У моей подруги (нет, вы её не знаете, не у той) красота редким образом сочетается с добротой и с мечтой о таком же ласковом, верном муже — чтоб его окружать заботой, готовить ужин, чтобы детки, дом, чтобы радость, мир и покой. Только каждый её мужчина оказывается монстром, даже если выглядит папой римским; то злым духом, распределённым на этот остров, то головорезом, пиратом морей карибских. Вот он вроде бы добр, надёжен, и принц — не кто-то там, даже рыбу не станет резать простым ножом; через пару недель обнаруживается комната в тёмной части замка — с останками бывших жён. Или — простой, крепко сбитый, статный, кулак из жести, не чурается крепких словец, не слабак, но и не невежа. Только вот по утрам откуда-то — клочья шерсти, в коридоре и на пороге — следы медвежьи. Или, скажем, красиво ухаживает, дарит розы, танцует вальс, кормит ужином при свечах, заводит под балдахин, шепчет нежно и вкрадчиво «я без ума от Вас» — и улыбка красивого рта обнажает его клыки. ...А с одним оказалась совсем беда; в кои-то веки всё было «так», только он исчез, растворился в воздухе без следа, навсегда — очевидно, серьёзный маг. Нужно ли говорить, — я теряла покой и сон, билась о стену лбом и сходила с ума от зависти. — Как ты не понимаешь, в этом-то вся и соль, в этом, видишь ли, весь и замысел. Оборотень, и что? Ночью воду не пить с лица. С некромантом зато не страшно бродить над бездной. Сердцеед тебе показал бы, как разделывают сердца, — господи, неужели не интересно?! Я бы тоже вот так жила, ежедневно меняя лица, или шлялась по морю, бросив родне «привет!» Только мои чудовища все оказываются принцами — милыми, добрыми, без особых примет.