Они вошли в корпус и приближались к нам – хотя и не очень быстро, потому что женщину Канус тащил на плече: она, похоже, совсем обессилела, если только…

– Канус! Она что – без сознания?

– Да не знаю, – сказал он, опуская ее на пол и переводя дыхание. – Недавно была жива. А сейчас…

Я опустился на колени. Не сразу нашел слабенький, редкий пульс. Подняв голову, сказал инженеру:

– Будут искать меня – я вот с ним, понесем ее в бывший метаморф-два – на реэкстракцию.

Он только кивнул.

Моя головная боль усилилась до того, что я и сам мог потерять сознание. За все приходится платить, Ра, за все – за судьбу жены, за чужие секреты и за неимоверно разбухший мик, вобравший в себя все из Гека, что имело смысл сохранить для будущего. Хорошо, что корпус, где работал я – в бытность Пахтором, – почти рядом. Уф. Донесли. Где Крат? Показывает, куда ее и как. Что-то бормочет…

– Что ты говоришь?

– Подать-то мы можем, но режим я еще не рассчитал. А вдруг…

– Иначе – сам видишь – ей осталось несколько минут. Весь ресурс выкачан. А мы будем его возвращать. До исходного рубежа… Тебе чего?

Это Канус схватил меня за рукав:

– Ра, это что… Что ты говоришь: эта старуха – разве?..

– А ты не разглядел? За столько времени?

Впервые в жизни мне удалось увидеть, как краснеет опытный разведчик. Да и в последний раз, наверное.

– Ну, – сказал он, оправдываясь, – вообще-то не я, а Чугар. Как только они изолировали планету, я не смог…

– Это сохрани для вечернего чая. А сейчас…

Я умолк, глядя, как меняется, оживает, молодеет ее лицо под защитным полевым куполом. И вот со стенда до меня донеслось слабое:

– Эй…

Я повернулся. Увидел. И отключил защиту. Склонился к молодому лицу. Оно показалось мне прекрасным. Да не показалось: было.

– Люча, милая…

Она проговорила, уже более четко:

– Проси прощения за свое…

Да, характер моей жены не изменился.

– Прости, Люча. Сам не знаю, что тогда на меня напало…

– Прощаю. Теперь можешь меня поцеловать.

И только потом, когда губы оторвались от губ:

– Спасибо, Ра…