Я заснул сразу, едва мы легли, но, несмотря на это, подъем в 6 утра оказался для меня настоящей пыткой. Подъем в это время не радует и многих из тех, кто ночью обычно спит, а я давно уже привык ложиться почти в это время. Неудивительно, что я был вареным, как консервированная тушенка. Я на автопилоте принял душ, позавтракал, влил в себя чашку крепчайшего кофе (на этот раз его приготовила Алина), собрал вещи…

– А где служебный автомобиль? – удивленно спросил я, когда Алина села за руль своей машины. – Меня что, разжаловали?

– Сегодня я буду твоим водителем. Или ты против?

– Я бы с большим удовольствием прикорнул, положив голову тебе на колени на заднем сиденье.

– Не в этой жизни.

Территория больницы меня просто очаровала. Это был достаточно старый, живописно заброшенный парк, причем эта заброшенность, гениальная находка ландшафтного дизайнера, была результатом кропотливого труда. Больничные корпуса, три четырехэтажных здания, вписывались в ландшафт так, словно они были его неотъемлемой частью. Скорее всего, изначально это был какой-нибудь партийный санаторий для коммунистов уровня обкома, в последствии вовремя приватизированный и доработанный напильником до стандартов наших дней.

Едва мы переступили порог нужного корпуса, как путь нам закрыла своей грудью старушенция со шваброй, – вот уж действительно символ советской эпохи. Мне даже на какое-то мгновение захотелось посмотреть в календарь, чтобы убедиться, что мы все еще в 2009, а не в каком-нибудь 1981 году. Но стоило ей открыть рот, как призрак большевизма рассеялся в одно мгновение.

– Надевайте бахилы. Вход без бахил строго запрещен, – сообщила она и указала свободной от швабры рукой на выдающий бахилы автомат. Выдавал он их совершенно бесплатно, – наши боссы не козлили в мелочах.

А вот в советское время бахил, не говоря уже о таких аппаратах не было даже в кино.

После того, как мы надели бахилы, нам было позволено приблизиться к окошку администратора. Администратором была скучающей в стеклянной будке в метре от мужика в черной форме женщина пенсионного возраста. Найдя мою фамилию в списке, она выписала нам с Алиной по пропуску: мне пропуск пациента, а ей гостевой.

– Предъявите пропуск охраннику и проходите по коридору налево. Палата 202, – строго напутствовала она.

– А где охранник? – спросил я.

– Окошко рядом, – ответила она и так на меня посмотрела, словно я спросил ее о чем-то неприличном.

Оказалось, что пропуски нам надлежало предъявить тому самому хрену в черной форме, который сидел в той же будке на расстоянии вытянутой руки от администратора. Причем между ними не было даже намека на перегородку.

– Театр начинается с вешалок, – съязвил я, когда мы уже были вне досягаемости цербера.

– Служба безопасности и должна быть немного параноидальной, – возразила Алина, – иначе от них вообще не буде никакого толка.

– Ну не до такой же степени… хотя людям вообще свойственно доводить все идеи именно до такой вот крайней маразматической формы.

Палата мне досталась на два человека. Конечно, два человека – это не пять или десять, но все равно, я бы предпочел одноместный номер.

– Не волнуйся, к тебе никого не подселят, – обрадовала меня Алина.

– Откуда ты знаешь?

– Я же сказала, что позаботилась обо всем.

– Доброе утро, – поздоровался, входя в палату, мужчина лет тридцати.

При его 175–180 сантиметрах роста он был настолько худым, что дон Кихот показался бы рядом с ним настоящим толстяком.

– Я – Лев Вениаминович, я буду вашим врачом, – сообщил он, когда мы ответили на его приветствие.

Вот, оказывается, каковы настоящие львы, – промелькнуло у меня в голове, и эта мысль заставила меня улыбнуться. Похоже, он принял мою улыбку за «очень приятно» и улыбнулся в ответ.

– Пока обживайтесь… я за вами зайду… минут через тридцать.

– Я что, здесь надолго? – поспешил спросить я, пока он не ушел.

– Все будет зависеть от результатов обследования, но постараюсь вас выписать, как можно быстрей.

– Только слишком не торопитесь.

Теперь улыбнулся он.

Все отведенное нам время мы просидели с Алиной на моей кровати, взявшись за руки, словно мне предстояло не какое-нибудь рядовое обследование, а сложная операция с возможным летальным исходом. Когда же наш доктор пришел за мной, Алина поцеловала меня в щеку, сказав:

– Ни пуха, ни пера.

– К черту, – традиционно ответил я.

– Так что с вами произошло? – спросил врач, когда мы остались одни.

– Мы отдыхали в деревне. Там мне приснился интересный сон, который я, проснувшись утром, превратил в рассказ. Потом испугался, что могу накликать тем самым на себя беду… В общем, я его порвал в клочья. Затем уже дома, когда я включил ноутбук, я увидел, как он на меня смотрит своим монитором. Мне стало страшно, но моей реакцией на этот страх был смех, который прошел, только когда мне сделали укол. После этого я чувствую себя нормально.

– То есть 002 миллиграмма (непроизносимое название) сняли все эти симптомы?

– Похоже на то.

– А почему вы считаете, что ваш рассказ связан с галлюцинацией и смехом?

– А разве нормально бояться того, что сам только что придумал?

– Ну, людям вообще свойственно испытывать суеверный страх, а иначе у нас не было бы столько религий, магов-колдунов и примет, а многим творческим людям свойственно думать, что их творчество способно влиять на реалии нашей жизни. Помните же, кажется, Уайльда: жизнь имитирует искусство или искусство имитирует жизнь? А кто-то из известных писателей, не помню, к сожалению, кто, в своем интервью рассказывал, что в своих книгах придумывает только декорации, в которые помещает хорошо известных ему людей и дальше представляет, как бы они повели себя в той или иной ситуации… исключение составляют лишь те герои, которым предстоит умереть на страницах книги. Этих он не берет из жизни, так как боится заигрывать со смертью. Так что… В любом случае выводы будем делать уже после обследования.

– Это не больно?

– Совершенно. К тому же моя фамилия не Хаус.

– Когда приступим?

– Сейчас, если вы не против.

Мы вышли из палаты, прошли немного по коридору, вышли на лестницу. Я нацелился на восхождение на верхние этажи, мы были на первом, но Лев Вениаминович вовремя меня перенаправил:

– Нам вниз, – сообщил он.

Путь вниз находился за тяжелой стальной дверью. Разумеется у доктора был свой персональный ключ. Переступив через порог, мы из обычной в принципе больницы перенеслись в мир декораций для фильма о мрачных подземельях средневековья или фантастики вроде «Чужих». Мы очутились в освещенном редкими тусклыми лампочками коридоре, петляющем и ветвящемся самым неимоверным образом. Это был настоящий лабиринт, да такой, что Минотавр почувствовал бы себя в нем, как дома. Короче говоря, настоящий рай для приведений и заколдованных сокровищ. В домике Минотавра был ремонт, и фрагменты старых кабелей и трубопроводов, кучки строительного мусора и сложенные стройматериалы придавали этому месту своеобразный сюрреалистически мрачный шик, как и расположенные на неравных расстояниях друг от друга по обе стороны коридора запертые стальные двери. Наверно, если бы не Лев Вениаминович, я бы полностью потерялся в этом неэвклидовом пространстве, сделав каких-нибудь десять шагов.

Лев Вениаминович так уверенно шествовал чуть впереди, словно шел из собственной спальни в гостиную или наоборот. Ему бы подходящий костюм, и он вполне бы сошел за Харона. В больничной же униформе он был похож на Харона переодетого, что придавало нашему сошествию в царство Аида немного авантюрный оттенок.

– У вас тут Данте случаем не лежал? – спросил я.

– Жутковатое место, – согласился мой проводник.

– Ну вы же Лев, а со львом мне бояться нечего. Особенно когда лев знает дорогу.

– У нас сейчас ремонт, а так здесь вполне ничего, да и поясняющие таблички на каждом углу не дают заблудиться… Недавно один пациент наотрез отказался идти на обследование. Решил, что здесь прячутся террористы.

– Не знаю, как террористы, но привидения здесь просто обязаны быть.

– Не встречал.

– Может, они думают, что вы накинетесь на них с каким-нибудь катетером?

Так, болтая по очереди всякую чушь, мы добрались до причала на берегу Стикса, где нас ждала печально известная ладья, декорированная под обычный лифт, на котором, как того и требовала логика вещей, отправились дальше вниз.

Царство Аида выглядело вполне прилично, особенно на фоне вотчины Минотавра. Там был свет, были красиво отделанные под дерево панелями стены, были прямые коридоры, на полу которых лежали ковры. Да и двери кабинетов не были столь массивными, как будто они должны были сдерживать нашествия варваров. Воздух был приятно прохладным, свежим и слегка пахнущим чем-то вкусным.

Моя первая пыточная была третьим кабинетом справа. Нас встретила высокая, стройная красотка в коротеньком халатике. Ноги в туфельках на высоких каблуках у нее были просто отпад, то есть подстать всему остальному. Думаю, у большинства мужиков, которым она измеряла давление и пульс, показатели просто зашкаливали, а у женщин наблюдалось массовое разлитие желчи. Она усадила меня в кресло, как в парикмахерских, накинула на плечи такую же фигню, какой парикмахеры укрывают своих клиентов, чтобы уберечь их от срезаемых волос, а затем вылила мне на голову хренову кучу похожего на взбитых в блендере медуз геля. Но как оказалось, это была только прелюдия. Облив мою голову гелем, она надела на нее нечто похожее на вязанную из проводов и присосок шапочку. Несмотря на эти далеко не аппетитные аксессуары, пока она копошилась у меня в голове, я чуть не испытал оргазм.

– А теперь смотрите сюда, – сказала она, указав на причудливую лампу, – и старайтесь не мигать.

«Да, госпожа», – чуть не вырвалось у меня.

– Постараюсь, – ответил я вслух.

Лампа работала в том самом импульсном режиме, который обычно вызывает припадки у склонных к этому лиц. Свет меня особо не доставал, но та вечность, целых сорок минут, в течение которых мне пришлось пялиться на эту лампу, а, главное, сохранять неподвижность и как можно реже моргать, стала настоящей пыткой. Попади я, не дай бог, после смерти в рай, и вечный хор ангелов над ухом гарантированно сведет меня с ума в первые же несколько недель пребывания в этом царстве тотального безумия. На смену теологическим пришли мысли параноидальные. Я вспомнил один свой рассказ, в котором спецслужбы зомбировали нужных людей, доводя их вплоть до самоубийства, подавая правильно модулируемый электрический сигнал на лампочки освещения в их доме. На уровне сознания это мигание не воспринималось, но подсознание легко распознавало эти приказы и не могло им противостоять. В принципе нас действительно можно контролировать подобным образом, так как мозг на самом деле достаточно однозначно откликается на те или иные вибрации. Достаточно вспомнить о том действии, которое на нас оказывает инфразвук или же о спровоцированной японским мультфильмом массовой эпилепсии у детей.

Наконец, моя пытка светом подошла к концу, и добрая фея выключила лампу и сняла с меня шлем.

– Ну как вы? – спросила она.

– Отсидел истинное лицо, и спина разболелась, а в остальном, как у той Маркизы.

Фея улыбнулась.

– А вообще жаль, что я не знаю никакой военной тайны, – продолжил острить я.

– Почему?

– Тогда бы я ее выдал, и вместо мучений мне дали бы варенье с печеньем.

– Вот только здесь пытают вас, а военную тайну скрываем мы.

Боже, она еще и умница!

– Увы, нет справедливости в подлунном мире.

– Ничего, следующая процедура вам понравится. Раздевайтесь до пояса.

Пока я выполнял ее приказ, она принесла еще одну миску с гелем, этот немного пах чем-то пряным и некое подобие длинной юбки, которая должна была защитить мои брюки от геля. После того, как я облачился в костюм шотландца, красавица в халатике намазала мою спину гелем и пригласила лечь на спину на кушетку, на которой была постелена постель из датчиков и проводов.

– Не убьет? – спросил я.

– Не должно, – ответила она.

Когда я лег, она попросила меня закрыть глаза, затем накрыла мое лицо матерчатой маской с отверстием для носа.

– Приятного отдыха, – пожелала она.

По спине и лицу прошла волна приятного покалывания, затем вторая, третья… Менее чем через минуту я уже был в отключке.

– Вот и все, – услышал я сквозь туман голос пытавшей меня красавицы, – как вы себя чувствуете?

– Как накурился, только в миллион раз круче.

Я действительно никогда не испытывал подобного кайфа, правда, знатоком в этой области меня трудно назвать, так как мой опыт ограничивался алкоголем, дурью и хлорэтилом.

– Через несколько минут пройдет.

– А жаль.

– На сегодня все. Лев Вениаминович поможет вам вернуться в палату. Результаты будут завтра.

– Спасибо.

Добравшись до палаты, я кое-как принял душ и, едва добравшись до постели, провалился в глубокий сон.

Разбудила меня Алина.

– Все в порядке, – радостно сообщила она, – можно ехать домой.

– Со мной все в порядке?

– Теперь уже да.

– А что было?

– Отравление. Тебе попался нашпигованный химией овощ.

– Так после этого обычно срут.

– Смотря чем нашпиговать. Одевайся. Документы уже готовы.

– Со мной точно все в порядке? – спросил я, внимательно глядя ей в глаза.

– Да, ответила она.

Глаза говорили, что она не врет, но они бы сказали то же самое даже если бы меня ждала смерть через пару минут. Ну да влюбился в Сфинкса – терпи.

Дома я первым делом отправился в кабинет, где, стыдясь собственного страха, осторожно, как будто он мог цапнуть меня за руку, включил ноутбук. Он не укусил, не подмигнул и даже не улыбнулся. Он снова был обычным ноутбуком, каким я знал его со дня покупки.

Горы вновь стали горами, а трава – травой. И вместе с облегчением я испытал легкое разочарование.