По мне, так больших лицемеров, чем горы нужно еще поискать. Они такие милые, аккуратные, добродушные, гостеприимные и красивые в качестве вида из окна. Но стоит только купиться на их далекое очарование и попытаться познакомиться вблизи, как эти чудесные творения природы в миг становятся кошмаром для доверчивых посетителей. Этим они похожи на женщин, болотную топь и хищные растения.

– Ты там не засиделся на стуле? Пошли лучше прогуляемся по горе? – предложила Алина, купившись на это ложное великолепие. При этом в ее глазах было столько предвкушения удовольствия от прогулки, что я не смог ей отказать.

Вот так я оказался на склоне горы.

Гора не была ни крутой, ни скалистой, ни поросшей чем-нибудь труднопроходимым. Да и по размерам она больше походила на большой холм, однако, восхождение на нее отняло у меня все силы. Не прибавляла оптимизма и погода: солнце жарило так, словно хотело превратить меня в шашлык. Влажный горячий воздух совсем не годился для того, чтобы им дышать. А затянувшие все небо низкие, темные тучи, казалось, скребли по макушке.

Солнцепек и затянувшие небо тучи несовместимы, – скажете вы. Я тоже так думал, пока не оказался на склоне этой горы.

Я брел вслед за Алиной, проклиная себя за то, что согласился на этот поход, за то, что забыл народную мудрость про «умный в гору не пойдет…» и про «что скажет баба…». При этом самым деморализующим фактором было то, что мы продолжали восхождение, то есть с каждым шагом делали возвращение домой на шаг длиннее.

Алине же все было нипочем. Бодрая и счастливая, она легко шагала чуть впереди, любовалась красотами природы и вообще вела себя так, словно ничуть не устала. Молодость? Возможно, и так.

Из-за отупляющей усталости, жары и духоты я не обратил внимания на то, что земля под ногами хрустит как-то не так. Звук был такой, словно кто-то глубоко под землей ломал сухие ветки. Вот только ни я, ни Алина не предали этому значения.

Потрещав минуту-другую, земля вдруг резко ушла у Алины из-под ног. И на месте пологого склона горы образовалась бездонная пропасть. Алине чудом удалось схватиться руками за какие-то корни, но о том, чтобы долго за них держаться, не могло быть и речи. Все ее попытки выбраться наверх только усугубляли и без того шаткое положение.

Я же стоял в двух шагах от пропасти, слышал ее крики и ничего не мог сделать. Я словно окаменел. Я стоял и не мог пошевелиться, не мог даже моргнуть. Как я ненавидел себя в тот момент за эту беспомощность!

Наверно, от ненависти к себе я и проснулся. Вскочил с кровати, и уже только потом понял, что мне приснился кошмар. Вот только голос Алины стоял у меня в ушах.

Она уже два дня как была в командировке, и в этой чертовой командировке она попала в беду. Я был в этом уверен на все сто. Надо было ее спасать. Что-то делать. Позвонить для начала хотя бы Олегу. Вот только часы показывали пять утра, а звонить ему в это время и объяснять, что приснился плохой сон… Короче говоря, мне ничего не оставалось, как ждать.

О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи – я был слишком сильно для этого встревожен. Поэтому, чтобы хоть чем-то себя занять в эти несколько часов до наступления приличного времени, я отправился к себе в кабинет работать.

Мне нужен был формальный повод для звонка, а для этого был нужен заказ. Любой чертов заказ. Никогда еще я так не жаждал получить работу. И заказ у меня был. Совершенный пустяк, какие я щелкал меньше, чем за час. К тому же на заказе была пометка «срочно», а значит Олегу можно было позвонить значительно раньше.

Чтобы собраться с мыслями, я отправился на кухню, где приготовил себе яичницу с помидорами и заварил чай. После еды я принял душ, оделся и набрал Олега.

– Привет, – услышал я его сонный голос.

– Извини, что беспокою. Но у меня новый заказ с пометкой «срочно»…

– Никаких проблем. Говори.

Я задал ему пару вопросов, получил ответы, а потом как бы между прочим спросил:

– Ты случайно не знаешь, как там у Алины?

– Не знаю, а что?

– Да сон плохой приснился. Думал узнать, все ли с ней в порядке.

– Ты же знаешь, я не в курсе, чем она занимается. Но, думаю, все нормально. Иначе тебе бы уже сказали.

– Ладно, извини, что разбудил.

– А тебе что не спится?

– Не знаю. Временами такое бывает.

Слова Олега о том, что мне бы в случае чего сообщили, только убедили меня в собственной правоте. Как я успел убедиться, сообщать что-либо не имеющее отношение непосредственно к работе в нашей конторе было не принято. А если так, зачем он мне врет?

Поймав себя на этих мыслях, я вспомнил о том, что одна из характерных особенностей паранойи заключается в том, что параноик воспринимает любые аргументы, как доказательство своей правоты, поэтому спорить с параноиками бесполезно. Ну да лучше быть параноиком, чем прошляпившим все лохом.

И тогда я понял, что судьба, книга или черт его знает кто еще хочет, чтобы я перешагнул через собственное табу. Выбора у меня не было, поэтому я вернулся в кабинет, сел за компьютер и начал писать.

Я начал писать Алину с того момента, как она вышла из дома, села в машину, выехала за ворота. Вот только далеко уехать ей не удалось. В квартале от дома ее нагнал черный джип с той самой парочкой на борту, что возила меня к куратору. Они приказали ей ехать за ними.

Ее привезли на какую-то овощную базу в промзоне на Левом берегу Дона. Завели в каморку без окон, усадили на неудобный стул за столом и начали допрос…

А потом передо мной словно захлопнули информационную дверь, из-за которой до меня доносились только обрывки информации.

Алину допрашивали из-за меня. Оказывается, она была приставлена присматривать за мной, но что-то в ее работе им не понравилось, в результате ее подвергли настоящей пытке. Нет, ее не били, не пытались насиловать и даже пугать. С ней беседовали вот уже третьи сутки подряд, не давая ей ни сна, ни отдыха. Только короткие перерывы на туалет. Дознаватели же менялись каждые два часа.

Я же не мог даже узнать, о чем там идет речь. Прямо как во сне.

– Бесполезно, – услышал я голос деда. – Эти люди не дураки, поэтому они сначала научились защищаться от таких, как мы, а потом только начали брать нас на работу.

Он стоял возле двери в своей любимой позе: скрестив руки на животе.

– Ты можешь помочь? – спросил я, боясь услышать «нет».

– Всему свое время, – ответил он, – сейчас же я предпочел бы выпить.

– Помоги мне вытащить ее, и я поставлю хоть ванну выпивки!

– Ты что, не слышал? Всему свое время. Сейчас тебе лезть нельзя.

– Но Алина…

– Вот именно, – перебил меня дед, – поэтому ты и думаешь не серым, а пещеристым веществом. Пошли попустим по стаканчику. Ты не поверишь, эти уроды совсем не предусмотрели у себя там никаких удовольствий. И скажи мне на милость, зачем мне вечная жизнь, если в этой жизни нет даже намека на баб или выпивку? Дай, я хоть у тебя оторвусь.

Спорить с ним было бесполезно, и я повел его в гостиную, где у меня стоял хороший коньяк. Несмотря на то, что так поступать категорически нельзя, – какой кретин изобрел эти правила, – к коньяку я порезал лимон и насыпал на блюдце немного сахару и мелко помолотого кофе.

– Вот это я понимаю, – обрадовался дед.

При жизни он не был особым любителем выпить. Выпивал, конечно же, иногда, но крайне редко и по чуть-чуть. Тут же он набросился на коньяк, как заправский алкоголик в период вынужденной трезвости. Видать и вправду не такая уж и сладкая эта вечная жизнь.

Бутылку дед приговорил фактически сам – я лишь поддерживал компанию и слушал в пол-уха, что он там рассказывал о царстве мертвых. Наконец, когда бутылка опустела, дед перешел к делу.

– Ты меня, конечно, извини, – сказал он, – но я не вправе тебе ничего объяснять.

Я уже хотел обложить его матом, дескать, не можешь, тогда какого хрена было сушить мне мозги, но он остановил меня, как останавливал в детстве, махнув на меня рукой.

– Я могу лишь тебе намекнуть. Ты должен поступить так, как поступают в литературе, когда хотят влезть в шкуру того или иного персонажа.

– А попонятней намекнуть можешь?

– Вспомни свой рассказ про «Новый год».

Дед говорил о рассказе, который я написал от первого лица, причем в каждой новой главе повествование велось от лица другого персонажа. Поняв, что надо делать, я бросился наверх, забыв даже сказать деду спасибо.

И только за ноутбуком, уже открыв нужный файл, я понял, что не знаю, что писать. То, что я разгадал намек деда на то, что надо писать от первого лица не значило ровным счетом ничего, так как, чтобы писать от этого, черт бы их побрал все эти лица, первого лица, нужен как минимум тот, от чьего лица должно вестись повествование. А этой зацепки у меня как раз таки не было. То есть лиц было хоть отбавляй, но все они находились под защитой, взломать которую я не мог.

Так вот значит чему так улыбался дед, когда я, как ненормальный рванул в кабинет!

Он и раньше корил меня за нетерпение, повторяя, что когда-нибудь я прыгну в гроб еще до собственной смерти, если не сумею его обуздать. Я же лишь испытывал раздражение от его слов и кроме как послать его подальше ничего не хотел. Теперь же он стал свидетелем правоты своих слов. Вот только в гроб я вгонял не себя…

Понимая, что это ничего не даст, а возможно еще и ухудшит положение дел, я рванул в гостиную, где оставил деда наедине с коньяком и намеками. Разумеется, там его уже не было.

Оставался Тень, но позвать его мне не позволила паранойя или шестое чувство. Сначала оно буквально лишило меня дара речи, а потом со мной заговорил мой внутренний голос:

А что если происходящее – не более, чем твой новый экзамен, который ты должен сдать сам, без чьей-либо помощи? Что если свое право на подсказку ты уже реализовал, и обращение к Тени будет воспринято, как основание для незачета? Однажды ты уже сделал неверный выбор, и чуть не лишился Алины. Неужели ты хочешь рисковать ее жизнью вновь? Да, ей сейчас плохо. Ей сейчас тяжело. Но пока что ей ничего не угрожает, а раз так, то у тебя есть время на то, чтобы хотя бы попытаться найти правильный ответ, прежде чем все испортить своим вмешательством. Ты сегодня уже спорол горячку. И что? Так что давай, успокаивайся, пойди съешь пару бутербродов, подумай, а потом уже и садись за компьютер. Время еще есть.

Внутренний голос был прав. Как сказал неизвестный мне остряк, спешка нужна лишь при ебле блох и ловле чужой жены.

Чтобы заставить работать мозги, я приготовил себе крепкий кофе, который и выпил, заедая макаемым в мед сыром. И только достаточно успокоившись, я вернулся в кабинет. Разумеется, я все еще не знал, что писать. Решив, что лучше уж что-то делать, чем ничего, я попытался прописать куратора, и чуть было не попал, как кур в ощип.

Куратор был настоящей информационной черной дырой. Как и астрономический аналог, он притягивал всю оказавшуюся в поле его притяжения информацию, не отражая и не излучая ни одного бита. Зазевайся я на мгновение, и наверняка меня бы разорвала на части эта неимоверная сила притяжения. К счастью, я успел захлопнуть крышку ноутбука.

И сразу же зазвенел телефон.

– Привет, – услышал я голос Олега.

– Привет, – ответил я, стараясь подавить разыгравшуюся паранойю.

– Помнишь заказ про дом у пруда?

– Ну.

Этот заказ, обычная мелодрама из жизни бизнесменов, я делал неделей раньше. Сынок богатеньких родителей метался от одной бабы к другой, не зная, какую из них выбрать. Одну он любил; другую любила его властная мать… Короче говоря, обычное дерьмо даже не священных коров.

– Заказчик просит кое-что переправить.

– Олег, прошла уже неделя, – раздраженно ответил я.

– Я понимаю, но это – ВИП-клиент. Ты можешь посмотреть его запрос?

– Могу. Высылай.

– Уже у тебя в ящике.

– Сейчас гляну.

– Только сразу мне позвони. Хорошо?

– Как скажешь.

Проверка или совпадение? Решив, что ломать над этим голову – бесполезная трата времени, я с опаской включил ноутбук. Хока оттуда не выползла. Правда, «Ворд» сообщил, что программа выполнила какую-то там фигню и будет закрыта. Я не стал возражать.

Прочитав запрос, я громко выматерился, затем набрал номер Олега.

– Ты читал его запрос? – спросил я.

– Нет, – ответил он, – это – конфиденциальная информация. А что?

– Этот недоделок просит полностью переиграть все с точностью наоборот.

– Но ты же можешь это сделать?

– Не знаю. Прошла неделя, и лед тронулся.

Я действительно не знал, насколько изменился характер лабиринта судьбы действующих лиц. Для этого надо было набросать хотя бы общую схему лабиринта. У меня же не было ни времени, ни желания заниматься этим чертовым заказом.

– Этому клиенту нельзя отказывать.

– Да я и не отказываю. За это время многое изменилось. Фактически, от меня требуется все сделать заново.

– Ну так сделай.

– Я постараюсь, но я ведь не господь-бог.

– Ты только хорошо постарайся. От всей души.

– Я когда-нибудь плохо работал? – еле сдерживаясь, чтобы не обложить его матом спросил я.

– Ладно, звони если что, – поспешил ретироваться Олег.

Первым моим побуждением было послать этот заказ к чертовой матери и заняться Алиной, но паранойя или шестое чувство вновь меня остановили. А что если это экзамен на лояльность, но только уже по отношению к фирме? Куратор ведь вполне мог вычислить, что я пытался его писать, после чего дать мне это чертово задание и посмотреть, как я буду себя вести. А раз так…

Мне вдруг до такой степени стало тошно от всего этого, так непреодолимо захотелось послать всех как можно дальше и убраться туда, где нет ни этой чертовой Книги, ни работы, ни Алины, ни даже меня. К сожалению, это было невозможно.

Но все равно я выключил ноутбук, оделся и, забыв взять телефон, вышел из дома. Я шел, что называется, куда глядели глаза, и когда, проходя мимо остановки, я увидел подъезжающую маршрутку, решил прокатиться в Ростов.

В маршрутке чуть впереди меня сидела женщина лет тридцати с красивыми длинными ногами, которые едва прикрывала короткая юбка. Ее маленькие ступни были обуты в туфельки на высоченных каблуках, отчего ноги казались растущими чуть ли не из неба. Увлекшись созерцанием этого великолепия, я чуть было не проехал «Пригородный автовокзал», где мне надо было выйти и пересесть на другой транспорт.

В автобус, куда я сел на автовокзале, зашли марсиане: женщина пенсионного возраста и ее внук – белобрысый подросток с перекошенным носом. Он, словно оказавшийся впервые на улице домашний кот, постоянно озирался по сторонам. Она минут десять расплачивалась за проезд. Сначала долго переспрашивала, сколько с нее за двоих, потом испуганно доставала из лифчика узелок из какой-то застиранной тряпки, – он служил ей в качестве кошелька, – долго его развязывала, раза три пересчитывала мелочь. Засовывать его обратно в лифчик она почему-то не стала. Оставила в руках и всю дорогу нервно его теребила. На каждой остановке она громко спрашивала:

– Это не Главный Вокзал?

И успокаивалась лишь тогда, когда ей в очередной раз отвечали, что Главный Вокзал – конечная. Успокаивалась до следующей остановки.

Не знаю почему, но, глядя на эту парочку из какой-то глухой деревни, я успокоился. Я вышел на Ворошиловском, прошелся пешком до Пушкинской. Зашел в «Кофемолку», где выпил кофе и съел порцию блинчиков с моцареллой. Затем вернулся домой.

Возле калитки меня уже ждали помощники куратора.

– Виталий Сергеевич, – укоризненно произнес один из них, – вам не стоило забывать телефон, и совершенно не стоило ездить в Ростов на автобусе. За вами же закреплена машина… Ну что за ребячество.

– Дело в том, господа, – ответил я, нагло глядя ему в глаза, – что мне время от времени надо подстегивать свое вдохновение. А иначе я попросту перестану справляться со своими обязанностями. Думаю, мои безобидные шалости несравнимы с уроном от проваленной работы.

– Поймите, Виталий Сергеевич, это же в интересах вашей безопасности.

– Я понимаю. Но на мне сейчас висит сложный заказ, и без этой прогулки я не смог бы его сделать. Се ля ви.

Сказав «Се ля ви», я сделал рожу кирпичом и, пока они не опомнились, преодолел оставшиеся метры до калитки, открыл ее, вошел и захлопнул перед их носом. Главное в таких случаях, чтобы твое поведение выглядело естественным и само собой разумеющимся. Или же наоборот, ни в какие рамки не лезло.

Попробуйте, например, когда вас попытаются воспитывать в автобусе, в очереди или где-либо еще в общественных местах в ответ скорчить дебильно-приветливое лицо и выдать «Господь тебя любит», или, наоборот, рассвирепеть и рявкнуть «Вы почему это без доклада?!». Поверьте, эффект будет весьма интересным.

Парням куратора я, кстати, не соврал. Пока я гулял по Ростову, мое подсознание сумело найти ответы на мучавшие меня вопросы, и, возвращаясь домой, я интуитивно знал, что надо делать. Поэтому, отделавшись от незваных гостей, я поспешил сесть за компьютер.

Несмотря на сильнейшее искушение, я начал не с Алины, а с заказа. Как я и предполагал, после того, как я прописал на чистовик выбранный вариант развития событий, остальные ответвления лабиринта попросту исчезли, так что на этом участке сюжета изменить я уже ничего не мог.

Как знать, возможно, древние знали что-то о лабиринтах судьбы и о силе написанного слова, и поэтому считали процесс письма магическим сакральным актом, и кого попало грамоте не учили. Думаю, в этом они были правы. Как значительно позже показала история, чрезмерная грамотность привела к таким явлениям, как большевизм, фашизм, демократия, политкорректность, победа феминизма, возведение гомосексуалистов в ранг избранных и прочим реалиям нынешнего бытия. И не мудрено – ведь если принятие решения зависит от мнения каждого идиота, то таким этот решение и будет.

Ну да я опять отвлекся.

Практически сразу же после прописанного участка судьбы в лабиринте клиента я обнаружил хоть и небольшое, но вполне достаточное для необходимого маневра облачко тумана. Оно-то и позволяло мне переиграть все с точностью наоборот, как и хотелось этому идиоту. Вот только в этом случае его судьба окончательно застывала, и никакой коррекции больше не подлежала – не самый лучший исход при работе с ВИП-клиентом. Поэтому прежде, чем написать хотя бы слово, я решил согласовать свои действия с Олегом.

– Привет, – сказал я, услышав его «алло», – я по поводу заказа.

– Чем порадуешь?

– Сначала порадую тем, что огорчу, а потом огорчу тем, что порадую.

– Давай только без этого вот.

– Расслабься. Я решил эту задачу, но только не совсем так, как хочет клиент, если вообще стоит идти у него на поводу, в чем я очень даже сильно сомневаюсь.

– Ты о чем? – настороженно спросил Олег.

– Как я и говорил, переделать уже выполненный заказ невозможно. Что написано пером… так что за переделками после утверждения окончательного варианта можешь больше не обращаться – это не в моих силах. Но сразу же после этого я могу развернуть сюжет на сто восемьдесят градусов, так что клиент сможет получить все то, к чему он стремится. Вот только нам это совершенно ненужно.

– Это еще почему?

– Потому что в этом случае мы гарантированно потеряем нашего ВИП-клиента.

– Как это потеряем? Только не говори мне…

– Нет, – перебил его я, – с ним будет все в шоколаде, вот только подобное радикальное вмешательство в его судьбу лишит нас возможности вмешиваться в дальнейшем в его дела. Тогда как если ты или кто-нибудь еще сумеете отговорить его от этого заказа, в недалеком будущем я смогу хорошенечко на него поработать. В любом случае вопрос этот решаемый, так что как скажешь, так я и сделаю.

– Мне надо кое с кем это обсудить.

– Тогда я жду твоего звонка.

– Договорились.

Теперь можно было и заняться Алиной.

Информационная дверь в экзекуторскую вновь была приоткрыта ровно настолько, чтобы я мог пассивно наблюдать за происходящим. Как будто кто-то специально приоткрыл ее для меня.

Вся опутанная проводами Алина лежала на столе. Она была без сознания. Провода вели к каким-то медицинским приборам, мониторы которых показывали различные графики и цифры.

Прямо как в кино, – промелькнуло у меня в голове.

Над Алиной суетился врач, а двое экзекуторов стояли чуть поодаль, чтобы ему не мешать. Как я понял, ей делали пятый или шестой укол, однако, она никак на это не реагировала.

– Ее срочно нужно госпитализировать, – сказал экзекуторам врач, посмотрев в очередной раз на монитор.

– Когда мы сможем продолжить? – спросил экзекутор.

– Все зависит от того, насколько она вам будет нужна после. В принципе, я смогу за пару часов поднять ее на ноги, но потом она в лучшем случае сможет лишь пускать слюни и через раз проситься в туалет. Но если она – ценный работник, тогда, боюсь, вам придется отложить разговор на несколько дней. И чем быстрее вы дадите мне ответ, тем у нее будет больше шансов вернуться к нормальной жизни.

– Это надо согласовать, – сказал второй экзекутор.

– Так согласовывайте.

Экзекутор вышел в похожую на кабинет маленького начальника соседнюю комнату, где на столе стоял телефонный аппарат. Он только начал набирать номер, а я уже знал, что это – та самая ниточка, которая приведет меня к решению задачи.

– Что там у вас? – услышал я одновременно с экзекутором мужской голос в трубке.

– Она в отключке. Айболит говорит, что если мы продолжим, у нее полетят пробки. Что нам делать?

– Идиоты! Какого хрена вы там наделали?! Если с ней хоть что-либо случится, я вам лично яйца поотрываю!

– Но вы же сами…

– Я приказал вам выяснить все как можно мягче, а вы…

– Айболит говорит, что через пару дней она будет в порядке.

– Ну так какого вы?.. пусть делает все, что нужно. Докладывайте о малейших изменениях в любое время. Вам понятно?

Экзекутор промямлил, что, конечно же, он все понял, и все будет исполнено, после чего тот, кому он звонил, положил трубку. Экзекутор чуть ли не бегом вернулся в экзекуторскую.

– Делайте все, чтобы она была в порядке, – распорядился он.

– Давно бы так, – пробурчал Айболит и сделал Алине еще один укол.

Затем он достал из кармана мобильник и распорядился, чтобы в госпитале приготовили все необходимое.

Похоже, все складывалось более чем удачно. Алине в ближайшие несколько дней ничего страшного не угрожало, а у меня была спасительная нить. Вот только чутье запрещало мне воспользоваться ей прямо сейчас.

– Похоже, пришло время узнать, с кем ты имеешь дело, – услышал я голос Тени.

Он вновь сидел на моем диване и скалил пасть в довольной улыбке.

– Так это все ваши штучки? – злобно спросил его я.

– Нет, – ответил он, – и нам это очень даже не нравится.

– Поэтому вы и пришли мне на помощь?

– Поэтому мы хотим, чтобы ты подробнейшим образом прописал свою подружку с рождения и до наших дней. Я вообще не понимаю, почему ты сам до этого не додумался.

– А тебе разве не говорили, что подглядывать не хорошо?

– А ты так и не догадался, что все, что нехорошо, на деле оказывается чертовски как хорошо?

– Я так не думаю.

– А зря. Мог бы всем нам сэкономить время.

Он был прав. Поэтому я не стал с ним дальше дискутировать, а перешел к делу:

– Что я должен сделать? – спросил я.

– Сядь за компьютер, создай новый файл и назови его «Алина». Как будто бы сам не знаешь.

Вместо того, чтобы послать его как можно дальше, – а мне захотелось именно этого, – я покорно сел за компьютер, создал новый вордовский документ и написал вверху страницы: «АЛИНА». Как только я это сделал, мои руки, казалось, сами начали писать, а глаза не верить написанному.