(7 часов до)
Тронулись, как договорились. Пассажир (смуглый мужчина лет тридцати с иссиня-черными волосами и усами) расположился на правом сидение, объемистую сумку, что была у него с собой, уместил в ногах. Глянул на Милова, как бы оценивая его возможности.
— Салам алейкюм…
«Ах, вот, значит, как», — подумал Милов прежде, чем ответить:
— Ва-алейкюм салам…
Пассажир дружелюбно улыбнулся. Милов же запустил мотор и тронулся, выруливая со стоянки.
— Бисмилля рахмон, рахим… — пробормотал пассажир. Милов включил вторую передачу и мягко отпустил сцепление.
До северного шоссе добирались полчаса, меньше, чем получалось по прикидке Милова. Неширокая грунтовая дорога была тут хорошо ухожена, выглажена грейдером — чувствовалось, что за порядком здесь следили. Ехать удавалось без особого труда даже не весьма опытному Милову: движение было умеренным, да и водители, и встречные, и обгоняющие, вели себя прилично. Но зато на магистрали почти сразу начались осложнения.
Собственно, отзвуки перестрелки, докатившиеся до них с ложного шоссе, когда они только выезжали на северную магистраль, назвать осложнением нельзя было; звуки несли только информацию о том, что вторая колонна все-таки ввязалась в схватку с засадой, и конвой пока что мог спокойно продолжать путь.
По шоссе проехали неполных тридцать километров, когда увидели две машины под откосом — БМВ и дорогой мерседес; сперва Милову показалось, что обычное на дороге дело обошлось без жертв.
«Ну, — подумал он мельком, — и слава Богу, начинаешь верить, что и сам доберешься благополучно…»
И тут же насторожился: судя по расположению машин, столкновения не произошло — выглядело так, словно на обеих, ехавших, похоже, навстречу друг другу, водители разом потеряли управление — и автомобили кувырнулись под откос; но не в разные стороны от полотна, что было бы естественным, если бы ездоки отворачивали одновременно, стремясь избежать удара, и не справились с рулем на большой скорости — здесь скорее одна из машин стремилась съехать с дороги, сделать петлю, объезд — другая же старалась помешать ей, даже подставив собственный бок; но ни одна, ни другая не закончили начатого маневра. Кроме того не было людей, которые, уцелев, начинают в таких случаях увлеченно выяснять отношения в ожидании дорожной полиции, или напротив, спешат решить возникшие проблемы до ее прибытия. Редо и сейчас не было видно, как и ремсов. Одним словом, что-то тут обстояло не так.
Милов плавно остановил конвой метрах в пятидесяти. Хотел уже отворить дверцу, чтобы выйти и осмотреться там, на месте. Спутник удержал его за плечо и покачал головой.
— Опасно, — сказал он по-английски с резкой гортанной интонацией. — Сначала посмотрим отсюда.
Запустив руку в сумку, достал бинокль.
«Интересно, — подумал Милов мельком, — чем этот хурджум у него так набит. Не деньгами же! Судя по общему впечатлению, там должно быть оружие; ну, а еще что? Шмотки? Какая-нибудь контрабанда? Для занимающегося такими делами просто грешно не воспользоваться удобным случаем и не попытаться вывезти что-нибудь из страны — даже такой небогатой, как Технеция… Воистину, — думал он дальше, пока старательно вглядывался в неподвижные машины внизу, — контрабанда такая, что впору вызывать нашу бригаду и заводить большое дело — жаль только, что нет у меня такой возможности. Придется отложить до лучших времен, а пока — ну что же, пока они так и будут челночить через границу: что-то туда, что-то оттуда… А вот что? Если не считать, конечно, той специфической контрабанды, в которую и я влез. Туда, к нам — предположить не так уж трудно: скорее всего, участники операции с российской стороны, пользуясь попутным рейсом, заказывают что-то для личного пользования или для знакомых; пусть небольшая, но все-таки выгода, беспошлинный товар. Ну, а какие товары можно сейчас везти из Технеции? Конечно, по ходу событий, не исключено, выясним это и поточнее. Что и куда? Очень интересно: куда это все идет? На сей раз, конечно, меня интересует именно нынешний мой груз, товары не повседневного употребления. Те, кто их покупает, наверняка рассчитывают получить ракеты в сохранности и боевой готовности — и при этом явно не станут подписывать договор о нераспространении ядерного оружия. Поживем — увидим… Ведь у меня, так сказать, случай исключительный — но ведь не ради него создавался Восточный конвой; на таких машинах можно чуть ли не танки перевозить при надобности. Ладно, к нам в Россию — или транзитом через нее — везут, как известно, чаще всего стрелковое оружие; ну, а от нас — какое?
Постой, — прервал он тут собственные размышления. — Куда это ты разогнался? Вот ведь полицейская натура: уже в подсознание вошло, что любое нарушение закона затрагивает непосредственно тебя и требует твоего вмешательства. Опомнись, Милов! Ты ведь сейчас не правоохранительную функцию выполняешь, ты нанят для осуществления разведывательной операции — и только ею и должен заниматься, запомни раз и навсегда. А все остальное можешь разве что намотать на ус — не исключено, что в будущем информация эта и пригодится, когда снова начнешь заниматься своими обычными делами; но не сейчас, ни в коем случае не сейчас!.. Да и не твоя это страна, пора бы привыкнуть. Надо у себя дома рубить корни, тогда здесь все листочки завянут в два счета, не на ком больше будет паразитировать…»
Все эти размышления промелькнули в сознании быстро, пока черноусый попутчик внимательно и неторопливо оглядывал в бинокль то машины, то опушку недальнего леса, то снова машины, потом лес по другую сторону шоссе. Странно — движения по нему сейчас совершенно не было, почему-то оно прекратилось, и вряд ли по естественной причине. Значит, что-то было впереди, что-то такое…
Попутчик опустил бинокль, повернулся к Милову. Посмотрел очень серьезно.
— Это его машина, — сказал он негромко. Чья — не объяснил, но Милов и так понял.
— Вы уверены?
— Очень хорошо знаю. Потому что вообще-то это моя машина.
— Может быть, просто дорожное происшествие?
— На ней шофер такой — может проехать сто километров по горной дороге на двух колесах, держа руль двумя пальцами. Потом — стекла с дырками от пуль. Была стрельба.
— Мы бы слышали.
— Теперь не всякую стрельбу можно услышать даже за сто метров.
Это Милов и сам знал.
— Думаете, убиты?
— Не знаю.
— Может быть, тела в машине?
— Не знаю.
— Надо посмотреть.
— Сперва — подумать.
— Я и так думаю, — усмехнулся Милов. — Машины должны были убрать — чтобы не напугать нас. Почему не сделали этого? Наверное, мы помешали: оказались тут слишком быстро.
— Не очень понятно, — покачал головой попутчик. — Так удобно… Катастрофа, вокруг люди, просят остановиться — мы останавливаемся, нас берут голыми руками…
— Нет, — сказал Милов. — Они понимали, что мы не остановились бы. Прошли на скорости.
— Могли тут полицию поставить, очень правдоподобно было бы…
— Значит, с полицией что-то не сработало. Ни с сипо, ни с редо.
— Если бы знать заранее, — сказал спутник, — я бы привез много своих людей. И мы сейчас обеспечили бы себе безопасный проезд.
— Это лишь половина дела, — покачал головой Милов. — Хотелось бы знать, что произошло с Орланзом. С тем, кто продает товар.
— Он уже продал, — сказал спутник.
— Но вы еще не погрузили. Без Орланза будет затруднительно пройти таможню. Вы не думаете?
— Зачем сейчас думать? — спросил спутник. — Будем думать там. Когда понадобится пройти. Наверное, сейчас нужно рискнуть — и проезжать вперед.
— Нет, — сказал Милов. — Они будут стрелять.
— Я думаю, — сказал спутник, — они плохо стреляют.
— Ну, в этот груз попасть может даже слепой.
— Они не станут рисковать. Ведь это их земля.
— Они рискнут, — сказал Милов. — У них мало земли, но много злобы. Я хочу доставить груз в сохранности до места назначения.
— Клятву давал, да?
— Давал клятву.
— Что же будешь делать? Если бы у тебя были люди…
— Да есть у меня люди, — сказал Милов. — Чего у меня нет, так это времени. Придется поспешить.
Он поспешил — и через десять минут из дверей замыкающего трейлера начали выскальзывать люди. Разделившись на равные группы, они вскоре скрылись в лесу по обе стороны дороги.
— Ты умный человек, — сказал спутник Милову.
— Не очень, — усмехнулся Милов. — Но догадливый.
— Теперь будем ждать? — спросил спутник.
— Нет. Время и так уходит. Мы с тобой поедем. Остальные пока останутся здесь.
— Не понимаю.
— Сейчас быстро отцепим наш прицеп. Поставим на костыль. И тронемся на одном тягаче. Это для всех неожиданно и непонятно. Значит, и подозрительно. Я прав?
— Может быть, — сказал спутник неуверенно, — ты не очень хорошо знаешь?
— Я хорошо знаю. Мы сейчас выезжаем. Нас останавливают: может быть, мы едем за подмогой. Они беспокоятся. Мы останавливаемся или не останавливаемся — увидим по обстановке. Так или иначе, те, кто нас ждет, себя обнаруживают. И мои люди их уничтожают.
— Будет шум, — покачал головой спутник. — Соберется много лишнего народу.
— Нет, — сказал Милов. — Шума не будет. Он никому не нужен. Поэтому я даже думаю, что и по нам стрелять не будут. Только грозить. Никто не хочет, чтобы было много лишнего народу. Ты едешь?
— Зачем спрашиваешь? — нахмурился спутник. — Я там буду, где груз. Оставляешь прицеп — оставляешь меня.
— Извини. Конечно, ты прав. Ладно. Шоферов я предупредил: до команды стоят на месте.
И он включил мотор.