– Вам случалось наблюдать аннигиляционный взрыв в пространстве? – спросил Старик. – Нет? Это невеселое зрелище, особенно если взрывается корабль, а на корабле летела… летел ваш друг. Это было нестерпимое белое сияние. Оно продолжалось всего лишь долю секунды, от чрезмерной нагрузки выключились предохранители видеоприемников. Но и за этот миг я успел ослепнуть.

Игорь кивнул. Он искал, что сказать. Похоже, глупо было бы выражать сочувствие по поводу истории, приключившейся Бог знает сколько десятилетий тому назад.

Это обычная ошибка молодости: ей не дано понять, как быстро струится время и как недавно сегодняшние старики были молодыми. Юности кажется, что мир, каким она его видит, был таким всегда, и только ей суждено преобразить его; старики же помнят, каким он был вчера, и знают, что это было действительно лишь вчера. А вчера – это почти сегодня. Только очень добрые старики прощают непонимание этого, но командир корабля вряд ли принадлежал к их числу.

– Да, – сказал он наконец, – аннигиляционные взрывы – ужасная вещь. «Согдиана» превратилась в излучение. Это был не первый случай взрыва корабля в пространстве, но единственный, когда человеку удалось наблюдать такой взрыв, а приборам – записать его. До сих пор причины взрыва оставались неизвестными: ведь и тогда уже не бывало случаев, чтобы механизмы отказывали.

В первый момент я даже не понял всего, чем это грозило. Слишком велико было горе. А ведь сумей я в тот миг рассуждать трезво, я сообразил бы, что этот случай перечеркивал все надежды на пригодность дельта-защиты АВ. Звездоплавание оказалось бы вновь отброшенным назад. Единственный выход был в том, чтобы обнаружить конкретную причину взрыва – причину постижимую, материальную, которую можно было бы проанализировать, понять и нейтрализовать. Но мне тогда, как вы понимаете, было не до поисков причин. Когда я раскрыл слезившиеся после вспышки глаза, видеоприемники успели включиться, но смотреть было уже не на что…

Игорь повел плечами, вдруг замерзнув.

– И тогда, – сказал Старик, – я увидел это.

Он перевел дыхание.

– Я увидел… Вы наблюдали, как летят журавли? Клином, не так ли? И я увидел на экранах клин.

Собственно, я не увидел ничего. Заметил только, что вдруг исчезли некоторые звезды. Потом появились опять. Чем было вызвано это затмение, я не знал. Но, честное слово, мне почудилось, что само пространство в месте взрыва разорвалось на клочки и теперь медленно склеивалось. Мысль эта не показалась мне нелепой, она была, как прикосновение к чему-то новому, неизвестному, таинственному. Знаете, бывает такое ощущение… Хотя вы, наверное, не поймете.

– Я знаю, – проговорил Игорь. Подумав, Старик кивнул.

– Что же, не исключено. Вот и все, что мне тогда удалось заметить. Ни через видеоприемники, ни в инфракрасном диапазоне я не смог увидеть ничего, кроме этого кратковременного, почти мгновенного затмения некоторых звезд. Потом я снова запустил двигатели, обошел весь район катастрофы и, ничего не обнаружив, направился домой. И только там, обработав эту пленку, я рассмотрел Журавли.

Брови Игоря дрогнули, это движение не ускользнуло от взгляда Старика.

– Нет, я не оговорился: Журавли, не Журавлей. Не будем продолжать дискуссию. Широкие черные полотнища – совершенно черные, они, очевидно, поглощали всю энергию, падавшую на них, и поэтому видеть их было нельзя: они ничего не отражали, ни кванта. Но на фоне звездного скопления можно было наблюдать их силуэты.

Абсолютно черными оказались они, и как бы двухмерными, словно совсем не обладали толщиной. Площадь каждого из них составляла десятки, а может быть, и сотни квадратных метров, даже тысячи; по этим кадрам расстояние до них определить не удалось, поэтому предположения об истинной величине Журавлей расходятся на целый порядок. И они летели клином, впрочем, может быть, конусом, но съемка не была стереоскопической.

Потом, сравнивая с этим фильмом записи, сделанные другими приборами, мы обнаружили следы, оставленные этим явлением на ленте записывающей приставки дельтавизора. Стало ясно, что Журавли все же испускают определенные кванты, а именно – дельта-кванты. Сравнивая обе записи – кино– и дельта, – мы пытались понять, что же представляют собой эти полотнища, застилавшие звезды. Несомненным казалось, что они движутся; но в мире нет неподвижных вещей, а установить величину скорости или вычислить орбиту нам не удалось.

Вот так мы впервые встретились с Черными Журавлями. Так их тогда назвали – за цвет и за клинообразный строй.

Старик умолк, наверное, еще раз переживая рассказанное. Игорь ждал, не решаясь нарушить это молчание: ему хотелось услышать еще что-нибудь, но он понимал, что теперь, когда Старик ушел в размышления, одного не к месту сказанного слова будет достаточно, чтобы разговор прервался надолго. Пауза затянулась.

– Да, вот это и была загадка, оставленная другом, – сказал наконец Старик. – Оставленная в назидание поучающимся… – В его голосе неожиданно прозвучала ирония, которая на сей раз относилась, наверное, к собственной, несколько неприличной, словоохотливости, а, может быть, просто служила средством, чтобы не расчувствоваться окончательно. – Загадка гибели, как говорили когда-то. Было создано много гипотез, высказана масса предложений. Но показания дельтавизоров сделали бесспорным одно: именно они, Журавли, явились убийцами.

– Но ведь если они – всего лишь явление природы…

– Да нет… Ну, я неточно выразился… Конечно, не они; убийцей в большинстве таких случаев бывает наше собственное неведение законов природы. Но человек не может винить себя в том, что чего-то еще не знает: если бы он поступал так, человечество вечно чувствовало бы себя виноватым. Ведь и жизнь, и смерть – тоже научные проблемы. Как бы там ни было, несчастье с «Согдианой» показало, чего следует опасаться кораблям, обладающим дельта-защитой. Как только это тело – я имею в виду Журавлиную стаю – будет обнаружено, капитан должен немедленно принять меры для того, чтобы пройти в максимальном удалении от стаи. Своевременно же заметить ее – нетрудная задача для тех дельта-устройств, которыми даже рейсовые корабли оснащены в изобилии. А что касается убийц, то Журавли были ими в той же мере, как молния, сжигающая дом с людьми. Хотя, разумеется, и к молнии можно испытывать ненависть.

Старик произнес это, как будто ставя точку. Но, по-видимому, ему показалось, что рассказ не произвел должного впечатления, и он добавил:

– Теперь вам ясно, почему я брожу на этих задворках мироздания?