Кургузая машина с тихим шорохом сложила крылья. Однако седок не торопился выходить. Еще несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла. Потом открыл дверцу, высунул голову и осмотрелся.

– Какая буйная природа, – сказал он негромким, приятным голосом и почти с той же интонацией, с которой этим утром убеждал волгинского лаборанта в преимуществах рамаков. – Нет, я не упущу такого случая прогуляться пешком. Я никогда не простил бы себе, не воспользуйся я этой возможностью.

Вероятно, он обращался к машине; во всяком случае, больше никого вблизи не было. Машина не ответила; впрочем, человек и не ждал ответа.

– Да, – сказал он. – Кто ходит пешком – долго живет. Или как это там было? Вот здесь я и поброжу; большего уединения в этих краях желать, кажется, невозможно. Ты обождешь здесь. – Несомненно: он обращался к машине. – Надеюсь, я не заблужусь. Было бы очень смешно, если бы я заблудился, не правда ли?

Он углубился в чащу. Молодая сосенка ласково прикоснулась лапами к его одежде. Седой мох шуршал под ногами. Внезапно человек рванулся в сторону; в следующий миг он остановился, досадливо потирая ладонью грудь там, где сердце.

– Да, – пробормотал он, переводя дыхание. – Так испугаться простой белки… С отвычки. Да и нет ничего удивительного. Если увеличить ее раз в пятьдесят, зверь вовсе не покажется таким милым. А у меня ведь с собой ничего…

Он услышал приглушенный смешок и живо обернулся. Невдалеке стояла женщина в зеленых брюках, в руке она держала лист папоротника. Человек развел руками.

– Увы, – сказал он, обращаясь к женщине, – я испугался. Ничего удивительного: я трус от природы. А вы?

– Нет, – протянула она, – я бы не сказала.

– В таком случае, может быть, вы не испугаетесь, если я…

Он не закончил, потому что лицо женщины внезапно исказилось, широко раскрывшиеся глаза уставились куда-то вверх. Он успел еще подумать, что это гримаса самого настоящего страха. В следующий миг женщина пронзительно вскрикнула и кинулась в самую гущу кустарника, затрещали ветки. Тогда человек обернулся и на лице его показалась улыбка: по соседству стремительно снижались короткие цилиндры, увенчанные круглыми башенками. Человек шагнул им навстречу. Повиснув невысоко над землей, цилиндры раздвинулись и в свою очередь направились к нему, негромко шурша. Они остановились, когда их разделяло не более двух шагов.

– Мы не думали помешать вам, – торопливо произнес тот из рамаков, который стоял ближе.

– Нет, – сказал человек, махнув рукой. – Все равно…

Он хотел сказать: все равно у меня не хватило бы смелости, но решил, что рамаков это совершенно не касается.

– Мы сожалеем. И сразу же признаемся, что мы здесь не случайно: наши дежурные там, наверху, наблюдали за вами. Потому что вы единственный, кто может дать нам требуемую информацию.

Человек с любопытством посмотрел на рамака.

– Скажите, ваш лексикон и прочее: это записано или вы обходитесь каким-то другим образом?

– Это не запись, конечно, мы говорим, как и вы. Только у вас в основе лежит механический принцип, у нас – то, что вы называете электроникой.

– Устройства, наверное, достаточно сложны. Но ведь между собой вы не разговариваете?

– Разумеется, нет: медленно, и не нужно. Это – лишь для вас. Впоследствии при воспроизводстве мы исключим этот аппарат, как только надобность в нем отпадет.

– Ну да, – сказал человек. – Я так и думал. Так чем же могу помочь?

– Мы знаем, что вы – представитель Звездного флота.

– Что ни слово, то загадка, – пробормотал человек. – Откуда вы, например, знаете, что существует Звездный флот? В вас заложена какая-то информация?

– Во всяком случае, не в виде программы, как представляет большинство из вас. Просто мы, в отличие от людей, используем свой мозг полностью, а не на несколько процентов, поэтому каждый из нас запоминает большое количество информации. Источники же ее до сих пор нам предоставляли люди. Кроме того, существует, конечно, опыт.

– Благодарю вас. Я ведь до сих пор встречался с вами всего лишь однажды, и…

– Все, что вас интересует относительно нашего строения и возможностей, безусловно, содержится в данных, которые у вас есть.

– Да, – сказал человек, – но я терпеть не могу такого рода литературу. Предпочитаю получать сведения из первых рук.

– Мы тоже, поэтому мы и обратились к вам.

– Тогда спрашивайте, потому что времени у меня, – он взглянул на часы, – не так уж много: вечером у меня свидание, которое я и в самом деле не хотел бы пропустить.

– Скажите, вы много летали в космосе?

– Если вас интересует время, то пятнадцать лет. Если же расстояние, то я, право, затруднился бы подсчитать сразу.

– Не нужно. Не можете ли вы назвать число планет в других системах, на которых вы бывали?

– Н-ну, – сказал человек, – думаю, что-то около двух десятков. Вы хотите, чтобы я рассказал вам о них?

– Нет, наоборот, мы хотим, чтобы вы лишь отвечали на вопросы.

– Ах вот как. Слушаю?

– Встречались ли вам планеты, чья поверхность целиком покрыта водой?

– Да.

– Сколько?

– Одна.

– А такие, где воды на поверхности нет совсем?

– Конечно. Почти половина.

– Планеты, совершенно или почти совершенно лишенные атмосферы?

– Сам я на таких не высаживался: мы предпочитали поискать что-нибудь более подходящее. Но такие нам встречались. Во многих системах первые планеты расположены настолько близко к светилу, что…

– Это понятно.

– А что вам непонятно?

– Пока таких вещей нет. Ответьте, пожалуйста…

Допрос продолжался еще с полчаса, потом рамак сказал:

– Это все, благодарю вас.

– Теперь ответьте вы: зачем вам все это?

Рамак мгновенно ответил:

– Мы хотели сравнить наши выводы с практическими данными.

– Ну и что же?

– Все в порядке.

– А зачем вам заниматься этим сейчас, – спросил человек, – если вскоре вы начнете накапливать информацию такого рода куда быстрее и куда более полную, чем это делаем мы?

– Ваш вопрос очень сложен, – ответил рамак. – Я сейчас ничего не могу вам сказать. Вы чувствуете удовлетворение вследствие того, что побывали на многих планетах?

– Удовлетворение? – задумчиво переспросил человек. – Очевидно, да. Хотя мне и трудно было бы провести четкую грань между удовлетворением от самого факта и тем чувством, с которым мы, люди, вспоминаем о том, что происходило в молодости.

– Но ведь вы летаете и сейчас?

– Сейчас я просто не представляю себе иной жизни.

– Вы, по-видимому, не подвергались большой опасности за годы, проведенные вне Земли. Но такие опасности существуют?

– Кое-какие опасности существуют, – ответил представитель Звездного флота.

– И еще: как относится время, проведенное вами на планетах, к времени, ушедшему на передвижение в пространстве?

– Тут не обойтись без вычислений… Во всяком случае, в пространстве мы проводим куда больше времени, чем на планетах.

– Мы удовлетворимся и такой точностью. Не хотите ли вы спросить о чем-нибудь нас?

– Готовы ли вы к завтрашнему испытанию?

– О, сделать все то, что нужно вам, не составляет трудностей.

– А что нужно вам, кроме этого?

– Об этом, – сказал рамак, – мы думаем. Но нам пора. На полигоне считают, что мы не должны отлучаться: люди не привыкли к нам. Хотя вы, например…

– О, – любезно сказал представитель, – мне случалось видеть и не такое.

– А вам не случалось встречать в пространстве жизнь, похожую на нас?

– Если бы случалось, об этом знала бы вся Земля.

– Итак, до свидания, мы летим.

– До завтра, – вежливо сказал представитель Звездного флота.

Он проводил рамаков взглядом; они отплыли в сторону, чуть покачиваясь в воздухе, скользя над самой травой, так что можно было подумать, что это удаляются люди в старинных, до пят, одеждах, надетых поверх металлических доспехов. Затем, один за другим, рамаки взмыли в воздух.

– Счастливого пути, – пробормотал представитель. – Однако я начинаю сомневаться, даст ли завтрашнее испытание полное представление о том, что можно и чего нельзя ожидать от них. Разумеется, проспекты и описания не дают полной информации, да и кто может дать исчерпывающую информацию о такой не простой вещи, как разум?

Он вспомнил женщину с папоротником и вздохнул.

Он двинулся дальше, в глубь леса, с наслаждением вдыхая густой и, казалось, зеленоватый воздух. Прошло довольно много времени, в продолжение которого он не вымолвил ни слова, только глядел и дышал. Несколько минут он простоял под сосной, глядя на еще одну белку; на этот раз он не испугался. Затем его надолго задержало суетливое население высокого муравейника, сложенного из сухой хвои.

Стояла лесная тишина, которая никогда не бывает полной, но не надоедает и не беспокоит. Где-то стучал дятел, в противоположной стороне насвистывала еще какая-то птица. Затем в ее пение вмешалась еще одна; голос ее был резок и прерывист. Человек вздохнул и извлек из грудного кармашка маленькую коробочку. Он поднес ее ко рту.

– Не так громко, – сказал он. – Не то вы распугаете все живое в радиусе километра, а то и двух. Да, Витя, я слушаю вас с удовольствием. Жаждете видеть меня? Не ожидал, что произведу на вас такое впечатление… Да я вам, собственно, ничего и не рассказывал. Ах, остальное вы додумали сами? Смотрите, не ошибитесь…

Он помолчал, слушая.

– Ну, допустим, все это удастся, и я возьму вас. Но что скажет ваш шеф? Добрый? М-да, значит, он основательно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз… Вот видите, он вам ничего не рассказывал, хотя у него есть, что порассказать, я знаю, – значит, он не хотел. А почему…

Он снова умолк. Потом сказал:

– Ну что же – это и в самом деле справедливо. Нельзя обрекать людей на что-то, не испробовав предварительно этого самому, тут я с вами согласен. Ну что вам сказать, давайте встретимся еще раз. Сейчас же? Жаль, конечно… Нет, я имею в виду прогулку: давно уже мне не приходилось бродить так по лесу. Что? – Он засмеялся, но в глазах его была грусть. – Ну, это не те леса. Ладно, что-нибудь мы с вами придумаем. Прилетайте – хотя бы на полигон рамаков, там есть такой маленький домик для приезжающих – вот-вот, там я и обосновался. А я вылетаю сейчас же.

Он опустил руку с коробочкой и еще с минуту постоял, вслушиваясь в частый стук дятла.

– Счастье не бывает продолжительным, – изрек он наконец. – Но ничего не поделаешь, юнец прав.

Он снова поднял коробочку, из одного угла ее вытянул антенну, больше похожую на обыкновенную булавку. Затем повернул назад и вскоре вышел к тому месту, где суетились муравьи.

– Надеюсь, – пробормотал он, – мы не помешаем им.

Он остановился и поднял коробочку над головой. Через несколько минут послышалось негромкое жужжание, кургузая машина повисла над поляной. Человек отошел в сторону, подальше от муравейника; машина послушно следовала за ним. Он остановился. Тогда машина мягко приземлилась.

– Да, – сказал человек. – Ты, конечно, помогаешь экономить время. Но все же пешком куда приятнее!

Он провел ладонью по дверце, прежде чем открыть ее. Затем уселся в кресло. Повернул несколько переключателей на пульте и закрыл глаза.

– Волгин, Волгин, – негромко проговорил он. – Не знаю, как с рамаками, но с тобой вряд ли мы договоримся, корифей. Интересно, насколько ты изменился за это время и в какую сторону. Все же то, что ты встретил Лену, говорит в твою пользу. Это я видел собственными глазами, это неоспоримый факт, именно такой, какие так уважают наши друзья рамаки. Но ни о чем другом я судить пока не могу.

Он открыл глаза вовремя – под ним уже были кусты и редкие строения полигона.