(58 часов до)

Темнело быстро, и он не сразу опознал технета, неторопливо прошедшего мимо него, в двух шагах. Может быть, Милов и не обратил бы на него внимания, если бы не взгляд, мгновенный и острый, брошенный тем исподлобья именно на Милова. Только долгая практика позволила человеку. перехватить этот взгляд — и определить, что в нем было что угодно — только не традиционное технетское безразличие. Нет, то был жесткий, понимающий и — ненавидящий взгляд. Как удар ножом или выстрел из-за угла.

Как ни странно, этот невзначай перехваченный взгляд успокоил Милова. Неопределенная ситуация сразу сделалась конкретной, то есть поддающейся оценке и побуждающей к определенным в своей последовательности и целенаправленности действиям. Короче, начиналась обычная работа.

Все это Милов даже не подумал — оно само мгновенно сложилось в уме, и определило последующие его действия. Обладатель взгляда сделал пять или шесть шагов, когда Милов отделился от ствола — не для того, чтобы следовать за интересовавшим его субъектом по пятам (слишком прямолинейные действия могли сразу насторожить противника — напряженного по какой-то своей причине ничуть не меньше, чем Милов), но чтобы последовать в ином направлении: под острым углом к курсу, каким следовал технет, — продолжая при этом наблюдать за удалявшимся существом при помощи бокового зрения.

«Ну что же, — подумал он как-то очень спокойно. — Когда-то ведь все должно было начаться. Спасибо и за то, что дали оглядеться, даже обжиться как-то, и за то., что не позволили дальше лениться. Потому что обстановка тут, если разобраться, почти дачная, располагает к безделью — ведь не назовешь же серьезной работой то, чем все мы тут занимаемся».

Большое дело: ну, с раннего утра приступил к работе на лесоповале (так он про себя именовал эту деятельность, называя ее привычным термином, а не как все остальные, «регуляцией растительности»). Дело было не очень-то пыльным, механизация, против ожидания, оказалась неплохой, а персонал — достаточно сноровистым и опытным, хотя на работе, откровенно говоря, никто не горел, да никто и не подгонял, чтобы горели. Так и в этот день — двигались вперевалку, даже пилы крутились как-то с заметной ленцой, хлысты валились не часто, трелевали их к поляне тоже со многими перекурами, так что Милову показалось, что и не среди технетов он вкалывает, — существ, которым уже изначально положено быть усердными двадцать четыре часа в сутки, — но среди своих, привычных, отечественных работяг, тех, кому всякое монотонное занятие изо дня в день — вусмерть, а вот дай им чего-нибудь такого — одноразового, чтобы сверх сил, чтобы вообще невозможно это сделать по всем статьям — только тогда они себя покажут по-настоящему, во всей красе и могуществе… Нет, здесь земляков не было, да и людей вообще не было — однако, надо полагать, многолетнее соседство и общение с вышеупомянутыми оказало-таки свое влияние даже на искусственно созданные и запрограммированные характеры: сначала здешних туземцев, а потом уже и вытеснивших их технетов. Так что большого дохода от этого хозяйства государство будущего вряд ли получит, и это как-то не укладывалось в заранее возникшую у Милова схему, по которой именно лес и должен был оказаться одним из основных продуктов экспорта и, следовательно, источников надежных денег.

Но все-таки нужно вспомнить день поминутно. Что было? Неспешно вышли, после первой заправки, из ангара (так называлось легкое сооружение, у людей наверняка именовавшееся бы бараком), молча, с неизменно неподвижными лицами погрузились на открытую платформу, трактор зафырчал, потом рыкнул посильнее и потащил.

Заправку на этот раз Милов перенес уже достаточно спокойно — не так, как вчера вечером, когда оказался к ней совершенно не готовым. Он просто не знал, чего ожидать, когда все сошлись в середине барака; хорошо, что заметил, что каждый держал в руке стакан, и сообразил прихватить свой — тот, что оказался все в той же технетской сумке. Старший звена из объемистой посудины налил каждому; запах, сразу разнесшийся по комнате, Милову оказался хорошо знакомым, и он сразу же ощутил, как что-то повернулось в желудке — в предчувствии привычного некогда переживания. Как и все прочие, безмолвно подставил стакан. Когда налито было последнему, все вытянули руки со стаканами, старший кивнул, и все одновременно проговорили вполголоса: «Судьба, благослови Технецию!» и разом же выпили. Милов, заранее не знавший текста, пробормотал что-то себе под нос, а в питье постарался не отстать, чтобы не вызвать никаких подозрений. Все тут же разошлись — спрятать стаканы до следующего раза; Милов, воспользовавшись этой паузой, проглотил таблетку из аптечки Орлан за; теперь-то он понял, для чего они были, и обрадовался: кто знает, какое воздействие оказал бы на него стакан чистого спирта — такой практики у него давно уже не было. Таблетка, надо полагать, ладно подействовала — хмель не ударил в голову, что несомненно произошло бы в ином случае, потому что никакой закуси выдано не было — вероятно, технетам она не требовалась, калорий в дозе спирта было более чем достаточно, чтобы самое малое полдня отработать в хорошем темпе. Да никто никакой закуски, судя по всему, и не ждал — сразу пошли грузиться.

Нет, всё в порядке было и вечером, и с утра. Без накладок, подобных той, городской, без недоразумений. Может быть, потом что-то сделалось не так? Вспоминай дальше, пока есть возможность.