Мне надо было поехать по комсомольским делам в Тулу. Члену Военного совета воздушно-десантных войск Григорию Громову (уйдя в войска, он оставался в Бюро ЦК ВЛКСМ для лучшей связи) требовалось побывать в Тульской области по своим армейским делам. И мы отправились вдвоем.

Наиболее тяжелые бои под Тулой шли с 24 октября по 5 декабря. Действовавшая в этом направлении 2-я танковая армия Гудериана ставила целью нанести удар с юга для захвата Москвы. На пути была Тула. Попытка овладеть этим городом с ходу, так же как и последующие, успеха не имела. Враг встал у ворот Тулы, но в город войти не сумел.

Секретарем областного комитета партии и председателем городского комитета обороны был Василий Гаврилович Жаворонков — высокий, длиннорукий, светлоглазый.

Днем 30 октября Жаворонков набросал страничку заметок, чтобы было легче говорить, и вызвал Москву, Ставку.

— Сталин только недавно ушел спать, будить его не стоит. Мы запишем ваше сообщение и немедленно доложим, — ответил дежурный.

Василий Гаврилович сообщил, что город стоит крепко. В защите Тулы особо отличились полки — артиллерийский, войск НКВД, рабочий полк, созданный из туляков, и зенитный (его использовали как противотанковый).

— Откуда вы передаете сообщение? — спросил дежурный.

— Из города, — ответил секретарь обкома и прибавил: — Пока в городе есть хоть один коммунист, враг в Тулу не войдет.

Когда потом Сталину доложили, как геройски вел себя Жаворонков, как обком создавал рабочий полк, налаживал ремонт танков, выпуск минометов, винтовок, пулеметов, он сказал:

— Какой же это жаворонок, это орел.

В обкоме я провел всю ночь. Стояла полная тишина, в кабинете первого секретаря на третьем этаже опустевшего здания было очень холодно. На Жаворонкове поверх гимнастерки — жилетка на меху: во время войны они были очень распространены, хорошо утепляли осеннее пальто или шинель.

Мы отогревались чаем, а Василий Гаврилович часами рассказывал. Добрый по характеру, душевный, он все остро переживал, как говорят, принимал близко к сердцу. То, что происходило на фронте, было им выстрадано.

В канун гитлеровского наступления, в конце дня 23 октября, вражеская авиация совершила налет на Тулу. Немедленно пришли в движение аварийно-восстановительные, медико-санитарные команды. Вышли в свои микрорайоны комсомольско-молодежные посты противовоздушной обороны, созданные по примеру москвичей и ленинградцев. В Туле такие посты были особенно нужны, потому что в городе много деревянных строений, представляющих легкую добычу для огня.

Гитлеровские летчики, однако, не сумели нанести заметный урон. Бомбы разрушили пять домов и несколько подсобных помещений.

С непостижимой стойкостью встретили труженики Тулы попытки врага овладеть городом: вновь сказались прекрасные революционные традиции славного города оружейников.

Перед лицом опасности городской комитет обороны 25 октября ввел осадное положение.

— Вся трудовая Тула, — с чувством воодушевления, гордости за людей рассказывал Василий Гаврилович, — взялась за оружие. В те трудные дни и родился рабочий полк. Люди готовились к защите города на его подступах. В крайнем случае готовы были к боям на улицах, площадях, в переулках. Гитлеровцев мы бы задушили, — твердо и решительно закончил Жаворонков.

Среди добровольцев, пришедших в те дни в рабочий полк, был токарь оружейного завода Иван Прохоров. Он явился со своей винтовкой, изготовленной его дедом еще в 1899 году. С ней дед был на русско-японской войне. Ему она пригодилась в дни революции 1905 года. Потом, в 1914 году, винтовка перешла к сыну Никифору. Он погиб в бою, но верные товарищи сохранили винтовку и доставили в Тулу. Настал 1918 год. Теперь винтовку держал в своих руках шестнадцатилетний Иван Прохоров. Три года не расставался он с оружием. На прикладе появлялись новые зарубки. В мирные дни винтовка хранилась среди других образцов оружия в музее завода. Когда объявили запись в рабочий полк, Иван снова прочистил шомполом дуло старого боевого оружия. И у стен родного города нашел на прикладе место для семи новых зарубок.

В те тревожные дни рядом с обкомом партии всегда были члены бюро обкома комсомола во главе с Михаилом Ларионовым.

Обком комсомола походил на штаб. С райкомами и горкомами поддерживалась постоянная телефонная связь, там, где телефон не мог действовать, использовали связных.

Непосредственная угроза вражеского вторжения в город нависла в ночь с 26 на 27 октября.

— Надо мобилизовать все силы, — повторял Ларионов то, что говорилось в обкоме партии.

Но, как это было во многих подобных случаях, мобилизации в общепринятом смысле этого слова не требовалось. В райкомы, горком, обком шли сотни молодых рабочих, бойцов истребительных отрядов.

— Оружейники, — сообщал о себе один отряд.

— Шахтеры Подмосковья…

— Сталиногорск — с химкомбината…

В полном составе в те тревожные дни ушли на фронт комсомольские организации колхоза «Красный огородник», диспансера № 1. Добровольцами стали члены бюро обкома комсомола Сычев, Тимонин, секретари райкомов Козлов, Гладышев, Зубанов.

Во время одного из вызовов в обком партии, 30 октября, Ларионов записал очередное поручение: «Противник силен танками. Надо создать отряды истребителей танков общей численностью не менее пятисот человек. Срок — двое суток».

Обком комсомола доложил о том, что отряды сформированы через 40 часов. К назначенному сроку 27 истребительных отрядов заняли свои посты. В рядах бойцов находились секретари райкомов комсомола Кузнецов, Исайченков. По указанию штаба первые отряды направили на Октябрьскую улицу, которая вливалась в Московское шоссе и где появление танков противника могло быть наиболее вероятным.

— Но панцири им бы не помогли, — увлеченно объяснял Жаворонков, — в домах, на чердаках, на всех углах и перекрестках их ждали комсомольцы-истребители, а мы позаботились об их вооружении.

Сложившаяся обстановка диктовала свои условия. Отрядам не дано было специального времени на обучение. Подготовка велась непосредственно в местах, где создавались заслоны. Курс обучения предельно краткий: устройство противотанковой гранаты, стрельба из боевого оружия, приемы метания бутылок с зажигательной смесью.

Отряды, когда это требовалось, брались за другое дело.

Служба наблюдения заметила, что при появлении над Тулой вражеских самолетов в воздух взлетает ракета. Истребители Шавырин, Ренский, Авдеев, Чурочкин выследили диверсанта и захватили его.

В другой раз группе Шавырина пришлось действовать и в качестве разведчиков, минеров.

В дни защиты Тулы пришли в обком 17-летние комсомолки Зоя Владимирова, Мила Макарова, Вера Иванова. С первых дней войны они начали работать в железнодорожной поликлинике, обслуживали санитарные поезда.

— Теперь мы просим направить нас только в действующие части, на фронт, — сказали они.

Пример, повлиявший на девушек, подала Клавдия Чурляева из Сталиногорска. Здесь было чему подражать. Сражения под Тулой в октябре — ноябре носили крайне ожесточенный характер. И если работа сандружинниц вообще не из легких, то тем более она трудна в условиях кровопролитных сражений. В боях под городом Клавдия Чурляева вынесла с поля более 60 раненых. Когда корреспондент газеты спросил ее, трудно ли было, она ответила:

— Ведь бойцам нашего рабочего полка еще трудней; а они воюют, и немцы не могут двинуться с места.

Комсомольцы самоотверженно сражались и в тылу противника. В дни защиты Тулы, в ту осень 1941 года, родилась слава Саши Чекалина. Первым, кто мне о нем рассказал, был Жаворонков.

Потом я встретился с матерью героя, Надеждой Самуиловной. С младшим сыном Витей, рассказывала она, из занятой немцами деревни удалось выбраться в самый последний момент. Она хотела одного: спасти, сохранить жизнь ребенка. Искала возможность уйти из зоны боев. Долго это не удавалось, пока не помог случайно встретившийся раненый лейтенант. Вместе с ним Чекалина благополучно перебралась через линию фронта.

После гибели Саши Надежда Самуиловна не рассталась с армией. Смерть сына словно связала ее с жизнью и ратным трудом советского солдата. Она осталась служить санитаркой. Ей хотелось отдать всю материнскую любовь и нежность советским воинам, ей хотелось облегчить их страдания и лечить их раны.

— Когда Сашу вели на расстрел, — продолжала рассказ Надежда Самуиловна, — ему кололи ноги штыками. Его валенки набухли от крови, но он шел молча.

Комсомольцу дали лист фанеры.

— Пиши, — приказали гитлеровцы, — такой конец ждет всех партизан. Мы повесим эти стихи тебе на шею, — глумились они.

Саша взялся писать. Закончив, он бросил лист собравшимся у места казни людям. На фанере крупно и отчетливо было написано: «Сотрем с лица земли фашистскую гадину!»

С петлей на шее Чекалин пел «Интернационал». Он погиб 6 ноября 1941 года. Ему исполнилось тогда шестнадцать лет.

Я не сумею передать, с какой любовью говорил мне Жаворонков про комсомольца-героя. Его покорили мужество и воля Саши, его бесстрашие и ненависть к врагам Родины.

…Утром поехали на заводы.

Цехи работали с малым числом рабочих и выполняли только заказы фронта. Все было по-фронтовому: строгий режим с пропусками; усиленная охрана; круглосуточная служба постов противовоздушной обороны. Предприятия получили военную специализацию. На Ново-Тульском металлургическом заводе работала мастерская по ремонту оружия; на оружейном наладили производство минометов.

Туляки настолько верили в свою победу, что уникальные образцы оружия, собранные в музее, никуда не вывозили. Мы не устояли перед настойчивостью хозяев, зашли в музей и, рассматривая экспонаты, восторгались искусством оружейников.

Еще один факт, рассказанный Василием Гавриловичем, произвел на меня глубокое впечатление, как символ веры в жизнь и в нашу грядущую победу. В городе в дни осады продолжал работать центральный родильный дом, в котором оставались главный врач Вера Сергеевна Гумилевская и часть сотрудников. Здесь появилось на свет 459 туляков; все они были живы и здоровы, им, как и их матерям, была обеспечена медицинская помощь.

За свой подвиг Вера Сергеевна получила награду — орден Трудового Красного Знамени.

* * *

Поездки в Тулу помогли узнать и полюбить Ясную Поляну.

В первый раз мы приехали сюда вместе с Гришей Громовым в морозный зимний день. В усадьбе было пустынно. Многие разрушения напоминали о варварстве хозяйничавших здесь гитлеровцев.

Нас встретил хранитель музея Николай Павлович Пузин, внучатый племянник Фета, — тихий, деликатный, неторопливый, одетый по-деревенски, в теплый пиджак. Грассируя, негромким голосом рассказывал он удивительные истории. Позднее, когда мы сдружились, я понял, что Николай Павлович блестяще знает решительно все, что касается не только Ясной Поляны, но и расположенного неподалеку от нее Спасского-Лутовинова — усадьбы И. С. Тургенева, Оптиной пустыни (здесь когда-то был женский монастырь и сюда ушла сестра Л. Н. Толстого).

Николай Павлович всю свою жизнь беззаветно отдал Ясной Поляне. Он месяцами не бывает в Москве. Для него отрада — провести дни отпуска в путешествиях по местам, где бывал Л. Толстой, уединиться в Спасском-Лутовинове, читать и перечитывать то, что связано с именем гениального русского писателя.

Вот сидит около главного флигеля очередная группа экскурсантов — школьников старших классов. У многих в руках фотоаппараты, сумки, где хранятся тетради для записей. Сейчас подойдет Николай Павлович в своем аккуратном потертом костюме, негромким голосом начнет рассказ, и все повернутся к нему и будут безмолвно слушать его столько времени, сколько он будет говорить. И в его рассказе и гений великого писателя, и подвиг народа, и неистребимая любовь к родной земле сольются воедино…

Мы бесконечно обязаны тем, кто спас и восстановил великие духовные ценности народа — Ясную Поляну и дом П. И. Чайковского в Клину, сокровища Третьяковской галереи и Эрмитажа, дворцы под Ленинградом и Большой театр. Без них нельзя представить Советскую Родину, советский народ, воспитанный на великих достижениях отечественной культуры.

Обо всем этом мы беседуем с Василием Гавриловичем Жаворонковым, устроившись на садовой скамейке. День теплый, июльский. Зелень здесь, за городом, после недавних дождей блестит и переливается.

Василий Гаврилович ушел на пенсию. Стал он совсем седой, его лоб прорезали морщины; походка сделалась неторопливой и тяжелой.

Василий Гаврилович напоминает о том, что туляки сумели восстановить, отремонтировать тысячи единиц самого различного вооружения — от танков до минометов и пулеметов.

Фронт был рядом, и всюду в городе господствовал полный порядок, хотя во всей Туле осталось только два милиционера; все работники милиции ушли добровольно на фронт.

Часть предприятий была эвакуирована, но дрогнули немецко-фашистские войска, и началось бурное восстановление производства. Так складывались в Туле массовая психология подвига, обстановка героизма, в которой не было места унынию, панике.

Тульским боевым участком командовал генерал-майор Василий Степанович Попов. Военная дружба способна выдержать годы испытаний. Жаворонков и Попов подружились на всю жизнь. И когда Василию Степановичу стало худо, в госпиталь к нему поехал старый друг.

— Ну как, — спросил Жаворонков, глядя на потемневшее, худое лицо генерала.

Попов слабо улыбнулся:

— Ты, Василий, мужик добрый, только не надо меня успокаивать — я все сам знаю. Пожил, повоевал — все было, жизнь меня не обошла.

— Что ж, воевали мы хорошо.

— Это верно, — оживился генерал, — но разве мы могли воевать плохо?..