. Обходить будем, Николай Степанович?
- Не знаю, Сергей,- ответил второй.- Обходить не хочется: дорога по лесу меня основательно измотала. Но выдержит ли корка на болоте?
Сергей посмотрел на внушительную фигуру спутника и снова проткнул снег палкой.
- Должна выдержать… Если будем проваливаться, снимем часть вещей.
Лыжники пошли по болоту. Они направлялись к перевалу Таганая, где была метеорологическая станция, заведующим и старшим наблюдателем которой был Сергей.
Метеоролог Николай Степанович Морозов последние три года занимался изучением климата Южного Урала. Данные прежних исследователей для некоторых районов были неточны и нуждались в пополнении. Климатическая карта требует производства наблюдений в течение всего года - ив жаркую погоду, когда июльское солнце накаливает скалы, и в декабрьский сорокаградусный мороз, в который даже птицы не пролетают над скованным морозом лесом.
- Дальше идти опасно,- крикнул Сергей, остановившись. Он воткнул палку глубоко в снег, затем быстро ее выдернул - из проделанной в сугробе скважины брызнула вода. Теперь лыжи глубоко проваливались в снег, его подтаявшая корка не выдерживала веса людей, да еще нагруженных тяжелыми мешками. Посоветовавшись, путники решили сделать попытку пройти по болоту, оставив часть груза. Сбросив свой мешок, Сергей пошел по снеговой поляне, за ним осторожно следовал Морозов, тоже без мешка. Через пять минут оба благополучно вышли к опушке - болото кончилось.
К месту, где были оставлены мешки, пришлось возвращаться не по старым лыжням, а целиной. Каждый мешок переносили вдвоем. Медленный переход по болоту вызвал задержку не меньше часа. Диск солнца уже спускался за частокол леса.
Морозов и Сергей, взвалив на плечи мешки, углубились в чащу.
Начало быстро темнеть.
Подъем становится круче. Лес поредел и постепенно стал переходить в кустарник. Местами из-под снега торчали острые глыбы сахаровидного кварцита. Полоса заката из пурпурной и широкой превратилась в сине-розовую узкую ленточку. В разрывах между облаками уже обозначились звезды, а внизу от болота пополз беловатый туман.
Кустарник кончился. Сергей и Морозов вышли к перевалу Среднего Таганая.
Далеко впереди упиралась в темно-синее небо громада Большого Таганая. Справа к скалам примыкала черная полоса леса, и на самом перевале виднелся полузанесенный снегом домик - метеорологическая станция. За окном горел красноватый огонек.
Лыжники пошли быстрей.
Сергей резко свистнул. От станции отделился черный ком и покатился вниз по поляне.
Ком постепенно стал принимать очертания собаки, она часто проваливалась в сугробы и тявкала.
- Мухтар, ко мне! - крикнул Сергей.
Мухтар - низкорослая уральская лайка-медвежатница - визжал от восторга, хватал снег и прыгал на пришедших.
У станции Сергея и Морозова встретили зимовщики - их было двое. Они с полудня разгребали снег. Недавно прошла метель, и возле станции намело сугробы.
Морозов взглянул на большой наружный термометр на крыльце станции: фиолетовый столбик спирта опустился до тридцати двух градусов. Ясное небо с точками звезд предсказывало дальнейшее падение температуры.
Метеорологическая станция Таганая - одноэтажный небольшой домик с низкими широкими окнами и грибовидной крышей. К станции примыкает просторный дощатый сарай. На открытом возвышенном месте расположена площадка с приборами для наблюдений: на столбах укреплены дождемеры, психрометр и в центре площадки - анемометр.
Помещение станции состояло из двух комнат. В меньшей были расставлены по полкам и развешены на стенах метеорологические приборы и запасные части к ним.
Перед окном стоял небольшой слесарно-плотничий верстак, на котором наблюдатели производили несложный ремонт приборов. Вторая комната, побольше, служила жилищем зимовщиков. Бревенчатые стены изнутри были обиты фанерой, оклеены старыми газетами и черновиками таблиц наблюдений. Пространство между бревнами и фанерой забито хорошо задерживающим тепло мхом. На чердаке устроен склад провизии. Посредине комнаты грузно осела печь, способная выдержать нагрузку хорошей пекарни. Возле стен расставлены кровати. Большой стол около окна завален всем, что только могло на нем уместиться.
- Включите электричество,- сказал Сергей.
Морозов с удивлением посмотрел на стены, по которым тянулись тонкие медные провода.
Один из зимовщиков ушел в аппаратную, и через минуту над столом вспыхнула электрическая лампочка.
- Последнее достижение техники,- не без гордости заявил Сергей.- Ток получаем от элементов Лекланше собственного изготовления.
Ужином послужил убитый накануне огромный глухарь; его мясо было нежным и сочным. Вокруг стола расположились кто как сумел - на табуретках, на ящиках. Яркий глазок лампочки из-под самодельного абажура бросал на стол широкий сноп света.
- Барометр пошел,- сказал Сергею младший наблюдатель.
- Да,- ответил тот,- будет перемена погоды.
- Влияние северного циклона? - спросил второй зимовщик.
- Нет, как раз наоборот - антициклона,- пояснил метеоролог.
Товарищи Сергея были еще новичками, они остались на первую зимовку и не знали климатических особенностей района.
- Циклоны, возникающие у берегов Норвегии или на Ледовитом океане,- объяснил Морозов,- проходят только Пермский район и обычно в южной его части затухают. В районе Южного Урала преобладают среднеазиатские антициклоны, особенно развитые в зимний период. Причем ветры характерны своей силой и устойчивостью; иногда они вызывают здесь сильные метели.
Ужин прошел в разговорах о климатических особенностях южно-уральских гор.
Таганайский хребет, на одном из перевалов которого находится станция, состоит из трех гор: Большого, Среднего и Малого Таганая. У подножья Малого Таганая расположен Златоуст. Высшая точка Таганайского хребта носит название Круглой сопки; она имеет высоту 4000 футов. На юго-восток от Большого Таганая идут Средний и Малый, разделенные небольшой речкой. Южно-уральские горные речки замечательны во многих отношениях: они бурны, маловодны, но очень стремительны в своем течении благодаря значительному уклону местности. Они берут свое начало где-то в ущельях и текут часто в противоположных направлениях. Например, с плоскогорья Малого Таганая стекают две речки: одна, Киолим, несет свои воды к Сибирской равнине, а вторая, Тесьма,- на юг, впадает в речку Ай.
В тихую ясную погоду с одной из вершин Таганая видны далекие Урал-тау, Ильменские горы и ряд хребтов западного склона.
Если бы не высокий Иремельский гребень и Нургуш, то в семидесяти пяти верстах от Таганая, после дождя, когда дым лесных пожаров не туманит даль, можно было бы увидеть великана Южного Урала - красавца Яман-тау который до июня не снимает своей белоснежной папахи.
Скучающие зимовщики были рады гостю и забрасывали его вопросами чуть не до полуночи.
На следующий день с утра, как только растаяли ночные тени» Морозов принялся за работу.
Нагрузив сумку инструментами, метеоролог спустился в долину.
По скованному настом снегу лыжи шли хорошо. До полудня Морозов успел замерить температуру в шести характерных точках. Необходимо пояснить, что его интересовали вопросы микроклиматологии, то есть той области климатологии, которая занимается изучением особенностей непосредственно прилегающего к земле слоя атмосферы. Горные болота оказывают влияние на микроклимат не только, в летний период: Морозову удалось заметить их влияние даже в наиболее холодные зимние месяцы. Этому вопросу, почти совсем не освещенному в литературе, Морозов уделил много внимания.
Замер температур занял у него целый день. Он до темноты бродил по долинам, забирался на склоны и только, когда обозначились первые звезды, пошел к станции.
Следующий день ушел на обработку материалов.
По окончании температурных замеров Морозов перешел к замерам снегового покрова.
В новой работе ему помогал Сергей.
Площадь выбранного на карте района они разбили на сеть треугольников, сторона каждого из которых равнялась версте. В натуре эти треугольники ложились не всегда на ровную поверхность; иногда для измерений приходилось залезать на площадки высоких скал или спускаться в глубокие долины. В треугольниках от вершины к вершине переходили по визирным линиям. Один из наблюдателей, оставшись на месте, давал приблизительное направление. Расстояние измеряли в шагах.
Дважды попадалось болото. Морозов осторожно пробирался от коряги к коряге и, взяв глубину, быстро уходил в безопасное место.
На четвертый день они перешли на открытую площадь с неглубоким снегом, и работа стала подвигаться быстрее. К концу недели Морозов полностью закончил свои дела и мог покинуть станцию. Просмотрев последний раз записи наблюдений, он уложил мешок и утром решил идти в Златоуст.
На исходе короткого дня небо совершенно очистилось от блуждающих редких облаков, и на востоке замигали первые звезды. Как обычно, со второй половины дня температура пошла вниз, но вскоре после захода солнца внезапно столбик спирта стал расти. За какой-нибудь час потеплело на пять градусов. Звезды скрылись в снова набежавших тучах, потянуло леденящим ветерком. Появились характерные признаки метели.
Привычка доверять только приборам заставила Морозова еще раз просмотреть их показания. Температура больше не поднималась, но термометр явно нервничал, как говорят синоптики. Чашечки анемометра то совсем останавливались, то начинали быстро вращаться. Стрелки флюгеров метались из стороны в сторону. Приборы тоже предсказывали надвигающуюся метель.
Началась она с полуночи и с каждым часом свирепела все больше и больше. На разные голоса завывал ветер. Луна ныряла из облака в облако. Таганайская метеорологическая станция, как корабль в штурмовую погоду, выдерживала бешеный натиск разбушевавшейся стихии.
Но избушка была крепка, печь хорошо натоплена, а под свист и вой ветра хорошо спалось…
Морозов проснулся ровно в десять, но в комнате было темно: окно до верха занесло снегом. Дверь из сеней открыли с трудом. Пришлось пробивать в снегу настоящую траншею.
Метель нисколько не утихла, но Морозов решил во что бы то ни стало спуститься в Златоуст.
Выйдя из снеговой траншеи, он был, однако, тотчас опрокинут ветром в сугроб. Острые ледяные кристаллы снега кололи лицо. В сыпучем, как песок, снеге лыжи тонули. Морозов попытался сделать несколько шагов. Он наклонился вперед и, закрыв варежкой лицо, старался подняться на сугроб.
Но такое единоборство с метелью оказалось ему не под силу, и он вернулся на станцию.
При всей настойчивости зимовщиков показания метеорологических приборов также снять не удалось. Обитатели станции были замурованы в своем домике, как в склепе.
Поздно вечером поужинали и улеглись спать.
Морозов не мог заснуть. Он ворочался в постели и слушал завывание ветра. Вот мощная воздушная волна с колоссальной силой налетела на домик станции - звук высокого тона в одно мгновение перешел в рокот и оборвался. В это время возник тонкий подголосок и откуда-то из-под карниза кровли начал подвывать, как голодный волк. В трубе - излюбленном месте музыкальных упражнений ветра - целый оркестр: трели, свистки, шипение, хрип, каскады форшлагов и причудливые фиоритуры.
Долго лежал так Морозов, пока не убедился, что ему не заснуть. Тогда он встал с постели, оделся, включил свет и достал план с намеченными линиями изотерм.
В эту зиму на редкость суровые морозы наступили рано, и к середине декабря они уже хозяйничали в районе гор, загоняя зверей в норы и берлоги.
Все изменения прослежены: температура, давление, облачность - все нанесено на этот разложенный на столе план, записано в таблице, отмечено в графиках.
Вот изотерма минус тридцати градусов обогнула восточный склон Таганайских гор и пошла по крутому подъему - она избегает лесных массивов и охотно петляет по открытым пространствам. Синяя тушь оставляет извилистый прихотливый след на плане.
Сетка изотерм пересекает гряды гор, тайгу, ложится на озера и реки.
Изотермы июля напоминают о приятном холодке в утреннюю пору, в полдень они дышат жаром или разряжаются грозами, исходят дождями.
Изотермы января несут с собой трескучие морозы, могучие азиатские ветры и метели.
Морозов работает, слушая песню ветра и шуршание вьюги за окном.
Рядом сидит Мухтар. Собака широко открыла немигающие глаза и поднимает то одно, то другое ухо…
- Что ты, Мухтар? - спрашивает Морозов и гладит собаку.
Мухтар привстает, виляет хвостом, но опять садится, настороженно поднимает уши, потом подходит к двери и, чуть-чуть скуля, начинает скрести лапами порог…
- Ну, изволь, пущу,- говорит Морозов и выходит с собакой в сени.
Ветер вырывает из рук дверь, на Морозова летят охапки снега, Мухтар тявкает и стремительно прыгает с крыльца в объятия бурана.
Собака долго не возвращается. Морозов ушел в комнату. Минуты через три в сенях послышался лай. Морозов открыл дверь, впустил Мухтара. Собака, отряхиваясь от снега, начала бегать по комнате и лаять. Она подбежала к печке, встала на задние лапы и потянула зубами полушубок Сергея.
- На место! - крикнул тот, проснувшись. Но собака не унималась, она подбегала к койкам, тявкала на зимовщиков, прыгала около Морозова и, с разбегу бросившись в дверь, открыла ее и выскочила в сени.
- Вот пришла дурь…- ворчал Морозов,- пущу, но в последний раз.
- Вы его плетью,- посоветовал Сергей.
Морозов ждал в сенях. Мухтар на этот раз быстро вернулся. С нижней ступеньки крыльца он прыгнул прямо в дверь и вбежал в комнату. В зубах собаки была зажата потрепанная меховая варежка.
- Что за рвань суешь, брось!
Мухтар бросил варежку и, вернувшись, снова потянул с печи тулуп.
- Кончено, всыплю!..- решил Сергей, выведенный из терпения поведением собаки. Он откинул тулуп и спрыгнул с печи. Собака вильнула хвостом и радостно залаяла.
- Сейчас, сейчас,- грозил Сергей.
Вид ремня заставил собаку прижаться к полу, она медленно поползла за ящик в свой угол.
Хлопнув дверью, в комнату поспешно вошел Морозов.
- Сергей, я сейчас слышал чей-то крик,- сказал он.
- Крик?.. Кому здесь кричать? - удивился Сергей.
- Я отчетливо слышал. Кроме того, обрати внимание на поведение собаки.
Мухтар точно понимал разговор; он подался к Сергею и тихо заскулил.
Морозов, надев полушубок, вышел в сени, за ним проскользнула собака. Ветер выл на разные голоса.
- О… оа!..- донеслось вдруг до слуха Морозова.
Это не было похоже на песню ветра. Мухтар сорвался с места и исчез в сугробах. Морозов спустился с крыльца и, с трудом пробиваясь через метель, пошел на крик. При свете вынырнувшей из тучи луны, сквозь мглу метели, шагах в десяти Морозов успел разглядеть темный предмет и возле него собаку.
Чуть не по пояс в снегу, с трудом вытаскивая то одну, то другую ногу, Морозов, наконец, подошел к собаке. Мухтар фыркал и раскидывал лапами снег.
Перед ним, одной рукой обняв столб, неподвижно лежал человек, а ветер делал свое дело, беспрерывно засыпая его снегом.
Морозов начал вытаскивать человека из сугроба. Показались концы лыж. Лыжи пришлось отвязать, так как они, зарываясь в снег, только мешали. Лыжи были грубо выстроганы из толстых колотых досок.
Освободив человека от лыж, Морозов хотел поставить его на ноги, но тот упал. Оставалось тащить пришельца на себе.
Морозов несколько раз падал с тяжелой ношей. Пока он возился с замерзшим, у крыльца надуло целую гору снега, и пройти через нее не было возможности.
Оставив замерзшего на снегу, Морозов пробрался в сени станции.
- Сергей, помоги… там человек! - крикнул он,, вбежав в комнату. Сергея, как ветром, сдуло с печи. Не надевая полушубка, он вслед за Морозовым выскочил на крыльцо. Помороженного затащили сперва в сени, а потом в комнату.
Мухтар вильнул хвостом, несколько раз гавкнул и улегся в угол: мое, мол, дело сделано, теперь вы возитесь с ним…
Человека положили на пол около порога и стали приводить в чувство, оттирая снегом.
Буран отнял почти все тепло его тела, лишенная крови кожа была анемичной. Пальцы правой руки, с которой Мухтар сдернул варежку, побелели и были холодными; левая пострадала, кажется, меньше. И каким-то чудом мороз пощадил лицо - наверное спас сугроб, в который упал несчастный, не дойдя нескольких шагов до станции.
Когда ноги и лицо его порозовели, он тихо застонал.
- Должно быть, шел издалека. Смотри, - показал Сергей на варежку,- вся изорвана лыжной палкой. Пройдено не меньше тридцати-сорока верст.
Оттерев незнакомца и положив на лавку, его накрыли двумя тулупами.
- Сам теперь отойдет,- заключил Сергей.
Но больной не приходил в сознание. Через полчаса Морозов прошел в аппаратную, подошел к незнакомцу и заглянул под тулуп. Керосиновая лампочка осветила серое худое лицо.
«Долго голодал»,- подумал Морозов. Он достал из кармана перочинный нож и поднес никелированное лезвие к губам больного. Блестящая сталь слегка затуманилась.
- Ну как? - подойдя, спросил Сергей.
- Дышит,- ответил Морозов.
Оба ушли. Дверь в аппаратную оставили открытой.
Прошел час. Решили лечь спать. Морозов еще раз осмотрел больного. Тот все так же, без движения, лежал на лавке, хотя лицо его немного порозовело и дыхание стало заметней.
Зимовщики уже храпели, Морозов погасил электрическую лампочку и вышел из аппаратной.
Слушая завывание ветра, он строил различные предположения о причинах странного появления незнакомца. Метеоролог хорошо знал местность в районе Таганайских гор. На север от станции, сразу же за метеорологической площадкой, шли скалы, которые через полверсты кончались десятисаженным обрывом. К Златоусту был довольно крутой спуск. По этому пути, да еще в метель, добраться до станции невозможно. С юга протянулся на несколько верст голый хребет, а по обе стороны от него покрытые снегом осыпи приходили в движение даже от не очень сильного ветра. Следовательно, незнакомец мог подойти к станции только лесом, то есть тем же путем, по которому несколько дней назад пришли он и Сергей. Они, идя от Златоуста, нарочно сделали небольшой обход, чтобы измерить в некоторых местах мощность снегового покрова, и подошли к станции с другой стороны. Внизу, за лесом, по которому они прошли, проходит дорога на Кусинский завод. Немного в стороне расположены старые углеобжигательные печи. Дальше - речка Шум-га и по ее берегу несколько мелких селений. Но все это находится на расстоянии не меньше тридцати верст.
Незнакомец, конечно, вышел еще до метели. Без крайней необходимости едва ли кто рискнет выйти на открытое место в такую погоду. Путника метель застала в дороге. Пока он шел по долинам с подветренной стороны, где таежный лес значительно ослаблял силу ветра, все обстояло благополучно. Но вот он стал подходить к перевалу… Одно оставалось непонятным- зачем одинокий путник пошел на Таганай?
Тихие стоны прервали размышления Морозова. Он поспешил в аппаратную.
Больной лежал, широко раскинув руки, голова его была запрокинута так, что клин бороды торчал почти вертикально. В горле его клокотало, руки судорожно вздрагивали.
Временами незнакомец затихал, потом начинал метаться, делал попытки встать, сбросить тулуп. На короткий срок успокаиваясь, он что-то бормотал, внимательно глядя на Морозова.
Во время одной из попыток встать с лавки незнакомец вынул из-за пазухи какие-то бумаги, стал размахивать ими и, видимо, не сознавая, что делает, бросил в угол комнаты.
Морозов подобрал разлетевшиеся листки, надеясь с их помощью установить личность незнакомца. Но клочки газет, страницы какого-то журнала, пожелтевшие письма с поклонами ничего не прояснили.
Несколько успокоившись, больной с большим трудом извлек из кармана какой-то небольшой предмет и внимательно посмотрел на Морозова.
Метеоролог подошел к лавке, но у незнакомца опять начался приступ. Вынутый из кармана предмет - трубочка из бересты - стукнул об пол, а больной потерял сознание. Морозов машинально сунул трубочку в карман и схватил за руки бившегося в припадке незнакомца.
Только на рассвете тот утих и, кажется, заснул.
Морозов приткнулся около верстака и тоже задремал.
…К утру метель отбушевала. Ветер угнал тучи к Ильменским горам. Порозовели далекие вершины, засинели между ними долины. Где-то далеко, стряхнув с себя снег, на опушку леса вышла стройная, тонконогая сайга. Она настораживает уши и прислушивается, не завоет ли снова ветер. Но ветер уже стих; он вихрит поземок на Ильменских горах. Опустив хвосты и приседая на задние лапы, трусят легкой рысцой по трущобнику отощавшие волки. Ворочает кустарник не засевший с осени в берлогу медведь, и ведет ровную строчку следов лесная мышь…
После метели обитатели тайги принимаются за поиски пищи…
- Ох, и красота же! - выйдя на крыльцо, крикнул Сергей.
Затопив очаг и поставив на плиту чайник, зимовщики пошли разгребать снег. Морозов остался с больным, который теперь был в сознании, но, почти не переставая, тихо стонал. Сквозь стон он повторял по нескольку раз одни и те же слова, должно быть, сознавая, что слушатель его не понимает. Из бессвязной речи больного Морозову все же удалось разобрать, что человека зовут Петром Антиповым, что жил он на Кусинском заводе, но оттуда ушел в Таганайские горы, где был до зимы. В горах он работал; но, что у него была за работа, Морозов не понял. Рано наступившие холода застали Антипова врасплох. Запасы провизии уничтожили мыши. Он был обречен на смерть. Решение уйти с Таганаев им было принято слишком поздно; оставшиеся несколько сухарей могли поддержать в нем жизнь в течение пяти-шести дней, а сильные морозы сокращали и этот небольшой срок. Короче говоря, последней надеждой Антипова была сравнительно недалеко расположенная метеорологическая станция, куда он и направился за сутки до наступления метели. Ночью, когда ветер взрывал снежные сугробы, он вышел к перевалу и увидел освещенные окна. Путник побрел к станции, но, не дойдя до нее, обессилев, упал.
Антипов сильно поморозился. Ему нужна была помощь врача: могла начаться гангрена.
После завтрака Сергей принялся мастерить из пары лыж санки. Через час подобие нарт было готово.
Широко расставленные полозья придавали санкам устойчивость, поперечины из березы, связанные сыромятными ремнями,- прочность, а фанерная спинка позволяла больному, для которого предназначались эти нарты, занять удобное, полулежачее положение. Антипова укутали в тулуп и, положив на нарты, привязали к ним ремнями.
В полдень Морозов и Сергей покинули станцию и через час вышли на Златоустовский склон. Сергей тащил нарты, а Морозов прокладывал лыжню.
Когда по снегу легли длинные синеватые тени деревьев и в морозной дымке потонула громада Таганая, из-за поворота показались первые дома Златоустовского завода.
…В больнице на вопросы Морозова доктор отвечал уклончиво и неопределенно:
- Больной долго голодал, и его организм почти не мог сопротивляться морозу… Хорошо, что вы его привезли ко мне.
- А как руки? - спросил Морозов.
- Прихвачены основательно.
Поздно вечером Морозов и Сергей вышли из больницы. Сергей пошел к знакомым отдохнуть, чтобы завтра утром идти на станцию, а Морозов свернул к гостинице. Ему предстояла охота за изотермами на Ильменских горах.