Эта история началась хмурой, дождливой осенью 1992 года. Я в то время был курсантом артиллерийского училища, молодым, веселым и беззаботным. И жизнь соответственно вокруг била ключом, иногда большим гаечным и по голове, но чаще все же звонким и кипучим как первые ручейки по весне. Солнце светило ярче, девушки улыбались обольстительней, сахар был слаще, а вода мокрее. Как раз в то время вышел приказ министра обороны о разрешении курсантам старших курсов свободного выхода в город, который мы между собой называли амнистией. Отучился и свободен до утра. Иди куда хочешь, делай что хочешь! При том вполне официально можно было переодеться в гражданку и на время забыть о том, что являешься мелким винтиком мощной и грозной боевой машины под названием Вооруженные Силы, а стать на несколько часов свободным гражданским человеком без особых проблем и обязательств. После нескольких лет проведенных на казарменном положении от такой неожиданной свободы просто шалели. Конечно, большинство все равно возвращалось в общежитие, только местные оставались дома. Однако в город уходили практически все, кто к знакомым девушкам, кто на дискотеку, кто просто на поиски приключений. Да мало ли куда может взбрести в голову отправиться курсанту? Остающийся в пустом общежитии внутренний наряд с завистью смотрел вслед уходящим счастливцам.

Но как из всякого правила бывают исключения, так и в нашей курсантской семье существовал Коля Пчелинцев. Его не манила ночная жизнь города, оставляли равнодушным улыбки студенток пединститута, расположенного через дорогу. Колю целиком захватила всепоглощающая страсть к политике. Все вечера он проводил наедине с телевизором, установленным в комнате отдыха, следя за перипетиями отношений между странами и баталиями в Думе.

Об устройстве комнаты отдыха, бывшей ленинской, стоит рассказать особо. Дело в том, что оно, это самое устройство, сыграет в дальнейшем не последнюю роль. Комната отдыха была любимым детищем нашего комбат, можно сказать, что он создал ее как Бог наш мир — самолично и за семь дней. То есть во время очередного ремонта, размахивая руками, бегал между работающими курсантами, обзывал их косорукими уродами и всем мешал. Однако, в итоге, несмотря на его титанические усилия, комната отдыха была оформлена на славу. Красочные стенды рассказывали о славном боевом пути Вооруженных Сил вообще и нашего училища в частности. Стены были увешаны портретами великих полководцев, из отпечатанного в городской типографии набора, который стибрил оттуда сержант с третьего взвода. У него в типографии работала знакомая, и он частенько заходил к ней в гости, а будучи в гостях, как не прихватить то, что плохо лежит? Набор был шикарный и включал в себя всех известных военачальников, от Александра Невского до Устинова. Однако, всех шедших после Жукова, комбат репрессировал, из политических соображений, запретив их вывешивать. Такая же участь чуть не постигла и Богдана Хмельницкого.

— Он же, вроде бы, теперь уже не наш, — неуверенно проговорил комбат, пристально разглядывая портрет гетмана с грустными глазами и печальным лицом.

— Ну так его на Украине тоже не очень признают, товарищ майор. Говорят, с москалями якшался, — вступился кто-то за гетмана.

— Жалко мужика, — задумчиво протянул комбат. — Ладно, пусть висит.

Но главной достопримечательностью комнаты отдыха, несомненно, оставалась огромная мраморная колонна с водруженным на нее бюстом Ильича раз в пять больше натуральной величины. Ильич свою актуальность давно уже потерял и даже хуже, любой проверяющий мог усмотреть в нем нехороший намек — коммунистическое влияние на будущих офицеров. Только вот великолепная мраморная колонна без бюста совсем теряла свое величие, а бюсты Ельцина в продажу пока не поступали. И промучившись пару ночей в тяжкой неопределенности комбат все же решил на свой страх и риск Ильича пока оставить. Рядом с бюстом стоял новенький цветной телевизор престижной иностранной марки — спонсорский подарок одного из бывших выпускников своевременно оставившего военную службу и безоглядно ринувшегося в мутную волну дикого российского капитализма. Видимо полученные за время учебы навыки оказались весьма полезны в нелегком капиталистическом труде, раз новоявленный буржуин расщедрился на такой подарок.

Коля Пчелинцев притаскивал с другого конца комнаты мягкое кресло и проводил вечера за просмотром программы «Время», изредка делясь своими впечатлениями с гипсовым Ильичом. Тот, конечно, молчал, но смотрел одобрительно. Однако со временем политические страсти в стране и в мире настолько накалились, что Коля вынужден был прихватывать с собой 3-х литровую банку пива. На сухую спокойно воспринимать преступные происки местных партийных лидеров и зарубежных милитаристов оказалось совершенно невозможно. Беседы с Ильичом сразу сделались гораздо доверительнее. Как-то раз Коля даже предложил гипсовому другу остатки пива и потом клялся в курилке, что Ильич поморщился и, лукаво подмигнув, ответил:

— Нет, товарищ, чаек, только чаек!

Тот вечер начинался для Коли не удачно. Комбату в очередной раз попала вожжа под хвост, и он заявил, что пока в расположении батареи не будет наведен идеальный порядок, никто в увольнение не пойдет. Курсанты бестолково слонялись из угла в угол, изображая кипучую деятельность и выжидали, когда же комбату наконец захочется домой. Время шло, и Коля все больше нервничал, ему еще нужно было сбегать за пивом, а любимая программа должна была вот-вот начаться. Могла разразиться глобальная катастрофа, а комбат как приклеенный сидел у себя в канцелярии и категорически не желал покидать место службы. Наконец Коля решился на крайнюю меру, потихоньку выбрался из общежития и, привычно махнув через забор, припустил трусцой к ближайшей точке, где продавали на разлив, в надежде успеть вернуться раньше чем его хватятся. Однако злая судьба не оставила ему ни одного шанса.

Едва за Колей закрылась дверь, как дежурный по батарее прокричал команду на построение для увольнения. Колино отсутствие обнаружилось мгновенно. Его командир отделения, естественно бывший полностью в курсе темы, честно и преданно таращась в глаза комбату выдал версию, что Коля побежал в казарму младшего курса в туалет, потому что в нашем кончилась туалетная бумага. Как правило, чем невероятнее и тупее отмазка, тем чаще она срабатывает. А уже через несколько лет службы практически любой индивидуум носящий погоны умеет мгновенно выдать на гора целый набор самых невероятных объяснений и оправданий с такой искренностью, что даже Станиславский глядя в его невинные глаза, подавился бы своим знаменитым «Не верю!». Справедливости ради тут же заметим, что среди командиров и начальников в нашей Краснознаменной почти не встречается таких наивных людей как Станиславский, так что верят они далеко не всегда. Наш комбат в этом отношении был вполне типичным командиром к тому же страдал ярко выраженной манией преследования других. Он вполне серьезно и до некоторой степени обоснованно считал, что курсанты только и думают, как бы сделать ему какую-нибудь пакость, а куда курсанта не целуй везде будет задница. И следуя этому старому армейскому принципу, комбат, распустив батарею, засел в засаду у входа в общежитие, дожидаться Колиного возвращения. Долго ждать ему не пришлось.

Ничего не подозревавший Коля бегом влетел в расположение, нежно прижимая к груди заветную банку, и попал прямо в горячие объятия затаившегося у входа комбата. Как говорится попался с поличным и 3-х литровая улика налицо. Комбат торжественно изъял с таким трудом добытый пенный напиток и унес к себе в канцелярию, несчастного Колю отправил писать объяснительную, а сам, с довольным видом весело насвистывая, двинулся проверять порядок в умывальнике.

Коля был расстроен до глубины души. Мало того, что за спиртные напитки по голове не погладят, так еще и сегодняшний вечер полностью испорчен. Смотреть программу «Время» на сухую смысла явно не было. И тогда курсант Пчелинцев решился на отчаянный шаг. Видя, что комбат скрылся за дверью в умывальник, он молнией метнулся в канцелярию, схватил драгоценную банку и вылетел в коридор. Комбат еще зверствовал вокруг не начищенных краников и плохо отмытых раковин, но в любой момент мог закончить это увлекательное занятие, на то, чтобы спрятать вожделенную добычу оставались секунды. Кому же еще доверить тайну, как не лучшему другу? Коля вбежал в комнату отдыха и, приподняв бюст, засунул банку в полое нутро. Ильич не выдаст!

Он спокойно курил в туалете, когда из канцелярии донесся грозный рык:

— Пчелинцева ко мне!

Как положено, отдав честь и спросив разрешения, Коля вошел в канцелярию. Красный от гнева комбат свирепо воззрился на него и вопросил:

— Где пиво?!

— Какое пиво? — невинно ответил Коля нагло разглядывая комбата ничего не понимающими васильковыми глазами.

И началось. Разъяренный комбат орал так, что у дневального на тумбочке закладывало уши. Коля твердо стоял на своем: ничего не знаю, ничего не видел. Комбат даже учинил обыск в Колиной комнате. Нашел и конфисковал порнографическую открытку и самодельный кипятильник, но пива, конечно, не обнаружил. В конце концов, чуть поостыв, комбат заявил, что время уже позднее, ему пора домой. А с Колей завтра будет разбираться командир дивизиона. Угроза была серьезной, комдив славился своей крутизной и манерой рубить сплеча вплоть до отчисления. Так далеко заводить дело Коля вовсе не собирался. Ведь известно, что презумпция невиновности в армии не работает, скорее даже наоборот, так что отсутствие вещественных доказательств ничуть не помешает комдиву разобраться как попало и наказать кого придется. Нужно было срочно что-нибудь придумать, пока не ушел комбат. Может еще удастся все замять. И Коля придумал. Нашел пустую 3-х литровую банку, залил обычной водой из-под крана, вылил туда же полный чайник вчерашней заварки, сбегал к Ильичу и долил сверху чуть-чуть пива, для пены и запаха.

Когда, виновато опустив глаза, с банкой суррогатного пива под мышкой Коля появился в канцелярии, комбат уже собирался уходить. Покаянную голову меч обычно не сечет, не стал исключением и этот случай. Хорошенько отчитав провинившегося курсанта и забрав «пиво» комбат с чувством выполненного долга отправился домой. А довольный жизнью Коля двинулся в комнату отдыха, откуда уже доносились позывные любимой программы. Вечер Коля провел прекрасно в компании верного Ильича и ячменного напитка.

А на следующий день разразился скандал. Наш бравый комбат после работы пригласил двоих знакомых офицеров с других батарей, чтобы угостить их халявным пивком. Трудно передать их разочарование после дегустации предложенного напитка. Вызванный в канцелярию Коля чистосердечно во всем признался и, чтобы заслужить прощение, дважды бегал в ближайший ларек за водкой для от души веселившихся офицеров. После второго похода он был полностью реабилитирован, а комбат и сам потом порой вспоминал со смехом этот случай и зла на Колю не держал.

Так гремучая смесь из пива и политических баталий нанесла по судьбе курсанта Пчелинцева первый прицельный удар. Но как оказалось позже, это был лишь предупредительный выстрел. Прицельный грянул через год.

* * *

Ровно через год, будучи уже молодым лейтенантом, Коля через Москву возвращался в свою часть под Хабаровском из первого лейтенантского отпуска. До поезда оставалось несколько часов и Коля, не помышляя ни о чем плохом, заглянул в маленький уютный пивной бар рядом с вокзалом. Где и подвергся атаке двух экзальтированных москвичек с пеной у рта и истеричным надрывом агитировавших посетителей подписаться под каким-то обращением к президенту в защиту Руцкого. Чтобы отделаться от назойливых дамочек, Коля, не глядя, подписал протянутый листок. Известие о беспорядках в Москве и расстреле парламента догнало его уже в поезде дня через два. Оглушенный сенсацией, он и думать забыл о московских агитаторах, и был очень удивлен неожиданным вызовом в особый отдел. О чем он беседовал с особистами никто так и не узнал. Когда Колю об этом спрашивали, он характеризовал оперативников особого отдела длинной непечатной фразой, которую можно было весьма вольно перевести на язык нормальной лексики как «психически больные люди без всяких надежд на выздоровление».

А через месяц командир части зачитал на разводе выписку из приказа Министра Обороны по личному составу, где в пункте с трехзначным номером было сказано: «Досрочно уволить из Вооруженных Сил лейтенанта Пчелинцева за дискредитацию звания российского офицера».

Вот так и закончилась эта история лишний раз подтвердившая, что если в дело вмешивается политика, трезвая голова просто жизненно необходима иначе и до печальных последствий не далеко.