1
– Хвала Рыбе! – пробормотал Изар, когда его караван вкатился на обширную лужайку перед домом старого Советника и приехавших с почтением встретили немногочисленные слуги патриарха ассартской политики. – Кажется, здесь не произошло ничего непоправимого…
Властелин боялся прежде всего не засад. Опасения его были иного свойства: по представлениям Изара, вполне совпадавшим с жалобой старого донка на плохое самочувствие, Советник был существом настолько древним, что каждую секунду мог испустить дух. Было бы крайне досадным – направляясь на важную встречу, прибыть лишь к последнему прощанию. В первое мгновение он так и подумал, не увидев на широком крыльце хозяина: по любому протоколу Властелина полагалось встречать самому главе дома, а вовсе не его челядинцам. Однако улыбчивое спокойствие персонала позволило приехавшему понять, что дела тут обстоят вполне благополучно.
И не только это. Со времени последнего, еще довоенного приезда Изара тут изменилось многое, и к лучшему. Даже в неверном ночном свете дом блистал свежей краской, похоже, кое-где претерпел перестройку: двух башенок, возвышавшихся сейчас над крышей, раньше вроде бы не было, да и целый флигель, кажется, пристроили. Старый Советник, видимо, не испытывал недостатка в средствах. Ведущая к дому подъездная дорога стала шире, вдоль нее, вместо нескольких торчавших пеньков в прежнем, возникли густые полосы аккуратно подстриженного кустарника. На высокой мачте технологическим цветком распустилась антенна универсального приема, теперь, впрочем, совершенно бесполезная; возможно, хозяин рассчитывал на скорое и благополучное будущее? Казалось, старый вельможа отнюдь не доживал, но стремился жить полной жизнью.
Сделав такое заключение, Изар вышел наконец из Кареты Власти; состоялось малое преклонение, после чего мажордом, возрастом превосходивший, казалось, и самого хозяина, почтительно проговорил:
– Бриллиант Власти, Советник приносит почтительнейшие извинения по поводу того, что лишен возможности встретить вас лично…
– Давно ли он слег? – отрывисто спросил Изар. – В каком он сейчас состоянии?
– Смею надеяться, что в превосходном, Бриллиант Власти. Советник сообщил буквально только что: будет дома с минуты на минуту. Вы прибыли несколько раньше, чем предполагалось.
– Вы хотите сказать, что его нет дома?
– Он в гостях у нашей, с недавних времен, соседки – ее поместье в семидесяти стрелах отсюда, и он обещал выехать сразу же после того, как отправил курьера.
– У соседки? Вижу, у вас тут и в самом деле масса перемен. Он что – …
Изар не закончил, но и так нетрудно было понять, что он хотел сказать. Мажордом ответил совершенно серьезно, только в выцветших глазах его затеплилась улыбка:
– Мой хозяин принимает живейшее участие в этой молодой даме с той самой поры, как она появилась здесь и пригласила его нанести ей добрососедский визит; с того времени она, смею сказать, весьма привязалась к нему. Так что все свое свободное время он проводит у нее – особенно в последние недели, когда выяснилось, что она…
Не закончив, старец скромно опустил глаза. Через мгновение добавил лишь:
– Полагаю, что Советник сам поведает Бриллианту Власти все, что Властелину будет интересно услышать. Почтительно прошу не гневаться на ничтожного и преданного вам слугу.
На роман с девчонкой время у него находится, а прибыть к своему Властелину он, видите ли, не может, – такая мысль заворочалась в мозгу Властелина, пока мажордом приносил свои извинения. Но рассердиться по-настоящему Изар не смог: может быть, утомила дорога, а скорее всего – государственные заботы и надежда получить разумные советы не оставляли места другим чувствам и мыслям. Поэтому он проговорил как можно спокойнее:
– Ведите в дом.
И кивнул своим, чтобы следовали за ним.
Уже переступив порог, он оглянулся, привлеченный звуком. Приземистая спортивная машина на большой скорости пересекла лужайку, с визгом затормозила рядом с крайним боемобилем.
– У Советника лихой водитель, вам не кажется? – не удержался Изар, не обращаясь ни к кому в частности.
Дверца водителя распахнулась, из-за руля вылез Советник. Быстрыми шагами направился к Властелину.
Тому оставалось только покачать головой. Сказать тут и на самом деле было нечего. Так что Изар ограничился улыбкой – которая, впрочем, ничего особенного не выражала.
2
Оставшись вдвоем в просторной гостиной, хозяин и гость несколько мгновений молча смотрели друг на друга, как бы заново знакомясь. Не так уж долго они не виделись, но событий за это время произошло столько, что хватило бы на целую заурядную жизнь; однако и тому и другому такой не было суждено. Оба изменились; но, похоже, превращения их шли в противоположных направлениях.
Пережитые волнения и усилия не прошли даром для Властелина: он заметно похудел, во взгляде появилось выражение угрюмости, какого прежде не было, временами легкий тик заставлял дергаться левый уголок губ – словно государь все порывался улыбнуться, но никак не удавалось. И блестевшие раньше волосы как-то потускнели, хотя в них еще не было заметно седины. Одним словом, перемены не пошли ему ко благу.
Советник же – бывший Советник, если быть точным, – казалось, решил не только остановиться на своем возрастном рубеже, но и сделать шаг-другой назад, к молодости. Кожа его лица, давно уже поблекшая, словно переродилась, стала гладкой и матовой, морщины на лбу и по бокам рта если и не исчезли совершенно, то во всяком случае заметно разгладились, а мелкие и вовсе пропали. Но главным был его взгляд: из равнодушно-спокойного, каким он был, когда Изар разговаривал с Советником в последний раз, стал заинтересованным, где-то в глубине – слегка насмешливым, глаза как бы ожили, вернувшись из летаргии к деятельной жизни. И движения его, как Властелин заметил сразу, стали более быстрыми, точными, уверенными.
«Женщина, – подумал Изар. – Конечно, женщина…»
– Еще раз выражаю глубокую и почтительную радость видеть вас в моем скромном жилище… – наконец заговорил Советник.
Изар повел рукой, как бы отстраняя что-то.
– Отложим церемониал до лучших времен, Советник. Я рад, найдя вас в добром здравии… и, возможно, даже в преддверии неких перемен? Кажется, грядут изменения в вашей семейной жизни?
Старик удивился – или очень искусно сыграл удивление:
– Не представляю, что Бриллиант имеет в виду…
– От меня у вас не должно быть секретов, Советник. Эта дама, что поселилась неподалеку от вас – кто она? Вы часто видитесь с нею? Она в положении? Это будет ваш ребенок? Да отвечайте же!
Советник усмехнулся – ровно настолько, насколько допускал протокол:
– Я полагал, Бриллиант Власти, что вы лучше знаете меня. Всю свою жизнь я был убежденным одиночкой, таким и останусь. Что касается молодой дамы, то мы действительно обмениваемся визитами; вы не представляете, как уныло и скучно бывает здесь, в провинции, несмотря на все богатство природы… от которой, правда, мало что сохранилось. Никакой связи, случайные, всегда запаздывающие новости, изредка видишь, как снижается корабль – неизвестно чей, неведомо куда летящий… А что касается этой дамы, то она тоже осталась в одиночестве, причинами я не позволил себе интересоваться, но могу заверить вас, что она – весьма порядочная женщина хорошего происхождения, хотя и не древнего рода, надежно обеспеченная материально, на удивление умна и еще более – скромна. Что же касается ее беременности – я не думаю, чтобы дело обстояло так. Во всяком случае, ее навещает тот же врач, что и меня, и у него не бывает от меня секретов, поскольку он мне кое-чем обязан.
– Ну, ладно, ладно, – буркнул Изар. Ему стало даже стыдно за свое неуместное любопытство, но ведь не от нечего делать приехал он сюда; старик понадобился ему, и во всем, что его касалось, нужна была полнейшая ясность.
Советник между тем продолжал:
– Возьму на себя смелость заметить: вы все еще называете меня Советником, Бриллиант, хотя я достаточно давно в отставке. Как мне понять это?
Изар усмехнулся. Поднял глаза к потолку. Там была новая роспись, выдержанная в стиле эпохи Амоз. Снова взглянул в упор и проговорил резко, на грани грубости:
– Называю потому, что приехал за советом. Даже больше: за помощью. Сейчас нет времени наносить визиты вежливости, как бы часто мне ни хотелось навестить вас. Я – да и весь Ассарт – в трудном положении. И я не вижу однозначного выхода из него. Возможно, вы не имеете полного представления…
Советник прервал Властелина единственным допустимым способом: едва заметной улыбкой.
– Полагаю, что, невзирая на скудость информации, знаю о положении вещей все, что следует о нем знать.
– В таком случае вам известно больше, чем мне.
Советник кивнул:
– Так оно и есть.
– В самом деле? – нахмурился Властелин. – Что же такое вам ведомо, чего не знал бы я?
– Мне, как и вам, известно, что все – или почти все донки Ассарта собираются в Сомонте, чтобы, возможно, объявить Единое государство Ассарт несуществующим, низложить вас, Властелин, вашу династию…
– Все это мне известно, Советник. Но…
Снова та же улыбка проскользнула по губам старика.
– Минуту терпения, государь. Далее: мне не хуже, чем вам, известно о сложных отношениях между вами и Жемчужиной Ассарта и о возможных неурядицах в наследовании власти после вас – поскольку уже существуют два Наследника и за каждым из них серьезные силы.
На лице Властелина возникла неприязненная гримаса: Советник, похоже, начал позволять себе слишком много.
– А вы еще сетуете на скудость информации! Но допускаете ошибку: на самом деле двух претендентов не будет!
Советник, казалось, не удивился:
– Вы, разумеется, не могли не прийти к такому замыслу. Но, поверьте мне, сейчас не время для дробления сил. Если же вы ощутимо затронете Ястру или ее интересы, раскол неизбежен.
Властелин пренебрежительно поднял брови:
– Вы хотите сказать, Советник, что найдутся слабоумные, кто решится поддержать эту женщину в ее претензиях на Власть?
– Они уже существуют, Бриллиант.
– Кто же это такие? Донки? Сомневаюсь…
– Донки, как обычно, пойдут за сильнейшим. Но я имею в виду не их. За нею встанет сейчас та сила, которая позволила нам хотя бы не проиграть вчистую последней войны. Сила, что, кстати, спасла и вашу жизнь…
Изар нахмурился:
– Почему же они, если верить вам, отвернулись от меня, если прежде держали мою сторону?
– Не потому, что имели что-то против вас лично. Однако вы ведь не признаете иного развития событий, чем вооруженная борьба?
– Иного и не существует.
– Это вы так полагаете. А названные силы пытаются найти другой выход.
– Что же, если вы имеете какую-то возможность общаться с ними – передайте: когда они найдут такой способ, я, пожалуй, выслушаю их. Но до тех пор – буду действовать так, как мне подсказывает обстановка.
– Так или иначе – я предупредил вас о возможном расколе, Властелин. Он пройдет по Ассарту сверху донизу. А этого сейчас допускать невозможно. Лучшим выходом, конечно, было бы примирение…
Изар невольно скривился. Советник лишь пожал плечами:
– Я понимаю вас, Властелин, такой маневр вам не по вкусу. Тем не менее… Кстати, государь: кто из принцев родился раньше?
Снова Изару захотелось поморщиться, когда Советник титулом «принц» обозначил и Ястрина ублюдка. Но пришлось сдержаться – потому что на заданный вопрос у него не было ответа.
– Я не поинтересовался…
– А между тем это важно.
– Для того, чтобы знать это, – сказал Изар, – нужно, самое малое, найти моего сына.
– Да, – согласился старик. – Это и в самом деле одна из насущных задач, если вы хотите сохранить династию. Но не единственная…
– Для меня сейчас – первая и главная. Но я исчерпал свои возможности. И понял, что меня могут выручить только Незримые. Я приехал, чтобы вы помогли мне: ведь нити управления Орденом – в ваших руках!
– Вы так полагаете? – спросил Советник, сохраняя на лице выражение полного спокойствия.
3
Рыцари Ордена Незримых, сохраняющие в своей бестелесности тот облик, каким обладали при жизни, медленно плыли по извилистому подземному ходу – одному из уцелевших под Жилищем Власти. Достигнув нужного места, возглавлявший немногочисленный отряд рыцарь остановился.
– Вы чувствуете? – передал он тем, кто следовал за ним, на привычном для них языке частот, не улавливаемых никакими приборами, имевшимися в распоряжении обычных людей. – Вот здесь они выходят. И я ощущаю их приближение.
– Да, они совсем рядом, – ответил один из спутников рыцаря, тот, что принял облик купца – каким и был когда-то.
– Приготовьтесь, – скомандовал тем же способом рыцарь. – Надо отбить у них охоту пользоваться этими ходами. Чем меньше сообщений будет поступать от них в Глубину – тем лучше для существующей на Ассарте жизни.
– Мы готовы, – ответили ему. Хотя никто не обнажал оружия. Всем было известно, что схватка будет вестись иными средствами.
– На этот раз, по моим ощущениям, они несут немногим больше энергии, чем та, какой обладаем мы, – сообщил рыцарь. – Так что у нас есть надежда выиграть бой. И кто-то из нас, возможно, уцелеет.
– Мы знаем свой долг и выполним его. Этот мир всегда был миром людей, и таким он должен остаться.
– Вот они! – сообщил один из замыкавших колонну.
И в самом деле: в глубине хода чуть посветлело, и один за другим выплыли, примерно на уровне человеческой груди, шесть голубоватых шаров. Знающий назвал бы их информационными энобами.
– Вперед! – скомандовал рыцарь.
И Орден Незримых – то немногое, что от него оставалось, – бросился в атаку.
Засверкали разряды. Будь вблизи нормальный человек – он наверняка пришел бы в ужас от странного буйства природных сил – какими скорее всего и назвал бы увиденные сгустки энергии.
Но, словно летняя гроза, схватка продолжалась недолго. Рыцари и энобы, обмениваясь разрядами, уничтожали друг друга, и все это сопровождалось лишь негромким треском, не слышным даже у выхода из подземного хода.
Когда сражавшиеся стороны разошлись, оказалось, что уцелел один шар и трое Незримых. Шар поспешил ускользнуть – может быть, в поисках других таких же, как он. Незримые еще несколько секунд оставались на месте боя.
– Нас всего трое, – подвел итог единственный оставшийся из рыцарей.
– Но мы – все еще Орден. И нас хватит на новую схватку, – ответил ему купец.
– Сообщим Командору о результате, – сказал третий, носивший длинную хламиду ученого. – И будем искать дальше.
И они заскользили к выходу.
– Да, – сказал Властелин Советнику: – Я надеюсь, что Орден мне поможет.
– К сожалению, я не уверен в этом, – сказал в ответ Советник.
Властелин словно не услышал его. Он продолжал:
– Но поиски Наследника – не главная проблема: прежде всего мне нужно, чтобы вы успокоили донков, чтобы доказали им, что сейчас распад государства приведет лишь к повторному нападению на Ассарт всех, кто только захочет урвать свой кусок умирающей державы. Убедить их не сможет никто, кроме вас. Кстати – и в том, что единственная законная власть – моя. Если Ястре удастся провозгласить своего щенка…
– Сын Соправительницы не может не быть принцем, Бриллиант… Но вы недостаточно углубились в суть дела.
Сказанное, по сути дела, можно было воспринять как прямое обвинение. Изар хотел было прервать говорившего, но старик предупредил его:
– Но все это, Властелин, хотя и сложности, но из малых. Со всем этим можно справиться, не прибегая к каким-то необычайным мерам.
– Вы хотите сказать, что…
– Хочу сказать и говорю, что есть иная опасность, куда более страшная. И вот о ней вы, государь, пока не знаете еще совершенно ничего…
4
Привычный страх, вызванный неожиданной встречей с Мигратом в нескольких шагах от места, которое можно было смело назвать резиденцией и главным штабом Охранителя, постепенно проходил: все более ясным становилось, что Магистр не намерен убить Хен Гота – во всяком случае, не сию минуту. И когда историк переступил порог дома, куда привел его Миграт, он был уже готов в очередной раз подчиниться и делать то, что ему прикажут.
Миграт усадил его в кухне на трехногий табурет и сказал:
– Рассказывай. Всю правду. Только правду. Начиная с Инары.
Это было трудно: давно уже в привычку историка вошло – не зная подробностей, самому их додумывать: таково было требование его науки. Так что начал он медленно, нередко запинаясь, ловя в памяти какие-то ускользавшие частицы происшедшего; их оказалось больше, чем можно было предполагать. Миграт не перебивал его, слушал внимательно. Лицо его почти все время оставалось неподвижным. Лишь когда историк рассказывал, как удалось ему покинуть Инару на одном корабле с Магистром и Лезой, он едва уловимо усмехнулся. Второй раз губы его на миг растянулись в гримасе, когда он услышал о неудавшейся миссии Композитора Истории в Жилище Власти. Магистр даже пробормотал под нос:
– Жаль, не узнал тебя тогда…
А услыхав, что Леза находится у Охранителя и ему известно, кто она такая, нахмурился и окинул историка взглядом, который никто не рискнул бы назвать добрым.
Когда – примерно через полчаса после прихода в этот дом – Хен Гот закончил изложение последних событий своей жизни, Магистр проговорил – голос его при этом не выражал ни гнева, ни сочувствия:
– Теперь вопросы. Значит, архив у тебя? В том числе и все, что касается меня?
Историк покачал головой:
– Все осталось у Охранителя. Я ведь не думал…
– Понятно. Лезу захватили специально? Как к ней относятся?
– Захватили ее случайно. Приказ Охранителя – тащить всех, чтобы никто не смог сообщить властям о его делах и о нем самом. Да многие и сами к нему присоединяются, городских властей не видно, не слышно…
– Ты – тоже добровольно? Можешь не отвечать, я тебя и так знаю. Почему же ты выболтал, кто такая Леза?
Хен Гот пожал плечами:
– Для ее же блага. Иначе с ней обращались, как с последней… Как не знаю с кем. А сейчас – вполне пристойно.
(Он вовсе не был в этом уверен. Но уж очень хотелось, чтобы дело обстояло именно так.)
– Ясно. Теперь сиди и молчи. Буду думать – что с тобой сделать: сейчас съесть или оставить на ужин…
Хотя сказано это было как бы шутливо, Хен Гот, достаточно знавший Миграта, воспринял все всерьез и послушно притих. Миграт молчал, не глядя на него.
На самом деле размышлял он, конечно, не о судьбе историка, а о себе самом. Значит, сложилось так, что все, нужное ему в первую очередь, находилось у Охранителя. Простая логика требовала – присоединиться к бывшему своему, пусть не хозяину, но командиру, может быть, даже вождю. И на прежних условиях продолжить борьбу против Изара – за власть на Ассарте и за все, что было с нею связано.
Однако немало изменилось с той поры, когда Миграт верил представителю Других Сил безоговорочно. Если даже тогда не удалось справиться с Ассартом, то причиной могло быть лишь одно: за Изаром стояли силы, не менее, а более могущественные, чем те, что поддерживали Охранителя. Далее: то, что сам Охранитель сейчас постоянно находился здесь, могло означать лишь одно: своей прежней, неуязвимой, казалось бы, базы – Заставы – он лишился. И, следовательно, был сейчас не более сильным, чем сам Магистр; разве что на сегодня людей у Охранителя было больше.
Но относительно людей у Миграта были свои планы и надежды.
Он рассчитывал не только на то, что когда он объявит публично о своем возвращении и начале борьбы за права сына Изара и Лезы, а его люди начнут собирать войско, то многие придут к нему, во всяком случае, ассариты, которые знают его куда лучше, чем чужака. Другое дело – что силы их в конечном итоге могли оказаться равными. А неопределенность надоела. Миграт хотел твердой уверенности в победе.
Вывод сам собой напрашивался один: привлечь на свою сторону те силы, какие только и могли обеспечить победу: те, что в недавнем прошлом объединил в своем донкалате Самор донк Яшира. Тогда ему удалось отразить нападение войск Десанта Пятнадцати; сейчас о его делах никаких определенных сведений не доходило: донкалат Самор лежал не близко, добираться до него сушей было сейчас сложно, морем же – короче, но не было подходящих судов. И все же без Яширы будет не обойтись. Тем более что изредка замечалось, что в сторону Самора снижались корабли. Что везли они из других миров? Миграт полагал, что оружие и солдат. Те самые лучшие ассартские силы, что, лишившись своих кораблей, так и застряли на чужих планетах. Черт бы побрал придурковатого Изара: вот уж воистину великий стратег!..
Но Яширу надо будет поднимать не против Изара, нет, вряд ли эти люди захотят совершить измену. Против Охранителя: вот такой призыв может найти отклик. С ним они сражались прежде; пусть теперь поверят, что с Мигратом окончательно одолеть этого противника будет куда легче, чем без него. Ну и предварительно оговорить, разумеется, кое-какие свои условия.
Значит, сейчас первая задача: вступить в переговоры с донком Яширой.
И прийти к согласию нужно быстро, пока Властелина нет в Сомонте. Изар ведь, как бы ни был он (по мнению Миграта) глуп, и сам догадывается о том, что реальная сила сейчас – у донка Яширы; только его можно противопоставить и Охранителю, и всем другим донкам, за которыми такого войска не стоит. Скорее всего именно к Яшире и направился Властелин сейчас, покинув столицу. Из этого следовало: ему нужно воспрепятствовать – не пропустить к Яшире; и во всяком случае – не позволить Изару оказаться в Саморе первым. Потому что в противном случае Властелин, вернувшись, наверняка постарается сделать посторонний доступ к этому человеку невозможным.
Это означало, что, во-первых, следовало начать охоту на Изара. Но для этого необходимо точно узнать его маршрут. Он не уехал морем; а по суше туда вели самое малое два наезженных пути: берегом – но там, как доносили Миграту, Охранитель успел уже выставить свои посты для наблюдения и оповещения, – или с отклонением на северо-запад, чтобы пересечь донкалат Калюс и потом уже приближаться к цели. Где можно было выяснить, каков был план Властелина? Похоже, что только там, откуда Изар выехал: в Жилище Власти.
Откладывать новую попытку нанести визит к источнику информации не следовало. У Миграта возникло ощущение, что кто-то незримый только что начал отсчет времени.
Решено.
Миграт сильно потянулся, устав сидеть на одном месте.
Для верности – продумаем еще раз…
5
Полчаса прошло в молчании. Час. За час неподвижности и молчания человек, в зависимости от своего характера, либо приходит в себя, успокаивается и начинает мыслить здраво, оценивая положение и ища выход из него, либо же, напротив, взвинчивается до последней степени, когда нервы до того натягиваются, что едва коснись их – и лопнут, и человек начнет вытворять такое, что потом сам не поверит, что способен на подобные дела. Хен Готу, по его натуре, второе было ближе. И когда почувствовал – сейчас сорвется в сумасшедшую истерику, решился нарушить раздумья Магистра:
– Мне бы выйти по надобности… Можно?
Миграт не отвечал – казалось, и не услышал даже. Тогда Хен Гот встал. Сделал шаг к выходу. За спиной его Миграт проговорил негромко:
– Куда же ты? Это там, в доме…
И ткнул рукой за спину, указал на противоположную дверь.
Историк послушно пошел, куда указали. В узком полутемном коридорчике виднелись дверцы – две, почти рядом. Он отворил одну. Тесная кладовка, одна стена вся в полках, в углу – дрова, с десяток поленьев. Для камина, – понял он. Отворил соседнюю дверь. Там и в самом деле был туалет. Историк воспользовался им, но вернуться к Миграту не поспешил. Какая-то мысль мелькнула. Он напрягся. Мысль вернулась. Нервы затрепетали; он раз и другой глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Снова вошел в кладовку. Нет, ему не почудилось тогда; рядом с дровами к стене прислонился топор на длинном топорище; видно, дрова для камина Миграт колол сам, при его силе – не работа, одно удовольствие… Хен Гот ухватился за топорище, поднял орудие. Топор был как раз по руке, и не такой увесистый, как было подумалось. Судьба послала историку шанс. Будь благословенна судьба. Миграт сидит там спиной к двери. Если даже начнет оборачиваться, когда дверь отворится, – не успеет. Хен Гот стиснул зубы, кровь застучала в виски. Ну что же, Магистр, поговорим на твоем языке, ты сам довел до этого… От двери до Миграта – три шага. Быстро. На первом шаге – занести топор в широком размахе. На втором – бить. Не жалея. Не смущаясь. О своей ведь жизни речь, о будущем…
Он вырвался из коридора стремительно, как ветер из ущелья. Воздел топор. Стул был пуст – жертвы не оказалось на месте. Но уже не удержать было удар. Стул простонал, разваливаясь. Следующий стон пришлось издать самому историку: сзади схватили за горло сгибом сильной руки, сразу пресеклось дыхание; топор выпал из перехваченной руки, стукнул об пол. В следующий миг Хен Гота швырнули на пол, ударили – больно – ногой по ребрам. Невольный крик вырвался:
– Не надо! Не буду…
– Дурак! – только и услышал он в ответ. – Не своим делом захотел заняться? Ладно. Вставай. Я сказал – вставай! (Хен Гот, кряхтя от боли, повиновался.) Сядь, где сидел. Такой стул сломал, придурок, музейный…
Историк сел. Он проиграл, оставалось только беспрекословно повиноваться.
Миграт нагнулся, поднял топор, тряхнул им, провел ладонью по обуху, большим пальцем тронул острие. Взглянул на Хен Гота:
– Значит, так. Ну, что же мне с тобою делать?
Историк глядел на него, словно кролик на удава, не моргая и, похоже, даже не дыша: понимал, что сейчас решается его судьба – Миграт ведь не остановится и перед убийством, не побоится окунуть руки в теплую человеческую кровь… Язык словно присох к нёбу. Но Магистр, казалось, всерьез интересовался его мнением. И Хен Гот с усилием выговорил:
– Магистр, отпустили бы вы меня, а? Я бы вернулся в Жилище Власти и больше не стал выходить оттуда…
Миграт, словно колеблясь, покачал головой:
– Я сперва тоже так подумал: отпустить. На что ты мне – такой… трусоватый? Мне нужны бойцы, не крысы. Но до Жилища тебе не добраться, это пустые предположения. Люди Охранителя тебя перехватят, не успеешь и десяти шагов сделать. И вернут к нему.
– Магистр, да я тенью проскользну…
– Не получится. У тебя от страха так зубы стучать будут, что любой издали услышит.
– Миграт, он же убил бы меня на месте…
– И вся история рухнула бы, да? – Магистр ухмыльнулся. – Ничего. Потеря для мира небольшая.
В глазах Хен Гота сверкнул мгновенный огонек – он опустил веки и слушал дальше, нахохлившись, с каждой минутой заметно становясь все печальнее. Всем своим видом показывал, что возражать не собирается, готов делать что угодно, только бы не рассердить.
Он не стал заканчивать, историку и так все было ясно.
– Я все выполню, Магистр. Все, что скажете.
Сейчас главным казалось историку – уцелеть, остаться в живых.
– Понятно, выполнишь. Куда тебе теперь деваться? Ну, вставай. Пошли.
– Куда? – непроизвольно вырвалось у Хен Гота.
– Куда поведу. Спать пойдем. Не здесь же оставаться: придут твои дружки от Охранителя – не дадут спокойно отдохнуть…
Он обвел взглядом комнатку, прощаясь. Из тайничка вынул запасное оружие, рассовал по карманам. Забрал остатки съестного: жизнь научила все свое носить с собой, по возможности. Все это – не выпуская из виду переминавшегося с ноги на ногу историка.
– Иди вперед.
Выйдя на крыльцо и внимательно осмотревшись, Миграт тихо затворил за собою дверь, и через несколько секунд оба скрылись за недалекими кустами. Даже будь поблизости соглядатай, он никак не уследил бы за ними.
6
Ночлег Миграт нашел неподалеку, он и в самом деле прекрасно знал город и все его пригороды. То был старый винный погреб, на первый взгляд – уже дотла разграбленный, зато – теплый и без сквозняков, без окон, только с отдушинами под самым потолком, с единственным входом, обезопасить который не составило бы труда. Впрочем, Миграт даже не стал этим заниматься: найти ночью вход и спуститься по крутой лестнице без шума мог только опытный человек. Магистр ограничился тем, что подкатил к двери одну из пустых бочек, что поменьше:
– Кто сунется в темноте – обязательно налетит…
Из своей сумки вытащил обрывок бельевой веревки:
– Уж прости, но руки я тебе свяжу. Вдруг тебе опять взбредет в голову чем-нибудь благословить меня, спящего…
Веревку, однако, наложил не очень туго: чтобы не нарушить кровообращение. Сам же и объяснил историку:
– Это я не в наказание, а для моей же безопасности. Да и твоей тоже: во второй раз попытаешься – не пощажу.
– Поверьте, я ни за что…
– Что же ты такого сделал, чтобы я тебе верил? Нет уж, уволь…
Магистр выключил фонарь после того, как они устроились на каких-то тряпках под соседними козлами, на которых покоились бочки объемом без малого в цистерну. Перед тем как убрать свет, сунул, покосившись на историка, пистолет под тряпки – так, чтобы одним движением достать, если понадобится. Стало темно, хоть глаз выколи. Миграт уснул быстро. Густо храпел. Храп этот мешал историку успокоиться, хотя, наверное, и мысли не позволяли забыться.
Сегодня он выжил. А как повернутся дела завтра? Миграт не простит ему покушения, никогда больше не станет доверять ему – но и не отпустит от себя. Наверное, все еще лелеет в мыслях надежду добраться до нужных архивных бумаг. И Лезу, конечно, захочет вернуть, вместе с ребенком; и для этого непременно постарается использовать самого Хен Гота – против Охранителя. Даже и не скажешь, кто из них опаснее, страшнее. Оба несут гибель. Но даже если не так – надолго ли хватит Миграту терпения, да и позволят ли обстоятельства постоянно таскать за собой пленника, каким Хен Гот по сути дела стал?
Нет, вернее всего, сегодня Миграт пощадил его потому лишь, что не хотел оставлять следы там, в доме, а возиться с телом у него не оставалось времени. Убить же его Магистр обязательно убьет. Когда? Очень скоро…
И вдруг совершенно ясно стало: именно затем Миграт и привел его сюда, в глухой подвал, чтобы убить. Тут можно будет и оставить его, мертвого: вряд ли в скором времени сюда кто-нибудь заглянет. Кругом – пустые развалины, звать на помощь бесполезно…
Да, именно этой ночью, когда историк забудется наконец тяжелым сном…
Бежать. Только бежать.
Конечно, если поймает – убьет. Но ведь это он все равно сделает, даже если никакой попытки к бегству не будет. И даже если когда-нибудь потом пересекутся их пути – все равно не пощадит. Хотя бы потому, что оба добиваются одной и той же женщины. Значит, выход один: предупредить его. Ударить первым.
Очень не хотелось рисковать. Но иного пути не было.
Только вот руки связаны. Хен Гот попробовал пошевелить кистями рук. Это удалось. Жалость Миграта на этот раз обернется против него. Только не спешить, не волноваться. Попробовать освободиться от веревки…
На это ушло, пожалуй, не менее получаса. Все это время историк не переставал прислушиваться к дыханию Миграта под соседними козлами. К очень громкому дыханию. С ним просто невозможно спать в одном помещении…
Освободив руки и потерев кисти, чтобы совершенно восстановить кровообращение, Хен Гот решился окончательно. Он выполз из-под козел. Подниматься не стал, медленно пополз, прижимаясь к полу, к соседним козлам, откуда доносился храп. Если Миграт вдруг проснется, осветит его ложе и увидит, что историка там нет, он наверняка схватится за оружие. Но вряд ли станет искать беглеца на полу… Перед каждым движением историк рукой обшаривал пространство перед собой, и лишь убедившись в том, что препятствия нет – продвигался еще на полметра. Такая тактика помогла ему без шума подобраться вплотную к спящему. Столь же медленным движением Хен Гот вытянул руку, коснувшись тряпок, – позволил пальцам углубиться под них. Коснулся рукоятки пистолета. Двумя пальцами ухватил. И потянул – по миллиметру, не быстрее. Сердце так грохотало в груди, что удивительно было – как это Магистр не проснулся от его стука. Наконец извлек. Снял с предохранителя. Хотел было нащупать рукой Миграта, но побоялся. Стрелять решил на звук. Храп рокотал, как морской прибой. Историк медлил, успокаивая дыхание. Потом поднялся на колени. Оружие придавало смелости. Навел, держа обеими руками. Еще секунду-другую обождал. Убивать оказалось страшно. Но все же он нажал.
Ему показалось, что бочки разлетятся от выстрелов – такой резонанс возник, когда пистолет, не останавливаясь, один за другим изверг девять узких факелов пламени, каждый раз на долю секунды освещая взметнувшиеся тряпки, скорчившееся тело под ними… Наконец все умолкло. Хен Гот обождал. Больше не было храпа. Тонко прохрипело – и наступила полная тишина. Оставалось только достать фонарик. Но историк не смог заставить себя засунуть руку в тряпье: не хотел пачкаться кровью. К тому же ноздри уловили запах гари: наверное, тряпье где-то затлело от выстрелов в упор. Да ведь можно было обойтись и без фонаря…
Теперь бояться было нечего. Но Хен Гот и к выходу почему-то направился ползком – так же, как приближался и к постели Миграта. Осторожность позволила бесшумно обогнуть бочку перед дверью. С трудом подсунув под дверь ладонь, Хен Гот потянул ее на себя. Безрезультатно. Подумав – вспомнил, что дверь отворялась наружу. Попробовал, медленно усиливая нажим, готовый каждое мгновение прервать действие – если скрипнет хоть самую малость. Миллиметр за миллиметром дверь отворялась, не производя никакого шума. Наконец стало можно выбраться. Хен Гот не замедлил воспользоваться открывшимся просветом.
По лестнице он поднимался тоже с великой осторожностью, но уже быстрее. Когда выбрался на поверхность – сам не поверил себе. Впервые вздохнул полной грудью. И кинулся бежать: в свете великого множества звезд, украшавших ассартское небо, можно было двигаться быстро, вовремя замечая препятствия.
Он чувствовал себя заново родившимся.
7
Миграт обождал немного. Фонариком осветил место, куда Хен Гот выпустил все заряды. Холостые, разумеется. Дураки все вымерли – кроме историка, надо думать. Ладонями погасил затлевшую тряпку. Усмехнулся. «Теперь ты – покойник, – подумал он. – Для всех: историк никак не удержит такую новость. Для Охранителя, для Изара – скончался…» Выполз из-под козел, стараясь не удариться головой о бочку. Проверил карманы – не выпало ли что-нибудь. Все было при нем.
На всякий случай выждал еще несколько минут. Потом покинул подвал. И уверенным шагом направился знакомым ему кратчайшим путем к тому месту, где обязательно должен был пройти историк, спеша к ближайшему из выходов из лабиринта, которые были известны ему, но не известны Миграту. Магистр знал, что Хен Гот в этой части города ориентируется плохо и, чтобы определиться, должен обязательно добраться до ближайшего известного ему приметного места. Таким наверняка окажется сохранившаяся коробка многоэтажного гаража – на одноэтажном фоне она была заметна даже отсюда.
Миграт оказался прав. До гаража он добрался первым, и лишь минуты через три услышал хруст битого бетона и громкое сопение пробиравшегося по бывшей улице историка. Обождав, пока Хен Гот не прошел мимо, отпустив его метров на пятнадцать, Магистр двинулся за ним, не очень таясь, понимая, что за шумом своего дыхания и собственных шагов историк не услышит преследователя, даже если Миграт будет топать изо всех сил, как делают, когда танцуют северный танец ара-га.