1
Капсула уходила по Магистрали все дальше от Главной базы, управлять ею Лючане не приходилось – трасса сама вела кораблик, непрерывно замеряя параметры и выводя результаты на дисплей. Беглянка не обращала внимания на мелькавшие слова и числа: «Плотность… Скорость… Температура… Давление продукта… Давление газов…» – и что-то там еще. Лючана думала сейчас о другом: ладно, из первой базы она вроде бы ускользнула успешно. Но что там – впереди? Никакой информации. Безусловно, масса, в которой она плывет, куда-то в конце концов дотечет и во что-то выльется – только вот во что? Хорошо, если в какую-то емкость вроде пруда или даже озера; еще лучше – если оттуда удастся выбраться в нормальную обстановку, нормальную – в смысле что там можно будет хотя бы дышать и за пределами капсулы. Тот газ, что заполнял в Магистрали свободное от «киселя» пространство, судя по результатам анализов, для дыхания никак не годился. А если такого выхода там не найдется? Тогда конец…
Мысли с каждым пройденным десятком метров становились все более мрачными, и впору было уже пожалеть, что выбрала именно это средство передвижения. Не всегда стоит хвататься за то, что выглядит предпочтительнее прочих, эта разумная мысль пришла, безусловно, с большим запозданием. Но, может быть, продолжало сознание нагнетать страх, даже замкнутая емкость в конце пути – не самое плохое? Не исключено ведь, что и раньше будут возникать сложности: скажем, если в какой-то части трубы, по которой ее несло, зеленая масса должна проходить через зону нагрева – что-нибудь вроде пастеризации, что ли, такого повышения температуры, которое человек выдержать не может? Или впереди окажется зона мощного облучения? «Да перестань паниковать, – убеждала Лючана сама себя, – ведь если капсула рассчитана на присутствие в ней пилота, то, конечно же, предусматривалось, что он после такого путешествия останется живым и здоровеньким…» Однако проклятый здравый смысл тут же находил возражения: нигде ведь не сказано, что пилот должен садиться в капсулу одетый кое-как; наверняка для этого существуют специальные костюмы, которые обеспечат сохранность человека в неблагоприятных условиях. А если внутри трубы возникнет необходимость в каком-то ремонте, человек должен иметь возможность выйти прямо в эту среду – и не только выживать там, но и свободно действовать. Но внутри капсулы такого костюма не было, видимо, пилот должен был садиться в нее уже в полном снаряжении. Лючана, к сожалению, ничем подобным не обладала.
Да, если подумать, на базе способов выживания было куда больше. А нельзя ли вернуться назад, пока обстановка в трубе остается хотя бы такой, какой была с самого начала? Не может быть, чтобы кораблик не был снабжен устройством заднего хода. Надо поскорее разобраться в пульте управления, найти возможность переключить его, и тогда… В принципе, оно не должно сильно отличаться от корабельного, разве что быть более простым, потому что задачи этой капсулы намного проще функций даже и маленького корабля, а основные данные корабельного пульта хранились, к счастью, в ее мике; давай, имплантат, приди на помощь!..
Мик, как и обычно, сработал безотказно и вывесил перед глазами Лючаны схему корабельного пульта; теперь можно стало сравнивать схему с тем, что она видела перед собой.
Прошло не менее двух минут, прежде чем она сердито приказала мику:
– Убери это к…
Потому что между схемой пульта, показанной ей, и реальным, находившимся перед нею, не было практически ничего общего. По сути дела все, чем она могла здесь распоряжаться, была клавиша, которая при нажиме подавала сигнал к началу действия. Все остальное шло, наверное, по введенной в компьютер капсулы программе. И (слишком поздно пришло Лючане в голову) если с этим компьютером и можно вести диалог, то, видимо, при помощи аппаратуры, встроенной в специальный костюм ремонтника – тот самый, которого у нее не было.
Оставалось только надеяться, что вся эта система создана не для уничтожения находящихся в капсуле и путешествующих по Магистрали людей. Так что в конце концов она как-нибудь да выпутается. А пока…
2
Пять перехватчиков, кораблей шестого класса, достигли ПЗБ за какие-то сорок минут. Не так быстро, как предполагалось, однако нормально, если учитывать, что после получения последнего приказания пришлось сделать крюк, чтобы взять на борт агента безопасности, минимата Идо, которого следовало доставить на ПЗБ. Зато потом развили полную скорость. Доложив о своем прибытии в указанное место и в ответ услышав, что на базе полный порядок, никаких сбоев и ни одной посторонней личности, командир перехватчиков обратился к минимату:
– Изнутри, похоже, ничего не грозит. Если ты не против, мы повнимательнее осмотримся на погрузочной площадке: самое удобное место для всяких пакостей.
Идо после краткой паузы покачал головой:
– Только сначала высади меня на базе, моя работа – там, внутри.
– Это обязательно? Неохота задерживаться.
– Уж будь добр.
Разговор этот вряд ли можно было назвать официальным, но оба офицера знали друг друга давно и находились в одинаковом звании, так что могли общаться попросту и достаточно откровенно.
– Ладно, – согласился корабельщик и скомандовал: – Швартуемся к базе, второй портал. Все по местам!
Идо встал, перехватчик уравновесился, едва не касаясь бортом короткой толстой трубы, лишь метра на полтора выступавшей из обширного приплюснутого купола – обитаемой части ПЗБ.
– Спасибо, что подбросил. Успешного патрулирования.
– Благополучия.
– Взаимно.
Командир перехватчика смотрел на экран, ожидая, пока Идо войдет в базу и крышка технического входа затворится наглухо. Все прошло благополучно. Командир приказал:
– Отваливаем от базы. Полная боеготовность.
Для последней команды оснований как будто и не было: если бы хоть какая-то малость показалась подозрительной в открытой воде и особенно на подступах к базе, любой перехватчик сразу подал бы сигнал общей тревоги. Но все было тихо, спокойно, ни посторонних судов, ни одиноких водолазов не возникало, во всяком случае в пределах видимости. Да, наверное, если что-то и начнется, то не здесь, а в каком-то другом мире, в плотнее населенной области Галактики, где есть и кому нападать, и кому защищаться, а причина там всегда отыщется…
Тем не менее командир эскадрильи все положенные действия выполнял на совесть. Точно вывел корабль к центру посадочно-загрузочного комплекса. Единственным, что ему сейчас не нравилось, была задержка, ничем не оправданное опоздание шестого перехватчика, которому было приказано принять на борт и сдать на Главную базу офицера безопасности вместе с задержанным нарушителем, а затем вернуться в строй. «Да нет, – думал командир, отгоняя неизвестно откуда взявшиеся нехорошие предчувствия, – ничего не случится, скорее всего, закопались с заменой платы – до нее действительно трудно добраться, надо половину блока вытаскивать. Нет, все будет в порядке у нас да и внутри базы тоже: не зря ведь прислали этого парня – Идо, он свое дело туго знает, его на мякине не проведешь…»
– Всем: доложить готовность к старту в атмосферу для встречи и сопровождения транспорта, совершающего посадку на ПЗБ!
Доклады прозвучали мгновенно.
– Старт!
И перехватчики устремились к поверхности – в другую стихию.
3
Все-таки техническое преимущество – великая вещь, думалось мне, пока я, включив движок унискафа, скользил над самым дном, повторяя плавные изгибы белой линии. Изредка я, протянув руку, касался этой линии и ощущал все ту же мелкую вибрацию. Это означало, наверное, что труба находится под нагрузкой и по ней что-то течет откуда-то куда-то. Откуда? Оттуда, где находилась сейчас Лючана, и это волновало меня больше, чем все трубы, вместе взятые. Мне трудно было сейчас думать об интересах службы, тем более что ни на какой службе я по-прежнему не состоял, заданий не получал и никому ничего не обещал. Это давало мне полную свободу действий, и я намеревался использовать ее до конца.
Продвигаясь все дальше, я пытался прослушивать среду – унискаф обладал для этого неплохими возможностями. Хотя они и были рассчитаны прежде всего на частоты, наиболее употребимые в пространстве, но и здесь, на глубине, позволяли услышать не так уж мало. А главное – поддерживать связь с кораблем, который мог снова понадобиться мне в любую минуту.
Придя к такому заключению, я даже вздохнул облегченно: теперь можно было все внимание и силы сконцентрировать в одной точке и, как уже не раз бывало, уподобиться дятлу: долбить и долбить в одно место, пока не пробьешь наконец дыру. Главное теперь заключалось в том, чтобы найти стенку, в которой эту самую дыру следовало продолбить. Чем я, собственно, и занимался.
Стенку я увидел далеко не сразу. Труба, вернее, та небольшая ее часть, что возвышалась над дном, привела меня к чему-то, что сперва показалось мне молочным облаком. Я продолжал движение, замедлив его до предела, потому что приходилось плыть, не отрывая руки от трубы, иначе тут недолго было бы и потерять направление: вся приборная часть унискафа отказалась показывать что-либо, как только я вплыл в это облако. Так я преодолел не знаю сколько метров, знаю только, что это заняло у меня двенадцать минут. И только после этого я снова оказался в нормальной воде и увидел цель.
Сначала мне показал ее локатор, а потом она нарисовалась и в оптическом режиме. Я сразу же ушел в незримость. Медленно, сохраняя расстояние метров в тридцать, поплыл вдоль сооружения. Оно оказалось даже больше, чем я рассчитывал, так что мне удалось замкнуть кольцо вокруг него лишь через сорок минут. После чего я остановился. Самое время было почесать в затылке, что, как известно, стимулирует процесс мышления. К сожалению, в унискафе не было приспособления для этого – вернувшись, придется подать конструкторам соответствующую идею. А предметом размышлений стало вот что: я пришел, я увидел, но вот как победить – приемлемого способа пока не находил.
Не потому, чтобы некуда было долбить; наоборот, сложность заключалась в том, что таких мест было много, даже слишком много. В приплюснутом полушарии я насчитал по меньшей мере дюжину всяких входов-выходов, больших и малых, на разных уровнях и разной конфигурации. Наверное, в моих силах (и в возможностях моего оперкейса) было открыть хотя бы один из них; беда, однако, заключалась в том, что за любым из этих выходов могло находиться что угодно – вплоть до центра безопасности, попав в который мне оставалось бы лишь поднять руки вверх. Недаром говорится: раньше, чем войти, подумай, как ты будешь выходить; и вот этого я никак не знал. Судя даже по видимой части базы – а я был уверен, что основной ее объем расположен ниже уровня морского дна, – внутри находится немалое число уровней, помещений, ходов и переходов, постов безопасности и всего прочего. Переиначивая старую поговорку, я вынужден был сказать себе: «Не зная броду, не высовывайся из воды». Кто же подскажет мне, где тот брод, по которому я доберусь до Лючаны? Искать иголку в стоге сена – задача сама по себе не из простых, однако принципиально выполнимая, если вы не ограничены во времени, но если времени у вас менее чем в обрез, а стог плотно населен змеями, скорпионами и всяческими тарантулами – тем более.
Но другого выхода у меня просто не было. Да и входа пока тоже. Метод тыка и ляпа тут никак не годился. Я попытался услышать тихий голос интуиции. Но она, похоже, на сей раз находилась в некоторой растерянности. Может быть, со временем она что-нибудь и почувствовала бы, но время стремительно истекало, и я подумал, что если я загнусь в этой операции, то диагноз будет уникальным: погиб от острой времяпотери, вследствие времяизлияния. Хороший шанс попасть в историю медицины.
Но туда меня совершенно не тянуло.
Ну что же, давай работать браслетом. Только как? Он у меня на руке, а рука надежно упакована в рукав и перчатку унискафа. Однако Иванос, сукин сын, явно знал, как можно им воспользоваться. Господи, я не считаю себя технически настолько безграмотным, однако же так получается…
Тем не менее неспособность решить задачу вовсе не отменяет ее постановки. Существуют ведь и другие способы, для меня – более привычные, так сказать традиционные. Остается лишь найти их. Но когда знаешь, что искать, это уже становится делом техники. Так что – приступим…
Только теперь я ощутил, что моя операция действительно началась.
4
Едва дождавшись, пока система входных люков закончит свою неторопливую работу, Идо, кивком отвечая на приветствия немногих попадавшихся на его пути обитателей ПЗБ, направился на пост капитана базы. Местный агент безопасности встретил его на полдороге, хотя по правилам должен был ожидать прибывшего уже у самого входа.
– Извини – задержался с вашими, объяснял им, что к чему…
– Нашими? – насторожился Идо и даже остановился. – Кто такие?
– Да ты знаешь наверняка: дамочка – медиат-два, с нею еще один. Сейчас сам увидишь. Прислана для усиления…
– Дама?
Только одна женщина была в системе безопасности – Маха, его напарница и командир, формально, во всяком случае. Интересно! Для усиления? Детский лепет. Она просто хочет еще раз перебежать ему дорогу – как старшей в звании ей нетрудно будет опять-таки приписать себе заслугу задержания сбежавшей. «Нет, милая, на этот раз не получится – справлюсь и без твоего присутствия!»
– Что же мы стоим? – не понял местный кадр.
– Знаешь, – сказал Идо решительно, – к тебе зайду позже, сейчас нет времени. У меня особая задача. Ты иди к ним, но обо мне – ни слова. Внял?
– Как угодно, – местный лишь пожал плечами. – Ну, давай…
После краткого – не более пяти минут со всеми полагающимися официальными процедурами – разговора с капитаном базы Идо стремительно – почти бегом – бросился к производственному отсеку.
Быстро достигнув тамбура, через который только и можно было попасть в терминал, Идо переоделся в положенный для работ внутри потока костюм, по надежности не уступающий космическому, скорее наоборот, даже более надежный, поскольку среда, для которой такие костюмы предназначались, была более агрессивной, чем пустота. Затем, уже через двадцать минут после своего появления на ПЗБ, агент был – опять-таки через систему шлюзов – впущен в собственно терминал. Минуту-другую помедлил, решая, какой из возможностей воспользоваться, для того чтобы попасть в магистральную трубу, и выбрал, как и следовало ожидать, первый способ – через бассейн номер один, предназначенный для удобрений и сейчас уже заполненный готовым продуктом до краев. В него более ничто не поступало, и поэтому зеленый кисель – именно таково было удобрение на вид – находился в покое, в то время как во второй бассейн продолжал поступать вырабатывавшийся сейчас зоэген, и состав в этом бассейне бурлил и волновался; видимо, там продолжала работать какая-то химия. Не говоря уже о том, что сейчас уровень продукта во втором бассейне был примерно на полметра ниже входа в трубу и попасть в нее из него было бы труднее. Так что с любой точки зрения войти в Магистраль было удобнее и надежнее из первой емкости.
Идо передал по связи условленный сигнал, оператор на пульте ответил: «Вход разрешен», после чего минимат, подойдя к лесенке, от края бассейна спускавшейся в его глубину, осторожно спускаясь со скользкой ступеньки на ступеньку, постепенно погрузился в кисель с головой, спустился до самого дна, разглядел на нем белую стрелу, указывающую направление на трубу, и, после мгновенного колебания, отпустив поручень лесенки, двинулся вперед. Достигнув устья трубы, еще помешкал, уточняя, что эта труба являлась именно впускной, а не той, через которую продукт должен был уходить на погрузку: попади Идо в эту выпускную, он потерял бы кучу времени, выбираясь из нее задним ходом, – повернуться там было бы невозможно.
Идо осторожно поднялся в трубу – эта часть ее до места раздвоения Магистрали была пуста – и добрался до заслонки, за которой, негромко шурша, масса продукта текла ко второму выходу. Снова вызвал оператора и сказал, откашлявшись (от волнения даже немного охрип):
– Открывай – только осторожно…
А когда заслонка, дрогнув, стала отползать в сторону и навстречу ему хлынул тугой зеленый поток, пригнувшись, кинулся вперед, загребая руками; через мгновение включил движок. Проскочил. Слышно было, как заслонка за спиной встала на место. Идо постарался противостоять течению, удержаться на месте, работая самым малым ходом. Потом, переведя дыхание, увеличил скорость и двинулся вперед сквозь жидкую зеленую кашу. Медленно, очень медленно, казалось Идо, в то время как угнанная капсула приближалась по Магистрали, а ее следовало перехватить на достаточном расстоянии от ПЗБ, чтобы оставалось время выловить из потока обломки, которые неизбежно возникнут в результате его встречи с капсулой.
В том, что это будут обломки капсулы, а не его останки, Идо был уверен. Ну, почти уверен. И ему не терпелось убедиться в этом. Увидеть своими глазами. Расквитаться за обиды. Сейчас он чувствовал себя до самого дна своей души обиженным, оскорбленным: женщина, отданная ему в подчинение, осмелилась не только выступить против него, но и дважды ставила его в неприятное положение, ухитряясь ускользнуть! Ну, на этот раз результат будет совсем иным…
5
Резкий звонок заставил нервы Лючаны задрожать, как настроенные в унисон струны. Уже сам звук этот вызывал тревогу – короткие, хлесткие, звонкие удары. А еще больше встревожиться, даже по-настоящему испугаться заставила ее возникшая на табло надпись. К счастью, на более или менее знакомом ей армаге:
«Впереди движущееся препятствие. Скорость сближения 12 км/ч. На предупредительные сигналы не реагирует. Разъезд невозможен. Мною получена команда встречного передать управление ему. Прошу выразить согласие\несогласие».
– Нет! – крикнула Лючана в полный голос. – Ни за что! Дай задний ход! Назад! Быстро!
Но, видимо, таких команд здешнее устройство не понимало и не принимало. Или просто армагские звуки в произношении женщины переставали быть похожими на самих себя. А с этим Лючана не могла ничего поделать.
«Ответ не получен. Запрашиваю базу».
– Базу… – механически повторила Лючана, понимая, что ничего хорошего от базы ждать не приходится. Если они там до сих пор и не знали, куда она делась, как смогла ускользнуть, то теперь наверняка спохватятся, что капсулы нет, а сложить один и один они там как-нибудь да смогут.
Ну что же, она будет держаться до конца. То, что движется по трассе навстречу, наверняка возникло тут не случайно. Можно представить себе: они там впереди установили, что по Магистрали к ним приближается капсула, и сделали вывод: или она пуста, или в ней чужак. В любом случае это для них опасно: если капсула ушла сама по себе, значит, у нее поехала ее компьютерная крыша и ничего приятного от нее ждать не приходится. Вариант слона в посудной лавке. А если враг – объяснения излишни. И в том и в другом случае уместен простой и радикальный выход: расстрелять, подорвать, в любом случае превратить в обломки, прежде чем капсула, добравшись до места, начнет крушить все на своем пути. От таких действий противника у нее защиты нет. Но если они решат захватить ее живой, так просто это у них не получится. Все-таки она не безоружна. И… Хотя что толку в оружии, если ей грозит столкновение, неприятность простая, но может оказаться роковой, когда вокруг тебя какая-то непонятная, но наверняка непригодная для жизни среда. От этой неприятности дистант не спасет.
«Господи, я вся в поту. Хорошо, что никто не видит. Пришлось бы стыдиться – до чего перетрусила. Больше не буду. Похоже, все запасы страха иссякли. Надо думать быстро и спокойно. Что-то движется навстречу. Независимо от размера встречного предмета, капсула перекрывает почти весь диаметр трубы, так что разминуться невозможно. Вот если бы тут нашелся какой-то разъезд, хотя бы простое расширение, чтобы можно было, прижавшись к стенке поплотнее, пропустить встречного мимо себя… Ого!..»
Последнее слово она произнесла, даже выкрикнула, вслух. Потому что изображение на дисплее той части трубы, в которой она сейчас находилась, сменилось. И, словно по заказу, впереди возникло что-то новое. Нет, не совсем расширение, о котором она просила, но все же нечто похожее… Ага: там, впереди, от этой трубы отходит другая – почти под прямым углом. Если верить изображению, поперечник этой трубы чуть меньше, капсула туда то ли войдет, то ли нет, но, во всяком случае, передняя часть – узкая – туда влезет, и если так поступить, то здесь откроется просвет, которого, может быть, окажется достаточно для прохода того, встречного. Надо только успеть добраться до этой развилки и выполнить маневр. Течение в трубе слишком медленное, значит, нужно увеличить скорость. Ага, вот этот сектор и должен управлять движением, гарантии нет, но не рисковать сейчас просто нельзя.
Капсула рванула вперед как подхлестнутая, стремясь поскорее попасть в эту самую развилку, пока встречный еще не приблизился настолько, чтобы вести действенный огонь или тем более идти на таран, если такое возможно. Потому что вряд ли он появился тут случайно, охота продолжается, но если даже не так – лучше быть готовой к худшему. Ладно. Изготовим оружие на всякий случай – установим дистант на минимальное расстояние и максимальный импульс. Хотя не очень ясно, как тут вообще можно будет его применить. Теперь остается только ждать событий.
6
Интересной штукой оказалась Главная база – во всяком случае, такое представление возникло и все более укреплялось, пока я всматривался в план сооружения, рядом с которым находился. Первым, что по меньшей мере удивляло, были ее размеры: чуть ли не целый городок, оказывается, был сооружен даже не на дне, а под ним; над поверхностью дна выступал лишь купол, и я раньше подумал, что диаметр этого купола – метров полтораста – соответствует поперечнику находящегося под ним помещения, которое насчитывает (почему-то мне так казалось) не более двух уровней. Схема разнесла эти мои представления вдребезги. Два уровня? А восемь не хочешь? Диаметр сто пятьдесят? Детский лепет: план ясно показывал, что поперечник заглубленного сооружения был вчетверо больше. И делилось оно на множество самых различных отсеков: от громадного по площади и уходящего на целых три яруса вверх зала, обозначенного на схеме как «операционный», а также нескольких машинных залов, помеченных надписями: «Вода», «Кислород», «Очистка», до тесных кабинетов с табличками: «Инженеры», «Механики», а выше, прямо над оперативным залом, – «Капсулы», еще выше, под самым куполом, «Сухой док», а в самом низу, как бы для равновесия, – «Энергетика» и, наконец, «Магистраль» – вероятно, там и помещался вход в нее, соединенный чем-то вроде вертикальной шахты с караульным отсеком.
Множество всяких других клетушек и обозначений. Но они казались не заслуживающими внимания; мне нужно было прежде всего найти одно-единственное, и я его наконец отыскал – недалеко от поверхности, хотя и не под самым куполом, среднего размера помещение, в плане – шестигранное, как пчелиный сот, окруженное соответственно шестью примыкавшими к нему сооружениями, трапециевидными по очертаниям. Все это было окружено коридором, более широким, чем все остальные, а тут их было немало. Я про себя определил это как командный комплекс. Одна из этих трапеций, судя по значкам, была чем-то вроде тамбура: из него шли вверх и вниз трапы и шахты лифтов. Переворачивая перед глазами план так и этак, я проследил, куда ведут эти коммуникации, и нашел ту, что и была мне нужна прежде остальных: лестницу, обвивавшуюся вокруг шахты для одного-единственного лифта, и все они в трогательном единогласии восходили к одному и тому же выходу.
Что в первую очередь обеспечивается всякого рода коммуникациями? Правильно: место, где пребывает высшее начальство. Начальство же в любой системе является той болевой точкой, на которую надо воздействовать, если хочешь добиться хороших результатов.
На этом я решил прервать изучение схемы, полагая, что план этот теперь от меня никуда не денется, а сейчас пора наконец переходить от теории к вечнозеленому древу жизни. А точнее – к той его веточке, которая здесь, на поверхности купола, и должна соответствовать этому самому выходу.
Разобраться во всем этом удалось не очень быстро, потому что не вдруг получилось привязать чертеж к реальности. Как выяснилось, я неверно определил свое место и не сразу смог отыскать на изображении ту точку близ купола, в которой сейчас находился. После привязки все пошло легче и быстрее, и еще через какую-нибудь четверть часа я оказался именно у этого выхода. Выглядел он настолько непритязательно, что, не будь у меня плана, я вряд ли вообще обратил бы на него внимание. Потому что с первого взгляда это была просто часть поверхности без какого-либо выступа или возвышения. И надо было быть совершенно уверенным в том, что этот выход находится именно на этой паре квадратных метров, чтобы очень внимательно просканировать это место взглядом и в конце концов заметить тонкую линию – окружность, – отделявшую крышку люка от окружающего массива. Без всяких признаков какого-то открывающего устройства. Однако я был уверен, что раз уж этот выход сделан настолько незаметным, чтобы не вызывать ничьего интереса, то он должен быть доступен для открывания не только изнутри, но и снаружи: такие выходы делаются для того, чтобы можно было незаметно покинуть базу и столь же скрытно на нее вернуться. Ну а раз такое устройство существует, значит, я его найду, чуть раньше или чуть позже.
Вообще, если говорить откровенно, отыскав этот люк, я несколько расслабился – скорее всего, потому, что тело требовало отдыха. Все-таки пребывание внутри унискафа само по себе утомляет, если даже вам не приходится расходовать силы на какие-то действия. А продолжительное общение с миком утомляет голову и в особенности зрение, когда вы всматриваетесь в квазиэкран, висящий перед самыми глазами. И я решил немного отдохнуть – просто повисеть в воде, не касаясь купола, расслабив мышцы и выйдя из диалога с миком. Опыт подсказывал, что даже четверть часа в таком состоянии способны восстановить силы до вполне приемлемого уровня.
Так я и поступил; к сожалению, не учел одного: приняв за аксиому то, что на этой глубине сейчас никакого течения быть не должно (существуй оно, я бы его ощутил если не непосредственно, то по показаниям унискафа, который следит за окружающей средой постоянно и тщательно), я перестал о нем, то есть о течении, думать и, отдыхая, целиком ушел в размышления: кто, когда и каким образом ухитрился создать это сооружение, какое и на предельно технологизированной планете не считалось бы заурядным. Зачем оно было создано – этот вопрос я оставил на ужин, поскольку какие-то соображения на этот счет в мозгу уже закопошились, но выглядели пока крайне приблизительными. Хотя, развивая тему «каким образом», я быстро понял, что привозить на Ардиг большую кучу строительных материалов вовсе не требовалось: недаром эта база была вырублена в толще дна, и даже та труба, что уходила от нее, наверняка являлась траншеей, которую требовалось лишь закрыть сверху. Для таких работ, правда, требовалась чертова уйма энергии, но в наше время как раз ее ввозить не приходится, она добывается на месте, даже если не перегонять время в энергию, как кое-кто недавно пытался – и не без успехов. Тащить сюда, безусловно, требовалось самую сложную технику, но для этого хватило бы и пары-тройки транспортов даже не самого высшего класса. Вот так: то, что сперва кажется необъяснимым, становится, если как следует подумать, достаточно простым. Ну не молодец ли я? Нет, я умница, это уж точно.
Но как только я добрался до столь приятного вывода, стали происходить некие явления, с ним явно не согласующиеся.
А точнее – именно в исполненный приятности момент увенчания самого себя лавровым венком я вдруг ощутил довольно крепкий толчок, или, скорее, даже удар, и не по какой-нибудь второстепенной части организма, а именно по голове. То есть по шлему, разумеется, но он уж позаботился о том, чтобы передать его собственные ощущения мне с наименьшими потерями.
Пришлось срочно распахнуть веки и, еще ничего не поняв, сменить расслабленность на полную боевую готовность.
И в тот же миг понять, что я очутился вовсе не там, где вроде бы должен был пребывать. Не около потайного люка, но в двух десятках метров от него. Хотя, находясь в расслаблении, ни я сам, ни мой унискаф не сделали ни единого движения, но сохраняли полную неподвижность.
Слишком поздно я сообразил: все-таки течение! Слабое, но несомненное. Если бы я заранее дал себе труд пораздумать над ситуацией, то сразу понял бы: несмотря на отсутствие движения всей водной массы, здесь, в непосредственной близости от купола, вода должна была двигаться – слабо, почти неуловимо, но все же обязана. Потому что купол неизбежно испускал тепло, иначе он просто не мог бы существовать, достаточно быстро перегревшись. Так что в нем наверняка имеется система охлаждения, сбрасывающая лишнее тепло за пределы сооружения – то есть в воду; а поскольку конвекция на глубине происходит с не меньшим успехом, чем в поверхностных слоях, то течения – пусть слабые, локальные – неизбежно возникали, причем достаточно запутанные, прихотливые. Медленно поднимающиеся струи отражались от входов и прочих выступов на поверхности купола, сливались одна с другой, а затем разветвлялись… Вот один из таких вялотекущих потоков и подхватил меня, ни на что не опиравшегося, и очень деликатно, мягко понес в направлении ближайшего возвышения. Перед ним течение чуть отвернуло в сторонку, но поскольку я обрел уже определенную инерцию, то и продолжил движение по прямой и налетел на препятствие шлемом. Ну, налетел, может быть, не совсем то слово, но, во всяком случае, наткнулся, что и привело меня в нормальное состояние.
Все это я увидел и сообразил в первую же секунду после столкновения. Но пришлось увидеть и понять и кое-что другое. А именно – раструб дистанта, направленный прямо на меня, а также – человека в скафандре, чья рука сжимала рукоятку оружия, а палец в пласталловой перчатке уже лежал на кнопке импульса.
Не пожелаю никому из вас хоть когда-либо оказаться в такой ситуации.
7
«Дежурный оператор!»
– Дежурный оператор Регнет слушает вас, генерал-максимат.
«Дайте обстановку в главной Магистрали. Подробно».
– Слушаюсь. Докладываю: угнанная капсула остановилась в месте впадения малой Магистрали в главную и удерживается там при помощи своего двигателя. Находясь там, она почти полностью перекрыла выход специального компонента, и по этой причине я вынужден прервать перекачку зоэгена. Возможно, генерал-максимат, вы сочтете нужным предупредить приближающийся транспорт…
«Это мое дело – решать вопросы с транспортом, а вы занимайтесь своим. И прежде всего – восстановите скорость потока. Мы не можем замедлить выход продукта. Как идет атака на нарушителя?»
– Наш человек сближается с капсулой. Для того чтобы уничтожить находящегося в капсуле нарушителя, достаточно будет и небольшого отверстия: давление в Магистрали все же остается больше нормального, да и состав нашего продукта, как известно, содержит едкие вещества, перенести которые человек не может. Пилот угнанной капсулы не располагает защитным костюмом, позволяющим автономно находиться в потоке.
Я не сомневаюсь в результате принятых мер, генерал-максимат.
«Хорошо. Сколько, по вашему мнению, потребуется времени для наведения полного порядка в Магистрали?»
– Агенту нужно еще двадцать минут, чтобы добраться до расширения и вскрыть угнанную капсулу. Еще минут тридцать-сорок уйдет на то, чтобы взять пораженную капсулу на буксир и доставить ее сюда, в предварительный отстойник. Из него ее вытащат минут за двадцать.
«Н-ну… это более или менее приемлемо».
8
В первое мгновение у меня сформировалась одна-единственная, но зато совершенно четкая мысль: «Ну все. Допрыгался». И окрашена эта мысль была в добротный черный цвет.
Следующей мыслью было: «Ну чего же он медлит? Ловит кайф от ситуации? Садист!»
И в самом деле: прошла секунда, другая, а противник все еще не стрелял. Противник? А кем еще он мог быть?
Я медленно, очень медленно стал менять позу с горизонтальной на вертикальную и одновременно протянул вперед правую руку с растопыренными пальцами. Движение было чисто инстинктивным, потому что от дистантного импульса такая защита помогла бы не более, чем, например, листок туалетной бумаги для обороны от обычной пули.
Мой визави никак на это не отреагировал. Едва заметные движения его шлема и куда лучше видимые руки с дистантом выглядели так, словно он оглядывал окрестность в поисках то ли подкрепления, то ли чего-то еще. Мою руку он совершенно проигнорировал, словно ее вовсе не видел.
Не видел?
Не видел. Точно так же, как и я сам, пожелав убедиться, что рука моя никуда не делась, не смог ее обнаружить. И все сразу стало понятным.
Не прилагая к тому никаких усилий, я – а вернее, унискаф – перешел в режим незримости. И, надо сказать, в самое время.
Задним числом возникло понимание: повезло. Дико повезло. Именно в том, что на выступ на поверхности я наткнулся шлемом. По инерции я боднул его изнутри собственной головой, а ведь именно этим движением в моем костюме включалась незримка. И она, получив такую команду, сработала нормально. Так что мой противник, еще за несколько секунд до этого совершенно ясно видевший меня, приблизившийся и приготовившийся к действиям, вдруг потерял меня из виду и сейчас беспомощно оглядывался, пытаясь сообразить, что же произошло. А может быть, стараясь убедить себя в том, что я ему лишь почудился. Во всяком случае, он сейчас балансировал на грани между недоумением и тревогой. В то время как мои сомнения успели совершенно исчезнуть. Да, мне повезло. И если я немедленно это везение не использую, то всю жизнь буду жалеть об этом, хотя времени на жалость останется очень немного.
Вот именно – немедленно. Потому что обстановка уже в ближайшие секунды могла измениться круто – и не в мою пользу. Поскольку хотя сам-то я продолжал оставаться невидимым, этого никак нельзя было сказать о моем неразлучном спутнике – верном оперкейсе, который я собирался пустить в ход уже через минуту-другую. Взгляд человека с дистантом в любую секунду мог опуститься ниже и даже в здешнем скудном освещении увидеть под ногами нечто, никак не походившее на деталь ни морского дна, ни суши, какой оно периодически становилось. Сейчас, сейчас он увидит…
Увидел. И это на какой-то миг снова лишило его спокойствия. Я поспешил воспользоваться этим. Надо было двигаться очень медленно, не вызывая никаких завихрений воды, не оставляя следов. Интересно, долго ли еще этот парень станет удивляться, а когда прекратит – что предпримет? Ну что, выбор у него невелик, одно из двух: или двинется дальше – куда-то ведь он направлялся, когда я попался ему на глаза, – или, если он не выходил куда-то, но, напротив, откуда-то возвращался, то путь его лежит внутрь, в базу. Интересно, каким из нескольких входов он воспользуется? Хорошо бы – тем, который хотелось открыть мне. Но, пожалуй, слишком привередничать я не стану. Положусь на его выбор…
За это время я успел уже обойти мужика по довольно плавной кривой и оказался у него за спиной. И даже расстегнул карман унискафа – тот, наружный, в котором, как я ухитрился вспомнить, находился один из инструментов, одинаково нужных и в космосе, и на воздухе, и в воде, – плазменный резак. Другого оружия у меня не было, зато появился шанс им обзавестись.
Однако мысли насчет возможности попасть вовнутрь заставили меня прервать это движение. И очень кстати: человек передо мной вдруг быстро, насколько позволяли среда и его скафандр, нагнулся, схватил мой кейс и так же мгновенно обернулся, может быть интуитивно почувствовав еще что-то неладное. Успей я вытащить резак, человек не мог бы не увидеть и его: инструменты незримостью не обладали. А увидев, рефлекторно выпустил бы импульс и, пожалуй, мог бы задеть меня, а здесь, на глубине, достаточно проделать в скафандре маленькую дырочку – давление воды довершит дело. Я все сделал правильно.
Противник же, обернувшись и по-прежнему ничего не увидев, похоже, стал успокаиваться, решив, скорее всего, что фигура в нештатном скафандре ему все-таки померещилась. Так или иначе, он двинулся наконец с места, помахивая моей собственностью; я позволил ему удалиться на три шага и поплыл за ним; моторчик едва слышно шуршал у меня за спиной. Парень подвсплыл, и я понял, что он не собирается воспользоваться тем люком, что я облюбовал для себя. Ладно, не все происходит так, как хотелось бы. Я тоже приподнялся, чтобы оказаться на его высоте. Он поднимался, пока не поравнялся c верхушкой того выступа, о который меня приложило. То был один из входов, предварительно мною забракованных, куда он ведет – я сейчас не помнил, да это и не столь важно. Я поднялся чуть повыше, чтобы сверху увидеть, как будет отворяться этот люк. Но, вероятно, проникнуть через него в базу можно было, только связавшись с кем-то внутри, то ли назваться ему, то ли произнести пароль, – я, к сожалению, не слышал, говорил ли он что-то или просто нажал нужную кнопку; так или иначе, он завис над крышкой, прошло немного времени – секунд пятнадцать, я думаю, – и две четырехугольные створки лениво распахнулись, открывая путь в шлюз.
«Прости, парень, – проговорил я мысленно. – Ничего личного…»
На этот раз резак был уже у меня в руке: больше ждать нечего. Голубой факел вспыхнул, когда человек наполовину вплыл в шлюз. Спина его скафандра через долю секунды прогнулась внутрь: разрез едва начал возникать, как вода рванулась в него всеми своими атмосферами; одновременно раздался негромкий, но какой-то жуткий звук вроде чавканья пополам с хрустом – тело, насколько я мог видеть, сжалось почти мгновенно до размеров мумии ребенка, несколько пузырей воздуха, каждый больше футбольного мяча, рванулись вверх, словно радуясь освобождению. И его душа, наверное, с ними. Я подумал, что она не успела ничего понять и теперь какое-то время будет приходить в себя. Но так или иначе, в наших опасных играх больше участия не примет.
Я ухватил его скафандр за ногу, вытянул из шлюза, поспешил вынуть из перчаточных пальцев одной его руки ручку моего кейса, а из другой – оружие и сразу почувствовал себя намного бодрее. Вплыл в шлюз. Сориентировался. Ничего непонятного тут не было: как и обычно, внутренний люк управлялся отсюда, из шлюза, только внешняя крышка подчинялась командам откуда-то – из группы безопасности, скорее всего. Я помедлил секунду-другую, убедился, что со мной все в порядке, и нажал светившийся салатным светом грибок на переборке подле выхода. Вода с громким чмоканьем всосалась куда-то, куда ей и полагалось, еще секунды – и внутренняя крышка растворилась, я шагнул и очутился в коридоре, роняя на пол капли воды с костюма. Глянул налево, направо. Никого. Чудесно. Куда же это я попал?
Вновь воспользовавшись планом, я установил это без особого труда. Нужный мне ход находился совсем рядом, но, к сожалению, из этого коридора попасть туда было никак нельзя. Ладно, почешем левое ухо правой рукой, раз иначе не получается. Итак – куда я могу попасть отсюда, не проламывая переборок?
Возможностей, как свидетельствовала схема, было несколько. Ближе всего находилось одно из жилых помещений, но вряд ли Лючана стала искать убежища там. Отвергается. Дальше? Буфет. Может, зайти выпить чашку кофе, слопать пару сэндвичей, или чем они здесь кормят? Хорошо бы, но, боюсь, нечем будет расплатиться: не сообразил позаимствовать у того парня и его кошелек, если такой, конечно, был. Кантину отставить. Дальше? Дальше интереснее: поперечный коридор, который вскоре разветвляется на два рукава; один из них, правый, ведет – ого! – не куда-нибудь, а в отсек капсул; отметим это: может статься, и придется воспользоваться какой-то из них. Но не сейчас, будет просто невежливо – едва успев пожаловать в гости, сразу же коситься на выход.
А левый рукав – так-так. Он может привести меня не куда-нибудь, но в оперативный зал – тот самый, что в высоту занимает целых три уровня, а по площади превышает остальные помещения. Это – серьезное место. И, пожалуй, если оказаться там, то, при известном везении, можно будет положить руку на пульс всего здешнего хозяйства и даже вступить в переговоры с начальством: отдайте мне жену, и я не стану ломать ваши игрушки. Мысль вообще-то достаточно сумасбродная, ну а вся наша жизнь – какая?
Есть, правда, одно затруднение. Я до сих пор остаюсь облаченным все в тот же унискаф; на глубине и в космосе без него – никак, но здесь он вызывает множество неудобств: он тяжел, движок его тут ни к чему, а защитить от серьезного оружия он никак не в состоянии. Незримость? Во-первых, ее батареи уже просят подзарядки, которая тут вряд ли возможна, а во-вторых, он еще некоторое время будет оставлять мокрые следы, а ждать, пока унискаф просохнет, можно только в каком-нибудь надежном укрытии. Ведь тот парень, который должен был войти в базу и которому я помешал это сделать, – он наверняка должен был куда-то явиться и о чем-то доложить; его подождут еще несколько минут, затем станут вызывать – а он не ответит. Тут его приятели могут и серьезно встревожиться, во всяком случае – заподозрить неладное. И придут, естественно, сюда – именно тут он должен был оказаться.
Итак, программа-минимум: первое – поскорее слинять отсюда. Второе: перед этим – освободиться от унискафа. Но ни в коем случае не бросать его на произвол судьбы, он наверняка еще понадобится, да и вообще – казенное добро. Третье – незамедлительно найти способ такого сохранения.
Впрочем, для человека, успевшего хотя бы поверхностно ознакомиться с унискафом, тут не должно было возникнуть сложностей. И не возникло. Я быстро высвободился из костюмного нутра, закрывать унискаф не стал, левой рукой крепко ухватил его за перчатку, уподобляясь ребенку, вцепившемуся в отцовские пальцы, а правую кисть засунул внутрь и очень осторожно повернул регулятор антиграва градуса на два, не более. Получилось так, как я и ожидал, – костюм подвсплыл, как воздушный шарик. Теперь можно было не тащить его на себе, а лишь буксировать, что почти не требовало усилий.
За это время я успел дойти до коридорного перекрестка и свернуть в поперечный. С собой я захватил только мой вечный оперкейс, а позаимствованный у парня, которому не повезло, дистант засунул за пояс под курткой слева, чтобы в случае чего извлечь, не теряя времени. Вот так я одним махом решил все проблемы и двинулся по коридору дальше с гораздо более легким сердцем.
Коридор, не обманув моих ожиданий, вскоре закончился, уткнувшись в переборку, даже с виду почему-то производившую впечатление несокрушимости – может быть, причиной была ее окраска; такой краской покрывают обычно корпуса тяжелых кораблей. Меня это, впрочем, не смутило: пробивать стену я и не собирался, поскольку оперкейс был при мне. Оглядевшись и никого не заметив, я раскрыл чемоданчик, из соответствующего гнезда извлек коробочку, приложил к двери, имевшей место в самой середине переборки, включил сперва магнитную присоску, потом анализатор. Штука эта на профессиональном жаргоне называлась попросту отмычкой, хотя в официальных документах у нее было длинное и замысловатое название. Две крохотные лампочки согласно засветились, а через мгновение и крохотное табло, на котором запрыгали, заструились цифирки. Через двадцать две секунды нужное число нарисовалось. Я нажал кнопочку «Нейтрализация» – на случай, если работает сигнализация против вскрытия. Отмычка ответила: «Чисто». Я ткнул пальцем в «Подтверждение», получил согласие прибора и включил «Действие».
«Открыто», – смог я прочитать на табло еще через несколько секунд. Все было проделано без единого звука, как и должен был сработать прибор: не насилием, а уговором. Я отключил отмычку, убрал на место, нажал на ручку – и дверь отворилась неожиданно легко. Поспешно влез снова в унискаф и только после этого прошел в открывшийся проем, затворил дверь за собой и набрал код запирания, на этот раз вручную. И стал обозревать открывшуюся мне картину.
9
«Транспорт „Маркиз Пит“ – Главной базе Сис-темы.
Завершаем последний тормозной виток. Просим сообщить о полной готовности к приему корабля и его загрузке, а также о том, нейтрализованы ли проникшие на планету предполагаемые агенты. Время нашего пребывания на планете ограничено, поскольку темп всей операции ускорен. Я должен стартовать с Ардига точно в рассчитанное ранее время, это дает возможность достичь точки выгрузки по самой короткой трассе. Капитан транспорта Узер Мо».
«Капитану транспорта „Маркиз Пит“ Узеру Мо.
ПСБаза полностью готова к приему вашего корабля. О сокращении сроков мне известно. Эскадрилья перехватчиков поднята для вашего сопровождения. Отправляем вам точный расчет для входа в воду на пике прилива и траекторию последующего погружения, чтобы приливное течение доставило вас к финишу кратчайшим путем. Просим максимально придерживаться этой траектории. Формирование груза полностью завершено, и заливка будет произведена без задержек. Нахождение высаженных разведчиков нам известно, и они лишены возможности предпринимать какие-либо активные действия. Поэтому ваш рестарт сможет беспрепятственно осуществиться вовремя – до появления приливной воды. Желаем вам мягкой посадки. Генерал-максимат Ардига».
Эскадрилья – за исключением шестого корабля – действительно успела покинуть плотные слои атмосферы, и теперь перехватчики заняли места на орбите выжидания, контролируя пространство, в котором вот-вот предстояло появиться ожидаемому с таким нетерпением танкеру. То есть все было в полном порядке.
10
Открывшаяся мне картина не таила в себе ничего загадочного. Нормальный цех… нет, пожалуй, все-таки не цех, а завод по переработке растительного сырья. Переработки во что? Да во что угодно: в пищу для скота, может быть даже и для людей; в органическое удобрение; в сырье для извлечения тех химических элементов, которые при современных технологиях выгоднее извлекать из морской воды, чем добывать из земли; даже в топливо для некоторых видов двигателей; и еще, наверное, во многое другое, о чем у меня и представления не было. Но в общем, как я уже сказал, – никаких тайн. От предприятий такого рода, которые мне приходилось видеть раньше, это отличалось разве что размерами: если мощность его соответствовала величине реакторов, то можно было представить, что его продукции хватит для удовлетворения потребности десятков планет: процесс обработки такого сырья протекает быстро, так что за какой-нибудь месяц готовая масса может выражаться в тысячах тонн. Ну что же, это, в общем, соответствовало тем предположениям, какие успели зародиться у меня еще раньше. Хотя для полного их подтверждения нужно было бы сначала разобраться в составе массы, а отсюда – с галереи почти под самым потолком, на которой я сейчас стоял, затворив за собою дверь из коридора, – понять это было невозможно. Впрочем, выяснение состава массы вовсе не было главной целью моего появления здесь. Собственно, первоначально я собирался попасть вовсе не сюда, однако, раз уж так получилось, стоило использовать сложившуюся обстановку до конца.
Обычно, оказавшись на новом месте, я прежде всего стараюсь снять информацию с его стен и со всего, что в этом объеме находится. Я имею в виду, как вы уже поняли, те следы, что оставляют тонкие тела каждого человека на всем, что находится поблизости от места его пребывания. Затрудняюсь объяснить, как этот съем происходит, потому что и сам не знаю, мне известно только, что такое свойство либо присуще человеку от рождения, либо нет. Если оно слабо, его можно развить, но если его нет совсем – то и не будет, сколько ни старайся. Я владел этим свойством столько, сколько помню себя, и вот сейчас оно снова пригодилось. Задача оказалась несложной, потому что с самого начала здесь побывало не так уж много людей, так что не приходилось разгребать слой за слоем. Следы эти строго индивидуальны, как отпечатки пальцев или персональный геном; и среди почти трех десятков в разное время побывавших тут лиц я уверенно опознал лишь самый свежий.
Потому что след этот оставила Лючана. И, значит, не зря судьба забросила меня именно в этот цех, а не туда, куда я намечал попасть: не в апартаменты здешнего начальства. Значит, удалось все-таки ухватить за конец ниточки. В какую же сторону укатился клубок?
Так и этак прикидывая свои возможности, я спокойно (что вовсе не означает «медленно»), включив незримку, прошел по галерее, деля внимание между путем, которым я двигался, и единственным увиденным мною здесь живым человеком – он находился пока еще достаточно далеко от меня, примерно на полтора уровня ниже, на отдельной площадке, занятой в основном средствами управления этим предприятием: главным пультом и некоторыми вспомогательными.
Человек – он явно был оператором – располагался ко мне спиной и потому меня не только не видел (что естественно), но и не слышал, хотя не потому, чтобы я скользил совершенно бесшумно – для этого я чувствовал себя слишком усталым, – но главным образом по той причине, что он и в тот миг, когда я появился на галерее, и несколько последовавших затем минут был очень занят разговором по связи, из которого я уловил лишь несколько отдельных слов.
Их было достаточно, чтобы понять, что разговор велся на армаге, и это меня не удивило. Все услышанные слова я на ходу сбросил в мик, поручив ему найти между ними какую-то смысловую связь, построить варианты разговора, хотя заранее был уверен в том, что это не получится, да и получившись вряд ли пригодится мне в деле. Однако нечего мику бездельничать, когда мне приходится трудиться в поте не только лица, но и всяких других составляющих организма. А пока оператор разговаривал, а мик прокручивал варианты слов по сотне в минуту, я добрался до трапа, спустился с верхнего на средний уровень, прошел по узким мосткам над крышкой одного из реакторов, на секунду остановился, чтобы выбрать свой дальнейший маршрут, а к моменту, когда оператор закончил наконец свой разговор (а вернее, когда кончили говорить с ним; чем ближе я был, тем больше слов доносилось до меня в целости, и было уже совершенно ясно, что говорил с ним не равный по статусу, а начальник, и, похоже, самый главный здесь), к этому самому моменту я уже, сделав крюк, ступил на мостик, как и хотел, с тыла и даже обождал секунду, пока оператор выключил связь.
Я позволил ему вынуть из нагрудного кармашка платок, вытереть пот со лба и перевести дыхание: всякий разговор с начальством вызывает у человека более или менее стрессовое состояние, так что я даже пожалел его немного еще и потому, что ожидавший его стресс обещал быть куда более сильным. Оператор аккуратно сложил платочек, водворил его в карман, и я решил, что свои ресурсы он исчерпал.
Я вежливо, без тычка приложил к его затылку раструб дистанта и заявил самым обычным, вовсе не угрожающим и не командным голосом:
– Руки на голову, пальцы врозь, сидеть смирно.
Вообще-то в таких случаях чаще командуют: «Руки на стол!» Но сейчас перед ним была слегка наклонная поверхность пульта со множеством кнопок и двумя клавиатурами, в которых мне еще предстояло разобраться. Так что имелась опасность, что, кладя руки перед собой, он невзначай – или не невзначай – заденет клавишу тревоги или что-нибудь еще похуже.
Оператор на мой миролюбивый призыв ответил звуком и действием: от неожиданности икнул, но руки поднял аккуратно, медленно и уместил ладони на лысине так, как и полагалось.
– Умница, – поощрил я его, одновременно вытаскивая дистант из его кобуры, свой же продолжая держать у операторского затылка. – Сейчас мы быстренько подпишем протокол о намерениях: ты обязуешься сотрудничать со мной по мере возможного, а я – не посягать на твою жизнь и здоровье. Тоже в пределах возможного. Я изложил ясно?
Я ощутил, как голова его дрогнула: видимо, у него была привычка выражать согласие кивком, но он вовремя понял, что такое движение мой дистант мог бы истолковать в печальную для него сторону. И он сдублировал голосом:
– Я… ясно.
– Надеюсь, возражений нет?
– Нет-нет, – проговорил он с готовностью.
Мне это не очень понравилось: человек, так быстро соглашающийся, с такой же быстротой может при первой возможности и отказаться от обещаний. По моему убеждению, всякое согласие должно быть выношено и выстрадано – если, конечно, тебе предлагают не то, о чем ты и сам мечтал долгие часы и годы. А в том, что он издавна мечтал посидеть вот так со смертью у затылка, я очень сильно сомневался. Но решил пока этих сомнений не выказывать.
– Вот и прелестно, – одобрил я его согласие. – Перейдем к конкретным делам. Здесь, как я понимаю, сосредоточено управление всей этой техникой. Так?
Вместо ответа он попросил:
– Не могли бы вы не прижимать оружие к моему затылку? Нет-нет, не то чтобы вы его совсем убрали; прижмите его хотя бы к спине – затылок у меня слабое место, сразу начинается мигрень, очень сильная. Тогда я перестаю понимать что-либо.
«А тебе ничего и не надо понимать кроме того, что тебе уже стало ясно». Такая мысль сразу сложилась у меня, но я столь же быстро отверг ее. Не то чтобы мне стало жалко его головы, но я предположил – и сразу же в это поверил, – что состояние такого работника, как оператор производства, находится под постоянным контролем соответствующей аппаратуры и где-то фиксируется, для того чтобы в случае, если он вдруг почувствует себя плохо, можно было сразу же принять меры – прежде всего заменить его. При этом нельзя полагаться на то, что он сам подаст такой сигнал: может ведь и потерять сознание. Так что просьбу оператора я решил удовлетворить и медленно, не отрывая от него, переместил дистант ниже и левее – к области сердца. Перед тем, однако, убедился в том, что сердце у него слева, как должно быть у порядочного человека; однажды в моей практике случилось, что у моего оппонента сердце было правосторонним, и это едва не позволило ему сделать финт ушами. Закончив перемещение, я сказал оператору:
– Теперь за дело. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Только правду и всю правду. Как на исповеди.
На этот раз он смог наконец кивнуть без вредных последствий.
– Да, отсюда управляется все производство, начиная с поступления сырья и кончая отправкой его по Магистрали.
– А самой Магистралью?
– Ну… В общем, да. Регулировка скорости потока, значит – и давления. Контрольными и ремонтными операциями. Хотя сами операции проводят другие люди, я обеспечиваю только их вызов и запуск.
– Хорошо. Теперь скажи: а контроль за внутренностью базы?
– Я не вполне понял…
– Чего тут не понять? В таких хозяйствах обычно контролируется все, включая сиюминутное местоположение каждого человека на базе. Своего и чужого. Контрольная схема. Где она у тебя?
– Вы что, смеетесь? – заявил он возмущенно и чуть ли не агрессивно. – Тут и так едва успеваешь за всем следить, не хватает только, чтобы…
– Так. А где же это?
– Мне кажется, на центральном посту – у помощника генерал-максимата. И дублируется в группе внутренней безопасности.
Нечто подобное я предполагал: недаром по первоначальному замыслу хотел попасть именно на центральный пост; не получилось. Но все же следовало убедиться. Да, тут такой схемы действительно не было. Но, может быть, что-то он все-таки знает?
– Скажи: а чужой, если он попадает на базу, на этой схеме как-то отличается от своих? Только не говори, что не знаешь. Это тут должно быть известно каждому.
– Ну да, – проговорил он не очень охотно. – Тут и сейчас ловят кого-то чужого, какую-то даже бабу вроде бы. Она была уже схвачена, но тетка оказалась, похоже, с яйцами – слиняла, хотя и не по-умному: вместо того чтобы, угнав капсулу, уйти в воду, она юркнула в Магистраль, откуда никуда не денешься, кроме ПЗБ, и там ее сцапают как миленькую. Не ту капсулу угнала, вот в чем дело. А там уже выслали встречного. Постараются, конечно, взять ее без драки: чтобы еще больше не нарушить работу Магистрали. Но, в крайнем случае, просто протаранят ее, проделают дырку – и наш продукт растворит красавицу, как кусочек сахара. Мы ведь не воду перегоняем с места на место…
Дама была не с яйцами, но, безусловно, с характером. Однако я не стал просвещать собеседника на этот счет, а сказал:
– Значит, так. Ты все прекрасно объяснил. А сейчас так же точно растолкуешь мне, каким способом ее можно оттуда вытащить. Вернуть сюда целой и сохранной. Только не рассказывай, что у капсулы, мол, нет заднего хода, что отсюда можно только запускать, а принимать нельзя, и все прочее.
– Наверное, плохо объяснил, – оператор даже позволил себе ухмыльнуться. – Раз уж ты не понял, что сделать ничего не сможешь. Не успеешь. У нас, видишь ли, есть группа внутренней безопасности…
– Это само собой, – согласился я. – А у тебя тут имеется способ заблокировать все входы и выходы из этого хозяйства. Нет-нет, только не надо врать. Я точно знаю – есть. Будь любезен, включи блокировку. Пока я только прошу. Но если ты заупрямишься…
– Включу, – он пожал плечами. – Но они тебя возьмут – не так, так этак.
– Как сказать, – не согласился я. – Даже если они ворвутся сюда, стрелять не станут. Не потому, что побоятся тебя угробить, это они уж как-нибудь переживут, но чтобы не расколошматить вот эту твою кухню. Два-три импульса попадут в пульт – и стоп, машина. Но только меня им не увидеть. Как и ты сейчас не видишь.
Произнося это, я уже действовал. Продолжая держать дистант на изготовку, левой рукой поставил оперкейс на свободный от причиндалов край пульта, извлек из чемоданчика наручники, скомандовал:
– Руки за спину! Ну?
Он повиновался, и я защелкнул браслеты, обмотав цепочку одним витком вокруг подлокотника. Оператор сказал:
– Идешь на самоубийство? Твое дело.
Я невольно похвалил его за выдержку – мысленно, конечно. Вслух же поспешил разочаровать его:
– Не дождешься.
Теперь можно стало сунуть дистант в кобуру унискафа, поболтать рукой в воздухе, расслабляя ее. Потом я извлек из кейса предмет, который до сих пор мне ни разу не пришлось пускать в ход, так что я уже стал считать его бесполезным грузом: небольшую, но весьма выразительную адскую машинку двойного действия – с таймером и радиозапалом. Поместил ее на свободное местечко под главным иконостасом приборов, контролирующих, как я уже понял раньше, наблюдая за ними, ход транспортировки в Магистрали. И сказал – на случай, если мой пленник чего-то еще не понял:
– Разнесет все вдребезги – и пульт, и тебя. Проверял много раз. Так что в любом случае уцелеть тебе или нет – зависит от меня, а не от ваших ребят там, за дверьми. Вывод сделал? Или надо тебе помочь?
Он внимательно следил за тем, как мина, словно сама собой, перемещалась над пультом. Потом ответил – и впервые в его голосе прозвучали нотки раздражения:
– Да чего ты, в конце концов, хочешь, не пойму.
– Любви, – ответил я, – никак не менее.
– Вряд ли получится. Я нормально ориентирован.
– Иди ты! – удивился я. – Вот уж не сказал бы…
Кажется, мне удалось в конце концов расшатать фундамент его невозмутимости. Он был, видно, из тех людей, что согласны скорее умереть достойно, чем жить в качестве объекта насмешек или хотя бы иронии. Я плеснул на раскаляющиеся камни еще ковшик:
– Ох, извини, я не сразу понял. Ты же импотент, я вспомнил – на такую работу других не ставят. Верно?
– Дерьмо ты, – пробормотал он и даже попытался высвободить руки – так ему хотелось въехать мне в челюсть, даже не заботясь о последствиях. Он разозлился до того, что перестал на какие-то секунды думать о защите; только это мне и было нужно. Наконец-то я смог войти в его сознание так же легко, как входит инструмент хирурга в обнаженную кору мозга. Остальное было уже, как говорится, делом техники, которой я владел издавна. Тем более что, как оказалось, у него только и было что защита – никаких средств активного противодействия.
– Спокойно, Эрик, – сказал я ему, чтобы окончательно укорениться в его сознании; имя при этом играет серьезную роль. – Вот теперь можем начать работу. Ты чувствуешь себя прекрасно. Ты настроен очень мирно. Все хорошо. Я твой друг, а ты – мой. Вместе мы сделаем очень хорошее дело: спасем человека. Ты ведь хочешь спасти человека, Эрик? Хорошего человека, очень хорошего.
– Я… хочу. – Кажется, сказать это стоило ему немалых усилий: в его сознании все еще шла борьба. Надежнее, конечно, было бы воздействовать на его подсознание, но время уходило, и заниматься этим уже некогда. – Хочу спасти хорошего чело-века.
– Молодец. Я в тебе и не сомневался. Ты мастер своего дела. Поэтому скажи: что мы сейчас должны и можем сделать, чтобы спасти человека, который находится в угнанной капсуле в Магистрали? Как только скажешь – я поверю тебе окончательно и сниму наручники – они, наверное, тебе уже надо-ели?
– Очень, – согласился он. – Очень надоели.
– Ты сказал правду. Чистую правду. Говори и дальше только правду. Только то, что знаешь. В чем уверен. И все будет очень хорошо. Я тоже говорю тебе правду. Одну только правду. Итак? Что нам нужно сделать?
Сделав два шага в сторону, я встал так, чтобы видеть его лицо. Сейчас нельзя было отрывать от него взгляд: какое-то подсознательное сопротивление в нем еще ощущалось. Оператор несколько секунд сидел молча, словно соображая. Наконец губы его шевельнулись:
– Надо переговорить.
– Ты кого имеешь в виду?
– Генерал-максимата. Команды идут от него.
– Вызови его. Что ты хочешь сказать ему?
– Чтобы нам… мне позволили нарушить технологию. Направление потока и напор. Иначе мы не сможем спасти хорошего человека.
– Ты думаешь, он согласится?
– Если убедить его, что мы не станем наносить никакого вреда процессу. Что нам нужен только тот человек.
– Это правда, Эрик. Нам нужен только тот человек. Хорошо. Вызывай его. И говори ему только правду. Что бы он ни спросил. А если понадобится – я подскажу тебе нужные слова. Но только если понадобится. На самом деле ты и сам все отлично знаешь.
– Я знаю, – на сей раз он смог наконец беспрепятственно кивнуть, и это, кажется, успокоило его больше, чем все мои убеждения. Во всяком случае, рука его, когда он вытянул ее, чтобы включить связь, нимало не дрожала. – Дежурный оператор вызывает генерал-максимата. Срочное сообщение…
Ответ последовал так быстро, как будто начальство давно уже ожидало этой связи.
«Оператор, здесь центральный пост. Генерал-максимат. Слушаю вас».
– Максимат, разрешите доложить. Управление процессом захвачено под угрозой оружия неизвестным мне невидимым человеком. Не с базы. Он разрешил мне обратиться к вам, чтобы передать условия, на которых он согласится не причинять ни производству, ни чему-либо другому на базе ни малейшего вреда. В противном случае угрожает взорвать главный пульт. Он установил взрывное устройство. Хотите ли говорить непосредственно с ним?..
Я, пока он говорил, внимательно просматривал его сознание третьим глазом. И оно мне не нравилось. Сознание медленно затухало. Медленно, но неотвратимо. И это начало уже проявляться в его речи:
– Гене… максимат, я не су… не лу… слушаю… не слышу вас…
Но высокий начальник молчал. Оператор выходил из-под моего контроля самым простым образом: он засыпал. И я успел уже понять почему. Они начинают атаку. Я, собственно, ожидал, что они предпримут этот шаг еще раньше. И был готов. Включил фильтры унискафа. И сразу же в шлеме зажегся индикатор, подтверждающий все возрастающее наличие в воздухе постороннего вещества. Газ. Может быть, усыпляющий, а может, и что-нибудь похуже. Они все-таки пошли на риск оставить процесс без контроля и управления. Надеются, вероятно, что это – на считаные минуты. Ну, господа. Наивность порой бывает хуже прямой угрозы!
В моем распоряжении было очень мало времени, для того чтобы как можно лучше использовать возникшие условия. Выполнить только что, буквально на ходу возникший план. Его рождению помогли те, кто пустил газ. Потому что в ином случае мне пришлось бы самому усыплять оператора, и на это ушло бы по меньшей мере несколько минут, которых и так оставалось слишком немного. Но эту работу они выполнили за меня, кроме времени сэкономив и мою энергию. Так что я мог приступить прямо к делу.
Задача была не из самых сложных: надо было всего лишь своим сознанием занять место выключенного операторского сознания и таким образом на какое-то время вступить во владение всем, что в этом сознании имелось, то есть знаниями, умениями, опытом… И сразу же почувствовать всю многоэтажную подкову пульта как бы частью самого себя и пользоваться им так же, как пользуешься собственными руками или ногами – не задумываясь ни на мгновение. Я мог сохранять такое состояние примерно с полчаса, на большее у меня просто не хватило бы сил. Но за три десятка минут можно сделать много, очень много – если, во-первых, не ошибаться в действиях и, во-вторых, все предстоящие действия считать всего лишь одной, пусть и длинной фразой, не делить ее на отрезки, между которыми неизбежно возникают пробелы, то есть теряется время. Это было делом достаточно привычным.
Теперь я, профессиональный, хотя и кратковременный оператор всей этой непростой системы, совершенно ясно знал, что тут, на моем пульте, существует система одновременного блокирования всех входов и выходов. Она и должна была тут иметься, поскольку уже при создании всей этой станции, или базы, если угодно, предусматривалась задача обороны предприятия от нападения противника. Почему? Да потому, что строители базы с самого начала знали, что затея их по каким-то причинам есть или будет незаконной, что сам характер их предстоящей деятельности почему-то покажется другим настолько опасным, что будут предприниматься серьезные усилия, чтобы ее пресечь. Теперь я знал не только то, что система блокировки существует, но и совершенно ясно представлял, каким образом она управляется – включается и выключается полностью или частично, работает только в пассивном режиме или переходит в актив – ну, и все такое прочее. Так что размышлять не пришлось: руки спящего оператора совершенно независимо от его спящего сознания вознеслись над пультом, и каждый палец нашел свое место прикосновения на экране. Тут же вспыхнули зловеще-багровые надписи: «ОСАДНЫЙ РЕЖИМ», «КОНТРМЕРЫ», «ПОЯС 1», «ПОЯС 2», «МЕРЫ БЕЗОПАСНОСТИ»… Я-Разитель в этом разбирался бы, наверное, часами, если только не днями; однако мне-оператору задумываться не приходилось: всю эту кухню я знал до последней точки. И как только – с полусекундным запозданием – зажглось отдельное табло: «ВКЛЮЧЕНО», на время перестал думать об этом и перешел к следующим действиям.
А заключались они в том, что, предоставив режиму защищать меня от возможного вторжения, я целиком занялся тем сектором пульта, который ведал Магистралью; не производством продукта, а его транспортировкой. Логичнее было бы, конечно, сперва разобраться в том зелье, которое тут варилось; но я сделал так, как сделал, по совершенно понятной, я думаю, причине.
На соответствующем мониторе крохотными искорками светились, как я сразу понял при помощи оператора, два предмета: инспекционно-ремонтная капсула, она – сейчас неподвижная – помещалась в месте слияния большой и малой труб, а второй предмет, поменьше, двигался в направлении этого слияния от базы. И мне не надо было объяснять, что первая, неподвижная, искорка была Лючаной, а вторая, медленно (на схеме) приближавшаяся к ней, несла в себе угрозу уничтожения первой капсулы вместе с человеком, чья жизнь была для меня не менее важной, чем моя собственная. Таким образом, долго размышлять над тем, что сейчас становится для меня основной задачей, не приходилось. Любой ценой сохранить капсулу и вывести из игры встречного было первым, главным, единственным делом, которым сейчас следовало заниматься всерьез.
Поэтому я не с удовлетворением, а скорее с досадой воспринял необходимость отвлечься от этой задачи, чтобы откликнуться на приглашение к переговорам, которое получил по связи. С моей стороны она была отключена, однако центральный пост базы, вероятно, обладал возможностями включать ее без моего согласия. Можно было, конечно, на вызов никак не реагировать, однако ко мне обратились вежливо, а мне не хотелось, чтобы обо мне создалось впечатление как о невоспитанном вахлаке.
– Человеку, захватившему оперативный центр, – генерал-максимат Системы.
– Я слушаю. По возможности прошу быть кратким.
– Охотно. Предлагаю вам сдаться. Жизнь гарантирую.
Стандартное предложение, правда?
– Какова альтернатива?
Мне послышалось что-то, очень похожее на усмешку.
– Альтернатива не в вашу пользу. В атмосфере закачанного в помещение газа вы можете продержаться еще не более тридцати минут. Вашей маски хватит ровно на столько. Не стоит возражать: как вы понимаете, мы вас прекрасно видим. Я понимаю, что вы человек разумный и потому не попытаетесь нанести вред нашему производству. Это, кстати, непременное условие вашего выживания. Через полчаса вы уснете крепко – так же, как спит сейчас наш оператор.
– Я бы и не против, – сказал я. – Уж и не помню, когда мне удавалось как следует выспаться. Но вам-то от этого что? Режим будет действовать по-прежнему, и вы сюда не попадете еще очень долго. Отключить энергию вы не можете: тогда вы сами нарушите процесс, о котором заботитесь. А тут – мина с таймером. Объяснять дальше?
Снова усмешка, означающая чувство превосходства:
– Уважаемый незваный гость, вы неверно оцениваете ситуацию. Процесс идет к концу, и если не через полчаса, то минут через сорок он завершится сам собой. И перед началом нового цикла мы сможем позволить себе сделать паузу, обесточить завод, спокойно войти и овладеть положением, попутно захватив вас во сне. Вам же то, что вы засели в производственном центре, никаких выгод не даст. Вы должны понять, что если уж мы приняли меры от возможного нападения на завод, то позаботились и о том, чтобы снабдить производство надежной «защитой от дурака», а также и от злоумышленника. От вас. Так что у вас нет ни малейшей возможности ни прибегнуть к какому-либо шантажу, ни…
Он слишком уж разговорился, подумал я. А я ведь просил его быть лаконичным. Похоже, ему нравится слушать самого себя…
– Максимат, – прервал я его. – Почему и зачем я пришел и засел здесь – это мое личное дело, и говорить вам о моих целях я не собираюсь. А что у меня нет возможности угрожать вам чем-либо серьезным – огорчу вас: тут вы допускаете ошибку. Объясню какую: вы исходите из того, как действует ваша система сейчас, а я рассчитываю на то, чего ей недостает, но что я ей в ближайшие минуты дам. А именно – некоторые способности, которых у нее сейчас нет. Это достаточно просто. Ничего не надо заменять или переконструировать, достаточно поменять местами две пары кабелей – а с такой работой справился бы даже простой монтер…
– Ну и что? Чего вы этим добьетесь?!
Это был уже крик; похоже, генерал-максимат занервничал.
– Того, что мне и нужно. Например – ваши турбины, которые создают давление в Магистрали, заставлю работать в обратном направлении – не гнать смесь туда, а высасывать ее обратно. Сюда, сначала в накопитель вашей базы, а когда он переполнится…
Договаривать я не стал, понимая, что начальник уже представил себе все последствия такого демарша. И, похоже, ужаснулся. Во всяком случае, я на его месте непременно схватился бы за голову.
– Вы не сделаете этого! – проговорил он наконец. – Хотя бы потому… Потому, что затоплен продуктом прежде всего будет сам завод. И вы сами. А наш продукт, если не знаете, это не молочная река. Вы превратитесь в эмульсию…
– Но и ваше удовольствие от этого будет непродолжительным, – ответил я. – И, кстати сказать, я такую возможность предвидел и с нею смирился, а вы – нет, вам к такой мысли надо еще привыкнуть, а это очень трудно, говорю по своему опыту. Но некая истина в ваших словах все же имеется. А именно: я и в самом деле могу этого не делать. Конечно, на определенных условиях.
– На каких же? – спросил он после паузы уже более спокойно.
– Мои условия просты и для вас легко выполнимы. У вас ведь есть собственная связь с ПЗБ, не так ли?
– Несомненно.
– В таком случае, для вас не составит труда связаться с ними, приказать или попросить, уж не знаю, чтобы их – или ваш – убийца был отозван из Магистрали, где сейчас находится. Это первое. Второе: позвольте той капсуле, которую вы считаете угнанной – ну да, конечно, так оно и есть, но она никуда, как вы понимаете, не денется, – позвольте ей беспрепятственно выйти из Магистрали на ПЗБ, а ее пилота, после того как он покинет капсулу, срочно доставите сюда целым и невредимым, а я впущу его в зал, где нахожусь сам. Третье: вы даете мне слово, что не станете препятствовать нам обоим покинуть вашу базу и даже предоставите для этого средство передвижения, которое затем тоже будет вам возвращено. Вот и все.
Я понимал, что будь Лючана сейчас рядом со мною, она непременно дернула бы меня за рукав и тихо, но решительно объяснила бы мне, каким непроходимым дураком я стал, если намереваюсь положиться на любые заверения противника. Но я бы лишь подмигнул ей – и она сразу поняла бы, что это третье условие я выдвинул разве что для кудрявости, а на самом деле намерен сделать что-то совсем другое. Но ее здесь не было. Пока.
– Разумеется, я готов дать вам такое слово. Даю его вам. Конечно, при условии, что вы напоследок не захотите хлопнуть дверью.
– Ни в коем случае, генерал: тогда вы сочли бы себя свободным от обещаний… Можете быть уверены.
– Хорошо. Скажите, с нашим оператором не произошло ничего… серьезного?
«Заботится о своих людях? – подумал я. – А я-то полагал, что ни в ком здесь не осталось ничего человеческого».
– Не беспокойтесь, генерал. Он жив, не испытывает никаких неудобств и чувствует себя, полагаю, лучше, чем мы с вами.
Давая ему такое заверение, я не сводил глаз с табло со схемой Магистрали. Если только они попробуют как-нибудь схитрить…
Но похоже было, что мой оппонент вознамерился играть честно. На табло я увидел, что искорка, обозначавшая карателя, замедлила свое движение по линии. Остановилась. И медленно, очень медленно, но все же двинулась назад. Освобождая таким образом свободный проход для капсулы. Приближая Лючану к выходу. К освобождению. Ко встрече со мной. И в конце концов – к дому…
– Вы меня слышите, уважаемый противник?
Это снова генерал-максимат. Что он, передумал? Или хочет еще каких-то гарантий с моей стороны?
– Разумеется, я вас внимательно слушаю.
– Поскольку в ваших интересах ускорить этот процесс, не так ли?..
– А вы сомневаетесь?
– …то будьте любезны принять участие в деле.
– Чего вы хотите?
– Увеличьте скорость потока сразу в обеих трубах – оператор поможет вам разобраться. Тогда давление в малой трубе возрастет настолько, что выдавит капсулу в Магистраль.
– Разумно, – согласился я. – А зачем ускорять поток в главной трубе?
– Чем выше оно будет – тем скорее наш человек покинет Магистраль, а капсула приблизится к выходу, как вы и хотите.
– Понятно. Увеличиваю.
На самом деле я понял не только это. Ему, скорее всего, нужно было сохранить нужное соотношение компонентов продукта, чтобы ни литра не пошло в брак.
– Только будьте внимательны – ничего не напутайте! – озабоченно добавил генерал-максимат.
– Такое предположение может меня обидеть! – ответил я, в то время как руки спящего оператора, повинуясь моей команде, уже выполняли нужные действия. Столбики индикаторов скорости и давления в Магистрали и малой трубе уверенно поползли вверх.
– Я вижу, у вас неплохо получается!
– Стараюсь, генерал. Изо всех сил.
«Ради тебя, Люча, – подумал я, – стараюсь. И выполню все в наилучшем виде. Как мне и свойственно».
Раздался странный звук. Я не сразу понял, что это я сам негромко напеваю песенку, чья мелодия не имела ничего общего с похоронным маршем.
И тут же умолк. Потому что услышал еще нечто, уж и совершенно неожиданное.