РОДИНА

На стене висит карта. Подойдем к ней, как к распахнутому окну: сквозь легкую градусную сеть видна страна. Словно лицо матери, ее очертания знакомы нам с детства. Красная звездочка Москвы, ветвистое дерево Волги, уральские складки, серпик Байкала… Мы взглянули в лицо Родине. Редина — могучее слово. Торжественное, властное, сердечное, нежное. Родина для нас — все, ради нее мы живем. Всей полнотой и силой чувства мы любим свою Родину. Какой же смысл вкладываем мы в это слово?

Смысл старого слова «родина» социалистическим человеком углублен и расширен.

Каждый любит то место, где родился и вырос. Никогда не забыть отцовский дом, игры детства, дорогу в школу, первые дни труда, которые делают человека взрослым. «Вот тут я рос» — так начинается любовь к родной стране.

Но только начинается. Зрелой она станет в тот час, когда родиной назовешь не село и не город, а всю страну, всю свою большую страну.

Пусть ты родился на Волге и не можешь вспомнить ее без волнения. Пусть так. Но и Днепр тебе родной, и Нева дорога, и далекий Амур близок, и берега реки Москвы священны. О том сказал Ленин: «Владивосток далеко, но, ведь, это город-то нашенский».

Родина — страна целиком, страна во всем величии ее неоглядных пространств.

С чувством гордой ответственности сознаем мы, что нет на земле страны больше нашей. На две части света раскинула она свои крылья. Просторы шестой части мира — вот наша Родина. Но одни ли просторы? Нет, — и просторы и то, что их заполняет.

Равнины, на огромном протяжении покрытые плодороднейшей почвой или ценнейшими лесами. Горы, богатые рудами. Реки, несущие в себе неиссякаемую мощь.

На Великой Русской равнине есть места, где скрытая под землей железная руда притягивает стрелку компаса с силой, превышающей силу магнитного полюса. В Кузбассе лежат пласты угля мощностью в пятиэтажный дом. На Апшероне, на Волге, на Сахалине нефть бьет из-под земли фонтанами. В дни рунного хода Амур так наполнен рыбой, что она заскакивает через иллюминаторы в каюты пароходов. Тепло и влага Колхиды вытягивают молодое бамбуковое дерево за один день на целый метр.

Все это наше, родное.

Но может ли одна природа, без человеческого труда, исчерпать понятие Родины? Нет, без него все богатства мертвы.

Руду, нефть, уголь ведь надо найти и добыть. Плодородную почву надо вспахать и засеять… Родина — это нечто гораздо большее, чем просторы земли и богатства природы. Слово «Родина» вбирает в себя родных нам людей и их труд.

Раздвинем же понятие Родины на те поколения, что передали страну в наши руки, не забудем родства.

Предки наши укрепили рубежи на Балтике, в горах юга и на Тихом океане. Они защитили родную страну своими телами на льду Чудского озера, на берегах Непрядвы и на Бородинском поле. Поколения тружеников передали свою творческую силу Ломоносову, Пушкину, Авиценне, Навои, Руставели…

Люди труда обживали страну из века в век. Их пот оросил распаханные степи, проторенные через болото и лес пути-дороги, ушедшие в землю стены старых городов. Раскопки в Москве вскрывают «культурный слой» мощностью до десятка метров — много здесь положено сил.

Мы помним труд наших дедов. Но мы помним и их страдания. Люди работали, а царь и князья, торгаши и заводчики отнимали плоды их труда. С кровью был смешан пот, слезами был полит хлеб.

Другие картины нас манят.

Вспахана степь, но не сохой на полтора вершка, а тракторным плугом на четверть метра. Вскрыта рудоносная жила, но не кайлом, а электрическим буром. Построен город, но не за века — за пятилетку.

Палец на кнопке — вот вся сила Днепра. Сутки в кабине самолета — вот расстояние от Москвы до Камчатки. Зеленые листья над пашней — вот преграда вчера еще всесильному суховею. Нить воды между Доном и Волгой — вот наша поправка к природе.

Дворцы метрополитена в недрах московской земли, башни магнитогорских домен, колонны комбайнов в степи, порталы новых театров в столицах национальных республик, библиотеки в деревне — вот черты любимой Родины.

Но посмотрим глубже. За что мы любим «Магнитку», что нас радует в веренице комбайнов, о чем говорит нам новый театр?

Завод — наш. Его строили мы сами. Он — не владение частного лица. Люди на заводе не растят своим трудом капитал собственника, а умножают достояние народа.

Поле — наше. Мы его сами засеяли, сами вывели на него отряды машин. Кругом нет и следа от былого господства кулаков и помещиков. Урожай вырастили крестьяне-колхозники. Они работают, увеличивая свое артельное богатство, а вместе с тем и богатство всей страны.

Культура — наша. Артист в театре не тешит бездельников, не торгует талантом. Он находит высшее счастье, отдавая свое дарование народу. И народ видит, как сын народа выражает его чувства и помыслы.

Дума о благе человека — вот что стоит за Магнитогорским заводом, за колонной комбайнов, за театральным залом.

В нашей стране созданы новые отношения между людьми, ни один человек не угнетает другого. Создано социалистическое общество — вот этот-то новый общественный строй, несущий людям счастье, и дает великую силу слову «Родина».

Да и захватывающая дух широта просторов, и несравнимая красота богатой природы, и вековые усилия народного гения, и огромные материальные ценности, так быстро созданные на освобожденной от капитала земле, которую мы впервые называем по-настоящему нашей, — все это Родина. Но прежде всего Родина — новый строй жизни, завоеванный в тяжелой борьбе. Это тот воздух разума и справедливости, которым мы дышим на своей земле. Он поднимает человека, умножает его силы, делает полной его жизнь, раскрывает перед ним ворота в будущее.

Мы исполнены гордостью за нашу Родину потому, что она первая прорвала фронт капитализма. Потому, что она первая установила социалистический строй. Потому, что она первая строит коммунистическое общество.

Родина коммунизма — вот что такое наша Родина.

Родина коммунизма — у этих слов глубокий, всечеловеческий смысл.

Великие сдвиги сейчас совершаются в мире. Нарастает, крепнет, ширится борьба народов за мир, за демократию. И во главе этого непреоборимого движения идет наша Родина.

Советский народ дал пример, по-братски помог — и на путь социализма встали новые страны в Европе и Азии. Треть человечества уже скинула с себя оковы капиталистического рабства. На нашу Родину с вдохновляющей надеждой смотрят народы, еще зажатые в тисках империализма, — теперь они знают, какие неоценимые блага несет социализм человеку, и все упорнее ведут бой за свое освобождение.

У советских людей учатся строить новую жизнь рабочие из Праги и Шанхая, крестьяне с берегов Вислы и Янцзыцзяна. В СССР видят друга и батраки Сицилии и докеры Марселя. Людям труда во всех частях света наша страна дорога, как родная.

Вот как расширилось и углубилось понятие Родины в применении к Советской стране!

Родина наша строит коммунизм. И естественно, что слово «Родина» в нашем сознании связано с великим строителем — народом, с его творческим трудом, с его могучим созидательным порывом. И с той руководящей силой, которая направляет, вдохновляет труд народа, — с Коммунистической партией.

Гениальным научным предвидением, титанической волей партия коммунистов вывела когда-то отсталую Россию в авангард человечества. И потому каждый из нас, произнося слово «Родина», наполняет его чувством глубочайшей любви и благодарности к славной Коммунистической партии. Понятие Родины от нее неотделимо.

 

ОТПЕЧАТОК СТРАНЫ

Наша Родина необозримо велика, и все-таки ее можно окинуть единым взглядом, можно сразу увидеть всю. На стене висит географическая карта. Подойдем же к ней и всмотримся в нее.

Мысль просвечивает карту — и под нашим мысленным взором за пестрой плоскостью в трехмерном пространстве ложатся равнины, громоздятся хребты. Синие пятнышки разливаются в широкие озера, извилистые нити становятся реками, кружочки вырастают в города, полные жизни. Слышно, как на севере холодные льдины шуршат у бортов корабля, а на юге горячий песок тонкой струйкой стекает с бархана.

Будто ветер с далеких просторов ворвался и ударил в лицо. Вся страна перед нами.

И есть «четвертое измерение» у всего, что нам раскрылось: не широта, не долгота, не отметка над уровнем океана, а годы человеческих усилий. Реки взнузданы, дороги исхожены, равнины распаханы. Бревно к бревну — срублены села, кирпич к кирпичу — возведены города. Толща земли пробита стальными сверлами, из глубин хлынул поток минералов. Металл и бетон вторглись в спокойствие природного ландшафта вышками шахт, корпусами заводов, железным кружевом мостов. Поезда загрохотали на рельсах, тяжелые самолеты оторвались от земли.

Человек преображает земную поверхность смелее и быстрее, чем игра горообразующих сил, работа текучих вод или смена климатов. Он роет, бурит, насыпает, строит, строит. Лик земли вбирает все новые и новые черты, условностью знаков и красок передает их географической карте — и карта своим языком повествует нам о деянии народа.

Карта отзывчива, как светочувствительная пластинка. Она запечатлевает бег времени, рождение городов, перемены в жизни государств.

Ступенями революций разделяются на исторической лестнице способы производства. При каждом из них по-своему складывается размещение хозяйства. Общественные эпохи отличаются друг от друга наряду с прочим и силуэтами на карте.

Символикой знаков и расцветки, своеобразием рисунка карта ловит жизнь. И рассказывает нам не только о городах и дорогах, о нивах и шахтах, но также о тех, кто все это создал. Она говорит о деятельности людей, об отношении человека к человеку.

Карта отмечает и падение и рост. Она может и возмущать и увлекать. Она умеет и обличать и возвеличивать.

История чертит на карте свой путь — и карта выступает перед нами живым свидетелем, умным собеседником, честным судьей.

В тысяча девятьсот семнадцатом году человечество вступило на самый крутой, самый высокий перевал своей истории. Молния озарила земной шар — в России грянул Октябрь. На карте мира вспыхнула красная черта — это граница советской земли засверкала как грань двух эпох, как рубеж между прошлым и будущим.

Черта легла на карту, подводя итог борьбы: на земном шаре возник новый мир — мир социализма. Государство, в котором власть — у людей труда. Страна, где нет и никогда не будет порабощения человека человеком.

В пределах красной черты на пространстве от черноморских вод до скал Чукотки, от лесов Карелии до сопок Приморья стала расти и крепнуть великая Советская держава.

Не раз враги пытались стереть с мировой карты эту красную линию — границу Советской страны. Но всякий раз наш народ, сильный своей сплоченностью вокруг Коммунистической партии, своей любовью к Родине, разбивал и отбрасывал захватчиков. Он победил в тяжелых битвах и высоко поднял торжествующую славу первого социалистического государства на земле. Твердо нанесена на карту мира красная черта — от Печенги до Калининграда, от Калининграда до Измаила, от Измаила до Курильской гряды.

Это не только граница величайшей из стран мира, — это линия, через которую не переступают извне бесправие, произвол, угнетение. Мы не знаем рабства и нищеты, власти денег, разжигания войн — всего того, что несет капитализм. В нашей стране и в странах народной демократии — строй справедливости и разума, радость мирного труда, каждодневное улучшение жизни.

Таков смысл красной линии на карте. И этот смысл одинаково ясен и неопровержим, где бы карта мира ни висела — в классах советской школы или в кабинетах Пентагона.

 

ДВЕ КАРТЫ

Печать неравномерности лежит на карте старого, капиталистического мира. Там, где человек работает на человека, одни области и страны вырастают и богатеют за счет разорения других. У фабрикантов Манчестера драгоценностями заполнены сейфы, а египетскому феллаху, который выращивает для Манчестера хлопок, едва хватает средств, чтобы купить ткань для рубахи. В Нью-Йорке выросли небоскребы, а у негров в Луизиане нет сил внести плату за житье в соломенной хижине. Где-нибудь в Пенсильвании или Руре завод примыкает к заводу, а на бескрайних пространствах внутри африканского материка вся индустрия ограничивается ручным жерновом для перетирания зерен. Мощь «передовых» государств держится на порабощении и ограблении колониальных народов. Это отражается на экономической карте: в одних местах она перегружена, в других — пуста.

В нашей социалистической стране нет порабощения человека человеком, значит нет и быть не может порабощения района районом. Все области в СССР развиваются, растут. Мы не знаем колониальных окраин, как не знаем отсталых народов.

Печать стихийного развития лежит на экономической карте старого, капиталистического мира. Заводы и рудники там вызваны к жизни частным предпринимательством. Корчевать леса и осушать болота заставляет дельцов жажда денег. Борьба с природой идет и при капитализме, но она не может там быть ни планомерной, ни широкой. Конкуренция разобщает усилия людей. В погоне за прибылью безрассудно опустошают и леса, и недра, и животный мир.

В капиталистических странах, которые кичатся своей «культурностью», учреждены всякие «национальные парки», «институты» и «бюро» для охраны природы. А толку все нет, да и быть не может. Месторождения нефти из-за хищничества сильно испорчены, в лесах вырублены лучшие породы деревьев, на больших пространствах почвы смыты из-за неправильной распашки, и плодородные поля превращены в пустыню. Обогащение одного человека сочетается с неисчислимыми потерями для народа — безрассудно расточаются и труд людей и богатства природы. Там удача одного — ущерб для других.

Ныне капитализму с его частной собственностью на средства производства, с погоней за наибольшей прибылью, с анархией производства и кризисами, с безработицей и захватническими войнами противостоит новый, неизмеримо более совершенный общественный строй — социалистический. В СССР, где средства производства принадлежат народу, люди совершенствуют технику, строят заводы, возделывают поля, борются с засухой, проводят дороги не для обогащения немногих, а для счастья всех.

Здесь все совершается ради человека, во имя удовлетворения его растущих потребностей. Не стихийно, а планомерно развивается у нас народное хозяйство. Создавать и осуществлять хозяйственные планы советским людям не мешают ни своекорыстные интересы капиталистов, ни игра цен на рынке, ни кризисы.

Такого сознательного, целеустремленного, планомерного труда, какой кипит на нашей земле, мир до Октября не видел. Не видел он и таких результатов народных усилий.

Облик нашей страны изменился. Он продолжает изменяться. Учебники географии едва поспевают за жизнью. Карты быстро стареют.

Человека, выросшего в капиталистическом мире, удивляют быстрые изменения нашей географической карты.

Один иностранный пилот, тщась побить мировой рекорд скорости полета вокруг света, залетел в нашу страну. Был разгар работ по выполнению довоенных пятилеток. Летчик должен был пересечь СССР по воздуху с запада на восток — от Белоруссии через Волгу, Урал и Сибирь до Анадыря. В планшете у него лежала карта, напечатанная всего лишь лет за пять до полета.

Пилот спокойно промчался над Западной Европой. Он видел под собой города, давно возникшие и стойко определившие географический рисунок, — города эти он нашел бы на своем месте и десятилетия назад. Он видел нити дорог, дороги эти обозначились еще в прошлом веке. Карта была точна и услужлива — она не отставала от жизни.

Но вот самолет пересек советскую границу — и жизнь вступила с картой в спор. Старые города разрослись — подлетая к ним, пилот находил улицы там, где на листе расстилались пустыри. Среди полей и лесов, залитых на карте сплошной зеленой краской, возникали города и новые заводы. Их соединяли еще не отмеченные линии дорог.

Чем дальше на восток, тем лететь было труднее. Новые приметы сбивали летчика с толку, вселяли сомнения — он потерял доверие к карте и стал плутать. За Новосибирском самолет пошел вдоль новой, еще не нанесенной на карту железной дороги, заблудился и сел.

Когда мы, советские люди, смотрим на давно изданную карту, мы не обвиняем ее в том, что она ошибается. Мы делаем поправку на время — каждый из нас знает, что живет в стране, где, что ни день, появляется новое, а старое день ото дня молодеет и меняется. Сравнивать старую и новую карту нам радостно — видя перемены на карте, мы живее ощущаем быстроту нашего роста, острее чувствуем силу Советской державы.

А тот летчик из чужой страны, что растерялся среди новостроек нашего Кузбасса, вылез из кабины изумленный. Оказалось, зря пенял он на «неточную карту». В руках летчика карта молчала не потому, что была неправильной, а потому, что Советская страна пребывает в непрерывном стремительном движении.

Недавно какой-то богатый англичанин, захватив с собой путеводитель, изданный лет сорок назад, отправился в один из французских городов. Там он установил, что старый путеводитель годен еще и сейчас: те же здания, те же вывески, те же достопримечательности. И, умиленный незыблемостью порядков в этом мире, даже опубликовал свои восторженные впечатления в газете.

Человек из капиталистического мира незнаком с быстрыми и притом плановыми изменениями в ландшафте. И это дает повод буржуазным ученым распространять угодные капитализму теории. Не желая видеть истинных сил, движущих историю, они все объясняют влиянием природы. Не способ производства материальных благ, не общественное бытие, а климат, характер поверхности, положение на земном шаре, словом, географическая среда — вот что, по их мнению, определяет жизнь народов и стран. Циклоны, дескать, вселяют в народы активность и ведут к росту индустрии; равнины, дескать, предрасполагают народы к пассивности и навсегда обрекают их оставаться землепашцами. «В основе истории лежит география», — твердят западноевропейские и американские социологи вслед за старым идеалистом Кантом.

Но раз в основе общественной жизни лежит география, а география неизменна, то неизменным должен быть и строй общественной жизни — вот весь смысл этих идей.

Приспособив географию для своей философии, реакционные ученые современного Запада придумали немало глубокомысленных тезисов: «география не создается, а сама собой рождается»; «ландшафт — это неотвратимая судьба…» Между тем все это лишь пестрые одежды для голой мысли, которую они хотят вбить в сознание людей: «капиталистический строй вечен».

Наша карта отвечает: нет, география не рождается, чтобы пребывать неизменной; смотрите, как смело мы ее преобразуем. Силу для этого нам дает социалистический строй.

Наша карта свидетельствует: неправда, что ландшафт «неотвратим». Постигая законы природы и общества, мы с разумным расчетом переделываем старые ландшафты; на научной основе преображаем мы свою страну.

Разумеется, природная обстановка в известной мере влияет на ход исторического развития — она может его и облегчать и затруднять. Но не она определяет ход истории. «Географическая среда, бесспорно, является одним из постоянных и необходимых условий развития общества, и она, конечно, влияет на развитие общества, — она ускоряет или замедляет ход развития общества. Но ее влияние не является определяющим влиянием, так как изменения и развитие общества происходят несравненно быстрее, чем изменения и развитие географической среды» (Сталин). Эта марксистская истина разрушает теорию географической предопределенности, опору современных буржуазных социологов.

Профессора наняты капиталистами не только затем, чтобы оправдать капитализм. Они имеют и другое задание — оправдать империалистические войны. Пожалуйста, они готовы и на это.

Применяется все та же теория всемогущества географической среды. Если география «определяет» историю — значит она «определяет» и политику. И достаточно трактовать географию желаемым образом, чтобы она «определяла» ту политику, которая задана, — политику войны. Так геополитики выводят неизбежность войн из географического положения стран, которое они, напустив туман учености, толкуют произвольно, — как нужно их хозяевам.

Британским колонизаторам требовалось подвести «научную» теорию под свои захватнические замыслы. И географ Маккиндер, провозвестник современных геополитиков, представил формулу, хоть и бессмысленную, но угрожающую: «Тот, кто господствует в Восточной Европе, управляет ядром Евразии; кто управляет ядром, правит мировым островом (Евразией); а кто правит мировым островом, тот господствует над миром». Подразумевалось: Англия должна контролировать Европу и Азию.

Позже и немецким фашистам понадобилось «научно» обосновать свою агрессию. И геополитик Хаусхофер, вопреки науке и здравому смыслу уподобив государство растущему животному организму, взялся доказывать, что немцам «не хватает жизненного пространства». Значит — покоряй соседей, забирай их земли.

Так же ведут себя сейчас и заокеанские геополитики. Империалисты США жаждут мирового господства — и Уэллер с глобусом в руках им подпевает: «Где же лежат в наши дни американские границы? Их нет. Они повсюду». Американским генералам потребовалось оправдать создание военных баз вокруг Советского Союза — и Спикмен к услугам: он выворачивает наизнанку все тот же вздор Маккиндера — «кто господствует над поясом приморских стран, управляет всей Евразией; кто управляет Евразией, решает судьбы мира». Задумав войну против нашей страны, американские дельцы захотели подготовить к ней общественное мнение — и Реннер усмотрел возможность войны «в географическом положении некоего евразийского государства», а Смит объявил центр Евразии «колыбелью потрясений»…

Поджигатели войны намечают угодные им границы мечом на географической карте.

Но их карта будет бита. Будет бита силой народов, оберегающих мир.

 

КАРТА ГОВОРИТ

На карте СССР новыми знаками, новыми красками, новыми наименованиями отразились глубокие общественные изменения, происшедшие в стране.

Но, конечно, карта улавливает далеко не все перемены. Даже самый подробный атлас не сможет рассказать обо всех хозяйственных различиях между царской Россией и Советским Союзом.

Города, скажем, показаны на карте скупыми кружками — «пунсонами» Мы можем только догадываться, что скрыто за каждым из кружков: сколько там заводов, институтов, театров. И пунсоны остаются пунсонами, может быть чуть укрупняясь, между тем как означенные ими города неузнаваемо меняются. Многие из них выросли вдвое, втрое и больше. За годы довоенных пятилеток число жителей в Алма-Ате увеличилось в пять раз, в городе Сталино — в шесть, в Мурманске — в тринадцать…

Важнейшие направления географических сдвигов промышленности в годы советской власти.

Городов, где населения более пятидесяти тысяч, в России перед революцией было лишь семьдесят, а в СССР к началу Великой Отечественной войны — уже около двухсот. Совсем другое дело, хотя кружки почти такие же. А ведь экономическое и культурное значение городов выросло еще сильнее, чем число их жителей.

Или возьмем транспорт. На карте СССР мы найдем много новых железных дорог, каких не было в царской России. Можно подсчитать их длину: к 1954 году они увеличили рельсовую сеть более чем вдвое. И это все, что нам скажет карта. А между тем железнодорожный грузооборот возрос гораздо сильнее — в двенадцать с лишним раз.

Но хоть и не все нам расскажет географическая карта, а многое. Нужно лишь внимательно всмотреться в нее, нужно суметь прочитать ее знаки. И если расшифровать картографический язык, если правильно понять суть отраженных на карте явлений — карта будет не менее красноречива, чем книга.

Взглянем на эту вот картосхему со стрелками. На нее нанесены старые промышленные центры — опора нашего могущества, арсенал индустриализации страны. И показано, в каких направлениях мы, продолжая развивать старые центры и опираясь на них, ведем промышленность по лицу нашей Родины.

Об основных сдвигах в размещении советской индустрии, преобразовавших за годы пятилеток экономическую географию страны, говорит нам эта карта.

Она напоминает карту военных действий, где отмечены главные и второстепенные удары. Но это не карта войны. Здесь тоже наступление, руководимое из единого центра, тоже движение человеческих масс, тоже фронт, но фронт иной — фронт мирного труда.

В остриях этих стрел — накаленная воля, властный разум, напряжение моральных и физических сил. Вглядитесь в эти стрелы, поймите, что они выражают направление ваших собственных усилий, — и вы услышите, как от тяжести сосредоточенного удара рушится старое.

Под рукой рабочего зубья экскаваторов впиваются в землю, стрелы подъемных кранов легко вздымают тяжелые балки, здания заводских цехов рядами выстраиваются там, где лес застилал горизонт, где степь шелестела нетронутой травой. Могучее движение на Волгу, на Урал и дальше, к берегам сибирских рек; решительный бросок на далекий юг, где слово «пустыня» уже начинает терять свой прежний смысл; смелый удар на северо-восток, где сама вечная мерзлота, кажется, оттаивает от человеческого жара.

Посмотрим же на эту карту — и представим себе, что скрывается за каждым ее штрихом: километры изменившегося пейзажа, неумолчный шум труда, новые отряды рабочего класса, новая техника, новые профессии, миллионы тонн чугуна и угля, миллионы метров ткани, подъем благосостояния — новый шаг страны вперед. И дадим себе отчет: где, в каком капиталистическом государстве возможно такое кипение жизни?

Карта говорит: там, куда направлены острия стрел, на землях, завоеванных мирным трудом, один за другим возникают новые индустриальные районы, новые бастионы нашего процветания и мощи, все новые и новые ступени в будущее. А вместе с тем крепнут, преображаются и старые промышленные центры, вооружаются новой техникой, наливаются новой, невиданной ранее силой.

Растет индустрия и увлекает за собой все отрасли хозяйства.

Возле заводов и рудников поднимаются новые города. Их строят у нас десятками в разных концах страны. А всякий новый город — это очаг социалистической индустрии и культуры, оплот союза рабочего класса и крестьянства.

Развивается земледелие в центральных, густонаселенных областях, а вместе с тем оно появляется и там, где его раньше никогда не бывало. Сады расселяются по всей стране, пшеница колосится на рубеже тундры, яблоки зреют на далекой Лене.

По-новому размещаются сельскохозяйственные культуры, меняя старые представления о пейзаже, — сахарная свекла в оазисе среди лёссовой пустыни, виноград в Подмосковье, рис на Украине.

Новые полосы леса расчленяют засушливую степь; глубокая вспашка на больших пространствах изменяет почвенный покров; искусственные потоки орошают новую землю, бросают зелень на иссохший серозем.

Худа идут по новым каналам, поднимаясь иной раз выше макушек леса, что за дамбами растет на берегу. Высокие плотины преграждают и углубляют реки, накапливают новые «моря», устремляют воду в колеса турбин — и все вокруг преображается.

Страну опоясывают новые железные дороги, автомобильные и воздушные трассы — они протягиваются во всех направлениях, сближают с центром далекие края, приобщают их к передовой культуре, ускоряют жизнь.

Впервые изучены и нанесены на карту неведомые ранее земли, по площади не уступающие европейским государствам.

А знания о минеральном мире страны обогащены настолько, что, в сущности, его можно считать заново открытым.

Карта Советского Союза и карта дореволюционной России. Похожими кажутся только общие очертания огромного государства — материка. Те же контуры морей, те же горные хребты, те же реки. Но экономическая нагрузка этих карт уже не та.

О бедности отсталой страны, о скованных силах народа, о низком уровне жизни, о богатых, но неразбуженных возможностях говорила карта старой, царской России. О подъеме хозяйства и культуры, об обновлении страны, о росте ее могущества, о социалистической жизни рассказывает нам карта Советского Союза.

География страны стала иной. Это значит: по иному, новому пути идет у нас история. По-новому складывается отношение народа к стране — новой жизнью живет географическая карта. Она отмечает новое отношение людей к природе, а значит, и друг к другу.

Карта образным своим языком способна повествовать нам о смене исторических эпох. Зная это, Гоголь говорил: «Я всегда думал написать географию; в этой географии можно было бы увидеть, как писать историю…»

Да, не та ныне Русь! Не та, какой она была до октября 1917 года. Выросла и обновилась страна, облик ее стал другим.

А вместе со страной изменились и люди. Преобразуя окружающий мир, они преобразуют и самих себя. Они идут к великой цели, мужая в борьбе, закаляясь в преодолении препятствий, побеждая собственные недостатки, изживая в своем сознании следы, оставленные капиталистическим прошлым.

Любовь к Родине, преданность коммунизму, государственное мышление, непоколебимая стойкость, готовность всего себя отдать общему делу — и в труде и в бою проявились эти замечательные качества советского человека. И в труде и в бою развернулись его могучие, богатырские силы.

Вот мы говорим: на карте видны новые города, заводы, дороги, рудники. Это так, конечно. Но ни города, ни заводы не возникают сами. Экономическая карта — это человеческий документ. Карта — это послужной список народа, творца истории.

Значок завода — в нем и героизм рабочих, и организационный талант руководителей, и слава новаторов. Прямоугольный массив засеянного поля — в нем радость коллективного труда, новая культура работы, новое отношение крестьянина к земле. Флажок полярной станции на берегу Карского моря, точка ледниковой обсерватории в горах Памира — в них скромный, но сознательный подвиг. Всюду труд наших близких, всюду напряженная мысль, движение мускулов, волнение сердца у таких же людей, как мы сами.

Везде родной нам народ, везде единая цель и единая руководящая, направляющая сила. Великий труд народа, мудрость и энергия Коммунистической партии — вот что укрепило и возвысило страну.

Еще в первые месяцы революции, в начале 1918 года, Ленин провозгласил решимость большевиков «добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной…

У нас, — писал он, — есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, — чтобы создать действительно могучую и обильную Русь».

Далеко видел вождь, сбылись его вещие слова. За годы советской власти преобразили мы лицо своей страны.

И ни на час не оставляем работы. С нарастающей силой продолжаем мы строить свой дом, свое государство — камень за камнем, шаг за шагом. На карту ложатся новые штрихи. Штрихи эти — почерк истории.

Подойдем же к карте нашей Родины, всмотримся в нее, подумаем над ней.