— До чего же смешно, леди и джентльмены! — гид Педро говорил, сидя на парапете фонтана, а его внимательные слушатели расположились полукругом в заросшем бугенвиллиями гостиничном дворике. — Вы увидите сегодня развалины университета Сан-Карлос. Он возник в индейской стране, но индейцы в него не допускались. В былые времена его величество король испанский раз­решил сюда впустить лишь индейских принцев чистой крови. Его величество президент Армас не впустил даже индейских принцев и прихлопнул институт по изучению индейской культуры. Это доказывает, леди и джентльмены, что наш президент ценит больше всего развалины.

Раздался смех, Педро подал было туристам знак уса­живаться в автобус, но увидел сеньора Молину между двумя людьми, смахивающими на полицейских, поблед­нел и замолк. Молина его тоже увидел и сделал рукой движение, которое можно было понять как приказ — не обращать внимания и продолжать свое дело. Противо­реча себе, Молина медленно провел ладонью по высо­кому открытому лбу, и Педро готов был поклясться, что антиквар не знает, зачем и куда его уводят.

Хосе припоминал каждый свой шаг: руины, сопки... Нет, его не могли заподозрить, его не видели. Значит, подозревают команданте.

А Карлос пришел к обратному выводу. Он действо­вал скрытно и осторожно, говорил только с вожаками; ни один владелец кофейной плантации его не видел. Значит, попался Хосе.

Карлос нащупал пистолет в заднем кармане брюк: если бежать, — удобнее момента не будет. Но бежать — значит поставить на карту готовящееся вспыхнуть дви­жение в кофейной зоне. Власти начнут репрессии раньше, чем люди поднимутся. Что делать? Прежде всего спокой­ствие, — твердил он себе. — Речь может идти о пустой формальности. Скорее всего Хосе заметили шатающимся возле дома Аррьосов.

— Мальчик, ты достал для меня старинную облицов­ку стен? — спросил Карлос, усаживаясь в машину.

Хосе попытался найти скрытый смысл его слов, но не находил. Вопрос требовал прямого ответа, и он выпалил:

— Я искал, сеньор Молина. — Говоря это, вдруг дога­дался, что Карлос подсказывает ему причину утрен­них блужданий. — Я искал... Но я еще плохо знаю Ан­тигуа.

— Он искал, — вмешался агент. — Только он больше потерял, чем нашел.

Слова агента снова прозвучали загадочно, и на сердце Хосе стало тяжелее.

Они мчались в царстве развалин, и Хосе всматривал­ся в удивительные контуры того, что когда-то называ­лось дворцами, а сейчас получило имя руин. Казалось, рука могучего гиганта придавила башню и разбросала ее стены в высокой густой траве. Другая рука вырвала из собора могучие колонны, облицованные черепаховыми панцирями, и поставила их одинокими стражами посреди зеленого сада.

Начальник местного отделения полиции, тучный и хитроватый, задает Молине вопросы медленно, испод­воль:

— Вы интересуетесь антикварными вещами, сеньор? Гм... что же вы у нас приобрели?

— Несколько безделушек, — небрежно роняет Кар­лос. — Два — три медальона, черепаший гребень, коко­совый орех с наружной резьбой, вазу с цветной росписью.

— Так, так. Вы интересуетесь и живописью?

Карлос чувствует, что начальник полиции подбирает­ся к главному. Но что скрывается за его вопросом? Мо­жет быть, они задержали Грегорио, который нес для отвода глаз картинку? Дьявольщина, — как это узнать?

— Я интересуюсь только той живописью, — хладно­кровно ответил Карлос, — которая относится к шестна­дцатому или семнадцатому веку.

— А эта живопись, — начальник выдвигает ящик стола и показывает Карлосу старинную миниатюру с ви­дом на Антигуа, — она по вашему ведомству?

Пауза. Миниатюра была у Хосе — Карлос ясно по­мнит. Он сам ее вручил Хосе, чтобы в случае ареста мальчик мог сослаться на миниатюру. Хосе должен был сказать, что ищет к ней парную. Значит, он обронил ее и, вероятно, в запретной зоне, если полиция заинтересо­валась Хосе. Признаться, что миниатюра принадлежит ему, или отрицать? Нет, в мелочах лучше соблюдать правдивость.

— Да, миниатюра принадлежит мне, — подтверждает Карлос.

Начальник посмеивается.

— Вы удобряете миниатюрами нашу и без того пло­дородную землю, — подшучивает он.

— Мой мальчишка искал к ней парную, — поясняет Вельесер.

Начальник хлопает в ладоши. Полицейский вводит парня с наглыми, зелеными глазами.

— Ты его видел? — спрашивает начальник у Хосе.

— Он толкнул меня, — отвечает Хосе, — это было на...

Запнулся. Его могут спросить, что он делал на рынке. Парню, как видно, и самому не хочется прослыть рыноч­ным вором. Он предупреждает Хосе:

— Мучачо околачивался у монастыря Святого Франсиско. Глазел по сторонам и ловил ветер. Я тоже ловил...

Хосе кивает. Начальник приказывает увести вора, пе­редает сеньору Молина миниатюру и рассыпается перед ним в извинениях за то, что отнял у приезжего из сто­лицы дорогое время.

— Это я должен благодарить вас, — любезно отвеча­ет Карлос, — хотя, признаться, я и пропускаю деловое свидание.

Последнюю фразу он говорит для того, чтобы в буду­щем полиция его беспокоила реже. Но начальник пони­мает его слова по-своему.

— Мы это живо уладим, сеньор Молина. Моя ма­шина в вашем распоряжении на целый день. Берите и возместите потерянное время. Не отказывайтесь — вы обидите меня, а обид я не прощаю.

Карлос улыбается: а ведь будет оригинально — под­польщик разъезжает на машине начальника полиции.

Он благодарит и выходит. Хосе идет за ним. Напротив сидит на камне Педро, сидит и не отрывая взгляда смотрит на подъезд полицейского агентства. При виде Карлоса и Хосе он шумно вздыхает и кому-то говорит:

— Вы свободны, леди и джентльмены. Экскурсия окончена.

Незнакомые люди появляются из-за развалин и растворяются в соседних переулках. Насвистывая, Педро бредет в вифлеемскую гостиницу, где его ожидают ту­ристы — на сей раз истинные.

Карлос говорит Хосе:

— Догони Педро. План не меняйте. И помни, что мы здесь последние сутки.

Малолитражный автомобиль в ожидании пассажира застыл у подъезда. Шофер, зевая, говорит:

— Мы долго будем кататься, сеньор?

Карлос о чем-то размышляет и, стремительно повер­нувшись, возвращается в кабинет начальника.

— Сеньор, я рассчитываю на вашу любезность до конца. Если позволите, я отпущу шофера. Марка машины мне знакома, а некоторые деловые разговоры предпочтительнее вести без свидетеля.

— Что ж, устраивайте свои делишки, — прищурился начальник полиции. — Только не забывайте нас, про­стых смертных, в своих операциях.

Карлос Вельесер весело рассмеялся, отсчитал не­сколько банковых билетов и, не слушая шумных про­тестов собеседника, сунул их к нему в карман.

— Должен же я оплатить расходы на горючее, — шепнул он и откланялся.

— Антонио! Макарио! — крикнул начальник своим агентам так, чтобы посетитель слышал. — Сеньор Мо­лина мой личный друг и имеет право ходить и ездить, куда ему вздумается. Поняли, бездельники?

Не опасаясь больше слежки, Карлос Вельесер по­вел машину прямо на ближайшую плантацию кофе. На развилке дорог он посадил в машину удивленного Грегорио Кинтана и, смеясь, объяснил:

— Начальник полиции мой личный друг. Мы можем начинать забастовку от его имени.

Кинтана покачал головой.

— Я слышал о тебе много разных историй, человек из Пуэрто. Говорили, что ты дрался в Испании. Все считали тебя мертвым, а ты вдруг сошел на берег в Пуэрто. Говорили, что ты заманил армасовцев в болото, а сам вынырнул на другом берегу Рио Дульсе. Я не всему верил... Но ты удивительный человек. Мы назы­ваем таких везучих — «человек с легкой походкой».

Карлос помрачнел и некоторое время вел машину молча.

— Да, я страшно везучий человек, Грегорио, — нако­нец сказал он. — Враги погубили мою мать, сгноили в ссылке жену, отняли у меня молодость, а в тюрьмах и концлагерях  я просидел чуть ли не полжизни. — Он вздохнул. — И все же я счастлив. Мне не смогли пере­крыть дорог, у меня не смогли отнять людей, явок, па­ролей, воззваний, митингов... Кто испытал счастье уви­деть улыбку на лице пеона, — может считать, что жил! Я живу, Грегорио! Я счастлив!

На границе плантации их ждали. Сборщики кофе сидели у изгороди. Один из них, с взлохмаченной рыжей шапкой волос, из-под которой сверкали редкой голу­бизны глаза, подождал, пока приезжие усядутся на землю, и продолжал разговор с товарищами:

— Третий месяц не дают жалованья. Сунулись к боссу — выгнал: «Американцы, — говорит, — у меня кофе не берут. Откуда взять деньги?..» Это наш-то кофе не берут! До чего дожили, парни. Нашу респуб­лику маисовой дразнили, а где наш маис? В лавки за­возят гниль. А фасоль наша куда испарилась? Может быть, приезжий объяснит? А перец почему в цене под­скочил? Что делается, парни? Голова кругом идет.

Взгляды устремились на Карлоса. Он пожал плечами.

— А я, сеньоры, к вам за отгадкой приехал. На рынках столицы кофе хоть завались, — никто не берет. Иностранцы везут к нам кукурузу и фасоль. Неужели, думаю, наши маисовые поля оскудели? Армаса поймали за руку: президент получил взятку в двадцать пять тысяч долларов за то, что разрешил плутоватому купцу гнилой маис сбывать гватемальцам. И у меня голова кругом идет, сеньоры.

Голубые глаза рыжего сборщика заискрились сме­хом; он крикнул:

— Вот вам и отгадка, парни. Кто президента поит, — тот и корову доит. Армаса гринго на штыках к нам принесли, а кто его вынесет? Подходи — записы­вайся в отряд по выносу тела Армаса.

Люди ответили дружным смехом. Как видно, план у кофейных рабочих созрел давно. Карлос с радостью наблюдал, как гнев народа отливался в крупных коря­вых подписях, которые ставили сборщики на листах партизанской клятвы. Высокий веснушчатый рабочий прижал к листу большой палец.

Его сосед потянулся за карандашом, но тотчас от­вел руку. Уставясь в землю, глухо сказал:

— Не могу уйти с вами, сеньоры. Четверо ребят дома. Жена больная. Хоть убейте, — не могу.

— Мы тебя не неволим, — печально сказал рыжий сборщик. — Мы сами со слезою выйдем из дому. Мы счастье себе и детям добывать пойдем. Оставайся с семьей, Росалио.

— Останься, — загудели рабочие. — Четверо детей! Понимаем.

— Спасибо тебе, Марио, — поклонился Росалио во­жаку. — И вам спасибо, сеньоры. — Он встретил сочув­ственные взгляды товарищей и неожиданно потряс ку­лаком. — Жалеете? Может, думаете: струсил Росалио? А я не останусь. У меня четверо — мне четыре счастья требуется! Не останусь. С вами пойду.

— Ты хороший парень! — крикнул рыжий Марио. — Ты добудешь четыре счастья. Верно я говорю, парни?

На многих плантациях побывали в этот день Карлос Вельесер и его спутник. Они проезжали по склонам горы, где нежные кофейные посадки под защитой более высоких деревьев обещали ярко-красными цветами бо­гатый урожай. Но он никому не был нужен, этот уро­жай, и голодные, разоренные сборщики установили между рядами кустов щиты с меловыми надпи­сями: «С этих участков мы не будем больше собирать кофе. Ни одного зерна для американских спекулян­тов!»

Они проезжали мимо огромных цементных площа­док, на которых моют, очищают и высушивают кофей­ные бобы. Завалы карминово-красных бобов лежали мертвой грудой. Рабочие с шестами и лопатами сидели и лежали вокруг площадок, а рядом маячили надписи: «Бастуем! Гватемальский кофе пойдет по настоящей цене либо вовсе не пойдет!»

На узкоколейной дороге стояли узкие вагончики фруктовой компании. Путь им преграждали баррикады из бревен, железного лома, ящиков. Вдоль рельс тяну­лись фанерные щитки, на них — меткие издеватель­ские стихи прекрасного гватемальского поэта, а под ними маячило алчное лицо мистера Доллара:

Его аппетиты подкреплялись угрозой:

В кофейной зоне наступило  угрожающее   затишье.

Армия кофейных рабочих поднималась на борьбу.

Известие о событиях в департаменте Антигуа бы­стро докатилось до столицы. В кофейную зону была спешно направлена регулярная армейская часть, кото­рой, по совету посла США, придали два легких танка. Одновременно министры Армаса стали спешно угова­ривать владельцев кофейных хозяйств не затевать спо­ров с панамериканским бюро по диктату закупочных цен, обещая им в будущем свою поддержку. Несколько крупных кофейных заправил уступили, но основная масса владельцев заявила, что разориться не желает.

В газетах соседних республик замелькали заголовки: «Кофейная война началась!», «В результате снижения закупочных цен на нью-йоркской бирже Гватемала по­теряла 25 миллионов долларов». А подпольная гвате­мальская газета «Вердад», что значит «Правда», вышла под заголовком: «Антигуа стреляет по армасовскому режиму. Антигуа отвергает шантаж нью-йоркских и бо­стонских королей кофе!»

...Поздним вечером Карлос Вельесер и Грегорио Кинтана возвращались в Антигуа. Машина скользила между оранжевыми гревиллеями; в воздухе пахло жас­мином и кофе. У рощи Грегорио вышел из машины. Карлос обнял его.

— Не знаю, увидимся ли скоро, — сказал Карлос. — Цека не очень советует мне засиживаться на одном ме­сте. Но жизнь большая, Грегорио. Она столкнет нас.

— Прощай, человек с легкой походкой, — чуть груст­но отозвался Грегорио.

У самой Антигуа машину остановили.

— Кто? Откуда? Зачем? — раздался  резкий  голос.

— Антиквар Молина, — ответил Карлос в темноту. — Возвращаюсь с делового свидания с разрешения шефа местного отделения полиции.

— Все равно, — прозвучал резкий голос — В окрест­ностях появились партизаны. Что вы везете, сеньор ан­тиквар?

— Разбитые черепки, — ответил Вельесер под смех полицейских.

Из темноты протянулась рука, отворила дверцу; вспыхнул карманный фонарь и осветил груду черепков на заднем сиденье машины.

— Серьезный человек не станет возиться с этими игрушками, — проворчал тот же голос.

Карлос не отказал себе в удовольствии подкусить навязчивого патрульного:

— Каждый зарабатывает состояние на чем может: вы — на слежке, я — на черепках, — возразил он. — Могу я ехать?

— Поезжайте.

Карлос пригнал машину к помещению полиции и сдал ее дежурному.

В гостинице светились огни, из бара доносилось ры­дание маримбы. Ни Педро, ни Хосе не было. Подумав, Карлос спустился в бар и заказал ужин.

В бар вошел начальник полиции, увидел антиквара и подсел к нему.

— Составьте мне компанию на рюмку агуардьенте, — предложил он. — Чертовски тоскливо в этой дыре.

Карлос подумал, что присутствие шефа полиции избавит его, а заодно и Хосе, от подозрения в пособниче­стве Аррьосам.

— Только угощаю я, — решительно заявил Карлос. Ощущение тревоги не покидало Вельесера. Не много ли доверил он Хосе? Но кто ловчее его мог бы про­браться в дом Аррьосов? Хосе не один, с ним Педро. А Педро стоит десяти других.

Как раз в этот момент Хосе был один. Дождавшись, пока стемнело, он натянул на себя — поверх штанов и куртки — холщовый комбинезон, скользнул в густую траву и пополз к белой арке, за которой начинались руины. Еще утром он высмотрел путь к домику Аррьосов, скрытый от часового аркой, но пробраться можно было только ползком, а ползти предстояло по острому гребню стены с риском свалиться с трехметровой вы­шины. Стать на стену — увидит часовой. Хосе полз по гребню и с ужасом думал о том, что женщине и трем детям такой путь покажется невозможным. Но лучшего плана не было.

Замирая при каждом шорохе и про себя считая, он добрался до края стены и сверху осмотрел двор Аррьосов. Ничего подозрительного! Посторонний сказал бы, что в домике давно спят, но Хосе знал, что его ждут.

Яркая лампа, повешенная по приказу властей, осве­щала двор и вход в домик. Очевидно, Сове из своего окна хорошо видно, что делается у Аррьосов.

Убедившись, что посторонних во дворе нет, Хосе по­полз по гребню обратно и легонько свистнул. Ему от­ветил приглушенным свистом Педро и помог подняться на стену незнакомке.

— Она заменит сеньору, — коротко сказал Педро. — Когда отключать свет?

— Считай до ста, — ответил Хосе. — Потом нам нужна минута.

— Не забудь, — напомнил Педро, — выбирайтесь ровно в два ночи, в три будет автобус.

Педро исчез. Хосе сказал:

— Сеньора, быстрее. По гребню идти нельзя, только ползком. Раз, два... Голову не поднимайте — солдат увидит. Держитесь за меня... Пять, шесть... Продол­жайте считать, я могу сбиться.

Женщина тяжело дышала, но не отставала от юного проводника. Шепотом она отсчитывала секунды.

— Не свалитесь здесь. — предупредил Хосе. — В сте­не трещина. Нужно прыгнуть или проползти.

Его спутница легла на камень и, нащупав выбоину, перебралась через нее на уступ.

Прошло полторы минуты, которые показались обоим альпинистам вечностью.

— Все, — шепнул Хосе. — Дошли. Сколько?

— Девяносто, — ответила женщина. Хосе отсчитал до ста и приказал:

— Прыгайте, сеньора. Не бойтесь — внизу песок. Они спрыгнули одновременно и почти в ту же се­кунду лампа, освещающая двор, погасла.

— Педро точный человек, — определил Хосе. Женщина слабо вскрикнула.

— Я, кажется, подвернула ногу...

— У нас одна минута, — с отчаянием сказал Хосе, — Сова сейчас прибежит.

Он подставил спину и почти приказал:

— Садитесь, сеньора, поживее, — иначе нас сцапают.

Женщина послушалась, и Хосе бегом доставил тя­желую ношу к дверям домика. Их впустили почти в ту же секунду, как хлопнула калитка и Сова вбежала во двор. Она не успела сделать и двух шагов, как лампа зажглась.

— Сеньора Аррьос, — нежно крикнула девушка, — вы дома?

За дверью замешкались. Хосе успел шепнуть своей спутнице: «Отвечайте вы, сеньора».

— Где же мне еще быть? — глубоким, грудным го­лосом, так похожим на голос сеньоры Аррьос, отклик­нулась спутница Хосе.

Какие-то интонации в ее голосе заставили Сову на­сторожиться.

— Посмотрите на меня в окошко, — приказала она.

Сеньора Аррьос отдернула занавеску, кивнула де­вушке и сразу завесила окно. Сова, что-то мурлыкая про себя, убралась.

В домике почти одновременно раздалось несколько вздохов облегчения.

— Половина работы сделана, — подвел итог Хосе. — Еще одна половина — и вы будете на свободе, сеньора Аррьос.

— Сеньоре будет потруднее лезть, чем мне, — ока­зала вновь пришедшая. — Я моложе сеньоры.

Хозяйка дома встревожилась.

— У меня больное сердце, — вздохнула она. — Мо­жет быть, молодой человек возьмет только детей?

И здесь Хосе произнес самую длинную речь за свою жизнь:

— Я из племени ица. Ица говорит: берись за груз, который можешь снести. Ваш муж, сеньора Аррьос, взял груз, что под силу десяти людям. Но он справ­ляется. Армасовцы побаиваются его — вот как он рабо­тает. Его подруга должна быть тоже сильной. Вы пой­дете со мной, сеньора, и никто никогда не узнает, что вы были слабой. Вами будет гордиться сеньор Вирхилио Аррьос. И ему будет легче поднять груз десяти носильщиков. Вы согласны, сеньора?

Вместо ответа она поцеловала мальчика в лоб. При­косновение ее губ было ласковым и приятным. Хосе, не знавший материнской любви, почувствовал волнение. Умеющий скрывать свои чувства, с детства приученный к сдержанности, он нарочито строго сказал:  — Всем одеться в темное. Выйдем в два ночи. А ночь, как назло, выдалась лунной. И звездный шатер придвинулся к земле. Шуршали пальмовые ли­стья, стрекотали цикады. Ветер нагнал облака с Тихо­океанского побережья, и, переваливая через пики вул­канов, они спускались в Антигуа, будто оседая на ко­фейные рощи.

В баре гостиницы Вифлеем еще сидели начальник полиции и приезжий антиквар, потягивая напитки.

Около двух часов ночи телефонные провода напро­тив домика Аррьосов оказались перерезанными: Педро работал точно. На дороге появились три подвыпивших брадобрея. У окна Совы они затеяли ссору и загнали своего товарища Катарино Сальгеро к стене дома. От­биваясь, он обхватил водосточную трубу и, как кошка, полез наверх. Шагнул по карнизу и очутился лицом к лицу с выглянувшей Совой. Любезно улыбнулся ей и показал на буянивших спутников. Собутыльники начали снизу забрасывать его камешками; он сорвал с себя плащ и, широко распластав его, прикрылся, но в то же время заслонил Сове вид на улицу и домик напротив, шпионка вскрикнула   вероятно, она имела строгую инструкцию не оставлять ни на минуту наблюдение. Стремглав она бросилась по лестнице вниз.

У ворот ей преградили дорогу мастера и пригласили проводить их до ближайшей светлой улицы. Шпионка попыталась их обойти, но они упорно заслоняли ей путь на другую сторону. Сова позвала на помощь часового, и он сошел с поста. Это-то и нужно было.

Катарино запел и увидел, как дверь из домика Аррьосов приоткрылась. Опять во дворе погасла лампа.

Хосе Паса подвел сеньору Аррьос к стене, взобрался наверх, лег на гребень и, протянув руки вниз, поднял дрожавшую женщину. Ему стоило это неимоверных уси­лий, но банановая каторга приучила юного пеона справ­ляться с тяжестями; старший сын Аррьосов, годом младше Хосе, поддерживал мать снизу.

— У нас минута, — повторил Хосе.

Двинулись в путь цепочкой: впереди шел Хосе, дер­жа за руку сеньору, затем ее сын, помогающий десяти­летней сестренке; она-то и замыкала шествие и все время приговаривала: «Мамита миа! Мамита миа!» Сеньора почувствовала, что Хосе боится шума, и что-то шепнула дочери. Девочка замолчала.

— Сеньора, не двигайтесь, — вдруг сказал Хосе, по­чувствовав под ногою проем.

Прежде чем сеньора Аррьос успела запротестовать, он схватил ее в охапку и перенес через выбоину. То же самое он проделал с девочкой.

— Теперь быстрее, — шепнул Хосе. — Стена спу­скается в траву. Ложитесь и ждите. Я вернусь за млад­шей.

Через минуту он был у домика и успел услышать перебранку между часовым и брадобреями. Катарино напевал — значит, время еще было. Хосе Паса схватил младшую дочь Аррьоса на руки и постарался подсадить ее на высокую стену. Но он был низкорослым для такой операции. Тогда Хосе взобрался наверх и протянул де­вочке руки. Все равно он не мог до нее добраться.

— Поднимись на носках, — шептал он.

Девочка старалась, но все было бесполезным. А время шло, и брадобреи стали отступать. Катарино замолк. Хосе чуть не заплакал. Сейчас Педро включит свет. Он оторвал зубами лямку от комбинезона, обвя­зал девочку вокруг пояса, влез на гребень и плавно поднял ее к себе. Скрипнула калитка — Хосе лег плашмя и пригнул голову девочки к стене. Он почувствовал, что приближается Сова. В темноте она двигалась медленно и осторожно. Сейчас она постучит, ей ответит дублерша сеньоры, Сова повернется, Педро даст свет, и Хосе бу­дет освещен. Нельзя терять и секунды.

Он понял, что рискует многим, но подпольная жизнь приучила его к быстроте решений. Хосе поднял девочку на руки и, стараясь сохранять равновесие, медленно по­шел по стене. Он шел и шептал: «Камень, не скатись из-под ноги. Мы уже встречались с тобой. Ветер, не ударь в лицо. В другой раз поиграем, в другой раз. Девочка, не заплачь — ты дочь сильного человека». Так он шел и шептал и слышал за спиною пронзительный голос Совы:

— Сеньора Аррьос, вы дома?

И второй голос он услышал — глубокий, грудной, спокойный:

— Где же мне еще быть?

Томительная тишина. Еще секунду, Педро, еще се­кунду не включай свет. Дай мне добраться до травы.

В эту секунду лампа зажглась, и Хосе, кляня все и всех, в несколько прыжков достиг уступа и спрыгнул, стараясь не напугать девочку, прямо в густую траву. Он уже не слышал довольного мурлыканья Совы, бре­дущей домой, громкого голоса Катарино, который уго­варивал часового отпустить подвыпивших друзей. Он слышал только биение собственного сердца и искал в густой траве людей, доверивших ему жизни.

— Мы здесь, Хосе, — шепнула сеньора и сжала его большие, окоченевшие от напряжения пальцы.

Через полчаса они были возле сопок. Хосе укрыл сеньору и детей за скалой.

Он слышал, как на дороге остановился автобус и шофер, повозившись в моторе, мрачно предложил тури­стам добраться пешком до ближайшей гостиницы. Гид весело сказал, что тропинка легкая и быстрая. И вот на дороге остался один шофер. Он зевнул и громко сказал:

— Где же мои пассажиры?

Хосе вышел из-за скалы.

— Один есть, — сказал он.

— Я жду четырех, — отозвался шофер.

Они обменялись паролем, и через несколько минут семья Аррьосов расположилась в автобусе. Шофер за­дернул занавески на окнах и включил зажигание.

— Хосе, — быстро сказала сеньора, помни: в моем доме ты сын.

Хосе было грустно, но он ответил шуткой:

— Сеньора, в Гватемале вам трудно сейчас полу­чить дом. И не во всякий дом я смогу так легко войти, как в ваш дом в Антигуа.

Он остался один — в темноте, на пустынной дороге.

Сбросил с себя измазанный комбинезон, туго свернул и спрятал в расщелине.

Карлос Вельесер увидел Хосе в дверях бара и подал ему знак подняться в номер. Спустя несколько минут, будто невзначай, он предложил собутыльнику распить прощальную рюмку у себя в комнате — у него заваля­лась бутылка отличного французского вина. Шеф поли­ции охотно согласился. Они поднялись на второй этаж. Карлос отомкнул дверь. Хосе лежал на кровати и ровно дышал.

— Мой мальчишка спит с вечера без задних ног, — улыбнулся Карлос Вельесер. — Воздух Антигуа его усыпляет.

— О, у нас чудесный горный климат, — захохотал шеф полиции. — Ваше здоровье, сеньор антиквар.

Они чокнулись, и начальник полиции ушел, унося с собой воспоминание о беспробудно спящем Хосе. Алиби было обеспечено. Хосе открыл глаза:

— Они спасены, команданте. Теперь я буду спать двое суток.

— Вставай, соня, — ласково сказал Карлос. — Через два часа мы будем в столице. Там отоспишься.