1

Берег был пологим, а песок таким мелким, что нога тонула в нем по щиколотку.

Инна шла, высоко поднимая ноги. Рука женщины с зажатым полотенцем делала широкие, ритмичные взмахи, и так же ритмично каждому взмаху отвечал едва уловимый порыв ветерка.

– Здесь подошли бы лыжи, – со вздохом проговорил Валерий.

Он шагал, глядя себе под ноги, заложив руки за спину. Легкий хруст радужных ракушек под его ступнями перемежался редким шипением волн, наползавших на песок и уходивших назад стеклянными струйками. Больше ничто не нарушало тишины, ничто не говорило о времени. Только однажды на горизонте сверкнула и исчезла полоска. Полдневный экспресс, а может быть, и просто обман зрения.

Инна перестала размахивать полотенцем, намочила его в воде и накинула на голову. Концы полотенца упали ей на грудь. Тяжелые капли ползли по груди, срывались и падали, отмечая путь женщины быстро высыхавшим пунктиром. Солнце стояло высоко; даже вода казалась сухой.

– Погоди, – сказала Инна. – Ты не договорил…

– А стоит ли? В общем, тогда я понял, что никто другой в этом не разберется. А ведь все висело на волоске; представляешь – главный ствол шахты начал уже продавливаться. Нагрузка извне была такой, что… хотя этого словами не передашь.

– И ты разобрался?

Он шевельнул широкими, покатыми плечами.

– Иначе меня бы здесь не оказалось. И это было бы печально, а?

Инна кивнула и сильнее взмахнула полотенцем.

– Не окажись я в тот миг поблизости, сегодня многие другие не пребывали бы в живых. Вся смена. Ладно, хватит об этом.

Он остановился и наклонился, его глаза оказались на одном уровне с глазами Инны. Она не отвернулась. Капли воды с полотенца, падая в одну точку, успели выдолбить ямку, когда оно упало и Инна нагнулась за ним.

– Пойдем, – сказала она. – Еще далеко.

– Ну и что? – Валерий стоял, загораживая дорогу и держа Инну за плечи. – И так ясно, что все это хождение – впустую. Да еще в такую жару. А там, за дюнами, наверняка найдется местечко с тенью.

– Но если впустую, почему ты вызвался в этот патруль?

– Потому что пошла ты, конечно. Разве непонятно?

– Пойдем, – сказала она. – Лучше расскажи еще что-нибудь. Я никогда не была в недрах. Кстати, что же там оказалось? Почему росла температура?

– Забарахлили охладители, – с досадой проговорил Валерий. – А когда спохватились, – лезть к ним стало уже опасно:

– A отчего…

– Я уж не помню как следует. Что-то там было. Своевременно не провели контроль.

– Но тот, кто занимался охладителями…

– Да ну его совсем, – сказал Валерий, – Так или иначе, я там все наладил.

– Ты молодец.

– Ну, чего там… Хотя, по правде говоря, это было непросто. Не знаю, кто из ваших ребят смог бы… Эдик, например, никогда…

Инна промолчала.

– Конечно, он не решился бы, – повторил Валерий.

– Не надо. Он и так при тебе ни слова не говорит.

– Потому что я таких вижу насквозь. Вот ты с ним плаваешь давно. Сделал ли он когда-нибудь нечто выдающееся?

– Нет, – сказала Инна. – Правда, случая не было. Наша лодка всегда исправна.

– Кто хочет – найдет случай. Особенно если рядом такая… ты.

– Слушай… – Она поискала другую тему. – А почему ты ушел оттуда?

– Надоело, – быстро ответил Валерий. – Хочется увидеть побольше. Из недр Земли – в глубину океана… Слушай, дальше я не пойду. Остановимся. Что толку – плестись вот так? Я думаю, люди уже очень давно не получали такого бестолкового задания. Вся береговая линия пуста – это видно даже отсюда.

– Мукбаниани не стал бы просить обследования, не будь он абсолютно уверен.

– Старик Автандил просто фантазер, – пробормотал Валерий. – В свободное время он, чего доброго, пишет стихи.

Это прозвучало как серьезное обвинение. Инна вздохнула.

– Значит, по-твоему, ничего не было?

– Автандил – теоретик. Поэтому он еще верит в чудеса. А нам из-за него приходится идти пешком. Как будто океанистам больше нечего делать.

– Кстати, ты проверил механизмы барокамеры?

– В порядке… Бродить по побережью, как будто в такую жару хоть одно живое существо высунет нос из воды, – ворчливо сказал Валерий. – Вот уж действительно – дело от безделья. Почему – мы? Пусть бы бродил сам Мукбаниани. Я уверен, что он и такую вот высушенную пакость принял бы за агрессивного обитателя глубин!

Он выпятил подбородок в сторону валявшегося на берегу возле самой кромки прибоя сухого комка: это был то ли клубок водорослей, то ли останки живого существа, выброшенные приливом и отданные океаном на жестокую милость солнца, то ли пустой мешок смыло с чьей-то палубы где-нибудь за сотни миль от берега и долго и медленно несло сюда.

– Старик жаждет открытий. Мы можем взять этот мусор и принести в отряд как единственный подозрительный объект, замеченный на нашем участке побережья.

Он громко засмеялся.

– Отдохнуть как следует, а потом взять и принести в отряд. Пусть отошлют ему…

– Автандил обидится. Он добрый старик, но обидчивый. И все равно, нам не донести, рассыплется.

– А мы возьмем поосторожнее.

Валерий наклонился над клубком. Подвел под него ладони, захватывая снизу.

– Обнять вот так, и…

Солнце было невыносимо ярким, но на миг оно, казалось. потемнело – так сверкнула внезапная молния. Треск был громок и сух. Валерий рухнул на песок, не сгибаясь, и берег, как почудилось Инне, ответил глухим стоном. Внезапно расправившийся ком уже качался на волне в двух шагах от берега, бахрома по краям его мерцала в непрестанном движении, постепенно наливаясь всеми цветами радуги. Два круглых глаза, вывернувшись из слизистых складок, пристально, с высокомерным блеском, смотрели на поверженного человека.

Порыв ветерка унес запах озона. Только тогда оцепеневшая Инна упала на колени подле Валерия. Она повернула его лицом вверх, прижалась ухом к широкой груди. Там царила могильная тишина, глаза смотрели на солнце и не принимали света. Согнутая нога медленно распрямилась, но это было уже не движением человека, а просто остаточным явлением, проявлением законов природы. Два круглых глаза покачивались на волне, их немигающий взгляд был бесстрастен.

Дрожащими пальцами Инна высвободила прижатую телом Валерия капсулу устройства связи. Она нажала кнопку вызова, но индикатор не вспыхнул. Закусив губу, Инна повернула капсулу в пальцах, потом овальная коробочка упала на песок рядом с Валерием. Это устройство никогда больше не примет и не передаст ни одного сигнала.

Тогда женщина с огромным усилием подняла бездыханное тело. Изогнувшись немыслимым образом, взвалила на спину. Самым трудным был первый шаг. Короткая двойная тень бежала перед Инной: блестки раскаленного песка, как крохотные светила, затмевались при ее приближении и снова вспыхивали за спиной. Изнемогая от тяжести ноши, Инна шла и шла. Лишь когда она упала на колени, тело пришлось опустить на песок. Сделав это, женщина поднялась и, глубоко дыша, взглянула вперед.

Еще несколько километров надо было идти по пустынному берегу этого заповедного района до места, где, скрытая прозрачным непроницаемым куполом, находилась автоматическая сигнальная станция Службы океана. Инна поняла, что с тяжелым грузом она затратит на этот путь долгие часы, потому что придется часто отдыхать. Она прикоснулась к руке лежащего – для этого пришлось сделать усилие. Рука была теплой; это могло быть потому, что все вокруг было теплым и даже горячим, но, может быть, в этой теплоте крылась еще надежда на спасение. Только с каждой минутой надежда будет уменьшаться.

Инна оттащила тело от воды и оставила лежать, накинув на голову и грудь смоченные полотенца. Потом внимательно осмотрелась, чтобы позже безошибочно узнать это место. Темная вода указывала, что сразу за берегом начинается глубина. Океан здесь вдавался в сушу небольшой, узкой бухточкой. Лодка сможет подойти вплотную.

Убедившись в этом Инна, напрягая все силы, побежала. Длинные, стройные ноги ее едва прикасались к песку, голова была запрокинута, глаза полузакрыты. Добраться до связи – вызвать товарищей на помощь – дать им пеленг…

Стремительный бег уводил ее все дальше и дальше. В бухте воцарился покой. Полузакрытое полотенцами, неподвижно лежало тело. Подгоняемый слабыми порывами ветерка песок медленно засыпал ямки следов. Океан был чист до самого горизонта.

 

2

Покой нарушился только через полчаса.

Сначала могло показаться, что одна из волн, по-прежнему медленно накатывавшихся на берег, украсилась необычным, четких очертаний гребнем. Он быстро вырастал; затем обогнал волну в ее неторопливом беге к границе материка. За серебристым куполом из воды показалась покатая палуба. Легкий мостик протянулся и лег на берег, воткнувшись блестящими остриями в плотный у самой кромки прибоя песок.

Четверо сбежали по нему на сушу. Инна была среди них. Она сделала несколько шагов вперед, потом остановилась, растерянно оглядываясь.

– Это было здесь… – пробормотала она.

Это было здесь. Полотенца валялись на песке, они успели высохнуть. Больше не было ничего. И никого.

– Ищите следы, – сказал один из прибывших.

– Бесполезно, – откликнулся другой. – На этом песке следы исчезают через пять минут.

– Если он и очнулся, то не мог уйти далеко.

– Да, за полчаса… Он бы оставался еще в поле зрения. Укрыться здесь негде.

– Он мог упасть, – с трудом сказала Инна. – Где-нибудь в полукилометре. Тогда отсюда его не заметить.

– Ты говорила, что пульса не было?

– Нет.

– Как знать, мог и быть, очень редкий. Ты проверяла дыхание?

Она отрицательно покачала головой.

– Так что возможно все.

– Погодите. Ни один океанист, имея фильтр, не станет уходить по суше.

– Да, если он в сознании…

– Все равно. Это у нас уже инстинкт.

– Итак?..

– Сделаем круг на средней глубине. Там мы можем наткнуться на след. Все на борт!

– Это ужасно, – сказала Инна. – Ужасно…

Она повернулась и, волоча ноги по песку, направилась к трапу. Грудь ее порывисто вздрагивала, голова бессильно поникла. Двое шли за ней. Последний еще раз внимательно оглядел побережье. Потом и он скрылся в куполе, люк бесшумно захлопнулся за ним. Трал втянулся внутрь. Купол дрогнул и начал стремительно погружаться. Там, где он исчез, еще с полминуты держался небольшой водоворот, но море быстро осилило его и стерло последний след пребывания людей.

А они были уже на большой глубине. Привычно откинувшись в креслах, люди чувствовали, как убегает из-под ног палуба. Стены купола внезапно обрели прозрачность. Снаружи неспешно мерк свет солнца, временами мимо проносились длинные тела рыб.

Четверо сидели неподвижно, пятый, не покидавший подводной лодки, медленно передвигал головку рулевого управления. Лодка проваливалась в глубину, и все смотрели в глубь воды, чтобы не останавливать взгляда на шестом, опустевшем кресле. Однако временами то один, то другой непроизвольно поворачивал голову, словно надеясь, что место это вдруг окажется занятым.

– Ну, допустим, моллюск, – как будто продолжая прерванный разговор, внезапно промолвил юноша, сидевший рядом с Инной. – Пусть даже электрический моллюск. Впрочем, науке такие неизвестны… Но даже существуй подобный – он не нападал бы на суше. Если моллюсков выкидывает океан, они гибнут. Ты говоришь, это был электрический разряд?

– Да… – с трудом выдохнула Инна.

– Как ты полагаешь, это была оборона или нападение?

Это спросил сидевший справа. Он медленно провел ладонью по коротким ртутно-серым от седины волосам. – Пройдем вдоль берега, Эдик. Где-то здесь он должен был оставить свой след.

– Да, если он действительно нырнул.

– Если нет, его найдут аграпланы. Сейчас они, пожалуй, уже приступили к поиску. Медленно, на малой высоте пройдут надо всем побережьем. Так что ты думаешь?

– Не активное нападение, – сказала Инна. – Но защита? Валерий долго стоял около этого… При желании, тот мог бы скрыться. Хотя бы двинуться… Но он лежал неподвижно…

– Как в засаде… – задумчиво произнес седоволосый. – И он не уступил места человеку. Все живое уступает, а он не уступил.

– Это открытие, – сказал юноша. – Важнейшее открытие! Замечательная находка!

– Замечательной находкой будет сам Валерий, – сказал Седой.

– Но до сих пор след не обнаружен… – вступил в разговор четвертый.

– Испариться он не мог, Сандро, – раздраженно сказал Седой. – Будь тело на берегу, нам бы уже сообщили. Значит, Валерий где-то здесь. Океанист утонуть не может. Раз уж он добрался до воды…

Седой умолк, щека его чуть вздулась – это командир привычно нащупал языком небольшую припухлость в том месте, где была вшита под кожу капсула с катализатором. Это устройство помогало океанистам дышать под водой: растворенный в ней кислород в присутствии катализатора выделялся очень интенсивно. Если избегать значительных усилий, можно было находиться в воде долгое время без всяких дыхательных аппаратов.

– Вообще-то, – сказал юноша, – он виноват сам. Контактироваться с неопознанными объектами запрещено. Если бы он не нарушил правила…

– Георг! – с укором прервал его Седой.

– Что? Пусть она его любит, но я-то – нет.

– Знаешь, – сказал Сандро. – Сейчас не надо.

– Прости его, Инна, – Седой коснулся ее плеча. – Дети беспощадны…

– Намного она старше! – обиженно буркнул Георг.

– Ничего, Инна, – сказал Сандро. – Найдем, спасем…

– Будь он на вашем месте, – звонко сказала Инна, – он уже нашел бы. И не разговаривал бы столько!

– Мы на заданной глубине, – негромко прервал ее Эдик, управлявший лодкой.

– Опишем поисковую циркуляцию.

Под ногами загудело. Рыбы стремительно разлетались с пути вытянутой, увенчанной куполом лодки. Из динамиков ультразвукового приема понеслись чириканье, визг, хриплые вздохи. Георг торопливо вытащил пластмассовую тетрадку для заметок, потянулся к магнитофону, но Седой, сморщившись, выключил ультразвуковой преобразователь.

– Не время… Всем следить за своими направлениями. Смотреть зорко: очень далеко уйти он не мог.

– Конечно, хвалиться он мастер, – проговорил Сандро.

– Так я ему и скажу.

– Хорошо бы, Сандро… – про себя пробормотал Седой.

– Если сможешь… Как привыкли вы быть царями природы, ваши величества. Вы так и не поняли еще, что такое – агрессивные обитатели…

Он проворчал все это едва слышно, потому что его слова никому, кроме него самого, пока что не предназначались: сейчас надо было заниматься поисками, а не оплакивать возможную потерю. Пока всех волновала не тяжесть, а лишь необычность происшедшего.

Лодка шла, описывая широкую окружность на заданной глубине. Седой не следил за приборами: в этом отношении он полагался на Эдика даже больше, чем на самого себя. Непрерывно, слегка поворачивая голову влево и вправо, он старался глубже проникнуть взглядом в зеленоватые пласты воды, чтобы не пропустить того момента, когда, где-нибудь в пределах видимости промелькнет вытянутая, напоминающая морского обитателя и в то же время отличающаяся от любого морежителя фигура плывущего под водой океаниста. Отличающаяся потому, что кислород, извлеченный для дыхания из морской воды, при выдохе устремлялся вверх, к поверхности, целой гроздью пузырьков, и это было свойственно только человеку, и никому другому. Эти пузырьки и следовало искать взглядом, в то время как приборы тоже искали человека, но совершенно по иному принципу. Такой двойной поиск мог…

Седой вздрогнул, и точно так же вздрогнули все остальные, за исключением, пожалуй, Эдика, глаза которого сразу устремились в левый верхний угол приборной доски, где находилась шкала искателя запахов. Туда же, только на долю секунды позже, повернулись головы его товарищей.

– Человек, – ровным голосом проговорил Эдик.

– Моторы стоп! – скомандовал Седой почти одновременно. – Включи идентификатор.

– Уже, – буркнул Эдик.

– Ах, как меня умиляет твое спокойствие, – тихо и зло сказала Инна.

Седой покосился на нее.

– Георг, его шифр…

Юноша, нагнувшись, выдвинул один из стенных ящичков, занимавших почти всю переборку. Торопливо вынул какую-то из заполнявших его тонких пластинок, вставил в узкую прорезь аппарата, находившегося возле кресла. Сидевший с краю Сандро – невысокий, широкоплечий, весь в буграх мускулов – завертел рукоятками настройки идентификатора. На экране вспыхнула широкая белая полоса, вздымавшаяся острым пиком по самой середине экрана. Сандро медленно поворачивал верньер. На экране возникла вторая полоса – зеленая, которая в одном месте тоже устремлялась вверх высоким всплеском. Полоса поползла в сторону белой, совместилась с ней, сузилась и замерла.

– Это он, – сказал Сандро облегченно.

– Да, левая часть его спектра запахов, – кивнул Седой, глядя на экран. – Эдик, возьми направление поточнее…

Но лодка уже Медленно поворачивалась вокруг вертикальной оси. Полосы на экране задвигались, то удаляясь от центра экрана, то вновь приближаясь к нему. Наконец они, чуть подрагивая, замерли. Одновременно длинная стрелка искателя курса, переключенная Эдиком с гироскопа на установку по запаху, совпали с неподвижной прорезью. Лодка стояла на курсе.

– По следу – полный! – скомандовал Седой.

Вода за кормой помутнела, вверх рванулись большие, торопливые пузыри. Подводный разведчик стремительно набирал ход. Эдик не отводил взгляда от указателя курса, иногда чуть заметным движением поворачивал рукоятку и дернувшаяся было стрелка опять успокаивалась.

– Он шел спиралями в глубину. Я не знаю… – Инна зябко повела плечами. – У меня все время такое впечатление, что мы гонимся за мертвым. Ведь все-таки не было пульса, не было ничего…

– Недавно и я боялся того же, – сказал Седой. – Теперь – нет. Теперь ясно, что он жив.

Инна на миг прильнула головой к плечу Седого.

– Но почему он терял время, опускаясь по спирали?

– Единственная причина: он еще не окончательно пришел в себя. Он вошел в воду и нырнул инстинктивно, как я и предполагал.

– Интересно, – сказал Сандро. – К его запаху примешиваются какие-то помехи.

– Да… – медленно протянул Седой. – Попробуйте определить, кому они могут принадлежать, эти запахи…

Георг снова выдвинул ящичек с пластинками, на которых были запечатлены спектры запахов обитателей океана. Поглядывая на экран, перебрал несколько карточек. Наконец вытащил одну.

– Попробуем эту.

Он вложил пластинку во второй аппарат. С досадой мотнул головой.

– Не то…

Он перебрал еще несколько пластинок, и с каждой попыткой установить владельца запаха, выражение досады все сильнее проступало на лице юноши. Наконец он виновато взглянул на Седого.

– Что-то не могу.

– Это не делает тебе чести, – сухо сказал Седой.

– У нас нет таких карт.

– Насколько мне известно, у нас есть все карты.

– Все, нам известные, – как бы про себя заметил Эдик, не отрывая взгляда от приборов.

– Ты думаешь? Пожалуй, да… – озадаченно проговорил Седой. – Но тогда… Тогда это может означать, что запах принадлежит этому – агрессивному?..

– Валерий гонится за ним, вот что это значит! – воскликнул Сандро. – Это все объясняет, и спуск по спирали тоже. Это погоня, понял?

– Тогда – быстро вниз! – скомандовал Седой.

Под палубой взвыли компрессоры цистерн. Круто опуская нос, лодка стремглав рванулась в глубину. Не успевшие очистить дорогу рыбы стукнулись о прозрачную стену купола, отлетали в сторону и исчезали за кормой, подхваченные стремительным течением.

Потом на миг перегрузка, подобная космической, вдавила людей в кресла. Лодка выпрямилась, встала на ровный киль, и Эдик выключил двигатели.

– Мы его опередили, – сказал он. – Запахов нет.

– Всплывать помалу, – приказал Седой.

Лодка двинулась вверх едва ощутимо. Казалось она вовсе не поднимается, а неподвижно стоит в могучей толще моря, вросла, словно вмерзла в нее, и никогда уже прозрачный купол не покажется над вечно колеблющейся и рассыпающей солнечные блики поверхностью. Чудилось, что лодка стоит, и только разноцветные и разнообразные, утонченно-нервные или словно погрузившиеся в созерцание рыбы медленно, не шевеля ни единым плавником, опускаются вниз, все глубже погружаясь в свой, гораздо более ощутимый, чем на суше, и привольный даже на взгляд мир. На самом же деле обитатели океана стояли на месте, и лишь лодка с прозрачным куполом, под которым сидели пятеро представителей другого дыхания, неторопливо, словно нехотя, поднималась все выше, в пронизанные светом и беспокойством слои жидкого монолита. Глубомер пощелкивал лениво и ритмично, как настроенный на замедленный темп метроном. Седой, перегнувшись, включил ультразвуковой преобразователь, и отзвуки во многом еще непонятной, но устоявшейся и прочной жизни океана ворвались в тишину купола и заметались в тесном пространстве, отражаясь от прозрачных стен и гася возникшее, как обычно во время медленного движения под водой, представление об идиллической безмятежности этого мира.

Медленно скользя в толще воды, трудно было поверить, что здесь, в нескольких сотнях метров, человек преследует какое-то не только загадочное, но и опасное, агрессивное существо, и преследование это – вовсе не игра, как бывало, а возможно, лишь продолжение схватки, которая началась еще там, на поверхности. Тем труднее было примириться с ленивым движением корабля.

– Почему так медленно, Эдик? – резко спросила Инна. – Проснись!

Рулевой пожал плечами.

– Иначе потеряем след, – невозмутимо ответил он.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал Седой, вглядываясь в воду за переборкой. Затем он перевел глаза на приборный щит. – Двоим подготовиться к выходу.

Он не взглянул ни на кого, словно не желая использовать право начальника назначать людей. Коренастый Сандро и юношески стройный Георг вскочили, но Инна опередила их.

– Я пойду, – сказала она. Тон ее не допускал и мысли о возражениях. Седой все так же, не глядя, кивнул.

– И Сандро. Сразу же в барокамеру. Иначе как вдвоем его не убедишь отложить это преследование.

Юноша вновь уселся в кресло, обиженно сдвинул брови, но не сказал ни слова, потому что и сам понимал преимущества гораздо более опытной Инны.

– Итак, отложить? – спросила Инна.

– Конечно. Район обитания нам теперь ясен, а Валерия надо везти на базу, в отряд. Уверен, что медики ждут его с нетерпением. Так что хватайте его и тащите в лодку…

Инна и Сандро исчезли в люке. Им предстояло сейчас войти в тесную барокамеру, где давление, постоянно повышаясь, будет доведено до забортного. Только тогда они могут выйти в воду на этой глубине. Трое в куполе продолжали внимательно всматриваться в воду.

В многоэтажном мире океана царил покой, рыбы словно грелись в солнечных, еще доходивших сюда лучах. И только одна длинная, там, наверху, вдруг неожиданно сорвалась с места, неуловимым движением взмахнула плавниками и распяленным хвостом и, мимолетно сверкнув, исчезла. Это было, как знакомая с детства цепная реакция: в следующий миг в стороны бросились еще три, за ними – еще и еще, и поле зрения в мгновение ока совершенно очистилось, а ультразвуковой шум, на миг усилившийся и заполнивший кабину до отказа, прекратился. Одновременно раздалась трель искателя запахов, и его экранчик затеплился бледным светом. Седой удовлетворенно кивнул, но внезапно лицо его вытянулось, пальцы обхватили подлокотники кресла, брови сдвинулись у переносицы.

– Стоп! – проговорил он. – Это что-то не то…

И еще через мгновение:

– Кажется, Автандил сам не знает, насколько он прав…

 

3

Уравновешенная лодка застыла без движения. Три головы были задраны вверх, три пары глаз всматривались через прозрачный потолок в еще не совсем ясную картину.

Несколько продолговатых теней скользило наверху. Они опускались по пологой линии, и корабль находился сейчас на ее продолжении. Было еще трудно рассмотреть плывущих, опознать их или хотя бы понять, к какому же классу живых существ они относятся. Но рыбы знали эти воды лучше людей, и раз уж они так торопливо покинули обжитое пространство, очевидно, у них были причины.

– Сколько же их? – едва слышно, словно боясь спугнуть, произнес Седой. – Одна, две, три… Больше четырех, во всяком случае.

– Неужели Валерий преследует всю группу? – прошептал Георг.

– Если только он преследует… – хмуро пробормотал Седой. – Эдик, прожектор на изготовку! Думаю, здесь будет очень серьезный разговор – и вовсе не с Валерием…

Секунды текли лениво, и на миг сидящим в рубке даже почудилось, что неизвестные существа совсем остановились в своем подводном полете и совещаются, заметив на пути темную и неподвижную массу корабля. На самом же деле они плыли, но было обстоятельство, заставлявшее их не торопиться… Теперь уже можно стало разглядеть продолговатые тела, а полуминутой позже возможно разобрать, что одно из этих тел было как бы двойным – две фигуры, соединенные чем-то вроде длинной и тонкой связки или буксира. Оно-то, наверное, и двигалось медленнее всех, а остальные не старались обогнать его. Наоборот, они держались небольшим отрядом.

Наконец пловцы приблизились настолько, что уже никак не могли не заметить корабль. И в тот миг, когда продолговатые тела, чуть изогнувшись, изменили направление, чтобы обойти неожиданное препятствие на безопасном (как, наверное, подсказывал им инстинкт) расстоянии, Эдик мягким движением замкнул контакт прожектора.

Длинное огненное копье вырвалось из рефлектора, ударило в группу плывущих, и задрожало, словно вонзившись во всех сразу. И вот морским жителям не осталось ничего другого, как дать людям рассмотреть себя и решить – что же теперь делать.

Это продолжалось доли секунды – состояние полной неподвижности, когда две группы живых существ напряженно вглядывались одна в другую, и все нервы и мышцы были натянуты до предела. Холодный свет прожектора, наверное, на миг ослепил плывущих, и они не могли сразу разглядеть изумленные лица сидящих в рубке. Зато сидящим были ясно видны и длинные, панцирные, покрытые блестящей слизью тела, и суставчатые ноги остановленных прожектором существ, и – главное – вытянутая клешня одного из них, которая крепко держала за ногу человека, не проявлявшего никаких признаков жизни… Вот, значит, каким образом погружался Валерий на глубину: не преследователем, а жертвой. Его надо было не уговаривать, а спасать. И теперь стало ясно, что это окажется нелегким.

Это стало ясно потому, что даже застигнутые неожиданным ударом света морские жители не бросили свою жертву, чтобы поторопиться в убежища (которые у них наверняка были) – туда, где нет этого нестерпимого слепящего света. Растерянность, заметная в нескольких первых судорожных движениях, владела ими очень краткое время. Затем весь отряд разом, словно по команде, бросился в сторону. Нужные мысли еще не успели прийти к Седому, а Эдик уже разворачивал лодку, чтобы не выпустить убегающих из прожекторного луча. Двигатели взревели, догоняя преследуемых, Седой все еще искал наилучший способ действий в этих неожиданных и заранее не рассчитанных обстоятельствах, а маленькая группа морежителей повторила свой маневр снова, едва луч прожектора коснулся их, а затем – еще раз. Эдик, не дожидаясь команды, судорожно менял курс, и на какое-то время даже казалось, что ему удастся сократить расстояние между кораблем и похитителями, но они были все-таки куда подвижнее и обладали лучшей способностью маневрировать. Поэтому, несмотря на их малую скорость, догнать группу странных существ не удавалось.

Эдик искоса взглянул на Седого и снова застыл, словно вся его энергия проявлялась теперь только в крутых разворотах, бросках и остановках корабля. Но для Седого было достаточно и этого взгляда – он понял, что Эдик таким образом признает свое бессилие в борьбе с верткими противниками. Конечно, они были в зоне досягаемости оружия; но ведь с ними был человек, а кроме того – кроме того, на лодке-разведчике океанического отряда вообще не было оружия, потому что нужды в нем не возникало уже очень давно, и никто не ожидал, что настанет момент, когда оружие понадобится.

Но все же Седой в свою очередь взглянул на Эдика и кивнул, и это означало, что за несколько секунд капитан успел выработать план действий. Протянув руку, Седой тронул рулевого за плечо.

– Есть мысль… Убавь ход, и медленно – в глубину…

Не думая о смысле маневра, Эдик мгновенно выполнил команду. Людей в очередной раз качнуло в креслах, когда Эдик начал замедлять движение корабля, а Седой в этот же миг включил ультразвуковой передатчик – обычную в обиходе океанистов-разведчиков приманку. Георг торопливо вставил нужную пластинку – и прерывистое курлыкание, запись голоса раненой барракуды, прозвучало в кабине и ушло в океан.

Убегающие не могли не услышать его, и тогда должен был сработать их инстинкт, повелевающий добить раненого врага. А барракуда, несомненно, была их врагом, как и всего живого в океане; и раз лодка кричала голосом этого хищника, то, значит, она и была гигантской барракудой. На этом был основан расчет Седого, подсказанный опытом.

Расчет оправдался. Прожектор погас, и в тот же миг убегавшие существа внезапно повернулись «все вдруг» и, увеличив скорость, бросились вперед, чтобы уничтожить этого непонятного, огромного, опасного преследующего их хищника.

Сближение произошло в считанные секунды. Какой-то миг странные круглые глаза, вывернувшись из слизистых складок, пристально, с высокомерным блеском, смотрели сквозь прозрачную броню купола. Потом длинные, суставчатые, как у крабов, ноги вытянулись вперед, в бессильной и напряженной ярости тыкаясь в преграду. Другие бросились на корпус лодки, пытаясь поразить ее сразу во многих местах, и это говорило о том, что у неизвестных существ были уже свои приемы в тайной борьбе даже с гораздо более крупным противником. Но корпус разведчика был рассчитан и не на такие удары, он без особого напряжения выносил придонное давление во многие сотни атмосфер, и без труда отразил первое нападение.

Все это произошло быстро, очень быстро – и, даже не дав рассмотреть себя как следует, существа опять все разом кинулись прочь, сомкнулись в плотную группу и стали уже заходить в новую атаку.

Наставало время активного контрнаступления. Седой решительно тряхнул головой и включил сигнал, служивший для связи с пловцами, которые давно уже в нетерпении топтались возле выходного люка барокамеры, ожидая своей очереди вступить в дело.

Наконец прозвучал сигнал, и створки люка медленно разошлись в стороны…

Из прозрачной рубки было видно, как две фигуры вынырнули справа из-под корабля и устремились вперед. Они казались совершенно обнаженными, на самом деле сейчас их облегали тонкие костюмы, на глазах были очки, во рту – трубки дыхательных аппаратов для высокого давления, потому что сейчас предстояло двигаться много и быстро и дышать растворенным в воде кислородом было бы слишком трудно. Тела пловцов были стянуты широкими поясами, в гнездах которых находились геологические взрывпатроны; за спиной висели трубки с шарообразным резервуаром на одном конце – реактивные двигатели, которые могли помочь не отставать полчаса даже от дельфина, как известно – одного из лучших пловцов. В этом и заключалось на сей раз все снаряжение океанистов, если не считать еще ларингофонов для связи с кораблем.

– Заходите, заходите сзади, ребята, – громко и раздельно, словно диктуя, командовал в микрофон Седой. При этом он потрясал микрофоном и даже вскочил с кресла – должно быть, командир разведывательного кораблика в молодости был не очень усидчив. – Заходите сзади, пусть они бросаются на нас, а вы ударьте в тыл и сразу же, в минуту растерянности, хватайте Валерия и тащите в барокамеру, люк мы откроем своевременно. В нужный момент мы дадим свет. Вам все ясно?

– Почти, – отозвался Сандро, и его приглушенный голос четко прозвучал в рубке. – Мы заходим сзади. Только что мы должны с ними делать?

– Уничтожать, черт побери! – вскричал Седой. – Чего же еще?

– Но ведь мы никогда этого не делали…

– А сейчас надо это делать, – сказал Седой, и в сердце его словно что-то оборвалось. – Ах вы, ребята… – И тут же он закричал в полный голос: – Отставить, не двигайтесь, оставайтесь на месте, раз не умеете, пусть они на этот раз еще атакуют…

Вторая атака подводных агрессоров тоже разбилась о непроницаемую броню корабля. Но существа, очевидно, не теряли надежды – они снова отхлынули, разлетелись, как разлетается волна, ударившись о камень, и устремились назад, чтобы собраться для очередного, третьего штурма. Это дало Седому возможность сказать пловцам еще несколько слов.

– Уничтожать, – задумчиво сказал он. – Вы меня слышите? Вас еще не было на свете, а это уже перестало быть нужным. Даже здесь… Это была нелегкая работа, но кончилась она тем, что уже полстолетия, как никто не нападает на человека, даже самое дикое животное: превосходство человека у всех, даже у леопардов и барракуд, стало безусловным рефлексом. А у этих – нет; не зря Мукбаниани назвал их агрессивными… Вы не привыкли уничтожать кого-либо, вам никогда не приходилось заниматься этим. Завидная судьба… Но сейчас надо спасти Валерия.

– А как? – пробормотал Сандро. – У нас же нет для этого… ну, инструментов.

– Оружия? Да, но у вас в поясах – геологические взрыв-патроны. Вы должны метать патроны в этих. Вам понятно?

– Метать взрывные патроны в живых? – удивленно протянула Инна; Сандро пожал плечами с видом явного недоверия, и Седой коротко не то засмеялся, не то заплакал.

– Да понимаю я, что это кажется вам невозможным… Но ведь надо, надо… Надо спасать своего. Смерть грозит ему, понимаете – смерть…

– Но мы его не видим, – сказал Сандро.

– Как? Смотрите, вот они собираются в атаку.

– Их видим. А Валерия – нет.

– Понятно, – процедил сквозь зубы Седой. – Они нападают не все. Тот, который тащил Валерия, удрал. И, может быть, не один. Да, это уже не просто инстинкт… Хорошо. Направление вам примерно известно. Полный ход – за ними. А мы здесь еще будем отвлекать этих, чтобы они не устремились за вами.

– Все ясно, – быстро оказал Сандро, и Седому показалось, что нотка облегчения прозвучала в его голосе. – Все ясно, – повторил он. – Мы плывем…

Отсюда, из рубки, не было видно, как оба пловца, вытянувшись над своими реактивными двигателями, устремились в том направлении, в котором раньше следовали похитители Валерия. Но из рубки увидели другое: третья атака противника захлебнулась в самом начале. Устремившись вперед, странные существа вдруг круто затормозили на месте, повернулись, и в последний момент вся стая бросилась прочь.

– Заметили, – с досадой процедил Седой. – Заметили наших, пустились за ними! Нет, они не так-то глупы, эти…

– Внимание, ребята!.. – закричал он. – Внимание! Они пошли за вами. Они вас нагонят, – прибавил он, видя, какую скорость сразу же развили преследователи. – Лучше не пытайтесь уйти! Обороняйтесь! Мы идем к вам…

Неясные, слабо фосфоресцирующие создания быстро скользили в воде, удаляясь все больше. Пловцы отсюда не были видны – они не светились, а наверху солнце, очевидно, вошло в облака и сумрачный свет здесь, на глубине, почти совсем погас. Затем во тьме вспыхнули два острых, как бивни нарвалов, луча. Они метнулись в самую гущу светлых пятен, и в рубке поняли, что противники встретились.

 

4

Это был бой, подобного которому не приходилось видеть даже Седому, несмотря на его большой и разнообразный опыт, несмотря и на то что его жизнь под водой началась еще в те времена, когда животные нападали на людей.

…Враждебные существа вначале, как только пловцы включили свои прожекторы, словно испугавшись, рассыпались и погасли – их бледное свечение перестало быть видимым. Луч прожектора Сандро упирался теперь в пустоту, а в следующий миг пловцу показалось, что слева мгла сгущается, что там даже не столько видятся, сколько угадываются какие-то быстродвижущиеся фигуры. Он мгновенно устремился вверх, луч прожектора описал кривую, а затем яркий сноп огня выхватил из темноты неподвижные – из-за кратковременности взгляда – длинные тела, суставчатые ноги, разинутые клешни, пристальные глаза… Они оказались гораздо ближе, чем думал Сандро, и он метнулся влево – туда, где маячил тусклый опознавательный огонек лодки. Шесть теней не отставали и не приближались, остальные растворились во тьме.

– У меня их шестеро, Инна, – предостерег Сандро. – Остальные, наверное, следят за тобой. Опасайся нападения…

– Поняла. – Голос звучал глухо, словно доносился откуда-то издалека. – Что делать?

– Возвращаться! – вмешался Седой. – Возвращаться немедленно, вы слышите? Будем пытаться уничтожить их двигателями корабля. Вы слышите? Не подвергайте себя опасности, иначе, кроме Валерия…

Он не договорил, а может быть, Сандро просто перестал его слышать, потому что те шестеро снова потребовали всего внимания. Пришлось изменять курс и броситься в сторону от лодки: один разбуянившийся многоног попробовал было зайти справа. Сложное сплетение цепких ног, грозных клешней, длинных, покрытых слизью тел оказалось вдруг совсем рядом. Холодным, колючим мерцанием засветилось целое созвездие – дюжина немигающих глаз. И вдруг странное оцепенение сковало человека. По рукам, по ногам, по всему телу заметались холодные мурашки, закололо в концах пальцев, рот раскрылся в судорожной зевоте…

Лишь это и спасло Сандро: неожиданно хлынувшая в рот, в обход дыхательной трубки, вода заставила океаниста опомниться, нажать стартер реактивной трубки и сразу же оставить холодные глаза далеко позади.

Правда, ненадолго: преследователи увеличили скорость, и расстояние вновь начало сокращаться. Из купола лодки было видно, как метался из стороны в сторону луч прожектора, как шесть снова засветившихся пятен то тесно окружали источник яркого света, то снова, растянувшись в цепочку, пускались преследовать его, и тогда свечение становилось едва заметным. Но даже в эти минуты бросались в глаза равные интервалы между неизвестными обитателями моря, и четкие, почти одновременные движения, и во всем этом угадывался даже замысел, стоявший, пожалуй, на уровне волчьей тактики: они отгоняли человека все дальше и дальше от места, где началась эта схватка, и все ближе к берегу, к обрывистому подводному основанию материка, где человеку было бы уже некуда отступать и волей-неволей пришлось бы принять явно неравный бой.

Седой океанист не отрываясь смотрел на суматошную пляску огоньков. Он уже устал хрипеть в микрофон: «Немедленно патроны… Поймите, это же неизвестные… Они нападают на людей, нападают…» Он отлично понимал, что его первоначальный план – поставить многоногов между двух огней и уничтожить – провалился, и лихорадочно искал выхода из положения, продумывая и отбрасывая один вариант за другим, и в то же время невольно вслушиваясь в торопливое дыхание Сандро, доносившееся из динамика, даже чувствуя это дыхание на своей шее, потому что Георг давно уже покинул кресло и навис над командиром, судорожно стискивая его плечо.

– Я пойду, да? Я пойду… – непрестанно повторял юноша. – Слушайте, командир, они же вдвоем не справятся! Пустите без подготовки! Глубина же небольшая… Небольшая глубина же…

– Отойди! – сердито крикнул Седой, – тебя там не хватало. Эдик, вишь этот просвет? Туда.

Повисшая было на месте лодка славно получила наконец приказ расправить напряженные мускулы. Она рванулась вперед и вниз, обходя человека и преследовавших его, стремясь занять положение между ними и берегом и встать в том направлении, в котором безымянные пока враги гнали свою предполагаемую жертву. Маневр лодки был избран так, как если бы врагами были люди, и это свидетельствовало о бессознательном признании достаточно высокой организации многоногов.

Корабль мчался, выключив даже опознавательные огни. Впрочем, это было лишним, потому что те обладали, вероятно, способностью видеть и во тьме, и по-настоящему следовало полагаться лишь на то, что они все же не наделены разумом и не уловят связи между стремительным движением длинной, горбатой сигары и тем суматошным метанием, теми скачками, которыми вынужден был передвигаться гонимый ими пловец.

Сандро приходилось нелегко. Он чувствовал, что устает, – эти порывистые движения под водой, маневры, чаще всего не дававшие даже возможности включить реактивный двигатель, требовали много энергии, и силы иссякали. На миг в сознании – в каком-то уголке его – мелькнула даже мысль о том, что враги оказались сильнее; они не боялись, а придвигались все ближе с точностью автоматов и целеустремленностью живых существ. Глаза их холодно посверкивали в воде, и вглядись человек в них попристальнее, пойми это сразу, пожалуй, он не стал бы далеко отходить от люка барокамеры, где всегда можно было бы укрыться…

Но он не укрылся, а сейчас было поздно, да и некогда думать об этом, надо было броситься вниз, в глубину, потому что сверху метнулся на него один из шестерки. Он промахнулся лишь на несколько сантиметров: слабая дрожь, прошедшая по телу Сандро, показала, что нападающий зря растратил свой электрический потенциал.

В цепи многоногов на миг возникла брешь. Проскользнуть? Но противник, словно все поняв, тотчас же метнулся назад и занял свое место в наступающей шеренге.

Это были воинственные создания, и теперь, пожалуй, можно было полагать разрешенным вопрос, кто же нанес такой заметный ущерб группе теоретика Мукбаниани, группе, в которой он один был человеком, а все остальные его члены были служебные дельфины, такие же верные помощники человека под водой, как собаки – на суше. Автандил тогда сразу предположил наличие в заповеднике каких-то агрессивных морежителей, но в реальность их существования никто по-настоящему не верил – откуда было взяться этим агрессивным? – и первым пострадал от своего неверия Валерий; а вот кто будет вторым?

Очень похоже становилось на то, что этим вторым будет не кто иной, как он сам, Сандро. Полукольцо, прижимавшее его к берегу, стало понемногу смыкаться, оно чутко реагировало на малейшие движения пловца вверх или вниз, и ему только и оставалось, что отступать да отступать все дальше…

И внезапно океаниста охватил гнев. В конце концов долго ли они еще будут его преследовать, эти непонятные существа? Он ведь отходит, это ясно видно – отходит. Почему же они не пропускают человека? И надо ли теперь жалеть их? Многоногов следовало щадить, пока они защищались, хотя им ничто и не угрожало, люди всего лишь хотели спасти своего, не более. Но не отдавать, и мало того – преследовать других?!

Нет, их не следует щадить… Очень трудно было согласиться с Седым сразу, поэтому геопатроны все еще лежали в гнездах пояса. Но раз враг хочет поразить нас любой ценой – даже электрическим ударом, – то ведь и мы можем совершить подобное!

Сандро нащупал один из патронов, вынул его. Сердито выдохнул воздух. Ну, погодите же!..

Он прикинул расстояние прежде, чем нажать на кнопку взрывателя, и это оказалось очень кстати. Преследователи держались так близко, что использовать патрон, не причинив вреда себе самому, по-видимому, не удастся.

Сандро снова отступил, поглядывая на многоногое, и уже окончательно признав в них не очередной объект изучения, а существ, равных ему в оценке обстановки в воде. Пусть эта оценка была инстинктивной (разумными многоноги быть не могли хотя бы потому, что ими руководил инстинкт убийства, не свойственный, как это знал любой школьник, ни одному мыслящему существу), но все же она была достойна уважения.

Многоноги, как враги, оказались достойными уважения, и Сандро вдруг мучительно захотелось, чтобы кончилось наконец это предсмертное безмолвие, чтобы кто-нибудь из шестерки окликнул его, и тогда – или полная ликующих звуков борьба, или, наоборот, обменявшись полными смысла звуками, они вдруг перестанут ненавидеть друг друга… Но шестеро молчали, а может быть, они вообще не умели издавать никаких звуков, кроме сухого щелканья клешней.

Тогда Сандро решился. Взмыв вверх, он с силой послал патрон вниз и вперед, в сторону нападающих, и как только поводок натянулся, – нажал замыкатель. Взрыв грянул, и Сандро, раскрыв рот, насколько позволял дыхательный аппарат, издал сумасшедший, нечленораздельный, но все выражающий клич. Попал? Кажется, да…

Лодка уже миновала место, над которым – на полсотни метров выше – все суетились огоньки, когда в рубку донесся подхваченный микрофоном и усиленный звук. Приборы согласно кивнули стрелками, отмечая легкий удар воды. Это взорвался геопатрон Сандро, и, значит, дела пловца становились не на шутку серьезными.

– Спокойно, Сандро, спокойно, – глуховато проговорил Седой, вслушиваясь в дыхание, которое аппаратура связи исправно доносила до сидящих в рубке. – Сейчас мы у тебя за спиной, в полукабельтове. Уравновесились, стоим кормой к тебе. Я подаю давление в барокамеру. Отступай к нам, люк будет открыт. Ты понял?

Ответа не последовало, но Сандро, наверное, все же понял, и вспомнил, что он не один в воде. Во всяком случае, почти сразу раздался еще взрыв, затем огонек прожектора метнулся к лодке, отдавая нападающим пространство. Седой представил себе, как Сандро стискивает зубы, как под очками его катится пот и ест глаза, но Сандро все же не закрывает их, чтобы это мгновение не оказалось для него последним. Седой грустно усмехнулся, – значит, и молодому поколению все-таки суждено было узнать, что такое битва, и страх, и угроза гибели. Вслух же он оказал:

– Без эмоций, Сандро. Внимание, внимание! Открываю люк. Открыл. Теперь – быстрее. Задача – в этот момент оставить их подальше…

Луч прожектора летел прямо к лодке. Бледные пятна кинулись за ним, но последний патрон заставил их на миг замедлить движение, и Сандро на какие-то обрывки секунды раньше приблизился к люку и стремглав пролетел границу, отделявшую океан от области равного давления воздуха в барокамере, открытой вниз. Самый быстрый из преследователей оказался на той же линии раздела, но створки люка сомкнулись хищно, как челюсти кашалота, и Седой в этот миг даже не услышал, а скорее угадал гнилой хруст, с которым упали на пол барокамеры отрубленные жадно распахнутые клешни преследователя. Многоног тотчас же завертелся на месте, окутывая себя темноватым, клубящимся облачком.

Уже и остальные преследователи подскочили, но тут Эдик, не ожидая команды, чуть подал лодку вперед. Седой выкрикнул только короткое слово «Да!». Реактивные двигатели корабля грянули пламенем гремучего газа. На миг в воде закрутились оторванные ноги, куски тел, тускло блеснули потухавшие глаза… Потом все охватила тьма, в которой не светилось больше ничего.

– Так… – медленно протянул Седой. Он искоса взглянул на Эдика, потом на Георга. Сейчас должно было произойти то, чего он боялся: рассуждать – это одно, видеть – другое, и поэтому теперь могли сжаться кулаки, загореться глаза, участиться дыхание, возбужденное неведомой им доселе радостью уничтожения.

И Эдик, и Георг действительно все еще всматривались в темную толщу воды, пытаясь что-то разглядеть. Искрошенные останки врагов?

– Да, – сказал Георг, поднимая голову. – Это очень интересно.

– Убивать?

– Что? А-а, – усмехнулся Георг. – Нет, убивать – противно, в этом все-таки есть что-то противоестественное. Я говорю об этих. Это действительно вид, не известный науке. Вы понимаете? До сих пор я узнавал такие вещи из книг или от других. И вот – увидел сам. Новый, не известный науке вид, – торжествующе повторил он.

– У науки нет пределов… – сказал Седой. – Нет пределов, мальчик… – Он глубоко вздохнул и сердито закричал: – Куда же это мы идем, черт побери?

– За Инной, – сухо ответил Эдик.

Седой с ужасом понял, что, захваченный зрелищем неравной схватки и поисками выхода из положения, он совсем забыл, что за бортом был не один член экипажа, а двое. Даже трое… И голос Инны давно уже не звучит в рубке.

– Инна! – позвал он сначала негромко, потом еще раз – в полный голос. – Инна, отзовись! – крикнул он наконец, но ответа не было, и Седой на миг не выдержал, – усталым движением опустил голову на руки.

 

5

Эдик неотрывно следил за курсом. Сандро все еще томился в барокамере, где автоматика медленно снижала давление воздуха. Седой откинулся в кресле, закрыл ладонью глаза – так было удобнее думать. Раздвигая темную воду, лодка стремилась в том направлении, в котором, как предполагалось, скрылась Инна, а еще раньше – Валерий и те, кто его тащил.

Несколько минут в рубке царило молчание. Затем Георг, окончив настраивать искатель запахов, обернулся к Седому.

– Что могло случиться?

– Все, что угодно, – неохотно ответил командир.

– Ну, конечно. Женщина…

– Она стоит двоих таких, как ты. Она…

Эдик умолк так же неожиданно, как вступил в разговор. Седой, кашлянув, сказал:

– Спокойно, Эдик.

– Я-то? – спросил Эдик. – Проверили бы лучше связь.

Георг недоверчиво покачал головой.

– Связь все время была.

– Ближняя, с Сандро.

– Ладно, – сказал Седой. – Проверим на базе.

После паузы Георг промолвил:

– Пора бы ей отыскаться. Что?

– Не успела ускользнуть? – вслух подумал Седой.

– Нет, – сказал Эдик.

– Я тоже думаю. Просто они ушли слишком далеко. Сколько мы прошли?

– Три мили.

– Ну, вот. Волноваться еще рано.

– Ты сам, Седой, волнуешься больше всех, – объявил Георг.

Седой поморгал и нерешительно усмехнулся. Есть причина волноваться. И не потому лишь, что исчезла Инна – и Валерий, конечно. Не только это.

Волнует и еще что-то. Исчезает способность следить сразу за несколькими работами и за многими людьми. Нет уже той быстроты реакции, которая в течение долгих лет отличала тебя. Многого уже нет… Естественно, что ж поделаешь… И как бы невозможно ни казалось тебе жить без корабля, без неспокойной, но все еще любимой океанической судьбы, не забудь, что есть люди куда моложе – весь твой экипаж, например – и, может быть, просто пора уступить им место?

Отняв ладонь от глаз, он всматривался в темную глубину. Эдик все так же следил за приборами. Георг таращил глаза во тьму, ища хотя бы мгновенный отблеск прожектора. Он был еще малоопытен и не заметил того, что сразу бросилось в глаза Седому: темнота как-то сгустилась, это была уже не темнота воды, а гораздо более непроницаемая мгла грунта, поглощающего даже ничтожные остатки рассеянного в воде света.

– Мы где-то в ущелье, ребята, – сказал командир, внутренне радуясь тому, что это почти неуловимое изменение освещенности за бортом первым заметил все-таки он. – Мы точно идем по следу?

– Да, – ответил Георг. – Запах становится все сильнее.

– Ущелье или какая-то пещера. Эдик, дай общий свет!

На вершине купола вспыхнул прожектор. Его сложный рефлектор бросал свет во все стороны. Тьма отпрянула, но недалеко: на расстоянии десяти с лишним метров с каждой стороны она осталась, материализовалась, стала твердой и непроницаемой и превратилась в отвесные стены ущелья.

– Странно, – сказал Седой. – Мы плаваем в этих водах не первый десяток лет, но этого ущелья я что-то не припомню. Неужели они завлекли Инну сюда? – Он включил микрофон.

– Инна! – сказал он громко. – Инна! Если ты лишилась микрофонов, включи прожектор! Води лучом из стороны в сторону, пока мы не сообщим тебе, что видим. Мы вошли в ущелье, Инна. Медленно продвигаемся. Там, где мы, ширина ущелья достигает метров двадцати пяти – двадцати восьми. Ты представляешь, где мы? Отвечай, Инна! Отвечай!

Ответом было молчание – только потрескивание помех доносилось из динамиков. Оно с каждой минутой, с каждым пройденным метром становилось все сильнее, щелчки учащались, так что Георг даже убавил громкость. Только этот треск и был слышен, да еще пульсирующее гудение двигателя снизу.

– Откуда это? – недоумевающе спросил Георг.

Эдик пожал плечами. Седой проговорил:

– Не знаю, но вряд ли они предвещают что-то хорошее. Эдик, убавь ход до самого малого… Нет, лучше застопори. Запусти ультразвуковой локатор. Что он там рисует?

– Впереди проход; только стены, кажется, сужаются.

– Можем засесть?

– Дальше – пожалуй.

– Да, не исключено… Течение за бортом?

– Приборы регистрируют слабое.

– Что же, – сказал Седой, – вперед. Самый, самый малый…

Лодка почти неощутимо дрогнула и медленно двинулась вперед. Стены исподтишка подступали все ближе, свет озарял их сильнее и начал уже отражаться и слепить глаза, так что мощность прожектора пришлось убавить. Из люка неслышно появился Сандро, негромко спросил: «Инна?» Никто не ответил, только Эдик мотнул головой, указывая куда-то вперед. Сандро сдвинул мохнатые брови, промолчал, уселся в свое кресло и внимательно всмотрелся в медленно проползающие стены. Потом вытянул руку:

– Странный ход. Вам не кажется?

Седой кивнул.

– Стены абсолютно чистые… Никаких водорослей, ничего… И ровные такие, словно их кто-то выкопал…

– Не исключено, – отозвался Седой. – Очевидно, их куда больше, чем дюжина, этих наших приятелей…

– Вот как попадем мы сейчас в самое пекло… – начал было Георг.

– Ерунда, – хмуро возразил Эдик. – Мы-то под защитой.

– Линия запаха пока спокойная, – сказал Георг. – Мы еще не застреваем?

– Да, это они построили, – сказал Сандро. – Крепость, а? Смотрите, вот здесь, наверное, они и селятся…

Они селились здесь. В ровных стенах ущелья начало возникать все больше темных, узких отверстий – они вели, очевидно, куда-то в норы, населенные неизвестными. Возле него не было никакого движения, только изредка казалось, что около них колеблется что-то. Высунутые клешни? Ноги? Усы? Определить из рубки было нельзя. Число отверстий все увеличивалось, стены смыкались теснее, и в тот момент, когда Седой решил на всякий случай предупредить Эдика, чтобы действовал поосторожнее, он ощутил легкий толчок. Эдик остановил лодку.

– Дальше не пройти, – объявил он, – придется выходить.

– Тихо как… – негромко сказал Седой.

В самом деле, в ущелье стояла тишина. Ни звука не слышалось ни из динамиков связи (если не считать назойливого треска помех), ни из преобразователей ультразвука, обычно доносивших ожесточенную рыбью болтовню. Казалось, ни одного живого существа не было в ущелье. Однако если многоноги действительно здесь жили, то вряд ли они покинули насиженное место с такой быстротой. Животные поступают так, лишь ощутив приближение стихийного бедствия, но едва ли лодка-разведчик могла произвести на них такое впечатление.

Если же они не покинули своих нор, то, значит, затаились в них. Вероятнее всего. Вот это как раз и не нравилось Седому. Если шесть чудовищ могли почти выиграть схватку с человеком, опытным океанистом-пловцом, то вся их банда (как без всякого уважения называл их Седой про себя) могла, пожалуй, расправиться не только со всем экипажем корабля, покажись он в воде, но и чуть ли не со всем океаническим отрядом. Тут следует еще не раз подумать, прежде чем решиться покинуть рубку. Было бы хоть время подумать до того, как принимать ответственность…

Но тут же Седой выругал себя за минутное малодушие и решительно откашлялся.

– Ну, так, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал совершенно буднично. – Не исключено, что вышедший подвергнется нападению. Каков вывод? Идти должен тот, кто сильнее остальных именно в искусстве обороны. Нет, нет, – прервал он Сандро, который собрался было что-то сказать. – Я же не говорю о боксе. Я имею в виду лишь оборону от подводных тварей. Итак, приготовьте мне геопатроны, прожектор и две реактивные трубки: в хозяйстве – кто знает – все может пригодиться… За меня – Эдик. Все.

Он произнес это тоном, исключающим даже малейшую возможность прекословия. Снаряжение не заняло много времени; верхний люк барокамеры призывно распахнулся.

– Что-то я еще хотел взять… – задумчиво проговорил Седой. – Вот не помню, забыл, черт… – Он ступил на трап, и уже наполовину скрывшись в люке, обернулся: – Ага, вспомнил: компас и глубиномер у меня есть, а вот нет ли у кого в запасе походного дозиметра? Не знаю зачем, – ответил он на удивленные взгляды остальных. – Предчувствие у меня такое, что ли, или ощущение… В общем, если есть – дайте.

Походный, да всякий другой дозиметр разведчику этого типа давно уже не полагался – незачем было таскать с собой аппаратуру, которая заведомо не могла пригодиться. С другой стороны, у хозяйственного водителя, если хорошо поискать, можно было, пожалуй, найти и не только дозиметр, в этом Седой был уверен. Так оно и оказалось, и даже без особых поисков Эдик нашел требуемое и вручил командиру без маленькую коробочку. Седой тщательно пристегнул ее к руке.

– Ну вот, – сказал, он, – теперь – хоть на десять тысяч метров или в Северный Ледовитый, с таким снаряжением… Связь буду держать постоянно, и к вам просьба – заниматься тем же, и корабль удерживать на месте, а то течением нас все-таки сносит, как я погляжу…

Он стал несколько многословен, но замечание было правильным, и Эдик, слегка покраснев, включил двигатель, чтобы тот, едва дыша, противостоял упрямому течению. Седой утвердительно кивнул, и люк за ним захлопнулся. Точным жестом Эдик включил давление в барокамере, насосы глухо зашумели под палубой, нагнетая воздух. Поднятие давления на этот раз шло в самом быстром темпе, какой мог выдержать Седой. Впрочем, он мог выдержать много.

Затем распахнулся нижний люк. Лодка все так же чуть подрагивала, удерживаясь на одном месте, замеченном Эдиком по зеву одной из нор, более широкому, чем остальные. Нора эта находилась чуть впереди, поравняться с ней лодка не могла, но Эдик старался, чтобы линия от его глаза к этой норе все время проходила через рычажок выключателя большого света; иного способа ориентировки в этом ущелье не было.

Глядя на нору и удерживая лодку, Эдик сначала краем глаза, а затем и совсем ясно увидел Седого. Размеренно работая ластами, командир проплыл мимо лодки, направляясь в узкий конец каменной щели. Он плыл медленно, часто оглядываясь, и Эдик понял, что командир нервничает, не зная, с какой стороны раньше ожидать нападения. Остальные волновались не меньше – и Сандро, и Георг, приникший к экрану искателя запахов, на котором одна из линий – запах Инны – постепенно становилась все слабее, потому что запах не мог долго держаться в проточной воде; да и сам Эдик не был совершенно спокоен, хотя ему, конечно, хватало работы и кроме волнения.

Все же он успевал следить за командиром, и первым заметил, как Седой неожиданно резко рванулся вперед, потом задержался, повис в воде без движения, потом несколько раз повернулся, как будто потеряв ориентировку и не зная, в какую сторону плыть. Затем, как будто приняв решение, он, включив реактивную трубку, метнулся и сразу же затормозил, повернул трубку соплом вперед, еще раз повернулся и, словно вдруг перестав волноваться, неторопливо направился к зеву той самой широкой норы, по которой ориентировался Эдик.

– В чем дело, Седой? – наклонившись к микрофону, спросил Сандро и умолк в ожидании ответа. Однако Седой не отвечал, хотя находился тут же, рядом, на расстоянии каких-нибудь двадцати метров от лодки. – В чем дело, почему молчишь? – еще раз спросил Сандро, и, опять не получив ответа, недоуменно пожал плечами и посмотрел на Эдика, как бы молчаливо признавая его право и умение разбираться в таких вопросах, в которых остальные ничего не понимают. Однако ответил Георг.

– Ты что, Седого не знаешь? – сказал он. – Он что-то увидел, теперь у него над ухом хоть на барабане играй – толку не будет. Сиди и жди, пока сам не вызовет…

Им оставалось лишь одно – следить за маневрами Седого, который тем временем все ближе и ближе подплывал к норе. Он был уже совсем близко от зева, и движения его становились все медленнее и медленнее, словно нерешительность снова начала сковывать мускулы. Наконец он совсем остановился – примерно в полутора метрах от норы и чуть в стороне. Он что-то делал руками – какие-то странные жесты. Затем прекратил. Через минуту опять начал. Еще не меньше минуты трое наблюдали из рубки это зрелище, пока Сандро не хлопнул звучно одной рукой себя по лбу, а другой – по кожуху ультразвукового преобразователя, и не начал переводить на обычный язык то, что Седой передавал по старинной морской азбуке семафора. Но было слишком поздно – в наказание за то, что им сразу не пришло в голову значение жестов, они сумели разобрать лишь три буквы, из которых получилось «ция», но что это была за «ция» и к чему она относилась, было непонятно.

– Кто ж его знал, что он вдруг на глубине начнет семафорить, – словно оправдываясь, проворчал Сандро, – да и темп не тот, непривычный…

Теперь Седой уже не семафорил – он висел неподвижно и, казалось, всматривался во что-то, происходившее в норе. Но и это продолжалось всего минуту-две; затем Седой повернулся, отплыл подальше и начал возиться с обеими реактивными трубками, висевшими у него на груди. Что именно он делал – отсюда было не разобрать.

Закончив свои манипуляции, Седой снова приблизился к норе – еще осторожнее, чем в первый раз. На секунду застыл прямо против зева – и вот обе трубки, которые он теперь держал перед собой направленными в противоположные стороны – одну прямо в нору, другую – ко второй стене ущелья, – ожили, из обеих одновременно вырвалось пламя.

Океанисты с запозданием сообразили: он использовал одну из трубок, как оружие, а чтобы она не унесла его в сторону, одновременно затормаживал второй. Наверное, ему очень нужно было кого-то выжить из норы. И это удалось ему почти сразу.

Сначала из широкого зева выплеснулся венец щупалец или ног. За ними вылетело и уже знакомое всем наблюдавшим за этой сценой вытянутое слизистое тело. Это произошло мгновенно, но Седой, как видно, ожидал такой реакции: его бросок в сторону от норы по направлению к лодке был еще стремительнее. Одновременно он включил сильный прожектор, и его преследователь на миг ослеп и беспомощно закружился на месте. Этого было достаточно, чтобы Седой успел уйти от него на безопасное расстояние.

– Ускользнул! – облегченно вздохнул Георг.

– Сейчас он натравит на себя всю эту свору… – сказал Сандро. – Не знаю, чего это ради…

Он не договорил. Многоног еще не успел прийти в себя, а из широкого отверстия норы выскользнули две тени; обходя воинственного морежителя по дуге, они приближались к кораблю, держась вплотную одна к другой. Возле них бледным огнем вспыхнул прожектор, и – словно это взошло солнце – все одновременно вздохнули и улыбнулись. Эдик на миг закрыл глаза.

– Эй, стой! – в следующую секунду вскрикнул Сандро.

Словно подземный толчок заставил все норы одновременно извергнуть их содержимое – так вдруг закипела вода в ущелье, сразу наполнившемся телами, клешнями, гибкими ногами десятков и сотен многоногов. Но люди уже приближались к люку барокамеры. Эдик нажал кнопку привода люка, однако на пульте не вспыхнула зеленая лампочка, обозначавшая, что люк открыт и барокамера готова к приему пловцов. Стая многоногов приближалась. Пловцы собрались вокруг закрытого люка, корпус лодки донес до сидевших в рубке дробный стук – это люди стучали, наверное, кулаками и трубками, требуя, чтобы их впустили… Эдик нажимал и нажимал на кнопку, а зеленая лампочка все не загоралась и люк не открывался. Счет шел на доли секунды, последние метры разделяли передовых нападающих и людей, которым больше некуда было спасаться. И это означало, что еще через долю секунды, самое большее – через секунду все будет кончено.

– Прожектор на полную мощность! – внезапно в голос закричал Эдик. Прожектор вспыхнул, и это заставило передних нападающих отпрянуть на минуту и задержаться. Но задние напирали, и вся стая снова кинулась вперед, вытягивая клешни.

Однако эта задержка решила дело. Сандро уже открывал верхний люк барокамеры. Через миг захлопнул его за собой, и по легкому сотрясению было ясно, что он растворил промежуточный, в чем ему помогло давление снизу… Вообще-то это запрещалось, потому что было небезопасно, и еще опаснее – почти смертельно – прыгать в такое давление без подготовки. Но тут – что еще будет, а там ясно – смерть…

Еще мгновение он там, внизу, выплясывал дикий танец на створках некстати заевшего люка, наваливаясь на него всей тяжестью. Стук – а во внешний корпус колотили уже изо всей силы – в сжатом воздухе барокамеры бил ему в уши, грохот собственных каблуков по створкам люка казался уже совершенно невыносимо громким…

Ему почудилось, что он уже целую жизнь бьется здесь, в тесной барокамере, а грохот вырос до масштаба всемирной катастрофы. На самом же деле считанные секунды прошли – и створки люка распахнулись внезапно и так быстро, словно сами с нетерпением хотели выполнить ту работу, для которой были предназначены. Отшатнувшись в сторону и почти без сознания опускаясь на пол, Сандро все же успел заметить, как выскакивая из воды, подобно дельфинам, веселым друзьям плавающего человечества, двое втаскивали в барокамеру неподвижного третьего. Затем створки люка закрылись, и мир тоже медленно закрылся для Сандро.

 

6

– Ну как? – спросил Седой.

– Инна сообщает – дышат оба, – после небольшой паузы ответил Георг, но голос его не был чрезмерно радостным. Причина стала ясна, когда он добавил:

– Долго ли продышат – не знаю… У Валерия пульс почти не прощупывается. И частота – три удара в минуту…

– Как в анабиозе, – уточнил для себя Седой.

– Да, только он не в анабиотической ванне, к сожалению.

– А Сандро?

Георг пожал плечами. Кто мог знать, как Сандро? На их памяти в отряде не было таких случаев, никто не подвергался такому перепаду давлений, никто так грубо не нарушал правил океанической службы, потому что не было необходимости их нарушать. Даже настоящие медики, пожалуй, не сказали бы сейчас ничего вразумительного, а ведь Георг владел лишь простыми приемами оказания первой помощи. Да и те основательно позабылись из-за отсутствия практики.

– Ладно, – сказал Седой невесело. – Редкий у нас сегодня денек по насыщенности, долго будем его вспоминать, да и не только мы, пожалуй… Цари природы… По местам быть! – вдруг рявкнул он, потому что члены экипажа – за исключением Эдика – и впрямь не сидели, где положено: сам он стоял около люка, а Георг даже не стоял, а расхаживал по рубке, словно по бульвару, когда делать нечего. А кроме того, Седой чувствовал необходимость выкричаться. Конечно, не лучший выход – орать на ни в чем не повинного, по сути дела, парня, но иного способа успокоиться Седой сейчас просто не находил. И он продолжал даже еще чуть громче:

– Здесь пока еще корабль, а не какие-нибудь Большие бульвары! Думали бы лучше, что за порядок на корабле, на котором люк заедает в самый ответственный момент!

Выкричавшись, он взглянул на барометр. Давление в барокамере приближалось к нормальному, и он, сердито засопев, открыл люк и ступил на крутой трап.

Инна, пошатываясь, стояла в центре тесного помещения, согнутое тело мужчины лежало у ее ног. «Так и следует», – вскользь подумал Седой.

– Ты молодец, Инна. Держишься?

– Очень устала… – Голос ее показался каким-то блеклым, шелестящим, как листья под осенним дождем. – Ничего, отдохну – пройдет. Кончилось топливо в трубке, плыть было трудно…

– Сейчас дадим кислород. Позволь, я помогу. Обопрись на меня. Ну же… Он жив?

– Дышит…

– Обожди одну минуточку, я сделаю ему инъекцию. Так… Ну, сердце как будто в порядке. На всякий случай впрыснем ему еще и этого зелья. Так… Переохлаждения, кажется, не произошло. Прекрасно сколоченный организм, прекрасно… – Он нагнулся над лежащим и тут же гневно выпрямился. – Ты отдала ему аппарат?

– Иначе он уже не дышал бы.

– А ты плыла? И тащила его?

– Обошлась катализатором, – нехотя проговорила она. – Не надо об этом, хорошо?

– Плохо! Значит, ты работала на пределе?

Инна только пожала плечами.

Седой медленно поднялся за ней в прозрачную рубку. Устало опустился в кресло.

– По местам! – сказал он, но все уже сидели на своих местах. – Выбираемся задним ходом, малым. Вам двоим следить за всем, что будет на курсе. Эдик, готов?

Эдик четко ответил, хотя и без этого все знали, что он всегда готов. Прозвучала команда. Лодка медленно тронулась кормой вперед, потому что развернуться здесь, в ущелье, было никак не возможно, не хватало пространства. Многоноги пустились было сопровождать лодку, образовав даже нечто вроде почетного эскорта, но постепенно отстали, хотя лодка ползла еле-еле. Черные дыры нор отступали, словно стараясь зайти за спину. Сейчас они уже не казались загадочными, но менее опасными не стали.

– Умны – сейчас-то не нападают, – сказал Георг. – Тоже знают, когда не следует… Кстати, Инна, а на тебя они не бросались?

– Хочется спать, – не к месту ответила Инна после паузы. – Спать и забыть.

– Георг, смотреть вперед, – негромко приказал Седой.

– Есть… Да интересно же, как это у нее получилось.

– Разберемся и в этом вопросе, только выбраться отсюда надо побыстрее. Ты там не можешь чуть нажать?

– Попробую, – отозвался Эдик, которому пришлось теперь сидеть спиной в направлении движения. – Смотрите, как следует, а то налетим на что-нибудь…

– Да на что мы тут… – начал Георг, и в ту же секунду прервал сам себя:

– Стоп! Препятствие прямо по курсу…

Он еще не успел закончить, как Эдик заглушил двигатель, и все взгляды устремились в одном направлении.

– Ничего не понимаю, – через мгновение проговорил Седой. – Откуда она взялась?

Она – это была неизвестно как возникшая стена. Темная, она казалась монолитной, хотя иногда чудилось, что отдельные участки ее колеблются. Во всяком случае, штурмовать ее с ходу было бы не самым разумным, и Седой отдал команду удерживать лодку на месте.

Эскорт многоногов теперь настиг лодку и окружил, располагаясь и по сторонам, и сверху, и, наверное, снизу, хотя из рубки этого не было видно. Георг присвистнул.

– Вот почему они не нападали… Знали уже, что нам отсюда не выйти…

– А они, оказывается, не только драчуны, – сказал Эдик. – Они еще инженеры в придачу. Уж не разумные ли они инженеры?

Седой усмехнулся, покачал головой. О разуме говорить не приходилось, но инстинкт нередко тоже бывает достаточно сложен и многогранен, так что кое-какие его проявления с первого взгляда могут быть приняты за проявление разума. Особенно неопытным наблюдателем. Но уж опыт-то у Седого был, опыт все накапливается и накапливается, и к старости вдруг начинаешь понимать, что кое-чему ты и впрямь научился и кое-что действительно понял. Только все меньше остается возможностей это использовать… Но сейчас как раз это пригодилось.

– Да, нет, – сказал он. – Инженеры, пожалуй. Но разумные – никак. Пчелы – инженеры, и муравьи, а уж бобры и вовсе, но разумом там не пахнет. И тем не менее интересно очень, потому что в море этого как раз никогда не наблюдалось – в таких масштабах, во всяком случае… Но еще интереснее – две вещи. Во-первых, из чего эта стена и как они ухитрились ее возвести. И во-вторых…

– Во-вторых, как нам отсюда выбраться, – проворчал Эдик, откидываясь в кресле.

– Да, больные не могут ждать, – подтвердил Георг.

– Да и сами мы тоже, – мрачно заключил Седой. – Так что? Таранить?

– Разбить корабль, – сказал Эдик, и Седой кивнул.

– Да, главный двигатель – во всяком случае. Разведать эту стену?

– Твари только этого и ждут, – сказал Георг. – А нас на ногах осталось четверо. Теперь не успеешь нырнуть, как они тебя разделают по всем правилам.

– Ну вот, и разведать тоже нельзя, – сказал Седой. – Что будем делать? – Он взглянул на Инну; она сидела, закрыв глаза, и как будто дремала, но на самом деле скорее думала о своем.

– Искать, – проронил Эдик.

– Единственное, что остается, – сказал Седой. – Единственное, и далеко не самое вредное… – Он снова стал чересчур многословен, и это свидетельствовало, что положение достаточно серьезно, – Седой уже не в первый раз за этот день концентрирует все силы, чтобы найти, может быть, единственно приемлемый выход. – Итак, что это за стена? Какие вообще здесь, на глубине, возможности хотя бы и для разумного инженера?

– Камень, – сказал Георг.

– Согласен. Но каменную стену такой высоты им не соорудить за столь краткое время. Это никому не под силу. Ведь стена высоченная, и конца не видно…

– А может, поищем? – спросил Эдик. – Этот самый конец.

– Уж больно ехидное ущелье; мнится мне – кверху оно сужается, а до поверхности воды, ясно, не доходит, иначе в этом месте был бы залив. Это ведь не подводный хребет, а основание материка – да еще отвесное к тому же…

– Может, все-таки пройдем? Ведь быстрее всего…

– Добро, – сказал Седой. – К всплытию! Только еле-еле. Потому что кормой уткнуться в стену – не мед, но уж рубкой нашей стукнуться о свод…

Эдик слегка прикоснулся к своим рычагам. Глухо заворчали компрессоры, и лодка медленно, строго по вертикали, двинулась вверх. Многоноги послушно уступили ей дорогу и, сопровождая, стали подниматься сами.

Стены ущелья действительно с высотой все больше изгибались внутрь, нависали над корабликом, который здесь, среди тесно сгрудившихся каменных массивов, казался, наверное, донельзя маленьким и хрупким. Зрелище нависающих стен подействовало на всех, и Эдик еще замедлил скорость всплытия. Так прошло несколько минут. Расстояние между бортами и стенами составляло уже не более двух метров с каждой стороны, и надо было обладать большим искусством кораблевождения, чтобы рисковать подниматься, не задев ни одной из стен. А выход все оставался запертым, и не видно было, чтобы эта стена где-нибудь наверху заканчивалась.

– Стоп! – закричал внезапно Седой. – Вижу свод!

Он еще даже не увидел его, а скорее угадал или почувствовал. Луч прожектора сразу же метнулся вверх, и теперь все остальные тоже увидели этот потолок – в нескольких десятках метров стены смыкались под острым углом. Итак, это все-таки было не ущелье, а пещера, и выход из нее следовало искать в другом месте.

– Заперты, – сказал Седой. – А в самом низу?

Всплытие сменилось погружением – чуть более быстрым, потому что здесь была разведана хоть часть пути. Однако и тут выхода не оказалось: вертикальная, запирающая пещеру стена начиналась, естественно, от самого дна.

– Сидим крепко, – подытожил Седой. – Ну что же – продолжим конференцию. Стена не каменная. А какая? Не кажется ли вам, что она чуть колеблется?

– Водоросли! – закричал Георг, и Седой кивнул.

– Похоже на то. Больше им соорудить такое не из чего. Да и не они ее строили. Я думаю, что эти гигантские водоросли росли здесь всегда. И довольно плотной массой. Поэтому-то мы раньше и не знали ничего об этой пещере: стена водорослей, очевидно, закрывает вход настолько плотно, что разглядеть его снаружи просто невозможно.

– Но ведь мы-то сюда прошли, – сказал Эдик. – И даже не заметили ничего похожего…

– Да, – сказал Седой. – И вот тут и оказывается, что разум у них ни при чем, зато инстинкт… Очевидно, им время от времени нужно устраивать что-то вроде вентиляции пещеры. Помните, мы вначале заметили течение? При такой стене водорослей ощутимого течения быть не может. Значит, они как-то их на время устраняют. Может быть, пригибают ко дну, может быть – отводят в стороны.

– И привязывают, что ли?

– Нет, конечно. Придерживают сами. Что удивительного? Муравьи, например, сами из себя строят мосты. А эти, возможно, используют время от времени себя вместо механизма, позволяющего держать двери открытыми. Вы заметили, что сначала их было не так много, как сейчас? Очевидно, многие освободились…

– Может быть, – сказал Георг. – Но раз здесь течение, – это не пещера, а туннель?

– Все возможно, – согласился Седой. – Кстати, этим объяснились бы и еще некоторые явления. Ну вот, теперь природа этой стены нам ясна.

– Наука будет нам страшно благодарна, – сказал Георг. – Если только мы сумеем сообщить кому-нибудь те выводы, к которым пришли. Эдик, если это всего лишь водоросли, то, может быть, мы все-таки протиснемся?

– Если бы не кормой вперед, – буркнул Эдик.

– Тогда, – проговорил Седой, – я бы и сомневаться не стал. А теперь… Идти дюзой вперед – значит наверняка вывести двигатель из строя. Водорослей туда набьется до самой камеры сгорания. Продувкой мы их не устраним: скорее взорвем двигатель. Значит, надо вручную. А кто знает, как далеко эти будут сопровождать нас?

– Нет, если бы мы стояли носом по курсу, – сказал Эдик, – тогда очень просто. Но здесь мы не развернемся.

– Дайте еще минуту подумать, – попросил Седой. Тогда Инна встала.

– Ну, что же, – сказала она. – Я, пожалуй, пойду вниз. К ним. Там я могу понадобиться…

Возможно, в этих словах и не крылось намека на то, что здесь, наверху, никто никакой помощи им оказать не может. Но Седой именно так, кажется, воспринял сказанное. Он поднял глаза.

– Крепить все по-штормовому! Но быстро!

Все встрепенулись. Команда – это было уже кое-что. Это означало, во-первых, что не надо больше сидеть в унылой неподвижности, и, во-вторых, что какой-то выход все-таки нашелся, потому что бесцельных команд Седой никогда не отдавал.

Трое океанистов быстро пробежали по всем отсекам корабля, проверяя, как закреплено то, чему положено всегда быть накрепко привинченным и принайтовленным, и крепя то, что еще не было наглухо соединено с палубой или переборками. Они вернулись через десять минут. В рубке не произошло никаких изменений, кроме разве одного. Седой покинул свое командирское кресло и сидел теперь на месте водителя. Эдик в нерешительности остановился.

– Садись, садись на мое место, – сказал Седой. – Или на любое другое. И не обижайся, пожалуйста… А вы, ребята, теперь и в самом деле идите к больным. Пристегните их как следует… и сами тоже закрепитесь, чтобы не набить себе синяков.

– Да что вы придумали, командир? – не выдержала Инна. – Вы тут хотите вверх ногами плыть, что ли?

– Почти угадала, – спокойно ответил Седой. – Вот именно – вверх ногами. Развернуться на шестнадцать румбов нам надо? Надо. Ширина ущелья не позволяет? Нет. Ну, вот я и решил… Однако разговаривать больше некогда, – прервал он себя. – По местам, как было указано. Поведу я. Ты, Эдик, следи за приборами и смотри вперед. Мне, пожалуй, оглядываться будет несподручно.

Инна и Георг скрылись в люке. Эдик, усаживаясь, бросил взгляд наружу.

– А этих как будто все больше становится… – заметил он.

– А эти меня теперь не интересуют, – сказал Седой. – Их мы перехитрим. И, как говорится, вернемся к этому вопросу позже.

Он умолк и даже закрыл глаза, как будто желая показать, что никакие разговоры его больше не интересуют. На самом деле это было совсем не так, – просто Седой хотел еще раз мысленно представить себе, и не только представить – увидеть внутренним зрением, увидеть четко, до последней подробности все, что ему сейчас предстояло сделать, и чего, кроме него, не мог бы сделать – он знал – никто другой, несмотря на то что на борту были и помимо него хорошие специалисты.

Закрыв глаза, он несколько секунд сидел неподвижно. Затем, словно проснувшись, поднял веки, и даже чуть потянулся, всем обликом своим выражая полное спокойствие и даже равнодушие к предстоящим событиям. И не делая не малейшей паузы, положил ладони – одну на рычаг газа, управлявший двигателем, другую – на рулевую головку. И почти одновременно сдвинул их с места.

Лодка медленно двинулась в обратном направлении – носом вперед, прочь от выхода, в глубину пещеры или, быть может, туннеля, это сейчас не имело ни малейшего значения. Строго сохраняя направление горизонтальным рулем, Седой привел в действие вертикальные, и лодка начала круто задирать нос.

Она полезла вверх, словно Седой решил таранить носом каменный потолок пещеры. Эдик поднял брови, не произнося ни слова; непрерывно обегая взглядом все приборы и успевая смотреть и вперед, прямо по курсу, он все еще не понимал замысел Седого. Он видел и чувствовал только, что лодка почти от самого дна – где она только что находилась – устремилась вверх, запрокидываясь все круче. Людей плотнее прижимало к спинкам кресел; вдруг оказалось, что океанисты уже не сидят, а лежат на спине, подняв согнутые в коленях ноги, а пульт управления навис над ними, оказавшись вверху. Еще выше была прозрачная стенка купола, за ней – вода и потолок пещеры, и это означало, что лодка встала вертикально.

Эдик почувствовал, как убыстряется движение. Это было понятно: находиться в таком неестественном положении, повинуясь вертикальным рулям, лодка могла только при определенной скорости – не меньше той, при которой корабль переставал слушаться рулей, становился неуправляемым. Но это ведь означало, что через несколько секунд, буквально через несколько секунд…

Эдик не додумал, что будет через несколько секунд. Потолок пещеры стремительно приближался. Не только локатор показывал расстояние до него – теперь потолок был виден простым глазом. И оба сидящих в рубке не сводили с него взгляда. А потолок надвигался неумолимо, он становился все ближе, ближе, казалось, произошел обвал, потолок пещеры рухнул, и теперь летит навстречу задравшей нос лодке, и катастрофа неотвратима… И все же Эдик не произнес ни слова; он только разрешил себе на миг отвести глаза от грозного зрелища и взглянуть на Седого.

Наверное, командир почувствовал этот взгляд. Он не оглянулся – он не имел сейчас права; только подобие улыбки перекосило его лицо, и губы шевельнулись.

– Ну, держись! – сказал он тихо. – Держись, чем можешь… – И рука его медленно повернула головку управления.

В следующую минуту Эдик почувствовал, что начинает сползать с кресла – с его спинки, на которой он лежал все эти секунды, нелепо задрав ноги. Лодка, казалось, хотела задрать нос еще больше, но больше было некуда, и вот она стала отклоняться от вертикали, ложась на спину. Такую кривую описывает самолет, делая мертвую петлю, но самолет же не подводный корабль… – «Сейчас вылечу, головой о подволок, и все…», – мелькнуло в мозгу Эдика, и он судорожно вцепился руками в подлокотники, обвив ногами ножки кресла и все же чувствуя, как неумолимая тяжесть тащит и тащит его вниз – к куполу…

Но лодка уже ложилась набок. Выходя в каком-то десятке метров от губительного потолка пещеры в горизонтальное положение рубкой вниз, носом к выходу, она одновременно все больше кренилась на правый борт. И вот Эдик почувствовал, что мягкая сила укладывает его набок, а затем ноги потихоньку пошли вниз, туда, где им и полагалось быть. Он облегченно вздохнул, кровь отливала от головы.

– Ты лихой водитель, – сказал он чуть громче, чем говорил обычно, и повернул голову к Седому, все еще держась руками за подлокотники; не потому, что боялся выпасть, а потому, что руки дрожали. – Такие фигуры делают самолеты и аграпланы, но чтобы подводная лодка, да еще в таком узком месте…

– Да… – невнятно пробормотал Седой. – Летал когда-то и я… – Он сидел, склонившись головой на руки, выключив двигатель, и Эдик с изумлением увидел, что и у Седого дрожат руки. – Самое трудное – рассчитать скорость и расстояние. И не бояться… – Седой сделал паузу и повторил: – Не бояться… Не бояться… Не…

– Тебе нехорошо? – встревоженно спросил Эдик.

– Похоже на то, – с усилием ответил командир. – Такие эксперименты, наверное, не для моего возраста… Но никто из вас не сделал бы этого.

«В первый раз он говорит о возрасте», – подумал Эдик и сказал:

– Пойдем, уложу тебя. Отдохни. Дальше я справлюсь.

– Справишься, – равнодушно согласился Седой. – Быстрее, Эдик, быстрее. Я же говорил… В пещере ненормально высокий уровень радиации. Вызывай остальных, и быстро – на базу. Протискивайся. Не бойся, это водоросли, только водоросли… Рули не перекладывай, пока будешь проходить через заросли. Отведи меня вниз, хочу прилечь…

«Так вот про какую «цию» он семафорил», – подумал Эдик.

 

7

Корабль быстро скользил на высоте двухсот метров над дном. Пещера с ее странными обитателями осталась позади, и теперь, когда непосредственная опасность более не угрожала ни кораблю, ни людям, уже начинало казаться странным, что такое разбойничье гнездо могло существовать в самой непосредственной близости от цивилизованного индустриального морского дна – такого, каким оно было уже давно и к какому привыкли все люди, а океанисты – в особенности.

Тугие лучи прожектора лодки скользили по все более редеющим зарослям красной порфиры. Между отдельными массивами этой водоросли, лишь только корабль пересек ничем не обозначенную и все же ясно ощутимую границу заповедного района, сразу возникли широкие просеки. По ним, отмеченным лишь слабыми опознавательными огоньками, скользили подводные комбайны. Легкий гул их моторов доносился до разведчика; транспортеры, похожие на огромных бескрылых насекомых с маленькой головкой и длинным, вытянутым и все более раздувающимся брюхом, тянулись за комбайнами, прильнув к ним длинными хоботами сосущих рукавов. Наевшись досыта, они отрывались и лениво уплывали туда, где виднелось зеленоватое зарево шестнадцатого витаминного завода. Завод служил как бы маяком, и Эдик по привычке взял пеленг и сверил курс, хотя эта часть глубинного пространства была давно изучена, здесь можно было бы идти совершенно вслепую.

В рубке кораблика было тихо. Половина экипажа во главе с командиром лежала внизу в своих койках. Оставшиеся в куполе океанисты задумчиво молчали, и лишь отсчитывали про себя минуты и километры, еще отделявшие их от базы океанического отряда. Они не смотрели вниз, потому что этот пейзаж был видан десятки раз и успел даже порядком надоесть, так как в нем не было ничего необычного.

Сейчас внизу еще проплывали ровные квадраты водорослей, а слева уже открылись просторные шестиугольники радиоляриевого питомника. Там крохотные животные, заботливо опекаемые автоматами и нередко посещаемые даже людьми, безмятежно жрали в свое удовольствие и копили, копили, копили в своих щуплых тельцах атомы стронция, необходимого людям для каких-то совершенно чуждым радиоляриям целей. Здесь тоже суетились автоматические сборщики, заглатывали урожай, чтобы затем перевезти его к металлургическому комбинату, который находился за десятки километров отсюда, в самом центре своих плантаций – не только радиоляриевых, но и питомников медуз, копивших олово и свинец, и других медуз, накапливавших цинк, и похожих на кувшинчики асцидий (в этих кувшинчиках по атому откладывался необходимый людям ванадий), и других животных, водорослей и даже бактерий, поглощавших из моря – громадной ванны с чудесным раствором – и медь, и йод, и серу, и алюминий. Туда же, на металлургический комбинат, гнали свою продукцию массивные, тяжелые даже с виду глубоководные драги, день и ночь сгребавшие с морского дна – с тех глубин, где уже не росли водоросли, – конкреции, содержавшие кобальт, марганец, никель и переходящее уже в категорию редких металлов железо. Потребность человечества во всем этом непрерывно росла, а запасы не росли, запасам, когда они все уже разведаны, остается только уменьшаться, и металлы приходится доставать хоть со дна морского, вначале в переносном, а затем и в буквальном смысле.

– Как там больные, Инна? – опросил Эдик.

Так уж получилось, что теперь спрашивал Эдик. Хотя командир корабля находился на борту, никого не назначив своим заместителем, все остальные признали право Эдика спрашивать: было ясно, кто в будущем станет командовать этим кораблем – так же ясно, как и то, что Седой больше не будет им командовать, потому что долго таившийся в глубинах его организма враг – старость – в конце концов, улучив подходящий момент, все-таки напал из засады и нанес свой удар.

– По-прежнему. Валерий в сознание не приходит, состояние то же, что было с самого начала. Хорошо, что не хуже.

– Ты уверена?

– В пределах моих знаний. Может быть, врач усмотрел бы и еще что-нибудь…

– А Сандро?

– Плохо. Но тут все ясно: такие случаи бывали когда-то. Он все еще проходит декомпрессию.

– Седой спит?

– Беспокойно. Но не просыпается.

– Кстати, – вмешался Георг. – Не расскажешь ли ты, как все произошло там, в пещере? Мы уж и не чаяли увидеть тебя живой…

– Гм, – послышалось от кресла водителя.

– Я и сама удивляюсь. Сандро там ввязался в драку, а я поплыла за Валерием. Прежним курсом. Мои шестеро меня пропустили довольно вежливо. Плыла я со включенной трубкой, и того, который тащил Валерия, догнала, в общем, быстро. И тут получилось совсем интересно: трое обогнали меня и поплыли с тем, а остальные трое шли за мною, но на приличном расстоянии. Попробуй я отвернуть, они, может быть, и напали бы, а так только сопровождали. Как будто они того же хотели, что и я – словно в гости к себе приглашали…

– А потом?

– А потом они подтащили Валерия к этой самой норе… Он не пролезал – расширили вход, втащили Валерия в нору, и я направилась за ними. И они меня пропустили очень спокойно, разрешили подойти к Валерию и быть рядом с ним. Но я почувствовала, что в норе этой мы долго не протянем: циркуляции воды нет, дышать будет нечем… Попыталась выйти и Валерия вытащить, но один из них остался у входа и выпускать нас вовсе не собирался. А пока я раздумывала, что предпринять, тут и вы подошли.

– Ладно, – сказал Эдик. – Мы почти дома. Внимание…

На недалеком подводном горизонте уже возникло новое зарево, и это был наконец океанический отряд. Ажурные конструкции широким кольцом охватывали большой участок дна – ему предстояло вскоре, в результате искусственно вызванного и строго регулируемого извержения, подняться над уровнем моря и дать начало новому острову. Он станет еще одним в длинной цепи, назначением которой было изменить направление морского течения и дать новую опорную базу для освоения и прочной колонизации еще более значительных морских глубин, и со всем этим стать новой территорией для жизни и счастья людей, привыкших жить у моря.

Этим и занимались океанисты-архипелагисты – работники одного из крупнейших ответвлений океанической промышленности, в которой их отряд был очень небольшой, а корабль – совсем уж исчезающе малой величиной. Но задача экипажа – разведка участков для строительства новых островов и наблюдение за сохранением безопасных условий работы под водой – была значительно больше, чем сам этот крохотный по сравнению с океаническими подводными лайнерами кораблик. Поэтому люди с разведчика пользовались почетом, и когда лодка, поднявшись чуть выше над поверхностью огромного ребристого купола и, скользнув затем вниз, вошла в гостеприимные ворота своего эллинга, встретившие ее радостно улыбались и приветствовали, как приветствуют друзей.

Мощные компрессоры выжали воду из эллинга; стало возможно выйти из рубки и по сухому мостику, а затем – по широкому эскалатору спуститься в расположение отрядного центра; дома в этом городе помещались ниже порта.

Но члены экипажа не торопились. Они ждали, пока к порту подлетят санитарные тележки. Их было три – новенькие, и в одной из них что-то даже поскрипывало, так давно она не была в работе, что еще и не успела обкататься. Двух человек вынесли и положили на тележки, а когда санитары отправились за третьим, он сам показался в люке и, пошатываясь, вышел им навстречу.

Люди, наверное, еще плохо знали Седого, если думали, что он, пока жив, может на носилках покинуть свой корабль. Он постоял в рубке, пошатываясь, затем сделал несколько шагов к выходу – и каждый шаг был все более уверенным. На мостике он выпрямился и провел ладонью по волосам.

– Все в порядке? – спросил он у Эдика и выслушал столь же краткий ответ. – Добро. Проводите их до больницы, потом команда может быть свободной – в обычных пределах. Я иду докладывать.

Получившие вторую порцию инъекций, окутанные мягкими и прохладными лентами гипотермических бинтов, чье назначение – понизить температуру тела, замедлить кровообращение и предотвратить распространение возможной инфекции, двое все еще были без сознания. Срочно вызванный врач вздохнула, глядя на Валерия, на это красивое, но сейчас неподвижное тело, равнодушно скользнула взглядом по склонившейся над пострадавшим Инне, по ее гибкой спине и коротко стриженным волосам, и тронула рукой свою высокую и красивую прическу. Затем она решительно отстранила Инну. Носилки катились на бесшумных катках, врач шла рядом, то и дело поправляя торопливо наложенный и сползавший с правого предплечья бинт и каждый раз при этом поднимая осуждающий взгляд на Инну, словно бинтовать его могла единственно эта женщина. Инна шла по другую сторону носилок, и в ее глазах было лишь так и не исчезнувшее выражение усталости.

Одному следовало остаться в лодке, остался Эдик. Не потому, что у него не было друзей в отряде. Но они были здоровы и сейчас наверняка заняты. Инна ушла проводить Валерия в больницу. Наверное, в отряде были и другие девушки, но Эдик, пожалуй, не мог бы утверждать этого определенно.

Он остался в лодке, потому что она тоже была его другом из самых закадычных; другом, с которым он разговаривал много и задушевно. И сейчас именно этот друг нуждался в помощи больше остальных: ведь нижний люк барокамеры все-таки не открылся вовремя. Этим лодка подвела товарища, и даже очень серьезно, и чуть не подвела остальных. Почему? Эдик не верил в вину корабля, он знал, насколько этот его друг слаб и уязвим, и водитель решил прежде всего убедиться во всем.

Насвистывая, как всегда, когда он оставался наедине с лодкой, Эдик переоделся в старенький ремонтный комбинезон. Взяв инструменты, спустился в барокамеру и тщательно осмотрел обе створки нижнего люка. Он прикасался к ним нежно, словно к телу больного, но иногда нажимал и дергал сильно; так делает врач, чтобы узнать, какую боль ощущает здесь пациент. Успокаивая лодку, Эдик негромко бормотал всякую чепуху.

Здесь все оказалось в порядке; причину, по которой лодка в решающий момент запнулась при выполнении положенных действий, следовало искать в другом месте. Единственное, что водитель нашел в барокамере, был кусок клешни, отрубленный створками люка у наиболее рьяного преследователя Сандро. Это было что-то слизистое и измочаленное, похожее на до предела изжеванную палку. Эдик покачал головой и отложил трофей в сторону.

Потом он поднялся выше. Осторожными, плавными движениями раскрыл кожух, за которым находились моторы, трансмиссии и реле, управлявшие барокамерой – ее люками, давлением воздуха и контролем. Две или три минуты он стоял молча, ощупывая механизм взглядом, прежде чем коснуться его пальцами.

– Вот грязная скотина, – сказал он наконец и с досадой постучал пальцами по кожуху. Металл загудел будто с обидой.

– Да не ты – молчи уж…

Уверенно, как хирург, Эдик сунул руку в глубину механизма. Когда он вынул ладонь, пальцы оказались черными.

– Такое бы масло ему к завтраку. Чем проверять, он пошел с ней наверх…

Эдик умолк, словно сказал лишнее.

– Ну и не наше дело. А как у тебя с контролем давления?

Он присел на корточки и снова погрузил руку в недра машины.

– Конечно, ты не сработал: при таком датчике давления… Сигнал просто не дошел до автомата. Ты и заблокировал…

Эдик закрыл глаза; работали только руки.

– Как только ты закрыл люк? Тяга-то полетела: Сандро порвал.

Он помолчал.

– Сандро хоть спасал людей…

Он снова стал вытирать пальцы.

– Это так ты отдыхаешь?

Эдик резко повернул голову, потом медленно поднялся с колен.

– Ну, так… Проводила?

Инна кивнула.

– Погуляла бы еще, – сказал Эдик. Как можно более небрежным движением руки он закрыл кожух.

– Неохота, – тускло сказала она.

– Тогда отдыхай.

– Лягу спать… чуть позже. Здесь что-нибудь не в порядке?

В ее голосе Эдику послышалось что-то похожее на волнение. Он миг помедлил.

– Все в порядке. Как там Сандро?

– Так же.

Они помолчали: Эдик медленно вытирал пальцы – каждый в отдельности.

– А почему ты не спросишь – как Валерий?

Голос ее чуть дрожал. Эдик пожал плечами.

– Наверное, хорошо. Как же еще?

– Почему, почему вы все так?..

Эдику стало жаль ее.

– Мало ли что – мы. Тебе виднее.

– Он хороший. Смелый. Только…

Эдик подождал, но Инна не окончила фразы.

– Иди отдыхай, – повторил он.

– Там, на подземной станции, он спас людей, когда отказали охладители.

– А кто там заведовал охладителями?

Инна промолчала.

– Я посижу здесь, – сказала она после паузы.

– Почему здесь?

– Так.

Эдик вздохнул.

– Ладно, – согласился он и подумал, что при ней вычищать всю грязь, скопившуюся в механизме управления барокамерой, пожалуй, не стоит. Лучше подождать, пока она уйдет. Сейчас лучше заняться чем-нибудь другим. Хорошо бы отдохнуть, но пока вся работа не сделана, отдыхать невозможно – это Эдик давно знал по себе.

– Ну ладно, – проговорил он и вспомнил о перекушенной клешне. Вот хорошо – искать работу не придется, она сама плывет в руки.

Он опустился в камеру за обломком, брезгливо ухватил его кончиками пальцев и направился в лабораторию. Проходя мимо Инны, он покосился; она сидела, глядя на закрытый кожух – на заведование Валерия.

«Ну, и ладно» – сказал Эдик на этот раз про себя.

Отрезав в лаборатории несколько кусочков противно слизистой клешни, Эдик положил их в приемники: анализатора запахов – для составления картины; спектроскопического анализа – для выяснения химического состава; электронного микроскопа с автоматической фотокамерой – для фотографирования структуры тканей и в разные другие приборы. Остаток он сунул в биованну, присоединил шланги и фидеры и включил селекторный механизм, который будет теперь подбирать растворы и комбинации электротоков, чтобы ткань, отделенная от организма, все же ожила и показала, на что она способна.

Сделав все это, он прильнул к окуляру спектрографа, делая кое-какие записи для памяти. Здесь не было ничего неожиданного. Неожиданной оказалась лишь сухая дробь, внезапно раздавшаяся из того прибора, от которого он меньше всего ожидал активности. Эдик презрительно взглянул на ошибавшийся прибор и снова задал весь цикл анализа. Прибор подчинился Эдику, как подчинялось все на лодке, и все же затрещал вновь. Выражение снисходительности исчезло с лица водителя. С минуту он раздумывал, вытянув губы трубочкой, потом покачал головой, вынул из спектроанализатора барабанчик с пленкой и заложил его в проектор. Затем кивнул, словно нашел именно то, чего ждал.

– Эге, – сказал он и слегка присвистнул. – Похоже, что здесь основательное месторождение. А я уже собирался идти ругаться с атомэнергетиками, чтобы они не теряли, где попало, свое горючее.

И в самом деле. Вода в ущелье обладала повышенной радиоактивностью, а это, на худой конец, могло означать, что именно здесь потерян контейнер с атомным горючим. Это случилось давно, Эдика еще не было на свете, да и сама океаника была еще очень молода, и на подводных станциях еще устанавливались атомэнергетические реакторы. Тогда-то однажды и произошла авария, в результате которой был потерян один маленький контейнер. Его искали, но не нашли; было решено, что он во время сопровождавшего катастрофу взрыва двигателя разлетелся на мелкие кусочки вместе с горючим. Да и все данные указывали, что это именно так и произошло: был найден даже осколок стенки. Участок был объявлен угрожаемым, но через несколько лет, когда при самых тщательных исследованиях никакой радиоактивности не было обнаружено, запрещение плавания в этих местах сняли. Даже тогда еще Эдика не было на свете… Сегодня, когда Седой сказал о повышенной радиоактивности, Эдик решил было, что контейнер или его начинку могло забросить в эту пещеру, о которой люди до сих пор не знали; самые неожиданные открытия нередко делаются на пороге собственного дома.

Но раз повышенной радиоактивностью обладают не только вода, но и останки многоногов, значит, дело обстоит совсем не так. Радиоактивность клешни намного больше, чем окружающей воды. С другой стороны, лет прошло много, горючее было из серии кратковременных, с того времени минуло уже три, а то и три с половиной периода полураспада. То горючее не могло стать причиной такой сильной радиоактивности. Значит… Значит, где-то вблизи должно было располагаться немалое месторождение радиоактивных элементов. Потому что, судя по данным анализа, бывший владелец клешни постоянно подвергался довольно сильному облучению.

Месторождение? Почему же его до сих пор не обнаружили гидрогеологи?

– Интересно… – пробормотал Эдик, – Интересно… – Он широкими шагами направился к трапу, поднялся в рубку и склонился к видеофону, уже включенному связистом эллинга в отрядную сеть.

Он набрал номер.

 

8

Через несколько минут изображение Эдика погасло на экране аппарата, находящегося на другом конце провода. Огромная, с толстыми, поросшими кустиками волосков пальцами, рука повернула выключатель в то время, как глаза великана обратились к сидевшему напротив Седому.

Успевший проводить больных и убедиться, что в больнице все в лучшем, самом океаническом порядке, успевший даже выслушать обычные для таких случаев заверения врачей, что будет сделано все, что только возможно (заверения правдивые и ни к чему не обязывающие), и даже простить ради этого врачу ее высокую прическу, которую, по его мнению, можно было носить в институте красоты, но никак не среди океанистов, седой командир разведывательного кораблика полулежал сейчас в длинном и широком кресле в кабинете начальника отряда. Слова встречи были сказаны, все, о чем следовало доложить, – доложено. Теперь, выслушав сказанное Эдиком по видеофону, Седой задумчиво покачивал головой. Начальник отряда кашлянул, и на его плосковатом лице, на котором вместо усов росли какие-то чахлые пучки волос, а больше никакой растительности не было вовсе, явственно проступило беспокойство.

– Так как же это вы, а? – спросил он, и на лице Седого возникло выражение смущения, словно именно он был виноват в том, что по соседству с районом отряда появились эти твари, вредоносность которых, как выяснилось, отнюдь не ограничивалась уничтожением дельфинов. – Как же это ты, Семен? – повторил начальник отряда. – Человек у тебя в опасности, другой – черт знает что, чуть не гибнет, понимаешь… Гибнет, а? Да и все вы чуть не застряли в мышеловке… Что же ты?

Седой знал, что вопросы эти нужны начальнику в основном для того, чтобы собраться с мыслями, подумать, что делать в дальнейшем, потому что и то, что случилось, и степень вины в этом командира лодки были начальнику отряда уже ясны, и выводы где-то в этом массивном, блестящем черепе успели сформироваться. И все же он начал отвечать, загибая пальцы.

– Во-первых, выход наверх был чисто формальный – для протокола, проверка береговой линии, да и то – выборочная. Кто мог предполагать, что именно там произойдет эта встреча и что произойдет она именно так? Во-вторых, ребята сначала прямо рвались на эту проверку. Как-никак – всякому хотелось погулять по суше… А особенно Инна просилась, и этот – пострадавший.

– Пострадавший, – недовольно прогудел начальник. – Любовь… Вот работаем с тобой здесь, здесь живем, хорошо, ни дождя, ни жары, работы интересной по горло, что еще нужно? А любить все равно все стремятся на сушу, к солнышку… Инстинкт, что ли, не пойму.

– Возможно, что инстинкт, – ответил Седой. – Солнце – это все-таки неплохо. Сейчас-то здесь хоть свет по составу хорошо подобран. А в самом начале помнишь?

– Помню… Смешными мы были в те времена.

– Смешными… – согласился Седой. – Забываются эти дела, но не до конца.

– Ладно… А у этих… многоногов – тоже инстинкт. Они-то зачем к солнцу?

Седой пожал плечами.

– У них электрический заряд. Может быть, им нужно солнце, чтобы зарядиться?

– А эта радиоактивность откуда? Из окружающей воды? А в воде она ни с того ни с сего откуда взялась? Твой водитель вот предполагает, что поблизости должно быть месторождение. И просит пощадить многоногов. Чтобы заставить их помогать в разработке. А?

– Месторождения быть не может, – помотал головой Седой. – Мы с тобой это знаем. Помнишь, как геологи здесь работали?

– Работали на совесть, – согласился начальник. – И я думаю, что не месторождение. Значит, что же? Он думал сначала, твой водитель, что, может быть, тот контейнер. И многоноги ни при чем.

– Об этом тебе лучше знать, – сказал Седой. – Меня в том районе не было.

– Мне лучше знать. Он напутал, твой парень. Авария-то тогда приключилась в двадцати милях отсюда. Да, контейнер был разорван, это мы точно установили. Тогда запретили для работ район радиусом как раз в двадцать миль – вот этот уголок и включили в запрет. А горючее попасть сюда никак не могло…

– Ну не могло, и дьявол его побери, – согласился Седой. Он поднял голову, глядя через прозрачный потолок вверх – туда, где тоже за прозрачной стеной накрывающего город купола стояли, в задумчивости рассматривая необычный мир, глазастые рыбы. По эту сторону купола летали птицы, и, встречаясь глазами с обитателями моря, впадали в страшное беспокойство и с тревожным криком бросались прочь. Впрочем, самые самоотверженные из них уже долбили клювами по пластику, стараясь добраться до кое-где присосавшихся к куполу актиний, и невозможно было доказать птицам всю бессмысленность этих попыток…

– Так что ж делать будем? – спросил начальник отряда.

– Не знаю я, – с некоторой даже ноткой раздражения ответил Седой, и это значило: ты начальник, вот и решай. А я что ж, я выполню…

– Нервочки, – сказал начальник. – Нервы, Семен. Под водой и в воде ты… ну да, пять с лишним десятков. А всего тебе…

– Сколько и тебе, – буркнул Седой.

– Семьдесят три. Перевал. Пора и тебе садиться в кресло.

– Думаешь?

– Что ж тут думать? Судьба наша… А разве я был плохой разведчик? – Он выпятил необъятную грудь, широко распахнул руки. – Неплохой, говорят. А ушел прежде тебя. Судьба.

– Судьба, что тебя поломал кальмар.

– Поломал – склеили. Но – ушел. А кальмар этот, между прочим, был последний неусмиренный в истории. А больше никого и не осталось. Только вот ты теперь подбавил.

– Да. Что ж, если ты говоришь, – пора…

– Пора. Зрение, нервы… годы. И потом – молодым надо молодого командира. Вот хотя бы твой водитель.

– Это я и сам знаю. Пора, говоришь…

– Да ты и сам чувствуешь.

– Временами чувствую.

– Что ж, хороших глубин твоему Эдику, прозрачной воды.

– Только эта операция – еще моя. Этих ты у меня не отнимай. Их надо уничтожать. А ты ведь помнишь – я умел…

– Помню.

– Да. А эти ребята – не надо им мараться в такой грязи. Их дело – строить. Уничтожение – не для них.

– Вот как? А помри мы с тобой годом раньше?

– Ну и хорошо, что мы не померли, – сказал Седой. – Эти твари уже окончательно будут последними. Разве что нашествие из космоса случится, но такого, кажется, не предвидится. Значит, и привыкать ребятам не к чему.

– Что ж, возможно, ты прав. Не обещают нам нашествия. Ладно, операция эта – твоя. Только не совсем. Не исключительно твоя, точнее. Потому что если… Анализы? Давайте сюда!

Он на минуту умолк, склонившись над бланками и пленками. Встав с места, Седой подошел к нему и стоял, глядя через его плечо.

Видишь? Все точно. Вот почему это не только твоя операция. Будь все нормально – пошел бы ты, выпустил бы в этом ущелье баллонов пять «усмирителя» в концентрации, скажем, в пять сотых, и они стали бы шелковыми. На людей бросаться бы перестали, мы бы их изолировали – на то и заповедник, – и такой бы тут начался пир науки…

– Да, идиллия. А сейчас?

– А сейчас придется их уничтожать. Безжалостно! Хотя нас от этого и коробит, ничего не поделаешь. Раз у них до такой степени повышена радиоактивность, раз в составе тканей имеется плутоний – вот он где, видишь? – значит, они угрожают нам своим существованием, а не только клешнями. А угрозы мы не потерпим.

– А может, их все-таки сумеют использовать металлурги?

– Думаешь? Не верится, но все же свяжемся с ними, ладно. Побережем совесть. И с гидрогеологами. У них есть результаты последнего нейтринного просвечивания. Но если они убедительных данных в защиту не приведут, то – беспощадно. Ничто не должно угрожать человеку.

– На том стоим. Ясно.

– Так вот, Семен, в таком случае пойдет с вами Хабаров на своем корабле и Мезенцев – на своем. Устроим небольшой аврал… Возьмите с собой что следует. Баллоны с синей полосой. И дадите полную концентрацию.

– Не думал я, что сохранились у нас такие баллоны.

– Как видишь… Я запасливый.

– Если течение прорвется из пещеры, отравим рыбу.

– Я договорюсь с электроловом, он ее уведет. Вот такая схема. Могут быть уточнения.

– Понятно. А с кем ты пойдешь?

– А с чего ты взял, что я пойду? Ну ладно, не скаль зубы. С Хабаровым. Пошел бы с тобой, но столько стариков на одной лодке – это уж чересчур. Наверное, из ученых тоже кто-нибудь захочет. Того посадим к Мезенцеву. Ну, вот и все, пожалуй. Выход – через четыре часа. Твои все отдыхают?

– А, конечно, – сказал Седой. – Что им еще делать?

– Чтобы были как огурчики. Потому что работы, чувствуется, будет немало. А откладывать мы тоже не можем: в таких случаях лучше поторопиться, чем промедлить. Хотя уничтожить радиационную опасность никогда не бывает слишком рано. А твой парень молодец: не натолкнись он на это – мы бы, пожалуй, отложили на денек-другой.

– Он молодец.

– Да… Ну, ты свободен. Подготовку закончить засветло.

 

9

Было темно, и лучи прожекторов ослабевали и иссякали уже в нескольких десятках метров, упираясь в как будто бы утратившую прозрачность воду. По бортам и сзади царила призрачная ночь; только по временам желтоватые, зеленоватые, красноватые огоньки то вспыхивали, то угасали, и было трудно определить расстояние до них, которое могло равняться и сантиметрам, и многим метрам. Впереди не было ничего. Затем показалось, что там все же что-то есть: ночь сгустилась, а количество красноватых огоньков в ней внезапно увеличилось. Сидевший в шестом кресле небольшой, полный, как будто все время дремавший человек сразу широко раскрыл глаза и всем телом подался вперед, оглядываясь.

– Это они? Глаза? Это свечение… Да ну, как же вы не видите! Очень интересно. Совсем необычно! Как жаль, знаешь ли, что вы не провели сколько-нибудь систематических наблюдений над ними. Даже не позаботились получить хоть один неповрежденный экземпляр – нехорошо… Строение, образ жизни – все это, дорогой мой, помогло бы установить хотя бы их происхождение – очень важно, очень…

– Не до того было, – проворчал Седой.

– Очень жаль, дорогой. Потеря для науки. Полезу сам. А?

– Я тебя, Автандил, не выпущу. Съедят.

– Ну, такое старое мясо… Нет, послушай, в самом деле. Такие любопытные представители фауны средних глубин…

– Нет, нет. Откровенно говоря, Автандил: какой уж ты теперь пловец!

– Правда, дорогой, – сказал толстяк и захохотал. – Какой я теперь пловец, а? Ах, какая правда… Ну пусть кто-нибудь другой попробует достать экземпляр.

– Это не шутки, Автандил, выходить здесь.

– А я не шучу, – сощурился Автандил. – Разве с наукой шутят? Надо достать, дорогой.

– Не знаю. Да и кого послать?

– Валерий пошел бы, – тихо сказала Инна.

– Я, – сказал Эдик.

– Ты? – Седой покачал головой. – Ты ведь не отдохнул даже: я видел, возился в барокамере…

– Разве там не все было в порядке? – удивилась Инна…

– Все, все, – с досадой произнес Эдик. – Я пойду.

– Гм… А может, не надо, Автандил?

– Ты даже не знаешь, как надо.

– М-да… Что ж, иди, Эдик. Снарядись как следует.

– Угу, – сказал Эдик, поднимаясь. Инна смотрела на него, но он не оглянулся.

Тогда она повернулась и стала глядеть сквозь купол.

Три разведчика уже вошли в ущелье. Раздвигая бортами плотные заросли глубоководных растений, они преодолели завесу и неслышно вступили в свободную воду. Огни были выключены, но водителям не приходилось слишком перенапрягаться. Электронный штурман на разведчике Седого уже зависал весь путь, пройденный лодкой по пещере, и теперь безошибочно вел корабль, за которым следовал разведчик Хабарова и базовый разведчик Мезенцева.

Каждый из них имел свою задачу. Первым выключил двигатель Мезенцев. Его корабль, самый большой и мощный, замер в неподвижности неподалеку от выхода. Мезенцев должен был начать атаку именно отсюда.

Еще через несколько минут начал отставать Хабаров. Он должен был оставаться примерно в середине доступной части пещеры. Корабль же Седого ушел в самый конец, туда, где почти смыкались стены, и между каждой стеной и бортом с трудом мог бы протиснуться человек.

Было тихо, и в рубках звучали лишь приглушенные голоса переговаривавшихся по подводной связи командиров кораблей. На экранах гидровизоров было видно, как уходят из прилегающего к пещере района последние косяки и большие одинокие рыбы, как медленно плывут они все в том же направлении – прочь отсюда, туда, куда манили их непонятные и все же притягательные сигналы судов электролиза. Но на этот раз корабли вышли не для того, чтобы выловить разом всю рыбу, обитавшую в заповедных водах (да это никому и не было под силу), а лишь затем, чтобы увести стада морежителей от беспощадного действия вещества, которое хранилось в изготовленных к действию баллонах с синей полосой.

Бесшумно, как хорошо пригнанные и смазанные шестерни, вращались минуты. Никто не двигался с места, но все ясно представили себе, как, дождавшись, пока последняя рыба, неслышно скользя в тугой воде, ушла из района действия, экипаж «Нарвала», корабля Мезенцева, действуя забортными манипуляторами, растягивает прочную сеть и, медленно продвигаясь от одной стены пещеры к противоположной и затем ото дна к потолку, запирает выход, чтобы ни один многоногий хищник не ушел от предназначенной ему участи. Прошло более четверти часа, пока тихий, как в присутствии спящего голос Мезенцева оповестил остальных о том, что первая задача выполнена.

Все было готово к бою. Водители положили ладони на переключатели прожекторов, командиры – на рычаги, управлявшие уже спущенными за борт баллонами. Остальные члены экипажей были готовы смотреть во все глаза и оповещать о каждом замеченном противнике, как только будет включен свет.

Ждали лишь команды Седого, которому было доверено руководство операцией. Но он медлил, опустив голову. Возможно, давать сигнал к уничтожению, хладнокровному, не в пылу схватки, хотя бы и заведомо вредоносных существ, было все-таки нелегко. А может быть, он просто вспоминал, все ли сделано для того, чтобы в корне исключить возможность хотя бы частичной неудачи.

– Что ты тянешь, Семен?

Седой усмехнулся нетерпению начальника. А куда, собственно, торопиться? Подождите, оцените, запомните этот момент, навсегда запечатлейте его в своих душах – момент перед началом последней в истории планеты битвы на уничтожение. Запомнили? Теперь пора.

Раздалась команда. Три корабля в разных местах пещеры одновременно брызнули потоками света. Отражаясь от гладких бортов, преломляясь в прозрачных стенах рубок, в толстом слое воды, свет прожекторов озарил пустое ущелье. Нигде не было видно ни одного живого существа. Не стало даже тех многочисленных отверстий в стенах, в которых селились радиоактивные многоноги. Что это значит? Они покинули ущелье? Но взять с собой норы они же не могли… Или?.. Да, очевидно, так: инстинкт или что-то другое предупредило их о той опасности, которую несли с собой огромные тела кораблей, и они, отлично различив эти тела в темноте, успели защититься.

Но как? Закрыли, замазали, забаррикадировали отверстия своих нор, и теперь отсиживаются там в ожидании, пока неизвестные покинут их воды?

Может быть, так, возможно, и нет. Но так или иначе, сути дела это не меняло. Все равно, сейчас будут опустошены баллоны, корабли уйдут и снова поставят сеть. Некому станет раздвинуть стену из водорослей, и в пещере не возникнет никакого течения, которое могло бы вынести отравляющее вещество наружу и растворить его в океане. А рано или поздно многоноги покажутся из своих нор… Придется просто не снимать наблюдения за выходом из пещеры в течение нескольких суток.

Оставалось дать команду на открытие баллонов. И Седой уже поднял руку, чтобы просигналить самому себе, как вдруг толстый Автандил схватил его за кисть руки с такой неожиданной силой, что Седой не удержался от крепкого слова.

– В каюту! – разъяренно сказал он затем. – Немедленно в каюту, и сидеть там до окончания операции.

– Брось, дорогой, – сказал толстяк. – Ты лучше посмотри вот на это. Видишь?

Он приставил руку козырьком к глазам, а вторую вытянул вперед, указывая пальцем на что-то. Седой вгляделся. Кто-то сзади кашлянул, но представитель науки яростно замахал рукой, словно требуя полного молчания.

В пещере по-прежнему не было ничего. Впрочем, нет – что-то покачивалось в воде, какой-то шар или клубок водорослей, размером не больше крупного яблока. Он медленно проплывал на расстоянии трех-четырех метров от рубки, направляясь к выходу из пещеры, словно следовал за покинувшими эти воды рыбами. Это не было живое существо, и оно никак не могло плыть само…

– Течение… – хрипло сказал Седой. – Кто-то все-таки раздвинул водоросли. Течение к выходу… Оно в два счета вынесет все наши микстуры в открытое море…

– Течение, – пробормотал ученый. – Вы не представляете себе, откуда идет это течение… Если только я не ошибаюсь…

Неожиданно быстро он привстал, дотянулся до пульта подводной связи и повернул ручку настройки. И из ультразвукового приемника в рубку хлынули свистящие точки и тире. Все вслушались. Медленно плывя к выходу, странный шар передавал только одну цифру: три.

– Что это значит? – спросил Седой.

– Зонд номер три? – пробормотал ученый. – Теперь мне все ясно. Больше не имею к вам никаких претензий. Действуйте.

– Легко сказать… – проворчал Седой. – Раз они успели раздвинуть свои занавески из водорослей, вся операция может сорваться, если только мы не найдем способ прекратить ток воды. Но один занавес еще не остановит течения. Здесь оно вытекает, а откуда берется?

– В данном случае, очевидно, с того конца, – сказал ученый.

– По-вашему, там может быть обширный туннель?

– Нет, – вмешался Георг. – В тот раз я успел прощупать локатором. Пещера кончается узким лазом. Возле него – большой камень.

– Ну да. Тогда они как раз возились возле камня, – вспомнил Седой. – Мне показалось, что они хотели закрыть дыру… Ну, что же – тогда все ясно. Отлично. Внимание! Эдик, слышишь меня? Придется тебе выйти сразу. В конце пещеры – лаз. Взорви там три геопатрона. Я думаю, мы засыплем этот источник течения, и тогда начнем. Ты понял? Готов?

– Готов. – Эдик в барокамере говорил негромко, как и всегда.

– Ну – пошел…

Эдик показался снизу. Медленно перебирая ногами, он двинулся в пещеру. Лучи прожекторов провожали его. Пять метров он проплыл… Семь… Десять… Напряженно следивший за ним Седой облегченно отер пот со лба.

– Ну вот, – сказал он, – все в порядке. Они не покажутся.

И в этот момент они показались.

Словно закрывавшие норы пробки все разом выбило сильным ударом – они куда-то скрылись, и вытянутые, слабо светящиеся даже в лучах прожекторов, покрытые слизью тела стремительно вылетели в узкий коридор пещеры.

Дальше все смешалось в кучу, лучи света дробились и метались в волнующейся воде, тончайший песок медленным облаком поднимался со дна… Ученый смотрел во все глаза, затвор его камеры щелкал беспрерывно, запечатлевая неизвестных в самых различных ракурсах и положениях. А их становилось все больше, словно в норах жило неисчислимое количество их, и уже невозможно было разглядеть, где среди этих мечущихся тел Эдик… Был миг, когда казалось, что он так и не появится, но он появился.

Он вылетел из кучи, словно вышвырнутый пружиной. Реактивная трубка в его руках ходила из стороны в сторону, и тянувшиеся к Эдику клешни, обожженные мгновенным пламенем, бессильно повисали. Но их место занимали новые, и пловцу снова приходилось включать трубку.

Каждое такое включение давало его телу толчок назад, и было бы очень хорошо, если бы эти толчки помогали ему продвигаться в сторону корабля. Однако ему удалось выбраться из сутолоки не в том месте, которое было бы наиболее выгодным, и теперь каждое включение двигателя не приближало, а отдаляло человека от спасительной барокамеры. Казалось, он и сам не стремился побыстрее спастись, а хотел прежде лишь выманить на себя как можно больше этих тварей, чтобы облегчить предстоящее.

Лишь когда горючее в резервуаре трубки Эдика стало кончаться, он взвился на несколько метров вверх, и там круто изменил курс, устремившись к кораблю. Преследовавшие его твари завертелись на месте, а когда увидели наконец преследуемого, он был от них уже на таком расстоянии, что погоня за ним была бы безуспешной.

– Ты оторвался, Эдик, друг мой, – кричал в микрофон Седой, размахивая свободной рукой и топая ногами. – Ты оторвался, не оглядывайся назад, им не перехватить тебя, держи прямо на корабль!

Эдик слышал его, потому что на этот раз, наученные опытом, они использовали не радио, которое совершенно заглушали помехи, вызванные радиоактивностью воды, а подводную связь в звуковых частотах. Он несся к кораблю, выжимая из реактивной трубки-двигателя последние крохи горючего. Когда оно иссякло, Эдик отбросил трубку и поплыл. Торопливо работая ластами, он смотрел на приближающееся тело лодки, а все в рубке смотрели на него и видели, что хотя движения уставшего пловца все замедляются, оставшиеся ниже и позади чудища уже не в силах достать Эдика, и через какие-то секунды можно будет ударить по ним двигателями.

И тогда сверху свалилась тройка. Забрались ли они заранее в верхние горизонты пещеры, находились ли их норы над остальными – этого нельзя было сказать, да и какая разница… Даже Седой не успел выкрикнуть ни слова – он издал только нечленораздельный вопль, и когда крик этот дошел до изнемогавшего пловца, он не успел даже повернуться к излетчикам и принять более выгодное положение.

Из рубки было отлично видно, как тело Эдика внезапно затрепетало и конвульсивно дернулось раз, другой и третий: это говорило о том, что ни один из нападающих не пожалел своего электрического заряда… Затем цепкие клешни впились в человека, и Седой застонал, словно эти зазубренные ножницы врезались именно в его тело, а Инна закрыла лицо руками.

Фигуры двух подоспевших пловцов с корабля Хабарова показались рядом. Расправа была короткой, хищники даже не успели занять оборонительной позиции. Пока их тела, изувеченные огненным ударом реактивных трубок, медленно опускались на дно, пловцы, подхватив Эдика, уже достигли корабля.

И тогда разом заговорили двигатели. Их гром, многократно отраженный от стен пещеры, врывался в рубки и заставлял затыкать уши. Сидя в водительском кресле, Седой, стиснув зубы, резким движением переводил рычаги и перекладывал рули, но не позволял кораблю отклоняться от намеченной линии, и разведчик, извергая все новые и новые огненные стрелы, подходил все ближе к середине пещеры – к точке, к которой стремились, гоня перед собою массу врагов, и остальные два корабля. Языки огня пресекали всякую попытку вырваться из огненного кольца в сторону, вниз или вверх, потому что лодки шли на разной глубине, и каждая из них полностью перекрывала свой горизонт огнем. Седой все прибавлял и прибавлял мощность, чтобы ни один не ушел из этого ущелья. Он прибавлял мощность до тех пор, пока его не привел в себя крик начальника отряда:

– Да хватит, Семен! У тебя не останется горючего вернуться в отряд. Все уже, отбой! Они уничтожены…

Тогда Седой закрыл глаза, медленно, словно нехотя, потянул рычаги, возвращая их в нейтральное положение. Громы утихли. Песчаные облака медленно, очень медленно оседали на дно, погребая под собой уничтоженных врагов.

Возле отверстий, ведущих в норы, уже суетились вышедшие в воду пловцы. Баллоны в их руках послушно выбрасывали отмеренные порции отравляющих веществ. Течение остановить так и не удалось, и приходилось обрабатывать каждую нору в отдельности.

Потом корабли повернули к выходу из ущелья. Седой механически прикасался к рычагам, и его разведчик, на этот раз ставший концевым, послушно следовал за остальными задним ходом. На этот раз корабли могли не делать в пещере фигур высшего пилотажа: выход был подготовлен.

Тишина стояла в рубке. Все знали, что Эдик в барокамере не подавал никаких признаков жизни. Словно тень смерти вошла в рубку и утвердилась на пустом кресле… Седой передвигал рычаги и думал о том, что человек, который должен был стать командиром, так и не успел ни одного дня покомандовать кораблем, и Седой жалел, что слишком поздно решил предоставить ему такую возможность. Да, наверное, уходить надо вовремя.

Но ведь не только же в этом дело?

– Хотел бы я знать… – сказал Седой и даже зубами скрипнул. – Хотел бы я знать, кому мы этим обязаны. Тем, что нам снова приходится заниматься уничтожением. Тем, что у нас снова погибают люди. Происходит все то, от чего даже мы, старики, отвыкли, а молодые и вовсе никогда не знали. Хотел бы я знать, и тогда…

– И тогда, – вступил в разговор ученый представитель, – и тогда мы с тобой ничего не смогли бы сделать, кроме того, что уже сделали. А кому мы этим обязаны, это я могу сказать и сейчас.

– Не быстро ли? – недоверчиво спросил Седой. – Когда мы шли на операцию, ты знал куда меньше меня.

– Больше, мой дорогой, – сказал Мукбаниани. – Только не было связующих звеньев, а теперь они возникли. Помог наш третий зонд, это течение и, знаешь ли, еще разные обстоятельства. Да, теперь я могу вам сказать.

– Тогда я доберусь до них… – мрачно процедил Седой.

– Нет, – сказал ученый. – Поздно. Они умерли гораздо раньше, чем мы родились на свет…

– Да, – помолчав, продолжал он. – Нас с вами еще на свете не было, когда люди изготовляли атомные и ядерные бомбы. Но мы не забыли, что когда-то люди топили так называемые радиоактивные отходы в океане. Не говоря уже о том, что порой они теряли и самые бомбы… Нет, нет, вовсе не здесь. Довольно далеко отсюда. Мы постоянно проверяли степень опасности в этом районе, но ничего угрожающего не было, пока некоторое время тому назад нам не попалось существо, похожее вот на этих, ваших… Мы предупредили вас и занялись делом всерьез, хотя и не все считали, что есть смысл: через столько лет… И нашли, что примерно из того района куда-то уходит неширокий туннель. Не исключено, что он имеет выход, решили мы. Но исследовать его человеку было невозможно. И мы прибегли к помощи зондов. Ожидалось, что если туннель сквозной, то рано или поздно зонды обнаружатся, кто-нибудь примет их сигналы.

– Понимаю, – кивнул Седой. – И вот сегодня…

– Да. Трудно сказать, сколь долгое время течение несло сюда радиоактивные воды. А что происходило затем – вам, океанистам, нет надобности объяснять. В устье туннеля жили крабы – самые обычные крабы. Возникли мутации под влиянием систематического и все возрастающего облучения. С точки зрения зоологии это были всего лишь уродцы, но, я бы сказал, неплохо организованные уродцы. Они были развиты выше, чем даже дельфины, судя хотя бы по тому, что мы видели. Но, к сожалению, не только по нраву, но и по самой сущности своей представляли угрозу для нас. Такие выводы мы сделали, наткнувшись в тех водах на один экземпляр; но где живут остальные, до ваших событий мы не знали.

– Все просто, – сказал Седой горько, – все логично. Но до чего же все это… ну, не знаю, античеловечно, что ли. Если все обстоит так, как вы рассказываете, то и мы сегодня еще не можем быть гарантированы от того, что еще какое-нибудь дело, содеянное в прошлом теми, кто топил радиоактивные остатки в море, не нанесет нам удара в спину.

– К сожалению, это так, – согласился ученый. – Запомните: всегда надо думать о будущих поколениях. Потому, что подлость, сделанная сегодня и, казалось бы, похороненная, неизбежно – хотя бы через сотню лет – даст ядовитые ростки. И кому-то придется их выпалывать и жертвовать при этом жизнью.

Он умолк и погрузился в размышления.

– Мы похороним их здесь, под водой, – сказал Седой сам себе. – С почестями, как когда-то хоронили солдат, когда еще были солдаты.

Георг пошевелился в кресле слева и сказал:

– Да… Они погибли. А мы?

– Наше дело – строить острова, – оказал Седой. – Сколько бы нам ни мешал кто угодно – и здесь, и во всей Вселенной, люди всегда будут строить, а не разрушать острова.

Он протянул руку и убавил ход, купол подводного города уже показался впереди.

 

10

Разведывательный кораблик уходил в очередной рейс, потому что работы не прекращались, как не прекращается жизнь, сколько бы ни погибало людей.

…Они были готовы, поредевший и пополненный экипаж во главе с Седым, который остался, потому что кто-то должен был командовать кораблем, пока старые и новые океанисты снова составят один настоящий экипаж разведчика.

…Они подошли к резервной гавани, в которой их ждала лодка. Впрочем, их ждала не только лодка. Высокая фигура отделилась от стены и подошла к нам, улыбаясь.

– Вот и я, – сказал человек. – Боялся, что не успею. Соскучились? А я выздоровел. Еще поплаваем, а? Поплаваем, только не надо падать духом…

– Гм-гм… – сказал Седой и отвернулся. – Что ж, поздравляю. Ребята, пройдемте…

Седой не любил зрелища нежных встреч. Но первой прошла Инна. Она не осталась, хотя Седой видел, как участилось ее дыхание. Что ж, скромность и сдержанность в выражении чувств украшают юность, не говоря уже об остальных возрастах…

Новый водитель был на месте и тщательно протирал белой тряпочкой и без того блестевший пульт. Все кресла были заняты, корабль был готов к выходу.

Седой отдал команду. Шлюз разомкнулся и сомкнулся за кормой. Купол отрядного городка медленно уходил вниз, оставался позади. Но все смотрели в противоположном направлении, где на невысоком, очищенном от ила подводном утесе был ясно виден темно-красный купол из блестящего пластика. Седой молчал. Новый водитель взглянул на него и чуть повернул головку руля, чтобы пройти поближе. Седой опустил веки.

Лодка поравнялась с куполом, и стала видна белая табличка на его поверхности. Все следили за ней, поворачивая головы, пока лодка уходила все дальше.

– Почему он так мало говорил? – сказала Инна, и Седой понял ее.

– Он был скромен.

– Слишком…

– Нет. Он был виден всем. И считал, что не стоит говорить о том, что ясно и так. И другие видны тоже, сколько бы они ни разговаривали.

– Он погиб… из-за других?

– Его просто убили. Из-за угла. Раньше, чем он успел родиться. В первый раз – тогда, когда топили радиоактивные остатки в Тихом океане…

– В первый?

– Я тоже виноват. Он не должен был выходить усталым.

– Конечно, он пошел зря, – сказал Валерий. – Не стоило лезть ради ерундового краба.

– Седой, – после паузы промолвила Инна.

– Да?

– У меня просьба. Всплывем там, где мы были в тот раз. У песчаного мыса. Я выйду… вдвоем.

Седой вытянул губы, грустно кивнул. Что же, почему бы и нет? Пусть.

Он отдал команду водителю. Георг и Сандро сидели с каменными лицами, глядели каждый в свой конус обзора. Выздоровевший чуть улыбнулся, но сейчас же лицо его приняло серьезное и даже торжественное выражение.

Наверху он помог Инне выйти.

– Когда, прийти за вами? – спросил Седой.

– Через час, – сказала она.

– Лучше через полтора, – сказал ее спутник.

– Через полтора, – согласилась Инна, и Седой кивнул. Они остались вдвоем. Это было то же место, на котором они высадились две недели назад; оставленное ими снаряжение так и лежало, чуть припорошенное песком. Валерий поднял свою куртку, встряхнул ее и засмеялся.

– Такой же день, – сказал он, – и мы снова здесь. Будем купаться, да? Как я вспоминал о тебе… – Он подошел к Инне вплотную, и она ощутила на лице его дыхание.

– Ты меня любишь?

Она не ответила, лишь вытянула руку.

– Посмотри туда. Видишь?

– Конечно. Это маяк, я бывал там…

– Туда примерно час ходьбы.

– Чуть больше. А что?

– Через час ты будешь там. Туда заходят корабли. Они увезут тебя, куда захочешь.

– Я никуда не хочу.

– Но ты уедешь. Ты никогда больше не будешь плавать на корабле, на котором плавал Эдик. Не будешь в отряде, в котором был он. И я. Ты чужой нам. И плохой героизм – исправлять свои промахи, когда они уже угрожают людям.

– Да чепуха…

– Иди. Я сказала им, чтобы они задержались, только потому, что пожалела тебя. Я могла выгнать тебя и у них на глазах. И если ты не уйдешь…

– Ну, хорошо. Пусть эта работа меня не интересует – возня с барокамерой. Я остался здесь только ради тебя. Но гнать меня за это? Ты не пожалеешь?

– Может быть, – сказала она. – Прощай.

– Прощай, – процедил он.

Первую сотню метров Валерий прошел медленно, словно ожидая окрика, просьбы вернуться. Потом пошел быстрее. Берег был пологим, а песок – таким мелким, что нога тонула в нем по щиколотку, и все же Валерий шел быстро.

Инна глядела ему вслед. Потом его фигура растаяла в дрожащем воздухе, поднимавшемся от нагретого песка. Тогда она вздохнула, нашла место поудобнее, села и стала ждать корабль.