Отступление 1

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич.

— Добрый день, профессор. Как ваш эксперимент проходит?

— Все очень хорошо, осталось лишь ваша часть работы и можно приступать к его проведению. Вы подыскали необходимое подразделение?

— Можете не волноваться, три сотни человек уже проходят необходимую подготовку по матчасти и знанию необходимых реалий.

— Интересно, как вы залегендировали все это. Надеюсь, вы знаете о строгой секретности всего дела?

— Профессор, я тоже не лаптем щи хлебаю. Все проходит, как подготовка к новым съемкам военного фильма. Только режиссер, собака, хочет максимального вхождения в роль и полного знания предмета. Солдаты, конечно, считают это блажью, но принимают спокойно.

— А подразделение действительно хорошо подготовлено? А то, знаете ли, только знание истории не слишком поможет в реальном бою. Я это хорошо понимаю, хоть и не являюсь военнослужащим.

— В таком случае и не лезьте в не свое дело, раз не знаете ничего. На вас научная часть эксперимента, а материальную подготовку и кадровую оставьте мне. Этот батальон провоевал в Чечне больше года, причем подчеркиваю — провоевал, а не просидел в своем ППД. В его состав входит разведрота, взвод минометчиков и противотанковый взвод с двумя 'сорокапятками'. С учетом подготовки и знания положения дел на тот момент, наше дело может получиться.

Двое мужчин, сидящих в полутемном кабинете, перешли на специфические термины и только им известные моменты. Их планы были грандиозны и решали не больше и не меньше, чем судьбу мира. А за окном солнце красило стены Кремля.

 

Глава 1

— Таким образом, основная доктрина того времени была такова… рядовой Стародубцев, вам что совсем не интересны мои слова? Назовите, к чему сводилась общая доктрина ведения боевых действий на начало второй мировой воны.

— Товарищ лейтенант…

— Товарищ замполит, боец и не вздумайте больше перепутать.

— Товарищ замполит, в целом эта, как ее там, о-о доктрина сводилась к тому, что противника надо бить малой кровью и на его территории.

— Ну что ж, вижу знаете немного материал, но в плане обращения к командирам, запомните — командирам, а не офицерам, вы слабо подготовлены. В свое личное время придется подучить и вечером перед отбоем я приму ваши знания по данному предмету, можете садиться.

'Вот, зараза, как ты мне надоел со своими придирками, да еще и командование с желанием выслужиться и предоставило нас режиссеру, козлу драному' — промелькнуло у меня в голове, когда я уселся на стул.

— Что, Серег, опять фитиль вставили — ухмыльнулся мой сосед справа Витька Сухотов. Он перекинул страницу записного блокнота и начал строчить, лишь ему одному известные данные. Почерк Витька был настолько неразборчив, что разобрать мог только он один. Если у кого-то курица писала лапой, то и Сухотого там отметился весь курятник, причем курятник, сбежавший из Китая.

— Смейся, смейся о мой лукавый и ехидный друг. Осталось еще полчаса этой белиберды, а вот потом рукопашка. Не забыл, что ты являешься моей постоянной и незаменяемой макиварой? — деланно лениво протянул я, искоса посматривая на него. Мои ожидания оправдались, друг сразу поскучнел, что-то пробурчал себе под нос и начал ожесточенно черкать в своем блокноте.

В плане владения руками и ногами Витек был на высоте, да и ножом владел на уровне. Проблемы начинались, когда брался за винтовку. Проклиная слишком длинный штык 'мосинки', ее прихватистость и блажь киношников, он раз за разом втыкал острие штыка в чучело. Еще была одна причина его непереносимости занятий рукопашного боя. Согласившись раз составить мне спарринг, он остался постоянным партнером в тренировках. Несмотря на его хорошие боевые качества, мне он уступал значительно и это его злило. Тем более что после его каждой шутки или подначки я отыгрывался во время спарринга.

Наконец руководитель занятий дал сигнал к окончанию и распустил солдат. Спускаясь по лестнице на улицу я думал о странностях на этих подготовках по съемкам. Ну, спрашивается зачем нам, актерам в редких эпизодах, знать все нюансы отношений в войсках на начало войны. Удивляла и подготовка с оружием — ежедневные стрельбы ночью и днем, марш броски. Окончательно я убедился в липовости легенды после начала политзанятий о марксизме-ленинизме. Уж это точно не пригодиться на съемках.

Вот только для чего все это нужно на самом деле я не мог догадаться и все предположения были одно другого фантастичнее. Построившись на спортплощадке в шеренгу, мы дождались звучной команды взводного и пустились вскачь, как застоявшиеся жеребцы. Это сравнение еще и подтверждалось громким гоготом моих сослуживцев, делящихся мнением о прошедших политзанятиях. Надо было пробежать пяток километров за очень ограниченное время. Такая пробежка была обязательным началом тренировок по физо.

К вечеру мы были выжаты и напоминали дольки лимона, который уже в пятый раз кидают в чашку с чаем. Мне еще предстояло отработать свой наряд перед замполитом, но все переменилось буквально за пару минут. В расположение зашел наш комбат в сопровождении одного из сценаристов (по крайней мере нам их так представили) и проговорил:

— Солдаты, хм-м, бойцы Красной Армии! С завтрашнего дня у нас начинаются съемки, поэтому сегодня ранний отбой. Подъем будет также ранний — в четыре утра и погрузка в машины. Завтрак получите сухпайком и перекусите после погрузки, в машинах.

Утро для меня началось с крика дневального в четыре часа. Эта горластая скотина проревела 'Подъем! с ужасно довольным видом. Одевшись в уже набившую оскомину гимнастерку и широкое галифе, я поплелся в каптерку за вещмешком и оставшимся обмундированием. В расположении стоял бардак — каждый стремился побыстрее получить свои вещи и выскочить на улицу. Лишь появление комбата внесло порядок в окружающую сумятицу.

Я увидел Витька, который уже получил все свое барахло и почти выскочил на улицу:

— Стоять-бояться! Куда ты собрался такой прыткий, а меня подождать?

— Да ладно тебе, Серег, тут тебе минут на десять возни, а мне что в духоте и толкучке стоять — отозвался друг и шустро скользнул в дверь. Хотя какой он на фиг друг, я то собирался попросить помочь с вещами (ну не попросить, а с наглым видом всучить половину своего имущества, Витек не отказался бы, хоть и поворчал вдосталь). Теперь придется нести все самому до машины, а у мене много чего было. Кроме запасной гимнастерки и новеньких хромовых сапог, имелись и пара костюмов-лохмушек. Их я пошил из потрепанной гимнастерки и галифе на несколько размеров больше. Кое где прорезав, попросту превратив в подобие рыболовной сети, и сшив вместе получил отличный комбинезон необходимого размера. Потом пришил к нему лоскутки мешковины и обрезков формы. Как уже сказал было у меня таких костюмов два — посветлее для степной полосы и потемнее для леса.

Наконец все закончилось, хотя и провозились дольше, чем предполагалось, батя не выказал слишком сильное недовольство. По поводу дороги могу сказать только две вещи — ехали уж слишком долго и перекус в трясущемся грузовике, то еще удовольствие. Когда машины остановились нашей радости не было предела. Выпрыгивали мы шустро, разминали затекшие конечно и осматривались вокруг. А посмотреть было на что.

Неподалеку стояло пара десятков знакомых до умиления по фильмам полуторок. Возле некоторых из них стояли бойцы со знаками различия артиллеристов. Ну да, точно, вон и парочка пушчонок на буксире с машинам. Вперед вылез наш замполит, с нашитыми звездами на рукавах, в синих галифе вид его был совсем не киношный:

— Бойцы, сегодня проводим генеральную репетицию наших действий. Грузимся повзводно в машины, предварительно получив оружие по штату. После этого выдвигаемся по моему приказу.

Я подошел к ближайшей полуторке и потянул за рукав Сухотого. С этим балбесом все как-то веселее.

— Стародубцев! Сержант Стародубцев к командиру батальона — откуда-то спереди раздался голос. Блин, ну что им еще от меня нужно. Неужели замполит решил сейчас докопаться до меня, так как вчера так и не успел.

— Давай, Серега, топай к командованию, а то еще обидеться за задержку, а шмотки твои я постерегу — прозвучал радом голос Витьки.

— Отлично, я постараюсь по быстрому, а ты как вооружишься подходи ко мне, вдруг чего понадобиться забрать, — откликнулся я и быстрой рысью направился в сторону голоса. Там я увидел всех наших офицеров, тьфу, командиров и еще пяток знакомых ребят с других рот. Удивило меня форма этих знакомых — все они щеголяли новенькими командирскими гимнастерками с лейтенантскими кубиками. Подивившись про себя этим переменам, я подошел к комбату.

— Товарищ майор, сержант Стародубцев по вашему приказанию прибыл.

Хмуро посмотрев на меня, тот произнес слова, которые я совсем не ожидал.

— Сдашь свою красноармейскую книжку и получишь другую, командирскую. Ты теперь будешь лейтенантом, снайпером. Получишь оружие на первой машине, на ней же и поедешь. Да, вот что еще, выберешь себе одного бойца потолковее и назначишь его своим напарником. Сейчас марш переодеваться и вооружаться. Минут через десять трогаемся.

Козырнув комбату я, в некоторой задумчивости поплелся к указанной машине. Получив указанное и примерив обновку, отметив что размерчик подошел в пору, я задумался над кандидатурой напарника. Проблема разрешилась сама собой через пару мгновений.

— Ух ты, ну ты даешь! Силен бродяга, уже и в командиры выбился, интересно за какие заслуги. Колись давай за что продался, — почти над ухом прозвучал голос одного замечательного человека, который еще не знал как он попал.

— На ловца и зверь бежит! — радостно проговорил я, оборачиваясь в его сторону. Видимо заметив что-то в моих глазах, Витька отодвинулся на пару шагов в сторону и прикрылся моим вещмешком.

— Рядовой Сухотов, вам выпала замечательная возможность быть полезным нашему делу в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами. Ваши боевые и политические заслуги были замечены командованием — в моем лице — и оценены по достоинству. С этого момента являетесь моим боевым напарником на все время проведения съемок, то есть назначаетесь моим ординарцем. Будешь выполнять все, что скажу и тогда, как сыр в масле начнешь кататься, понял товарищ — с самой своей милой и дружелюбной улыбкой я обратился к другу. Видимо улыбка немного подкачала или у приятеля возникли сомнения по поводу своего такого радужного будущего.

— Серег, а ты не перегрелся часом? А то все симптомы налицо — несвязный бред, неадекватные поступки — с чего вдруг натянул форму лейтенанта, тебе бы санитару показаться, глядишь и помогут — откликнулся напарник, мрачно посматривая на меня.

— Ошибаешься, Витек, все наши снайпера получили подобные звания и напарников. Сейчас получу оружие и к головной машине.

Поняв, что от моего 'покровительства' не отделаться, Сухотов поплелся вслед за мной, бурча о всеобщей несправедливости. Выслушивая его бурчание о неспособности командиров выбрать по настоящему достойных людей, которым суждено запечатлеться в командирской форме в киноленте, мы дошли до головы колонны. Там получив СВТ-40 с оптикой — хорошая 'четырехкратка', да еще и просветленная — такой уж точно не было у наших дедов в то время.

Кстати, я заметил, что все вооружение наше представляло именно 'эсвэтэшки', причем снайперской модификации. Эта винтовка пришла в войска на смену 'трехлинейки' по причине ее значительной длины и малой скорострельности. Хотя, конечно, первые экземпляры были неудачны в плане прицельной способности — низкая кучность стрельбы на большие расстояния привели к ее модернизации. Специально на нужды снайперов была выпущена снайперская СВТ-40 и оборудованная ТОЗовским заводом оптикой. Конечно у остальных бойцов оптика отсутствовала, но то что это именно снайперки сомнений не было. Слишком хорошо их гоняли последние месяцы по ТТХ оружия времен ВОВ. В общей суматохи я заметил, что на каждый взвод выдали по 'максимке', по три РПД — ручной пулемет Дехтярева, на каждого бойца одну СВТшку и шесть гранат. Причем три из них были 'лимонки' и три обычных РГшки, похожие на банки со сгущенкой с запалами. Каждый командир взвода и их сержант заместитель получил по ППД — пистолет-пулемет Дектярева с прямым рожком.

Все таки ППШ, так знакомые по фильмам, были громоздки и тяжелы для своего класса оружия. Еще лучшую альтернативу представляли ППС (не надо путать с патрульно-постовой службой милиции). Пистолет-пулемет Судаева был очень прост в своей конструкции, легок и давал отличные результаты по кучности и скорострельности. Жаль, что на начало войны о них в войсках не слыхали и историческая реальность в фильме была бы нарушена. Хотя в фильме ли собирались нас использовать?

Возле назначенной нам машине прогуливались десяток человек, половина из них была с новенькими 'кубарями'. Ага, понятно, все снайпера, как и я и такие же 'консервы быстрого приготовления'.

— Здорова, парни — окликнул нас с Витьком здоровенный детина, в руках у которого винтовка выглядела детской игрушкой — последние снайперы в нашем балагане?

— А почему балагане? — не удержался я от вопроса.

— Так не понятно, что за фильм сниматься будет, никакой кассовый сбор не окупит затраты. Все машины новодел, оружие тоже, а сколько взяток надо дать для изготовления боевого оружия в таких масштабах. Эти винтовки точно не со складов длительного хранения. Я там до контракта срочку тянул полгода, разницу вижу.

Значит не только у одного меня есть подозрения по поводу всей нелепице в подготовке к съемкам. В слух же сказал другое:

— Да этих новомодных режиссеров не понять, ступила блажь в голову побольше реальности на съемках вот и давай оттягиваться, а взятки можно и одному человеку дать, если тот высоко сидит. Тогда даже дешевле выйдет.

Детина с сомнение покачал головой:

— Все таки тут дело не чисто, как бы не вляпаться в какую заварушку. Давай знакомиться — Серега, мой напарник Марат, можно просто Якут — протянул руку новый знакомый и одновременно указал на ближайшего к себе солдата. Тот действительно имел характерную внешность коренных жителей Сибири. Круглолицый, с глазами-щелочками и с хитрой улыбкой на лице.

— Тезка, а это Витек, боевого псевдонима еще не заслужил по причине своего юного возраста и наплевательского отношения к командам старших по званию.

Витек попытался вскинуться и ответить что-то язвительное на мою речь, но ему помешала команда занять свои места в машинах. Все таки хорошо иметь привилегированное положение: нас набралось двенадцать человек и даже с мешками уместились достаточно комфортно. Остальным взводам не повезло — по три десятка рыл, да с оружием и мешками, да в маленьком кузове. Я вспомнил свое начало службы, когда в учебке нас вывозили на полигон все ротой в одном урале. Тогда мы умещались ярусами — снизу матчасть, потом вещмешки, а потом мы сидящие друг у друга на коленках. Теперь моим сослуживцам пришлось испытать все прелести такой поездки на себе.

Проехали мы, на удивление, мало. Уже через пару километров подъехали к огромному ангару из брезента и металлических дуг и стояков. Рядом стояло восемь человек со всеми киношными приблудами. Один из них, дождавшись когда колонна остановиться и осядет пыль, прокричал:

— На первом этапе съемок начнем с кадров, когда вы проезжаете по туннелю. Первая машина въезжает в этот ангар и выезжает с другой стороны. Фары не включать ни в коем случае — там стоит очень чуткая видеоаппаратура для темных съемок. Проехать надо пятьдесят метров, думаю, сумеете, тем более будет подсветка синими лампочками по проезжей полосе.

Когда наша машина аккуратно въехала под полог ангара, у меня все сжалось внутри от недоброго предчувствия. Сзади с тихим шелестом сошлись створки ворот и мы покатили в полной темноте ориентируясь по едва мигающим синим огонькам внизу. Через несколько секунд впереди замерцала светлая полоса в которую мы и въехали. На несколько мгновений у меня закружилась голова и подкатила тошнота к горла. И тут мы покинули строение.

На той стороне я увидел несколько стоящих людей в военной форме, а вот позади НИЧЕГО не было. То есть ангар отсутствовал напрочь, и там лежала та же открытая местность, что и со всех сторон. На горизонте просматривался лес, но ЭТА местность совсем не была похожа на ту, в которой мы присутствовали пять минут назад.

Один из военных подошел к машине, поднял руку, чтобы привлечь наше внимание и проговорил:

— Все объяснения потом, сейчас отъезжаете в сторону и ждете.

Водитель дисциплинировано выполнил указание. А мы ошарашенные непонятным даже слова не могли вымолвить. Далее началось еще более загадочное. Внезапно впереди заискрился воздух, и из него выскочила полуторка с бойцами нашего батальона. Повторилась та же сцена, что и с нами: подошел встречающий и отправил машину в нашу сторону. В течение часа мы наблюдали подобную картину и строили версии одна другой фантастичнее.

Наконец все машины оказались на этой стороне, если считать другую ТОЙ. Замполит, он же комиссар Красильников, построил нас в стороне от машин и толкнул речь. Если бы это произошло еще в части, то я бы уверовал в его безумие. Теперь лишь приходилось мрачно катать желваки и вслушиваться в его слова.

— Бойцы Красной Армии! Именно так — бойцы-красноармейцы, при помощи эксперимента все мы находимся в нашем прошлом, а точнее в одна тысяча девятьсот сорок первом году. До начала Великой Отечественной Войны осталась одна неделя. Сегодня снимается военное положение на границе и все войска переходят на обычный график несения службы. Нами было решено провести беспрецедентную акцию в попытке изменить наше прошлое. Наше мрачное прошлое. У меня находятся документы и приказы позволяющие перевести все войска данного округа — Западного Особого Военного Округа. Мы находимся неподалеку от Брестской крепости, именно здесь будет наиболее важный участок прорыва с прямым выходом на Москву. Вы являетесь моим резервом на нештатное развитие ситуации. Все необходимые действия буду производить я. Ваша задача выполнять мои приказания. По поводу вашего возвращения домой могу сказать одно — вы вернетесь обязательно, в четырех машинах находиться оборудование для создания установки, при помощи которой мы совершили переход. После того, как я убежусь в том, что нужные изменения произошли, установка заработает снова. Воевать вам придется, но с вашей подготовкой и знаниями это не будет через чур сложным, а теперь вопросы.

Что тут началось. От самых невинных предложений закончить говорить чушь, до прямо агрессивных попыток набить морду. Про то что все это сопровождалось обильным матом промолчу. Я поверил сразу. В памяти было свежо видение выскальзывающих машин из ниоткуда. Наконец Красильникову надоело слушать этот балаган, пальнув несколько раз из нагана, проговорил:

— Прекратить ор. Вы бойцы боевого подразделения и ведите соответственно. Вся необходимая подготовка была с вами проведена и теперь только от вас зависит, как вы поведете себя дальше. От глупых мыслей, что это розыгрыш отучите себя сразу. Через пару часов мы будем в городе, и вам все станет ясно о месте нашего присутствия. Следите за своими словами, от этого зависит ваша жизнь. Помните свои легенды, которые вы заучивали и помните о своем городском происхождении. Даже те, кто родом из деревень и поселков. На данном этапе ваша речь и манеры не подходят под современное деревенское мировоззрение и образование. Следите за каждым словом и жестом. Теперь по машинам, командиры подойти ко мне за необходимыми инструкциями.

Все это он вывалил на наши головы, внеся еще больший сумбур. Потом ротные и взводные подбежали к комиссару и стали внимательно его слушать. Я забрался в машину и стал посматривать по сторонам. В отличие от меня другие бойцы не были столь спокойными — негромко перешептываясь друг с другом, матерясь и оглядываясь в сторону офицеров. Пара таких нехороших взглядов досталось и нам. Ну конечно, что им еще было думать. Перед самой отправкой ходили к командованию, получили новые звания, да еще не простые — 'энкавэдэшные'. Лейтенант НКВД как минимум равнялся пехотному капитану. А теперь еще и сидим спокойно и в ус не дуем, будто так все и должно быть.

Вряд ли сейчас им можно объяснить, что наше спокойствие истекает от нашей профессии. Снайпера издревле считались самыми флегматичными и спокойными людьми. Вот пусть попробует кто другой поэнергичнее и менее невозмутимее полежать несколько часиков неподвижно в ожидании цели. Причем, можно лежать и тихом лесу на опушке, а можно и в куче навоза, терпя нашествие мошкары. Потом сделать один выстрел и уходить в новое место, в котором опять придется неподвижно отлеживаться, в ожидании пока не утихнет суматоха.

Сейчас наше свойство характера было нам на руку. Вся наша снайперская братва спокойно сидела вдоль бортов грузовика и лениво шевелило головами. Я сам смотрел на окрестности даже с большим интересом, чем выслушивал слова комиссара. Все пытался найти различия, по которым можно отличить свое время и полувековое прошлое. Не знаю как другие герои альтернативок, которые попадали в прошлое и почти всегда понимали что-то не то с окружающим миром', сам я этого не видел. Свежий воздух без примесей фабричной загазованности, так и находились мы далеко на природе. Сюда уж точно не дойдет вся эта химия из труб. Земля, трава, небольшие деревца — совсем ничем не отличались от своих аналогов моего времени. 'Наверное у них интуиция была развита ну просто очень замечательно'- подумал я обо всех книжных 'попаданцев'.

Пока в моей голове потихоньку ворочались подобные мысли, дискуссия среди комсостава закончилась. Откозыряв, все командиры разбежались по своим местам в колонне. Наша полуторка тронулась, и мы покатили менять историю. Было жарко. Даже не так — Было очень ЖАРКО. Слабый ветерок обдувал нас в кузове во время движения, но хотелось большей прохлады. Очень сочувствовали нашим ребятам в конце колонны: Пыль поднималась столбом и весело ложилась на машины позади идущих, а также на лица, гимнастерки…

Наконец, где-то через полтора часа, мы выехали со слабо накатанной грунтовки на более 'рабочую' дорогу. Тут и движение было более оживленное. Нам попадались телеги, мелькнуло несколько грузовиков и эмок. Сильного любопытства я не заметил ни у кого. Так, мазнут взглядом и снова уткнутся вперед на дорогу. Наконец промелькнул дорожный знак, который оповестил нас о скором появлении нашего конечного маршрута. На въезде в Брест, регулировщик остановил колонну и что-то сказал нашему комбату и комиссару. Те скорчили недовольные лица, но не стали возражать.

Мое любопытство пересилило лень и заставило выпрыгнуть из полуторки. Подойдя к нашим командирам и первому бойцу из прошлого, я навострил уши. Слушать, собственно, было уже и нечего. Регулировщик не хотел пускать в город нашу колонну не смотря на все документы комиссара. Тот пытался его еще раз убедить, но потом махнул рукой. Комбат увидел меня и скорчив зверскую рожу, подозвал к себе.

— Ты, мать твою, что здесь шляешься. Почему не в машине?

Скорчив виновато-подчиненое лицо, я отрапортовал:

— Товарищ командир, мне бы нужде отойти, да и ребята интересуются с чем заминка связана, надоело уже трястись. Когда нас в казарму определят?

— Потерпишь, сейчас товарищ комиссар направиться в штаб за разрешением коменданта — оказывается, тут только сегодня сняли особое положение в войсках и еще продолжают показывать рвение.

К нам подошел Красильников, вытирая пот платком и закрывая свою командирскую сумку:

— Стародубцев, давай сюда вашу полуторку — поедем в штаб. Остальным придется ожидать нашего прибытия. Вы, товарищ майор, остаетесь с колонной.

Отдав честь, я подскочил к водительской дверце своей полуторки и сказал:

— Давай-ка, воин, до комиссара и не пыли сильно, а там куда он прикажет.

Сам подтянулся за борт и заскочил в кузов. Из объяснений регулировщика водитель уяснил направление движение и тронулся. Проезжая по улицам я ощущал некий дискомфорт и только возле самого здания штаба расслабился. Оказывается за всю свою жизнь привык видеть рекламу, которая увешивала почти все стены домов. Здесь же все было чисто — каменная мостовая, кирпичные дома, почти полное отсутствие автомобилей на улицах. Даже девушки очень сильно отличались. Где яркие и разнообразные наряды, короткие мини-юбки и шортики, прозрачные блузки и облегающие топики? Вокруг все блистало однообразием. Простые платьица умерено длинные, платки, правда не у всех, юбки почти до земли.

Комиссар зашел в здание, а я с ребятами вылез из кузова размять ноги. Часовой покосился на нас с подозрением. Ну еще бы, прибыли с комиссаром, сами с новенькими 'кубарями', лица наглые. Ну просто пупы земли, да и только. Мимо прошел капитан-артиллерист, отдал честь и поспешил побыстрее увеличить расстояние между нами. М-да, все таки наша форма дает о себе знать, да и времени прошло немного, когда мои 'коллеги' проводили чистки в армии.

Прошло, наверное, минут сорок когда Красильников вышел на улицу и приказал грузиться. Обратно доехали уже быстрее — дорога все таки знакомая по первому разу. Возле шлагбаума комиссар отдал бумагу и мы покатили на свое место службы. Проехали мы почти весь город насквозь и только на его другой стороне нашли свои казармы, в которых нас разместили. Обычный барак из кирпича, грибок караульного у входа, чисто выметенный плац. В стороне стояло еще пара аналогичных строений с часовыми возле них. Ага, значит там заселены какие-то пехотинцы. Насколько помнил из истории и того что вдолбили за последние два месяца, в округе стояла пара стрелковых дивизий. Наверное один из их батальонов стал нашим соседом. Ладно, вечерком наведем мосты, а пока надо обустроиться.

Нашу снайперскую группу разместили даже не самой казарме, а выделили отдельную пристройку, с отдельным выходом. Там уже стояло полторы дюжины коек. Разложив матрасы и барахло из вещмешков по местам, мы вышли на улицу. Там уже строился вещь наш батальон. Приткнувшись сбоку — по молчаливому согласию, решили считаться отдельным подразделением и забыть о предыдущих взводах и ротах, из которых нас выдернули.

О чем там толковали комбат на пару с комиссаром, не помню — был погружен в свои мысли — очнулся от тычка в бок.

— Ты, че, заснул что ли? Ну даешь, научи этой полезной привычки, а то надоело на солнышке чепуху всякую слушать, — прозвучал голос Витька.

— А о чем хоть они говорили?

— О чепухе, партия-шмартия, долг комсомольца и коммуниста… в общем тягомотина.

— Витек, ты умный парень, но иногда так тормозишь. Это вчера было чушью, а сейчас этим живут десятки миллионов. Ты такое больше не говори, а то не поймут и расстреляют на фиг.

Так поучая своего напарника мы протопали обратно в свою располагу. Наскоро перекусив мы собрались растянуться на койках, но тут внутрь заскочил один из рядовых и прокричал:

— Командиров срочно вызывают к товарищу комиссару и командиру батальона.

Рядовой выскочил обратно, а я проклиная все и вся начал наматывать портянки. Витек с довольным видом потянулся на койке.

— Хорошо то как! Аж но душа поет, ты давай, товарищ командир, сходи узнай что там такое, потом расскажешь.

Сделав себе зарубку в памяти расквитаться с наглым сержантом, я пошел на выход. Следом поплелись остальные снайперы. Командиры ожидали нас в подвальной части казематов. Тут было прохладно и тихо и уже собрались все офицеры нашего батальона.

— Долго ходите, товарищи командиры, приходиться вас ждать — недовольно проговорил Красильников. Потом раскрыл свою командирскую сумку, вынул блокнот и карандаш и продолжил — с сегодняшнего дня, каждый из вас в сопровождение комендачей и нескольких своих бойцов будет проводит рейды по городу. В Бресте очень много различных индивидуумов, которые с большой радостью встретят немцев. Нам их надо заранее изъять из обращения. Мне не нужна пятая колонна в городе, это только нарушит планы обороны.

Один из ротных поднял руку, чтобы привлечь внимание и спросил:

— Капитан Чернецов, товарищ комиссар, а как мы узнаем кто есть враг? Или будем хватать всех подряд в надежде, что кто-то из них окажется сволочью? Не слишком ли это будет накладно…

— Капитан, никого хватать не надо, точнее хватать без разбору. Еще там, была проведена необходимая подготовка по сбору необходимой информации. Сейчас почти девяносто процентов всех предателей, шпионов, сочувствующих немцам находятся у меня в списках. Все данные верны, осталось только провести задержание. Действовать начнете после начало комендантского часа. Так будет вернее — всех дома застанем и никто не успеет скрыться и предупредить остальных. Особое внимание заостряю на задержании женщин — никаких сантиментов, они враги и будут стрелять вам в спину, когда начнется война. Сейчас получаете списки и адреса, потом следуете в комендатуру за сопровождающими, забираете их и прибываете обратно. С наступлением вечера расходитесь по городу. Да, вот что еще, с собой берете полуторки и не забудьте навесить на кузова брезент. Машину оставляете за несколько домов от нужного адреса, в общем ведите тихо и осторожно. Часть офицеров остается с оставшимися бойцами.

Получив листок бумаги с несколькими фамилиями, причем две были женскими, я вышел на улицу. Подумав пару минут, я подошел к своему бывшему взводному, который оставался в расположении, и озвучил свою просьбу.

— Товарищ лейтенант, у меня к вам предложение имеется, вы же знаете что я снайпер — дождавшись его кивка, продолжил — так вот, мне сегодня ночью мотаться по домам и со своей винтовкой шариться по комнатам и подъездам не с руки, да и смотреться будет как-то не так. Дайте на сегодня свой автомат, а я потом сочтусь обязательно, а?

Тот размышлял пару минут, прежде чем дать согласие:

— Автомат дам, пожалуй, только будет встречное предложение. Во время задержания, если будет возможность, то заныкай пистолет из шпионских запасов. Что-нибудь вроде вальтера, всю жизнь мечтал вальтер иметь, даже к 'черным' поисковикам обращался. Дорого, гады, запросили. Согласен?

— Согласен — кивнул я, про себя подумав, что с пистолетом обломиться наверняка — ну не дураки же агенты противника шариться с оружием или держать его при себе. По любому где-то в тайниках его схоронили. Дойдя с ним до казармы, я получил ППД и пару магазинов с ним. У себя я сунул в вещмешок разгрузку, с регулируемыми карманами (путем затягивания ремешков можно менять кармашки под магазины ППШ, ППД и прочие, чтобы они не болтались и не гремели).

Чуть позже появился комбат и с ним пара бойцов, которые несли с собой пару оружейных ящиков. В ящиках оказались шесть пистолетов ТТ с запасными магазинами и патронами к нему. Также комбат выдал каждому по кабаре. Я ее, конечно, взял, но воспользоваться решил своей тактической, что лежала на дне рюкзака. Эту кобуру я специально приготовил под ТТ еще на тренировочных стрельбах при подготовки к заброске сюда (жаль, что не знал о реальной подоплеки дела, тогда взял бы кучу всякой всячине, без которой сейчас приходиться обходиться).

Закинув за спину вещмешок, на плечо автомат, я вышел на улицу. Возле машины суетились мои 'подельники'. Дождавшись, когда в кабину усядется комиссар, мы тронулись в сторону комендатуры. В кузове я уселся возле самой кабины, рядом со своими коллегами-снайперами. Несмотря на командирское звание, я по прежнему в глубине души считал себя сержантом. Наверное и остальные тоже. Так, двумя компаниями по интересам в одном кузове мы добрались до комендачей.

В комендатуре мы столпились аккуратной кучкой в уголке, вызывая нездоровый интерес постового. Вскоре наше ожидание закончилось и нам были представлены несколько комендачей и младших офицеров госбезопасности. При одном взгляде на них я уже понял, что с ними придется работать нам. Все таки на мне, как и на моих товарищах, была форма НКВД и, значит нам и работать с 'коллегами'. Вот, блин, попадется какой-нибудь идейный фанатик и трындец нашей легенде. Или его вальнуть во время акции, так — на всякий случай? Ладно, проблемы будем решать по мере поступления а сейчас знакомство.

— Младший лейтенант госбезопасности Хромов — четко произнес один из подошедших к нам энкавэдэшников. Совсем молодой паренек, лет восемнадцати на вид, русый. Наверное попал на службу по какому-нибудь комсомольскому призыву, образование десятилетка и курсы молодого командира на несколько месяцев — и вперед ловить врагов партии.

— Лейтенант госбезопасности Стародубцев. Можно просто — Сергей, — я протянул руку для пожатия. Хромов немного смутился, но руку протянул почти сразу:

— Иван… Иван Хромов.

— Не нервничай, Иван. Твое дело показать нам адреса и помочь во взаимодействии со своими коллегами, если вдруг что-то пойдет не так. Тебя то я думаю знают в городе, вот и будешь решать вопросы.

Потом мы толпой, но очень компактной, почти строем, забрались в полуторку и поехали обратно в казарму. На обратном пути пришлось очень потесниться — народу прибавилось еще столько же, а вторую машину не выделили. В казарме всех прикомандированных командиров отправили к комбату в казематное помещение. Ну а я занялся отбором бойцов для ночной операции. Кроме Витька в состав ГЗ вошли еще два человека — Карасев и Волков. Оба мои бывшие сослуживцы по разведроте, оба отличные рукапашники и стрелки. Когда вся суета по подготовке закончилась, я попросту завалился на кровать и задремал.

 

Глава 2

Растолкали меня уже поздно. Первое что я увидел, когда разлепил глаза — кружка с чаем и кусок хлеба с тушенкой, стоящие на тумбочке. Потом прозвучал голос Сухотого:

— Подъем! Давай вставай побыстрей, а то всех врагов нашего светлого будущего проспишь.

Пришлось подняться и наскоро закусить нехитрым пайком. После этого я вышел на улицу. Там уже стояло несколько машин, затянутых в брезент. На улице все еще было светло и пришлось ждать больше часа, пока окончательно не опустятся сумерки. Наконец прозвучала команда на выезд и мы поехали в неизвестность. До этого момента я был в каком то полусне. Все казалось нереальным, фальшивым, будто не на опасную операцию следуем, а на встречу деревенских с городскими. Все чувства опасности и ожидания боя разом появились как только пересекли линию ворот. Только тут я наконец встряхнулся.

Проезжая по тихим улицам города я думал о том, как же сильно все различается. Стояла тишина, ну просто нереальная, которая лишь иногда прерывалась гавканьем дворовых собак да кошки изредка вносили свою лепту своим истошным мявом.

— Товарищ лейтенант, нам пора выходить — первый адрес, в трех минутах хода.

Ну вот, не дали посидеть со своими мыслями наедине, гадский младший лейтенант. Ладно, потом отдохнем и посидим… Хотя будет ли это потом — через несколько дней начнется война. Времени на свои мысли, спокойные и размеренные не останется.

— К машине. Водитель стоит здесь с заглушенным двигателем а мы идет за Младшим лейтенантом. Иван, ты как доведешь, отойди за моих ребят, у нас подготовка хорошая, именно для таких шпионов и диверсантов.

Хотелось еще добавить, что это вам не мирных обывателей по 58-ой статье забирать. Тут противник как зубастая щука, против карася. Промолчал. Не думаю, что оказался бы понятым, а то еще и накатал бы навязанный помощник рапорт по прибытию. Вот было бы весело оказаться в одной камере с сегодняшними задержанными.

Перескочив через борт мы последовали за свои провожатым. Действительно, через пару-тройку минут подошли к двухэтажному дому с темными окнами. Оставив одного бойца возле подъезда мы прошли во внутрь. Сейчас, за несколько мгновений до начала событий я и мои солдаты полностью изменились. Изменилась походка на более мягкую — наши шаги почти были бесшумны, несмотря на обувь совсем к этому не предрасположенную. Оружие было уже снято с предохранителя, а патрон был дослан еще возле машины. Младший лейтенант проигрывал по всем статьям. Пытаясь копировать нашу походку, он только больше создавал шума. Вот и дверь в квартиру на втором этаже. Хорошая дверь, массивная. Такую просто так не высадишь, придется повозиться. А вот замочек совсем дрянь, я такой даже у себя на даче не поставил бы. Кивнув сопровождающим, чтобы они разошлись по площадке, я подошел к двери и негромко постучал. Тихо так, почти просительна, Хромов недовольно поморщился. Конечно он посчитал меня мягкотелым и сам никогда так не поступил, а влепил бы со всей дури кулаком а то и ногой. После этого подозреваемого можно было брать только со стрельбой, если он конечно был самым настоящим предателем. Простой гражданин на любой стук откроет дверь, ведь ему нечего бояться. Поэтому проигнорировав кислую гримасу 'безопасника', я еще раз повторил стук.

Наконец за дверью послышались шаркающие шаги и сонный голос спросил:

— Кто там, кого еще принесло в ночь?

— Виктор Степанович? Помощник начальника телеграфа?

— Да, это я. а с кем имею дело.

— Младший лейтенант Сапогов, я из комендатуры. Нам срочно нужна ваша помощь. На телеграфе авария и вы нужны на месте. Вы приоткройте дверь, у меня записка от вашего начальника, он там все подробно описал — прочтите.

Пара секунд за дверью шла возня, потом дверь приоткрылась и я резким рывком распахнул ее полностью. За ней оказался мужчина лет сорока, в халате и стоптанных шлепанцах. Ухватив его за ворот халата, так чтобы он впился тому в горло, выкинул из квартиры в руки бойцов, а сам быстро заскочил в квартиру. Поводя ТТ по сторонам быстро заглянул на кухню и в гостиную, потом заскочил в небольшую комнату, по-видимому спальню. Там включил свет и осмотрелся. Из обстановке ничего интересного — трюмо, пара стульев, двуспальная кровать на которой сейчас сидела женщина прикрывавшаяся одеялом. Глаза у нее были дикие и рот раскрыт в приготовлении к крику. Не дав ей проорать я сбил с толку вопросом:

— Вы кто?

Женщина закрыла рот, минуту всматривалась в меня — видимо ТТ в руке, форма госбезопасности и ночное время (насколько помню, все аресты, ну или большая часть, происходила ночью) помогли ей прийти к правильному мнению.

— Я Соловьева Ирина Константиновна. Жена помощника начальника телеграфа, Соловьева Виктора…

Я прервал ее:

— Собирайтесь, вы арестованы вместе с вашим мужем. Берете с собой документы и вещи для мужа. Ему, по некоторым причинам, нет времени и возможности одеться. У вас пять минут на все, не успеете тогда вините только себя. Женщина чуть подождала, но потом поняв что я никуда не собираюсь уходить, вздохнула и вылезла из кровати. Хм, скромница…Было бы что смотреть — помоложе мужа, на вид примерно лет тридцать семь, но вся обрюзгшая и бесформенная. Ночная рубашка просторная и побольше некоторых платьев моего времени. Надо иметь уж очень большую фантазию, чтобы угадать, что там находиться. Уложилась она даже быстрее, чем я ожидал. Уже через две минуты она подошла и сказала, что готова. Все это время Хромов стоял рядом и подозрительно смотрел на нее. Видимо ожидал, что та выхватит по меньшей мере шмайсер и начнет валить доблестных работников НКВД.

На улице нас дожидался Сухотов, который отрапортовал, что задержанный связан и доставлен к машине. Подойдя к нашему транспорту я помог забраться в кузов Соловьевой и посмотрел, как устроился ее муж. М-да, ребятки показали рвение. Предположительно, предателю Родины, стянули руки за спиной, да еще и одну ногу подтянули и примотали к ним. В Чечне мы такую комбинацию называли — костяная нога. Каким бы ты не был йогом, из такого положения выбраться проблематично, да и конечности очень быстро затекают. Нам необходимо было еще посетить два адреса и потом все, отдых в родном расположение. Всего лишь один день нахожусь в новом…мире, а уже считаю полученную казарму родной. Так еще и не захочу его покидать в конце. Бр-р, это я загнул, все таки у себя я чувствую поспокойнее — не надо рассматривать каждый свой поступок и обдумывать каждое слово. Хотя с другой стороны, люди попроще вокруг, нет той лжи, которая присутствует в людях моего времени. С кем бы я не общался, ну из тех людей, которые не очень знакомы мне, всегда складывалось ощущение неискренности, скрытности…Так спросишь дорогу в незнакомом городе, а в мыслях думаешь — а не послал ли он тебя по всем известному маршруту.

Так я размышлял всю дорогу, правда недолгую, до адреса. На новом адресе все повторилось по предыдущему сценарию. Звонок, извинение за позднее посещение, просьба проехать с нами на объект. Потом рывок, пленение, осмотр квартиры и ее опечатывание. По общему решению квартиры решили оставить для досмотра коллегам из местного НКВД, которые должны были прибыть на них под утро. На жилье поставили печати и оставили их. Два адреса ввели нас в состояние расслабухи. Даже я, который с самого начала ожидал каверзы, расслабился и решил дать поработать Хромову. А то он обиженно-гневно смотрел на меня все время. Ведь ему совсем не дали возможности себя проявить, незаслуженно оттирая на задний план. И ошибся.

Новый адрес отличался. Во-первых это был отдельный домик с мансардой, стоял на некотором отдалении от других. Когда мы подъехали и встали за соседним домом, мне показалось, что шторы на окнах слегка шевельнулись. Списав на сквозняк или расшалившееся воображение, я повел команду к дому. Возле калитки я пропустил Хромова вперед — на этом задержании первую скрипку играл он. Надо было видеть его довольное лицо. Видимо решив показать, как надо работать, он забарабанил в дверь кулаком. Дождавшись вопроса за дверью, грозно проговорил:

— Младший лейтенант Хромов, государственная безопасность.

— Одну минутку, я сейчас оденусь и ключи найду, а то засунул их вечером куда-то..

Тихий щелчок за дверью стал для меня сигналом к действию. На одних рефлексах, даже не думая, что могу ошибаться, я откинул младшего в сторону и рванул автомат. Два выстрела из-за двери совпали с моими действиями и оказались чертовски меткими. Одна пуля угодила Хромову в левую руку, а стой он на прежнем месте, то скорее всего, попала точно в сердце. Вторая сильно ударила меня в грудь. К счастью на мне была разгрузка с магазинами для пистолета и автомата. Пуля, и так изрядно потерявшая ударную силу при прохождении через дерево двери, наткнулась на один из магазинов. К счастью ни один из патронов не сдетонировал, потом я попросту выкинул изувеченный магазин для автомата.

Оставив Хромава на улице и прокричав бойцам обойти дом и припятствовать уходу преступника, ударил плечом в дверь. Блин, больно то как. Эта зараза внутри позаботилась об укреплении замков и поставила дополнительный засов. Дав пару очередей по петлям и высадив, покосившуюся дверь, я проскользнул внутрь. Сразу же присел и ушел влево, спрятав тело за тяжелым шкафом. Вовремя, из глубины комнаты раздались несколько выстрелов, и одна из пуль прошлась совсем близко с головой. Метко стреляет, отметил между прочим и крикнул погромче:

— Сдавайтесь, у вас нет ни малейшего шанса уйти. Обещаю сохранить жизнь.

— Сдохни, коммунистическая сволочь, живым вы меня не получите, а хочешь попытаться милости просим.

М-да, никакого отклика в его душе на мои слова. Ладно, попробуем путем осады взять его. Все-таки, время играет на нас, ребята уже должны были окружить дом и деваться стрелку некуда. Только бы не вздумал стреляться, а то Красильников шкуру спустит за такую оплошность. Время, время…надо лишь его потянуть, а там придумаем. И тут я почуял запах паленой бумаги. В первую минуту подумал, что он хочет сгореть вместе с нами, но потом дошло. Ну какие еще бумаги можно найти в доме вражеского агента? Только очень нужные нам… Рванув гранату из кармашка разгрузки, я вывернул запал и пульнул безопасную чугунную болванку в глубь комнаты с криком 'держи гостинчик, урод'. И сразу же метнулся следом. Весело разгорающийся костерок возле тяжелого, обитого зеленым сукном стола, высветил мужскую фигуру с пистолетом в рукам. В этот момент тот пытался укрыться от гранаты за тумбой стола. Не знаю, хотел ли он сознательно укрыться от взрыва(осколки может и не попали, но взрыв в замкнутом пространстве оглушил бы точно) или это сработал рефлекс, но застал я его в крайне неудобном положении для стрельбы. Минимум полторы секунды ему было необходимо на выстрел, но я то их ему и не собирался давать. Короткой, на три патрона очередью прострелил правую руку в предплечье и пинком, как заправский футболист, пробил ему прямой в подбородок. Голова противника откинулась назад, и все его тело сползло вниз. Сразу после этого я начал прыгать по кучке горевшей бумаги, изображая пляски негров перед Великой Охотой.

Наконец огонь потух и к запаху жженой бумаги добавилась вонь подгоревшей резины. Проклиная торыпыгу-шпиона за столь необдуманные действия, начал осматривать спасенные документы. На удивление сохранилось достаточно много. Тот поленился или просто ему не хватило времени, но попросту свалил все свои записи в кучу и поджег. Сверху оказалась пачка документов в толстой папке, которая и обгорела основательно. Бумаги внутри сохранились полностью, а лежащие под папкой сгорели по краям. Я, думаю, ребята из НКВД сумеют все восстановить и разобраться.

Позади в коридоре раздался шорох, я откатился в сторону за стол, который так и не спас своего владельца и наставил на проход оружие. Через секунду оттуда появился Сухотов, а из-за его плеча бледный как смерть Хромов. Окликнув их на всякий случай, а то вдруг решат дать пару превентивных очередей по углам: скопившийся дым в комнате в купе с темнотой не позволял рассмотреть реальную картину. Выпрямившись во весь рост и закинув автомат за спину, я принялся бинтовать руку задержанного. Ту же операцию проделывал Витек с младшим лейтенантом. Думаю, после сегодняшней ночи он станет на одно звание выше. Раненый пришел в себя в самом конце перевязки, поначалу дернувшись в сторону от меня, он почти потерял сознание от боли.

Закончив перевязку и прикрутив раненую руку к туловищу, а вторую завернув за спину, я передал его на руки бойцам. Все, на сегодня наша работа закончилась. Осталось сдать всех задержанных в комендатуру или же в госсужас и айда отдыхать. Погрузив задержанного в машину мы скоренько подъехали к комендатуре. Как я и предполагал нас оттуда послали, правда, в весьма завуалированной форме, но смысл не изменился. Пришлось переться через полгорода в здание госбезопасности. Там у нас въедливо проверили документы и пропустили во внутрь. Хромов бойко ускакал куда то на второй этаж. Наверное побежал докладывать о ходе проведения рейда, по любому похвалиться ранением, преувеличит свои заслуги. Пускай, мне ничего не нужно, лишь бы оставили в покое. Ордена и медали мне с собой не забрать в свое время, хвастаться не смогу — посчитают сумасшедшим, а так просто им лежать в уголке…нафиг.

Сверху спустился один из взводных с моей роты. Перекинувшись парой слов, мне удалось узнать, что не у всех так все прошло удачно. У моего тезки, Воронова, погиб один боец и один ранен. Они нарвались на двоих агентов противника с подготовкой не слабее моего последнего задержанного. Сунувшись по наглому на квартиру они получили несколько выстрелов в упор. Хорошо, что никто из врагов не смог уйти. Потом в другой группе погиб сопровождающий энкавэдэшник. Тот, решив показать свой гонор, и не дал затереть себя в угол во время задержания. Не позаботившись, чтобы связать задержанного, он попытался расколоть его на месте. Привыкнув к овечьей покорности 'врагов народа', которых он задержал и допросил во множестве за свою службу, он в упор приблизился к арестованному, не ожидая никаких агрессивных действий. Тот среагировал очень быстро и адекватно ситуации — коленом зарядил в пах командиру и прикрылся его телом. Потом попытался выскочить в окно, но не смог по причине нахождения возле последнего охранника. Тогда, воспользовавшись пистолетом энкавэдэшника, застрелил его и себя.

Долго вести разговоры мне не дали. Сверху спустился Хромов и позвал меня за собою. Пришлось идти. Наверху он завел в кабинет без всяких табличек, только с номером — тринадцать. Уже стоит задуматься над таким многозначительным началом. Внутри находился мужчина лет тридцати пяти, крепкого сложения, хоть и не слишком высокого. Правда, рост было трудно оценить, по причине сидячего положения последнего. На воротнике у хозяина кабинета висели майорские петлицы. Точнее немного поправлюсь — петлицы майора госбезопасности. Тот смерил меня взглядом и пригласил сесть в кресло напротив, кивком головы указав Хромову на дверь. Дождавшись когда, выйдет его подчиненный, обратился ко мне:

— Я майор госбезопасности Корнев. Задали вы нам задачку со своими арестами и откуда только сведения нарыли…

— Не знаю, товарищ майор, это распоряжения товарища комиссара Красильникова. Все данные передал он и согласовывал все наши действия с вами. Я, как и мои сослуживцы, только выполняли приказы.

— Да знаю я об этом. И об вашем превилегированом положение тоже знаю, я имею ввиду вашего батальона. Уж очень много странностей с вами связано.

— Товарищ майор, об этом ничего не могу сказать. Нам дали приказ следовать сюда, до этого находились под управление товарища Берии и выполняли приказы исходящие от него.

Про Берию так приказал говорить Красильников. Будучи уверенным, что вопросов нам не миновать, комиссар решил сослаться на самый верх. Правильно, считаю, кому захочется встревать в дела второго лица в государстве. Вот и сейчас это сработало. Услышав про Берию, майор слегка помрачнел и перевел разговор в другое русло, про события сегодняшней ночи.

— Товарищ лейтенант, хочу услышать ваше мнение о вашем последнем задержании. Понимаете, только вы сумели задержать ярко выраженного врага, остальные задержанные или твердят, что произошла ошибка или попросту уничтожены, как на двух адресах. На эти адреса я уже отправил людей с обыском, надеюсь они найдут что-то полезное, вроде бумаг, которые мне предоставил младший лейтенант Хромов.

— Я думаю, товарищ майор, мой задержанный был одним из главных в агентурной сети. Поэтому и документы он начал жечь. Вполне вероятно, что они были только у него одного и после ознакомления должен был передать или ознакомить с ними других.

Майор несколько минут помолчал, обдумывая мои слова и кивнул:

— Да, я тоже так считаю. Тем более, что на других адресах пособники врага попросту отстреливались и не пытались уничтожать что либо. Вы, как и Хромов, достойны награды. Я сообщу об этом высшему руководству и представлю к награде. А сейчас объявляю вам благодарность за отлично выполненное задание.

Я поднялся из кресла, вытянулся по струнке и выпалил ожидаемое от меня:

— Служу Трудовому Народу!

— Вольно, лейтенант, сейчас можете быть свободны. Если понадобитесь, то вас вызовут.

Я вышел из кабинета, почесал лоб, обдумывая разговор, и отправился на улицу. Все-таки беседа прошла сумбурная, насколько могу судить, майор попросту хотел посмотреть на меня, оценить лично задав несколько вопросов. Надеюсь, ничего неприятного мне не принесет это посещение. Все-таки пока майору есть чем заняться, а потом попросту начнется война. Тогда точно будет не вопросов. Вот только, чем нас займет комиссар в оставшиеся дни, всех подозреваемых в пособничестве мы задержали. Теперь с ними начнут работать настоящие мастера своего дела. Надеюсь, невинных среди арестованных нет. А то наслышан о способах получения показаний в застенках НКВД. Хотя пора и смириться с состоянием дел, тем более и сам ношу фуражку с васильковым околышем. Зачем это надо было Красильникову — ума не приложу.

На улице меня дожидалась машина, что было очень кстати — за ночь очень устал и пешком тащиться до ППД совсем не было желания. У себя в расположения я только что и сумел раздеться и закинуть оружие под койку, а потом замертво упал на кровать. Сновидения меня не мучили и мне удалось выспаться спокойно и хорошо. Проснулся перед самым обедом и долго лежал не шевелясь, прокручивая в голове последние события. Я не думал, что наше появление в этом времени принесет какое либо значительное изменение. Скорее всего мы сгинем в начале войны, если, конечно, Красильников не побеспокоится о нашем скором возвращении. Было очень интересно, какие еще идеи он держит в себе до поры до времени. На мой взгляд, простое задержание шпионов не сильно скажется на начале войны. Ну какая разница для наступающих будет ли уничтожен телеграф, водокачка или другой важный объект. Из-за того, что определенные планы сорвались, немецкое командование не отменит свои планы. Эх, чую своим копчиком, что придется встретить немцев на передовой позиции в знаменитой крепости. Хотя какая она сейчас знаменитая — о подвигах ее защитников станет известно лишь после окончания войны, да и то — мое поколение и то что постарше, уже имеют смутное представление о ней.

Помню в одной передаче, телевизионщики подходили на улице к группкам тинэйджеров и задавали вопросы о героическом прошлом страны. Так я был в шоке, когда те отвечали, что Жуков брал Измаил, а Суворов является Маршалом Победы. А эти лозунги о зверствах Красной Армии и освободительном движении немецко-фашистской армии. Скажи сейчас, а еще лучше через годик, когда немцы будут вовсю хозяйничать на наших землях, об этом, то так можно нарваться на хорошенькую плюху.

Дальше поразмышлять мне дал Витек. Подскочил ко мне и начал тормошить за плечо:

— Серый, поднимайся пора топать в столовку. Ты и так завтрак проспал, если еще и обед, то будешь голодным весь день, так как сухпай кончился.

Пришлось подниматься и натягивать одежду, хотя никакого желания есть не было. Но от Сухотого так просто не отделаешься, пристанет, как банный лист к одному месту и будет непрерывно канючить. В столовою я попал вместе с командирским составом соседнего батальона. Я уселся за маленький столик, покрытый белоснежной, накрахмаленной скатертью с уже установленными столовыми приборами. Рядом уселся старший лейтенант-энкавэдэшник, который представился Алексеем Тишиным, начальником особого отдела первого стрелкового батальона. Через минуту подскочил рядовой в белом фартуке с дымящейся кастрюлькой в руках. Ловко наполнив наши тарелки наваристым борщом и поставив блюдце с хлебом, он умчался за вторым. Второе подоспело, когда я уже елозил ложкой по дну своей миски, приняв от повара тарелку с пшенной кашей и стакан компота, я начал поглощать пищу с уже меньшей скоростью. Мой сосед напротив, видимо, страдал отсутствием аппетита или присутствием…любопытства, которое и мешало ему отдать должное еде. Я уже допивал компот, когда его наконец прорвало.

— Извините за беспокойство, товарищ лейтенант, но вы можете ответить на пару маленьких вопросов?

— Отчего же нет, могу. Задавайте.

Тот сразу отставил подальше тарелку с недоеденной кашей, достал пачку папирос, не забыв предложить мне. Я, конечно, отказался — с детства питаю отвращение к курению, да и моя воинская специальность не сильно к этому располагает, все-таки сидеть в засаде и ароматизировать дымом на всю округу это крайне глупо. В Чечне были моменты, когда противник находился совсем рядом с моей засадой и никакой возможности затянуться — даже если бы я курил — не было. Сейчас старлей ничуть не смущенный моим отказом, затянулся папиросой и заговорил.

— Сергей, я могу поинтересоваться вашим сегодняшним выходом в ночь. Я слышал, что ночью задержали несколько человек, и в этом задержании участвовали бойцы вашего батальона. Вы можете рассказать что такого особого случилось, что для этого надо было прислать батальон из другого округа для задержания нескольких врагов народа. Достаточно было сообщить нам их адреса и фамилии, и задержание провели своими силами.

— Алексей, вы знаете, я всего лишь выполняю приказ своих командиров. Комиссар Красильников, прибыл с нами и все указания исходили от него. Если что-то хотите узнать поподробнее, то обратитесь к своим коллегам из городского отдела или напрямую к комиссару.

Послав его, не самым элегантным способом, я распрощался и вышел на улицу. Там меня встретил мой напарник с кучей вопросов.

— Чего хотел этот хмырь от тебя? Он с утра все хотел у нас полазить, но Красильников послал и его и еще пару человек подальше, попросту запретив нашим покидать без необходимости казарму и запускать кого-либо из чужих.

— Интересовался ночным рейдом по городу, почему их не привлекли к этому. Насколько я понял, все окружающие считают, что мы прибыли только ради этих задержанных. Кстати, Витек, а как бы в город выйти, ты не знаешь?

Тот пожал плечами:

— Комиссара сейчас нет, за него остался комбат, может тебе попробовать к нему обратиться?

Решив последовать совету Сухотого, я направился в каземат. На входе стоял рядовой с карабином на плече. Тот вопросительно уставился на меня, ожидая, что я ему скажу. Вот еще — размечтался, я теперь принадлежу к когорте самых опасных и наглых воинских чинов, пусть привыкает. Пробурчав, что имею срочное дело к командиру батальона и оттерев плечом бойца, пытавшегося мне заступить дорогу, я прошел внутрь.

Под низкими сводами кирпичного помещения мне пришлось пройти небольшой ломаный коридор. Он изгибался в двух местах, видимо для защиты от гранатных взрывов. В конце находилась дверь, обитая металлом, а может и цельнометаллическая — из-за ржавчины было трудно судить более точно. Стукнув несколько раз кулаком, я потянул ее на себя и вошел в комнатку. В прошлое свое посещения не сумел ее толком рассмотреть, зато сейчас ничто мне не мешало. Низкие потолки, примерно пять на семь метров, в противоположной стороне имеется еще одна дверь, по-видимому ведущая глубже под землю.

— Ты так и будешь глазеть по сторонам, товарищ ЛЕЙТЕНАНТ госбезопасности — проговорил командир батальона, едко выделив мое новообретенное звание — зачем пришел, докладывай?

— Товарищ майор, я хотел бы получить разрешение на выход в город, товарищ комиссар запретил покидать казарму, а мне любопытно пройтись, осмотреться…

— …На баб посмотреть, бордели осмотреть…уж говорил бы, как оно на самом деле есть. Хочешь гулять — гуляй, запрет на выход только для солдат и командиров батальона, стрелкового батальона, а ты у нас командир из другой службы, в пору мне самому у тебя разрешения спрашивать. У тебя, да твоих друзей-снайперов… вот ступила же блажь Красильникову насчет ваших званий. Ладно, ступай куда хочешь, но не забывай об инструкциях, и еще — там приходил ко мне твой бывший взводный, жаловался, что ты автомат забрал и не возвращаешь, что за дела?

— А-аа, это…так я просто в ночь брал на выход, в смысле, на задержание. Сейчас верну обязательно.

— Ну тогда прощай, хотя подожди-ка, что там произошло у тебя ночью. Мне тут нарочный доставил документ от Корнева — знаком такой? — так он в нем тебя особо отмечает, как примерного и отличного командира.

Пришлось задержаться еще минут на двадцать, чтобы все разложить по полочкам и подробно рассказать о ночных событиях. На улицу вышел с чувством избавления от великой и нудной проблемы. Придя в свое расположение, я первым делом занялся чисткой автомата. М-да, это не 'калаш', который разбирается с пол-пинка и чистится так же быстро и просто, с ППД пришлось повозиться. Не так уж и много деталей, но все какие-то неудобные, угловатые, в заусеницах, пока подберешься ветошью ко всем изгибам, то все пальцы намозолишь. Наконец, когда последняя деталь встала на место, я пошел приводить в порядок уже себя. Новая форма у меня была, мне осталось только пришить подворотничок и начистить сапоги.

— Орел, горный орел! Только, как бы не ощипали и не сунули в суп, будто обычную курицу — пробормотал себе под нос, смотрясь в зеркало. Затянув портупею с кобурой на поясе и подхватив автомат, я пошел искать его владельца. Взводный лежал в казарме и, по всему видать, просто дурел от скуки. Увидев меня со своим оружием сразу подорвался с кровати и подскочил с вопросом:

— Как ночью прошло все, удалось достать, что просил?

— Не-а, там только и был один с оружием, да и то — с ТТ. Он тебе по любому не сильно нужен — свой имеется, да и предъявлять надо было его особистам. На месте ничего не искал, так как времени не было. У меня один раненый на руках из своих был, да и задержанного зацепил не слабо в руку. Поэтому спешил сдать всех в нежные руки медбратьев.

— Жаль, жаль, а больше не собираетесь никуда в рейды? Может еще направят куда, а?

— Да не знаю я, никто об этом мне сообщал. Но не думаю, что кто-то будет разгуливать с оружием иностранного образца, скорее с 'тэтэхой' или наганом. Кстати, за автомат огромное спасибо, вот держи вычищенный и обновленный боем.

— Да не за что, если что, то обращайся — рад помочь.

Попрощавшись с командиром, я вышел к КПП. На нем стоял боец совсем мне не известный, наверное от соседей. Приготовившись к тому, что потребует пропуск, которого у меня и не было, я состроил морду кирпичом и попер буром на солдатика. Наверное я немного переборщил с гримасами, постовой, разве что из сапог не выпрыгнул, так вытянулся во фрунт, когда я приблизился к нему. Решив, что лучшая защита это нападения, я начал отчитывать того, еще за пяток шагов:

— Почему вокруг КПП пыль и мусор — мусора я не видел, да и пыли было жалкая горсточка, но было бы желание, а домататься можно до всего — А на что похож ваш внешний вид, боец, отчего подворотничок не свежий и сапоги такие грязные, вы что — только с марш-броска?

Бедный рядовой не знал куда спрятаться, то бледнея, то краснея. Я его понимал, как никто другой, еще в свою бытность молодым солдатом ощущал на своей шкуре выволочки от офицеров и старослужащих. Хотя плюс у него есть — дедовщины, которая является бичом армии моего времен, здесь нет и в помине. Но с другой стороны и строит его не прямой командир, а сотрудник государственной безопасности, есть от чего почувствовать страх.

— Немедленно приступить к наведению порядка на вверенной вам территории, по окончанию привести себя в приличный вид.

Наблюдая, как солдат резво принялся, почти в пустую, махать метлой, с очень хорошей скоростью удаляясь от меня вспомнил один анекдот:

'Приходит в казарму генерал, смотрит — все образцово заправлено, везде порядок и чистота. Начал он везде ходить, всюду заглядывать, но ни к чему не может придраться. Тогда подходит он к тумбочке дневального и говорит:

— А ну кА, солдат, отодвинь свою тумбочку в сторону. Сказано — сделано, с трудом переместил рядовой часть своего поста, а генерал раз и проводит пальцем под тумбочкам. Разгибается и с довольным видом сует под нос дневальному свой измазанный палец:

— Плохо убрались, во какую грязищу развели. Наверное, не хватает вам, солдатам, терпения все как следует привести в порядок, да и трудиться вы не хотите. Никакой поговорки в голову не приходит тебе по данному случаю?

Тут рядовой и отвечает:

— Так точно, товарищ генерал, приходит — свинья всегда грязь найдет'

М-да, а это я себя-то и представил в образе этой самой свиньи. Ну да ладно, проход свободен — могу двигаться дальше.

На улице было жарковато, солнышко припекало с хорошим азартом, и желания находиться на солнцепеке не было никакого. Поэтому присмотрев на противоположной стороне какую-то пельменную или пивную — вроде за стеклянной витриной люди употребляли и то и то — я пошел к ней. Когда до выбранного объекта оставалось с десяток шагов, я приостановился и задумался. А стоит ли в нее заходить? Внутри не наблюдал ни одного человека в военной форме, и не думаю что появления энкавэдэшника осталось бы без внимания. В лучшем случае большинство разошлись, а худшем…Сейчас время такое, что и стуканут куда следует. А оно мне надо? Так что решил я пока оставить себя под жаркими лучами и неспеша фланировать по тротуарам.

Мимо проходящие солдаты и командиры исправно мне козыряли, я так же исправно отвечал. Капитанов и выше я сам приветствовал первым, все-таки по армейскому табелю я равнялся пехотному капитану, ну а по неофициальному, то и выше. Мою службу достаточно сильно боялись и уважали, причем первого больше. Не знаю правда или нет, но мои коллеги в подразделениях могли разжаловать и осудить практически любого до командира батальона, а тех кто повыше…Ну в общем писать доносы никто не гнушался и не считал постыдным, скорее, даже наоборот. По крайней мере, нечто подобное я находил в интернете, да и на последней муштре перед заброской, нам вдалбливали, об отсутствии желания спорить с особистами.

Все-таки интересно, почему Красильников поставил нас сотрудниками госбезопасности, почему не обычными пехотными командирами. Неужели имеет на нас какие-то свои планы? Чувствую своим копчиком, что планы эти нам не слишком придутся по вкусу. Ладно, как говорили повара, что готовили Кука: пожуем-увидим.

Постепенно я продвигался к центру. Народу становилось больше и многие уже не спешили по своим делам, а так же неспешно прохаживались. Было много парней с девушками, которые слегка ухватив своих кавалеров пол локоть, выслушивали их шепот на ушко. Интересно, а что за комплименты сейчас в моде? А то вдруг решу подцепить девчонку, а сказать что-то приятное и не смогу. В голове крутилась только одна мысль: - Девушка, а вы не подскажите свой телефончик? Тьфу, блин.

— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! Подождите меня.

— откуда-то со стороны раздался смутно знакомый голос. Обернувшись в ту сторону, я увидел спешащего ко мне Хромова. Тот энергично махал мне здоровой рукой, в то время, как левая была на перевязи. Только его мне не хватало, все — прогулка выброшена на ветер.

— Товарищ младший лейтенант, а вам разве не надо быть в госпитале? Все-таки вы ранены и нуждаетесь в уходе.

— Некогда, товарищ Стародубцев, сейчас разбираемся с задержанными, ух они такого понарасказывали! Все как один признались в измене Родине, а тот что нами был задержан, так вообще оказался матерым диверсантом. Еще с Колчаком вместе воевал, а теперь на немецкую разведку служит. Вот только я думаю, что он все врет — у нас с немецкими товарищами пакт о дружбе — небось на англичан работает, недобиток.

— Так у нас и с англичанами тоже мир.

— Ну и что? С ними мы ничего не подписывали, с капиталистами проклятыми. А мне, кстати, объявили благодарность! Сам товарищ майор зачитал приказ. А вас как наградили, ведь это лично вами задержан был враг?

— Тоже объявили благодарность.

Вот привязался как репей, как бы его спровадить подальше.

— Иван, а вы куда направляетесь сейчас, вы вроде спешили куда?

Вот молодой и наивный паренек, даже и не понял, что его только послали очень далеко в мягкой форме. Не обратив внимания на мою интонацию он затараторил:

— А я сейчас из госпиталя следую, там с задержанного показания снимают — я помогал — а заодно и мне перевязку сделали. Сейчас хотел немного поспать, а то с ночи так и не сомкнул глаз — виновато улыбнулся Хромов — а потом хотел к вам идти, там необходимо расписаться в новых бумагах. Но сейчас как раз вас увидел, вот и подумал, может, все сделаем сейчас, тем более осталось недолго идти до места, а?

Вот попробуй, объясни человеку, что у меня нет желания возиться с бумажками, подписывать их. Может Хромов думает, что мне будет приятно пройтись по коридорам их госужаса и показать себя? Вот, мол, я — герой всех фронтов. Придется идти — этот не отвяжется.

— Конечно пошли, веди.

Не торопясь мы дошли до главного здания НКВД. Опять встретил рядовой, который лишь посмотрел любопытно на нас и больше ничем не выразил своего интереса. Внутри было очень, как будто все ушли на фронт или куда поближе — например, домой. Рановато, конечно, но кто знает их порядок несения службы.

Хромов повел на первый этаж и почти в самом конце отомкнул ключем дверь кабинета.

— Вот, товарищ лейтенант, пока присаживайтесь на стульчик, а я документы принесу от товарища майора — он к себе затребовал для просмотра — и сразу вернусь.

Неугомонный мамлей умчался прочь из комнаты, оставив меня любоваться унылым пейзажем кабинета. Обстановка была спартанская, если не сказать бедная. Три стула — один за хозяйским столом, площадь три на три метра, если и ошибся, то не намного, вот стол был хороший, массивный. Такие столы — необходимый антураж в фильмах о коммунистическом прошлом страны. Вот и мне пришлось убедиться в правдивости некоторых постановок. Пока я обозревал рабочее место своего знакомца, мне пришла в голову очень нехорошая мысль. А не разнюхали ли все эти люди в васильковых петлицах о нашей 'маленькой' тайне? Вот будет смешно, если сейчас зайдет Хромов с нарядом солдат и важно объявит: 'Товарищ лейтенант, вы арестованы…

— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…

Неожиданный голос, ворвавшийся в мои мысли заставил вздрогнуть и едва не выхватить оружие из кобуры. Иван стоял в дверях с небольшой папкой в руках и вопросительно смотрел на меня:

— Товарищ лейтенант, вот я принес документы.

— Задумался я что-то, вот и тебя проморгал. Ну ладно, давай сюда свои документы.

Бумажек было всего пяток листочков, то ли решили меня не посвящать в тайны следствия, то ли так мало наработали. Бегло просмотрев, я решил остановиться на первом варианте. Здесь присутствовал рапорт самого Хромова, акт обыска с места последнего задержания и еще парочка листков с обязательной постановительной чушью, как то — ознакомлен, доведено, обязуюсь, предупрежден…

— Товарищ Стародубцев, вы напишите один рапорт по самому происшествию и подпишите вот эти два документа.

Указанные листки подмахнул одним махом, а вот с рапортом надо подумать. Сначала решил прочитать подобную писульку самого Хромова, посмотреть, как оно должно выглядеть. А то, в последний раз писал, нечто похожее, только находясь на Кавказе. Тогда задержали троих арабов-наемников, правда, смогли привести в расположение части только двоих. У одного из ваххабитов нашли несколько наших 'смертников' — нержавеющих жетонов наших военнослужащих, на которых отмечаются личные данные. Мы эту, суку, посадили на пару гранат без предохранительных колец — грохнуло меньше чем через пять минут, видать неусидчивый попался. Наверное, его закинуло сразу к райским гуриям, любопытно, только чем он с ними будет общаться — от нижней части осталось…собственно ничего и не осталось. Мне тогда, как старшему группы досталось по самое не балуйся, оказывается, подорванный араб был очень интересной личностью и с ним многие желали пообщаться. Исписал тогда побольше пачки листов, что бы наконец-то предоставить командованию более-менее достойную отписку. Ничуть не жалею о сделанном — с такими ублюдками очень гуманно обращаются и выходят они на свободу быстро.

Пробежав глазами сочинение младшего лейтенанта, и отметив для себя несколько важных строчек, я принялся за дело. Через пятнадцать минут я поставил заключительную точку и откинулся на спинку стула. Пальцы немного ныли от неудобного пера, все-таки это великое благо шариковая ручка, сколько ей пользовался и ни разу об этом не задумался. Отдав младшему лейтенанту свой опус, я поднялся со стула и вышел вместе с ним в коридор. Сидеть в пустом кабинете и гонять голове шизофренические мысли — покорно благодарю. Хромова, я остался дожидаться на улице, так как он обещал сводить в одну хорошую столовую для начсостава. Ради нормальной, как называли мы в армии по 'духане' — гражданской, еды я готов был еще написать пяток рапортов, только не больше, тогда уж лучше лопать пшенку с тушенкой. Пока что за время пребывания в этом времени, я поел нормально только раз в солдатской столовой за командирским столиком. Но все равно это не то. Хочу сесть за обычный столик, чтобы принесла мне на подносе обед, точнее уже скоро ужин, милая девушка в беленьком фартучке с кружавчиками и оборочками.

Столовая мои надежды оправдала наполовину. Столики были обычные, а вот насчет официанток реальность подкачала, пришлось брать подносы в руки и идти вдоль раздачи. Повариха совсем не походила на милую девушку, хотя и носила кружевной белый фартук. Вот только близкое соседство с халявными продуктами не очень положительно сказалось на ее фигуре.

Подхватив тяжелые подносы, мы с Иваном заняли пустующий столик в уголке. Здесь никто нас не побеспокоит и даст мне спокойно задать несколько интересующих вопросов.

— Слушай, Иван, а почему ты решил, что англичане воду мутят, разве про провокации с немецкой стороны ничего не сообщали, да и военное положение только сняли? Вдруг немцы решили устроить провокацию и забросили к нам этих агентов?

— Товарищ лейтенант…

— Сергей, мы сейчас не на службе.

— Сергей, так ведь у нас заключен пакт о мире с немцами, зачем им к нам засылать врагов с заданием вредить, тот диверсант, говорил о задании уничтожать наших командиров, устраивать аварии и диверсии на важных объектах.

— А как же все эти провокации — обстрелы с их стороны наших пограничников, залеты на нашу территорию немецких самолетов, нарушение границы немецкими солдатами?

— Это все происки империалистов, они специально хотят нас поссорить, что бы мы стали стрелять в своих рабочих товарищей в немецкой армии.

Хорошо конечно, так жить с верой в идеальное будущее и честность людей. А вот скажи я тебе, что через несколько дней эти рабочие товарищи будут стрелять в твоих друзей и сослуживцев, расстреливать комиссаров и раненых бойцов, что не могут передвигаться, поверишь ли ты мне? Вряд ли, хорошо, если посчитаешь сумасшедшим, а не 'английским' пособником. Так что пока я промолчу, а там вскоре и сам увидишь.

Разговор я свернул и просто начал не спеша есть, отдавая должное качеству приготовленной пищи. На улицу мы вышли самыми последними — в столовой больше никого не осталось, наверное, повара вздохнули облегчено: наконец-то можно покончить с делами и спокойно отдохнуть. Хотя может это только мои мысли и на самом деле все наоборот. Хромов шел рядом и болтал о всякой чепухе, особенно отмечая, что мало оказалось задержанных и все прошло очень быстро. Вот неугомонный человек, самому чуть башку не прострелили, а ему все мало. Джеймс Бонд, блин. Небось, считает, всю операцию крайне сухой и неинтересной, втайне мечтает о перестрелках, погонях…Ну точно — Бонд, Джеймс Бонд. Рану ему хорошо обработали — идет и не морщиться, будто совсем забыл о руку. Хороший человек, молодой и наивный по детски. Все у него разделено на черное и белое. Вот — враги, а вот — простые граждане, которые он должен защищать и оберегать. Подобные ему поднимали целину, прокладывали дороги, спали зимой в открытом поле прямо на месте проводимых работ. Такого самопожертвования у молодежи моего времени не увидишь. На первом месте личная цель, стремление возвыситься и обогатиться, а на всеобщую идею и цель им начхать. Помочь ближнему своему, незнакомому или малознакомому человеку — а что нам с этого будет? Ничего? Тогда в другой раз, сейчас мы очень заняты. Если и попадаются в мое время похожие индивидуумы, то они вымирают очень быстро. Естественный отбор он во всем проявляется.

С Хромовым, я распрощался двадцать минут спустя. Он увидел вдалеке знакомого командира и, извинившись, помчался к нему. Вздохнул я с огромным облегчением — пусть теперь другим канифолит мозги, живчик фигов. Подойдя к КПП возле своих казарм, я увидел знакомого бойца. Видимо тот тоже оказался глазастым и скрылся из виду, заметив меня. Через пару секунд его заменил другой боец и, только подойдя в упор к пропускному входу, я понял причину. Тот рьяно размахивая метлой, гонял пыль по брусчатке в начищенных до блеска сапогах. Дела мне до него не было и я просто прошел мимо.

В казарме ничего не изменилось — все парни или лежали на койках или чистили оружие. Решив тоже заняться делом, я принялся модернизировать свою винтовку. Хотя это прозвучало слишком громко. Вся моя модернизация сложилась из обматывания винтовки кусками мешковины, что бы скрыть блеск металла и убрать четкие линии оружия.

До отбоя я перетряхнул свой мешок, разложил свои гранаты — часть по подсумкам, часть в мошек — давали нам их с запасом, и на ремень влезло только по паре 'эфок' и РГ-41. Конечно 'сорок вторые' были удобнее и надежнее, но все упиралось в года. Мало ли какой глазастый и въедливый попадется и увидит некоторые нюансы в нашем вооружении, мне и так досталось за свою разгрузку от комиссара. Хотя если не она, то получил я бы пулю в грудь на последнем задержании. После отбоя я лежал еще несколько минут, уставившись в темноту потолка и приводя свои мысли в порядок. Вскоре меня сморил сон.

Утро я встретил отлично отдохнувшим и бодрым и, даже, решил заняться легкой разминкой по рукопашке. Сухотов составил мне компанию, вот только произошло это не по его доброй воли. Где-то с полчаса отрабатывали приемы работы с ножом. Наши занятия привлекли внимание бойцов не только нашего батальона, но и соседнего подразделения. Некоторое время те попросту наблюдали и давали комментарии, а потом пришел лесник и выгнал всех на фиг из своего леса. Точнее появился комбат и очень 'хорошо' охарактеризовал наши действия. Меня он попросил следовать за собой, даже не дал времени привести себя в порядок. Пришлось идти за ним пыльным и вспотевшим после тренировки.

— Ты, что тут устроил за представление? Головой думать умеешь или нет, а если слухи дойдут до не выявленных шпионах противника? Ладно еще бы отрабатывали приемы штыкового боя, но занятия с ножом это совсем из ряда вон. Подобная подготовка сейчас только у осназа и подобных подразделений. Противник очень заинтересуется, что это за любопытное подразделение появилось накануне наступления.

— А то они дураки и не связали наше появление с молчанием своих агентов.

— Одно дело, что появилось подразделение бойцов в составе которого несколько особистов, которые и задержали их агентов, и совсем другое, когда эти бойцы показывают замечательную специальную подготовку. Еще нечто подобное случиться и ты у меня пожалеешь очень сильно, отправлю сообщение комиссару с предложением тебя наказать, вот тогда-то попляшешь и ножками-ручками подрыгаешь.

— А разве товарищ комиссар куда-то убыл? Интересно, вроде только вчера был в городе и вдруг пропал.

— Не твоего ума, да и что-то многое себе стал позволять, Стародубцев — комбат нехорошо прищурился, и у меня по спине непроизвольно пробежала дрожь — не к добру такое любопытство, ведь война скоро и только от тебя зависит и твоего поведения, как ты ее встретишь. Можете идти, товарищ лейтенант государственной безопасности.

На улицу я вышел с чувством холодка в груди. Командир батальона отличался крутым нравом еще с Чечни и мог усложнить жизнь любому.

 

Отступление 2

В большом кабинете находилось два человека — один сидел за столом и неспешно набивал трубу, второй стоял навытяжку перед хозяином кабинета.

— Так вы говорите, что пришли из будущего и как оно там?

— Не самого лучшего качества.

— Что, неужели все так плохо, а куда смотрит партия?

— Партия, товарищ Сталин, распалась задолго до решения направить меня сюда. Да она в последнее время и не являлась партией как таковой, между ее высшими чиновниками пошли склоки за власть и ее крах был предопределен.

— Ну а что вы хотите поменять своим приходом сюда? Как я понял, до распада вашего государства еще полвека и многое можно исправить, если перейти в более позднее время.

— Решение принимал не я, а несколько влиятельных человек, которым не по душе создавшаяся обстановка в стране. Они обладают деньгами и некоторой властью, но ее не хватает для коренного изменения ситуации, поэтому решили предпринять попытку по ее изменению и недопущению провала в прошлом.

— Товарищ Красильников, скажите честно — вы считаете, коммунизм лучше демократии или просто действуете по приказу? Что управляет вами?

— Я считаю, что нет плохого и хорошего социального и политического строя государства, так же как нет плохого или хорошего правителя страны. Все зависит, только от его действий. Вы знаете, один иностранный политик крупного ранга сказал о вас — 'он принял страну с сохой, а передал с атомной бомбой'. Скоро начнется война, и она сильно затормозит развитие СССР, возможно на целое десятилетие. Если предпринять ряд шагов по ее смягчению для страны, то многое измениться в лучшую сторону.

— Вы говорите о атомной бомбе, в этой войне ее возможно использовать, вы говорили о ее чрезвычайной мощности?

— Нет, ее технология изготовления даже с доставленными мною сведениями займет годы, да и оружие это ужасное, не столько своей мощностью, сколько последствиями. Его хорошо иметь в качестве дубинки запугивания.

Сталин несколько минут молчаливо сидел, затягиваясь трубкой.

— Хорошо, вернемся к этому моменту позже. Что вы говорили о невозможности вернуться в свое настоящее?

— Понимаете, товарищ Сталин, проход через временно-пространственый барьер создает очень сильное электромагнитное поле, которое разрушает все приборы. Даже в выключенном состоянии или даже разобранном, на электронных деталях возникает статичное электричество, которое как бы включает эти детали и сжигает своей мощностью. Когда я говорил с бойцами о их возврате, я попросту блефовал.

— Кстати, что за подразделение вы с собой привели, зачем оно? Для доставки ваших документов и доказательств целый батальон не нужен.

— Понимаете, попасть в точно отведенный промежуток времени в прошлом практически невозможно, и была вероятность, что нас выкинет уже во время начало боев. Так же нельзя было, и 'десантироваться' куда-то поближе к Москве, та точка была самая лучшая из всех. Вот поэтому отлично подготовленный и вооруженный батальон был необходим. Я и несколько специалистов переходили самыми первыми и смогли установить точное время. По первоначальному плану мы должны были еще с месяц назад — в начало середину мая переместиться. С собою я доставил весь расклад по будущей войне, некоторые устройства, образцы оружия и документацию для создания производства. Я хочу чтобы Советским Союзом гордился любой ее гражданин, а не унижено благодарил за подачки в виде куриный ножек и шоколадок.

— Хорошо, товарищ Красильников, мы остановимся пока на этом и продолжим разговор позже в присутствии еще нескольких человек.

 

Глава 3

Ничегоделание в батальоне затянулось до самой субботе, остальные части давно находились в состоянии готовности 'Один', а мы тупо просиживали в казарме. Некоторые части 6-ой стрелковой дивизии остались в крепости, а остальные соединения вместе с 42-й стрелковой дивизией выдвинулись на боевые позиции. В моем времени такой приказ поступил после трех часов ночи 22июня и не принес заметных результатов, большая часть войск была разбита, так и не попав на оборонительные рубежи. То же самое произошло и с авиацией. По приказам Красильникова все самолеты были переведены на запасные аэродромы и тщательно замаскированы, на основных местах базирования были оставлены макеты и ложные цели. Надеюсь, командование сумеет воспользоваться предоставленными возможностями.

Вечером наш батальон ушел из казарм, отойдя от города на несколько километров, комбат дал задание окапываться. Через наши позиции проходила дорога, ведущая в город по широкой дуге. Оба фланга упирались в лесопосадки, правда достаточно густые и занимающие широкое пространство. Судя по карте, за нами через несколько километров находился мост, причем единственный мост способный пропускать через себя тяжелую технику, так что немец на этой дороге появиться обязательно.

Меня и Николая Махрова, взводного с первой роты, комбат направил в патруль, дав наказ курсировать в десятке километров в сторону города. С нами на полуторку погрузился десяток бойцов с одним 'Дегтяревым'. Еще две подобных группы ушли по другим маршрутам. Жаль, что нам не выдали радиостанции. Кстати, почему? Почему при переходе с собой дали модернизированные винтовки, которые только снайперам и положены, а насчет средств связи пожадничали, что в этом есть и это не очень нравиться.

На часах было начало второго, наша машина неспешно — да и откуда взяться то спеху на столь древнем транспорте, когда даже бензонасоса не было, и бензин лился самотеком — передвигалась вдоль дороги. Так мы катались около часа, изредка останавливаясь и вслушиваясь в ночь.

— Слушай, Серег, как думаешь — нас скоро отправят назад?

— А кто его знает. Красильникову только известно, ну может комбату еще и все… Думаю, на первые бои нас точно кинут, комиссара все равно нет и комбат пока не думает нас к нему вести.

— Повоевать это ладно, главное чтобы нас не кинули, как кидали не раз в Чечне.

Машина остановилась в очередной раз и из кабины высунулась голова шофера:

— Товарищ лейтенант, там впереди машина чья-то, только что фары мигнули и потухли.

Несколько минут мы все всматривались в темноту, но ничего не увидели. Потом Махров дал команду:

— Давай не спеша, без света кати в ту сторону, а вы все приготовьтесь к бою. Тут до перехода границы немцами осталось пара часов, так что их группы могут уже действовать у нас в тылу.

Поехали мы со скоростью бегущей черепахи, видимо водитель, всерьез принял указание Кольки ехать 'не спеша'. Через несколько минут мы увидели аналог нашего транспортного средства и двух человек в форме и с оружием в руках рядом. Не доехав полсотни метров до чужой машины, махров приказал пулеметчику и еще трем бойцам выгрузиться взять неизвестных на прицел, желательно обойти их с боков.

Когда мы подъехали к стоящим один из них властно поднял руку с приказом остановиться. Мы с Николаем перепрыгнули через борт и подошли к стоящим. Тот что нас тормозил оказался старшем лейтенантом, пехотинцем, рядом стоял сержант и кабине машины тоже виднелась фигура бойца. Точное звание не давала рассмотреть темнота. Следом за нами кузов покинули бойцы и профессионально обошли полукругом неизвестных, причем сразу двое ненавязчиво держали водителя под наблюдением, как самого опасного. В темноте была видна голова и часть торса, остальное выпадало из зоны видимости, так что тот мог спокойно воспользоваться оружием, незаметно для нас достав его.

— Старший лейтенант Коломеец, командир взвода связи. Что делаете на дороге?

Оттеснив Махрова в сторону, решив давить авторитетом своей службы на старлея:

— Лейтенант государственной безопасности Стародубцев, следуем в город. А теперь я задаю вам вопрос о причине вашего нахождения здесь.

— Извините, товарищ лейтенант, не рассмотрел ваше звание в темноте — вытянулся Коломеец — тут в паре километров столбы повалены и оборваны телеграфные провода на несколько сотнях метров. Вот увидел вашу машину в темноте и решил проверить документы.

— Коломеец, мы следуем в сторону обрыва, о котором вы говорите, а не наоборот, вам следует заняться восстановлением связи, а не поиском злоумышленников. Тем более, что вы втроем никак с ними не справитесь. Да и предъявите заодно ваши документы.

Тот достал из кармана гимнастерки свою командирскую книжку и подал ее мне.

— Ваших бойцов тоже.

Пока я просматривал документы командира, подсвечивая себе фонариком, сержант передал свою книжку Махрову, а старлей открыв дверку кабины с пассажирской стороны, принял документы от водителя. Машинально проведя лучом фонаря вслед старлею, я заметил четкий след сапога на густо запыленной подножке автомобиля. Почему то оттиск подошвы командирского сапога сильно завладел моим вниманием, я раздумывал пару секунд, пока старлей покашливанием не привлек внимания. Бегло просмотрев книжку водителя, оказавшегося Петром Ивановичем Ивановым, рядовым, я вернул все документы Коломейцу и пожелал счастливого пути.

Уже отъезжая от связистов и подобрав ранее высаженных бойцов, я все никак не мог отвлечься от следа подошвы. Боец с пулеметом перевалился через борт последним уже на ходу.

— Ну как там, кто был? — спросил он доставая из кармана самокрутку и спички.

— Связисты, впереди телеграфную связь нарушили, вот они и поехали ее проверять.

— Понятно. Началось, — глубокомысленно кивнул пулеметчик и чиркнул спичкой. Что началось, поняли мы все, и это холодом прошло вдоль моих лопаток. При свете зажженной спички, я увидел вытянутый сапог Махрова, сидящего напротив. Его подошва была подбита Круглыми гвоздями! А у старлея — отпечатались квадратные! В голове забрезжила одна смутная мысль, еще из детства, когда я играл в 'войнушку' со своими сверстниками. Тогда я представлял, как ловил бы шпионов, попади я на войну. Под этими впечатлениями почитал уйму книг о войне, и в одной из них говорилось о некоторых приемах распознавания разведчиков противника во время войны. Там отмечались именно манера подбивания сапог и скрепление листов в служебных книжках и документах. Да что книги — в самом начале нашей подготовки на мнимых съемках, нам зачитывали ознакомительный курс по отличительным признакам распознания вражеских засланцев, не сказать бы засранцев. Вот только рассматривая книжки мнимых связистов, я совсем не придал значения скрепкам, да и не рассматривал я их подробно, кинув взгляд на часть и фамилии.

— Назад, разворачивайся назад к связистам — заколотил кулаком по кабине — всем приготовиться к бою, возможно, это переодетые немцы.

Махров хотел что-то спросить, но передумал, скинул автомат с плеча и передернул затвор. Машина сбросила ход и начала разворачиваться, забирая влево, хорошо, что кюветы почти отсутствовали и были неглубоки. На проклятье Николая и бойцов в кузове, что надо воспользоваться было задней ходом, водитель отбрехивался неисправностью задней передачи:

— Я что сделаю, если на этой трахоме коробка самое больное место и заднюю передачу часто клинит.

Наконец мы выбрались на дорогу и погнали в сторону машины, возможных врагов. От них мы удалились уже на полкилометра, но расстояние начало сокращаться. Видимо заметив, наше преследование преследуемые увеличили скорость. Водитель начал сигналить, привлекая к себе внимание. Ответ последовал незамедлительно и совсем не тот, что ожидали — в кузове полуторки расцвел цветок огня и спустя миг до нас донесся звук выстрела. Все стало на свои места — это был враг.

Махров дал несколько очередей из автомата, но все в пустую — расстояние между нами было уже около трех сотен метров, но больше е сокращалась. Так мы мчались минуты три, впустую перестреливаясь между собой. Я понял, что таким способом мы можем вести преследование до самого утра, а там уже проблема трех врагов потеряет свою актуальность — на нашу землю хлынет орава противника. Этот противник не будет прятаться, а сам захочет поближе познакомиться с нами.

— Стой, стой! Тормози машину, так мы его упустим — застучал я по кабине. Дисциплинированный водитель, нажал на тормоз, заставив нас ухватиться за борта, что бы не улететь носом в кабину. Я уперся локтем в кабину машины и прильнул щекой к дереву прикладу, крепко ухватившись за цевье. Темнота давала мало шансов на положительный исход задуманного мною, но хоть какие то были… Я вел стволом за вражеской машиной, ориентируясь в основном по свету фар, примерно прикидываю где может находиться водитель.

— Ну что же не стреляешь? Давай же, ведь уйдут… Иначе какого хрена мы встали — вокруг чуть ли не пританцовывал Махров. Он, то вскидывал автомат и прицеливался в сторону уходящей машины, то вновь его опускал, опасаясь помешать мне. Наконец, на одной из кочек машина ухнула в низ, на какое-то мгновение застыла, и я выпустил подряд три пули. Вары машины 'связистов' вильнули в сторону и застыли.

— А теперь вперед со всех сил, метров за двести покидаем машину, водитель выключает фары и стоит, остальные — вперед.

На указанное расстояние мы вышли через десять секунд, в нашу сторону вела огонь только одна винтовка, видимо второй пытался скинуть от руля убитого и занять его место, времени на это ему не дали. Едва мы разошлись во все стороны наш пулеметчик начал короткими очередями бить по противнику. Я залег чуть в стороне и приник к прицелу. Все таки отличная штука это просветленная оптика, вопросов конечно добавит при случае, попади она в чужие руки, но зато на такой короткой дистанции никакой 'ночник' с ней не нужен. Противник с винтовкой находился за левым задним колесом и в этот момент был занят перезарядкой оружия. Второй, видимо лейтенант, залег в стороне от кабине метрах в трех и теперь вел стрельбу по нашему пулеметчику. Причем достаточно меткую стрельбу — я видел как парень несколько раз вжимался в землю, приникая к ней как можно ближе ощущая пролетающие совсем близко пули. Уже пару раз за эти минуты боя он отползал в сторону, меняя позицию.

Мне было видно правое плечо вражеского солдата за колесом и немного головы — самая макушка. Прикинув его примерное расположение за укрытием, я переместил треугольничек прицельной сетки оптики на пару миллиметров в сторону и выстрелил в колесо. Выстрел был точен — в прицел я наблюдал уткнувшегося головой в землю человека, безвольно выпустившего винтовку. Командир 'связистов' увидев такое дело, отбросил оружие в сторону и поднялся во весь рост:

— Я сдаюсь, не стреляйте.

Он все так и стоял с поднятыми руками, когда мы подошли к нему.

— Я сдаюсь — повторил он еще раз — Отведите меня к своему командованию, у меня есть сведения, которые их чрезвычайно заинтересуют.

Махров подошел поближе, взглянул тому в лицо и с улыбкой нанес сильный удар ногой тому в пах. Не ожидавший такой подлянки Коломеец не успел ни прикрыться, ни отступить в сторону, что бы ослабить удар. С тихим стоном он упал на землю и сложился в позу эмбриона.

— Свяжите его — скомандовал Махров, а потом обратился уже к пленному — Уж не о начале войны, милейший, ты собираешься рассказать моему командованию?

Даже в темноте было видно, как удивлено вскинулся лежащий на земле. По-видимому он даже забыл про боль:

— Откуда вам…

Договорить ему не дали, бойцы грубо заломили ему руки за спину и стянули их в локтях и запястьях. После этого подняли и потащили к машине, водитель которой, видя, что все кончилось, на тихом ходе приближался к нам. Скорченного, еще не отошедшего от 'доброго' приветствия Махрова пленного закинули в кузов. Может это покажется излишней жестокостью, но сами попробуйте предпринять что-то, когда у вас все внизу разрывается от боли. В таком состоянии только уж очень терпеливый человек может еще думать о сопротивлении и строить планы побега из плена. Правда, таких за всю свою службу еще не встречал. Подобным образом мы проводили зачистки в возможных местах нахождения боевиков. Заходишь в дом, видишь здорового мужика внутри и безо всяких разговоров пинаешь сначала в пах, а потом за волосы вытаскиваешь на улицу. Там передаешь другим солдатам, которые переправляют того на фильтр для дальнейшего разбирательства. Грубо и жестоко со стороны, но очень действенно на самом деле — если, конечно, жить хочешь. О возгласах поборников за права угнетенного народа лучше не думать на войне. А потом какой народ? За несколько лет войны, я встретил столько народу на противной стороне с оружием в руках, что пора густонаселенный город закладывать, для их проживания. Вот только из всех этих 'знакомцев' местного народа было меньше половины — остальные наемники, особенно много было арабов. Вот эти скоты, крича о защите своих единоверцев, шли на войну, только получив в карман изрядную сумму хрустящий зелененьких денежных знаков. Ладно, что-то слишком длинное отступление получилось, пора и к нашим баранам перейти, а точнее — барану. Коломеец уже немного пришел в себя и, почти, не стонал на каждой кочке, на которых нашу машину кидало неимоверно. Взглянув на часы, я прикинул что пора и возвращать на позиции батальона, надо было сообщить о последних событиях и сдать пленного.

Мы вернулись последними, отправленными вместе с нами патрули уже находились на месте и сделали доклад комбату. Кивнув Махрову и двум бойцам, которые вытащили пленного из кузова, я пошел на НП батальона. Тот располагался во второй линии обороны и представлял собой широкую траншею с перископической трубой и накрытой масксетью. Вот еще одно воспоминание о происходящих событиях из мемуаров ветеранов. Будучи достаточно дешевыми в изготовлении средства маскировки почти не поступали в части, и это приводило к огромным потерям среди техники и живой силы.

Продолжая выполнять дорогостоящий ремонт и выпуская новую технику, высшие чины совсем не заботились о ее сохранности на месте. Иногда, конечно, средства маскировки прибывали в подразделения, но и тут не обходилось без курьезов или попросту халатности. Часто на складах попросту не было сезонной расцветки и летнюю масксеть слали осенью или даже зимой или наоборот. В общем, народу пришлось хлебнуть изрядно пока основных дураков не выбило в начале войны, да и воевать научились не только на словах.

На НП вместе с комбатом находились все ротные, что сосредоточено изучающие на карте. Было еще темно, и им приходилось подсвечивать себе фонариком, с синим стеклышком. Взглянув на нас комбат обратил внимание на нашего связанного сопровождающего. Отправив бойцов обратно, он выслушал мой доклад о происшествии.

— Значит началось. Что ж мы к этому и готовились. Пленного посадить под стражу — после побеседуем.

И тут со стороны границы послышалась еле слышная канонада. Я знал, что сейчас почти вся артиллерия немцев долбит по нашим позициям и под ее прикрытием передовые части переходят границу. Глянув на пленного, комбат мгновение раздумывал. Под этим взглядом связанный человек съежился и даже стал меньше ростом.

— Этот пусть остается здесь — не буду откладывать разговор на потом, тем более что время для беседы есть. Командиры — по местам.

Козырнув командиру, батальона мы все — я, Махров, все ротные — покинули НП. Остался лишь главный разведчик, да пара посыльных, которым придется побегать на случай обрыва телефонной связи. Я нашел Витька, который уже накинул на себя 'лохмушку' и ждал только меня. По быстрому переодевшись, я подыскал себе позицию на второй линии траншей. Все таки, как быстро парни сумели все отрыть. Никакие нормативы не смогут отразить реальные возможности человека, когда тому грозит опасность. В Чечне мы не слишком увлекались подобным делом, там почти и не было позиционной войны. Все дело ограничивалось блок-постами из мешков и бетонных блоков. Изредка приходилось отрывать окопы, но это было очень неблагодарное дело, особенно в горной части, где камни не давли нормально углубиться.

Мы просидели до полудня без всяких изменений в обстановке. Несколько раз в стороне проходили армады немецких бомбардировщиков, продолжалась канонада, которая по звуку немного приблизилась. Мы сидели в окопах еще несколько часов, когда обстановка резко поменялась. Вдали на дороге появился шлейф пыли под колесами техники. Я уставился в прицел в ожидании, когда можно будет рассмотреть отличительные знаки приближающихся. Уверен, что все у кого была оптика повторили мое движение, а все наше подразделение застыло в тягостном ожидании.

Колона начала сбавлять ход и разворачиваться в стороны за пару километров до нас. Наверное, они рассмотрели четкую линию траншей, бугорки свежей земли отрытой накануне.

— Немцы, немцы! Приготовиться к бою! — пронеслась по нашим рядам команда. Одновременно с этим у меня перед глазами мелькнул жирный крест на борту бронетранспортера. К этому времени я уже и так понял, что за гости к нам пожаловали по конфигурации техники. Вот оно, началось, это не ходить ночью по домам и гонять на машине за диверсантами. Против меня сейчас такое же боевое подразделение, как и мое. Все решиться в ближайшее время. Страха не было, был азарт, желание действовать, не лежать здесь прикрытым кусками мешковины и прикрученными веточками. Давно такого не чувствовал, надо собраться, а то какой из меня снайпер если палей дрожит от переполняющего адреналина. Рядом сквозь зубы шипел Сухотов, переживая то же что и я.

Чуть более чем за километр немцы покинули технику и перестроились в пешую цепь. На взгляд их было около четырех сотен, считай батальон, усмехнулся я, силы равны, вот только на их стороне танки и бронетранспортеры, а вот у нас только пара пушечек карманного калибра да земля, в которую мы зарылись по уши. С моей стороны шли несколько бронетранспортеров и три танка, два из них были так себе — 'двоечки', а вот третий посерьезней — Pz-3, танки открыли стрельбу с километровой дистанции. Не знаю, то ли они поспешили и еще не вышли на дистанцию эффективной стрельбы или из немецких наводчиков были аховые стрелки из движущейся техники, но взрывы поднимались то перед окопами, то позади них. Шли они ходко — оставив пехоту позади танки выскочили перед нашими позициями на максимально достижимой для нашей противотанковой батарее. Рядом с немецкими танками поднялись султаны земли — это заговорили 'сорокапятки'. Не ожидая у нас встретить артиллерию немцы повернули в сторону леска и начали бить туда, пытаясь нащупать орудия. Получалось плохо — скверный обзор, движение, во время которого машину подкидывает, к тому же хорошо замаскированная позиция нашей батареи — расчеты орудий полили землю перед стволами, чтобы не обнаружить себя поднятой пылью — все это мешало им очень сильно. А вот сами они создали для наших бойцов идеальные условия для стрельбы из ПТРов. С собой на каждую роту мы привезли по три противотанкового ружья Рукавишникова калибра 14,5 мм. До поры до времени упрятанные в запасниках от ненужных взглядов они встали на позиции только здесь.

В прицел я прикинул расстояние от истребителей танков до машин — выходило порядка трех сотен метров, самое то для стрельбы. Два противотанковых ружья из трех первой роты перед позициями которой находились танки ударили в борт 'трешки'. Резко дернувшись, будто натолкнувшись на стену танк, сбросил ход и замер, из щелей повалил дым, следом за этим откинулся верхний люк и оттуда выскочили двое танкистов в черных комбинезонах. Один из них начал помогать своему товарищу, покинуть машину, когда резко дернувшись, упал с брони. Следом упал второй танкист, так и не сумев полностью вылезти из люка. Теперь он наполовину свисал из танка, напоминая сцены фильмов, виденные мною, про танковые сражения. Их снял, наверное, кто-то из моих коллег, а может и из простых бойцов — у нас почти все хорошо владели оружием, и на трехстах метрах совершить меткий выстрел было не сложно. Потеря своего товарища не охладила пыл оставшимся танкам и те за это поплатились. Третье ПТР звонко выстрелило, и гусеница одного из танков сползла с катков. Третий танк расстреляли перезарядившаяся пара противотанкистов, отстрелявшихся первыми, а застывшую на месте машину подожгли артиллеристы. Влепив пару снарядов в неподвижную мишень, они заставили ее окутаться клубом дыма в котором изредка раздавались выстрелы сгораемых боеприпасов.

К чести немецких солдат надо признаться, что те до последнего вели огонь из своей машины, ставшей для них могилой. Пока проходил этот скоротечный бой, бронетранспортеры в сопровождении пехоты подошли метров на пятьсот и открыли пулеметный огонь.

— Вот уроды, неужели гибель своих танков для них не стала уроком? Наши пушкари целехонькие и попросту раскатают по болтику эти железные корыта, да и пехота их не шибко грамотная — прет буром и постреливает из своих карабинов — весело пробормотал Витька, окрыленный развернувшейся перед ним гибелью вражеской техники.

— Это они нас не принимают в расчет. Привыкли с французами, да прочими европейцами в перестрелку играть, вот и здесь все с нахрапа пытаются взять. Этих мы, конечно, отобьем и еще пару атак выдержим, но потом придется уходить. Немцы не дураки — пригонять или артиллерию и раздолбают нас на расстоянии или раскатают при помощи авиации.

— Но сначала мы этих и раздолбаем и раскатаем, они уже на дистанции выстрела.

Тут Витек был прав. Вражеские солдаты подошли уже достаточно близко и можно вести прицельный огонь. Почему комбат молчит? Наши бойцы, следуя раннее отданным приказам, вели огонь по паре человек в отделении, не показывая врагу сильно кучную стрельбу и огневое превосходство. Не ожидая от наших какой каверзы, немцы, подбадривая себя криками дуром перли на окопы. Что же, идиотов надо лечить. Наведя прицел на цепь врагов, я выцелил для себя офицера. Тот шел быстрым шагом, что-то крича и энергично жестикулируя правой рукою, левой придерживая автомат.

— Вот с тебя-то и начнем лечение, радикальное, чтобы другим неповадно было — прошептал себе под нос, совмещая точку между ключиц немца с сеткой прицела. Сухотов кинул взгляд на меня, но промолчал. Видимо, сейчас у него не было времени комментировать мои слова. Я задержал дыхание и плавно потянул спусковой крючок. Винтовка сухо треснула, ударила прикладом мне в плечо. Наведя прицел вновь на немца, я с удовлетворением отметил высокое качество работы — тот, держась рукой за грудь, стоял на коленях, выпустив автомат из рук. Через мгновение он упал.

— Молоток, Серега, так их, гадов! — восторженно проговорил Витек. Видимо успел заметить убитого офицера. Сам он не стрелял, дожидаясь всеобщего сигнала. И дождался, по траншеям прокатилась команда 'Огонь! и из окопов навстречу противнику рванулась долго сдерживаемая свинцовая смерть.

Бронетранспортеры были поражены первыми выстрелами и теперь, жирно чадя, застыли неподвижными коробками на поле, будто игрушечные машинки, выброшенные из коробки в беспорядке.

По цепи немцев прошла смертоносная коса ливня пуль, разом убавив тех больше чем наполовину. Стрельба из наших автоматических винтовок давала нам многократных перевес в огневой карусели боя. Раз, за разом нажимая на крючок, бойцы посылали в сторону противника смертоносные кусочки свинца. Причем это была не бестолковая стрельба новобранцев.

Заранее выбранные цели и распределенные между собой поражались одна за другой. То, что эти цели были людьми, никого не тревожило, все сантименты о человечности были выброшены еще раннее. Сейчас немцы пожалели о своем необдуманном поступке. Приблизившись слишком близко к позициям батальона, они оказались как на ладони у наших стрелков. Не имея возможности атаковать нас оставшимися силами — наши пулеметы укладывали их ряды на землю, не давая приблизиться — они отступили назад. Используя стелющейся дым подбитой техники, как прикрытие, немцы покинули поле, ставшее для них кровавым.

По траншеям прокатилась команда комбата, вызывающего командиров рот к себе с данными о потерях. Бойцы наконец-то зашевелились и стали понемногу сбрасывать с себя напряжение боя. Давно заметил: сколько бы раз не приходилось участвовать в схватках и боестолкновениях, страх никуда не исчезал, лишь притупляясь на время. Зато после боя очень часто начинает колотить.

Как оказалось, мои суждения о неточности стрельбы немцев были слишком поспешные. В результате обстрела танками погибли трое артиллеристов и были ранены еще пятеро, из них — один тяжело. Еще десять человек погибли в траншеях. Наши первые потери. Эти парни уже не смогут вернуться к своим родным и близким.

Убитых было решено похоронить среди деревьев на небольшой полянки в одной, братской, могиле. Сухо треснул залп из нескольких стволов и все. Все почести были отданы. Сколько еще ребят присоединяться к уже легшим в эту землю. На позициях по-прежнему было тихо, солдаты тихонько переговаривались, не забывая смотреть вперед. Два отделения бойцов отправили на фланги с заданием контролировать подступы к нашим окопам во избежание нашего обхвата.

Немцы предприняли еще одну атаку через полтора часа. Видимо получив подкрепление и перегруппировавшись, они попытались выбить нас с позиций. Приблизившись метров на семьсот, противник пошел в атаку под прикрытием пулеметов, которые с флангов щедро поливали нас свинцом. Эта попытка накрылась, как и первая. Подпустив немцев поближе, наши ударили со всех стволов, заставив противника откатиться на прежние позиции. Следующая атака началась, когда солнечный диск начал спускаться к горизонту. Красноватый диск светила осыпал своими лучами местность, которая щедро была усыпана телами убитых.

Получив по сусалам в первых попытках и поняв, что нас с нахрапа не взять, противник предварил свою следующую атаку минометным обстрелом. Я забрался в щель и скорчился в позе эмбриона, ожидая окончания налета. Противный визг мин над головой не сравнить ни с чем, так же как и сам психологический эффект этого воздействия. Хорошо, что калибр у немцев покачал — не больше 50 мм, хотя и их хватало за глаза. Наша батарея попыталась их накрыть, но из этого ничего не вышло. Закопавшись в землю по самое не могу, немцы совершено наплевательски отнеслись к нашим снарядам. По крайней мере я не заметил, что бы темп их стрельбы снизился. Зато наши пушкари получили сполна — выглянув на несколько секунд из окопа, я увидел несколько разрывов в кронах деревьях над батареей. Блин, вот же непруха, там сейчас как штрапнельный дождик пролился. Артиллеристы, вероятно, тоже поняли, что в этом соревновании они последняя скрипка и благоразумно умолкли. Думаю, что попросту поныкались по своим щелям как мыши.

Вот бы сюда несколько 'шмелей'. Объемный взрыв в пятьдесят квадратных метров, даже если не уничтожит расчеты минометов, то выведет их из строя точно. В самом деле, какой стрелок из минометчика, лежащего на дне окопа с отбитыми ушными перепонками от взрывной волны и нестоящего на ногах, следствии тяжелой контузии. Да только что об этом мечтать, тем более что и расстояние максимально предельное для 'шмеля'. Но все таки нам, как, оказалось, есть что противопоставить немцам. Позади наших позиций раздались несколько хлопков и на позициях немцев вспухли взрывы. Классическая вилка — перелет, недолет и точное попадание по вражеским расчетам. Ну наконец-то, я уж почти и забыл со всей этой нервотрепкой о нашем доблестном минометном взводе. Где были эти, уроды, пока нас почти десять минут обрабатывали мины. Как потом узнал, минометчики попросту ошиблись в выборе позиций, удалившись слишком далеко от нашего края в тыл, в ожидании атакующего противника, они попросту не смогли поражать с большой точностью противника, который и сам расположился на предельной для стрельбы дистанции. Обработав как следует немецкие минометные расчеты, наши 'самовары' перенесли огонь на скучившуюся пехоту. Вот уж кому не позавидую — наши мины, это лилипутские 50 мм, у нас все с размахом. Немцы попросту не ожидали от нас такой подлянки, поленившись отрыть нормальные окопы, они в своих небольших ячейках получили на полную катушку. Эта атака так и не состоялась, гитлеровцы откатились как можно дальше зализывать раны и больше в этот день нас беспокоили.

Минометный обстрел нанес нам существенный урон. В ротах были потери по отделению только убитыми, легкораненых было, наверное, около полусотни. Артиллерийские расчеты выбило на половину и повредило сами орудия — уничтожив осколками панорамы. Да уж, немецкие минометчики показали, что воевать умеют и являются неплохими мастерами в своем деле. Пусть им будет земля пухом, гадам.

 

Отступление 3

— Господин полковник, докладывает командир 3-го пехотного батальона капитан Меске. Наткнулся на сильную оборону русских и несу огромные потери. Мне нужна срочная помощь авиации и техники.

— Что за паника, капитан, держите себя в руках ведь вы офицер рейха. Справляйтесь своими силами с выполнением поставленной задачи. Ничем в ближайшее время помочь не могу.

— Но, господин полковник, тут у русских не меньше полка с артиллерией и минометами. У меня уничтожена почти вся бронетехника, убито и ранено больше половины личного состава и у меня нет возможности их обойти из лесов и реки, расположенной неподалеку от позиций русских. Мне необходимо хотя бы два звена бомбардировщиков, что перемешать позиции противника.

— Авиация занята на других целях, все русские части подготовились к нашему наступлению, и бомбежка с обстрелом не нанесло большого урона, к тому же русская авиация уцелела на аэродромах во время налетах — хотя как это произошло, не понимаю. Теперь их истребители сбивают наши самолеты, а бомбардировщики бомбят войска. Наше продвижение идет слишком медленно и мы до сих пор не смогли занять город, не говоря о крепости. Против наших бойцов сражаются русские женщины, вы можете себе такое представить? Поэтому не просите о подмоге — ее не будет до завтра. Надеюсь, завтрашний день принесет нам больше приятных известий.

 

Глава 4

Комбат решил уходить ночью. Оставив позиции в глубокой темноте, мы погрузились на технику, укрытую за лесом и ушли в сторону моста. Не зажигая фар, опасаясь налета авиации немцев, колона уходила от границы все дальше и дальше. Возле моста от нас отделились саперы, чтобы установить взрывчатку и помешать немцам, бодренько передвигаться. К утру, мы дошли до ближайшего лесного массива и здесь решением комбата оставили технику, уложив раненых на носилки и нагрузившись припасами. Все что не смогли унести с собой, мы подожгли вместе с машинами. Еще раньше мы оставили орудия, подорвав зарядами станины и казенники, все равно без прицельных устройств были бесполезны. Батальон ушел в лес, теперь решение за комбатом — пробивать к нашим частям или вредить по мере сил врагу на месте. О Красильникове никто пока не интересовался, пока.

Позже я узнал, что немцы смогли войти в город только утром 23 числа, понеся огромные потери. Но даже войдя в город они не смогли порадоваться этому — там против немцев действовал женский батальон, в состав которого вошли жены командиров. 2-я танковая группа под командованием Гудериана потеряла половину состава во время боев с нашей 30-й танковой дивизией и отошла назад. Лишь получив подкрепление из резервов, при поддержке 17-й и 18-й пехотных дивизий немцам удалось потеснить наши части и занять западную часть Пружан. Это произошло 25-го числа. В сравнении с моей реальностью начало этой войны было не столь безоблачным для немцев: и в Брест-Литовск они вошли уже в семь утра и Пружаны были ими заняты почти на два дня раньше. Знание ключевых точек начала войны, позволило Красильникову устроить немцам веселую встречу. Зная, что наши танки были уничтожены на Белостокском направлении почти без потерь со стороны немцев — бомбила авиация, да и наши бросали технику без горючего и боеприпасов, опасаясь окружения. Фактически вся бронетехника была выведена из строя, не принеся пользы. А здесь, возле Бреста, для достаточного отпора не хватило какой-то сотни танков КВ и Т-34. Теперь же под Брестом и Пружанами испятнанная крестами танковая лавина столкнулась со стальным кулаком усиленной танковой группировки советской армии. Гудериан кусал локти, когда нес потери на том месте, где по их разведсводкам у нас стояли жалкие БТ и прочие слабо бронированные танки.

Жаль, что так было только на нашем направлении, Красильников сумел привести войска округа в боеготовность и сохранить авиацию, переведя ее на запасные аэродромы. Немцам пришлось снимать войска с других направлений, чтобы усилить 4-армию, обескровленную боями на границе. На начало войны наша 4-я армия состояла из 4-х дивизий, половина личного состава которых приходилась на новобранцев. В то же время немцы против нашей армии противопоставили свою 4-ю немецкую армию. В нее вошли 12-ь пехотных дивизий, кавалерийская дивизия и танковая группа. Вот с таким более чем трехкратным перевесом в силах немцы нанесли по нам удар. Мне бы очень хотелось видеть лица верховного командования вермахта, когда их планы начали рушиться с самого начала. Брестское направление, а точнее направление Брест — Пружаны — Слуцк — Бобруйск, по которому они нанесли удар, оказалось им не по зубам.

Радоваться, конечно, рано ведь война только началась и как отреагирует на заявление Красильникова Сталин и поверит ли он нму, мне было неизвестно. Тем более это я знал, что нам удалось хоть немного, но улучшить обстановку по сравнению с возможной. А ведь другие считают, что все идет кувырком. Ну да ладно, как говориться — бог не выдаст, свинья не съест. Все еще впереди и я уверен, что будущие не будет таким мрачным, как у меня.

К полудню мы забурились в глухую чащобу и встали лагерем. За переход у нас погиб один раненый и ухудшилось состояние еще у троих. Все остальные ходили с мрачными лицами, хотя упаднического настроения не было, скорее это была мрачная решимость стоять до конца и отомстить за ребят. С таким чувством наши предки стояли на Куликовом поле, когда против них вышли гораздо большие ордынские полки, тоже чувство испытывали солдаты батареи Раевского во время всем известного сражения, когда сражались почти в полном окружении. Теперь и мы его чувствовали. У нас был один огромный плюс по сравнению с людьми этой эпохи. Мы знали, что победа будет за нами, нам же надо, чтобы она не была столь кровавой. Ради этого я готов был лечь костьми, но не допустить парады бритоголовых, транслируемых по телевидению, слом памятников нашим бойцам… Говорят, что от одного человека мало зависит происходящее — вранье, если человек хочет, а уж тем более и имеет возможность, хоть и малую, изменить что-то, то это произойдет. Сейчас, мы готовились именно к этому. Комбат принял решение понемногу продвигаясь в сторону фронта, мешать всеми силами немцу. Выход ко своим должен был произойти, когда обстановка по нашему случаю будет прояснена. Вот только до меня не очень дошло, как это станет известно зам, находящихся в тылу немцев.

Лежа на земле, под деревьями я жевал травинку и думал о следующих наших шагах. Точнее, о действиях нашего комбата. То, что он будет действовать не по обязательным канонам, я был уверен. Еще по службе в Чечне он дурил голову боевикам, действуя нестандартно.

— Лейтенант Стародубцев, к командиру батальона! — раздалось со стороны командиров. Сразу при разбивке лагеря, комбат приказал поставить себе палатку и теперь заседал в ней с ротными. Вот теперь придется идти и узнавать свою судьбу. То о чем я размышлял еще пару минут назад, мне станет ясно через последующие пару-тройку минут. Когда я вошел в палатку, то мне стало ясно — слишком долго медитировал, проще говоря — спал. Внутри находились все командиры батальона. В десятиместную палатку набилось почти два десятка человек. Здесь находились и снайпера, Воронов мне приветливо кивнул, когда я вошел внутрь.

— А вот и наш герой — желчно проговорил комбат — я еще пять минут, назад собрал весь состав у себя, почему опоздал?

— Виноват, по нужде отходил — покаянно сказал я, умолчав о том, что попросту сон сморил под деревом, тем более, что видеть меня почти никто из присутствующих не мог — хорошо схоронился — готов кровью искупить свою вину.

— Искупишь, обязательно искупишь. Товарищи командиры, я собрал вас всех здесь, чтобы сообщить о наших дальнейших действиях. Комиссар Красильников повез в Москву ряд образцов, могущих убедить высшее руководство в правдивости его слов. Также он сообщит ряд сведений, поспособствующих улучшению обстановки на фронте. Наши действия заключаются во всевозможном причинение вреда немцам, препятствовать их продвижению вперед. Наш батальон будет разбит на несколько мелких отрядов, которые займутся диверсиями, на дорогах, мостах и прочих важных в стратегическом плане объектах. Каждый из вас получит карту на которой будут они отмечены, в том числе воинские склады, которые, по всей видимости, уже захвачены или будут захвачены противником. Снайпера будут усиливать каждый из отрядов. Место общего сбора в лесу в пятнадцати километрах от села Высокое, что к северу от Пружан. Остаются командиры рот и взводов, товарищи командиры госбезопасности могут быть свободны и идти подготавливаться к рейду.

Дослушав до конца речь комбата, я вместе с остальными снайперами покинул палатку, оставив его с ротными и взводными. Интересно, с кем я пойду скитаться по тылам противника. Все таки намного спокойнее идти с человеком, которого ты знаешь хорошо, чем с малознакомым. Воронов догнал меня через десяток метров и хлопнув по плечу рукой сказал:

— О чем думаешь? Небось о том с кем пойдешь, так?

— Догадаться совсем несложно, думаю, подобные мысли у всех остальных сейчас в голове крутятся. А ты случайно не знаешь?

Серега состроил хитрое лицо и, оглянувшись по сторонам, произнес:

— Сия тайна мне известна, но не могу ее поведать, ибо буду наказан за разглашение.

— Хорош дурачиться, все равно в ближайшие полчаса скажут об этом. Так что давай колись, по самые гланды колись.

Воронов огорчено махнул рукой, шлепнул заодно по щеке, на которую миг назад спикировала крупная муха. По мухе промахнулся, но по щеке попал, причем получилось очень звонко.

— Блин, вот зараза. С Чернецовым ты едешь. И еще человек десять из ваших, из разведчиков вместе с вами пойдут. Если бы ты не спал под кустом, а пришел бы пораньше, то услышал бы распределение. Комбат за пару минут всех распределил, сказав, что рядовых и сержантов каждый выбирает сам в свою группу. Тебя особо упомянул при капитане, когда тот спросил про пару снайперов у себя в группе.

— Про пару, значит, нас двое с ним будет?

— Угу, двое. Ты и твой развиздяй Витек…

— Ну, это не так страшно, просто надо вовремя поправлять его и все, а снайпер из него получиться хороший.

— Как знаешь — пожал плечами Серега — у меня Якута забрали и отправили в другую группу. Жаль, я с ним отлично сработался. Во время последнего боя, с десяток немцев наваляли каждый.

— Я тоже проработал несколько, только выбирал офицеров или кого поважнее, пулеметчиков, например. Ну ладно, пора заканчивать лясы точить, вон отцы-командиры выходят. Вот же дела, сам уже являюсь командиром, да не простым, а все не могу привыкнуть толком к этому.

Воронов кинул взгляд на выходящих из под полога палатки офицеров, кивнул в ответ, мол, ты прав — пора и заторопился в сторону своих вещей. Я тоже собрался пойти укладывать свой мешок, но меня окликнул капитан Чернецов. Он отошел в сторону от основной группы командиров, которые о чем то оживлено, переговаривались в полголоса, и махнул рукой, поторапливая. Когда я подошел к нему, капитан застегнул свою сумку и посмотрел мне в глаза.

— Стародубцев, ты хороший снайпер, можно сказать самый лучший и поэтому выбор пал на тебя когда решалась дилемма — кому давать звания командиров. Но ты очень самостоятелен и любишь все делать по-своему. В этом рейде ты должен поступиться с этими чертами своего характера. Я командую группой и ты должен выполнять мои приказания, как и ранее. Теперешнее твое звание не должно в этом мешать, тебе понятно?

— Чего же непонятного — пожал я плечами — выполнять, так выполнять. Я все понимаю и не собираюсь впадать в эйфорию по поводу нового положения.

' Вот, блин, привязался — мелькнуло в голове, капитан всегда у меня вызывал чувство какой-то неприязни и сам мне платил этим же — как банный лист к одному месту'

Вслух же сказал другое:

— Я по-прежнему являюсь вашим подчиненным, будем считать, что мое новое звание не сильно помешает нашему дальнейшему отношению, как командира и бойцы.

Он несколько минут всматривался мне в лицо, потом кивнул и зашагал в сторону своих разведчиков. Мне оставалось, только забрать свой мешок, кликнуть Витька и идти следом. По зрелому размышлению, решил скинуть гимнастерку и галифе, а вместо них облачиться в 'лохмушку', выбрав лесную, темно-зеленую расцветку. Вещмешок закинул на спину, предварительно извлек разгрузку и закрепил ее на себе. В лесу точно не должно быть лишних глаз, да и комбат со своими заморочками будет далеко.

Витек собрался чуть позже, в отличие от меня, его никто не гонял по совещаниям, и тому удалось выспаться. Сейчас, опасно выворачивая челюсть в зевке, он натягивал на себя собственный маскировочный костюм. Наконец покончив со всеми завязками, он натянул лямки мешка на плечи и отрапортовал о своей готовности.

— Ну, слава богу, я думал оставить тебя здесь. На хрена мне такая копуша нужна.

— Да ладно тебе, Серег, че ты цепляешься.

— Давай за мною, надо еще Чернецова найти, мы с ним идем.

— С капитаном? Вот же не повезло, хотя с другой стороны, он один самых хороших командиров, не думаю, что его потянет шашкой махать в горячке.

Своего нового командира мы нашли под здоровенной сосной. Ее ствол, наверное, был более метра в диаметре, а на сколько поднимался в высоту не мог даже и сказать — вершина терялась среди окружающих, более низких товарок лесного гиганта. Рядом с капитаном стояли еще восемь человек. Ну правильно, вместе с капитаном их было девять и подразумевало три боевых тройки, мы же шли как огневое прикрытие — по снайперу на каждый фланг возможной позиции.

Глядя на разведчиков в похожем камуфляже, я подумал, что от сходных взглядов на обстановку нам придется избавиться еще нескоро. Думаю, соберись мы пойти на гражданке в поход или порыбачить, то выбранная нами одежда будет очень походить между собой в покрое и расцветке.

— Вот теперь все в сборе — проговорил капитан, при нашем приближении — Думаю, напоминать о том, что все необходимое должно быть с собою, напоминать не надо. Все, вперед.

Наша группа покинула место базирования первой, остальные должны были уйти ближе к вечеру. Я шел в колоне третьим, первым был Алексей Шумов, крепкий паренек, кандидат в мастера спорта по нескольким направлениям руко-ногомашествам. Прямо передо мною двигался Санек Литвинов, моего сложения, жилистый сибиряк. У себя на малой родине занимался браконьерством и весьма в этом преуспел. По крайней мере, в армию попал после неприятного случая с медведем. Вроде забрался в местный заказник и вальнул животное. Охотовед был в ярости и пообещал в ближайшее время отправить того за решетку. На мой вопрос, а как вообще смогли узнать о его причастности к этому случаю, Саня пожимал плечами и отговаривался: А там немного нас настоящих браконьеров, и все известны каждому егерю и охотоведу'.

Литвинов получил позывной Браконьер и даже его оправдывал. Во время частых вылазок по горам, он подстреливал кабанов, которых в Чечне было достаточно много. Местные их не били, если только из чистого баловства, все равно в пищу не употребляли.

Четвертым шел мой напарник. За ним следующим был Игорь Терехов, москвич, недоучившийся студент педагогического вуза, физкультурник. Ростом под два метра, весом за сотню килограмм, он передвигался почти бесшумно и лидировал в наших тренировках по снятию часового. Литвинов посмотрел как то на его передвижение и назвал того медведем. На не понятливые взоры окружающих пояснил:

— Медведь подкрадывается всегда очень тихо, несмотря на свой вес. Ни один сучок не треснет никогда под лапой, и заметить его практически невозможно, только во время нападения или перед оной.

С того момента за Тереховым закрепился позывной — Медведь.

За Медведем, передвигался командир нашей группы — Чернецов. Во время всех операций он носил позывной — Черт. Говорят, это повелось, еще с самого начала войны, когда сами боевики прозвали шайтаном, ну а наши перефразировали на более привычное слово, для русского уха. За ним шел постоянный член его группы во всех боевых вылазках по прошлому — Алексей Кузнецов. Этот паренек был радистом от бога и великолепным самбистом. Многие не принимали в расчет невысокого, сухощавого паренька. И были жестоко наказаны. Бамс или Бамсик, имел очень гипертрофированное чувство справедливости. Мог влезть в свару, если считал, что ее правильной и справедливой. Откуда получил столь странный позывной, я уже не помнил. Еще раз повторюсь — радист из него был великолепный, еще ни разу его группа не оставалась без радиосвязи и не было случая, что вверенная ему радиостанция выйдет из строя в самый неподходящий момент. За это качество его уважали все бес ограничений. Тот, кто ни разу не попадал в безвыходное положение, не поймет, как важна иногда связь.

Восьмым был Марат Якубович, татарин с хитрым лицом и характером. В первые, увидев его, сразу появляется желание застегнуть все карманы и переложить все ценное поближе к сердцу. Марат был именно таким человеком — возможность спереть что-либо и продать это потом, если самому не пригодиться была самой характерной чертой характера и ярко прописывалась на его лице. Числился, как Батыр, но часто откликался просто на Татарина.

Девятый был Тимур Иванов. Средний человек во всем. Средний рост, телосложение, средне-типичное лицо, даже привычки были самые средние — курил, но не много, мог выпить, но не напивался. Даже показатели были и те средние по всем дисциплинам. Носил позывной — Тим, никто не стал заморачиваться с придумыванием. Хотя Тимуру было все равно, на мой взгляд, он так же спокойно отнеся и к Горшку, главное в печь е ставить.

За ним шел Иван Парфенов, еще один здоровяк в нашей команде, по весу даже тяжелее Медведя, Был штатным пулеметчиком и ранее передвигался только с ПКМом, который сменил на 'дегтеря'. Получил позывной — Кабан, в противоположность к Медведю.

О последнем члене нашей команды надо рассказать чуть больше. Прапорщик Александров Роман Павлович. Сейчас сменил свое звание на старшину и ничем не выказал неудовольствие. Особой деталью его внешности были усы а-ля Боярский, с ними он возился с утра больше чем на весь остальной утренний туалет. В кармане формы всегда была небольшая расческа для них.

Высокого роста, но худой, как карандаш Александров пользовался уважением во всем полку. Начинал свою боевую карьеру, еще в Нагорном Карабахе, потом прошел по всем горячим точкам нашей многострадальной страны. Проще всех отнесся к переходу, на мой взгляд, даже согласен остаться здесь. Но это мое мнение, не подкрепленное ничем. Был спецом в плане допросов, если человек упорствовал более десяти минут, то по истечению пятнадцати, он начинал каяться вплоть до детских шалостей. Правда, после этого проявлением милосердия было пристрелить его.

Он традиционно замыкал колонну, поправляя следы оставшиеся после впереди идущих.

— Как пороси на водопой, никакого представления о тайне и схоронности — ворчал прапорщик, затирая чей-то явный след или наоборот выискивая чужие. Рядом с ним можно было не волноваться о таких мелочах, как мины, растяжки и чужие засады. Все это определялось Старым по невидимым для всех прочих признаках. Кстати, все его минные закладки и установленные растяжки из гранат или шашек взрывчатки, были практически не извлекаемыми и невидимыми до самого последнего момента.

Все его звали Старым или по имени-отчеству. Я был очень рад, когда увидел этого замечательного человека в нашей группе. Хотя с другой стороны, если комбат расщедрился на одного из своих самых классных и немногочисленных специалистов, то дело тут не только просто в запугивании противника и подрыве мостов. По крайней мере простого противника и простых мостов.

Передвигались мы растянутой цепочкой, когда между идущими было метров по двенадцать-пятнадцать. Идя по лесу я с трудом настраивал себя на боевой лад, все таки вокруг была такая природа! Подобные этому уголки в мое время были крайне редки, за ними приходилось ехать или в глухие районы, до которых цивилизация еще не докатилась или выбирать заповедники и национальные парки. Веселое пение птах, аромат зелени тишина леса, когда вроде рядом и слышна жизнедеятельность всех лесных жителей, но с другой стороны она радует ухо и совсем не доставляет дискомфорта. Как все таки хорошо без вечных куч мусора, встречавшихся на каждом шагу, рева двигателей автомобилей и их чадный запах. Лепота, как говорил один известный киногерой, вот только он восторгался цивилизацией, а я наоборот — ее отсутствием.

Мы отмахали километров тридцать за менее чем три часа. В один из наших переходов через дорогу — самые опасные моменты во время всего марша, именно в эти моменты может появиться противник за дальнем поворотом и будет весьма неприятно отрываться от него потом — вдалеке послышался шум мотоциклетного двигателя. Половина нашей группы уже перебралась на эту сторону. Но трое еще были там, на второй стороне. На лесной грунтовке появились два мотоцикла с колясками. На первом сидели три человека, один за пулеметом в коляске и двое на самом железном коне. Второй мотоцикл оседлали лишь двое — сам водитель и пулеметчик. По виду противника я определил, что солдаты опытные. Весь их вид говорил об этом. Расстегнутая форма, со стороны небрежно сидевшая. В то же время не имела ни одной лишней складочки. Попробуйте одеть новобранца и старослужащего в новую форму. 'Зеленый' боец будет выглядеть как пугало, а вот бывалый и более опытный солдат всегда приведет свою одежду в порядок: там помнет, здесь разгладит и вот стоят два человека в одинаковой одежде, но смотрящихся совсем по-разному.

Так эти немцы имели вид повидавших многое солдат. Пулеметчики, вроде небрежно державшие свое оружие и отвлекающиеся на разговор со своими товарищами, нет, нет, а бросали взгляд по сторонам. Вот же гадство, там, где мы переходили через дорогу, на траве имелся густой слой пыли, теперь сбитый нашими сапогами. Внимательный взор непременно зацепиться за это.

Что решит капитан, ведь стрелять опасно — могут рядом еще немцы быть, но и пустить все на самотек нельзя. Заметив следы, немцы обязательно доложат об этом и начнется облава. А нам кровь из носу, но надо еще отмахать с десяток километров по тихому и бес шума. Хотя без шума не получиться.

Все эти мысли промелькнули за доли секунды, а командир уже начал действовать. Несколько быстрых знаков и Медведь с Кабаном берутся за гранаты. 'Блин, да они что — рехнулись! Взрывы услышит вся округа' — подумалось мне, а в следующий миг от Черта пришел сигнал приготовить нож. Удивлено приподняв бровь, я все же отложил винтовку и обнажил клинок. Немцы уже поравнялись с нашим укрытием, и я увидел, как у первого пулеметчика взгляд застыл на полосе в пыли на обочине. Он начал открывать рот, но тут все завертелось. Кабан метнул свою гранату прямо в лоб водителя — попасть так точно было сложно, но получилось, все-таки тренировки это великая сила, а потом еще и близкое расстояние — всего несколько метров, и низкая скорость аппаратов. Мотоцикл вильнул в сторону, немец начал заваливаться назад, на своего пассажира и тому нечего не оставалось, как придержать его. Пулеметчик выпустил МГ из рук и схватился за борта коляски, чтобы не вылететь, когда мотоцикл съехал в канаву. Та же операция повторилась со вторым аппаратом, вот только водитель успел заглушить свое транспортное средство инстинктивным движением, прежде чем схватиться за разбитое лицо. Пулеметчик готов был уже открыть стрельбу, когда сбоку мелькнула серебристая рыбка ножа, вошедшая ему в шею. Я успел это заметить мельком, устремившись к первому противнику. Фриц, отпустил коляску и схватился за пулемет, пытаясь развернуть в мою сторону. Позиция у меня получилась просто идеальная, словно на странице учебника. Я атаковал справа сзади, и немцу просто катастрофически не хватало времени и места на разворот в мою сторону. Мне еще в самом начале службе, во время 'учебки' на разведчика поясняли, что если противник целит в тебя из любого длинноствольного оружия, то смещаться надо именно вправо по отношению противника или в свою левую сторону. Тогда нападающему приходиться менять положение всего корпуса, чтобы удержать на мушке, а это уже несколько мгновений у тебя в запасе. Главное этими мгновениями правильно распорядиться. Я смог. Немец почти успел навести ствол на меня, когда я оказался рядом. Вот именно такой случай, когда 'почти' значит 'никогда'. Правой рукой ухватил за его правое плечо и потянул на себя и вниз, а левой, вооруженной ножом, нанес удар под ухо. Клинок прошел сквозь мышцы шеи легко, совсем не заметив препятствия. Я немного сместил его положение, и кончик лезвия показался между ключиц, практически разрезав всю правую сторону шеи. Противник только булькнул и начал заваливаться на дно люльки.

— Вот, сучонок, — вырвалось у меня, когда в результате неловкого движения, часть крови попала на меня — за такое, тебя еще раз стоит прирезать, только помедленнее.

С водителем, оглушенным ударом, и его пассажиром было покончено одновременно с моим немцем. Капитан, подскочил с другой стороны и ударил ножом сначала, пассажира, а следом и водителя. Вся наша операция заняла минуту — не больше. По истечению этого времени на дороге находились два исправных мотоцикла и пятеро совсем не исправных немцев, причем о последнем нисколечко не жалел. Мотоциклы откатили поглубже в чащу и закидали срубленными ветками, рядом обрели свой последний покой и их бывшие владельцы. В принципе можно было проехать какую-то часть пути на транспорте, но Черт разумно предполагал, что сэкономленное время не стоит подобного риска. Кроме немцев в округе бродили малочисленные группки окруженцев, которые могут обстрелять наш отряд. К вечеру мы встали привалом, забившись в такую глухомань, о которой наверное и сами местные не имели понятия. Всю ночь провели без костров, перекусив сухпайком и поднявшись с первыми лучами солнца. За моей спиной топал Витек, изредка бубня что-то под нос, но так, чтобы не услышал Чернецов. Шли мы по почти заброшенной лесной дороге. Хоть это и было опасно — недавняя встреча с мотоциклистами доказала это, но вокруг раскинулся бурелом, затрудняя передвижение по лесу. Внезапно спереди — от головного дозора — послышался резкий двойной крик сойки, сигнал внимания. Я плюхнулся на живот на обочине и шустро заполз под кусты, приготовив оружие. Несколько минут ничего не происходило, потом на дорогу вышел капитан и знаком подозвал к себе всех.

— Все за мной, уходим с дороги в сторону, там оценим обстановку и примем решение.

Сказано-сделано, вся наша группа растворилась среди ветвей, не сломав ни единого сучка, лишь понемногу распрямляющаяся трава указывала, на недавнее наличие здесь пешеходов. Отдалившись метров на сто, мы собрались в тесную кучку, и капитан дал объяснения:

— Дозором отмечена впереди активность немцев, по карте ничего нет. Хотя она может быть неточной. На дороге замечены следы как минимум пары грузовиков и броневика-БТРа. Все следы очень свежие, не позднее часовой давности. Если пойдем тем же маршрутом, то рискуем на них напороться. Действия наши такие: Медведь с Сухим идут впереди на двести метров по обочинам дороги, в пределах видимости. В местах, где возможна потеря отряда из виду расстояние сокращаете, до оптимального и никаких звуковых сигналов. Все — вперед.

Искомые машины обнаружились примерно через километр. Посреди широкой поляны стояло примерно пяток строений — три избы, один широкий и длинный сарай и еще одна непонятная постройка с несколькими трубами и почти открытыми стенами. Возле нее в повалку лежали небольшие чурбачки смолистой сосны.

— смолокурня. По крайней мере очень похожа — прошептал лежащий рядом Витек — Я такие видел у своих родственников в Сибири, когда ездил к ним в детстве. Тут еще и скипидар добывают кроме смолы.

— Нам от этого какая польза? Да и вообще — молча наблюдай.

Сухотов обижено засопел, но продолжать разговор не стал и даже отодвинулся на несколько метров в сторону, чтобы лучше наблюдать за происходящим. Если честно, то вся наблюдаемая мною картина мне не нравилась. Немцев по всему поселку (если можно назвать это поселком) было порядка сорока человек, может около полусотни — не больше. Все они разошлись полукругом вокруг большого сарая, перед которым стояли местные, и веселыми голосами переговаривались между собою. Между тем местные жители в количестве десятка человек с преобладанием пожилых женщин сгрудились в тесную кучку и молча наблюдали за офицером, который что-то пояснял белому как лунь старику. Тот сгорбившись бросал из подлобья на немца взгляды, но ничего не говорил в ответ. Несколько минут спустя немец достал пистолет и прострелил старику голову. Это произошло совсем буднично, будто сигарету прикурил, настолько его движение было повседневным и скучным. Женщины заголосили, но пара очередей выпущенных в воздух вновь навели тишину.

Я уже не сомневался, что за этим последует показательная экзекуция. Убийство старика видимо главы местного поселения — не может быть единственным, а точнее последним. Я уже успел рассмотреть на поперечной жердины возле смолокурни висящие тела трех человек. Двое были в белом нательном белье, правда, сейчас в густых пятнах потемневшей крови. Третий — пожилой мужчина, по-видимому из местных. Постепенно у меня стала складываться мозаика в голове. Немцы завернули на местную смолокурню — подобные объекты должны были отмечаться на картах, а немцы провели хорошую разведку перед началом войны — здесь обнаружили раненых советских бойцов, которых и повесили вместе с хозяином дома, в котором они укрывались. Участь всех остальных жителей была ясна без слов. Мне оставалось только сжать кулаки, бессильно наблюдая за разворачивающей трагедией. Вперед выехал бронетранспортер и с десяти метров одной длиной очередью сбил на землю тех, что секунду назад были живыми людьми. Потом перечеркнул лежащих еще парой очередей, откидывая тела в стороны, вырывая клочья одежды и фонтанчики крови.

От капитана пришла по цепочки команда немедленно покинуть позиции и собраться позади селения в нескольких сотнях метров. Может кто-то скажет почему мы не вмешались, такие все из себя крутые, имеющие подготовку превосходящую подобную у противника и прочее и прочее? Ответ один: спасти людей мы не могли, немцы все равно перебили бы их, слишком много их находилось рядом. А вот нам пришлось бы туго. Противник имел неоспоримое преимущество в огневой мощи, тот же пулеметчик на БТРе одной очередью проредил бы кусты, в которых мы укрывались. Дальше — бой с превосходящим по численности противником, примерно половиной от исходного числа — первую половину смогли бы уничтожить в момент атаки. Спецназ воюет не числом, не мощностью огневого обстрела — умением. Правильно оценить обстановку и принять нужное решение и является залогом победы. По крайней мере ее большей части. Нам оставалось только отомстить за гибель невинных жителей и мы именно сейчас этим и занимались.

Немцы занялись разграблением смолокурни — краем глаза успел заметить выходящих из нее парочки солдат с несколькими канистрами, тяжелыми, судя по тому, как те перекашивались на один бок. Потом по своей привычки или сожгут постройки в назидание своим врагам, но скорее выставят пост, чтобы в дальнейшем наладить производство. Между тем наша группа сместилась на несколько километров вдоль дороги, выбрав весьма удобный ее отрезок для засады. С одной стороны дорога граничила с широкой поляной протяженностью метров в тридцать, вдоль другой стороны рос невысокий, но густой кустарник. Решено было именно здесь, и ждать гостей. Медведь с Кабаном при помощи Старого, занялись минированием дороги, устанавливая обычный фугас, что в огромном количестве прорастали на чеченских дорогах. В качестве основного заряда решено было использовать десять двухсотграммовых тротиловых шашек с противопехотной миной в качестве детонатора. По мнению большинства, а точнее всех присутствующих, первым пойдет броневик, как средство устрашения возможной засады, да и шансов у тяжелой 'брони' больше для расчистки баррикад на дороге путем тарана. Грузовики поедут следом, и их следовало нейтрализовать уже из ручного оружия. Кроме фугаса были установлены и еще сюрпризы для немцев, вот только глубоко сомневаюсь, если они им понравятся.

Ждать нас пришлось долго — часа полтора. Уже когда меня начало беспокоить их отсутствие — уж не решили ли они переночевать в поселке и тронуться только с утра — вдалеке послышался гул нескольких моторов. Еще через пять минут на дороге показалась колона немцев. Первым неприятным сюрпризом было отсутствие БТРа в голове колоны. Этот бронированный, пузатый на полугусеничном ходу аппарат передвигался позади грузовиков, оставив право первыми следовать грузовикам. Чертыхнувшись сквозь зубы, я направил ствол винтовки на БТР, выцеливая там пулеметчика. Именно пулемет сейчас представлял главную опасность, уцелей он и неизвестно как сложиться наша засада. Сам я расположился на дереве метрах в семидесяти от дороги, мой напарник занял похожее дерево, но уже на противоположной стороне, на краю поляны.

Первый грузовик добрался до нашей 'захоронки'. Кстати, огромное спасибо, что с нами пошел такой мастер по маскировки, как Старый. Тот сумел настолько качественно укрыть фугас, что, даже зная его примерное местоположение, я не мог его углядеть. Прапорщик, точнее старшина, сумел восстановить даже следы протектора, ранее проезжавшей машины. Сейчас на этот фугас наехал передним колесом грузовик с немцами — результат последовал незамедлительно. Под машиной вздыбился султан земли, буквально вырвав передок автомобиля, уничтожив водителя и сидящего рядом с ним пассажира. Сама машина поднялась на 'дыбки', несколько мгновений находилась в шатком положении на заднем борту, потом раздался треск, и та повалилась набок. Следующий позади грузовик управлялся опытным водителем — сбросив скорость, он попытался избежать столкновения и это почти удалось. Вот только в первой машине хранился запас топлива или чего-то подобного из горючих и легко воспламеняемых грузов. В тот момент, когда второй грузовик объезжал загоревшийся первый, у того в кузове полыхнуло особенно сильно, буквально сорвав полотнище брезента у своего соседа. Во все стороны полетели сгустки огня, пылающая жидкость щедро окатила немцев, сидящих в кузове второго автомобиля. Досталось и водиле — вся кабина превратилась в маленький филиал ада, буквально испепелив человека внутри. Тот смог только открыть дверцу и вывалиться на дорогу, где и замер, распространяя вокруг вонь горящей плоти.

Уцелевшие от взрыва солдаты второй машины попрыгали по сторонам будто зайцы — из первого автомобиля никто так и не выбрался, правда, как потом оказалось, там и сидел лишь десяток бойцов — стремясь укрыться на обочине. Вот только напоролись на заботливо развешанные растяжки — в кустах — и установленные мины — на поляне. Это было предусмотрено еще в начале установления засады: любой человек из попавших под обстрел будет стремиться укрыться в стороне от места, где его застал обстрел. Обочины дороги были идеальным местом для этого, на что и надеялись наши ребята, устанавливая ловушки, скрупулезно рассчитывая места возможного нахождения противника. Больше половины погибло при взрыве фугаса, еще треть оказалась на минах и приведя в состояние паники оставшихся солдат противника своей гибелью. Те залегли, где сумели, боясь сдвинуться в сторону, чтобы не налететь на мину и ведя огонь во все стороны.

Я сумел заметить высокую тулью фуражки офицера, командовавшего расстрелом. Немного подивившись его везучести — и под обстрелом уцелел и под взрывы не попал, да еще и выбрал место в середине колонны в кузове со всеми своими подчиненными, что оградило от сожжения заживо — в кабине уж точно погиб — я навел ствол оружия и плавно нажал на спусковой крючок. Стоящий на одном колене немец полетел на землю, получив пулю в бедро, следом за первой пулей я послал следующую, прострелив правую руку, в которой у того находилось оружие. Я не собирался упускать такой шанс, чтобы не заиметь пленного, а может и от Черта получу благодарность…хотя, вряд ли. Броневик я оставил без внимания еще в самом начале боя, когда прогремел взрыв фугаса — мое вмешательство не требовалось. В отличие от водителя второго грузовика не собирающегося тормозить под возможными пулями устроивших засаду, БТР встал резко, из-за чего стрелок-пулеметчик не удержался на своем месте и улетел внутрь кузова. Поднять ему не дал Кабан: сорвав с разгрузки гранату он взмахнул рукой и послал ее по высокой дуге внутрь броневика. Я уже упоминал его мастерство в обращении с 'карманной артиллерией' и сейчас только подтвержу еще раз. Влетевшая внутрь кузова граната, пущенная с задержкой, что не оставляло времени на отбрасывание ее в сторону, щедро нашпиговала осколками всех находившихся. Следом полетела вторая, которая поставила окончательную точку в борьбе в 'броней', полностью уничтожив весь экипаж и водителя, который не был отгорожен от десанта никакой стенкой между кабиной и кузовом.

В течении восьми минут — я специально засек время, машинально бросив взгляд на часы в начале боя — с противником было покончено. Никто так и смог скрыться, погибнув от пуль. Несколько человек сумели проскочить полосу минирования, разряженную ими более невезучими товарищами выскочить на поляну, но там их сразил Сухой. Офицера мы застали уже почти при смерти — ранение в бедро оказалось тяжелым, и он едва не истек кровью. От Черта удалось получить короткое: 'Молодец'. Офицера перевязали, но только затем, чтобы удалившись от места бойни — по-другому это и не назовешь — и провести его жесткий допрос. С его слов получалось, что в первой машине находился весь скипидар — шесть двадцатилитровых канистр и почти сто литров бензина, вот почему получился такой эффектный взрыв. Далее, он рассказал, что на смолокурне осталось четыре человека для охраны. Поморщившись, капитан, только махнул рукой — пусть живут, нет времени для их ликвидации, но затем пленный проговорил, что там же осталась и рация, по которой в обязательном порядке будет сообщено о нападении на колонну. При слове 'телефункен' капитан подобрался, словно лис при виде курятника. От возможного приезда противника с целью прояснения ситуации он отмахнулся. Все таки расстояние было порядочное, а густой лес весьма хорошо глушит звуки. Максимум, что услышали оставшиеся немцы на смолокурне, это взрыв фугаса, но точно определить место взрыва вряд ли смогут — дорога в лесу петляла изрядно и связать этот шум с местоположением машин очень трудно для плохо подготовленного в лесной войне человека. Немец умер тихо: просто по окончанию допроса, Старый оттащил его поглубже в кусты и вернулся, убирая нож в чехол.

Черт решил брать радиостанцию. Одной из обязательных задач было именно обзаведение средствами связи, недаром с нами шел один из лучших связистов батальона. На смолокурню мы пришли за полночь. Остаток дня попросту отсыпались, выставив часового и меняясь, каждый час. Возле объекта, на входе в одну из изб, висела керосиновая лампа — 'летучая мышь'. Она давала тусклый свет, который совсем не освещал окружающее, но вполне четко указывал часового, лениво сидящего на табурете возле входа. Несколько минут потратили на проверку окружающей местности на наличие скрытых секретов, а вдруг пленный утаил что-то, но в округе не было ни одной живой души, человеческой души. Примерно через полчаса нашего наблюдения он поднял и проследовал в дом, из которого через пять минут вышел уже другой солдат. Новый часовой немного прошелся вдоль дома, потом уселся на табурет и принялся вертеть головою, изредка выворачивая челюсти в зевку с такой силой, что меня самого с неудержимой силой потянуло на зевоту. Заразная это штука. Несколько раз часовой поднимался со своего насиженного места и делал короткий обход от одного угла избы до другого, все в пределах светового пятна, совсем не думая, что подобными действиями он больше затрудняет себе обнаружение врага, чем определение его появления. В одну из таких ходок к нему незаметно приблизился Якубович и застыл у того за спиной в паре метров. Действовать начали через сорок минут, дав покрепче заснуть находящимся внутри избы.

Через указанное время, дождавшись, когда часовой совершит свой очередной променад, Татарин одним прыжком сократил расстояние до противника. Зажав тому рот со спины, он подбил его под опорное колен и нанес удар ножом в спину с права, буквально насадив немца на клинок увлекаемого собственным весом. Следом за первым ударом он нанес еще один, выдернул нож из раны и перехватив обратным хватом, нанеся удар спереди в левую половину грудины. Через секунду он отпустил обмякшее тело часового на землю и пропустил две быстрые тени мимо себя в дом. Черт и старый вышли через минуту, вытирая ножи кусками ветоши. Бамс, наконец-то обзавелся рацией, хотя и изрядно поматерился, пока сумел наловчиться с ее обращением.

 

Отступление (последнее)

Наша группа еще десять дней ползала по тылам врага, беспокоя и вредя противнику всевозможными способами. Фронт ушел далеко, практически став на те же позиции, что и в моем времени. Наша появление немногим изменило ход истории, дав фору нашим войскам лишь в самом начале, вот только командование не смогло ей воспользоваться, бездумно следуя приказам и губя чудом сохраненную технику, авиацию и живую силу. Оставалось надеяться, что Красильникову удастся убедить отца народов и тот примет меры по изменению обстановки в нашу пользу. Хотя меня мучили подозрения, что комиссар мог и не добраться до ставки или его приняли совсем не так, как ожидалось, посчитав того провокатором. С нашим батальоном мы так и не смогли соединиться.

Уже на исходе десяти дней, когда мы приблизились к месту рандеву, Бамс принял сообщение от батальонного радиста (видимо там тоже сумели приобрести рацию, или же одна из вернувшихся групп доставила с собою) о полном окружении батальона. В данный момент бойцы вели бой с превосходящими силами немцев и не имели никаких шансов на спасение. Через пять минут мы получили радиограмму о начавшейся массивной бомбежки и после этого связь прекратилась. По предположению капитана выходило, что какая-то из вернувшихся групп принесла за собою немцев, которые сумели блокировать и уничтожить наше подразделение. Так в этом мире мы остались одни.