От работы меня отвлек шум за спиной. Обернувшись, я увидел деда и Тень. У них был тот торжественно заговорщический вид, который в любой момент рискует перерасти в хохот.

– Привет, – сказал дед, – извини, что я вот так материализовался, без стука.

– А что еще от вас галлюцинаций можно ждать, – не очень радушно ответил я на его приветствие.

– И никакие мы не галлюцинации, – почему-то обиделся дед.

– Тогда почему вас не видит никто, кроме меня?

– Как ты уже знаешь, – принялся объяснять Тень, – то, что ты воспринимаешь, как реальность, является интерпретацией твоей нервной системой совокупности поступающих сенсорных сигналов. Так вот, мы с твоим усопшим пращуром являемся пакетами сенсорных сигналов из другого, недоступного камерам слежения источника.

– Еще раз назовешь меня пращуром, я из тебя ящера сделаю, – недовольно пригрозил дед, но Тень не обратил на его слова никакого внимания.

– Вообще-то он пришел для того, чтобы помочь мне тебе помочь, – сообщил он мне и хитро подмигнул.

– Ты знаешь, как ее можно вытащить оттуда? – накинулся я на деда.

– Ну что, убедился? – с видом победителя спросил у него Тень.

– Это не считается, – возразил дед, – к тому же он еще не знает главного.

– Чего я не знаю? – испугался я.

– Твой дед считает, что ты должен задать самый главный вопрос.

– Вот именно, – подтвердил дед.

– Слушайте, мужики, мне сейчас не до загадок, – взмолился я.

– Ладно, я подскажу, – решил дед, – ты же хочешь узнать, любит ли она тебя или нет?

– Я как-то в этом не сомневаюсь, – ответил я.

– А зря.

– И я никого не хочу об этом спрашивать, – заявил я, догадавшись, чего они от меня хотят.

– Однако правила игры таковы, что сначала ты задаешь этот вопрос, а потом уже мы тебе помогаем.

– Хорошо, парни, она меня любит?

– А нам откуда знать? – ответил Тень.

– Тогда какого вы хера?! – разозлился я.

– Ты не нас спрашивай, ты пиши, – наказал дед.

– Что писать? – растерялся я.

– Может тебе еще и диктант устроить?

– Как-нибудь обойдусь.

– Тогда пиши. У нас не так много времени.

«Так любит ли меня Алина?» – Написал я, а когда пришел ответ, убедился в том, что я совершенно правильно не хотел ничего об этом знать. И дело совсем не в том, что Алина меня не любила. Ей нравилось мое отношение. Со мной ей было интересно и хорошо в постели. Ее тянуло ко мне, я был ей дорог… И все такое.

Вот только чувства и отношения для Алины были далеко не главными ценностями, и, прикажи ей начальство, она, не задумываясь, всадила бы мне пулю промеж глаз. Потом бы, возможно, немного всплакнула, ну да мне от этого легче бы уже не стало.

Вот только я ее любил. Любил со всеми ее слабостями и недостатками.

– Ну то, ты и дальше хочешь ей помогать? – укоризненно спросил меня дед.

– Конечно хочет, – ответил за меня Тень.

– А ты не лезь, когда я с внуком разговариваю.

– А ты на него не дави.

– Может, хватит! – не выдержал я, – ведете себя, как два идиота.

– У нас для этого есть все основания.

– Ты, кажется, сказал, что вы пришли мне помочь, или я не так понял?

– Ты еще не сказал, хочешь ли ты этого, – вмешался дед.

– А разве это не очевидно?

– Ты должен сказать…

– Ладно, – перебил я его, – мне надо вытащить Алину…

– Никаких надо! – гаркнули они хором.

– Только хочу или не хочу, – пояснил Тень, – таково правило.

– Ладно, черт с вами, я хочу вытащить ее оттуда.

– После всего того, что ты узнал? – недовольно спросил дед.

– После всего того, что я узнал или не узнал. Не имеет значения. Я хочу ее вытащить, и давайте, наконец, займемся делом!

– Я же говорил, – обрадовался Тень, – давай бабки.

– Что ты еще говорил? – спросил его я, мечтая двинуть ему по голове ноутбуком.

– Что ты – пиздострадатель, – ответил за него дед, – я не хотел в это верить, в результате потерял и внука и сотню баксов.

– Так вы, козлы, тут ставки на меня делаете! – взбесился я.

– Остынь, – совершенно спокойно отреагировал Тень, – чтобы вытащить свою подружку, тебе надо быть совершенно спокойным, – а ты, – это он уже деду, – гони бабки.

– Держи, – дед нехотя достал из кармана скомканную купюру и отдал ее Тени, – А ты, – сказал он уже мне, – садись за компьютер и закрывай глаза.

Представь теперь нужного человека, – продолжил он, когда я принял исходное положение.

– Как это? – не понял я.

– Просто представь себе нужного человека. Можно один только контур.

Несмотря на то, что я уже достаточно долго занимался саморегуляцией, визуализация мне не хотела даваться в принципе. Прошло минут десять, а я только и смог что представить какое-то бесформенное пятно, что я и сообщил деду, когда он, не выдержав ожидания, поинтересовался, как мои успехи.

– Достаточно и пятна. Теперь назови его нужным человеком, открывай глаза и начинай писать. Пиши: я сижу, иду, читаю, смотрю в окно… и так далее. Ты должен перечислять, пока не попадешь в точку.

– А как…

– Узнаешь, – оборвал меня дед.

На третьей странице «бреда от первого лица» из меня потек текст:

«Я еду в машине за рулем. Мне чуть более тридцати, но я уже личный референт куратора. На этой должности я недавно, каких-то пару недель, поэтому меня переполняет гордость и удовольствие от осознания зависти бывших коллег. Я подъезжаю к тому самому зданию, куда куратор приглашал меня на беседу, останавливаюсь возле зачуханного на вид гаража соседней конторы, достаю из кармана брелок, как на ключах от машины и нажимаю на одну из пяти или шести кнопок. Ворота гаража отворяются, и я въезжаю внутрь, жду, когда ворота закроются, и нажимаю еще одну кнопку. После этого пол гаража вместе с машиной и, разумеется, вместе со мной уходит вниз – гараж оказался служебным лифтом, причем для одного «меня» этот факт оказывается удивительным открытием, тогда как другой «я» давно уже все это знает. Лифт останавливается, и я медленно еду на свое персональное парковочное место. Я выхожу из машины и иду уже к другому, пассажирскому лифту, которым управляют при помощи все того же брелка.

Поднялись в лифте на четвертый этаж и, пройдя немного по коридору, я вхожу в уже знакомую мне приемную. Там за компьютером все та же особь женского пола. На этот раз она с поразительной скоростью что-то печатает.

– Здравствуйте, Вера Григорьевна, – почтительно здороваюсь я.

– Входи, он ждет, – отвечает она, ни на мгновение не отвлекаясь от печатания.

(Вера Григорьевна? – Удивился я, в пошлый раз ее звали вроде бы как-то иначе.)

Я вхожу. Максим Константинович просматривает папку с какими-то документами, но при моем появлении он захлопывает ее и говорит:

– А, Вадим, проходи, садись. Чем порадуешь?

Я подхожу к столу, сажусь на стул для посетителей и только после этого открываю рот.

– Кайдоновская в сознании. Ее состояние стабильно. Шкала лояльности показывает активное желание Кайдоновской сотрудничать на протяжении всей беседы. Так что ей действительно ничего не известно.

– А что показывает шкала страха?

– Показатели выше нормы, но это и понятно. Она с самого начала знала, об опасности диалога…

(Пора было вмешиваться.)

Закашлявшись, я сбиваю его с мысли, и говорю уже сам:

– Она напугана после аварии и напугана не без основания. За Звонцевым действительно стоит сила, и с этой силой нам следует считаться, как и ему.

– Ты так считаешь? – он внимательно посмотрел мне в глаза.

– Я в этом уверен.

– И что ты предлагаешь?

– Интересы той силы практически не пересекаются с нашими, а раз так, нам нечего бояться. С другой стороны, ради того, чтобы с Кайдоновской все было в порядке, он будет готов на все, что в его силах.

– То есть ты предлагаешь вернуть ее Звонцеву?

– Да.

– И в этом случае он будет паинькой?

– Я гарантирую.

– Хорошо. Я принимаю сделку. Сейчас позвоню. – Он взял трубку, затем, хитро улыбнувшись, передал ее мне, – думаю, тебе будет приятней позвонить самому…»

– Ты что, хочешь отказать себе и нам в удовольствии посмотреть начинающуюся там комедию? – удивленно и с заметным недовольством в голосе спросил меня Тень. – Ты только представь себе рожу этого, как там его, когда до него дойдет, что он был буквально одержимым тобой? А твой куратор? Думаешь, для него твое появление в теле этого типа не стало сюрпризом?

Мне и самому хотелось посмотреть на начавшийся там бардак, но это было не хорошо. Мне нельзя было делать из этих людей посмешища, и если мое вторжение в их дела еще было оправдано моими чувствами к Алине, то последующее присутствие в кабинете куратора было бы более чем невежливым. Поэтому я ответил Тени:

– А ты бы хотел, чтобы тебя сначала вот так огорошили, а потом еще и устроили просмотр с пожиранием попкорна?

– Но у нас нет попкорна, – несмело возразил он.

А дед меня поддержал:

– Ты прав. Эти люди очень не любят терять лицо; еще больше они не любят тех, из-за кого они потеряли лицо; тех же, кто оказался настолько невежливым, что не постеснялся стать свидетелем того, как они потеряли лицо, они просто уничтожают.

– И правильно делают, – добавил Тень.

– Так какого хера ты тогда меня провоцировал? – обиделся я.

– Хотел убедиться, что ты – мужик, а не кусок какашки.

– Он прав, – заступился за Тень дед, – чем дальше ты на пути, тем более четко должен соответствовать кодексу, а иначе тебе лучше расписаться в собственной несостоятельности и соскочить на обочину.

– И что со мной будет тогда? – спросил я.

– Забудешь все лишнее, растеряешь навыки и станешь каким-нибудь разносчиком пиццы или блох, зато останешься жить.

– Извини, дед, но такая жизнь не для меня.

– Я это знаю, – ответил он.

– Мы это знаем, – подтвердил Тень, – иначе с тобой никто бы не стал возиться.

Вот только их слова послужили для меня слабым утешением. Еще несколько минут, даже не минут, мгновений назад, правильность того, что я сделал, не вызывала у меня сомнений. Теперь же, когда Алина была в безопасности, я понял, что сдал куратору Мастеров Книги, правда, без потрохов, но когда речь заходит о предательстве, во внимание принимается сам факт, а не какие-то там детали. И еще неизвестно, на кого Книга обрушит свой карающий меч, на меня или…

От этих мыслей я, наверно, побелел. Ну а пот на ладонях и слабость в коленях были уже тут как тут.

К счастью, дед быстро заметил мое состояние и понял, что у меня на душе.

– Можешь не волноваться, – заверил он, – ты сделал то, что должен был сделать.

– Считай, что экзамен ты сдал, – подтвердил Тень.

– Экзамен?

– Когда судьбе что-то нужно от нас, она сначала намекает нам на это очень деликатно. Если же мы ее не слышим или не понимаем, она пытается привлечь наше внимание более заметно. И если мы продолжаем ее не замечать, она начинает пытаться привлечь к себе наше внимание все более и более настойчиво, пока мы не поймем, что ей от нас надо. Ну а к тем, кто слишком тупой или слепо-глухой, она применяет уже крайние меры, и начинает от всей души бить их мордой об асфальт. Книга действует примерно также. А так как намеков ты не понимал, то и пришлось Книге устраивать весь этот цирк с заложницей.

– И что, нельзя было просто сказать? Прислать одного из вас и сказать, – разозлился я.

– Ты должен учиться соображать. Нам не нужны слепые исполнители. Нам нужны творчески мыслящие люди.

Думаю, Тень собирался прочесть мне целую лекцию на эту тему, но во мне словно выключили ток. Я даже не помню, как добрался до дивана. Помню лишь слова деда:

– А как ты хотел? Все это чертовски утомляет.