Лариса Михайлова

Звёзды, Город и Артур Кларк

Изменение авторской установки в трех романах Артура Кларка

Для научной фантастики семидесятые годы XX века были порой довольно бурной. Именно в эти годы особенно ощутимым стало проявление «футуршока», о котором писал приобретший всеобщую известность американский социолог Э. Тоффлер. Функция «приспособления» сознания читателей к будущему, издавна присущая научной фантастике, обрела как никогда важное значение. Резкое увеличение количества издаваемых в мире научно-фантастических произведений способствовало, с одной стороны, появлению новых писателей, а с другой — задавало темп работы, который удалось выдержать немногим. В 70-е годы отмечается невиданный дотоле всплеск интереса академического литературоведения к этому виду литературы. «Прорыв научной фантастики в сферу общественного сознания» английский писатель-фантаст Артур Кларк считает наиболее примечательной чертой того десятилетия.

«Нельзя вести машину без риска для жизни, глядя только в зеркальце заднего обзора — гораздо важнее наблюдать за дорогой впереди. Слишком большой упор на историческую литературу (подразумеваются исторические параллели в „обычной“ литературе — Л.М.) напоминает поведение той птицы, которая летела задом наперед, потому что ей было неважно, куда лететь, но зато нравилось смотреть, где она уже побывала». Эти слова принадлежат другому мэтру — американцу Роберту Хайнлайну. Продолжая его мысль, можно сказать, что чем выше скорость движения, тем настоятельнее становится необходимость видеть дорогу, разворачивающуюся впереди. Видимо поэтому из множества своих премий Артур Кларк более всего ценит присужденную ЮНЕСКО премию Калинга (1961) за популяризацию идей освоения космоса.

Отношение к Кларку довольно единодушное и у зарубежных, и у отечественных исследователей — его авторитет всеми признан. Отмечаются: глубокая и прочная научная база его произведений, хорошо развитое воображение, достоверность технического мира, описываемого им.

В данной статье я на примере трех романов («Против наступления ночи», «Город и Звёзды», и «2001 год. Космическая Одиссея») прослежу художественную эволюцию образов и изменение понимания Кларком творческой задачи. Кларк часто разрабатывал в более крупных произведениях сюжет, намеченный ранее в рассказах. Названные романы — довольно редкий в научной фантастике случай переработки произведений, приоткрывающий исследователю механизм творческого процесса.

Прежде чем углубиться в художественный мир Кларка — несколько слов о самом писателе, чья жизнь, при всем своем разнообразии и экзотичности, может служить характерным примером биографии писателей-фантастов старшего поколения.

Артур Чарльз Кларк родился 16 декабря 1917 года в небольшом курортном городке Майнхед на юге Англии в графстве Сомерсет. Окончил Лондонский королевский колледж по отделению математики и физики. Во время Второй мировой войны служил в экспериментальной системе радарного обнаружения. В 40-е годы Кларк в ряде статей высказал мысль об использовании для связи искусственных спутников Земли.

Начиная с 1938 года, рассказы Кларка публиковались в выходивших тогда большими тиражами в США журналах фантастики, таких как «Startling Stories» и «Weird Tales». С журналов начинали многие из ставших впоследствии известными писателей-фантастов. Свой первый роман, «Против наступления ночи», Кларк тоже печатает в журнале. Писать Кларк начал еще будучи профессиональным астрономом (т.е. прежде всего, он был тогда астрономом, а писательский труд занимал свободное время), и довольно долго совмещал эти два занятия. В период с 1946 по 1947 и с 1930 по 1933 годы Кларк был председателем Британского Астрономического Общества, а также членом совета Британской Астрономической Ассоциации, за эти годы им было написано и издано несколько сборников рассказов, романы «Пески Марса» (1932) и «Конец детства» (1958) и повесть «Лев Комарры» (1953). С 1954 года Кларк занимается исследованием Большого Барьерного рифа у берегов Австралии, затем побережья Цейлона. С того же примерно времени он становится профессиональным писателем, читает лекции во многих странах мира как один из ведущих фантастов Англии, поселившись в конце 70-х в Коломбо. Один за другим выходят в свет романы, сборники рассказов, на сегодняшний день Кларком написано более семидесяти книг, две трети из них — научно-фантастические. Кларк состоит действительным и почетным членом большого числа астрономических и астронавтических обществ и ассоциаций, а также английской и американской ассоциаций писателей-фантастов. В 1979 году был избран канцлером Университета Моратувы (Шри Ланка). Кларк — лауреат множества наград и премий. Есть среди этих наград и Оскар (1969), врученный ему и американскому кинорежиссеру Стэнли Кубрику за сценарий к фильму «2001 год. Космическая Одиссея».

Для многих современных писателей-фантастов космос стал довольно условным местом действия, подчас они используют экипаж космического корабля как модель замкнутого общества, а планеты далеких звезд служат им хорошим полигоном для испытания жизнеспособности героев и авторских идей. Космос как таковой их мало интересует. Научная фантастика уже достаточно хорошо обжила этот новый дом человечества. Но Кларка сильнее всего занимает вопрос: «Каким человек предстанет перед звездами?»

Циолковский писал: «Я хочу привести вас в восторг от созерцания Вселенной, от ожидающей всех судьбы, от чудесной истории прошедшего и будущего каждого атома». Эти слова всплывают в памяти, когда читаешь у Кларка описания бесконечной Вселенной, с почти магической силой притягивающей к себе мысли и устремления людей. Человек вышел в космос, чем теперь будет определяться его дальнейшая судьба — это глубокое убеждение Артура Кларка, художника и ученого.

* * *

«Город и Звёзды» («The City and the Stars») — один из наиболее интересных и значимых романов «космического» цикла, в котором философская глубина мысли сочетается с красочностью повествования.

Основой для «Города и Звёзд» послужил самый первый роман Кларка — «Против наступления ночи» («Against the Fall of Night»). Этот небольшой по объему роман содержал в себе уже почти все основные мотивы, которые Кларк развивает в «Городе и Звёздах». Сюжеты двух романов мало чем различаются, можно найти довольно много прямых совпадений в тексте, но если внимательно присмотреться и более детально сравнить их, то станет заметно возросшее мастерство как в стилевом оформлении, так и в развитии некоторых тем. В работе над романом «Город и Звёзды» Кларк был особенно требователен к себе. Около двадцати (1935–1955) лет труда вложено в этот гимн неукротимому человеческому духу.

Полностью предложение из стихотворения А. Хаусмана, строчкой из которого Кларк назвал свой первый роман, звучит так:

Этим же стихотворением была навеяна тема рассказа «Мимолетность» («Transience»). Рассказ очень грустный — ночь наступает, человеку больше не остается места на Земле. В романе же Кларк находит, что противопоставить надвигающейся ночи.

В предисловии к одному из сборников Кларк рассказывает о курьезном случае, когда двое людей долго спорили о содержании одного из его романов, и у них никак не сходились концы с концами; в результате они стали склоняться к мнению, что у одного из них что-то не в порядке с психикой, но, к счастью, выяснилось, что один читал «Город и Звёзды», а другой — «Против наступления ночи». В заблуждение спорщиков ввели одинаковые имена героев. Рассказывая об этом случае, Кларк хотел подчеркнуть разницу между романами, но чтобы понять сущность этих различий, нужно рассмотреть романы в сравнении друг с другом.

Сюжет в принципе одинаков. Главный герой, Элвин, живет в чудесном, вечном городе Диаспаре. Жители этого города практически бессмертны, от скуки не страдают, ибо богатства его поистине неисчерпаемы, и одному человеку не удалось бы усвоить и познать все, что город мог ему предложить, даже за свою бессмертную жизнь. Идиллию нарушает то, что жители города боятся открытого пространства, и только Элвин стремится выйти за границы Диаспара. После долгих поисков он находит выход и попадает в Лис — страну, где люди живут в небольших поселениях посреди практически нетронутой природы. В Лисе знают о Диаспаре, но не желают устанавливать с ним постоянный контакт, так как считают его культуру более низкой; к аналогичному решению приходит и Совет Диаспара, когда Элвин рассказывает ему о своем открытии. Но Элвин не может смириться с поражением. С помощью робота, найденного им в Лисе и обладающего памятью еще о тех временах, когда Лис и Диаспар сообщались между собой, он отыскивает последний оставшийся на Земле космический корабль и летит к призывно сияющему на небе венку из Семи Звёзд, чтобы найти там землян, в незапамятные времена покинувших Землю. У Семи Звёзд он встречает Ванамонде, существо, когда-то созданное людьми; оно возвращает людям истинную историю взамен выдуманной ими и унижающей их. Элвин приносит возрождение Земле.

Но акцепты в романах расставлены несколько по-иному. «Город и Звёзды» по объему почти в три раза больше, чем «Против наступления ночи»; были введены некоторые новые действующие лица (а с ними и новые темы), изменены, иногда довольно значительно, некоторые старые. Так, например, Элвин из юноши, единственного ребенка, рожденного в Диаспаре за долгие-долгие годы, превращается в Необычного, Неповторенного Никогда Прежде (Unique), и тема бессмертия, одна из основных в романе, получает новое развитие и звучание.

Бессмертие жителей Диаспара в первом романе никак не объяснялось, как-то само собой вытекало из миллионолетнего существования города. Но именно бессмертие провело между людьми Диаспара и Лиса черту, разделившую их на многие тысячелетия. Оно как бы делало стабильность общества вечной, а саму мысль о возможности серьезных перемен — абсурдной. В таком виде тема бессмертия играла скорее функциональную, в большей мере формальную, чем содержательную, роль, и стояла в одном ряду с упоминаниями о миллионах лет, прошедших между посещениями каких-либо мест или записями, попадающимися на глаза героям романа, создавая у читателя ощущение невероятной удаленности от нашего времени, масштабности и статичности.

В «Городе и Звёздах» Кларк раскрывает эту тему-метафору, она более органично входит в художественную ткань романа. Город и люди вечны по одной и той же причине, — информация о них хранится в блоках памяти Центрального Компьютера, поддерживающего Диаспар в состоянии застывшего совершенства. Люди выращиваются искусственно, или, можно сказать, воссоздаются на основе информации о строении их тела и личности, поступающей из долговременной памяти Центрального Компьютера. Такой новорожденный, или точнее будет сказать, вновь рожденный человек первые двадцать лет своей жизни знакомится с географией Диаспара и основными занятиями его жителей под руководством наставника, развлекается, обзаводится друзьями. Как только ему исполняется двадцать лет, это своеобразное детство кончается, в человеке пробуждается память о всех его прошлых жизнях, и, используя возвращенный опыт и память прошлого, он живет до тех пор, пока не иссякнет желание жить (обычно несколько тысяч лет). Тогда несколько пополненная и исправленная информация снова отправляется в блоки памяти, чтобы быть использованной для следующей «реинкарнации». Таким образом, в Диаспаре постоянно живут одни и те же люди, только в разных комбинациях, а чередование их зависит от плана (программы), заложенной в центральный Компьютер создателями Диаспара.

Когда-то, почти что в незапамятные времена, человечество входило в Галактическую Империю, и вершило судьбами всей Галактики, а Земля постепенно теряла свое влияние и значение, становилась консервативной, потому что самые дерзкие, самые инициативные, одним словом, — лучшие люди веками покидали ее и улетали к звездам. Но, чтобы чувство вины перед своими потомкам и воспоминания о собственной трусости и нерешительности не отравляли им жизнь, оставшиеся сознательно исказили историю, создав легенду о непобедимых пришельцах, якобы пощадивших Землю на том условии, что ее обитатели никогда больше не выйдут в космос. Здесь Кларк затронул тему памяти поколений, влияния истории, осознанного людьми прошлого на их дальнейшую жизнь, — тему, волнующую сейчас многих писателей и художников в разных странах, — поэтому повествование о Диаспаре звучит удивительно современно. Память часто сравнивают с совестью, а человеку мало что может принести больше вреда, чем потеря совести — она как бы цементирует личность. Кларк очень точно подмечает причину, по которой появилась легенда о пришельцах: «Человек исказил историю, чтобы избавиться от чувства неполноценности и памяти о поражении». Не раз в прошлом люди пытались «забыть» о событиях, позорящих их, и тогда они повторялись, причем с более катастрофическими последствиями. Изменяя историю, искажая прошлое, человек изменяет себя, лишает себя уже завоеванного опыта, а это не может пройти для него бесследно, — к такому выводу приводит Кларк читателя.

Оставшимся на Земле нужно было убежище, которое надежно защищало бы их от «страха смерти и страха Пространства» (CS, р. 301). Таким убежищем стал Диаспар. И все-таки эта замкнувшаяся на себе цивилизация была бы обречена на медленное вымирание (признаки деградации уже заметны: никто уже не знает, как устроены машины, поддерживающие жизнь города), если бы не создатели программы для Центрального Компьютера. Видимо, среди оставшихся были и такие, кто потом пожалел о своем решении и сделал все возможное, чтобы не допустить гибели земной цивилизации. Программа определяла «появление на свет» тех или иных людей в наиболее для них благоприятное время. Для того, чтобы общество не страдало от застоя (а это неизбежно, если принять во внимание его замкнутость), нужно его время от времени «встряхивать». Именно для этой цели был запланирован элемент неожиданности (оказывается, даже неожиданность можно запланировать!). Среди многочисленных должностей и занятий жителей была и такая полуофициальная должность — Шут. Его обязанностью было нарушать слишком устоявшееся спокойствие.

Только он еще как-то разбирался в сложном подземном хозяйстве города, и это умение помогало ему подстраивать очередную шутку, которая неизменно была безобидна, но весьма впечатляюща. О таких шутках еще очень долго вспоминали. Так, например, около сотни лет назад на улицах Диаспара вдруг появился отвратительный дракон, принявшийся поедать все произведения известного тогда скульптора. Когда скульптору стало ясно столь определенное пристрастие дракона к его творениям, он с перепугу долго никуда не выходил из дома, а дракон через некоторое время исчез так же таинственно, как и появился.

Образа Шута нет в первом романе. Там его функцию частично выполняет Хранитель Записей Рорден (можно отметить и сходство имен, указывающее на это: Кедрон и Рорден). И тот и другой помогают Элвину в поисках выхода из города, но если Рорден выступает как пассивное начало (хранить записи вполне может и машина, что она с успехом и делает в «Городе и Звёздах»; он сопровождает Элвина, но скорее не мешает ему, чем помогает; Элвин сам его находит и приходит к нему за советом), Кедрон более активен. Так сказать, по долгу службы он интересуется всем необычным, что случается в городе, и если это необычное не содержит в себе угрозы, старается его поддержать и развить. Элвин в силу одного только его существования (ведь он — Особенный) интересен для Шута, а когда он замечает, что Элвин часто поднимается на Лоранскую Башню на границе Диаспара, в которой уже давным-давно никто не бывал, и подолгу задерживается там, то решает, что пришло время познакомиться с этим молодым человеком поближе. Как мы видим, уже с самого начала образ Кедрона обладает большей активностью и самостоятельностью. Кедрон живет затворником, подолгу не показываясь на люди, сограждане недолюбливают его за несколько отстраненный взгляд на вещи и саркастический склад ума. И именно он становится первым другом Элвина, понимающим его желание вырваться из Диаспара и узнать, что лежит за его стенами. Правда, до конца проникнуться духом перемен он не может и поэтому остается как был на ступеньку ниже Элвина; Кларк говорит нем: «Он был критиком, а не революционером» (CS, р. 63).

По своему замыслу «Против наступления ночи» и «Город и Звёзды» — серьезные романы о судьбе человечества, и никто там не играет с фантастическими ситуациями, перекручивая их по собственному усмотрению. Но все же они были бы гораздо скучнее, если бы не были оживлены игрой воображения и тем смешным, до которого, как известно, от великого один шаг. Надо отметить также умение Кларка ввести юмористический элемент там, где надо подчеркнуть отличие в восприятии одних и тех же событий разными людьми или существами. Юмор Кларка обычно беззлобен и вызывает симпатию к тому, о ком идет речь.

Кларк обладает хорошо развитым чувством меры и очень экономно использует комическое как средство эстетического воздействия.

Как уже говорилось, Шут не способен на решительные действия, которые могли бы привести к серьезным переменам в жизни города, он только может его время от времени будоражить — этим и исчерпывается его роль. Поэтому через определенные промежутки времени, так решили создатели программы для Центрального Компьютера, будут появляться Особенные, а Шуты будут им помогать. Особенные будут обладать самым драгоценным (по мнению Кларка) качеством человека, поддерживающим в нем интерес к жизни — любопытством и жаждой знаний. Остальные жители Диаспара давно уже утратили это качество, они счастливы в своем городе, и им нет никакого дела до окружающего их мира. За стенами Диаспара лежит пустыня, занимающая почти всю Землю, но даже если бы вокруг была цветущая страна, горожане об этом бы даже не узнали, они были слишком заняты собой.

В предисловии к роману «Город и Звёзды» Кларк писал, что одной из основных причин, побудивших его переработать свой первый роман, были значительные успехи новой науки об информации. Такое заявление и сравнительный анализ двух романов дает хороший материал для разговора о взаимоотношениях научного и художественного в научной фантастике Кларка.

Особенные в романе «Город и Звёзды» являются частью сложной программы, заданной Центральному Компьютеру его создателями, информация о строении их личности хранится в его блоках памяти. Казалось бы, все ясно — образ Элвина вызван к жизни революцией в информатике и является проекцией научной идеи. Но это не так. Новые научные факты, ставшие известными Кларку и повлиявшие в какой-то мере на его взгляды, дали тот материал, который был необходим для более полного художественного воплощения замысла романа. Основные черты Элвина были намечены уже в романе «Против наступления ночи», где еще не было ни Центрального Компьютера, ни заранее запрограммированного появления Особенных. Уже тогда хотел он вырваться из стен Диаспара. видел звезды и стремился к ним всей душой. Для окружающих его поведение было проявлением атавизма, но вот что пишет Кларк об этом атавизме: «Без сомнения, поведение мальчика было проявлением атавизма — возврата к великим временам. Через каждые несколько поколений появлялись умы, равные по силе любому из творивших в глубоком прошлом» (AFN, р. 80). Научная идея оказалась очень кстати, чтобы обосновать возможность появления людей героического прошлого в застывшем Диаспаре. В «Городе и Звёздах», размышляя о себе, Элвин говорит: «Мне только что пришло в голову — может быть, я и есть Ярлан Зей. Это вполне возможно. Он мог вложить информацию о себе в банки памяти, чтобы потом нарушить образ жизни в Диаспаре прежде, чем он прочно устоится». Эти слова мало чем отличаются от сказанного об Элвине в первом романе. Можно утверждать, что экстраполяция успехов информатики в будущее и «применение» такой науки будущего в «Городе и Звёздах» дали единую основу, объединили основные образы романа и его темы, такие, как тема бессмертия, образы Элвина и Кедрона, тема стабильного общества, — то есть укрепили художественную целостность произведения.

В одном из самых известных рассказов Клиффорда Саймака «Поколение, достигшее цели», повествуется о первом межзвездном перелете, длящемся тысячу лет. Создатели Корабля (так же как и создатели Диаспара у Кларка) предусмотрели все трудности, которые могут возникнуть во время полета; они предвидели, что люди могут впасть в невежество, ибо в таком состоянии перенести полет было бы легче, но верили в силу человеческого разума и в его конечную победу. Описывая Диаспар, Кларк сравнивает его в «Городе и Звёздах» с космическим кораблем: «Он был как огромный космический корабль, несущий в качестве груза все, что осталось от человечества» (CS, р. 49). Чтобы такой корабль достиг предначертанной цели, надо, чтобы летящие на нем вспомнили, что она есть. Несомненно, надо обладать мужеством, чтобы признать, что прежние убеждения ложны, что человек был слеп, не видя за стенами своего корабля звёзд. Но без этого мужества невозможно дальнейшее развитие человечества. Нужно преодолеть инерцию мышления и устремиться в неведомое, иначе — медленное угасание. Кларк писал о вечной, «священной» неудовлетворенности достигнутым, которая движет всеми поступками главного героя романов «Против наступления ночи» и «Город и Звёзды» Элвина, так: «Это священное беспокойство — часть нашего предначертания. Это еще один и, возможно, самый великий из даров, которые мы унаследовали от Океана, так неустанно движущегося вокруг нашего мира.

Оно будет заставлять наших потомков стремиться к достижению мириадов всевозможных целей, когда моря высохнут навсегда, а сама Земля станет только легендой, затерянной среди звезд», о этом сила человека, которому всегда будет тесно в любых рамках.

Кларк изображает два варианта стабильного общества: Диаспар и Лис. В уже цитировавшемся предисловии к нью-йоркскому изданию 1968 года Кларк писал о том, что большое эмоциональное воздействие на него оказал переезд в 1953 году из провинции (Сомерсет) в столицу (Лондон). Тогда его поразил контраст между городской жизнью и жизнью за городом. В какой-то мере, конечно, резкое отличие Лиса от Диаспара вызвано представлением о том, во что может вырасти этот конфликт в отдаленном будущем, но не одним только этим.

Раздумывая о том, как сложится дальнейшая судьба Диаспара, друг Элвина Хилвар (который приехал в Вечный Город с делегацией из Лиса), приходит к выводу, что наилучшим выходом из положения было бы разрушить блоки памяти Центрального Компьютера как порождение больной культуры. Но из этого эпизода неверно было бы заключить, что Кларк считает технический путь развития цивилизации губительным и ратует за возвращение к природе. Этап развития «или-или» фантастика уже давно миновала: можно вспомнить непримиримые точки зрения на этот вопрос Бульвер-Литтона («Грядущая раса» — «The Coming Race», 1871) и Сэмюэля Батлера («Едгин» — «Erehwon», 1872). Чужда Кларку и пессимистическая позиция Олдоса Хаксли, признававшего и тот, и другой путь одинаково безысходными («Бравый новый мир» — «Brave New World», 1932).

Лис достиг расцвета и продолжает существовать благодаря необычайно хорошо развитым телепатическим способностям его жителей. Телепатия для Кларка — это не только гипотетическая возможность передавать и принимать мысли на расстоянии. Благодаря постоянному телепатическому общению жители Лиса не перестают ощущать «теплое чувство общности» (CS, р. 283), которого так не хватает упакованным в отдельные комнаты и отгородившимся от остального мира обитателям Диаспара и многим нашим современникам. Для Кларка-гуманиста развитие у человека телепатических способностей отмечает новую стадию развития интеллекта, но, что более важно, обладание ими является высшим проявлением человеческой восприимчивости и способности понимать мысли и чувства друг друга. Конечно, как всякое умение и знание, овладение телепатическими способами воздействия на личность может быть использовано как на благо, так и во зло. Но Кларк уверен, что разум гуманен (что он будет еще не раз повторять в своих произведениях), поэтому попытка Серанис, одной из старейшин Лиса, задержать Элвина насильно, парализовав волю, и изменить его память о пребывании в Лисе терпит поражение.

Цивилизация Лиса — это не естественная цивилизация в ее традиционном понимании. Знание не утеряно, людям здесь известно устройство и принцип действия многих машин и механизмов, хотя они и предпочитают не пользоваться техникой, если и без ее помощи можно справиться с начатым делом. Особенное развитие получили биологические науки, выведение самых разнообразных видов животных. Так же как и в Диаспаре, в Лисе любят искусство и увлеченно занимаются им.

В романе «Против наступления ночи» Кларк прямо говорит. что Лис богаче Диаспара, что жизнь там полнее и разнообразнее. В Диаспаре утратили способность телепатического общения, которой тоже когда-то обладали. Уже это — немалая потеря, если вспомнить, какое значение Кларк придает телепатии, какую роль отводит ей в обществе будущего. Еще об одной потере уже говорилось — в душах жителей Диаспара угасла искра «священного беспокойства». Но самой дорогой платой за бессмертие оказалось то, что из жизни ушли навсегда любовь, дети, нежность.

В первом романе темы любви нет совсем, если не считать упоминаемых вскользь чувств материнской и сыновней любви Серанис и Теона (в «Городе и Звёздах» переименованного в Хилвара). Но при переработке Кларк гораздо больше внимания уделил обрисовке образа жизни граждан Диаспара и Лиса, и тема любви приобрела гораздо большее значение. Английский исследователь научной фантастики Джеймс О. Бейли, написавший одну из первых основательных литературоведческих работ по фантастике, считал, что введение любовной интриги и вообще темы любви в научно-фантастическое произведение вызвано скорее коммерческими интересами, желанием расширить круг читателей, чем художественной целесообразностью. Я привожу его мнение как типичное, характерное для пишущих о фантастике литературоведов. Основываясь на анализе довольно большого числа научно-фантастических произведений, Бейли выделяет несколько основных функций, которые тема любви может выполнять:

1) Герой влюбляется в прекрасную дочь хозяина дома, где его радушно приняли. Действие может происходить на любой планете любой звездной системы, причем мужское население может быть сколь угодно уродливым, но женщины всегда очаровательны. — Наиболее часто встречающийся вариант.

2) Любовный треугольник и все проблемы, вытекающие из этого.

3) Любовь воодушевляет героя на подвиги.

4) Любовь обеспечивает мотивы действий, необходимых для развития сюжета.

Но то развитие, которое дает Кларк теме любви в романе «Город и звезды», не укладывается в рамки ни одного из вариантов, перечисленных Бейли. У Кларка она смыкается с темой бессмертия, Кларк предлагает читателю посмотреть на жизнь Диаспара еще под одним углом зрения, наиболее близким его сердцу, и определить внутреннюю ценность бессмертия. В одной из научно-популярных книг он так говорит о бессмертии: «… простое увеличение продолжительности жизни, и даже увеличение отдачи организма не важны сами по себе… Что действительно важно — это богатство и разнообразие жизненного опыта и то, как это богатство будет использовано людьми и обществами, в которые они входят». А жизнь без любви — это жизнь обедненная.

Искусственное воспроизведение жизни, синтезирование людей на основе записанной в блоках памяти Центрального Компьютера информации лишило любовь ее внутренней цели, завершенности. Больше не рождаются в городе дети, а вместе с детьми исчезла и нежность. Истинная любовь умерла, осталась только сексуальная жизнь. Правда, существуют еще более или менее продолжительные привязанности, так, например, Алистра долго ищет исчезнувшего Элвина. Но, вернувшись из Лиса, он не обращает на нее особенного внимания, он слишком увлечен открывшимися ему новыми горизонтами, и она успокаивается, не пытается ни вернуть его, ни понять новые мысли и чувства, наполняющие его душу. Воплощение сил молодого мира, Элвин пробудил в Алистре более глубокое чувство, чем поверхностные увлечения, обычные в среде их сверстников, но даже оно не оказалось прочным.

И все же люди любят по-настоящему в том мире будущего, который рисует Кларк. По дороге в Шалмиран (древнюю крепость) Хилвар и Элвин остановились в селении, где жила любимая Хилвара Ниара. Любовь, основанная на небывалой для прошлого степени взаимопонимания, доверия и самоотверженности, жила в телепатическом обществе Лиса.

В Лисе много детей, без них даже улицы многолюдного Диаспара кажутся Хилвару пустыми. Дети придают жизни в Лисе цель, потому что на каждом из его обитателей лежит ответственность за сохранение и развитие своей цивилизации. Ребенок богат своими потенциальными возможностями, но его еще надо превратить в человека; только нежность и забота людей и общение с ними могут это сделать, тогда цепь жизни не прервется. Надо отметить, что в произведениях Кларка дети символизируют изменчивость и развитие неизвестных или не до конца раскрытых возможностей («Конец детства» — «Childhood’s End», «2001 год. Космическая Одиссея» «2001: A Space Odissey», «Империя Земля» — «Imperial Earth. A Fantasy of Love and Discord»).

Герберт Уэллс говорил о своем подходе к изображению человека: «Если человек должен быть дан полностью, он должен быть дан сначала в его отношении ко Вселенной, затем — к истории и только после этого — к другим людям и всему человечеству». Именно так подходит Кларк к стоящей перед ним задаче в «Городе и Звёздах». Грандиозность масштабов и событий, которыми он оперирует в этом романе, поистине необычайна. Между посещениями отдельными людьми некоторых мест проходят миллионы (!!) лет; путешествие к центру Галактики совершается за два часа; срываются с места и улетают в совершенно невообразимые дали, оставив о себе только легенды, целые цивилизации; из Семи Звёзд создается самое величественное произведение искусства во все времена — кольцо, в котором сами звёзды сияют гигантскими самоцветами. Но когда читаешь роман, оказывается, что эти поражающие воображение «детали» соразмерны масштабности проблем, затрагиваемых в нем.

В романах «Город и Звёзды» и, особенно, «Против наступления ночи» чувствуется влияние космических эпопей Олафа Стейплдона. Огромные расстояния в пространстве и времени были освоены сначала вдумчивыми, настоящими писателями, и только потом отданы на «откуп» ремесленникам, мастерящим космические оперы, но это не значит, что теперь они заказаны всем, кто претендует на большее, чем развлечение. Творчество Кларка может служить доказательством того, что масштабность повествования не вредит художественным достоинствам произведения, если глубина содержания выдержана в тех же масштабах. Кларк рассматривает продвижение человека в космос как объективный процесс, который бессмысленно пытаться остановить или задержать, если он уже начался.

Для того, чтобы подчеркнуть идею могущества человека, Кларк ввел символический образ Великих. Как раз в то время, когда Диаспар решил отрезать себя от всего остального мира, там появился Учитель, прилетевший на одном из последних кораблей. Его учение состояло в том, что когда-нибудь Великие вернутся, и все изменится к лучшему. Великие — это люди славных былых времен; дерзновенность их дел принесла им равенство и уважение цивилизаций, культура которых была много старше. Но это не обязательно должны быть те самые люди, когда-то покинувшие Галактику. Великим может стать и житель Диаспара с пытливым умом и смелым сердцем, который не побоится вернуть человечеству Земли его былую славу. В романе «Против наступления ночи» Учитель — философ, и выдающийся (AFN. р. 211), но многочисленные последователи извратили его учение и превратили его в религиозный культ — это было характерно для смутных времен и Переходных Веков, когда люди хотели не знаний, а веры, и культы возникали как грибы после дождя. В «Городе и Звёздах» акценты переставлены. Оставив само учение без изменений, Кларк усилил мессианские черты Учителя. Высказывания о религии становятся очень резкими, по отношению к ней употребляются такие слова, как «болезнь», «религиозная мания». Но одновременно, из-за усиления критики религии как таковой и стремления Кларка в этом романе добавить или подчеркнуть элемент неизвестности и таинственности, сама суть учения как бы затуманивается, читатель волен строить о ней догадки. Вряд ли это стоит считать недостатком; таинственность стимулирует воображение, а в тексте есть намеки для правильной трактовки. Но эпизод, связанный с Учителем, показателен и помогает уяснить характер различий, делающих «Город и Звёзды» и «Против наступления ночи» двумя разными романами.

Можно выделить три линии, по которым намечаются эти различия. Во-первых, надо отметить усиление заданности, «запрограммированности» некоторых героев. Это относится прежде всего к образу Элвина и Кедрона и было вызвано тем, что в новой трактовке они стали частью системы жизнеобеспечения Диаспара, своего рода «предохранительными устройствами», как называет их Кларк. Элвин постоянно пытается понять, кто он такой, разобраться в причинах непреодолимости желания познать мир. Джезерак призывает Элвина задуматься над истинной ценностью добытого им знания: «Я испытываю искушение сказать, что всякое знание ценно, а ты, без сомнения, значительно увеличил наши знания. Но ты также увеличил и число наших опасностей, а что в конце концов перевесит? Как часто ты задумывался над этим?» (CS, p. 191).

Постепенно Элвин становится менее эгоистичным, начинает замечать вокруг себя других людей и думать об их интересах тоже. На одной из планет Семи Звёзд он увидел последствия катастрофы, происшедшей из-за того, что во имя знания пренебрегли предупреждениями об опасности (эпизод на «упакованной» планете). А взять с собой на Землю встреченное среди звезд существо Ванамонде Элвин согласился лишь тогда, когда Хилвар его уверил, что это существо настроено дружелюбно и опасности для населения Земли не представляет. В странствиях сложился характер Элвина; на Землю он возвращается, уже твердо зная, что будет делать дальше. Он совершил подвиг, вернув Земле звезды, но жизнь ведь не кончилась, и он найдет себе дело в этом измененном мире, а не уйдет из жизни, как Кедрон, который не смог перенести стремительности надвигающихся событий. Кларк говорит об Элвине: «Он исполнил предначертанное ему судьбой; теперь, возможно, он сможет начать жить» (CS, р. 304).

Во-вторых, в «Городе и Звёздах» грандиозность происходящего еще увеличивается за счет сгущения таинственности. Происходит это вполне естественно, потому что знание утеряно, приходится выяснять по кусочкам подлинную историю. Никто из людей этой истории не знает. Поэтому появляются удивительные существа, такие как Полип и Ванамонде, от которых люди узнаю огромную массу фактов. Отрицаются наиболее очевидные ходы, снижающие пафос повествования (в первом романе Серанис сообщает Pop дену о своем решении оставить Элвина в Лисе… по визифону; хорошо, но буднично — столько трудов было положено, чтобы достичь Лиса, а оказывается, что было достаточно нажать кнопку и спросить, как туда проехать.), почти исчезают реплики «всезнающего» автора — там, где это усиливает ощущение таинственности (но не оставляет читателя в полном недоумении о сути происходящего). Для развития действия неважно, куда улетели Великие, поэтому Кларк в «Городе и Звёздах» ничего не говорит о сигнале другой цивилизации, принятом ими, как это было в первом романе. Но причудливое создание воображения — «чистый разум» Ванамонде, как бы олицетворяющее собой Непредвиденное, с которым человеку предстоит встретиться в космосе — осталось и в переработанной версии, потому что способствовало созданию атмосферы та инственности.

И, наконец, третья черта — более тщательная обусловленность действий героев. На первый взгляд, это противоречит той тенденции, о которой говорилось только что. Но на самом деле противоречия нет, потому что одно дело — дать читателю почувствовать грандиозность мироздания, и совсем другое — создать художественную иллюзию достоверности происходящего. Поэтому Кларк вводит в «Город и Звёзды» описание событий на планете Семи Звёзд, чтобы Элвин стал осторожным не вдруг, а сначала узнал, что такое опасность. Логика развития образа Джезерака входила в противоречие с его слишком быстрой адаптацией в Лисе («Против наступления ночи») — его боязнь покинуть Диаспар была ничуть не слабее, чем у остальных жителей Вечного Города. В «Городе и Звёздах» Кларк находит более убедительный и оправданный путь преобразования психики жителей Диаспара. Как уже было сказано, он подробно описывает их образ жизни, пишет он и о развлечениях горожан. Одним из самых популярных развлечений было участие в сагах. Сага — это путешествие в иллюзорном мире, особым образом сконструированном и внушенном гипнотическим методом его участникам. Действие саг обычно происходило в замкнутом пространстве (недра горы, узкое ущелье и т. п.), и Элвин впервые осознал свое отличие от сверстников, когда не смог «проигрывать» саги вместе с ними до конца — ему всегда хотелось вырваться за границы предлагаемого сагой мира. Но одно из правил запрещаю участникам саги пытаться нарушить целостность ее замысла — иллюзия тут же исчезала. Поэтому ученые Лиса решили искать причину своеобразной клаустрофобии жителей Диаспара в сюжетах многочисленных саг. В результате они составили свою сагу, которая призывала выйти наружу и придавала уверенность тем, кто на это осмелится.

Кларк широко пользуется художественной деталью для передачи эмоций героев, многоцветного изображения мира, в котором они живут. Из всех произведений искусства Диаспара Элвину, стремящемуся нарушить однообразие повторений и найти какой-нибудь выход, больше всего по душе пришелся прекрасный Цветок: «Скульптура была соткана из игры света и немного напоминала распускающийся цветок. Медленно, вырастая как бы из зерна цвета, он разрастался сложными спиралями и колышущимися световыми завесами, потом вдруг сжимался, и все начиналось снова. Но не совсем так, как прежде — ни один из циклов не повторял предыдущего. Хотя Элвин видел около сорока пульсаций, каждый раз между ними были едва различимые различия, хотя основной рисунок не менялся». Элвина привлекала в Цветке изменчивость жизни. Описание Цветка, столь созвучное душевному состоянию героя — только один из наиболее ярких примеров применения выразительной художественной детали в романах «Против наступления ночи» и «Город и Звёзды». Еще один штрих как бы приближает к нам Ванамонде. Существо с огромными потенциальными интеллектуальными возможностями, — по своим стандартам Ванамонде еще только ребенок. На уровне информации «свыкнуться» с таким существом довольно трудно и деталь для изображения тоже не подобрать — как изобразить «чистый разум»? Поэтому Кларк показывает образ, сложившийся в сознании Элвина, которому стало известно, что историки Лиса вступили в контакт с Ванамонде и «расспрашивают» его: «нетрудно вообразить, какое впечатление Ванамонде должно было произвести на этих людей, с их обостренным восприятием и чудесным образом сообщающимися разумами. Они реагировали на все с потрясающей скоростью; и Элвин вдруг зримо представил себе удивительную картину — Ванамонде, немного испуганное, окруженное со всех сторон нетерпеливыми интеллектами Лиса». Такие человеческие чувства как испуг и радость, перенесенные на неведомое существо, сразу вызывают у читателя симпатию к нему. Кларк поселяет в «Городе и Звёздах» еще несколько симпатичных и трогательных существ: Полип из озера в Шалмиране; Криф — любимец Хилвара; небольшие зверюшки в горах — все они доброжелательны. В том космосе, который Кларк изображает в романах «Против наступления ночи» и «Город и Звёзды», нет ничего зловещего, угрозу создает только сам человек (например, Безумный Разум — Mad Mind). Поэтично изображая последнюю на Земле радугу, одинокое облачко, которое можно увидеть лишь раз за всю жизнь, Кларк помогает читателю острее почувствовать красоту его родной планеты, полной грудью вдохнуть живые запахи Земли, чтобы возродить ее к новой жизни — слишком жаль отдавать пустыне родину звездного человечества. Элвин вернет родной планете краски, океаны, леса и горы, которые когда-то пытался изобразить на экране своей комнаты в Диаспаре.

* * *

Пожалуй, самый известный роман Артура Кларка — «2001 год. Космическая Одиссея», именно этот роман вновь привлек внимание любителей научной фантастики и критики к его творчеству.

Роман необычен. История его создания — это бесконечный перебор вариантов, многие из которых были занесены на бумагу, но затем по разным причинам отвергнуты.

На титульном листе книги написано: «2001 год. Космическая Одиссея. Роман Артура Ч. Кларка, написанный на основе сценария Артура Ч. Кларка и Стэнли Кубрика». То есть сначала был Фильм — начало 1968 года, а потом уже Слово — лето 1968 года. Обычно мы встречаем экранизации широко (или не очень широко) известных литературных произведений, а здесь — обратный процесс, но вместе с тем и не «романизация» снятой ленты.

Американский кинорежиссер Стэнли Кубрик (его наиболее известные фильмы — «Paths of Glory», «Dr. Strangelove», «Napoleon», «А Clockwork Orange»), задумав в 1964 году снять грандиозный научно-фантастический фильм о связи и взаимозависимости человека и Вселенной, решил пригласить в качестве сценариста Артура Кларка. Кларк согласился, и в мае 1964 года они приступили к работе. В основу сценария был положен рассказ Кларка «Часовой», написанный в 1948 году. Перед тем, как приступить к собственному сценарию, Кларк и Кубрик решили «дать волю» фантазии и написали первый вариант романа, который заканчивался сценой у Звёздных Врат. О дальнейшей работе над романом и над фильмом Кларк писал в книге «Утерянные миры 2001-го»: «…ближе к концу и роман, и сценарий писались одновременно, влияя друг на друга. Некоторые части романа снова пересматривались и перерабатывались после просмотров материала, отснятого по сценарию, основанному на более ранних вариантах романа… и т. д.». Название фильма и романа выбрал Кубрик (в апреле 1965 года), до этого их было несколько, но все не удовлетворяли соавторов по тем или иным причинам. Фильм получился действительно грандиозным. В его создании принимали участие 36 дизайнеров из 12 стран, более сорока лучших научных и технических фирм Америки и Европы, эксперты НАСА; он обошелся в десять с половиной миллионов долларов. Фильм, несомненно, стимулирует мысль, заставляет задуматься о судьбе человека и его роли во Вселенной.

Но все же роман написан Кларком, так же как и фильм сделан Кубриком, ибо (общеизвестная истина) литература и кино — это разные виды искусства со специфическими средствами выражения. Этим отчасти объясняются и различия между романом и фильмом.

В русском переводе роман был напечатан без конца, то есть конец был «сокращен». Боумэн засыпает в комнате «отеля» — и все. За этим ничего не следует. Попробуем разобраться, чем вызвано подобное сокращение.

И.А. Ефремов в комментарии к роману объяснял это так: «Совершенно фантастичны и противоречат всему строю романа его заключительные главы. Из них явствует, что высший космический разум не имеет вещественной оболочки и представляет собой чистую энергетическую „субстанцию“, свободно перемещающуюся в пространстве. Боумэн засыпает, претерпевает во сне таинственные метаморфозы, приобщается к высшей мудрости Вселенной и, утратив свой телесный облик, летит к родной Земле, чтобы предотвратить нависшую над ней ядерную катастрофу.

Роман, как и фильм, по существу, не закончен. Повествование о подвиге и свершениях живого человека не доведено Кларком до развязки. Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал — антагонистичны реалистичной атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе».

Таким образом, репутацию Кларка-ученого как бы спасали от него самого.

Первоначально у романа и у фильма было несколько вариантов окончания. В дневниковых записях Кларка несколько раз встречаются восклицания «Наконец-то я понял, как должен заканчиваться роман!» Так, в одном из вариантов Боумэн должен был в конце стоять перед внеземным космическим кораблем, вариант со Звёздным Ребёнком появился только в октябре 1965 года, то есть через полтора года после начала работы. Многообразие вариантов объяснимо, если вспомнить, как возник замысел романа. В маленьком рассказе «Часовой» содержалась только исходная ситуация романа — сведения о внеземной цивилизации, в далеком прошлом посетившей Луну (а может быть, и Землю). Додумывать пришлось не отдельные моменты, а всю предысторию и последствия этого факта. И нужно сказать, что начало и конец романа написаны в одном ключе и взаимно дополняют друг друга. Функциональное сходство Смотрящего-на-Луну и Звёздного Ребёнка подчеркивается даже лексическим сходством в описании их мыслей и чувств:

Смотрящий-на-Луну: «Несколько секунд Смотрящий-на-Луну не двигаясь, стоял над своей жертвой, пытаясь осознать странную и удивительную способность мертвого леопарда убивать снова. Теперь он был хозяином этого мира и не знал как следует, что предпринять дальше. Но он обязательно придумает».

Звёздный Ребёнок: «Затем он остановился, разбираясь в мыслях и размышляя о своих еще не опробованных силах. Хотя он был хозяином этого мира, он не знал как следует, что предпринять дальше. Но он обязательно придумает.» (SO, р. 224).

Смотрящий-на-Луну и Звёздный Ребёнок олицетворяют собой начало двух стадий в развитии человечества, причем стадий, качественно отличающихся от предыдущих. Может быть, для этого и нужно было полное перерождение Боумэна?

В одном из последних вариантов окончания есть сцена, очень похожая на «раскручивание ленты памяти» в романе. Герой попадает на планету, где его по какому-то силовому каналу транспортируют к космическому вокзалу, он видит множество представителей иных цивилизаций, наконец его корабль останавливается, и он чувствует присутствие всепроникающего и всеобъемлющего мощного интеллекта. Но когда его «лента памяти» раскрутилась до конца, его отпустили, ничего не изменив во внешнем облике. В этом варианте Боумэн только обогащается впечатлениями, осознает могущество и мудрость замыслов тех, на чьей планете он побывал. Ему предоставлена только роль свидетеля — он вернется и расскажет о том, что видел и чувствовал. А в романе он — деятель. Правда, из посланника людей он становится посланником внеземного разума, но все же возвращается на свою родную Землю.

История людей (какими они были до сих пор) заканчивается, говорится в книге. Видимо, Звёздный Ребёнок выступит учителем человечества; изменившись, люди, как и он сам, приобщатся к высшему разуму.

Можно спорить о том, возможен ли такой путь развития человечества вообще, но логических неувязок в развитии действия романа нет.

В финале романа говорится, что Звёздный Ребёнок еще не знает, что он будет делать с миром, но он обязательно придумает. Фраза звучит жутковато, особенно если принять во внимание его новоприобретенные возможности. Сам Кларк писал, что не знает, что должно произойти дальше. Он говорит только, что Ребёнок просто предпочитал иметь над головой чистое небо. Следовательно, здесь широкие возможности для толкований и догадок. Ефремов, например, посчитал, что Боумэн, «утратив свой телесный облик, летит к родной земле, чтобы предотвратить нависшую над ней ядерную катастрофу». Но вряд ли при столь широком замысле романа вся перестройка Земли закончилась бы только предотвращением возможности возникновения войн. Это, конечно, очень благородная задача, но слишком уж легко разрешимая для Звёздного Ребёнка. Когда в книге «Утерянные миры 2001-го» Кларк говорит о его возможных действиях, он сравнивает его возвращение с возвращением Одиссея на Итаку. Ведь когда Одиссей доказал всем, что он вернулся, натянув свой лук, он убил женихов Пенелопы и слуг, которые долгие годы растрачивали и портили его состояние. А мы, пока безнаказанно, до сих пор растрачиваем богатства нашей прекрасной Земли. Так что возможно и такое решение проблемы. Ясно только одно — перемена будет коренной.

Сама метаморфоза вызывает неосознанный протест в душе у читателя. Он успевает привыкнуть к Дэвиду Боумэну — человеку с сильной волей, мужественному, деятельному. С развитым чувством ответственности. И вдруг — ребёнок, пусть даже и Звёздный. Это человек еще без индивидуальности. Прошлое разрушено, новое еще не создано. Получается, что из всего, что составляет понятие «человек», из всех достижений человека важно только одно — то, что он вышел в космос, как бы сдал экзамен за первую ступень обучения и теперь можно приступить ко второй. Можно даже сказать, что такая метаморфоза негуманна. Почему же контакт у Кларка проявляет себя именно в такой форме?

Вероятны несколько причин. Одна из них, довольно важная, — это влияние фильма. В предварительных вариантах была масса образов, достойных воплощения и разработки. Была запланирована встреча Боумэна с представителями (или представителем) внеземной цивилизации. В одном варианте это был гуманоид по имени Клиндар, обладающий бессмертием. Это именно он обучал миллионы лет назад племя Смотрящего-на-Луну. Он хранит в памяти и в любую минуту может снова представить себе сцену их прощания. И вот он готов встретить потомка Смотрящего-на-Луну, прилетевшего на неуклюжем и нелепом, по его мнению, космическом корабле. Но он рад, что разум на той планете, где он когда-то побывал, не погиб. Происходит волнующая встреча. Это наиболее конкретный и довольно традиционный вариант. Видимо, в силу традиционности от него и отказались. В других вариантах были такие виды разумных существ: разумная рыба-прилипала, разумное растение, затем существо с такой наружностью: упругая кожа с металлическим блеском, напоминающая кольчугу, два огромных фасеточных глаза, небольшой завернутый кверху хобот, какие-то воздушные, похожие на перья, конструкции вместо ушей. Кроме этих созданий фантазии почти во всех вариантах присутствовало функционально совершенное разумное существо. Биологи, дискутировавшие по этой проблеме, пришли к выводу, что в организме человека много несовершенных или совмещающих несколько функций органов. А функционально совершенное существо должно быть примерно таким: органы зрения должны находиться на верхней точке туловища, мозг — в непосредственной близости от органов зрения, чтобы быстрее доходили сигналы, зрение должно быть панорамным (т. е. как минимум четыре глаза), тогда исчезнет необходимость в поворачивающейся шее, наиболее уязвимом месте человека; ноздри должны быть неподалеку от органов дыхания, рот — от органов пищеварения, количество ног и рук — такое же, как и у человека. Но если в романе все эти довольно милые, но странные существа все-таки имели бы право на существование, в фильме они выглядели бы либо марионетками, либо монстрами, но никак не представителями внеземных цивилизаций. Для более сильного эмоционального воздействия нужно было что-то совершенно необычное и потрясающее, идущее в русле всего фильма и достойно завершающее его. Всем этим требованиям отвечало только разумное Нечто, или Ничто, превращающее человека в Звёздного Ребёнка.

Кларк подчеркивает, что при превращении ничего не было потеряно. Просто все воспоминания Боумэна, мельчайшие подробности его жизни как бы перешли на хранение во вместилище более надежное, чем его теперешняя бренная оболочка. Но все дальнейшее развитие действия говорит о другом. Звёздный Ребёнок — это совершенно новое существо. Нет у него больше «мелких» чувств и желаний капитана космического корабля Дэвида Боумэна, все способности его по масштабам способны соперничать с масштабами Вселенной. Но что же это за высший разум, способный так трансформировать человека? Может быть, это видоизмененный и перенесенный с небес в центр галактики Бог?

Но нигде в книге не подчеркивается божественная сущность этого высшего космического разума. Единственное место, где Бог вообще упоминается, это в главе «Concerning E.T.'s». Там речь идет о возможном внешнем виде и эволюции внеземных разумных существ, приводятся гипотезы различных биологов, и, в том числе, группы мистически настроенных биологов, считавших, что так же, как разумное существо может отказаться от телесной оболочки, и стать киборгом, оно может отказаться и от этой второй оболочки, то есть сознание освободится от материи. «За этим может быть только Бог (если есть что-то вообще)». (SO, р. 176). Но Кларк никак не комментирует такой взгляд и не развивает его. И по-моему, нет никаких оснований считать, что Кларк здесь противоречит сам себе, своему реалистическому мировоззрению. Приведенную выше фразу можно трактовать и как ироническую оценку взглядов «мистически настроенной группы биологов». А можно здесь видеть влияние Стэнли Кубрика. Но опять же очень слабое, потому что сам Кубрик был гораздо более мистически настроен.

Отвечая на вопрос председателя Нью-Йоркского общества кинокритиков Джозефа Гелмиса о том, почему фильм кажется настолько определенно религиозным, он сказал: «Идея Бога — центральная в фильме. Это неизбежно, если допустить, что вселенная полна высокоразвитыми формами разумной жизни. Эти космические разумные существа, обогащающиеся знаниями на протяжении вечности, будут от нас так же далеки, как мы от муравьев. Они могли бы поддерживать телепатическую связь через всю вселенную; обрести абсолютную власть над материей и телекинетически переноситься в мгновение ока через миллиарды световых лет; и, наконец, они смогли бы отбросить материальную оболочку совершенно и существовать во вселенной как бестелесное бессмертное сознание. Если начать обсуждать подобные возможности, мы неизбежно придем к выводам, по сути своей религиозным, так как необходимыми свойствами подобных разумных существ будут те, которыми мы наделяем Бога. То, чем мы занимались на самом деле — попытка дать научное определение Бога». То есть Кубрик считает, что о столь далеко вперед ушедшей от нас цивилизации нельзя говорить иначе, чем применив понятие «Бог». Кларк же, напротив, так не считал. В наиболее полно и хорошо разработанном предварительном варианте, о котором здесь уже говорилось (там, где представителем внеземной цивилизации является гуманоид Клиндар), Кларк специально останавливается на этом вопросе. Клиндар смотрит на космический корабль землян и думает о том, достаточно ли они уже развиты, чтобы принять два самых тяжелых дара — «дар истины» и «дар времени». «Дар времени» — это бессмертие, а о «даре времени» сказано так: «И если они, как члены многих примитивных обществ, еще верили в богов и духов, они должны будут оставить свои фантазии и посмотреть жестокой правде в глаза». Значит, Кларк считает, что никак нельзя применять термины и понятия религии к высшим формам жизни, а нужно рассматривать их как таковые. И если Кларк выходит за границы известного сейчас, он это делает для того, чтобы познать непознанное, а не для того, чтобы в ужасе и восхищении преклониться перед ним. Он выработал для себя Три закона Кларка и руководствуется ими в своей деятельности. Суть этих законов состоит в том, что не надо слепо бояться авторитетов, запрещающих что-либо; а чтобы познать границы возможного, нужно вторгнуться в невозможное.

Поэтому правильнее будет рассматривать превращение Боумэна в Звёздного Ребёнка в конце романа как метафору, олицетворяющую новую стадию развития человечества, обогащенную новым Знанием.

Если тема Контакта встречается во многих произведениях Кларка, то тема взаимоотношений человека и искусственного разума для него не столь характерна.

В космическом полете невозможно обойтись без автоматики. Это сейчас общепризнано. Зависит это и от недостаточной быстроты нервно-психических процессов человека, и от отсутствия привычных ориентиров космосе, и еще от многих других факторов. Полеты пилотируемых космических кораблей в околоземном пространстве убедительно продемонстрировали это. Но уже в полете за пределами земной орбиты автоматики и даже обыкновенной вычислительной машины будет мало.

Поэтому у Кларка «мозгом и нервной системой» корабля «Дискавери» является эвристически программированный алгоритмический компьютер ЭАЛ-9000 — последнее достижение науки и техники 2001 года. Кларк вводит его как шестого члена экипажа. И это не преувеличение. Потому что компьютер действительно обладает индивидуальностью. Причем он становится не просто одним из персонажей романа, а одним из главных персонажей.

Когда ищут причины поступков людей, как в жизни, так и в литературе обращаются к истокам формирования личности — происхождению, воспитанию, событиям их жизни. Обратимся к истокам личности ЭАЛа. Самый важный ее компонент заложен уже в имени компьютера — это эвристически программированная вычислительная машина. В психологии существует понятие «проблемная ситуация». Так называют сложную ситуацию, в которой существующие условия не подсказывают решения задачи, а накопленный опыт не дает возможности использовать какую-либо известную заранее готовую схему поведения. Психологический процесс, приводящий к решению проблемных ситуаций и к формированию новых типов поведения, называется продуктивным мышлением, или эвристической деятельностью. Значит, ЭАА мог, в зависимости от обстановки, принимать нестандартные, творческие решения, а также самостоятельно решать вставшие перед ним неожиданные задачи. Оставаясь машиной (по Норберту Винеру, машина — это преобразователь со множеством входов и выходов), ЭАЛ был разумным существом. Именно поэтому Боумэн чувствовал, что совершает убийство, когда вынимал один за другим блоки памяти ЭАЛа. Морально-этические проблемы возникают, только когда речь идет о внутренней ценности и правоте личности.

Конфликт «человек — искусственный разум» развивается в романе в максимально чистом виде. Поясню, что я имею в виду. Для этого еще раз придется вернуться к предварительным вариантам романа. Сначала вместо ЭАЛа было роботоподобное существо с женским именем Афина, затем оно преобразилось и стало называться Сократ. Это имя и существо сохранялось довольно долго. Имена указывают на мудрость, как на очень существенное, но не единственно важное качество. Все они, и Афина, и Сократ и еще один вариант — Autonomus Mobile Explorer 5 были сравнительно небольшими и подвижными системами, то есть они были больше приближены к человеку, были более антропоморфны. ЭАЛ постепенно терял пол, подвижность, даже его голос изменялся и становился более нейтральным. В уже упоминавшемся выше интервью Кубрик говорил, что у Мартина Бэлзема, который сначала читал роль ЭАЛа в фильме, голос слишком напоминал обычную разговорную американскую манеру. У Дугласа Рейна, голос которого звучит в прокатном варианте фильма, мягкий среднеатлантический говор. Следовательно, голос ЭАЛа достаточно эмоционален, но без сильно выраженных ареальных особенностей. Предваряя описание всех этих вариантов, Кларк писал в «Утерянных мирах 2001-го»: «Станет ясно, что в процессе работы над романом ЭАЛ потерял подвижность, но стал гораздо разумнее». (р. 78). Если говорить абсолютно точно, ЭАЛ подвижность не потерял, потому что ЭАЛ, его тело — это весь космический корабль, с его многочисленными системами и службами, летящий в бесконечном пространстве и впитывающий своими электронными органами восприятия излучения Вселенной. Здесь Кларк имел в виду именно отказ от антропоморфности ЭАЛа. Так же как кораблю в космическом пространстве не нужна обтекаемая форма, так и разумное существо необязательно должно быть похоже на человека. Важна функциональная целесообразность (к такому же выводу Кларк приходит и в рассуждениях о внеземных цивилизациях). Почему же так выиграв в разуме, ЭАЛ все-таки сорвался, ошибся? Ошибка его повлекла за собой смерть людей. Является ли психоз неизбежным следствием повышения и развития творческих способностей машины?

Нарушения и сбои в работе, внешне бессмысленные действия, то есть машинные психозы, возможны скорее у жестко запрограммированных машин. Такой жесткой программой для мыслящей машины являются и три правила Роботехники у Айзека Азимова. Требуются бесконечные дополнения, оговорки, возможность совершения самостоятельных действий уменьшается. Первые варианты ЭАЛа были построены по правилам Азимова; ЭАЛу в книге предоставлены более широкие возможности для действия. Его «нервный срыв» произошел по вине людей, заставивших его скрывать от Боумэна и Пула истинную цель полета. Машине чуждо чувство национального престижа, которым руководствовались ее создатели. Она стоит на принципиально ином уровне и рассматривает людей в их единстве; национальные, расовые и тому подобные различия для нее совершенно несущественны. Поэтому ЭАЛ не может понять логики запрета. Заставляет же его принять вообще какое-то решение только угроза отсоединения от источника питания. Решение оказывается негуманным. Значит ли это, что машинный разум, созданный человеком, в принципе негуманен? ЭАЛ сознательно никого не хотел убивать, во всяком случае, Пул погиб только потому, что оказался между космическим ботом и блоком АЕ-35, который ЭАЛ хотел уничтожить как улику. Кларк постоянно подчеркивает вынужденность его действий, даже глава, которая в русском переводе называется «Бунт робота», звучит по-английски гораздо мягче, «оправдательно» по отношению к ЭАЛу: «Need to Know» — «Потребность знать». Причиной всех несчастий явились люди, подошедшие к общечеловеческой проблеме с узконациональных позиций. Они забыли о том, что писал основоположник кибернетики Нор-берт Винер; «Помочь они (машины) нам могут, но при условии, что наши честь и разум будут удовлетворять требованиям самой высокой морали».

А что из себя представляет единственный «человеческий» главный персонаж романа? Это командир космического корабля «Дискавери» Дэвид Боумэн, возраст — около тридцати пяти лет. Он мужественный и волевой человек, который не раз испытывал чувство страха, но умел победить его и остаться в живых. Он выполняет свою миссию до конца. Но он не просто исполнителен, если бы он был таким, то не опустился бы в Око Япета, у него ведь не было таких распоряжений. Можно было лечь в анабиозную ванну и дожидаться прихода «Дискавери-2». Боумэн — самый настоящий исследователь. Это качество появилось у него не сразу. Например, в одном из вариантов сенатор Флойд характеризует его так: «Боумэн непримирим к недостаткам. Он не выносит людей и машин, которые не работают — это затрудняет жизнь его коллегам… Он обладает тем трудноопределимым качеством, которое мы называем „способность руководить“». В романе же Боумэн, напротив, очень спокойный и уживчивый человек. Вообще, при рассмотрении вариантов приходишь к выводу, что развитие образов и мыслей шло по пути сокращения многообразия качеств и проявлений к выделению, причем очень четкому выделению, доминирующей черты или качества. То же относится и к количеству героев. Первоначально в экипаж «Дискавери» должно было входить шесть человек:

Дэвид Боумэн — биофизик и кибернетик,

Питер Уайтхэд — инженер систем жизнеобеспечения, Виктор Камински — астроном и планетолог,

Уильям Хантер — инженер силовых установок,

Джек Кимбелл — род занятий не определен.

Келвин Пул — астрофизиолог и психолог.

Джек Кимбелл как-то сразу оказался лишним, а судьба остальных астронавтов изменялась постепенно. В одном из первых вариантов никто из них не погибал. Они все вместе обследовали тайны одного из спутников Юпитера — Юпитера-5 (он играл роль Япета окончательного варианта). Погибали они затем тоже по разным причинам. В одном варианте Боумэн включает систему пробуждения Келвина Пула, обнаружив неполадки в работе компьютера, но Пул гибнет от внезапного сердечного приступа. Когда Питер Уайтхэд выходит в космос на космическом боте, тот вдруг начинает удаляться от корабля, нагнать его уже невозможно, иначе Боумэн и сам не вернется на «Дискавери». Происходит трагическое прощание. Уайтхэд до самой смерти сохраняет самообладание. Образ Питера Уайтхэда разработан в этом варианте не хуже, если не лучше, чем образ Дэвида Боумэна, он привлекает к себе читательские симпатии. Но в результате, после всех этих вариантов, мы видим, что выживает один Боумэн. Его ничто, кроме любви к родине, не связывает с Землей. Он не женат, у него нет детей. На этом пункте я хочу специально остановиться.

И.А. Ефремов в своем послесловии писал: «К сожалению, в „Космической Одиссее“, как и в большинстве произведений Кларка, отсутствует лирическая тема. В его романах и рассказах почти нет женских персонажей. Возможно, это своего рода протест против изобилия секса в современной западной научной фантастике, но нельзя не отметить, что ограничивая героев в естественных человеческих чувствах, Кларк неизменно обедняет их образы». Можно понять И.А. Ефремова, который всегда стремился к изображению всей полноты человеческой личности в научно-фантастических произведениях, Ефремова-рыцаря, автора «Таис Афинской». Но в данном случае это обусловлено всем построением романа и расстановкой акцентов в нем. Кларк намеренно оставляет Боумэна одного, выделяет его из человеческого общества, усиливает его исследовательские качества, делает его идеальным объектом для контакта и перестройки. Он в расцвете умственных и физических сил. В дневнике Кларк специально отмечал: «2 февраля 1966 г. Гэри Локвуд и Кейр Даллеа — пробы грима (мы хотим, чтобы они выглядели тридцатипятилетними)». Боумэн уравновешен, в тридцать пять лет уже не страдают от неопытности и порывов юности, нет еще и разочарований и недостатка сил старости. Одним словом, Боумэн такой же прекрасный экземпляр человека, каким в свое время был Смотрящий-на-Луну.

Еще одна причина того, что Боумэн остался один, лежит в названии книги. Он — космический Одиссей, а Одиссей один выжил и один вернулся. Здесь снова наблюдается обратное влияние названия (как в высказывании Кларка о Звёздном Рёбенке). Нельзя проводить аналогию с гомеровской «Одиссеей» на протяжении всего романа — основные проблемы этих двух произведений разные, но некоторые чисто сюжетные ходы хорошо объясняются такой аналогией. Я все время повторяю, что влияние названия обратное, потому что в дневнике Кларка часто встречаются такие высказывания: «Стэн предложил то-то» (или «Мне пришло в голову, что…» — «А почему бы и нет, ведь Одиссей тоже…»). Боумэн много читает, увлекается книгами о великих исследователях и путешественниках прошлого, проходит вместе с ними по материкам и морям Земли разных веков. Читал он и «Одиссею», которая была ему много ближе и понятнее других книг (SO, р. 101).

Когда он остался один, то сначала слушал классические пьесы и стихи из библиотеки «Дискавери», потому что ему нужны были голоса людей, чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Потом стал слушать оперы, но почувствовал одиночество еще острее. Кларк описывает, как потряс Боумэна «Реквием» Верди, «гремящий в пустом корабле с ужасающей уместностью» (SO, р. 177). Остановился же он на музыке Баха и Моцарта, действовавшей на него умиротворяюще. Кларк не случайно описывает так подробно влияние музыки. Он уделял большое внимание и музыкальному сопровождению фильма, отмечая в дневнике, что в сценах, происходящих в невесомости, звучала музыка Мендельсона — «Сон в летнюю ночь», в сценах на Луне и у Звездных Врат — «Антарктическая симфония» Вогана Уильямса, монолит обучает обезьянолюдей под звуки «Заратуштры» Рихарда Штрауса. Музыкальное сопровождение во многом определяет эмоциональную окраску сцены, фильма в целом. Из-за обилия музыки недоброжелательные критики окрестили его даже «космическим вальсом».

Помимо музыкальных рефренов в памяти надолго остаются подносы с космической едой.

Кларк тщательно детализирует мир, окружающий героев его произведений. Это характерно и для всех частей «Одиссеи», только в самом конце предметы обстановки пропадают, исчезают за ненужностью, и превращение Боумэна в Звёздного Ребёнка происходит под покровом тайны. Но возвращается он опять к вполне реальной Земле с ее материками и океанами, и с ракетами, оснащенными ядерными боеголовками. По часам расписывается порядок дня космонавтов; если построить такой корабль, как «Дискавери», на нем действительного можно полететь в космос; способ, каким отмечено местонахождение лунного монолита, действительно достоин того, чтобы его применила какая-нибудь внеземная цивилизация или наша, если она когда-нибудь достигнет подобного уровня развития.

В «Космической Одиссее» Кларка цепь эволюции разума такова: Смотрящий-на-Луну + внеземной разум —> человечество с его историей —> искусственный разум, как продукт человеческого разума —> Дэвид Боумэн + внеземной разум —> Звёздный Ребёнок. Человечеству были даны два урока с перерывом между ними в три миллиона лет. Для того, чтобы удостоиться второго урока, человечеству надо было выйти в космос. Выход в космос для Кларка не только и не столько показатель степени технического развития цивилизации, а, как и в «Городе и Звёздах», показатель того, что обитатели планеты вышли за рамки мира, окружавшего их с рождения и теперь перешли на новый уровень сознания. Они воочию убедились или, по крайней мере, должны были убедиться в том, что Вселенная безразлична к возникновению жизни и разума, и поэтому каждую искру разума нужно бережно поддерживать и хранить.

Обоснованием сюжетных ходов в традиционном научно-фантастическом произведении чаще всего служит какое-нибудь научное положение или гипотеза и вытекающие из этого следствия. Следствия эти влияют на жизнь вовлеченных в действие людей. Поведение людей в сложившихся обстоятельствах зависит от их убеждений, воспитания, идеалов, ответственности, возложенной на них. При ближайшем рассмотрении оказывается, что сообщенного о героях вполне достаточно для объяснения их поступков.

Действительно, не всегда в центре произведений Кларка стоит герой.

Заняв выжидательную позицию в споре о герое, разгоревшемся в научной фантастике в семидесятые годы, Кларк, тем не менее, своим творчеством упрочивал реалистические принципы характеризации в научной фантастике — это главный вывод, который можно сделать из проведенного сопоставления.

Однако и на ограниченном материале, вошедшем в данную статью, можно заметить, что, хотя принципы характеризации практически не отличаются от применяемых в «обычной» литературе, психологизм в научной фантастике особенный. Его условно можно назвать расширенным, или внешним. Герой научно-фантастического произведения становится полнокровным характером только тогда, когда его внутренний мир расширяется до охвата и постижения внутреннего мира других людей или существ. Творчество Артура Кларка наглядно демонстрирует справедливость этого положения, выведенного применительно к современной научной фантастике в целом.