«Уве-Йоргену, по фамилии Риттер фон Экк, предводителю отряда.Подписал Старший Хранитель».
Мы, Хранители Уровня, согласны на твои условия, если и ты согласишься на наши.
Люди вышли из леса и идут на столицу.
Если они займут город, мы уже не сможем сделать ничего. Тогда случится то, чего ты боишься.
Ради блага всех людей просим тебя остановить идущих, не применяя, впрочем, жестокости.
Сделай это немедленно.
Глухо стучали копыта, телега поскрипывала. Почти не трясло: видимо, дорогу старались содержать в порядке. Жаль, что высокие борта не позволяли разглядеть ничего по сторонам.
Часа через три остановились.
– Будем перепрягать, – пояснил один из стражей.
– Хорошо бы сойти, – нерешительно проговорил Шувалов.
– Ладно. Отсюда все равно не убежишь.
Откинули борт. Шувалов сошел, с удовольствием сделал несколько шагов, огляделся.
Вокруг была степь. Ровная, чуть изгибающаяся дорога уходила к горизонту. По соседству стоял небольшой домик, рядом конюшня. Ничего интересного.
А вот вдоль дороги…
Любопытно.
Вдоль дороги возвышались, тоже уходя к горизонту, высокие башни из толстых балок. Не башни, вернее, а сквозные конструкции. Если бы у Шувалова спросили, что больше всего ему напоминают эти конструкции, он, не колеблясь, сказал бы, что они похожи на опоры линий электропередачи высокого напряжения, какие существовали в древности, когда еще не были известны практически целесообразные способы передачи энергии без проводов. Разумеется, на Земле таких конструкций давно уже не было, но он видел подобные рисунки в книгах по истории техники.
Правда, на тех картинках между башнями, или мачтами, были натянуты провода. Здесь проводов не было. Возможно, их еще не успели натянуть: судя по светлому оттенку древесины, башни построили недавно.
Очевидно, об этом и говорил ему Хранитель Уровня. Линия, по которой в столицу будет поступать выработанная солнечными батареями энергия. Они рассчитывают закончить работу ко времени, когда иссякнет запас топлива их силовой установки. Чтобы ни на минуту не прервал своей деятельности компьютер, чтобы общество и впредь развивалось по заранее разработанной программе…
Шувалов пожал плечами. В конце концов, можно представить и такую форму общества. Тем более, что и сами они понимают: она носит временный характер – до тех пор, пока не накопятся силы для перехода на следующий этап…
Но что в том толку, если у них не будет времени, чтобы совершить переход. Не будет времени, чтобы закончить линию, чтобы ввести в действие солнечные батареи. Не будет времени ни на что…
Звезда Даль!
Он взглянул на нее, прикрывая глаза ладонью. Звезда Даль – здешнее солнце – находилась на полпути между зенитом и горизонтом. Шувалов хмуро смотрел на нее и, незаметно для самого себя, укоризненно покачивал головой.
Потом он перевел глаза на своих непрошенных спутников. Те лошади, что довезли их сюда, были уже выпряжены, но свежих еще не заложили. Люди собрались перед установленным на штативе плоским ящиком с матовой крышкой. Точно такой ящик Шувалов заметил во внутреннем дворе дома Хранителей, и перед ним тоже стояли люди. Примерно в этот же час.
Ритуал? Что он может означать?
Шувалов подошел поближе.
Никто не глянул на него. Все смотрели на матовую крышку – сосредоточенно, напряженно.
Шувалов подошел поближе, стал за спинами глядевших. Никакого изображения на матовом экране не было. Он вообще не светился, хотя после увиденного у Хранителей вычислительного устройства Шувалов не очень удивился бы, окажись тут – ну, если не тридивизор, то какой-нибудь из его предшественников. Но изображения не было, и такая версия отпадала сама собой.
Он задумчиво почесал щеку. Надо проанализировать с самого начала. Что делали люди перед тем, как смотреть в ящик? Установили его. Шувалов видел, как это делалось. Ящик устанавливали не просто так. Люди действовали так, как если бы очень важно было установить коробку строго определенным образом – сориентировав по сторонам света. Обычно устройства устанавливают таким образом в тех случаях, когда они служат для приема или передачи чего-то – скажем, электромагнитных волн или других… Если бы здесь происходил прием, то на экране что-нибудь да показалось бы – иначе не было смысла так упорно смотреть на него. Может быть, конечно, изображение еще появится – надо проследить до конца… Но если не прием, тогда – передача?
Передача – чего? Для передачи нужен, прежде всего, источник энергии. Здесь его нет. Если бы он находился в ящике, это означало бы, прежде всего, что технический уровень культуры Даль намного выше, чем можно было заключить из всего, виденного до сих пор. Далее, в таком случае где-то на ящике должны были оказаться хотя бы самые примитивные органы управления этим источником. Их нет. Но может ли идти передача какой-то информации без затрат энергии? Нет, не может. Значит, и вариант с передачей отпадает?
Еще нет, продолжал размышлять Шувалов. Пока ясно лишь, что источника энергии здесь не имеется. Но ведь информацию можно передать, пользуясь и чужой энергией. Скажем, отражая солнечный свет, хотя бы при помощи обыкновенного зеркала. Или, еще лучше, параболического, фокусирующего лучи. Если бы стенка ящика была зеркальной, и если бы он был установлен так, чтобы улавливать и отражать лучи Даль, то…
Но зеркала не было, и установлен ящик был совсем иначе. Так, что тыльная его стенка – в которой, действительно, было некоторое углубление, – была направлена… Куда именно? Шувалов попытался сориентироваться. Да, пожалуй, можно было сказать – в первом приближении, конечно, – что ящик направлен задней стенкой, противоположной экрану, в ту сторону, откуда Шувалов и все остальные только что прибыли… Нет, севернее, севернее… Примерно в ту сторону (если Шувалов, разумеется, не ошибался), где находился безлюдный город, где приземлились Шувалов и капитан и где Шувалова схватили. Туда ли, в другую ли сторону – пока не важно, остается фактом лишь, что никакого отражения тут не происходит.
Изображения на экране все не было. Передача, передача… Своего источника энергии нет, чужого – тоже…
Он задумчиво смотрел то на экран, то на людей, он видел их лица плохо, потому что стоял почти сзади и мог разглядывать главным образом затылки. Он смотрел на толстую шею стоящего сзади. Она была красной, и крупная капля пота медленно катилась по ней. Пот? Шувалов повел плечами: сейчас вовсе не так жарко… Он отошел в сторону, чтобы лучше видеть лица. Они были напряжены и блестели от пота, словно люди не сидели неподвижно, уставившись на матовый экран, а выполняли работу, требовавшую черт знает какой энергии…
Энергии?
Кто сказал, что здесь нет источника энергии? Искусственного – нет, это правда. Но если речь идет о естественном?..
И вдруг что-то забрезжило в памяти. Смутно, смутно… Как будто он о чем-то таком слышал… Или видел… Или читал… Одним словом, было где-то когда-то что-то…
Жаль, что память стала уже не та.
Нет, видеть он определенно не видел.
Читал?
Уж не в той ли самой книге по истории техники?
Шувалов напрягся. Нет, в той книге ничего подобного наверняка не было.
И все-таки это была именно книга: не запись, не кристалл, а книга.
Книг он, как и все его современники, видел в жизни считанное количество. И если напрячь посильнее память, можно было бы, наверное, назвать каждую из них.
Что ж, попытаемся.
Прежде всего, конечно, книга Кристиансена, в которой он изложил свою теорию. Незаслуженно забытая, книга эта провалялась, где попало, много лет, пока ее – совершенно случайно – не прочитал он, Шувалов. Теория Кристиансена стала исходным пунктом новой теории, носящей теперь имя Кристиансена – Шувалова.
Не все там было разумно, не все логично. Например, высказав совершенно правильное (как оказалось впоследствии) предположение о том, что процессы, происходящие в звездах, можно регулировать при помощи относительно ничтожных энергий, Кристиансен тут же нагородил всякой чуши, предположив, что источником такой энергии может стать, в частности, психополе человека, благодаря которому являются осуществимыми, скажем, телепатические процессы.
Насчет телепатии – ладно, этот вопрос давно уже не является спорным, нашел применение в практике, и так далее. Но что касается возможности воздействия на звезды…
Он, Шувалов, тоже нашел способ воздействия при помощи небольших энергий. На этом основана и установка Аверова. Однако психополе тут ни при чем.
А вот Кристиансен предполагал…
И даже, кажется, разработал что-то такое…
И тут Шувалов с трудом удержал восклицание.
Он вспомнил.
Действительно, Кристиансен сконструировал крайне несложное устройство, которое должно концентрировать поле, излученное отдельными людьми, и, модулируя им потом энергии от какого-либо источника, направлять в сторону светила. Он полагал, что именно такая модуляция помогает установить контакт с сопространством – в котором, как известно, и распространяются психоволны.
И что же?
Шувалов пожал плечами.
Контакт с сопространством; конечно, для времени Кристиансена уже сама такая мысль была великолепной. Но если даже предположить, что таким способом ему удалось бы добиться чего-либо подобного… каким был бы результат? Ведь и он, Шувалов, пришел к выводу об использовании сопространства, когда возможность проникновения в него стала фактом: в сопространство надо сбрасывать излишки энергии, туда можно буквально перекачать опасную звезду и таким образом избавиться от нее. Допустим, Кристиансен мог добиться того же; но ведь это никоим образом не дало бы ему возможности плавно регулировать процессы, происходящие в звезде. Он мог бы только совершенно уничтожить ее – так же, как может это Шувалов. Способ, надо сказать без ложной скромности, удобный, не приносящий никому вреда: сопространство, судя по известным на сегодня данным, моложе нашего, оно, как и наше, заполнено в основном водородом, плотность которого, правда, несколько больше, так что в моменты сопространственного перехода корабля «Зонд» какая-то часть водорода оттуда переходила в наше пространство, а не наоборот. В небесных телах там сконцентрировано значительно меньше вещества, чем у нас, в сопространстве мало звезд, пока – мало, и мы, перебрасывая туда свои закапризничавшие светила, не причиняем никому ни малейших неудобств. Разве что атомам водорода…
И снова Шувалов запнулся.
Водород, водород…
Отчего происходят вспышки Сверхновых первого типа? Того, к которому отнесли бы и Даль, если бы ей позволили вспыхнуть: старых звезд с массой несколько больше солнечной.
По существующим представлениям, вспышка их происходит из-за стремительного падения вещества звезды к ее центру. Оно происходит потому, что выгорает водород – основное звездное топливо.
Но если…
Если бы была возможность, по мере выгорания, пополнять количество этого топлива…
То взрыва бы не произошло?
И поскольку при контакте с сопространством происходит перемещение водорода оттуда, а не туда…
И если место этого контакта находится не вне звезды, а в ее пределах…
То взрыва не произойдет!
Не об этом ли думал Кристиансен?
Итак, источник энергии находится где-нибудь в другом месте. Допустим, в доме Хранителей. Или недалеко от их силовой станции. Скорее всего, так.
Там же имеется какое-то приемное устройство, собирающее, концентрирующее слабые психоволны, посылаемые такими вот ящиками, которым все люди планеты Даль-2 ежедневно, в определенный час, отдают свою энергию. Этими волнами модулируется направленный на звезду луч.
Вот и весь секрет!
Нет, не весь. Тут есть и еще одно обстоятельство.
Отдавая свою энергию, люди должны четко сознавать, что и зачем делают. Это ведь энергия мысли, и частота и мощность, излучаемая каждым человеком, зависит от предмета мысли и от важности этой мысли и ее результата.
Люди должны знать…
Если они не знают – все рассуждение Шувалова ошибочно.
А вот если знают…
Если знают!
Он подбежал к своим спутникам; они как раз кончили глядеть в экран и теперь, переводя дыхание и вытирая пот, разбирали установку.
– Скажите… что вы только что делали?
Один из стражей удивленно покосился на него.
– Смотрели на солнце, конечно; что же еще?
– Зачем?
– Так нужно. Все так делают.
– Но зачем? Зачем?
Страж пожал плечами. Ответил другой:
– Смотреть надо, чтобы с солнцем никогда ничего не случилось. Никакой беды.
– И давно вы так делаете?
– Так делалось всегда.
Шувалов закрыл глаза. Мысли роились в голове.
«Значит, об этом говорил Хранитель?
Несомненно, они воздействуют на светило и таким образом держат его в повиновении.
Но в таком случае… опасности нет!
В таком случае, звезда может существовать еще тысячи… миллионы лет и не причинит никому ни малейшего вреда!
Она будет существовать до тех пор, пока на планете живут люди, и пока они смотрят на нее – каждый день, все разом, в определенный час, определенным образом. И пока на планете есть электростанция.
А он тогда крикнул Питеку…
Питек, конечно, уже передал все капитану, экипажу…
Произойдет непоправимое.
Мы уничтожим звезду. Вместо того, чтобы оставить ее в покое, мы уничтожим звезду. Убьем цивилизацию. Человечество. Если даже удастся эвакуировать какую-то часть его, если даже удастся вывезти всех – все равно, этого человечества, этой культуры больше не будет.
Ужасно!
И виновен именно он, Шувалов.
Ошибку нужно исправить любой ценой! Любой ценой!» Он подбежал к тому стражу, который объяснил ему, зачем люди смотрят на звезду.
– Слушайте! Я понял! Я теперь все понял!
– Это хорошо, – спокойно ответил страж. – Значит, ты понял и то, что лошади уже запряжены и тебе пора садиться в телегу.
– Постойте! Мы должны немедленно вернуться! Возвратиться в столицу! Я понял!
– Тогда ты умнее нас. Потому что мы этого не понимаем. Наоборот, нам побыстрее надо ехать туда, где Горячие пески. Каждого из нас там ждет работа.
– Но послушайте… Страшная угроза…
– Знаешь что, старик, твои угрозы всем уже надоели. Хранители сказали, что ничто нам не грозит. Как ты думаешь, кому мы верим больше? Ты сядешь добром, или…
Шувалов непроизвольно оглянулся. Бежать, бежать в столицу… Его схватили под руки. Он сопротивлялся. Ударил раз, другой. Кричал. Но его втащили. Подняли борт. И лошади пошли рысью.
Они ждали долго; наконец послышались шаги, прозвучали за той дверью, из которой и должен был появиться Хранитель; как объяснил чиновник, за дверью начинался ход, соединявший дом Хранителя с Сосудом – глухим строением по ту сторону площади. Уве-Йорген сделал знак; Питек и Георгий вскочили и стали по обе стороны двери, вплотную к стене. Щелкнул замок, вошел Хранитель – и сразу же Георгий захлопнул за ним дверь, и оба соратника Уве-Йоргена заслонили ее собою – как он учил, широко расставив для устойчивости ноги, положив руки на оружие. Сам Уве-Йорген продолжал сидеть; он глядел на Хранителя, снисходительно улыбаясь, Хранитель на миг застыл; потом неожиданно усмехнулся, подошел к столу и сел на свое место, словно в посетителях не было ничего необычайного. Чиновник стоял, потупив глаза, руки его мелко тряслись. Хранитель сказал спокойно:
– Вы можете идти.
Только теперь чиновник поднял на него глаза. Хранитель кивнул. Чиновник перевел взгляд на Уве-Йоргена. Тот колебался лишь мгновение.
– Да, – сказал он затем. – Но без шуток!
И в пояснение прикоснулся пальцем к автомату.
Чиновник поклонился. Он не вышел, а беззвучно словно бы вытек в дверь – ту, что вела в коридор. Слышно было, как он побежал.
– Разумно, – одобрительно сказал Уве-Йорген. – Теперь поговорим. Разговор будет серьезным.
Хранитель посмотрел на него.
– Серьезный разговор уже был. – И пояснил: – С тем из вас, кто был задержан. С ученым.
Уве-Йорген утвердительно кивнул.
– Очень хорошо. Надо полагать, он выдвинул условия и вы их приняли.
– Нет. Но я объяснил, почему мы не можем принять их. Я могу объяснить то же самое и вам.
– Нет нужды. Потому что, если те же условия выдвину я, вы согласитесь.
– Не вижу причины.
– Причина вот в чем, – сказал Уве-Йорген, откидываясь на спинку кресла. – Ваша электростанция в наших руках. И если сейчас ваш вычислитель еще работает, то лишь потому, что мы позволяем. Ваше войско, – он презрительно усмехнулся, – разгромлено. Эти люди не скоро придут в себя. Они бегут, и не могу сказать вам, где и когда они остановятся. Если же вы направите туда еще кого-то, мы окажемся на месте раньше их, и если увидим, что защищаться невозможно, просто уничтожим станцию. Вот та причина, которой вы не видели и по которой вы примете мои условия, какими бы они ни были.
Он сделал паузу. Хранитель молчал, и Уве-Йорген прибавил уже другим тоном – успокоительно:
– Сделать это вам просто, потому что условия наши направлены не против вас; они – для вашего же блага. Вам, наверное, уже рассказали, каково положение с вашим светилом.
Хранитель посмотрел на Рыцаря и спросил: – Вы ученый?
– Вы ученый?
– Нет, – сказал Уве-Йорген. – Я солдат. И привык выполнять свой долг до конца. Как бы ни было трудно.
Хранитель кивнул.
Уве-Йорген подождал.
– Итак, ваше слово?
– Я должен посоветоваться. О таких вещах мы думаем сообща.
Хранители Уровня собрались в одной из комнат Дома. Они расселись за круглым столом и несколько минут сидели молча, опустив головы, то ли собираясь с мыслями, то ли внутренне прощаясь с чем-то. Потом Старший Хранитель глубоко вздохнул:
– Боюсь, что цивилизация гибнет в любом случае. Мы пришли к концу.
Он подождал; никто не возразил и не согласился.
– Объясню, – сказал он медленно, хотя никто не требовал объяснений; они нужны были, наверное, ему самому. – Нам поставлены условия. Согласиться на них, на эвакуацию – означает похоронить то, что столетиями, медленно, с громадными усилиями делалось здесь. Я не уверен – и мне кажется, они сами тоже, – что такая эвакуация реальна; однако в принципе она возможна. Мы спасем людей, но погибнем как люди Даль, как культура, как образ жизни. Отвергнуть условия – значит лишиться энергии. Вы знаете, что затем последует. Сначала рухнет Уровень, а затем случится то, чего так боятся наши гости.
– Они не решатся, – негромко сказал другой Хранитель. – Это просто угроза. Они представители развитой цивилизации. Они не могут разрушить или хотя бы выключить станцию, зная, что это значит и для нас, и для них. Не могут же они не понимать…
– И тем не менее, они не понимают, – сказал Старший. – Облик прилетевших к нам с Земли, признаюсь вам, не совсем соответствует… вернее, далеко не соответствует тому представлению, какое возникло у нас, когда мы, редкими свободными вечерами, в этой самой комнате, мечтали о том, как далекая Земля найдет, наконец, время, чтобы посетить нас и помочь нам. Они – другие. Только один из них – тот, кого мы отправили…
– Было ли необходимо отправлять его? – перебил второй Хранитель.
– Не знаю, и никто из нас не знает. Но неожиданным оказалось упорное желание не понять нас. Отсутствие готовности выслушать, вдуматься. Стремление во что бы то ни стало поступить по-своему…
– Приходится признать, – сказал Хранитель Времени, – Земля за минувшие столетия просто забыла нас. Видимо, у нее были свои заботы. Все не может сохраниться в памяти. Мы не сохранились. Да, мы переживаем критический момент. Но хочу напомнить вам: это не впервые. Нечто подобное, как вы должны знать – нас ведь учили этому, – произошло через десятилетие или два после высадки, когда часть прилетевших (вспомните, на планете жило еще первое поколение!) решила…
– Ошибаетесь, Хранитель, – сказал Старший. – Это было не прилетевшее поколение, а первое из Сосуда. Первое, родившееся здесь.
– Это не принципиально… Важно то, что они, возмущенные трудностями, еще храня память об уровне Земли, решили использовать ограниченную энергию, которой мы обладали и обладаем сейчас, не для регулирования Светила и работы вычислителя и Сосуда, а для жизни, для быта, для освещения, для приведения в действие множества аппаратов, служивших для удобства… Мы помним, чем кончилось.
– Кровью, – негромко сказал Хранитель Сосуда.
– Да. Но в результате наша цивилизация не погибла тогда. Я надеюсь, что она не погибнет и теперь.
– При помощи крови?
– Что дороже; немного крови – или конец культуры?
Наступила тишина.
– Даже если мы согласимся с Хранителем Времени, – четко разделяя слова, проговорил после паузы Старший, – каким же образом сможем мы сделать то, что он предлагает? Нас больше, да; но они вооружены. Мы не умеем проливать кровь, а они – у меня такое впечатление – сделают это с легкостью.
– Земля… – вздохнул Хранитель Порядка и больше не сказал ничего.
– Мы должны еще подумать над этим, – сказал Хранитель Времени. – А пока – согласиться. Ведь до настоящей эвакуации далеко, пока она – лишь идея, лишь проект.
– Мы согласимся, они улетят, – сказал Старший Хранитель, – и с этого мгновения идея начнет воплощаться, и не в наших силах будет помешать им выполнить ее. Нам останется лишь ожидать их возвращения.
– Но вернутся не только они, – проговорил второй Хранитель Уровня. – Может быть, с ними прилетят люди, способные понять нас, согласиться с нами…
– Может быть, – кивнул Старший. – Но только «может быть».
Снова все молчали. Затем Старший спросил:
– Итак, мы соглашаемся?
Никто не решился ответить первым. Потом распахнулась дверь. Вбежал распорядитель.
– Хранители… Неприятная весть. Колонна из Леса движется на столицу. Люди вооружены.
– Чего они хотят? Что говорят?
– Они хотят уничтожить Уровень.
– Ну вот, – сказал Старший Хранитель, обводя всех взглядом. – Все решили за нас. Мы согласимся на все условия, потому что на этот раз Уровню грозит реальная опасность. То, что через два-три десятка лет стало бы необходимостью, сейчас является злом. И мы должны уничтожить его. Люди должны вернуться в Лес.
– Как сделать это?
– По-моему, это несложно, – сказал Хранитель Времени. – Распорядитель, кто ведет людей, вам известно?
– Мне сообщили, Хранитель, что во главе их идет человек, прилетевший, по его словам… Как и те, что ждут здесь…
– Ясно. Поскольку мы согласимся на условия, проще всего, я думаю, попросить тех, кто находится здесь, в нашем доме, направиться туда – они могут передвигаться с недоступной для нас быстротой – и убедить предводителя лесных людей вернуть их в Лес. И даже помочь ему в этом. Друг с другом они договорятся: они делают одно и то же дело.
– Согласны, – сказали Хранители.
– Подождите, – возразил Старший. – И все же… Мысль хороша. Но кто-то из нас должен присутствовать при этом. Примирение должно произойти при участии одного из нас. Иначе окажется, что Уровень как бы устранился от участия…
– Лучше всего будет, – сказал второй Хранитель Уровня, – если с ним пойдете вы, Старший.
– Хорошо, – сказал Старший после минутного раздумья. – Я согласен.
– И да будет с нами Красота, – пробормотал Хранитель Порядка.
Большой катер с ревом пронесся над толпой. Уве-Йорген шел на бреющем полете. Губы его презрительно кривились. Внизу лошади взвивались на дыбы. Кто-то махал руками – непонятно, от ужаса или в знак приветствия.
Промчавшись над людьми, катер приземлился метрах в двухстах впереди, прямо на дороге.
Трое вышли из него и встали поперек дороги, держа наизготовку автоматы, готовые к стрельбе. Хранитель остановился подле катера. В глазах его было недоумение.
Колонна приближалась.
Уве-Йорген поднес к губам усилитель.
– Стоять! – крикнул он.
Его голос громом прокатился над лугами.
Колонна продолжала двигаться. Кто-то впереди продолжал размахивать руками и что-то кричал. Но слов разобрать было невозможно.
Трое ждали.
Георгий смотрел на приближавшихся прищуренными глазами. Ему было хорошо. Ему казалось, что он снова защищает узкий проход и вся персидская армия наступает на него. Тогда их было триста, сейчас – трое. Но и тогда они не отступили бы даже втроем, а теперь в руках у него было совсем другое оружие, и он умел владеть им.
На лице Питека застыла бессознательная улыбка. С тех пор, как он помнил себя, он уважал силу. Сильный побеждал. Сильный жил. Слабый умирал. Сильный был опорой племени. Слабый – бременем. Племя стояло за спиной Питека, племя из десяти человек, маленькое, но могучее племя. И ради него Питек был готов убивать.
Уве-Йорген усмехнулся уголком рта.
Он был воином. И в глубине души продолжал верить, что война – это то место и то время, когда ярче всего проявляются лучшие человеческие качества: храбрость, решительность, воля.
В той массе, что надвигалась на него, он не видел отдельных людей. Их там не было. Была масса, называемая «противник». Была цель, по которой следовало вести огонь.
Он ждал, пока противник не сблизится на дистанцию действенного огня. Ему никогда не приходилось воевать в пешем строю, но Уве-Йорген был разносторонне образованным воином и представлял себе возможность оружия, которое уверенно сжимали его руки.
Потом он скомандовал:
– Вперед – марш!
Они двинулись вперед.
– Огонь!
И ударили выстрелы.
Люди падали, крича от ужаса. Ржали, взвиваясь, лошади. Валились телеги.
– Это же наши, наши! Что они делают! Монах, что они делают!..
Монах не ответил. Он оседал, прижимая ладонь к животу. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Капитан опустился рядом с ним. Лицо его перекосилось. Он схватил выпавший из рук Монаха автомат. Прицелился. Нажал спуск.
– Черт, и у них автоматы!
– Уве, это могут быть только наши!
– Не обязательно. Впрочем… отставить огонь!
Что-то звякнуло сзади, Питек оглянулся.
– Катер… – грустно проговорил он.
Впереди клубилась пыль. Толпа отступала, оставляя на дороге тела. Один человек стоял неподвижно, опустив руку с автоматом, и девушка бежала к нему. Уве-Йорген узнал их.
– Монах… – пробормотал Уве-Йорген. – Никодим…
Капитан смотрел в сторону, судорожно глотая. Анна плакала, Питек хмурился. Георгий склонился над раненым. Кровь стекала, капли ее закутывались в теплую оболочку пыли.
Монах глубоко, с трудом, вздохнул.
– Ныне отпущаеши… – тихо проговорил он. – Капитан, возьми в кармане… Тут есть интересное. Очень важно. А ты, Рыцарь, нагнись… Слышишь, Уве-Йорген?
Уве наклонился к Никодиму.
– Рыцарь, где брат твой, Авель?
Уве-Йорген резко выпрямился. Монах слабо улыбнулся.
– Вы, поздние, этого не знаете… Отвечай: «Разве я сторож брату моему?..».
Георгий, подняв глаза, покачал головой.
– Что будем делать, капитан? – спросил Уве-Йорген.
– Ты спрашиваешь это сейчас? Почему ты не спросил раньше?
Уве-Йорген нахмурился.
– Раньше мне все было ясно и так.
– Рыцарь… Узнаю тебя, Рыцарь. Узнаю вас… Милые парни, вы стояли и расстреливали безоружных от бедра… даже не целясь… И хотя бы ты окликнул нас сначала, Рыцарь!
– Погоди, капитан. Понимаю, что думаешь ты. Но обстановка требовала этого. Они шли на столицу. А мы только что договорились с властями. Только что. Если бы в столице началась заваруха, все наши переговоры полетели бы к чертям. Тут хочешь – не хочешь надо было стрелять…
– А ты не хотел, правда? Ты очень не хотел? И ты сначала попросил нас повернуть назад? И объяснил, почему не надо сейчас идти на столицу? И, увидев среди них нас с Монахом, попросил нас отговорить всех тех, кто двинулся на город? Ты очень просил? И лишь когда мы не согласились, ты, превозмогая себя, начал стрелять? Да? Я правильно восстановил события?
Уве-Йорген холодно взглянул на Ульдемира.
– Я не дипломат, капитан. Я солдат. И я говорил на том языке, на котором меня учили изъясняться.
– Да-да, тебя замечательно научили… Скажи только: зачем ты попал в будущее, Уве-Йорген? Почему ты не остался лежать там, где тебя сбили?
– Почему? – сказал Рыцарь, усмехнувшись. – Ты думаешь, капитан, что будущее – только для вас? Что нам нечего в нем делать? Но будущее делает свой выбор не по нашему, а по своему желанию. И вот мы с тобой оказались здесь оба. И послушай, капитан, в чем же разница? Я стрелял; а ты? Что на твоих пальцах: маникюрный лак? Не лак, не так ли? Почему же ты стоишь в позе прокурора?
– Я стрелял в вас, потому что бывают положения, когда надо или стрелять, или оказаться подлецом. А ты?
– И для меня дело обстояло точно так же. Я получил приказ; а для меня невыполнение приказа – подлость. Я тоже должен был или стрелять, или посчитать себя подлецом. Милый капитан, в чем же все-таки разница?
– В том, что мы с тобой понимаем по-разному, что такое – подлость, и что – нет.
– А стоит ли из-за этого спорить?
– Стоит, пилот.
– А я считаю – нет. Потому что мы оба прилетели сюда, мы и другие люди – еще целых шесть человек. Все разные. И что же – мы привезли тем, кто населяет эту планету, разные судьбы? Нет, мы принесли им одно и то же – потому что мы – одно и можем все вместе принести только одно, что-то одно. И что бы мы ни делали в прошлом, здесь, в будущем, мы делаем одно и то же. И с этим ты, капитан, ничего не можешь поделать.
– Нет, – сказал капитан. – Нет, Уве, мы делаем разные вещи, хотя порой они с первого взгляда и кажутся похожими. Только с первого взгляда. Но день еще не кончен, и трудно сказать – может быть, еще к вечеру мы поймем, что делаем разные вещи, и будем делать их, пока не станет ясно, что то, что делаешь ты, не нужно. Опасно. Бесчеловечно. И тогда…
Уве-Йорген снова усмехнулся, по своей привычке, уголком рта.
– Не спеши, капитан. Помни: я люблю тебя не больше, чем ты меня. Но пока мы еще – один экипаж. Так что отложим разговор до лучших времен. Нравится тебе или нет, но я происхожу с той же планеты, что и ты, и даже из той же эпохи, и мои потомки населяют Землю точно так же, как и твои. И пока мы пытаемся обезопасить их – пусть каждый из нас по-своему, – мы не станем сводить счеты.
– Наши счеты давно сведены, Уве-Йорген, – сказал капитан. – Сведены там, на Земле. И ты лучше меня помнишь, как это делалось, а я лучше тебя помню, как это кончилось…
– Ульдемир! – сказал Уве-Йорген. – Как говорили раньше, предоставим мертвым погребать своих мертвецов. Ну, пусть я виноват, пусть чего-то не рассчитал. Можешь быть уверен: Никодима я себе не прощу никогда, чья бы пуля ни поразила его… Но подумай: наконец-то нам удалось завязать отношения с теми, кто управляет планетой. Удалось добиться их согласия. Вот, смотри, – он кивнул в сторону катера, – видишь? Это и есть их самый большой начальник, он специально полетел со мной. Боюсь только, что его несколько укачало с непривычки, судя по его поведению…
– Он не видел крови, – пояснил Георгий, и в голосе его была нотка презрения. – Он не воин. Теперь ему плохо.
– Ну, пусть отдыхает, – отмахнулся Уве-Йорген. – Это неважно, как он себя чувствует. Главное сделано: они пошли на наши условия. Подумай, капитан: теперь мы можем лететь на Землю и организовать эвакуацию. Разве ради такого результата не стоило пролить несколько капель крови?
– Уве, – сказал капитан. – Эти люди – думаешь, они пойдут с нами после того, как мы показали им, чего стоим? Думаешь, теперь можно будет убедить их в том, что Земля – не мы. Земля не такая, что она давно ушла от таких способов решения задач… Никто нам не поверит, пилот. И какими благами ты прельстишь их после того, как пролил их кровь? Или ты станешь загонять их в корабли, как твои коллеги в те времена загоняли людей в концлагеря? Но стоит ли спасать их ради этого?
– Я не вхожу в обсуждение приказов, – сказал Уве-Йорген. – В конце концов, руководитель экспедиции – Шувалов. Приказ о подготовке эвакуации – его приказ. И я не отступлю от него ни на йоту.
Но Ульдемир уже не смотрел на него. Старший Хранитель Уровня пришел в себя и, пошатываясь, подходил к ним, глаза его лихорадочно блестели, губы дрожали. Он остановился в трех шагах, словно не решаясь, из страха или из отвращения, подойти ближе.
– Вы! – сказал он. – Уходите! Вы не умеете спасать! Вы можете только убивать! Мы не пойдем с вами! У нас нет убийц, ищите их у себя дома! Уходите!
Он повернулся и, шаркая подошвами, пошел прочь по дороге, и маленькие облачка пыли взлетали при каждом его шаге, словно почва была горяча и дымилась. Потом он побежал. Неожиданно вскочила и бегом бросилась за ним Анна.
– Нет! – сказал капитан, поднимаясь на ноги. – Невозможно, чтобы наша экспедиция окончилась так! Мы же не такие на самом деле! Хранитель! Анна!
Он кричал, но те двое не оглянулись, и тогда капитан тоже кинулся за ними, пустился бежать по дороге.
– Все они плохо бегают, – сказал Георгий. – Догнать их? Мне ничего не стоит.
Уве-Йорген махнул рукой.
– Похороним Никодима, – сказал он. – Он был хороший парень. Мне жаль.
Они похоронили Иеромонаха и немного постояли у могилы. Потом Уве-Йорген сказал:
– Ну, летим.
– Куда? – после паузы спросил Питек.
– Война не кончена. Они расторгли соглашение, но у нас все еще остается средство заставить их капитулировать. Летим на станцию!
Питек посмотрел в небо, потом на далекий лес.
– Нет, Уве-Йорген, – сказал он. – Я охотник, но то, что ты хочешь, мне не нравится. Я не пойду с тобой.
– И я тоже, – кивнул Георгий. – Я тоже хотел это сказать. Плохая война, Уве-Йорген. Война не для мужчин. Мы не пойдем. И тебе не надо.
– Кто здесь командует? – спросил Рыцарь надменно.
– Больше никто, – сказал Георгий. – Ты не полетишь. – И он шагнул к Рыцарю.
– Руки прочь! – крикнул Уве-Йорген, одним прыжком вскочил в катер и захлопнул колпак.
– В сторону! – крикнул Питек, хватая Георгия за руку.
В следующее мгновение катер взвился.
Георгий поднял автомат.
– Нет, – сказал Питек. – Тут не попасть даже мне.
Георгий все же выпустил очередь.
Но катер был уже далеко.
– Поедем, – сказал Питек. – Смотри, сколько лошадей бродит. Ты можешь выбрать любую.
– Поедем, – согласился Георгий. – Только куда?
– Ты поезжай, куда хочешь. А я пойду, куда хочу. Мне не нравится верхом. Я пойду в лес. Наверное, нам осталось немного. Рука не дрогнет. Гибкая Рука. Пройдут еще сутки – и он убьет звезду. Прощай.
– Прощай, – сказал Георгий.
Уве-Йорген посадил катер возле старого корабля.
В туннеле плохо пахло. Пилот зажал нос и бегом добрался до входа в станцию.
Где здесь устройство для выключения?
Он сориентировался. Поискал. Нашел.
– Мы еще посмотрим… – пробормотал он. – Не каждый раз капитулируют одни и те же…
Он выключил установку.
Индикаторы погасли одновременно с освещением. Наступила полная темнота. И в темноте завыл тревожный сигнал.
Уве-Йорген заторопился к выходу. Он бежал, натыкаясь на гладкую стену туннеля.
Наверху, на свежем воздухе, он набрал сучьев и развел небольшой костер, чтобы подкрепиться и отдохнуть. Потом он полетит в столицу и снова войдет в Дом Хранителей – на этот раз как полный победитель.
Там уже, вероятно, паника: нет энергии.
Они пошлют людей сюда…
Нет, в столицу рановато. Сначала надо встретить их здесь. И разгромить. Наголову разбить. Вот тогда…
Улыбаясь, пилот протянул руку, чтобы подбросить в костер еще несколько веток. Они затрещали, и треск был похож на оживленную перестрелку вдалеке.
Аверов вошел, и Гибкая Рука поднял на него глаза. Глаза ученого блестели, он был взволнован.
– Рука…
– Какие вести?
– Звезда вдруг начала вести себя угрожающе.
– Ага, – сказал Рука спокойно.
– Конечно, может быть, все выровняется. Но пока…
– Не надо «пока», – сказал Рука.
– Погодите, инженер. Я думаю…
– Было время думать. Сейчас время делать.
Аверов сказал умоляюще:
– Только не торопитесь, ради всего святого! Может погибнуть столько людей…
Рука помолчал.
– Разве люди бессмертны? – спросил он после паузы.
Аверов с досадой махнул рукой.
– Да нет, конечно! И все же…
– Разве каждый из них не должен умереть?
– Да что это, в самом деле, за глупые вопросы! Ты смеешься надо мной, Рука?
– Постой. Что же волнует тебя? То, что так они умерли бы в разное время, а теперь умрут все вместе? Это?
– Ну как ты не понимаешь! Одно дело, когда умирает кто-то, но в живых всегда остается больше. И совсем другое – когда умрут сразу все…
– Но ведь рано или поздно все умерли бы!
– О, ты совсем не понимаешь меня…
– Да, не понимаю, доктор. Ты говорил, что мой народ умер, и народ Георгия, и капитана. И еще один народ умирает. Что же в этом нового? Зато твой народ останется. Ты должен радоваться, доктор.
– Рука… Что же ты хочешь делать?
– То, что должен. Сейчас я уведу корабль с орбиты. Назначенный срок прошел. Мы приблизимся к звезде. Включим установку. Звезда начнет гаснуть. И Земля будет спасена.
Аверов сжал губы. Ответил он не сразу.
– Хорошо, Рука. В конце концов, ты прав. Наверное, ты прав. Время действовать. Но… после этого мы вернемся сюда, чтобы забрать наших. Непременно. Я настаиваю.
– Да, – согласился Рука. – Мы вернемся.
Он помнил, что, выполняя порученное, корабль может погибнуть и сам. Пусть: жить все равно будет больше незачем.
Включив двигатели на минимальную тягу, Рука увел корабль с орбиты, чтобы подойти к звезде на нужное расстояние. Автоматы вели машину. Гибкая Рука курил. Он медленно, с удовольствием выпускал дым, тянувшийся полосой, как Млечный Путь.
Взойдя на пригорок, Питек остановился.
Впереди блестела река, и стадо паслось на лугу. Было тепло, и в наступающих сумерках остро пахла трава.
Он вдохнул ее аромат и лег.
«Хороший мир, – думал он. – Очень хороший мир. Он душист и тепел. Он уютен и широк. Здесь пасутся стада. Ночью можно зарезать овцу и потом жарить и есть мясо. И спать на траве, не боясь хищников, которых тут нет.
Может ли жизнь быть лучше?
Надо взять и остаться здесь. Здесь намного лучше, чем там, на Земле, с которой он прилетел сюда. То была не его Земля. На ней больше не было его лесов и долин, богатых дичью, и не было его народа. Ему не хотелось на Землю.
Летать, – думал он. – Это не нужно: летать. Человеку нужно вот так лежать в траве, а проголодавшись, идти на охоту. Потом я где-нибудь встречу женщину, и она будет со мной. И все. Так я буду жить».
Питек больше не думал о гибели. В дни, когда он родился, и рос, и сделался взрослым, о будущем не думали. Его не было. Было сегодня, длинное, непрерывное сегодня, которое возобновлялось, еще не успев закончиться.
Вот и сейчас было это «сегодня». Его вполне хватало Питеку.
Он закинул руки за голову, закрыл глаза и глубоко, свободно вздохнул.
Георгий ехал, не глядя по сторонам. Он размышлял.
Ему не в чем было упрекать себя. Он всегда сохранял верность тем, кто позвал его. После Фермопил его позвали сюда – и он делал все, что от него требовалось. Он был воспитан в духе Ликурга; он знал, что такое долг.
Пусть не было Спарты, пусть не было его друзей; но Земля была, и на ней жили люди. Они призвали его, и надо было до конца хранить верность им.
Здесь тоже были люди. Но другие. Когда он думал о них, они почему-то напоминали ему тех детей, хилых и нежизнеспособных, каких в его время швыряли в море, чтобы они не отягощали город. Вот и это человечество было таким – хилым и никому не нужным. Оно заслуживало того, чтобы его швырнули с обрыва. Особенно, если ценой такой жертвы можно было спасти Землю.
Да, лучшей доли это человечество, пожалуй, не заслуживало. Но даже швырять с обрыва надо было, оставаясь воином, оставаясь мужчиной. Есть жестокая необходимость и необходимая жестокость. Не должно быть излишней жестокости. В его времена этого не позволяли. Это было постыдно. Унижало воина.
Участвовать в этом Георгий не хотел.
И поэтому ехал, сам не зная, куда. Все равно. Он собирался ехать так, пока не придет конец.
Он не боялся конца. Его друзья погибли давно, и ему было стыдно, что он до сих пор еще жив.
Если он на самом деле был еще жив, во что ему все-таки было нелегко поверить.