Я бродил по Ростову. Просто так шлялся по центру города от нечего делать, заходил в магазины, в основном торгующие книгами, ДВД и музыкальными дисками.

У магазина «Солнышко» я заметил одного странного типа. Вообще-то его было трудно не заметить. Во-первых, несмотря на жару, он был во фраке, и фрак на нем сидел так, словно это была его повседневная одежда. В-вторых, он стоял возле установленной на подпорках дверной колоды без двери. Ну а в третьих, он орал во всю глотку:

– Квантовый переход через дверной проем! Приглашаем совершить квантовый переход через дверной проем! Только сейчас! Только у нас! Спешите совершить квантовый переход через дверной проем! Процедура абсолютно безвредная, совершенно безболезненная и абсолютно бесплатная!

Я собрался обойти его стороной на безопасном расстоянии (мало ли что это могла быть за хрень, начиная со дня открытых дверей в каком-нибудь дурдоме и заканчивая телесъемкой скрытой камерой), но ко мне подошла юная, лет девятнадцати, дама… Вот есть же такие девчата, которые умудряются быть одновременно страшненькими и привлекательными, когда ты смотришь на нее, анализируешь ее внешность, и видишь, что у нее далеко не идеальная форма лица, явно недоработанный нос или слишком торчащие уши, и одновременно с этим любуешься ею, как не любуешься какой-нибудь признанной красоткой. Она очаровательно улыбнулась и спросила:

– Не желаете?

– Чего? – не понял я.

– Совершить квантовый переход. Для вас совершенно бесплатно.

– Как-нибудь в другой раз.

– Другого раза не будет.

– Знать, не судьба.

– А вдруг именно судьба? Вдруг он ждет именно вас?

– Ну это вряд ли.

– И тем не менее, Виталий Сергеевич, это так. У вас свидание в Мелиополисе, и другого шанса не будет.

– Что ты сказала? – переспросил я, не веря собственным ушам.

– Вы не ослышались. Мелиополис ждет.

Мелиополис. Несколько лет назад я увидел его во сне. Метагород, содержащий себе все города, он находится везде и нигде, и любой существующий ныне город является лишь его тенью. Он вне времени, вне пространства, поэтому в нем собраны все пространства и все времена. Мелиополис подобен алмазу с бесконечным числом граней, и каждый раз он открывается входящему в него путнику новой гранью…

После этого сна у меня сначала родилось название «Симфония для Рояля и Города», затем стихотворение:

Затем появилась меленькая поэма в прозе:

УВЕРТЮРА

Город – это всегда ночь, зима, иногда туман или дождь или крик. Город, кишащий улицами… Они расползаются, сплетаются, похотливо жмутся друг к другу, подмигивая фонарями. Город – это из крана капающие звезды, это стрела, натягивающая тетиву лука, это Рояль, заждавшийся рук твоих, это музыка тишины. Рояль погружен в себя, и только Город многопалой рукой гладит его сердце. Город – это слово, которое пробуется на вкус, как рахат-лукум. Он оживает ночью, когда глупые люди ложатся спать, а Охотник выходит на Охоту с открытым сердцем, и Город – величайший соблазнитель, шепчет свои тайны…

Рояль – это весы, и Город на чаше весов. Это рука, и знак, что пришел во сне. Это тропа, и Охотник на тропе Войны, и песнь сердца охотника – молитва хищника, рвущего живую плоть. Это стрела и грудь, и вечная любовь между ними. Это сок Луны, сделавший меня Охотником, и превративший мою кровь в вино. Это ночь. Это я в лабиринте улиц, и их раздвоенные языки. Это Весть. Весть, которую я несу тебе, Весть, заставляющая смеяться и сжимать меч в пустой руке. Это пелена, упавшая с глаз, и лай собак позади. Это отзвук твоих шагов, и губы, зовущие: “Возьми меня. Мне скучно одной на ложе цветов. Этот праздник Весны наш, и роса пьянит влюбленных”. Это вечный вызов Охотнику, и тропа Войны. Это дорога к тебе, и мы в жертвенном танце огня…

Милая, это ветер. Он принес песню Луны. Она собирает на пир племя Воинов. Это праздник Весны. Настал час охоты. Город зовет на тропу Войны. Уже горят жертвенные костры, и вскипает кровь моя. Сердце жаждет великой Битвы. Ты моя добыча и ты священный Враг мой. Враг мой! Как я люблю тебя! Это ты зовешь меня на пир племени Воинов. Это ты наполняешь мое сердце огнем, а душу песней. Это ты вкладываешь меч в мои руки, ты бросаешь Ночь к моим ногам. Это твой голос зовет: «Охотник, где ты? Сегодня наша Битва. Сегодня праздник Весны. Сегодня Рояль разливает огонь по чашам. Сегодня он щедр на костры». Жертвенный огонь, как поцелуй любимой. Только я и ты. Только у тебя я найду приют и ту песню, что гонит меня каждую ночь на тропу Войны, где каждую ночь мы играем в прятки с твоею тенью.

Обнажи сердце, ищущий. Устреми взор в саму суть его, услышь его голос. Воздуха и света жаждет оно, воздуха и света. Отвори сердце навстречу ветру. Он пригласит гостей. Первым приходит Город. Сокрыт лик его, а в глазах тьма. Печать на его устах. Отвори сердце Городу, войди в лоно его, испей, утоли жажду. Пусть несет он тебя к Океану. Ведь вода – его тайна. Океан – путь. Войдя в тебя, он посеет семя… И придет Ночь. Пелена падет с глаз. Ты увидишь тропу Войны и услышишь песнь Воинов. Взалкает душа твоя. Сбрось с себя все и ступи на тропу в наготе души своей, и тропа поведет тебя. Запоет лук в руке твоей, и попросятся стрелы на волю. Тогда увидишь ты врага своего. С врагом войдешь в круг, где пируют Воины. Там нарекут тебя охотником, а Рояль наполнит огнем чашу. Трижды пройдет она по кругу. Вскипит кровь твоя. Огонь разбудит семя. Сердце услышит Зов. Настанет Час Охоты.

Каждый из нас садовник, семя и сад для него. Семя дает великую жажду и свидание с Городом – рукой садовника, взглядом, обращенным внутрь, вершиной радости и глубиной печали. Он сажает семя в душе Охотника и устремляет его к океану. Он собирает Воинов. Рояль, этот дух семени, разжигает жертвенные костры и наполняет сердца любовью. Любовь превращает семя в росток, а тебя в Воина и дарит тебе врага. Поистине это царский дар. Враг силен и коварен, он ждет на тропе Войны. Он заставляет петь лук в руке Воина и обращает кровь в вино. Воин встречает Врага своего с открытым сердцем, и песня рвется из груди его. Только в наготе души своей он поразит сердце Врага стрелой. Любовь – начертано на ней. Тогда Враг откроет свою тайну и бросит Ночь к ногам Охотника. Благодарит Воин Врага своего, и становится семя бутоном. Садовник теперь ты. Дни и ночи проводит Садовник у Цветка, согревая его любовью, дни и ночи, пока…

А еще позже я написал шизофреническую повесть с этим названием. Вот только повесть эту я никому не давал читать, а раз так, то моя незнакомка не могла быть случайным человеком, психом или сообщником психа.

– Откуда ты знаешь про Мелиополис? – взволнованно просил я.

– Квантовый переход, Виталий Сергеевич, пожалуйста.

– Хорошо. Что надо делать?

– Пройти через дверной проем.

– И все?

– И все.

Она взяла меня под руку и подвела к дверному проему.

– Дальше вы должны идти одни, – сказал мне тип во фраке. Он перестал вопить, едва его подружка взяла меня под руку.

Затаив от волнения дыхание, я сделал шаг через дверной проем, и… ничего не произошло. А чего я собственно ждал? Что меня телепортируют в существующий только в моем воображении город? А ведь я, черт возьми, поверил! Поверил в чудо, как ребенок или последователь очередного Гробового. Так эффективно меня еще никто не тыкал носом в собственный идиотизм.

Мне оставалось лишь утереться с достоинством.

Я собрался поблагодарить эту парочку за преподанный урок, но не успел. Раздался треск, и Ростов рухнул, разбившись на мелкие осколки, превратившиеся через мгновение в пыль. Ростов рухнул, но он был всего лишь маской, скрывающей лицо Мелиополиса. Я сразу же узнал этот город, несмотря на то, что ни разу в жизни там не был, даже во сне.

Я шел по опустевшей, как в вестерне перед дуэлью главных героев улице. Был вечер, и уличные фонари должны были вот-вот зажечься. В окнах домов свет уже горел. Из окон пахло едой, аппетитно и не очень; доносился смех, обрывки разговоров, ругань, детский плач. Город жил, но для меня места в его жизни не было. Для меня существовала лишь эта улица и он, идущий мне навстречу. Я уже не сомневался в том, что всю эту аферу с квантовым переходом организовал именно он.

Не скрою, я боялся этой встречи до чертиков, но здесь, в этой грани Мелиополиса, на этой самой пустой улице правила диктовал он, и я не мог воспротивиться его воле, не мог просто повернуться и уйти, свернуть на перекрестке, вернуться в Ростов… Я вновь был абсолютно беспомощен, и эта беспомощность заставляла меня кипеть от бессильной злобы.

Он появился из-за поворота в тот самый миг, когда вспыхнули фонари – дешевые трюки ему не чужды. Издалека он был похож на мое отражение в зеркале: такие же короткие волосы, такие же туфли и голубые льняные брюки, такая же черная футболка. Вот только он был худей.

Мы разом остановились, когда перед нами осталось метра полтора. Какое-то время мы молча разглядывали друг друга, потом я спросил:

– Что тебе от меня нужно?

Мой вопрос прозвучал намного резче, чем хотел я.

– Мне от тебя? Совершенно ничего. Вопрос в том, что нужно от меня тебе, – совершенно спокойно ответил он.

– Мне от тебя ничего не нужно, и ты это прекрасно знаешь.

– Ты ошибаешься, и у тебя не так много времени, чтобы это понять.

– Ты мне угрожаешь?

– Я? – он миролюбиво улыбнулся. – Ты знаешь, кто тебе угрожает, но не хочешь этого понимать.

– И ты решил это мне объяснить?

– Я решил, что ты мечтаешь о встрече со мной, но, видно, я в тебе ошибся.

– Ты? Да кто ты такой! – сорвался я на крик.

– Кто я? – переспросил он, а затем сорвал с себя лицо и отбросил в сторону. И там, где еще мгновение назад были глаза, нос, рот, лоб, щеки… осталось лишь ничего, совершенно ничего, даже не пустота.

Шок заставил меня закричать и броситься прочь. Он рассмеялся мне вслед, а когда я почти добежал до спасительного поворота, крикнул:

– До встречи в реале.

Проснулся я от собственного крика. Меня трясло. К счастью, Алина была в командировке, и мне не пришлось ничего ей объяснять и отмазываться от новой поездки в больницу.

Я встал с кровати и отправился на кухню готовить успокоительную порцию кофе.

Этот сон был вызовом, – я в этом не сомневался и оказался прав, – и я его не принял. Я испугался и бросился бежать, в результате то, что могло стать поединком, стало охотой на меня.

Дед был прав, – на каком-то глубинном уровне подсознания, я знал, кто он, как знал и то, что встреться мы с ним в реальности, и моя жизнь, моя личность, мое все изменятся до неузнаваемости. А еще я знал, что мое постыдное бегство было непростительной ошибкой.

Ошибку надо было исправлять, и для этого мне пришлось нарушить последнее табу и заглянуть в свой собственный лабиринт судьбы. Я взял сон за точку отсчета, описал нашу встречу, но когда я попытался написать хоть что-то о нем, я испытал очередной шок. Его невозможно было писать. У него не было ни имени, ни судьбы, ни внешности… ничего из того, за что можно было бы зацепиться. Он был как бесплотный дух, способный проходить сквозь стены и не оставлять следов. Он был абсолютно черным, в том смысле, в каком черным является черный ящик. Он был вне моей власти, и, скорее всего, вне власти Мастеров Книги. И он был крайней опасен, иначе я бы его так не боялся. Вот только я понятия не имел, что мне со всем этим делать. Мне срочно нужна была помощь.

Но сначала еще одна успокоительная порция кофе. Приняв лекарство, я перебрался в спальню. Там, не раздеваясь, я лег в постель, расслабился и попытался перенестись в Зал Посвящений. Я хотел позвать Тень и все ему рассказать. Вот только звать никого не пришлось. Они меня уже ждали: дед, Тень и Верховный Мастер Книги.

– А мы уже собрались сами тебя вызывать, – сообщил мне Тень.

– Я и сам догадался, что вляпался во что-то серьезное.

– Мы все вляпались во что-то серьезное, – заговорил жрец, – и хуже всего то, что мы не знаем во что. Мы тебя не доглядели. Прости.

– И что теперь делать? – растерянно спросил я.

– счастью, для того, чтобы избежать столкновения двух тел, достаточно иметь власть над одним из них и владеть перспективой событий. Сейчас мы проработаем твою судьбу, постараемся выиграть как можно больше времени, и, надеюсь, выигранное время поможет нам решить эту задачу, – объяснил жрец.

– А что делать мне?

– Садись в кресло.

Я сел, и оно приняло меня в свои объятия, как старого друга. Тело сразу же расслабилось, но сознание вместо привычного погружения в гипнотический туман стало предельно ясным и чистым. Перед моими глазами появился экран, на котором я мог писать, диктуя мысленно текст.

– Не торопись, – услышал я голос деда, – сейчас ты на минном поле, и один единственный неверный шаг способен привести тебя к катастрофе. Давай медленно, шаг за шагом, не торопясь, начиная с этого момента…

И я начал творить свой лабиринт. Конечно, это было совсем не то, что вырезать себе аппендикс, как сделал тот врач на корабле, о котором потом спел Высоцкий, но это была моя судьба, и…

Постепенно начала вырисовываться достаточно разветвленная структура, чтобы можно было в ней маневрировать, и в этой структуре не было и намека на черного человека. Его не было ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем, и это противоречило всем известным нам законам судьбы. Это пугало и одновременно восхищало, не могло не восхищать. Ну а мы не могли выбрать ни одного варианта прежде, чем обнаружить его, поэтому мы продолжали медленно продвигаться по всем возможным направлениям развития событий. От некоторых из них, правда, вскоре пришлось отказаться, так как они несли мне или Алине увечья или смерть, но все равно, вариантов для выбора было еще более чем достаточно.

– Есть! – наконец-то радостно воскликнул жрец, – вот он!

Он «ткнул пальцем» в чуть заметную тень на экране.

– Ты уверен, что это он? – недоверчиво спросил дед.

– А ты посмотри, посмотри, что он вытворяет.

То, что мы обнаружили на экране, совершенно не вписывалось в… да оно вообще ни во что не вписывалось! Черный человек вел себя в Лабиринте еще круче, чем НЛО в небе. Для него вообще не существовало никаких ограничений. Он мог проходить сквозь стены лабиринта, сдвигать их или менять местами, искривлять пространство судьбы, а потом полностью… почти полностью заметать за собой следы. К счастью, он не мог присутствовать одновременно в разных местах, и это позволило нам выбрать нужную линию. А потом ее максимально подробно детализировать.

Во время всей этой процедуры я чувствовал себя так, как, наверно, себя чувствует монашка на осмотре у красавчика-гинеколога или грешник пред очами господа. Это была полная обнаженка. Каждый шаг, каждая мысль, каждый поцелуй и не только… Лишь еще более сильный страх, чем страх смерти, заставил меня предстать перед ними во всей наготе своей судьбы. И эта обнаженка помогла мне обрести несколько гарантированно защищенных от встречи с ним недель, в течение которых меня ждала далеко не тихая и совсем не беззаботная жизнь. Зато рядом была Алина. Должна была быть.

А первым моим шагом на пути спасения должен был стать визит к куратору. Поэтому, вернувшись в спальню, я позвонил Олегу.

– Привет, – обрадовался он, – давненько ты не звонил. Чем могу?

– Мне нужно срочно встретиться с куратором. Ты можешь это устроить?

– Не знаю, – растерялся он.

– Скажи, что я готов рассказать все, и что это вопрос жизни и смерти.

– Что-то случилось?

– Да, и тебе лучше не знать, что.

Он перезвонил уже через пять минут.

– Куратор ждет. Машина за тобой уже вышла, – сообщил он.

– Пусть приедет Алина.

– Ты же знаешь, она занята, и я не могу с ней связаться. К тому же машина…

– Уже лежит на боку, – перебил его я, – люди не пострадали. А Алина сейчас входит в кабинет напротив твоего.

– Но как, черт возьми…

– Действуй, – перебил его я, – расскажу после, если останемся живы, сейчас на это нет времени.