Мобильник на поясе жизнерадостно запиликал мотив "Хорста Весселя". Сашка, гордо улыбнувшись, исподтишка огляделся по сторонам, не спеша ответить на вызов. Жаль, но никто из находившихся поблизости не узнал мелодию, а следовательно не смог оценить ее смысла. Это слегка подпортило настроение, еще бы, попробуй найди, даже в нынешней демократической России, старый фашистский марш, столько сил и времени на это убито, а снующему мимо обывательскому быдлу абсолютно до фонаря! Лишь сидящая на соседней скамейке вульгарно накрашенная девица в мини-юбке, поймав испытующий взгляд крепкого, наголо обритого парня с непонятной татуировкой на шее призывно оскалилась. Только этого еще не хватало, Сашка торопливо отвел глаза и повернулся к потасканной диве спиной, нажимая клавишу приема.

— Хайль, брат! Есть срочное дело! Подъезжай сегодня к пяти на Набережную.

Голос одного из младших фюреров доносился сквозь треск помех еле-еле и Сашка, не сразу врубившись чего собственно от него хотят, даже растеряно переспросил:

— Куда? Зачем? У меня на вечер планы были… К семинару готовиться надо…

— Какие планы! — голос сразу построжал и в нем мелькнули жесткие командирские нотки. — Ты что совсем обалдел?! Еще в планетарий отпросись! Сегодня проводим акцию! В пять на Набережной. Роджер!

Сашка еще несколько секунд тупо смотрел на дисплей мобильника со стереотипной фразой "Вызов завершен", затем с досадой покосился на все еще строившую глазки девицу и быстрыми шагами двинулся в сторону проспекта. Сидеть в скверике перед фонтаном, наслаждаясь первыми по настоящему теплыми лучами весеннего солнца, как-то сразу расхотелось. "Тоже мне, начальник выискался! — бурчал он себе под нос на ходу. — Проводим акцию! Орел комнатный! Акции он проводит! Опять поди плакатики расклеивать заставят!" Попадавшиеся на встречу прохожие благоразумно спешили уступить дорогу крепкому парню, затянутому в черную кожу. Гулко цокали металлические подковки тяжелых ботинок с высокими берцами, развевались при каждом шаге форсистые белые шнурки.

В боевую националистическую организацию "Русские волки" Сашка вступил недавно. Эдик, одноклассник, а теперь сокурсник в университете, привел как-то на митинг. Сашка идти особо не хотел, но соблазнился халявным пивом, которое обещали раздавать устроители, да и вообще в тот день заняться было нечем, так хоть какое-то развлечение. Неожиданно речи кричащих в микрофоны ораторов зацепили за живое, да так, что и про пиво позабыл. Может быть виной тому была сама накаленная, пронизанная непонятной силой и незнакомой жесткой энергетикой атмосфера, может так подействовала грозная эстетика происходящего — красочные знамена, эффектные повязки со свастикой на рукавах черной униформы, только Сашка, простояв два часа с раскрытым ртом и чутко ловящими каждое слово ушами, упросил Эдика свести его с организаторами.

Сказано — сделано, и уже на следующий день он оказался на одной из конспиративных квартир «Волков». Там его восхищение этими жесткими уверенными в себе парнями еще больше окрепло. Вот где молодежь занималась настоящим, тяжелым и опасным делом! Вела борьбу за спасение нации, а не тупо прожигала жизнь по барам и ночным клубам! И Сашка понял, что его место именно здесь, среди черно-красных знамен, тяжелых бритых затылков и черных кожаных курток. Он должен быть с ними! К его удивлению, попасть в "славную когорту избранных" оказалось сравнительно легко. Побеседовав минут десять с одним из высших городских фюреров, представившимся прозвищем Лис, и заполнив формальную анкету, основной целью которой было выяснить, нет ли среди его ближайших родственников представителей монголоидной и негроидной рас, или того хуже евреев Сашка торжественно пожал руку все тому же Лису и получил отпечатанный на цветном принтере членский билет за номером 388.

Домой новоявленный «волк» летел, как на крыльях, жаль, что не с кем было поделиться радостью. Вряд ли в семье, где до сих пор истово чтили память погибшего в Отечественную под Сталинградом деда, оценили бы вступление внука в пусть русскую, но все же откровенно фашистскую организацию. Да и Лис весьма недвусмысленно предупреждал: "Помни, мы являемся боевым крылом большой организации. Огромная честь быть «волком», но велика и ответственность, а иногда и опасность. Вполне может случиться так, что во имя великой борьбы тебе прикажут нарушить закон установленный предателями Истинной России. Этого не надо бояться, но соблюдать разумную осторожность необходимо. Старайся без нужды не делиться ни с родными, ни с друзьями делами организации. Пропаганду наших идей тоже вести нет нужды, для этого найдутся другие, специально обученные люди. У «волков» же другая задача — стоять на страже безопасности партии".

С тех пор прошло несколько месяцев, и первоначальная эйфория постепенно улеглась, несмотря на громкие заявления ничего выдающегося совершить за это время не довелось. Лишь дважды Сашке и еще нескольким молодым «волкам» поручали расклеивать по городу листовки. Но это совсем не значит, что молодежью никто в организации не занимался, совсем наоборот. Три раза в неделю по вечерам Сашка приходил во двор, где находилась штаб-квартира, и неприметная желтая «Газель» напоминавшая маршрутное такси увозила его и других «волков» за город на «базу». А там уже ждали инструктора — взрослые, тертые мужики, суровые до жестокости. Им были глубоко по барабану партийные идеи, они в них совершенно не разбирались. Зато они здорово понимали в другом: в костоломных приемах армейского рукопашного боя, в стрельбе из многих видов оружия, способах прорыва милицейских заградительных цепей, тактике действий малых подразделений и тому подобных интересных и полезных вещах. Своими знаниями они щедро делились с необученной молодежью, между собой слегка обидно обзывая ее «пластилином». "Это потому, что пока вы молодые из вас что угодно вылепить можно" — пояснил раз инструктор одному из наиболее настырных и обидчивых учеников.

Частенько проводились и так называемые «политзанятия». Их вел лично Лис. И вот там, Сашка узнал много такого, от чего в его душе проросли и дали плоды первые ростки настоящей ненависти к «инородцам». Раньше он относился к ним вполне спокойно, они существовали как бы параллельно, он не трогал их, они его. И лишь теперь он узнал и о всемирном еврейском заговоре, и об исламском фундаментализме, в принципе отказывающем ему, Сашке, в праве существовать на этой земле лишь потому, что он чтит иного бога. Уж если совсем честно, то Сашка вообще никакого бога не чтил, но тем более для Аллаха делать исключения не собирался.

К указанному времени Сашка в компании еще десятка таких же, как и он молодых «волков» бестолково топтался на Набережной про себя проклиная придурков-фюреров которым так некстати пришла мысль проявить очередную активность. Семинар по макроэкономике это совсем не шутки и гроза всех студентов доцент со смешной кличкой Долгоносик без колебаний влепит два шара за неподготовленность, а значит, прощай вожделенный зачет автоматом по предмету. Видимо придется зубрить чертову макроэкономику ночью. Занятый этими невеселыми мыслями Сашка даже не заметил, откуда на Набережную тихо шурша шинами, вырулила знакомая «Газель». Из распахнутой двери высунулся один из инструкторов и призывно махнул рукой:

— Давай быстрее, грузимся, парни! Ну, шевели там булками, кому сказал!

Бритые парни в черной коже шустро попрыгали в машину, и «Газель» коротко рыкнув двигателем, покатила по городу, стараясь избегать центральных улиц и при любой возможности ныряя во дворы и узкие переулочки. Инструктор вел себя как-то странно, преувеличенно бодро улыбался, плоско шутил и сам же первый гоготал над своими остротами как заведенный. От этой наигранной веселости у Сашки, да и у многих других по спинам пробежал холодок неясного дурного предчувствия, и в салоне сразу сгустилась непривычно тревожная атмосфера. На расклейку очередных листовок начало акции совершенно не походило.

Примерно через час петляния по закоулкам машина встала в заросшем зеленью глухом дворе. "Мы где-то в центре", — решил про себя Сашка всю дорогу пытавшийся следить за маршрутом и, тем не менее, довольно быстро потерявший ориентировку. Дверь хлопнула, и в салон быстрым скользящим движением не вошел, а буквально просочился Лис. Вот только что его не было и вдруг, раз, и он уже сидит в кресле у кабины шофера, внимательно рассматривая «волков» по обыкновению чуть прищуренными глазами.

— Парни, — закончив беглый осмотр, начал фюрер. — Настало время проверить, на что вы реально годитесь. Мы старались сделать из вас настоящих людей, бойцов, цвет и гордость угнетенной и униженной русской нации. Сегодня будет видно, удалось это или нет.

От такого вступления Сашка почувствовал, как по пояснице забегали предательские мурашки, в животе стало пусто и холодно, а ладони сжатых в кулаки рук неожиданно взмокли.

— В нашем истинно русском городе, — между тем продолжал Лис. — Как вы сами знаете, в последнее время появилось много мигрантов с Кавказа. Мы не против их приезда и готовы принять и даже помочь. Но! Наше радушие распространяется только на тех, кто уважает нас и наши обычаи, живет по нашим законам и понимает, что он здесь лишь гость, а отнюдь не хозяин. Я прав?

Салон машины отозвался нестройным одобрительным гулом.

— А раз прав, то кто-то должен показать возомнившим о себе чуркам их место! Кто-то должен отстоять наш русский порядок!! Спасти наших женщин от насилия!!! Заставить зверей уважать русских!!! Показать кто хозяин этой земли! Этой великой страны!!! — голос фюрера поднимался все выше и выше, ввинчивался в бритые головы с неотвратимостью сверла, наэлектризовывал, заставлял слушателей гневно сжимать кулаки. — А кто должен сделать это?!! Кто защитит и отстоит светлую память наших отцов?!! Кто спасет от поругания матерей?!! Кто?!!

— Мы! — хрипло выдохнул салон.

— Кто?!! Я не слышу вас! Кто?!!

— Мы!!! — от дружного рева вздрогнули стекла.

Даже Сашка, весьма нейтрально относившийся к выходцам с Кавказа и приятельствовавший с несколькими однокурсниками-дагестанцами, в этот момент ощутил волну слепящей удушающей ненависти, казалось попадись сейчас ему ненавистный мигрант и зубами вцепиться в заросшее жесткой щетиной горло и грызть будет не хуже бульдога. До него, конечно, и раньше доходили какие-то невнятные слухи и разговоры, о беспределе учиняемом гостями с юга то на городском рынке, то в студенческих общагах, о том, что вконец опьяневшие от безнаказанности горцы творят в городе что хотят, а менты и администрация так плотно с ними повязаны, что и управы на лихих джигитов не найти. Но эта информация всегда пролетала мимо ушей, как фантастические истории, происходящие где-то на другой планете, с кем-то выдуманным. Теперь же внезапно пришла на ум фраза, однажды мимоходом брошенная Лисом: "Чужого горя и чужих проблем не бывает, каждый в ответе за все, что происходит вокруг. Это не мое дело, говоришь ты, отворачиваясь, когда твою однокурсницу насильно запихивают в машину пьяные кавказцы. Сами разберутся, говоришь ты, проходя мимо лоховатого деревенского мужика, которого разводят на базаре, держащие там масть хачики. Так вот, когда они придут к тебе и скажут, что будут теперь жить в твоем доме и трахать твою жену, твои соседи тоже отвернуться и скажут, что это не их дело. Сила черных в том, что они друг за друга. Наша слабость в том, что мы каждый сам по себе". И Сашка внезапно до боли ясно ощутил правоту наставника, пусть злую, пусть жестокую, но правду его слов. И еще раз, будто подводя точку под уже принятым важным решением, тихо пробормотал: "Мы… Кто же кроме нас?"

Лис внимательно оглядел «волков» и видимо удовлетворенный результатами своей речи совершенно спокойным деловым тоном начал инструктаж:

— А раз так, то приступим. Первое. Всем достать мобильные телефоны и выставить будильники на вибросигнал в 19 часов 40 минут. Сделано? Теперь мобильники положить во внутренние карманы. Срабатывание будильника сигнал к окончанию акции, где бы вы в этот момент ни находились, чтобы ни делали, бросаете все и отходите к месту сбора. Место сбора здесь во дворе. Машина будет вас ждать. Ясно? Теперь сама акция. Сегодня в ресторане «Альбатрос» в 19 часов проходит стрелка лидеров дагестанского и чеченского землячеств. Задача: под руководством инструктора выдвинуться к ресторану и ровно в 19 часов 30 минут с улицы через окна забросать зал ресторана бутылками с зажигательной смесью. Всех кто попробует выскочить наружу лупить сколько хватит сил. Пусть знают, что здесь их не бояться и не позволят устроить беспредел как в других городах. Когда инструктор поведет вас к ресторану всем постараться как можно лучше запомнить дорогу. Машина уйдет отсюда в 19 часов 50 минут. Опоздавших не ждем. Если кто попадется ментам — молчать и косить под случайного прохожего до последнего, тогда вытащим, адвокаты есть. У меня все. Вопросы? Нет? Отлично! Оружие получите у инструктора. Слава России!

— Слава России! — рявкнул салон.

Лис вскинул руку в приветствии и неспеша покинул машину, плотно прикрыв за собой дверь.

Как ни странно не смотря на всю чудовищность предстоящей акции, в тот момент Сашка не ощутил ни тени сомнения, ни в ее необходимости, ни в их праве сжечь живьем совершенно незнакомых людей, на которых укажет фюрер. В голове было абсолютно пусто и легко, только бил ознобом азарт предстоящей схватки, точь в точь как перед шагом в яму с опилками при учебных боях на «базе».

Тем временем выскочивший следом за Лисом инструктор выслушивал последние наставления и если бы Сашка в этот момент выглянул в окно, то весьма удивился бы. В ходе короткого инструктажа фюрер несколько раз глазами указал инструктору на маячащую в окне Сашкину голову, в ответ инструктор понятливо кивнул. Но Сашка, захваченный начинающейся акцией, первым "настоящим, достойным борца делом" в окно не смотрел.

— Всегда приятно, когда есть возможность убить сразу двух зайцев, — с тихим смешком произнес Лис.

Инструктор в ответ лишь криво ухмыльнулся.

Ресторан «Альбатрос» находился на первом этаже бывшей интуристовской гостиницы. Честно говоря, иностранцы и в советское время не осаждали толпами предназначенный специально для них приют в центре провинциального города. А теперь представителей дальнего зарубежья и вовсе давно не встречалось, большинство постояльцев составляли гости из бывших братских республик в одночасье ставших заграницей. Тем не менее, ресторан процветал, известный добротной и относительно дешевой кухней, чистотой и ненавязчивым сервисом он выгодно отличался от аналогичных заведений, что как грибы после дождя появлялись в новую капиталистическую эпоху. Широкие во всю стену окна выходили прямо на проспект и если бы не тяжелые бордовые портьеры все посетители были бы как на ладони.

"Может так оно и лучше, если бы как на ладони. Зато и улица также видна, а то сидишь здесь, как в пещере, только, в отличие от настоящей пещеры, окружен не прочной и надежной горной породой, а хрупким стеклом. И лишь тяжесть старых пыльных портьер создает эту иллюзию закрытости и защищенности от окружающего мира", — совершенно неожиданно даже для самого себя подумал Эмиль, и даже головой тряхнул, прогоняя назойливую мысль о возможной ловушке. Хоть он и работал телохранителем Ильяса Шерипова всего неделю, а в этом городе жил на два дня больше, Эмиль уже отлично понимал, что все, кто мог бы воспользоваться ситуацией и организовать покушение на собравшихся в ресторане, сейчас сидят в центре зала за сдвинутыми ради такого случая и ломящимися от изобилия закусок столами: сам Ильяс, столь же, если не более, уважаемые братья Магомедовы, Руслан Монотилов со своими ближайшими помощниками и трое чеченцев, по инициативе которых и проводилась встреча. Собственно вот эти люди и "делали погоду" в местном теневом мире. И бояться им стоило лишь друг друга.

Они чувствовали себя здесь хозяевами, хотя мало кто из них родился и вырос в этом затерянном в центральной России городе. Большинство появилось тут не так давно, и по началу отнюдь не претендовало на роль хозяев. Они начинали с малого, торговали фруктами на рынке, открывали маленькие магазинчики, в которых все товары были пусть на рубль, но дешевле, чем у местных бизнесменов, не доедали, не досыпали упорно вгрызаясь в чуждую среду обитания и закрепляясь в ней, не приспосабливаясь к чужим условиям, а сами эти условия переделывая под себя. В лихие времена "дикого капитализма" они не только выжили, но и приподнялись благодаря надежной охране составленной из ближних и дальних родственников, спаянных жесткими законами клана, четкому пониманию того, что важнее всего «дружить» с властью, то есть не скупиться на подарки чиновникам мэрии и милицейским чинам и особой восточной хитрости и оборотистости. Теперь они владели ресторанами и казино, магазинами и автозаправками к ним в карманы широким потоком текли деньги простых жителей города, от каждого маленького человечка по тонкому ручейку. На эти деньги они содержали несметное количество родственников, друзей, знакомых, друзей друзей, и знакомых знакомых — на Кавказе дальнего родства не бывает. Пусть вся эта масса приезжих не была такой оборотистой, предприимчивой и умной — что поделать, позаботиться о ней они были обязаны: пристроить к делу, дать возможность самому заняться торговлей, взять к себе на работу, помочь с жильем, устроить в институт, да мало ли какая помощь может потребоваться земляку в чужом городе? Что с того, что им самим пришлось в свое время зубами выгрызать себе право на жизнь, для того они это и делали, чтобы приехавшим вслед было легче. "Хорошая страна Россия, — шутили они между собой. — Вот только русских в ней слишком много!"

Эмиль сидел за угловым столиком так, чтобы быть всегда под рукой если вдруг Ильясу что-то понадобится, но и на достаточном удалении, чтобы не слышать о чем пойдет речь за столом переговоров и не смущать своим присутствием высокие договаривающиеся стороны. Напротив вальяжно развалился его напарник, а точнее непосредственный начальник — Руслан. Охрана остальных присутствующих на встрече также разместилась по стоящим вдоль стен столикам. Особенно выделялись охранники чеченцев — диковатого вида, густо заросшие щетиной здоровяки в коротких кожаных куртках и спортивных костюмах, обильно украшенные золотыми цепями и гайками, с прищуром по-волчьи зыркающие на всех присутствующих с непередаваемым ощущением собственного превосходства. Надо сказать, что охрана дагестанцев выглядела не в пример более скромно и цивилизованно. Разумеется, и Эмиль, и Руслан, тоже вполне могли при случае выступить в адидасовско-кожанном обличье, но всему свое время и место — боевой прикид приблатненной шпаны на серьезной встрече серьезных людей, по крайней мере неуместен.

Эмиль, с трудом сдерживаясь отвернулся, поймав очередной вызывающий взгляд одного из чеченцев. Надавать бы тебе по небритой роже, чмошник, не попался ты мне в армии! Дело в том, что Эмиль всего месяц назад окончательно распростился с Вооруженными Силами, где за пятилетнюю офицерскую карьеру дослужился ни много, ни мало — до командира роты. А командир роты у себя в подразделении царь и бог, а уж если рота отдельная, как было у Эмиля, то царь и бог в квадрате, если не в кубе. Поэтому перестраивать себя, привыкая к гражданской жизни в которой ты в сущности никто и звать тебя никак, оказалось довольно трудной задачей. Ну не терпел Эмиль, чтобы его нагло рассматривали в упор, не нравилось ему это, к тому же он подозревал, что чеченец распознал в нем кумыка и нарочно демонстрирует теперь свое превосходство. Почему чеченцы традиционно считали себя во всем выше и лучше его соплеменников, Эмиль точно не знал. Однако сам факт существования такого презрительного отношения от незнания не становился более терпимым и, прямо скажем, изрядно бесил. Бесил то, бесил, а вот, поди ж ты, и поделать ничего нельзя, так как ты человек подневольный, еще похлеще чем в офицерскую свою бытность. Только затей свару с отморозком-чеченцем, мигом вылетишь из охраны Ильяса и окажешься на улице с протянутой рукой. А домой в Махачкалу возвращаться нельзя, там ждут и надеются на него — кормильца и защитника, старая мать и трое младших братишек. Без его заработка им не прожить. Ведь именно ради них после смерти отца Эмиль уступил настойчивым уговорам двоюродного дяди и оставил нравившуюся, но уж очень не прибыльную военную службу. Надо сказать, дядя не подвел, переданная от него весточка для Ильяса оказалась просто волшебной. Едва прочтя коряво нацарапанные на листке в клетку каракули, Ильяс тут же принял Эмиля как родного — денег дал на первое время, помог снять дешевую квартиру, да и работать оставил при себе. Однако неуважения к старшим, нарушения хода важной встречи даже он терпеть не будет, так что Эмилю оставалось лишь сделать вид, что он не заметил горевшего в глазах чеченца вызова. Тот же, увидев, что дагестанец отвел взгляд, самодовольно ухмыльнулся и что-то сказал сидевшим рядом, те довольно заржали, правда осторожно, чтобы не мешать разговору за центральным столом, но все же достаточно обидно.

— Что ты головой крутишь? Сиди спокойно, люди уже смеются, — неприязненно прошипел Руслан. — Лучше чай пей.

— Разве это чай? Моча какая-то… — постарался перевести разговор на постороннюю тему Эмиль. Руслана он недолюбливал, а если уж совсем на чистоту, то немного побаивался.

Началось все с первой их встречи. Ильяс представил Эмиля крепко сбитому коренастому даргинцу с белой нитью тонкого шрама, тянущейся через левую щеку, объяснив, что теперь они будут работать вместе и по всем вопросам даргинец, назвавшийся Русланом, для Эмиля самый главный начальник. Обменявшись с Эмилем рукопожатием, рука даргинца оказалась не слабее стальных тисков, Руслан увлек только что приобретенного подчиненного в отдельную комнату, где и приступил к подробным расспросам, временами похожим на настоящий допрос. Ответы Эмиля видимо не слишком ему нравились, потому как в самом начале, только выяснив, что по национальности Эмиль отнюдь не даргинец, а кумык, Руслан начал укоризненно покачивать головой и уже не прекращал этого делать до конца беседы. Однако самым неприятным для Эмиля оказался последний вопрос.

— Значит, говоришь, офицер, командир роты… В Чечне часом не воевал?

— Нет, не пришлось… — в тот момент Эмиль почему-то почувствовал себя виноватым, хотя от войны никогда не косил, просто не посылали, а сам не напрашивался.

— А мне вот пришлось… — задумчиво протянул Руслан.

— Да? — обрадовался Эмиль, наконец-то наметились хоть какие-то точки соприкосновения с новым начальством, раз так говорит, значит тоже служил. — А в какой части?

— В части? — остро глянул на него Руслан, и Эмиль смутно заподозрил, что сморозил какую-то глупость. — У имама Шамиля.

Больше они к этому разговору не возвращались, но бывший активным членом партии «Нур» и ярым сторонником идей ваххабизма Руслан, пользуясь положением старшего, с огромной энергией взялся за, как он сам это называл, "духовное воспитание" имевшего довольно смутное понятие об исламе вообще и его течениях в частности отставного офицера. Проповеди борца за веру Эмиль находил глупыми и скучными, но, из вежливости и чинопочитания, выслушивал, делая вид, что заинтересован, тут же впрочем, выбрасывая все услышанное из головы, как только сам новоявленный проповедник удалялся из зоны прямой видимости.

— Не нравится чай, так закажи себе кофе! — раздраженно посоветовал Руслан.

— Как же я закажу… — начал было Эмиль, но тут же осекся, оказывается, пока он играл в гляделки с чеченцем, официальная часть переговоров закончилась, и к столикам устремились нарядно одетые официантки, а на эстраду в дальнем углу начал карабкаться призванный услаждать слух дорогих гостей живой оркестр.

Барски уверенный взмах руки Руслана, и легкая девичья фигурка в униформе услужливо склонилась над их столиком. По-детски наивные большие синие глаза вопросительно мазнули по лицу Руслана и неожиданно замерли, наткнувшись на пристальный взгляд Эмиля. А у того вдруг перехватило дыхание, такой незнакомка показалась юной и свежей, так иногда бывает, когда случайный жест, полунамек, полувзгляд вдруг попадают в резонанс с колебаниями твоего сердца, рождая в душе вихрь чувств, образов и мыслей, и ты замираешь, будто громом пораженный. Пройдет всего лишь несколько секунд, и ты справишься с неожиданным порывом, и прекрасная принцесса превратиться в обычную особь противоположного пола, каких вокруг больше чем достаточно, а внутри останется удивленное и слегка стыдное воспоминание о только что испытанном. Однако лишь такие мгновения на самом деле и свидетельствуют о том, что человек еще живет, еще не превратился в бездушный автомат, тупо выполняющий день за днем положенные функции. Вот такая внезапная искра и шарахнула Эмиля в тот момент, когда он встретился с глазами официантки, да так шарахнула, что даже кофе попросить не получилось, за него это сделал слегка удивленный Руслан.

Девушка кокетливо улыбнулась обоим и, чуть больше чем необходимо виляя бедрами, отошла от столика. Уже трезвеющий Эмиль проводил ее долгим задумчивым взглядом.

— Что понравилась? — расхохотался Руслан. — Так в чем проблема? Заплати и твоя! Или тебе денег одолжить?

— Ты что ее знаешь? — как можно более равнодушным голосом спросил Эмиль.

— Зачем знать? Я и так вижу! Дорого не возьмет, не бойся! — продолжал веселиться, не давший себя провести наигранным равнодушием Руслан.

Эмиль прекрасно понимал, что напарник, скорее всего, прав, но ему так не хотелось верить в эту правоту, и дело было даже совсем не в этой конкретной девушке. С ней скорее всего все так и обстояло, иначе вряд ли она, имея такую внешность, задержалась бы на работе в ресторане принадлежавшем Руслану Монотилову — большому любителю "белий баба" (как он сам передразнивал менее образованных соотечественников). Просто грязные сальности Руслана сейчас почему-то воспринимались в штыки, вызывая глупое желание спорить и доказывать заведомо невероятное, видимо сказывались те секунды сладкой эйфории испытанные только что при виде глубоких синих глаз, чуть приоткрытых губ и водопада светлых волос.

— Ты что не прочитал книгу, которую я тебе давал? — вырвал Эмиля из задумчивости голос напарника. — Тагаев же там ясно пишет про русских баб: "Она везде и всегда и в любом месте, в любое время с кем угодно и как угодно ляжет…". Так что пользуйся на здоровье!

Книгу "Повстанческая армия имама" Руслан действительно сунул ему уже на второй день знакомства, пояснив, что каждый мусульманин просто обязан ее прочесть. Эмиль даже честно попытался, но дальше первых страниц не продвинулся, настолько параноидальным бредом хлестнуло вдруг от убористого ровного шрифта. Прочтя о том, что на Кавказе должно быть основано великое исламское государство, а Россия будет вытеснена не только с этих территорий, но вообще урезана до границ бывшего Московского княжества, он попробовал представить себе своих бывших сослуживцев покорно склоняющих головы и скорбной колонной уходящих на "историческую родину", находящуюся на тысячу с лишним километров севернее места дислокации их части. Картина получилась уж вовсе нереальная и даже где-то анекдотическая. Вся беда в том, что Магомед Тагаев никогда лично не был знаком ни с его старшиной — кряжистым и скорым на кулак терским казаком, ни с близнецами взводными из Сибири братьями Пименовыми. Вот познакомился бы вначале, а потом уже садился за книгу, тогда глядишь, и написал бы что-нибудь более реальное, может быть даже "не буди лихо пока оно тихо".

— Вот, смотри, она обратно идет! Подойдет, покажи ей деньги и она твоя!

Эмиль повернулся в ту сторону, куда указывал Руслан. Действительно девушка плавно плыла по проходу между столиков с подносом в руке, грациозно двигаясь в такт романсу, звучавшему с эстрады. На подносе исходила паром одинокая чашка кофе. Эмиль всмотрелся повнимательнее в ее лицо и действительно, то ли от изменившегося освещения, то ли под впечатлением слов напарника, оно показалось ему исполненным порочного сладострастия, наивность и свежесть будто испарились, уступив место прожженному бесстыдству, то, что казалось раньше чистотой и неиспорченностью теперь представало лишь умело наложенным макияжем, а детская открытая улыбка превратилась в заученную кокетливую гримасу. Он даже зажмурился на секунду, пытаясь вернуть себе прежнее восприятие, но это не помогло.

— Я думаю, ты можешь ее даже прямо сейчас трахнуть — есть же у них здесь какие-нибудь гардеробные или подсобки. А Ильясу я скажу…

Что собирался сказать Ильясу Руслан, так и осталось неизвестным, потому что закончить фразу ему помешал громкий звон разбитого стекла.

Сашка нервно курил, прислонившись спиной к фонарному столбу напротив одного из окон. Из ресторана доносились звуки живого оркестра, и молодой хорошо поставленный голос вытягивал строчки популярного романса:

Пускай все сон, пускай любовь игра,

Но что тебе мои порывы и объятья?

За пазухой у Сашки уютно примостилась бутылка со знаменитым коктейлем Молотова, правая рука тискала в кармане спичечный коробок, левая сжимала конец всунутого в рукав куртки короткого арматурного прута. Под ногами лежал специально принесенный булыжник. "Сначала разбей стекло камнем, потом уже поджигай и кидай бутылку, кидай сильно, чтобы портьерой не отбросило обратно". Так сказал инструктор. И сейчас Сашка горячечным шепотом твердил про себя последовательность действий: камень, поджечь бутылку, бутылку в окно, камень, поджечь бутылку…. Коленки странно подрагивали и ноги становились будто ватными, непослушными. Неужели страх? Время тянулось как резиновое, до начала акции еще десять минут. Сашка оглянулся на остальных «волков» занявших позиции вдоль улиц. Напряженные фигуры замерли в ожидании. Левое колено ощутимо дрогнуло и завибрировало мелким тиком. Черт! Да что это со мной? В голове сами собой всплыли последние напутственные слова инструктора: "Только не бздеть, парни! Сами увидите, это не страшно. Только не бздеть!". "Только не бздеть! Не бздеть!" — забывшись, вслух произнес Сашка. И криво улыбнулся, заметив, как покосилась на него проходившая мимо женщина с двумя туго набитыми пакетами из супермаркета за углом.

На том и этом свете буду вспоминать я,

Как упоительны в России вечера.

Музыка плыла, пропитывая собой прохладный вечерний воздух. Нет, это невыносимо! Романс настолько диссонировал с предстоящим, так не вписывался в Сашкино настроение, что хотелось зажать уши. А вот оно, плейер же с собой. Так, наушники в уши, что у нас там? Калугин? Отлично, давай звук на полную, все равно слушать уже нечего! Монотонно бухающие в такт биению шального пульса в висках аккорды тараном ударили в возбужденный мозг, попадая в резонанс с кипящим ритмом селевого потока рвущейся по венам крови.

Они пришли как лавина, как черный поток,

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь.

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок,

Они разрушили все, они убили всех нас.

Да это то, что надо. Знакомая мелодия подхватила и будто понесла ввысь, наполняя мышцы злой пружинящей силой, требующей немедленного выхода, страх ушел, все будет как надо. И как раз в тему — для того он здесь сейчас и находится, чтобы дать отпор пришлым чужакам, так вольготно чувствующим себя на его родной земле. Выше, еще выше…

И можно тихо сползти по горелой стерне,

И у реки срезав лодку пытаться бежать,

И быть единственным выжившим в этой войне,

Но я плюю им в лицо, я говорю себе: "Встать!"

Встать! Да! Пора наконец подняться с колен и показать кто на самом деле здесь хозяин! Краем глаза он уловил движение с боку. Время! Начали! Сначала камень в стекло. Булыжник с неровными острыми краями удобно ложиться в руку. Замах. Н-н-а-а! Стеклянная витрина сверкающим дождем осыпается, опадает, прыгая бриллиантовыми осколками по асфальту почти у самых ног.

Я вижу тлен, вижу пепел и мертвый гранит,

Я вижу то, что здесь нечего больше беречь,

Но я опять поднимаю изрубленный щит

И вырываю из ножен бессмысленный меч.

Черт, коробок в холостую проехался по головками примотанных к бутылке здоровенных спичек. Еще раз. Есть! "Только не бздеть!" Внутри ресторана, чуть левее Сашкиного окна уже ярко полыхнуло. Столб пламени отбросил на бордовую портьеру причудливые ломанные тени.

Последний воин мертвой земли…

Замах. Краем глаза Сашка отфиксировал яркую вспышку сбоку. Будто кто-то фотографировал происходящее. Странно. Но сейчас не до этого, и он тут же забыл об увиденном. Н-н-а-а! Удачно, отбросив портьеру, бутылка влетела в зал. На секунду мелькнуло искаженное ужасом лицо молоденькой девчонки в униформе официантки. Потом из окна плеснуло пламя.

В первый момент Эмиль просто оцепенел, тупо глядя на распускающийся посреди зала огненный цветок. Сознание отказывалось воспринимать внезапный и страшный переход от благодушной обстановки ресторанного вечера к пугающей действительности. Полыхнуло сразу в нескольких местах зала, да так, что и пожаром это не назовешь, какое-то огненное наводнение — пышущее жаром море огня и пламени, внезапно разверзшаяся преисподняя. Он продолжал неподвижно сидеть, отчаянно борясь с ощущением нереальности происходящего не дающим ничего предпринять. Он видел, как медленно и плавно, будто в замедленной съемке, крутнувшись вокруг своей оси, падает на четвереньки, выхватывая из-за пояса пистолет, Руслан. Как бестолково суетятся в центре зала "уважаемые люди", натыкаясь друг на друга, толкаясь и пытаясь найти путь для бегства. Как живым факелом вспыхивает оттесненный прямо к очередному огненному клубку Ильяс.

Присутствие духа в нелегкой ситуации сохранили лишь чеченцы, видимо сказывался прошлый боевой опыт. В едином порыве выстроившаяся клином группа врезалась в мечущуюся толпу, без всякого почтения и деликатности расшвыривая в разные стороны встающих на пути и вырывая из общей кучи своих, окружая, закрывая от огня собственными телами, выводя к узким проходам в подсобные помещения, прочь от огня и дыма к свежему вечернему ветру, к спасению.

Эмиль опомнился, когда рядом рухнуло, обдав его снопом искр декоративное панно, висевшее на стене. Вскочив на ноги, и все еще сомневаясь в реальности происходящего, но явно чувствуя, что начинает задыхаться от удушливого дыма с резким химическим запахом не то горящего пластика, не то той гадости, что вызвала пожар, он все еще упорно думал, что это какая-то случайность, несчастный случай, чей-то недосмотр, Эмиль бросился было вслед за чеченцами, но новый огненный шар, влетевший через разбитое окно преградил ему дорогу багровой, пыхнувшей в лицо жаром стеной пламени. Развернувшись, уже не разбирая куда именно движется, в животном ужасе он бросился назад, и запнувшись о что-то лежащее на полу с разбегу грохнулся на крупное с горловым всхлипом прогнувшееся под ним тело. Попытался встать, но цепкие пальцы вцепились в бедро, потянули назад, тошнотно пахнуло горелым мясом, а в заложенные от напряжения уши ударил истошный вой.

— Да отцепись ты! — неожиданно пронзительно заверещал Эмиль изо всех сил дергая ногой и пытаясь лягнуть держащего в лицо.

Получалось плохо, абсолютно неузнаваемый, хотя и наверняка знакомый, живьем горящий мужик впился в его лодыжку мертвой хваткой. Еще один рывок и Эмиль вместо того, чтобы вырвать ногу, поскользнулся и оказался на полу. Оставив бесполезные попытки он, обдирая ногти с пальцев, слепо шаря перед собой руками, пополз в сторону окон, волоча прицепившегося за собой и больше не обращая на него внимания. Где-то на полдороги он оторвался сам, но у Эмиля уже не хватало сил на то, чтобы встать, и он продолжал двигаться на получетвереньках.

Наткнувшись на очередное тело, он попытался отодвинуть его с дороги, и даже, натужно хрипя от прилагаемого усилия, почти уже освободил себе проход, но тут взгляд уперся в глубокие синие глаза, обдавшие Эмиля волной смертельной тоски обреченного зверя. "Это она… Она…" — будто щелкнуло что-то в мозгу. "Спаси! — умоляющий шепот громом ударил в уши. — Не оставляй! Спаси!" Эмиль отвернувшись в сторону и чувствуя, как внезапно, видимо от дыма, защипало глаза, пополз дальше. Шепот вскоре затих, заглушаемый гудением разошедшегося пламени. Вот уже и спасительная портьера чуть колыхающаяся под так приятно остужающими кожу порывами ветра, можно наконец вдохнуть полной грудью что-то хоть отдаленно похожее на воздух. Эмиль на секунду остановился, а затем, решительно тряхнув головой и до крови закусив губу, развернулся и пополз обратно в глубь дымного облака изредка разрубаемого всплесками пламени, туда, откуда только что выбрался.

Арматурина легко скользнула из рукава. Сашка поводил плечами вперед-назад, разминая мышцы, готовясь к рукопашной. Ну, выбегайте же, я жду!

Край тлеющей портьеры вздрогнул, в него вцепилась изнутри чья-то рука. Ага, не нравится огонек, мразь черножопая! Ну иди сюда, сейчас тебе еще больше не понравится! Дрожащий от возбуждения Сашка подскочил поближе к окну, занося для удара железный прут. В ушах гремело:

У них нет права на то, чтобы видеть восход!

У них нет права вообще на то, чтобы жить!

Убей!!! "Только не бздеть! Это не страшно! Только не бздеть!!!" Угол портьеры отлетел в сторону, показалось смуглое горбоносое лицо. Сашку черный то ли не заметил совсем, то ли принял за случайного зеваку. Не обращая на него внимания, согнулся в три погибели, подставляя под удар напряженную спину. Он кого-то пытался вытащить из объятого пламенем зала. Убей!!! Арматурина на миг замерев в верхней точке замаха, рассекая наполненный жаром воздух, пошла вниз. Удар пришелся черному в шею у самых плеч, заставив его сунуться головой вперед и опуститься на колени. "Ага, сука!!!" — в упоении победы взревел Сашка, вновь замахиваясь. Черный не попытался бежать или как-то защититься от нового удара, с маниакальным упорством он продолжал тянуть из зала чье-то тело пока еще скрытое портьерой. Железный прут уже снова несся вниз, целя в голову беззащитному врагу. Рывок смуглых рук и портьера сползла тяжелыми складками в сторону, открывая того, кого ценой своей жизни спасал черный. Бледное искаженное лицо, разорванный беззвучным криком рот, разметавшиеся светлые волосы и бесстыдно задравшаяся юбка, высоко открывающая обожженные ноги. Та самая девчонка-официантка, на миг мелькнувшая в объятом огнем зале. И руку уже не остановить, тяжелый железный прут, просвистев в каком-то миллиметре от затылка черного, тяжело ударил поперек застывшего в маске невыносимой боли лица. Сашка почувствовал, как ломаются, сминаясь под железом хрупкие кости.

Последний воин мертвой земли…

Эйфория короткой схватки мгновенно схлынула. Арматурина выскользнула из бессильно разжавшихся пальцев. Черный, державшийся на пределе сил, в последнем порыве придвинулся чуть вперед своим телом закрывая девушку. Так они и лежали, сплетясь в каком-то извращенном объятии. Белое и смуглое тела, щедро окропленные красным. А над этой сюрреалистической группой стоял впавший в ступор Сашка. "Что же это? Как же так? Я не хотел!!!" — отчаянно билась мысль. Все было не так! Все было несправедливо, просто жутко неправильно! Разве он шел сюда, чтобы убить черного, спасающего из огня девушку?! Он шел, чтобы принять бой с жестоким и злобным врагом, не имеющим права жить. Он был Витязем, последним воином, принимающим бой с темной силой. А что вышло на самом деле? "За что ты убил меня?" — где-то глубоко внутри с печальным укором произнес тихий женский голос. Все поплыло перед Сашкиными глазами, завертелось диким хороводом, и мягкий теплый асфальт бережно и уютно ткнулся ему в лицо. "Что со мной? Я умираю?" — вяло и совсем нестрашно мелькнуло в голове. И будто в подтверждение что-то ворохнулось в груди, вначале слабо, а затем все настойчивее забилось. Что это? Сердце? Вот так оно останавливается, не в силах пережить содеянного? Нет, не сердце… На секунду уплывающее сознание прояснилось. Ах да, это же мобильник! Сигнал к отходу. Куда теперь идти? Зачем? Но кто-то уже тормошил безвольное Сашкино тело, не давая уйти в спасительную черноту забытья. Грубые пальцы вырвали из ушей наушники, вернув мир окружающих звуков. Где-то, пока еще далеко, перекликаясь выли сирены, и дрожал на одной высокой ноте истошный женский визг.

— Чего разлегся, урод?! Ходу! Ходу!

Жесткий пинок по ребрам, потом чужие сильные руки вздернули его в воздух, как нашкодившего щенка и куда-то поволокли. Окончательно сознание вернулось лишь на заднем сидении мчащейся по лабиринтам дворов и подворотен «Газели», вместе с ним пришел и жестокий рвотный спазм. Сашка хрипел и булькал, свесив голову в проход между сиденьями, извергая, казалось не только содержимое желудка, но и сами внутренности. "Ничего, ничего, по-первости такое бывает…" — добродушно приговаривал инструктор, хлопая его по плечу.

Директор филиала компании «РусОйл» Александр Збруев, холеный мужчина лет сорока с импозантной сединой на висках и твердым волевым подбородком всегда ощущал себя хозяином жизни. Действительно, он занимал в компании достаточно высокий пост, его ценило руководство, и уважали подчиненные. Высокая зарплата и солидный пакет акций компании обеспечивали уровень жизни по высшему классу. Он уверенно и смело смотрел в будущее, твердо зная, что оно не таит в себе никаких препятствий, с которыми он не смог бы справиться. По крайней мере так было до сегодняшнего дня. Сегодня же он интуитивно почувствовал серьезную угрозу для себя. И она была тем страшнее, что исходила совсем из другого мира, не менее жестокого, чем мир большого бизнеса, но чужого и от того непонятного и страшного. А началось все с обычного телефонного звонка. Он прикрыл глаза, вновь во всех деталях прокручивая в памяти состоявшийся разговор.

— Александр Дмитриевич? Простите, что отрываю Вас от дел. Но нам с Вами срочно необходимо встретиться, — голос в трубке звучал вкрадчиво и заискивающе.

— Не понял, кто говорит?

— Простите, не представился. Меня зовут Георгий Сергеевич. Я представляю патриотическую организацию "Русские волки".

— Сожалею, но мы не оказываем спонсорскую помощь. Особенно организациям такого толка как Ваша, — не удержался от колкости Збруев. — Это один из принципов компании. Так что не вижу, чем могу быть полезен.

— Вы поторопились зачислить меня в просители. Речь вовсе не идет о спонсорской помощи, хотя она, конечно, не помешала бы. Я хотел бы поговорить о Вашей семье…

— Я не понимаю. Какое Вам дело до моей семьи? — чувствуя, как начинает закипать, резко оборвал собеседника Збруев. — Что за намеки?!

— Никаких намеков, — сразу построжал голос телефонного визави. — Я хотел бы поговорить о Вашем племяннике Александре Збруеве младшем. Он уже полгода является активным членом нашей организации. И недавно у него возникли неприятности…

— Кто? Сашка, член вашей организации? Бросьте! Не смешите, меня!

— Тем не менее, это факт, — сухо отрезал голос.

"Пороть!" — мелькнуло в голове директора. "Пороть как сидорову козу малолетнего придурка! Это надо же такое выкинуть!"

— Теперь нам необходимо встретиться и сообща решить, как помочь парню, — продолжал тем временем. Георгий Сергеевич.

— Что-то серьезное произошло?!

— Это не телефонный разговор. Вы ведь сегодня, как всегда обедаете в «Венеции». Вот и отлично! Постарайтесь приехать туда один, там мы все и обсудим.

Осведомленность собеседника о его привычках неприятно кольнула директора, но он справился с собой и постарался вежливо закончить разговор:

— Хорошо, буду ждать. Время моего обеда, полагаю, Вам известно.

Ответом ему был тихий смешок и гудки отбоя.

Подумав минуту Збруев с силой утопил клавишу селектора, и, не дожидаясь кокетливого "К Вашим услугам, Александр Дмитриевич", к чему сам приучил секретаршу Людочку, рявкнул:

— Начальника службы безопасности ко мне. Пулей!

— Сию минуту, Александр Дмитриевич, — проворковала Людочка.

Начальником службы безопасности в филиале работал отставной майор ФСБ, обладавший массой полезных связей и практически неограниченными агентурными возможностями. Платили ему, с точки зрения Збруева, просто бешенные деньги и, что самое обидное, практически задаром. Как правило, никаких происшествий требующих вмешательства службы безопасности в филиале не происходило. Как и большинство дилетантов в области обеспечения охраны, Збруев считал, что это отсутствие происшествий достигается как-то само собой, и в упор не видел напряженной, кропотливой, а порой и опасной работы, которой оно стоило. "Пусть разок приподнимет жирную задницу со стула. Чай не переломиться!" — злорадно думал Збруев в ожидании начальника СБ.

Отдельная кабинка в «Венеции» отгороженная от общего зала занавесью из наборных деревянных бус давно не видела такой странной пары за обеденным столом. Збруев с выраженным неудовольствием окинул взглядом человека назначившего встречу — черт, надо же было так вырядиться, только повязки со свастикой не хватает, а так вылитый эсэсовец. Впрочем повязку с успехом заменяли изящные золотые свастики на запонках, торчащих из под черного френча манжет рубашки. Дополняли наряд кавалерийские галифе, заправленные в до зеркального блеска начищенные хромовые сапоги. Клоун, прости Господи! И этот человек еще пытается о чем-то серьезном с ним говорить.

Демонстративно проигнорировав протянутую для рукопожатия руку, Збруев лишь коротко кивнул в знак приветствия.

— Георгий Сергеевич, я полагаю?

— Именно, именно… Это я просил Вас о встрече…

— Тогда прошу, переходите к делу. У меня не так много времени, — буркнул Збруев, сверля напряженным взглядом ничуть не обескураженного холодным приемом собеседника.

— Итак, Александр Дмитриевич, как я уже говорил, Ваш племянник является одним из активных членов нашей организации. Вот кстати и доказательства моих слов.

На стол перед Збруевым карточным веером легли красочные цветные фотографии. Все еще хмурясь, при мысли, что будет случайно замечен в такой компании кем-нибудь из знакомых, Збруев неспешно потянулся за снимками и принялся их рассматривать. Да — сомнений быть не могло. Он сразу узнал Сашку. Вот он в компании таких же бритоголовых юнцов на каком-то митинге, что-то выкрикивает, тряся кулаком, вот он же, рука вскинута в нацистском приветствии… Еще фотографии, еще…

— Ладно, я Вам верю. И что же дальше, Вы говорили о каких-то проблемах?

Собеседник, прежде чем ответить, оценивающе глянул в глаза Александра Дмитриевича и, аккуратно собрав фотографии в стопку, сунул ее во внутренний карман. Збруев невольно обратил внимание на бледные ухоженные кисти его рук, на правой синела полустертая неумелая татуировка: «Лис».

— Детское баловство, — перехватив его взгляд, пояснил Георгий Сергеевич. — Так вот, Александр Дмитриевич, основная проблема в том, что наше движение находится на переднем крае борьбы за спасение нации. Ведь Вы не станете отрицать, что русский народ в настоящее время переживает глубокий национальный кризис? Я не буду углубляться в анализ внутриполитической и международной ситуации, Вы, безусловно, не хуже меня понимаете, что мы живем в критический момент истории, когда решается быть или не быть русской нации как таковой. Поэтому я предлагаю Вам посильно поучаствовать в нашей борьбе, внести так сказать вклад…

— Я же предупреждал — денег не будет! И то, что вы смогли запудрить мозги моему племяннику, еще не значит…

Георгий Сергеевич на протяжении этой гневной отповеди лишь укоризненно качавший головой неуловимым жестом фокусника выложил на стол еще одну фотографию. На ней рослый бритоголовый парень что-то швырял в стеклянную витрину. И парень выглядел вполне узнаваемо, несмотря на легкую размазанность фигуры из-за быстроты движения. В углу притулились цифры времени и даты. Снимок сделали вчера в девятнадцать часов тридцать одну минуту.

— Что это? — слегка охрипшим голосом произнес Збруев, хотя уже прекрасно понял и что, и почему ему показали это. Сообщение о поджоге и погроме в ресторане «Альбатрос» было новостью дня и постоянно комментировалось в газетах и на местных телеканалах.

— А Вы приглядитесь внимательнее, особенно к интерьеру, так сказать. Узнаете? Правда, забавное фото? — явно издеваясь, посоветовал Лис.

С минуту Збруев внимательно изучал фотографию, потом, брезгливо сморщившись, отбросил ее от себя.

— Монтаж? — неуверенно предположил он.

Георгий Сергеевич в ответ лишь расплылся в широкой улыбке. Нет, конечно, никакой не монтаж, слишком уверенно держится этот фашист. Понимает, что все козыри сейчас у него. Попади этот снимок в правоохранительные органы и Сашке мало не покажется. Вся милиция и областное ФСБ, наверняка, со вчерашнего вечера землю носом роют в поисках виновников происшествия прогремевшего даже в федеральных новостях. А тут такая шикарная возможность! Ухватятся сразу, а ведь, как смутно вспоминается из виденной с утра передачи там несколько человеческих жертв. Отмерят парню на полную катушку.

Эх, Сашка, Сашка… Как же ты так влип-то, парень? Как вообще мог такое сотворить? Хорошо, покойный отец не видит этого… Збруев на секунду прикрыл глаза, вспоминая погибшего несколько лет назад в автомобильной катастрофе младшего брата. Они всегда были очень близки, рано потеряли умершего от рака отца и с тех пор Александр, почувствовав себя старшим мужчиной в семье, как мог заботился о младшем братишке, всячески его поддерживал и помогал. К Сашке он относился как к родному сыну, своих-то детей Бог не дал, да он и не стремился к обзаведению семьей. Сначала все не до этого было, крутился не жалея сил, из кожи вон лез, лишь бы заработать достаточно денег — обеспечить себя и старушку мать с младшим братишкой. А потом уже как-то не получалось, то ли женщины достойной не попалось, то ли не смог ее вовремя разглядеть, только ни с одной из многочисленных подруг ничего серьезного так и не сладилось. А разменяв пятый десяток искать спутницу жизни Збруев посчитал глупым и смешным. Так что Сашка — родная кровь, оставался единственным и любимым наследником, а может быть, как он в тайне надеялся, и продолжателем его карьеры в компании.

Теперь всем мечтам и планам приходил конец, жизнь недрогнувшей рукой внесла свои жесткие коррективы. Видно, где-то не доглядел, слишком много времени отдавал работе. Лишь баловал парня деньгами да подарками, а того чтобы поговорить по душам, разобраться как живет, да чем дышит, все времени не хватало. Вот теперь будет тебе время, старый осел! Лет пятнадцать влупят любимому племяннику, на свиданках обо всем наговоритесь. Так, стоп! Только не сдаваться, не впадать в панику! Улыбчивый фашист напротив, принес снимки мне, а не в милицию, да и в милицию ему пойти не просто — наверняка ведь Сашка оказался там по их приказу, значит им самим не в масть обнародовать этот факт. Так что еще не все потеряно, еще потрепыхаемся! Только спокойно, Саня, спокойно. Мысленно досчитав до десяти, Збруев открыл глаза и холодно глянул в блеклые бельма фашиста.

— И что теперь нужно от меня?

— А Вы хорошо держитесь, — уважительно прокомментировал собеседник. — Умения держать удар Вам, я вижу не занимать. Ну что ж, мы с Вами разумные люди и всегда сможем договориться. Только, я Вас умоляю, не зависимо от исхода переговоров, не надо давать команду Вашим мальчикам из СБ разбирать меня на части. Не люблю, знаете ли, насилья. Да и негативов у меня при себе естественно нет.

— Да, да… — продолжил Георгий Сергеевич, поймав наигранно непонимающий взгляд Збруева. — Я имею в виду тех ребятишек в бежевой «шестерке» на другой стороне улицы.

Збруев с усилием сглотнув, утвердительно кивнул, признавая свой прокол и мысленно матеря последними словами отставного фээсбэшного майора, не сумевшего даже толково организовать наружное прикрытие.

— Итак, я уже говорил, мы ждем от Вас посильного вклада в дело нашей борьбы…

— Короче, сколько?

Георгий Сергеевич огорченно покачал головой с видом английского лорда удрученного бестактностью собеседника и вытянув из внутреннего кармана простую шариковую ручку быстро написал на салфетке цифру с многими нулями.

— Да Вы с ума сошли?! Откуда столько!

— Соберете, Александр Дмитриевич, соберете, — успокаивающе закивал собеседник. — На святое дело жалеть презренный металл нельзя. Если бы сумма была нереальной, мы бы ее не просили. Мы же серьезные люди, Вы удивитесь, если я скажу, как долго наши финансисты изучали Ваше материальное положение, прежде чем я обратился с этой просьбой. Хотите, подскажу Вам номера счетов, с которых можно взять эти деньги?

Ручка вновь замелькала над салфеткой. В горле у Збруева неожиданно пересохло, и он жадно глотнул холодной минеральной воды из стоявшего на столе бокала.

— Но это не мои счета, это деньги компании. Я не могу распоряжаться ими в личных целях.

— Ну что Вы, Александр Дмитриевич, как малое дитя, право слово. Ну возьмете взаймы у компании, потом погасите долг потихоньку, а с Вашим положением об этом и сообщать никому не потребуется…

Збруев при этих словах изругал себя последними словами, действительно это было бы реальным выходом и могло выгореть если бы… Это "если бы" всегда вмешивается в планы которые строит самонадеянный человек, полагающий себя не иначе как от врожденного слабоумия хозяином собственной судьбы. И в момент когда казалось бы все удалось и получилось как надо, маленькое и незначительное «если» в одночасье ломает и рушит все. Георгий Сергеевич — умненький подлец, рассчитал правильно. И Збруев однозначно согласился бы, ради спасения любимого племянника он был готов и на большее, чем обворовать родную компанию, если бы… Если бы вместо заколки для галстука не висел сейчас на Александре Дмитриевиче миниатюрный радиомикрофон, гнавший по равнодушному эфиру все сейчас сказанное прямо под магнитофонную запись сидящему в дурацкой бежевой «шестерке» начальнику СБ.

Тяжело вздохнув и чувствуя, как одномоментно постарел на десяток лет, Збруев покачал головой.

— Это невозможно. К тому же Вы блефуете. Если передать эту фотографию в органы, пострадает и ваша организация. Сашка ведь молчать не будет, а если и решит сыграть в героя, то там найдутся спецы его разговорить. Не то дело, чтобы скрупулезно блюсти законность…

— Да бросьте, никакого блефа, — вновь жизнерадостно улыбнулся фашист. — Исполнители — все молодняк, их не жалко, пусть пострадают за дело спасения нации. Мученики нам нужны. А про своих руководителей они не знают ничего, так что вывести ни на кого не смогут. Разве что сдадут адрес, где с ними работали, так там съемная квартира без оформления договора, к тому же срок уже выходит. Вот и все!

"Ну и паскудная же у него улыбка", — про себя подумал Збруев с кряхтением поднимаясь из-за стола. Почему-то даже это простое действие далось с трудом, напряженно покалывало сердце и, не поймешь с чего, накатила одышка, как после тяжелой работы.

— Я подумаю над Вашим предложением. Как с Вами связаться?

— Вообще-то со мной рекомендуют не связываться! Не плохой каламбур, правда? Я сам позвоню Вам, скажем дня через три…

— Через две недели, раньше мне не успеть.

— Уговорили, через неделю, — жестко отрезал фашист и отвернулся, показывая, что разговор окончен, и назначенный срок обсуждению не подлежит.

Беседа с начальником службы безопасности была тягостной и длилась уже, казалось Збруеву, целую вечность. Крепкий и коренастый как гриб боровичок, отставной майор буквально вымотал его, вопросам не видно было конца. Фээсбешника интересовало все, что хоть как-то связано с Сашкой: как учиться, с кем дружит, что предпочитает из еды и так далее. Самое неприятное, что никакого смысла в учиненном допросе Збруев не видел. Сразу после встречи в «Венеции» орлы из СБ попытались отследить шантажиста, но в очередной раз потерпели неудачу. Тот ушел от них, как от первоклассников, легко и непринужденно, воспользовавшись проходным двором, выведшим на другую улицу, где его видимо заранее ожидала машина.

Теперь Збруев с начальником СБ уже два часа ломали голову над планом Сашкиного спасения. Запрошенная сумма, если не воспользоваться теперь заведомо невыполнимым вариантом шантажиста, была нереальной. Даже продав все свое имущество Збруев не смог бы набрать необходимого количества денег. Вариант силовой акции против "Русских волков" тоже, не смотря на всю его соблазнительность, пришлось отбросить. Не было точных сведений о месте содержания негативов, а вычислять и штурмовать все конспиративные квартиры организации им явно не по силам. Один план действий сменялся другим, и все они тут же отбрасывались в виду явной фантастичности. В директорском кабинете уже было не продохнуть от висевших в воздухе клубов табачного дыма, а секретарша Людочка перетаскала совещающимся немыслимое количество кофе.

Наконец, раскрасневшийся от продолжительного мозгового штурма, начальник СБ, с видом человека на что-то решившегося после долгих колебаний, хлопнул директора по плечу и с неожиданной фамильярностью заявил:

— Знаешь, Митрич, пока все это бесполезно. Ничего при таком раскладе мы не сделаем. Нужно выиграть время. Провести разведку, пощупать так сказать противника вплотную, найти слабые стороны, а уж потом что-то предпринимать. Ты ж пойми, это же не наш контингент, мы все больше на уголовников да бандитов ориентируемся, а эти то политические… Мы по таким и не работали никогда. Так что тут надо внимательно жалом поводить, пораспрашивать знающих людей, пощупать…

— Много ты за неделю нащупаешь! — оборвал его Збруев.

— Так и я о том! — подхватил отставной фээсбешник. — Время нам нужно! А значит недели мало, сечешь? Твой оболтус должен на время исчезнуть, лучше всего вообще из страны. Смысл его сдавать, если он неизвестно где, и к ответственности его не привлечешь? Надо его отправить куда-нибудь подальше, и не в турпоездку, а так, чтобы он здесь как минимум три-четыре месяца не отсвечивал.

— Ну и куда я его отправлю на такой срок? Может прикажешь ему квартиру в Париже купить? Так тогда легче заплатить, дешевле выйдет. Да еще ведь и документы на выезд надо суметь за неделю оформить…

— В Париже не надо, — задумчиво протянул начальник СБ. — А вот страна такая есть в Африке, Экваториальная Дагония, не слыхал? Вот туда в самый раз будет.

Збруев посмотрел на майора, как на умалишенного. Что, мол, за бред ты несешь? На солнышке перегрелся? Но начальник СБ, ничуть не смутившись, продолжал:

— Ты просто не в курсе. Это по нашей линии информашка проходила из Москвы, с центрального офиса. Требуются молодые спортивные мужчины для работы в новом филиале компании в этой самой Дагонии. Там вроде как нефти до черта, а разработку ведут америкашки, причем без особого размаха, вот наши и пытаются у них кусок оттяпать. Ну там требования к кандидатам, по здоровью в основном, и зарплата довольно высокая. А отбор проводит один мой бывший коллега, он сейчас в нашей московской СБ пашет. Так что это как раз вариант. Поедет в Африку, там его сам черт не найдет, не то что эти траханные фашисты. А мы пока здесь подумаем, что можно сделать. В любом случае хоть время давить не будет. Да и при самом худшем раскладе достать его из Африки сложновато. В крайнем случае, попросит политического убежища, там президентом какой-то людоед, вчера с пальмы, за пару штук зеленых самому дьяволу убежище предоставит. Ну, как тебе?

Збруев думал. Как-то сомнительно все это звучало, по-детски: Африка, экзотическая страна, непонятный филиал… Но с другой стороны ничего больше придумать все равно не удалось. А чем черт не шутит, может и правда все получится. Ну поработает Сашка в этом филиале с полгода, это даже полезно, жизненный опыт и все такое…

— Ладно, согласен.

Казанский вокзал оглушил непривыкшего к бурному ритму столичной жизни Сашку, он бестолково озирался, пробиваясь сквозь плотную толпу спешащих куда-то людей, чувствуя себя абсолютно потерянным в этом потоке. Москва встречала его удушающей бензиновой вонью и хмурым небом, низко нависшим над головой. Впрочем ему было все равно. После событий в «Альбатросе» и бурного разговора с дядей Сашка впал в какое-то отупелое состояние, из которого ничто не могло его извлечь. Его абсолютно не взволновало известие о необходимости срочного отъезда в далекую чужую страну, он как сторонний наблюдатель, которого все это абсолютно не касается, следил за торопливыми сборами в дорогу, вполуха слушал причитания матери, которую дядя не счел нужным посвятить в причины столь скоропалительного бегства из родного города. Весь мир как бы поблек и потерял реальность, все происходящее за последние дни казалось лишь дурным сном. Реальным было только бледное лицо девчонки-официантки с широко распахнутыми в ожидании удара глазами. Это лицо не отпускало, все время всплывая перед мысленным взором, и голос, тихий печальный голос повторяющий одну и ту же фразу: "За что ты убил меня?" Сашка понимал, что он элементарно сходит с ума, что и лицо девушки и голос, которого он никак не мог слышать раньше ни что иное, как плод его воображения. Но, несмотря на это понимание, видение не делалось менее реальным.

Резко встряхнув головой, он попытался отвлечься от невеселых мыслей. В конце концов, сюда он приехал не отдыхать, а работать и, прежде всего, следовало позвонить по телефону, что перед отъездом передал крепко сбитый хмурый мужик. Сашка смутно помнил, что встречал его у дяди на работе, вроде бы он там заведовал службой безопасности. Присев на кстати подвернувшуюся скамейку, Сашка быстро натыкал на мобильнике телефонный номер. Трубку сняли почти сразу.

— Это Александр Збруев, меня просили позвонить…

— Ты где сейчас? — прервал его резкий начальственный голос.

— На Казанском.

— Иди к справочной и жди там, к тебе подойдут.

В голосе звучали такие энергичные и ярко выраженные командирские нотки, что Сашка непроизвольно расправил плечи и даже хотел ответить что-то вроде рубленного армейского "Есть!", но трубку уже положили.

Найти справочное бюро оказалось не так трудно, как он ожидал, и вскоре Сашка уже занял позицию рядом с окошком, спиной облокотившись о стену и наблюдая за снующими туда сюда людьми. Минут через двадцать из суетливой толпы вынырнул невысокий бритый наголо парень в линялой камуфляжной куртке, на рукаве красовался затертый шеврон с белым волком. Эмблема была явно армейской, но однозначно не русской, Сашка краем глаза успел разглядеть надпись сделанную вроде знакомыми буквами, но совершенно не читающуюся. Коротко зыркнув по сторонам лысый уверенно направился к Сашке.

— Збруев?

— Да, я.

— Иди за мной.

Вот так, ни «здравствуйте», ни "как доехали?", топай и не отставай. Кстати, даже просто не отставать оказалось сложно. Прибывший за ним посланец, двигался в толпе с врожденной грацией столичного жителя, и поспеть за ним непривычному провинциалу было не легко. Нырнув в подземный переход и оказавшись на другой стороне площади, они свернули в какие-то дворы и, протопав в полнейшем молчании, еще минут десять подошли к потрепанному «пассату» за рулем которого сидел коротко стриженый мужчина лет тридцати — тридцати пяти. Провожатый показал кивком, что Сашка должен сесть на переднее сиденье, сам же нырнул назад.

— Збруев? — стриженный оценивающе осматривал его и видимо был не слишком доволен результатами своих исследований, причем даже не пытался скрыть этого хотя бы из вежливости.

Сашка только кивнул в ответ, тоже изучая, человека за рулем. Он сразу узнал по голосу говорившего с ним по телефону и интуитивно понял, что именно сидящий сейчас перед ним хмурый мужчина будет теперь его начальником.

— Меня зовут Бес, — прервал затянувшееся молчание стриженный. — Так и обращайся. Поступаешь в мое распоряжение с этой минуты. Все мои приказы выполнять беспрекословно, точно и в срок. Понятно?

Сашка торопливо кивнул.

— Еще, чтобы сразу внести ясность, я не в восторге от перспективы иметь незнакомого мне подчиненного. Но выбора у меня нет. Относиться к тебе буду также как к остальным, по справедливости. Посмотрим, как себя покажешь. Вот этого перца в камуфляже зовут Кекс. С остальными познакомишься позже. Тебя теперь будут звать Студент. Ясно?

— Почему Студент? — заикнулся было Сашка, слегка напуганный и обескураженный таким приемом.

— Ты же у нас в университетах обучаешься, вот и будешь Студентом. Или есть какие-то возражения?

— Да нет, просто…

— А раз нет, тогда поехали нечего время терять.

«Пассат» фыркнув мотором, покатился к выезду из двора, увозя Сашку в одно мгновенье ставшего Студентом в новую незнакомую жизнь, из которой уже не будет возврата. Но тогда Сашка еще не знал об этом и захваченный необычностью происходящего исподтишка рассматривал своих новых товарищей, даже забыв на какое-то время о горестных событиях столкнувших его с ними. Правда, новых впечатлений победивших черную меланхолию безраздельно державшую его в плену последние дни хватило не надолго, и вскоре Сашка вновь погрузился в пучину полнейшей апатии, безразлично, как заведенный автомат, выполняя команды которые отдавал хмурый мужик назвавшийся Бесом. А команд было изрядное количество, поскольку день прибытия для новичка выдался довольно напряженным.

Первым делом «пассат» ловко маневрируя в дорожном потоке, рванул на Кутузовский, где припарковался у нарядного офисного здания. Здесь собственно и располагалась приемная посольства Экваториальной Дагонии. Затащив Сашку в кабинку моментальной фотографии и быстро отщелкав несколько карточек ничуть не заботясь о презентабельности внешнего вида фотографируемого, так что на фото Сашка смотрелся несколько диковато, примерно как портреты на стендах "Их разыскивает милиция", Бес, буквально волоча подчиненного за руку, ураганом влетел в приемную посольства. Что там происходило дальше Сашка запомнил плохо, все плыло как в тумане и быстро вертелось, сменяя кадры перед глазами с калейдоскопической быстротой: мелькали молоденькая негритянка в деловом костюме, но с умопомрачительным разрезом на юбке и какая-то вполне европейского вида девица с явно силиконовыми грудями и накачанными коллагеном губами, потом их сменил пожилой негр. Все что-то говорили, то по очереди, то вместе, так, что смысл фраз ускользал от воспаленного рассудка Сашки, и лишь единичные бессмысленные реплики цеплялись за подкорку мозга: туристическая виза, анкета на французском, консульский сбор… В итоге он по команде Беса поставил несколько закорючек весьма отдаленно напоминающих его обычную размашистую подпись на поданных губастой девицей бумагах, и был в том же бешенном темпе выдернут из лабиринта кабинетов с евроотделкой и заброшен обратно на заднее сиденье прокуренного нутра «пассата» больно стукнувшись о жесткое плечо меланхолично дымящего сигаретой Кекса.

Дальше вновь долгое петляние по забитому пробками напоенному смогом сгоревших бензиновых выхлопов городу и следующая остановка около обшарпанной пятиэтажки, однако первый этаж покосившейся хрущевки неожиданно оказался сияющим белизной и стерильностью, вроде там помещалась какая-то частная клиника. Хотя точно Сашка бы ни за что не поручился, так как вновь был увлекаем чуть ли не силой с космической скоростью перемещавшимся в пространстве Бесом. Здесь какой-то бодрый старикан в белом халате имевший слегка карикатурный вид чеховского доктора и в довершение впечатлений обращавшийся к Бесу исключительно «батенька», взбодрил все глубже проваливавшегося в ступор Сашку несколькими уколами пояснив между делом, хотя его никто не спрашивал, что это прививки, без которых в Африке сразу наступит что-то страшное с длинным латинским названием.

На этом, слава Богу, постприездная круговерть вроде закончилась и Бес, удобно устроившись за рулем, объявил, что экипаж направляется на базу. Базой оказалась скудно обставленная четырехкомнатная квартира на шестом этаже блочной многоэтажки.

— Вот твоя койка, можешь пока отдыхать, — Кекс провел Сашку в дальнюю комнату, все убранство которой состояло из видавшего виды обшарпанного шкафа и двух металлических армейских коек с панцирными сетками укомплектованных по стандартному казарменному образцу: продавленными матрасами, казенными синими одеялами с тремя полосками и грязно-желтыми пыльными подушками.

— Туалет и ванная в коридоре, там кухня. Если захочешь есть, можешь брать все, что найдешь в холодильнике. В конце коридора общая комната, там телевизор. В других комнатах тоже живут люди, без дела туда не ходи. Если что-нибудь понадобится, моя комната вон та. Еще что-нибудь нужно?

— Да нет. Все ясно. Спасибо.

Молча кивнув головой, Кекс зашлепал по коридору к двери выкрашенной в цвет когда-то бывший белым, а Сашка, даже не потрудившись разуться, завалился на протяжно скрипнувшую под его весом кровать и закрыл глаза. Он и не предполагал, как сильно устал за этот такой длинный и суматошный день, но лишь прикрыв глаза, тут же почувствовал, как проваливается в вязкую черноту тяжелого беспокойного сна, где то и дело всплывало из небытия искаженное страхом и болью девичье лицо.

Разбудил его тихий перебор гитарных струн, несшийся из-за неплотно прикрытой двери, и приятный мелодичный мужской голос, удивительно красиво выводивший слова незнакомой песни. В наполовину прикрытое шторой окно уже заглядывали любопытные звезды.

Ты вернешься за полночь, когда все дрыхнут в чумной стране,

Дело пахнет осиной — вервольф, ты должен остаться извне.

Последний твой серый брат собрал манатки и был таков,

Здесь никто не вспомнит тебя, никто не узнает тебя в лицо

До броска и молнии твоих зрачков.

И то, что ты остался извне — это уже хорошо —

Жить по полной луне…

А все, что было, брось на дальнюю полку,

Сдай в спецхран на тысячу лет.

Браво, парень — ты становишься волком,

Браво, парень — ты выходишь на след!

Сашка жадно вслушивался в странные, вроде бы без особого смысла подобранные и кое-как скомпанованные слова песни, с удивлением ощущая, как они ровно, будто удачно подобранные кирпичики в компьютерном тетрисе ложатся внутри его души, заполняя собой сосущую пустоту, вытесняя страх и боль. "А все, что было, брось на дальнюю полку", — тихонько подпел он невидимому певцу, понимая, что тот поет сейчас о нем, о Сашке, что каким-то волшебным образом, он смог проникнуть в глубину Сашкиных страхов и переживаний и изложить все это в песне, одновременно указав путь к спасению. Осторожно, чтобы не дай Бог не потревожить, не прервать этого чуда, стараясь двигаться как можно беззвучнее, Сашка встал с дребезжащей кровати и двинулся к выходу в коридор.

И то, что ты готов на прыжок — это уже хорошо —

Жить по полной луне…

Вытри слезы — ведь волки не плачут,

Ни к чему им притворяться людьми.

Завтра снова полнолуние — значит

Ты вернешься, чтобы вернуть этот мир.

Песня доносилась из комнаты в конце коридора, бритый парень по прозвищу Кекс называл ее общей, припомнил Сашка, осторожно на цыпочках двигаясь в ту сторону. Вскоре он уже смог разглядеть полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Отчего-то в последний момент, уже положив ладонь на дверную ручку, Сашка слегка оробел и лишь нешуточным усилием воли заставил себя ее повернуть.

Пел худощавый черноволосый мужчина, удобно устроившийся в мягком кресле, чуткие нервные пальцы обманчиво легкими движениями ласкали струны, полузакрытые глаза смотрели куда-то внутрь себя, абсолютно погруженные в процесс рождения нот и звуков ничего вокруг не замечающие. Рядом за уставленным продуктами и бутылками столом, заворожено глядя на певца, замерли уже знакомые Сашке Бес и Кекс, а между ними еще какой-то новый здоровый и скуластый с длинными спутанными волосами, прихваченными широким брезентовым ремешком.

Браво, парень, ты не грустен нисколько.

Завтра в дальний путь, а пока —

Все по плану: ты становишься волком,

Ты знаешь все, что нужно в жизни волкам.

Последний аккорд с тихим звоном растворился в воздухе, но еще какое-то время за столом не прозвучало ни слова, никто не сделал и намека на жест — слушатели старались продлить рожденное песней впечатление. Потом все как-то одновременно задвигались, загалдели, потянулись к небрежно вскрытым банкам с тушенкой и граненым стаканам.

— О, а вот и наш новичок! Продрал наконец глаза, соня! — воскликнул Бес, первым обративший внимание на застывшего на пороге Сашку. — Знакомьтесь, парни, это вот чудо теперь, пока по крайней мере, состоит в наших рядах. А зовут его — Студент!

— Самурай, так меня здесь называют, — пробасил незнакомый здоровяк. — Топай к столу, у нас как раз дружеский ужин.

— Маэстро, — коротко кивнул головой черноволосый певец. — А позволь полюбопытствовать, это не свастика ли вытатуирована у тебя на шее?

После этих слов все как-то разом замолчали и четыре пары глаз пристально уставились на Сашкину шею, причем царившая в комнате непринужденная застольная атмосфера как-то разом загустела и стала явно напряженно-наэлектризованной, что ощущалось даже на физическом уровне. В этот момент Сашка горько пожалел о том дне, когда по примеру остальных своих товарищей решился наколоть символ "Русских волков". Не зная, как себя вести в этой непростой ситуации, он просто молча выжидал, что же будет дальше, надеясь, что ничего страшного с ним не произойдет, в самом деле, мало ли у кого какие наколки могут быть. Неловкость ситуации попытался сгладить Бес:

— Ну свастика и свастика. Парень раньше состоял в какой-то националистической организации, вот и набил себе эту гадость из форсу и баловства. Никакого значения это не имеет.

— Говоришь никакого значения? — голос Маэстро звучал почти ласково, и от этой нарочитой ласковости у Сашки почему-то кожа враз покрылась мурашками. — А по-моему это имеет очень даже большое значение. Все вы знаете, что я наполовину еврей, и мне вовсе не улыбается получить пулю в спину от возомнившего себя сверхчеловеком недоноска. Я понятно излагаю?

— Я между прочим тоже не ариец, — одобрительно прогудел Самурай, черты лица которого, как теперь ясно видел Сашка, однозначно свидетельствовали о принадлежности к монголоидной расе.

Кекс откинулся на стуле в углу так, чтобы тень от стеллажа с книгами полностью закрывала его лицо, не позволяя по нему определить отношения к поднятой теме, и с интересом наблюдал за развитием событий. Сашка стоял посреди комнаты ни жив, ни мертв, не зная куда деваться от ненавидящего взгляда Маэстро, он всем своим существом чувствовал, что дело идет к драке. Точнее к избиению, потому что весь вид Маэстро, кошачья пластика движений, не смотря на довольно субтильное телосложение, холодный уверенный взгляд и внушающие уважение стертые костяшки кулаков, ясно говорили Сашке, что он со всей своей подготовкой на базе "Русских волков" не имеет и малейшего шанса выстоять против черноволосого певца с примесью еврейской крови. Судя по тому, как дерзко и вместе с тем брезгливо, будто насаженного на иголку отвратительного паука рассматривал Сашку Маэстро, ему это тоже было совершенно ясно.

— Ну так что ты нам расскажешь про отношение к недочеловекам? — все так же обманчиво дружелюбно проворковал Маэстро поднимаясь из кресла и делая шаг к Сашке.

Тот весь сжался в ожидании первого удара, твердо решив, не смотря на явный перевес противника, защищаться до последней возможности. Но в этот момент когда, казалось, уже ничто не может остановить драку, прозвучал громкий хлопок ладоней и в мгновенно воцарившейся в комнате удивленной тишине спокойный и какой-то бесцветный голос Беса произнес одно лишь слово:

— Отставить.

Удивительно, но этого вполне хватило: Маэстро, ощутимо расслабившись, вновь опустился в кресло, Самурай медленно убрал руку с горлышка полупустой бутылки водки, а Кекс, в очередной раз качнувшись на стуле, положил руки на стол.

— Значит так, — голос командира был тих, спокоен, но будто пронизан звенящими струнами предельного негодования. — В моей группе никаких трений по национальному признаку быть не может. Здесь работают профессионалы, и судят о людях по их профессиональным навыкам, а не по цвету кожи. В моей группе у всех равные права и обязанности будь они арийцы, евреи или эскимосы. Это всем понятно?

Бес медленно обвел присутствующих тяжелым взглядом, и, встречаясь с его глазами, тертые и битые жизнью парни опускали головы как провинившиеся школьники. Лишь Маэстро попытался упрямо вскинуть подбородок, но, не выдержав характер до конца, все же отвел взгляд, вызвав у Беса короткую кривую усмешку.

— Хорошо. Выходит, все поняли, и никто не возражает. Так? А если так, то с сегодняшнего дня Студент член нашей группы и все, что было с ним до этого, никого не волнует. Плох он или хорош, увидим в деле. А ты, — жесткий как ястребиный коготь указательный палец уперся в Сашкину грудь. — Тоже запомни накрепко. На время работы в моей группе у нас у всех одна национальность, и не дай тебе Бог выдвигать здесь идеи о чистоте расы.

Сашка быстро закивал соглашаясь.

— Тогда проходи к столу, продолжаем ужин.

Сашка вновь торопливо кивнул и постарался пристроиться на углу стола, как можно дальше от Маэстро и Самурая. К его большому удивлению последний вполне добродушно подмигнул ему и протянул запотевший стакан водки с очень даже миролюбивым предложением:

— Ну, давай за знакомство, Студент.

Водка обожгла горло, огненным шаром свалившись в желудок, на какое-то время раскрепостив мозг, и сделав сидящих рядом лучшими друзьями и вообще умнейшими и все понимающими людьми. И лишь случайно пойманный боковым зрением короткий ненавидящий взгляд Маэстро подпортил впечатление от знакомства с новыми коллегами. Сашку действительно сильно расстроил тот факт, что из-за дурацкой наколки ему не удалось не то что подружиться, а даже просто поговорить с исполнителем столь тронувшей его песни. А ведь Сашке так о многом хотелось его расспросить…

* * *

И снова монотонный изматывающий бег по тропическому лесу. Маэстро, нагруженный в дополнение к своему снаряжению еще и прихваченным на блокпосту при выезде из города рюкзаком, который он пристроил на груди, тяжело дыша, прокладывал дорогу, своим телом пробивая проход в густых зарослях окружающих неприметную, скорее всего протоптанную местным зверьем тропку. Время от времени его подменял Кекс. То и дело сверявшийся с компасом Бес бежал следом, сейчас основной его заботой было выдерживать верное направление. Иначе очень легко можно начать кружить в незнакомом лесу, увеличивая и без того не близкую дорогу к границе, за которой их ждало спасение. О том, чтобы как-то скрыть свои следы они не заботились, справедливо полагая, что никакими ухищрениями не удастся сбить с толку идущих по пятам чернокожих охотников, по крайней мере, до тех пор, пока расстояние между ними и группой будет таким ничтожным. Студент и Ирина двигались в арьергарде. Студент уже слегка оправился от пережитого испуга и теперь старательно держал темп, напряженно пыхтя и даже норовя время от времени помогать девушке, впрочем, та презрительно отвергала его робкие попытки и держалась едва ли не лучше чем он сам. Замыкал небольшую группу Самурай, казалось он нисколько не устал, а широкоскулое азиатское лицо выглядело даже довольным, лишь капли пота щедро усыпавшие высокий лоб и то и дело стекавшие по щекам выдавали усилия которых ему стоило поддерживать требуемую скорость.

Время от времени Самурай останавливался и натягивал поперек дороги крепкую зеленую нить из прятавшегося в кармане разгрузки мотка. Это должно было задержать уже раз попавшихся на растяжку преследователей. Конечно, об эффективности этой тактики судить было трудно, но самому Самураю она обходилась довольно дорого. Вынужденный останавливаться и потом вновь догонять ушедших вперед товарищей, двигаться постоянно в рваном ритме, Самурай дышал все тяжелее и тяжелее, а его ноги в икрах начали наливаться противной тяжестью, так знакомой любому легкоатлету предвестницей полного отказа двигаться дальше. Наконец остановившись в очередной раз, Самурай остро глянул на часы и извлек из подсумка боевую гранату. Ф-1 удобно легла ребристым телом в развилку развесистого куста. Осторожно разогнув усики предохранительной чеки, и чуть-чуть пропихнув их вперед, он потянул поперек тропы тонкую зеленую нить. Краткая передышка позволила слегка отдохнуть, пока пальцы механически делали привычную работу, он попеременно расслаблял мышцы ног, заставляя потоки крови вымывать набившуюся молочную кислоту. Через несколько секунд работа была закончена, пора догонять группу. До скрежета стиснув зубы, не обращая внимания на колотье в боку, Самурай припустил по протоптанному остальными беглецами следу и вскоре впереди замаячила красная майка Ирины, а чуть левее показался тяжело передвигающий ноги Студент. Отсутствие привычки к бегу с оружием делало свое дело. Студент всем телом наваливался на висевший на груди автомат и получалось так, что давящий на шею ремень пригибал его все ниже к земле, заставляя бежать в полусогнутом положении, причем отстающие от головы ноги запутывались в переплетении корней и переставлялись лишь за счет инерции летящего вперед тела. Того и гляди, не успеют и тогда их незадачливый владелец не слабо проедется по жирной грязи носом.

Самурай хотел было уже догнать и поправить бестолкового парня, как его отвлекла Ирина. Видимо долго уже державшаяся на последнем издыхании девушка с размаху села на землю. Прямо в гнилую жадно чавкнувшую жижу под ногами.

— Все, хоть стреляйте, хоть что делайте! Я больше не могу!

Самурай наклонился к Ирине, осторожно приподнял за подбородок упавшую на грудь голову, заглянул в чумазое покрытое грязными разводами лицо. Ответный взгляд был пустым и отрешенным, из-под полуприкрытых век плеснуло предельной усталостью и равнодушием. Самурай часто видел такие глаза у зеленых новобранцев и точно знал, как в таких случаях надо поступать. Вот только все эти рецепты были для мужчин и вряд ли годились для девушки. Заставят ли ее подняться привычные матюки и добрый пинок по пятой точке? Через руки Самурая в той, далекой жизни, прошло не мало молодых солдат, которые вот так же, не умея преодолеть себя, переступить через извечное "не могу", падали в твердой уверенности, что это предел, и никакая сила в мире не заставит уже их подняться. Бывший командир разведроты отлично умел их разубеждать, заставляя перешагнуть их же мозгом проведенную границу собственных сил, и по опыту знал, что из вроде бы полностью выжатого бессильного тела, можно выдавить еще едва ли не столько же усилий. Подумав, Самурай решил все же не рисковать и коротким жестом подозвал стоящего рядом, уперев руки в колени, Студента.

— Снимай ремень!

— Зачем?

— Увидишь. Ну, быстро!

Продев широкий брезентовый ремень под мышки, отнесшейся к этой процедуре с полным безразличием девушке и передав один конец непонимающе глядевшему на него Студенту, Самурай сильным рывком вздернул Ирину вверх, заставив встать на подгибающиеся ноги.

— Теперь потянули!

Подтягиваемая ремнем девушка невольно сделала шаг, затем второй, неверные заплетающиеся ноги слушались плохо, но безжалостный ремень заставлял их двигаться все быстрее и быстрее. Студент и Самурай тянули ровно и мощно и постепенно, войдя в ритм, заставили обессилившую девчонку двигаться почти в том же темпе как до падения. Вскоре они нагнали основную группу, остановившуюся в ожидании отставших. Окинув повисшую на ремне девушку недоброжелательным взглядом, Бес скривился как от зубной боли, но от комментариев воздержался. К тому же именно в этот момент позади раздался грохот взрыва. Нехитрый прием Самурая с оставлением позади безобидных ниток сработал как нельзя лучше, потерявшая бдительность погоня вновь нарвалась на растяжку. На какое-то время это должно было задержать преследователей. Вот только до оставленной в ожидании их гранаты они добрались очень быстро, слишком быстро.

— Девятнадцать минут, командир, — ответил на незаданный вопрос, глянувший на часы Самурай. — Очень быстро идут. Если ничего не придумать скоро они нас достанут.

Что последует за этим «достанут» объяснять никому было не нужно. Пленных в таких ситуациях берут редко, а учитывая то, что на группе достаточно крови преследователей, то судьба все же попавших в плен будет гораздо более незавидной, чем судьба погибших.