Летнее увлечение змеями в 1991 году заставило писателя Дина Уитлока, нередко печатающегося в F&SF, внимательнее вчитаться в мифы, сложенные вокруг этих воздушных созданий человеческого стремления в небо. Несомненно, страна, где о змеях сложено больше всего сказаний, — это Китай. Читаем у поэта IX века Хань Юя:

© Dean Whitlock. The Man Who Loved Kites.

F&SF December 1991

Перевёл Андрей Гиривенко

Это история Хуана По, поэта, который изобретал воздушных змеев, и Ли Женг, колдуньи, которая умерла, потому что эти змеи были прекрасны. В ней также рассказывается о полководце Лю Хейне, который постиг, что война и красота никогда не смогут ужиться под одной крышей.

Но начнем с начала. Хуан По не задавался целью изобрести воздушных змеев. Он стремился молиться. Но боги никогда не отвечали на его молитвы, и он принялся искать возможность обратить на себя их внимание.

Хуан был добрым человеком. Он был приземист, проворен и достаточно силен для своего телосложения, ибо воспитывался в семье крестьянина. Но однажды в городе Пи Лао, где жил Хуан, появился монах в простом желтом одеянии и проповедовал на улицах, и основал школу. Не прошло и года, как Хуан сам стал монахом. Он научился читать и писать. И проповедовать.

Он ходил по улицам и беседовал с людьми, как делал его учитель, но, к своему стыду, Хуан обнаружил, что застенчив. Он мог проповедовать истово и часами, стоя в одиночестве в тихом уголке площади, что перед особняком градоначальника, но когда вокруг него начинали собираться люди, остановившиеся послушать, пусть хоть один только ребенок задерживался возле него, у Хуана пересыхало в горле и язык немел, становясь никчемным, как у мертвой вороны.

Так Хуан стал молчальником. Он проводил дни, собирая милостыню для школы и молча воссылая молитвы. Учитель одобрял усердие Хуана, но сердце того грызло сомнение в плодотворности собственных усилий. Да, его дружелюбная улыбка творила настоящие чудеса при сборе милостыни, но вот молитвы его оставались безответными. Учитель, по крайней мере, мог сослаться на нерадивость учеников. Проповедник — своих прихожан. Хуан же искал — и не находил причины.

— Такова уж воля богов, — сказал учитель. Однако в глубине души Хуан скрывал стыд.

Однажды, когда время сбора урожая было на исходе, и ветры дули из пасти западного дракона, Хуан вышел через тяжелые зеленые ворота Пи Лао в поля, раскинувшиеся за высокой стеной, которая окружала город. Он попытался найти утешение в знакомом с детства труде. Крестьяне почти все время смотрят вниз, их пальцы погружены глубоко в жирную коричневую землю. Крестьянин видит плоды своего труда и вспоминает слова молитвы, лишь когда в этом есть нужда. Хуан взял серп в отцовском доме и отправился на жатву.

Увы, солнце и ветер обратили его взор к небу, где жили в заоблачных пределах боги. Он поднял лицо к ним — к солнцу, ветру, облакам — и мысленно прокричал молитву.

Боги не ответили.

Но резкий порыв ветра подхватил его соломенную шляпу и вознес выше самых огромных деревьев. И Хуана осенило. Он вернулся в дом отца, отыскал кисть, немного красной краски и медленно начертал молитву на полях своей шляпы. Плетеная солома — не лучшая поверхность для письма, да и округлая форма совсем не подходит для ровных строчек молитвы, но Хуан был так увлечен своей идеей, что уверовал: боги простят столь незначительные погрешности. Он вновь выбежал в поле, дуя на краску, чтобы поскорее подсохла. Затем остановился и подождал сильного порыва ветра. И когда тот налетел, пригибая верхушки деревьев и взвихряя листья, Хуан изо всей силы бросил шляпу высоко в небо.

Она взмыла ввысь, крутясь и танцуя на ветру. И упала на землю далеко от Хуана. Какое-то мгновение тот ждал, надеясь на скорый ответ богов, но ничего не услышав, кинулся за шляпой. Ветер затеял с ним игру, и шляпу удалось поймать не сразу.

«Просто она взлетела не слишком высоко», — решил он, схватив шляпу в двух шагах от спуска к реке Тенг. Осмотрелся, подыскивая местечко повыше, откуда бы бросить шляпу, но дома и деревья, над которыми неслись тени облаков, казалось, едва возвышались над землей, ну а горы были слишком далеко. Но вот его взор остановился на высокой каменной стене, что окружала город Пи Лао.

Стены были гордостью города, высокие и надежные, воздвигнутые во времена, когда с запада грозили набеги чужеземцев, жадные князья жили на востоке, а к югу и северу от города хозяйничали шайки разбойников. Две сотни лет те стены охраняли купцов и градоначальников, крестьян и рыбаков, священников и поэтов Пи Лао.

Собственно, пока никто не пытался проломить стены Пи Лао. Аиния горизонта — ни с севера, ни с юга, ни с востока, ни с запада — ни разу не ощетинилась чужими знаменами и кровожадно занесенными мечами. Ворота не запирались с тех пор, как были построены. Босоногие мальчишки запускали с башен голубей, а из бойниц вывешивали просушивать одеяла. Дети играли на внешнем проходе стены. Стражи сонно бродили по каменным плитам, даже не подозревая, что скоро им придется возблагодарить своих искусных в фортификации предков.

Именно оттуда, со стены, Хуан решил послать богам свою молитву, начертанную на шляпе. Он вскарабкался на самый карниз и бросил шляпу со всей силой своей веры вверх, на ветер.

Из этого опыта Хуан постиг две вещи: боги весьма невнимательны, а ему нужно найти способ возвращать назад свою шляпу.

Чего он только не испробовал: ведь шляпа то улетала далеко-далеко, теряясь в закатных тенях, то летела даже к реке Тенг, которая огибала город с двух сторон, го ее подбирал крестьянин на своем поле далеко внизу, — тогда Хуан не мог ее найти, как ни старался.

Он возвратился в свою комнатушку при школе, немного разочарованный, огорченный, но тем не менее уверенный в том, что нашел способ послать свой призыв небесам. Он не спал ночь, мастеря шляпу лучше прежней. Конечно, шляпой ее назвать было трудно. Во-первых, она была квадратная и обтянутая шелком, наилегчайшим из тех шелков, что он мог достать, шелком от подкладки красивого, но поношенного халата, доставшегося от управителя города. Это была любимая одежда учителя, который, как и все южане, любил кутаться от ветра и стужи. Хуан надеялся, что учителя не прохватит скозняком через утончившуюся по его вине полу халата.

Хуан соорудил рамку из легких бамбуковых палочек и прутиков и туго натянул шелк. Затем взял кисти и бутылочки с краской и начал писать молитву: тушь струилась по материи, потеки он превращал в завитки, завитки становились веточками, на веточках вырастали плоды, а над плодами кружились бабочки и птицы. Робкий и неуверенный в себе, Хуан не мог и представить, что так искусно владеет кистью, но когда «шляпа» была готова, душа его наполнилась гордостью и чувством прекрасного.

Он был не очень уверен в своей молитве. Она казалась несколько прямолинейной и самонадеянной, то же ощущение возникало у него и во время проповеди, когда кто-нибудь останавливался послушать. Но все же она была здесь, сохла на шелке. Он лег спать. Следующее утро станет самым важным в его жизни.

Рассвет прочил прекрасный ветреный день, и Хуан был уже на стене незадолго до того, как солнце прорвало восточную завесу. Где-то внизу крестьяне запели песнь урожая. Продавец лапши затянул хвалу своим изделиям на улицах города. Какой-то мальчик бежал по стене, а позади него на веревочке летела свистулька. Тут Хуан забросил в небо свою молитву.

Ветер подхватил «шляпу», точно листок с дерева, и яростно закружил Мгновение она висела, покачиваясь в воздушных струях, затем начала падать в тень городской стены, и надежды Хуана рухнули вместе с ней. Но на сей раз он привязал к «шляпе» тонкую веревку. Веревка натянулась, и воздушный змей — вот что это теперь было такое — воздушный змей лег на ветер. Податливая рамка немного изогнулась. И вот он поднялся вверх, парящий, петляющий, дергающийся на конце веревки подобно безумцу, танцующему на угольях. Хуан закричал от радости.

Затем ветер улегся. Воздушный змей затих и внезапно начал валиться вправо. Хуан почувствовал, как сердце подпрыгнуло в груди от желания, чтобы подпрыгнул, встрепенулся и воздушный змей. Порыв ветра — и воздушный змей опять вышел из крена и резко взмыл вверх. Веревка едва не выскользнула из пальцев Хуана. Он сжал ее и почувствовал, как ожгло ладони. Воздушный змей закружился и нырнул, подобно своенравному дракону, уже не управляемый Хуаном. Наконец он стал снижаться с подветренной стороны стены. Веревка ослабла, и змей упал, ударившись о камни.

Хуан подобрал его. Руки дрожали от волнения. Сердце учащенно билось. Он взирал на воздушного змея с изумлением, поворачивал его к солнцу — и опять едва не упустил его. Обернулся и увидел нескольких ребятишек, уставившихся на него широко раскрытыми глазами, и среди них того мальчика с флейтой. Он широко улыбнулся, и они заулыбались в ответ.

— Я должен его немного приучить к рукам, — сказал Хуан детям и присел на выступ стены поразмыслить, качая воздушного змея в подоле халата, как в колыбели. И тут его снова осенило. Он развязал кушак. Ловкими пальцами распорол край и оторвал от подкладки длинную тонкую полоску ткани. Привязал полоску к одному краю воздушного змея.

— Это устремит тебя ввысь, — сказал он змею.

Затем вытянул руки перед собой и позволил ветру подхватить воздушного змея. На этот раз он отпускал бечеву осторожно, податливо уступая порыву, немного придерживая, когда ветер ослабевал. Ленточка от кушака развевалась и дразняще трепетала. Воздушный змей устремился в небо, поднимаясь все выше и выше к самым облакам. Дети ликовали.

Хуан безотрывно следил за змеем и всем сердцем был вместе с ним. Будто и забыл, зачем змей оказался в небесах. Он просто был рад, что змей летел.

И тут веревка кончилась. Мгновение — и она скользнула между пальцами. И вот ее увлекает вслед за змеем.

Змей тут же начал кружиться и нырять. Дети и Хуан затаили дыхание. Но веса веревки было достаточно для натяжения ткани, и змей остался на лету. Выше к богам он уже не поднялся, но и к земле не падал. Хуан просто не верил глазам: досада перешла в отчаяние, когда он понял, что прекрасный воздушный змей улетает прочь, теряясь из виду за рекой Тенг.

В тот самый день, однако рвение Хуана в вознесении молитв поуменьшилось, ибо теперь Хуан был воодушевлен собственным успехом. Тушь, что он выбирал, была ярче, птицы и веточки — грациознее, а сама молитва… Да, молитва была действительно короче и, перечитывая ее, пока сохла тушь, Хуан почувствовал, что она проще, чем обычно. «Так что же, — рассудил он, — цель — привлечь их внимание. В следующий раз я скажу больше».

Он привязал не один, а два хвоста, соорудив их из остатков кушака. Потом обшарил всю школу в поисках нужной веревки, пока не нашел большой клубок, и крепко не привязал конец к тяжелой палке.

Воздушный змей летел превосходно.

За следующие несколько недель Хуан обрел множество юных почитателей, пока постигал искусство управления змеями. Он узнал, что длина притороченной хвостовой ленточки была важнее, чем ее вес. Понял, что если немного выгнуть бамбук, можно вовсе обойтись без хвоста, хотя ему нравилось, как ленточки трепещут на ветру, поэтому он делал змеев по-прежнему с хвостами. А если привязать к хвосту воздушную флейту, то она будет издавать прекрасный, таинственный звук.

Он также понял, что городская стена — не самое идеальное место для запуска змея. Преодолевая стену, ветер вихрился и пытался столкнуть воздушный змей вниз, чтобы разбить о камни.

И еще Хуан узнал, что очень немногие оценили его усилия как религиозное рвение. Стражникам порядком мешала его беготня в поисках подходящего ветра. Учитель полагал, что он теряет серьезность, присущую проповеднику. А многие люди просто боялись воздушного змея, принимая его за демона, а самого Хуана — за колдуна. Неважно, что змей так ярко раскрашен, неважно, что он так чудесно парил, — всегда находились те, кто сотворял охранительное знамение и спешил скрыться в домах, едва завидев воздушное создание. Дети тоже перестали приходить, их из страха не пускали родители.

Поэтому Хуан решил запускать змеев за городом, подальше от заслоняющих ветер стен и от кривотолков. И именно поэтому он оказался совсем один, и не мог видеть, как большие зеленые городские ворота вдруг поспешно закрыли — первый раз за две сотни лет.

Полководец Лю Хсин считал себя практичным человеком. «Какое время более всего подходит для войны, — размышлял он, — как не время сбора урожая? Это очень практично». На время всего похода будет достаточно провизии. Каждый склонившийся перед натиском его армии город предоставлял провизии столько, что хватало добраться до другого города. Итак, он двинулся сразу на восток и на юг, уничтожая тех немногих, кто вставал у него на пути, обезглавливая недавних правителей государств и выбирая, каким титулом именоваться: «Полководец», «Завоеватель» или «Император».

«А почему бы не всеми тремя сразу? — холодно размышлял он. — Для моей армии я Полководец, для моих врагов я Завоеватель, а когда я завоюю все города до самого моря, мои подданные смогут именовать меня Императором».

Так он размышлял, когда его армия показалась к западу от Пи Лао и двинулась к его стенам. Лю Хсин уже пригнулся к седлу, готовый к нескольким дням праведного грабежа перед походом на следующий город. Но тяжелые зеленые ворота закрылись перед самым его носом, после чего он оказался в совершенно непрактичной ситуации — требовалась многодневная осада, и это перед наступлением зимы.

Он разослал свои войска по полям вокруг города и вдоль реки Тент, дабы захватить в плен любого, кто еще оставался по эту сторону стены. Затем он приказал плененным крестьянам собрать оставшийся урожай и зарезать всех поросят и коз, на 3 — 2839 6 6 свою беду не успевших укрыться за городскими воротами при виде наступающей армии. Он раскинул лагерь у главных ворот — на расстоянии, недосягаемом для пращей и стрел, и выставил посты на всех дорогах, ведущих в Пи Лао.

Затем послал к воротам глашатая, который нес в руке голову какого-то бедного крестьянина в качестве символа серьезности намерений Лю Хейна. Ворота оставались запертыми. Тогда Лю Хсин послал на штурм солдат, вооруженных щитами и тяжелым тараном. Град камней и кипящее масло заставили их отступить. После этого выставил отряд лучников, чтобы те горящими стрелами подожгли крыши города. Стрелы эти ударились о высокую стену, а защитники своими стрелами заставили лучников противника отойти. Сидя на коне, Лю Хсин задумался, глядя на стены.

Тем временем Хуан По провел чудный день, запуская воздушного змея. Часами он играл с ветром, пуская змея во всевозможные петли и нырки, поднимая его ввысь подергиванием веревки. Боги, размышлял он, гораздо быстрее заметят движущийся предмет, чем неподвижный. К остову он также добавил костяную трещотку и пару воздушных флейт-свистулек (так предложил один из детей), чтобы летящий предмет легче было заметить по звуку. Воздушный змей ревел, как томящийся от любви молодой бычок, и пощелкивал, как медведица зубами.

На этот раз он позабавился, раскрашивая нового змея (для которого его учитель принес жертву в виде остатков подкладки халата). Памятуя о своих критиках, он нарисовал лицо ужасного демона с длинными желтыми клыками, кроваво-красными глазами и спутанными волосами, которые переплетались со знаками его молитвы. А его молитва… Да, молитва оставалась такой же, как прежде.

Хуан специально отошел на несколько миль от города, чтобы между ним и городскими стенами была рощица и никто не смог увидеть его летающего демона. Он прекрасно осознавал, как будет воспринята его шутка с демоном. Но, пытаясь привлечь внимание богов, он так увлекся, что и не заметил топота наступающей армии, блеяния рожков и скрежета битвы. Не заметил он и небольшого отряда воинов, которые, обнаружив его, теперь со страхом наблюдали, как он заставляет демона танцевать в небе, не спуская с привязи.

И о подосланном воине, который на цыпочках крался к нему с черным мешком в побелевших от напряжения пальцах, не ведал Хуан. Он думал лишь о прекрасном воздушном змее — до самого того мгновения, пока мешок не окутал ему голову. Веревка выскользнула из пальцев, а воины испуганно завопили, когда змей, сделав петлю, нырнул вниз, посвистывая и клокоча, как живое существо. Воин крепко-накрепко затянул мешок на пленнике, изо всей мочи выкрикивая слова молитвы своим богам, успокаивая себя тем, что командир отряда прав и колдун не может проклясть то, чего не видит.

Потом порыв ветра поднял змея-демона вверх и понес через реку Тенг. Только после этого воины набрались смелости оглушить Хуана ударом по голове и связать бесчувственное тело. Они незамедлительно отнесли его к Полководцу Лю Хсину.

Полководец по-прежнему неотрывно смотрел на стену, стараясь придумать, как преодолеть ее, не потеряв при этом большую часть своей армии. Когда он услышал, что его люди поймали колдуна, то возблагодарил богов за найденное решение и поспешил в лагерь, уже предвкушая как колдун разнесет в щепы крепкие зеленые ворота. Но, увидев тщедушное бесчувственное тело Хуана По и услышав историю о демоне, он пришел в ярость.

— Вы позволили демону улизнуть! — прорычал он и приказал, чтобы с командира отряда содрали кожу.

Хуан все это слышал — сквозь черный мешок и сквозь звон в ушах. Его мутило, голова раскалывалась, накатывал страх. Он также немного злился из-за потери воздушного змея, летавшего лучше прежних.

Внезапно чьи-то руки схватили и поставили его на ноги. Мешок грубо сорвали с головы, и он предстал перед ними, жмурясь в свете заходящего солнца, моргая, озираясь вокруг, — такой добродушный молодой человек, в ком колдовства не больше, чем в голубке.

Наблюдая за ним, Лю Хсин уже собирался было отмести прочь всю эту историю, но землистые лица воинов, держащих руки Хуана, остановили его. Они определенно что-то видели, а всем ведомо, как колдуны могут менять обличье. Кто знает, сколь стар и уродлив мог быть этот, которого приволокли ему?

— Ну, колдун, — сказал он, — мои люди говорят, что ты заставлял демона танцевать и прыгать в небе на веревочке. Это правда?

Хуан, который был поражен сверхъестественным сходством между лицом полководца и изображением демона на воздушном змее, и не думал лгать. К тому же он действительно гордился своим изобретением.

— Твои люди ошиблись, — ответил он. — Я запускал шляпу.

Полководец с гневом глянул на воинов, которые испуганно запротестовали.

— Тихо! — приказал он, и те замерли.

— Летающая шляпа? — обратился он к Хуану. — И ты ожидаешь, что я тебе поверю?

— Согласен, видимо, стоило бы подумать о более подходящем названии, — ответил Хуан. — Но, видите ли, все началось как раз со шляпы. Я пытался молиться, и ветер сдул у меня шляпу. Но она поднялась невысоко, поэтому я сделал другую, которая смогла бы взлететь повыше, чтобы ее разглядели боги и… — Тут Хуан смолк в замешательстве: во рту пересохло, язык онемел под взглядами толпы воинов и побагровевшего полководца.

— Этот человек не в себе, — шептали адъютанты.

Полководец Лю Хсин в глубине души был согласен, но он думал о летающих шляпах и неприступных стенах.

— Скажи мне, колдун, как высоко может взлететь твоя «шляпа»?

— О, очень высоко, — ответил Хуан, зажигаясь интересом.

— До верха этой стены? — спросил полководец, указывая в сторону непримиримого лика Пи Лао.

— Даже еще выше, — гордо сказал Хуан. — Насколько хватит веревки.

— Можно на ней поднять какой-нибудь груз? — осведомился полководец.

Хуан задумался.

— Она может поднять очень маленький груз, я полагаю. Однако я уверен, шляпа может нести и больше, если будет достаточно большой, а ветер — сильным.

Лю Хсин усмехнулся.

— Что тебе понадобится, чтобы соорудить такую, что сможет поднять горшочек с углями? — спросил он.

— Несколько бамбуковых тросточек и отрез шелка. Немного тонкой веревки и еще клей. А также краски и кисти.

— Краски и кисти?

— Для молитвы.

— Ну, конечно, — ласково ответил Лю Хсин, будто обращаясь к ребенку. — Для молитвы.

Хуану отвели для отдыха отдельную палатку, и на следующий день генерал прислал кипу шелка, добытого в одном из завоеванных городов, и связку бамбуковых палочек. Его люди принесли мотки веревки и бечевки разной толщины и сварили клей.

— И еще нужны краски, — напомнил им Хуан.

Полководец нахмурился, и они поспешили повиноваться.

Но Хуан уже не был ни тем безумцем, ни тем простаком, каким казался. Он прекрасно разглядел головы на пиках, что частоколом окружали палатку полководца. Он слышал, как стонал бедный командир отряда, истекавший кровью на краю лагеря. Он понимал, для чего Лю Хсину понадобился горшочек с углями — или скорее всего много таких горшков — и знал, чего жителям Пи Лао ждать в награду, когда загорятся их дома и они будут вынуждены открыть ворота враждебной армии. Поэтому Хуан подумывал — не пора ли отправиться к полководцу, чтобы Напрочь отказаться мастерить воздушного змея. Он не боялся умереть.

Но у него не было и желания умирать раньше положенного судьбой срока. Конечно, мысль поговорить с богами лицом к лицу была заманчива, если только так и можно попасть со своими просьбами в их поле зрения. И Хуан не мог устоять перед искушением попробовать обратиться к богам, пока еще пребывал в земном круге бытия. Наконец, ему страсть как хотелось успеть запустить хотя бы одного воздушного змея, прежде чем умереть.

Вот почему он соорудил все-таки воздушного змея для Полководца Лю Хсина. Больше всех его прежних, этот змей мог поднять горшочек. Хуан также понимал, что горшочек должен висеть не на самом змее, а на тесемке, привязанной к хвосту, чтобы не влиять на подъемную силу змея и не поджечь его. Немного поразмыслив, как опорожнить горшочек, Хуан смекнул, что достаточно будет резко направить воздушного змея вниз, чтобы тот разбился о городские крыши. Решение всех этих задач очень увлекло Хуана.

Но он также замыслил свой побег. На широком шелковом крыле он нарисовал город Пи Лао, каким тот виделся бы змею — или богу. На этом рисунке туман поднимался от излучины реки Тент, смягчая контуры стен, обволакивая поля и деревья. На деревьях он изобразил чудные плоды и ярких птиц среди листвы, тронутой красками осени. И в этой листве, где лишь очень зоркий глаз мог выхватить их, хоронились слова молитвы — его простой призыв помочь людям города Пи Лао и — если боги сочтут возможным, — спасти простого монаха по имени Хуан По.

На мгновение он задумался. Разве боги уже не ответили ему, вручив материалы для изготовления самого прекрасного и умного воздушного змея из всех, которых ему довелось смастерить? Но тут он вспомнил отрубленные головы и командира отряда, с которого живьем содрали кожу, и понял, что вряд ли боги стали столь изощряться, передавая свой ответ.

Итак, он взял три больших клубка веревки и связал их концы вместе. Осторожно размотал средний клубок до половины и растрепал веревку, чтобы она порвалась при малейшем рывке, потом смотал клубок снова. После чего объявил Полководцу, что воздушный змей готов для испытания.

Довольно большая группа воинов, возглавляемая Полководцем Лю Хсином, сопровождала Хуана на прежнее поле за рощицей. Воины — те самые, что схватили его, — не горели желанием выполнить приказ. Когда они достигли края поля, Хуан опустился на колени перед своим змеем и пронзительно завел не то молитву, не то заклинание. Его эскорт отступил на шаг.

Хуан поднялся и поклонился змею, истово благодаря его.

— Что все это значит? — потребовал объяснений Полководец.

— Я молюсь, дабы укрепить дух воздушного змея, чтобы у него достало сил вознести такую тяжелую поклажу, — произнес Хуан, — и чтобы у меня хватило умения управлять им. Тут очень многое зависит от того, как повернется удача, понимаете?

Все отступили еще на шаг.

Так Хуан вышел на середину поля, чтобы подготовить змея, один, весь отряд остался у кромки деревьев. Даже Полководец соблюдал дистанцию.

Хуан что-то весело мурлыкал под нос, привязывая веревку к горшочку с углями. Его вес не превышал фунта, и ветер был свежий. У Хуана не было сомнений, что змей поднимет горшочек. Он обернулся и помахал руками толпившимся воинам завоевателя. Они отодвинулись еще дальше, некоторые совсем укрылись под деревьями.

Затем Хуан поднял змея и позволил ветру подхватить его. Змей нетерпеливо дергался на веревке, но Хуан спускал его медленно, позволяя кружиться и заигрывать с ветром. Он делал вид, что спорит с ним, на ходу выдумывая оскорбления.

— Карабкайся, ты, западный язычник, — приказывал ему Хуан. — Карабкайся, дьявол! — Он ослабил веревку, и змей затрясся, словно взбешенный.

Когда он поднялся футов на пятнадцать, Хуан привязал веревку от горшка к основной, и тут же змей отыгрался. Вес настолько изменил угол наклона веревки, что змей ринулся вниз прямо на Хуана. Тому пришлось кинуться со всех ног через поле, принимая веревку и в то же время жонглируя горячим горшочком. Его зрители затаили дыхание, а ему самому стало смешно до слез. Хуан пожалел, что не воспользовался временем, чтобы привязать к змею свистульки и погремушки.

Он повернулся лицом к своему демону, клича его дьяволом и змеиной наживкой. Схватил змея и начал громко ругать его, исподволь прилаживая перемычку. Затем он приказал змею вновь подняться в воздух. С горшочком еще пришлось повозиться, чтобы он не опрокинулся до времени, но на сей раз груз висел ровно и воздушный змей взмыл вверх. Хуан играл с веревкой, заставляя змея бешено плясать и извиваться.

Полководец Лю Хсин медленно подошел к нему сзади, не спуская глаз с воздушного змея. Теперь было ясно, что Хуан одновременно и сумасшедший и колдун. Но змей был высоко и, кажется, покорялся его воле. Важно и то, что змей нес горшок с углями.

— Насколько высоко он может подняться? — спросил он Хуана.

— Не так высоко, как ему хотелось бы, — ответил Хуан, незаметно дергая за веревку, чтобы змей скакнул вверх. — Не бесись! — крикнул он. — Успокойся, а то я посажу тебя в горшок с углями. — Он ослабил веревку, и змей повиновался. — Однажды попробовав высоту, — заметил он Лю Хейну, — они уже не хотят спускаться.

— Он поднялся достаточно высоко, чтобы осуществить наши цели, — заметил Полководец с довольным видом.

— Я немного подольше повожу его, — сказал Хуан, — просто для верности. Он выпустил бечевку еще, и змей совсем превратился в лоскуток, едва видный в небесной голубизне. — Видите, как он устремился ввысь, — пробормотал Хуан с грустью.

Он еще немного выпустил бечевку и почувствовал как меж пальцев скользнула растрепанная накануне часть веревки.

— Не пора ли вернуть его назад? — спросил Полководец.

— У меня достаточно бечевки, — продолжал Хуан, указывая носком ноги на третий клубок, лежащий на земле.

— Мне хватит, — сказал Полководец. — Спусти его ниже.

— Как угодно, мой господин, — покорно ответил Хуан. Он потянул на себя бечевку. Змей не уступал, задираясь все выше. Он дернул жестче. Змей завилял, веревка все не рвалась. Хуан забеспокоился.

Он начал накручивать веревку, все время подергивая, будто подсекая рыбу. Он всерьез начал бормотать проклятия чертовой штуковине. Лю Хсин отступил на шаг. Воины недоуменно переводили взгляд с Хуана на трясущегося, напрягающего бечевку змея и нервно переминались. Хуан почувствовал, как перетертая часть вновь прошла через пальцы, его сердце сжалось. Но как раз в этот момент бечевка в вышине щелкнула и оборвалась, Хуан с трудом удержался на ногах. Змей накренился. Горшочек судорожно качнулся под ним. Следующий порыв ветра унес змея с горшочком за реку Тенг.

Хуан облегченно вскрикнул, но затем, вспомнив о своей аудитории, разразился проклятиями.

Полководец обернулся к нему в гневе.

— Ты позволил ему подняться слишком высоко! — задыхался он. — Змей сбежал от нас!

Хуан низко поклонился.

— Мои извинения, господин Полководец! — ответил он. — Мне следовало не уступать ему с самого начала.

Полководец смягчился, успокоенный поведением Хуана и вспоминая, что он имеет дело с колдуном, к тому же полоумным.

— Ну что ж, — молвил он, направляясь к своей свите. — Ты доказал, что его можно создать; что и требовалось. Теперь же сделай тридцать таких. Нет, пятьдесят, да обучи моих людей, как ими управлять.

— Я буду счастлив сделать столько, сколько пожелаете — ответил Хуан, когда они подошли к лесу и сопровождавшим их людям. — Ия обучу любого, кто пожелает научиться.

Воины вдруг потупились, старательно выискивая что-то под ногами.

— Не беспокойся насчет желающих научиться, — сказал Полководец. — Я им прикажу.

Воины затаили дыхание, состроив глуповатые физиономии.

— О, тогда я ни за что не ручаюсь, господин мой, — сказал Хуан. — Следует всецело отдаться этому искусству без насилия, иначе…

— Иначе? — спросил Полководец.

— Я не решусь всего описать. Вы видите, какими своенравными могут быть эти создания. Но, — продолжал говорить Хуан, — я могу всех запустить сам по очереди и затем заставить нырнуть одновременно. Вернее почти одновременно, но это не меняет дела.

— Хорошо, — согласился Лю Хсин, и воины облегченно вздохнули. — Сколько времени тебе понадобится?

Хуан размышлял.

— Неделю, — наконец, сказал он, — может, две.

— Это слишком долго, — заметил ему Полководец.

Хуан пожал плечами.

— Их так много, — сказал он, — мне понадобится укрепить свой дух. Я не хочу, чтобы они вырывались из рук.

— Даю неделю, — отрезал Полководец и вскочил в седло, чтобы ехать назад в лагерь.

Хуан вновь глянул на небо, на ту точку, где исчез змей. «Уж этого-то, — думал он, — боги должны были заметить».

Но они не видели. Или не подавали вида.

Воздушный змей тем временем летел на восток, покоряясь ветру, который в том же направлении унес двух других змеев, пока местность не начала повышаться. Когда бечевка зацепилась за вершину высокой сосны, змей дернулся вниз. Горшочек ударился о скалу и разбился, а угли погасли, не произведя никакого вреда. Напротив, потерявший вес, змей опять рванулся вверх и завис над сосной. Он трепетал и качался на ветру, пока не опустилась ночь и не возник из звезд лунный серп.

Там, незадолго до рассвета, и нашла змея Ли Женг.

Она пролетала в образе гигантской совы, наслаждаясь лунным светом и игрой ветерка. Понимаете, Ли Женг была настоящей колдуньей, оборотнем. Легкая и гибкая, как молодой бамбук, отчего ее и назвали Женг, она из всех подвластных ей форм и красок чаще других выбирала облик птицы. То она оборачивалась журавлем и летала вдоль рек, выглядывая с высоты рыбу. То — соколом, парившим высоко-высоко в воздушных струях, где зарождалась гроза. Ночью она становилась совой, бесшумно скользящей среди деревьев.

Как ей хотелось иногда присоединиться к птичьей стае и на равных вступить в их игры, которым они предавались в конце весны и на исходе лета. Но, хотя многие люди не понимают этого, оборотень не может менять свой вес. Миниатюрная Ли Женг все же казалась среди птиц великаном. Когда она становилась журавлем или ястребом, она была поистине гигантским журавлем и ястребом, ведь только при таких размерах, она могла нести по воздуху вес своего тела. Когда Ли Женг была помладше, она однажды попыталась присоединиться к стае гусей. Они в ужасе загоготали и понеслись прочь.

Такая гигантская сова и заслонила собой воздушного змея, зацепившегося за сосну. Змея она заметила сразу, потому что уже нашла до этого двух других и повесила их к потолку в своем скромном домике. Первый из них она обнаружила совсем рядом с домом, он дальше всех унесся на восток. А несколько недель спустя нашла второй, привлеченная печальными всхлипами ветра в его бамбуковых флейтах. Лицо на трепещущем шелке было ужасным и прекрасным одновременно, и это разожгло ее любопытство.

Так вот, этой ночью она летела на запад, прослеживая путь двух, первых змеев, и обнаружила третий, вспорхнувший с соснового дерева.

Он был великолепен. И сообщил ей имя своего создателя: имя было в молитве, искусно вплетенной в прутики каркаса. Она взяла домой третьего змея и повесила рядом с другими. Ли Женг жила уединенно, так как все знали, что она колдунья, и не находилось охотника делить с колдуньей свою жизнь. Никто не верил, что оборотень не в силах наслать порчу.

Теперь от воздушных змеев стало как бы светлее на душе. Даже демон, казалось, скрашивал ее одиночество. Она поняла, что ей обязательно надо встретить этого человека, Хуана По, и попытаться спасти его. Она изучала иероглифы, поражаясь их красоте, всматривалась в пейзаж, изображенный с высоты птичьего полета, стараясь запомнить детали. В следующую ночь она вновь полетела на запад.

Хуан По, не разгибаясь, мастерил змея, когда в палатку, крадучись, вошел стражник.

— Простите, Великий Волшебник, — сказал человек, — но пришла ваша бабушка.

— Моя бабушка? — повторил с удивлением Хуан. Обе его бабушки давным-давно умерли.

— Да, Волшебник, — ответил страж. — Она сказала, что вы послали гонца за ней.

Сердце Хуана учащенно забилось. Наконец-то! Боги ответили на его молитвы!

— Конечно же я звал ее, — сказал он стражу. — Как иначе мне обуздать всех этих демонов для вашего генерала? Скорее проведите ее сюда.

Страж выскочил и быстро вернулся обратно, приглашая пройти худенькую старушку, укутанную в темную шаль.

— Привет, внучок, — сказала старуха.

Сердце Хуана упало. И это послание от богов? Эта хрупкая старуха?

— Я видела в небе твое летающее послание, — сказала она, подходя ближе. — Ты мне рад?

— Разумеется, бабушка, — еле выговорил Хуан, — просто я не ждал так скоро.

— Я прилетела на крыльях совы, — молвила она. Затем она обернулась к стражу, глаза которого округлились.

— Благодарю тебя, мой мальчик.

Он что-то пробормотал, поклонился и попятился из палатки прочь.

Хуан упал на колени.

— Богиня, — проговорил он, — благодарю, что ответила на мою молитву.

— Богиня! — повторила она со смешком. — Разве я похожа на богиню?

— Почем мне знать, в каких образах может являться божество?

— Ну, поднимись, — сказала ему Ли Женг. — Я не больше богиня, чем ты бог, а уж как художник ты меня точно превосходишь. Покажи. Покажи мне скорее те прекрасные летающие картины, которые ты создаешь. И не забывай назвать меня «бабушкой».

Она прошла, чтобы посмотреть на трех уже законченных воздушных змеев и на четвертый, недавно раскрашенный.

Хуан поднялся и стряхнул пыль с колен, но не успел вымолвить и слова, как в палатку горделиво вошел Полководец Лю Хсин.

— Кто эта женщина? — грозно спросил он.

— Моя бабушка, — ответил Хуан. — Бабушка, это Полководец Лю Хсин, который чудесным образом придумал сбрасывать горящие угли на город с помощью моих парящих демонов.

Полководец подозрительно уставился на старуху, но вынужден был признать некоторое родственное сходство.

— Это еще одна колдунья? — требовательно спросил он.

— Она столь же искусна, как и я, — ответил Хуан. — Она пришла помочь мне, так как ваши люди не могут управлять за полетом демонов.

Полководец пристально поглядел на Ли Женг. Две гадюки из одного выводка. И правда, чем дольше он смотрел, тем большим находил сходство. Он вдруг почувствовал, как по спине поползли мурашки.

— Хорошо, — молвил он, широко улыбаясь. — Ты разделишь награду, которую я уготовил для твоего внука.

Все мы немножко оборотни. Понимая это, Ли Женг видела, что Полководец лжет. Но она ответила деланной улыбкой, которая обнажила десны с кое-где выпавшими зубами.

— Как приятно служить такому славному завоевателю, — произнесла она старческим надтреснутым голосом. — А теперь, если позволите, мы примемся за работу.

Генералу не понравилось, что его вроде бы выставляют за дверь. Но и общество колдунов ему претило. Он оставил их.

Ли Женг повернулась к воздушным змеям и попросила:

— Расскажи мне о них.

Хуан охотно и с гордостью исполнил просьбу. На двух первых он изобразил лица демонов, полагая, что это соответствует их целям. Но на третьем были сцены поспокойнее. Деревья, птицы, вечерний туман были более ему по сердцу.

— Каким чудом они летают? — спросила она.

— Все чудо в ветре, — ответил он и начал разъяснять, как управлять бечевкой, как обуздать змея, как устроена рамка, где приторочен хвост. Но скоро он уже говорил о том, как заманчиво их мастерить и какое наслаждение их разрисовывать. О том, как красиво они выглядят, когда парят на ветру, и что он чувствует, когда ощущает живое трепетание бечевки.

Ли Женг перевела взгляд с воздушных змеев на его лицо; оно также было прекрасно. Он, столь упорно искавший богов, обрел духовность в самом себе.

— Какой стыд, что эти никогда не будут летать, — сказал он наконец.

— Почему нет? — был вопрос.

— Потому что я уничтожу их, лишь только нам удастся бежать, — отвечал Хуан. — Я бы все равно разрушил их и покончил бы с собой, если бы не ты, ниспосланная мне богами.

— Завоеватель убил бы тебя так или иначе, — внушала она.

— Тогда мне вдвойне мил побег, — сказал Хуан. — Скажи, что ты задумала?

— Пока ничего.

— Но как же, — настаивал Хуан. — Ведь боги решили…

— Я не богиня, — заметила она твердо. — И не посланница богов.

— Тогда почему ты здесь? — вопрошал смущенный Хуан.

— Меня пленила красота твоих созданий, — призналась она.

— Но здесь тебя подстерегает опасность.

— Красота того стоит.

Хуан на мгновение задумался. Он решил, что она, должно быть, уже немощна.

— Кто ты? — наконец спросил он, — и как ты здесь очутилась?

— Меня зовут Ли Женг, и я прилетела по воздуху.

— Прилетела?

— На крыльях совы.

— Тогда ты, должно быть, богиня, — настаивал он. — Или ты…

— Колдунья? — договорила она. — Да, я колдунья.

Первый проблеск страха сменился в душе Хуана восторженностью.

— Тогда спастись будет нетрудно. Ты можешь всех усыпить или сделать безвольными. Не так ли?

Ли Женг покачала головой.

— Мне не подвластны такие чары. Я могу только изменять свой облик.

— И все?! Я хочу сказать, это замечательно, но… и это все?

Она кивнула.

— Да, это все.

— Тогда обернись драконом и распугай их.

Она рассмеялась.

— Хуан, я прилетела сюда в виде совы, но сова по весу такая же, как и я. Это была громадная сова. Если я обернусь драконом, я не увеличу свой вес. Боюсь, что это будет жалкий дракончик.

Хуан размышлял над сказанным. Его представления о колдовстве рушились.

— Может ли твоя огромная сова унести меня отсюда ночью?

Опять она покачала головой и печально сказала:

— Сова такой величины может убить и унести небольшого оленя, — продолжала она, — но человек твоего роста слишком тяжел для меня. Разве мог бы змей нести тебя? Нет, он должен быть огромной величины.

— Да, — сказал он, — понимаю.

И он тяжело опустился на циновку.

Ли Женг вложила в его руку кисточку.

— Закончи эту прекрасную роспись. Я нарежу шелк для следующего «демона». — Она усмехнулась при этом слове. — Мы подумаем, как провести этих глупцов.

Хуан принялся рисовать. Любимое дело и присутствие Ли Женг очень помогали ему. Вскоре он стал что-то напевать, она вторила ему мелодичным юным голосом. Он увидел, как ее проворные руки нарезают шелк. Члены ее были стройными, а стан гибким. И лишь лицо оставалось старым. Он почувствовал, как холодок пробежал по спине; она обернулась, посмотрела на него и подмигнула. Он не мог сдержаться, чтобы не улыбнуться в ответ, и принялся рисовать старуху где-то в глубине композиции.

И вдруг задумался, как же она выглядит на самом деле.

Он закончил раскрашивать шелк и принялся мастерить другого змея, показывая Ли Женг, как скреплять бамбуковые палочки. Когда покончили еще с двумя, решили перекусить, и она спросила:

— Не могли бы мы построить один большой, чтобы перенести тебя через реку и спасти?

— Полководец Лю Хсин часто наведывается посмотреть, сколько уже сделано, — сказал Хуан. — Он сразу заметит.

Будто в подтверждение его слов тут же вошел Полководец. Хуан заметил, как Ли Женг мгновенно изменила свое тело. Это опять была старая бабушка — с головы до пят.

— Добрый день, Великий Полководец, — бодро приветствовала она. — Пришли посмотреть, как продвигается работа? — Она подковыляла к Лю Хсину, взяла его за руку и потянула к воздушным змеям. Его прислужники были потрясены. Полководец ощерился и отдернул руку.

Ли Женг не обратила на это внимания.

— Видите? Мы закончили уже два, стоило мне появиться. Разумеется, — добавила она, криво усмехаясь, — мы их пока еще не заколдовали. Да и нельзя это сделать, пока они не на поводке. Мы ведь не хотим, чтобы они рыскали по всему лагерю, не правда ли? — Она плотоядно улыбнулась, в глазах мелькнул голодный огонек.

Зубы, кажется, стали чуть длиннее и заострились. Даже Хуану сделалось не по себе.

Слуги Лю Хснна дрожали мелкой дрожью, но сам он не желал показать вида, что испуган.

— Долго вы еще будете возиться? — потребовал он ответа.

Хуан было раскрыл рот, но Ли Женг снова подковыляла к Полководцу, тряся головой и бормоча: «Молодость, молодость, молодость… Вечно торопятся». Она опять взяла его руку и по-матерински похлопала, не переставая бормотать. Затем закрыла глаза и начала покачиваться, а ее бормотание переросло в странное чередование слогов, которые Хуан никогда раньше не слышал.

На этот раз Полководец чуть не сбил Ли Женг с ног, отдергивая руку.

— Прекрати! — визгливо приказал он. Затем, уже более спокойно, он спросил: — Ты хоть соображаешь, что творишь?

— Всего лишь пытаюсь внушить вам чуточку терпения, — невозмутимо ответила Ли Женг.

— Побереги свой шаманский пыл для демонов, старая карга, — проворчал Полководец, затем повернулся и пристально посмотрел на Хуана. — Ты сказал, что потребуется неделя.

— Или две, — напомнил Хуан. Присутствие Ли Женг приободрило его. — Дело-то новое.

Лю Хсин смотрел на них в бессильной ярости.

— Две недели! — отрезал он. — И все!

И вихрем вылетел из палатки.

За истекший час Полководец приказал еще раз атаковать тараном городские ворота. Защитники отразили атаку, бросая булыжники и горящие циновки, а Полководец утешил себя тем, что содрал кожу с нескольких пленных.

Хуан и Ли Женг продолжали мастерить воздушных змеев. Она делала рамку и натягивала шелк, он разрисовывал. Они вынашивали идею бегства, но ни один план не сулил определенности. Полководец приходил уже реже, но на Ли Женг не мог смотреть без раздражения, стоило им встретиться глазами. Он недовольно фыркал на медлительность их работы, но неуклонно растущие ряды воздушных змеев свидетельствовали, что завершение трудов уже близко.

Однажды Ли Женг задержалась взглядом на Хуане, который рисовал прекрасного журавля, стоящего в водоеме близ водопада.

— На этих змеях не написано ни одной молитвы, — проговорила она. — Только на первых трех.

Хуан кивнул и продолжал рисовать.

— Ты не надеешься больше, что боги тебя услышат? — спросила она.

— Эти никогда не взлетят, — угрюмо заметил он, склонившись над своей работой.

— Да, конечно, — спокойно заметила Ли Женг и продолжила сгибать бамбуковые палочки.

Хуан помедлил и пристальнее посмотрел на змея перед собой. Тот казался незавершенным без слов молитвы. Как и все прочие. Но его простые и неуклюжие молитвы пропали втуне. То ли боги не заметили их там в отороченных золотом облаках, то ли просто не захотели заметить. Если все же Ли Женг не была ему ответом.

«Да, — осознал он, — Ли Женг — это мой ответ».

Но если это боги послали ее, они были жестоки, ибо она пришла на свою погибель. Тогда уж лучше считать, что она появилась здесь по своей воле. И в этом случае была по-прежнему обречена, но тем большее уважение вызывала ее храбрость. Час от часу он все сильнее ценил ее общество.

Он наблюдал, как она работает: старое лицо и молодое тело. И его опять заинтересовало, как она выглядит в действительности. Она часто говорила о радости полета, чем-то схожей с тем чувством, которое он испытывает, запуская змеев в небо. Он воображал ее полуженщиной, полуптицей. Под его рукой образ журавля менялся и трансформировался, согласуясь с его представлениями. И когда он окончил, то начертал над рисунком иероглифы:

Так Хуан стал поэтом. И, перечитав написанное, он скрыл слова за каплями дождя, каплями, падающими из сгустившегося тумана, и бриллиантами, сверкающими на воде вокруг стоящего журавля. Затем он поставил этого змея в ряд с другими, уже заполнившими палатку. Ли Женг пришла посмотреть, и если она заметила поэму, то ничем это не выдала. Но на мгновение ее глаза сверкнули слезами.

В ту ночь Хуан всю ночь не сомкнул глаз, прислушиваясь к игре ветра в листве. Еще день — и они завершат змеев. Самое большое — два дня. А плана спасения так и не было. Видимо, настало время решить, каким образом лучше уничтожить всех воздушных змеев и покончить с собой.

Он поднялся с тюфяка, зажег лампу и при свете мигающего фитилька бросил взгляд на множество змеев, думая о смерти. Ли Женг вздохнула во сне за его спиной. Из скромности они сделали ширму из шелка между двумя тюфяками. Обойдя ширму, Хуан подошел посмотреть на Ли Женг. Просто хотелось побыть подле этой странной подруги, которая пришла, дабы разделить с ним горечь последних дней. Но когда он взглянул на нее, то не встретил изборожденного морщинами лица, столь знакомого ему. На тюфяке спала молодая женщина.

На мгновение Хуан подивился, куда же могла деться Ли Женг и как эта женщина пробралась сюда. Но тут понял. Это и была Ли Женг. И лицо было ее настоящим лицом. Он нагнулся ближе, всматриваясь.

Это было простое открытое лицо, просто молодая версия лица «бабушки» без наведенных черт магического сходства с его собственным лицом, ничего примечательного. Ничего, что выдавало бы в ней колдунью. Просто милое лицо с чарующими чертами, на которое хотелось смотреть, не отрываясь.

Он стал на колени и нежно тронул ее за плечо. Ее глаза открылись, теперь он вновь видел перед собой старуху.

— Тебе нужно бежать, — проговорил он.

Ли Женг нахмурилась и приподнялась, сбросив одеяло и теплое платье.

— Что ты хочешь сказать? — спросила она.

— Пора бежать, — повторил он. — Этой же ночью, до того, как мы закончим работу. Превратись в летучую мышь или в сову и улетай отсюда.

— Но как спасти тебя?

— Это невозможно. Но ты- можешь пролететь высоко над воинами. Ночь почти безлунная, и они не смогут подстрелить тебя.

— Есть еще время: день или два, — сказала она.

— Не станем искушать судьбу. Бежать надо теперь же.

Она взяла его за руку.

— Ты так боишься за меня? — спросила она.

Он отвел взгляд: так обычно поступают люди, когда чувствуют, что в их глазах можно прочитать слишком много.

— Да, — признался он.

— Я не оставлю тебя.

Он повернулся, чтобы переубедить, но увидел незнакомку. Ли Женг превратилась в молодую женщину, прелестницу из садов Императора, с крутыми дугами бровей, с кожей, бледней, чем мука, и крошечным розовым ротиком. Еще миг — и она поцелует его.

Хуан быстро поднялся. Он встал посреди палатки, стараясь глядеть лишь на ряды змеев перед собой.

Через минуту она также поднялась и пошла за ним. Он не обернулся.

— Прости, мое перевоплощение тебя испугало?

— Нет, — ответил он. — Ты меня больше… не пугаешь.

— Я тебе противна?

— Отнюдь. Я не думаю, что ты не привлекательна. — Он обернулся и заговорил, глядя ей в глаза. — Когда ты спала, ты была прекрасна. А теперь — слишком прекрасна.

Она смутилась.

— Но это лицо… — начала она, оправдываясь. Потом опустила голову. Когда же подняла, он увидел лицо, которое любил.

Они поцеловались и прильнули друг к другу. Она взяла у него лампу и поставила на землю. Потом за руку повлекла к ложу. Но тут оглянулась. Между воздушными змеями танцевали тени, и она даже представляла их летящий клин. И это родило идею.

Понимая, что возникший вдруг план отвлечет его, Ли Женг крепче обняла Хуана и, когда они легли рядом, поведала о своем видении.

Идея была предельно простой: они выстроят летящих змеев клином. Все пятьдесят вместе смогут удержать Хуана и спасти его. Она бы выпустила весь клин и затем полетела бы следом, обернувшись птицей. Слушая ее пояснения, Хуан почувствовал надежду. Он всецело отдался во власть плана Ли Женг, со страстью азартного игрока, которому нечего терять.

Весь остаток ночи и все утро он делал воздушным змеям хвосты, беспрерывно наставлял Ли Женг, как управлять ими. Ли Женг велела стражам принести веревку попрочней и начала сплетать ее, чтобы та выдержала вес Хуана. Когда Полководец Лю Хсин пришел после завтрака, ленты-хвосты и веревка — все было спрятано между мотками шелка и клубками бечевки, а два начатых змея выложены на циновку.

— Когда? — как всегда потребовал Полководец.

Ли Женг весело прокудахтала:

— Завтра будет пятьдесят.

Лю Хсин потирал руки.

— Конечно, потребуется, по крайней мере, еще один день, чтобы заколдовать их, — прибавила Ли Женг. — И еще один на восстановление сил, чтобы мы могли ими управлять.

— Еще два дня? — прорычал полководец.

— Конечно, если у вас есть несколько кусков золотой ткани, — задумчиво продолжила Ли Женг, — то тогда можно нарядить каждого из вас в золотые одежды, и ничего не будет страшно.

— Да это просто чушь! — отрезал Полководец. После чего поспешил в свою палатку и незамедлительно приказал слуге сшить одежды из злототканного шелка, добытого в предыдущем походе.

А Хуан и Ли Женг вновь принялись плести веревку — потолще.

С наступлением вечера Хуан быстро завершил два новых змея. Их теперь было ровно пятьдесят. К каждому приторочил ленточку-хвостик и тщательно привязал бечевку. Затем распределил длину веревок таким образом, чтобы змеи летели, не задевая друг друга. Наконец сплел пятьдесят петель и присоединил к одной толстой веревке на расстоянии вытянутой руки, в то время как Ли Женг продолжала плетение этой основной несущей веревки.

Солнце село, и ветер стих. Они сидели рядом, тихо плетя веревку и прислушиваясь. Сумерки сгустились, и их работа замедлилась. Ночь была безмолвной и слишком тихой. Они различали, как сменилась стража, как позвякивали оружием и укладывались спать воины. Наконец они закончили свой труд и стали ждать, прихлебывая чай. Потом чай остыл, а ночь все оставалась безветренной. Временами доносилось только все то же позвякивание меча стражника.

И вот первым слабым вздохом, овеявшим палатку, вернулся ветер. Еще одно легкое дуновение, за ним еще, — и теперь зашелестели деревья. Ветер усиливался, его порывы становились резче. Хуан и Ли Женг обнялись. Затем она обернулась придворной прелестницей, какою показалась Хуану, и выскользнула из палатки. Хуан замер у распахнутого входа с чайником в руке.

Он расслышал ее голос и тихий удивленный возглас стражника. Он различил плач девушки и то, как голос стражника смягчился. Хуан быстро шагнул наружу и изо всех сил опустил чайник на голову стражника. Чайник лопнул пополам, как тыква, а стражник рухнул к их ногам.

Вместе они затащили его в палатку и крепко связали шнурами, свитыми из шелка. Затем принялись выносить из палатки змеев.

Теперь ветер стал их врагом; он выхватывал змеев, пытаясь унести их прочь. Наконец Ли Женг спряталась под навес палатки, и Хуан выносил их попарно. Когда все оказались снаружи, он взял первого из змеев и шагнул навстречу ветру.

Через мгновение змей был в воздухе и рвался все выше. Он выпустил всю его бечевку до конца и привязал конец к первой петле на толстой веревке. Та шевельнулась. Ли Женг подала ему следующего змея, потом — третьего, четвертого. Веревка поднялась, взвиваясь все выше и выше, чудесным образом растворяясь в ночном небе.

И с добавлением каждого нового змея веревка тянула все сильнее, он даже оперся плечом о стенку палатки, чтобы его не подняло раньше времени. Ли Женг все ближе подвигала оставшихся змеев и придерживала их осторожно коленом; одной рукой подавала, а другой придерживала веревку.

И вот остался последний змей, на котором был изображен журавль и начертаны стихи. Хуан накинул веревочную петлю на опору палатки, Ли Женг крепко ухватилась за конец веревки, ногами обвила столбик. Хуан привязал к концу веревки упряжь, пропустив петли между ног и вокруг пояса.

Он взял последнего змея и послал его по ветру. Ветер дул с запада, и змей полетел на восток, по направлению к реке и спасению, к тому краю неба, где занималась заря.

Хуан почувствовал, как натянулась веревка. Она рвалась ввысь. И его сердце рвалось ввысь вместе с ней.

— Отпускай, — прошептал он.

Ли Женг медленно отпускала веревку, хоть та и обжигала ладони. И вот уже Хуана потянуло за ней; сперва шагом, затем на цыпочках, затем длинными медленными прыжками. Но разгорающуюся зарю от него заслоняла огромная нависшая тень.

Это была тень от большой палатки, где спали воины, — она-то и была на пути. Хуан подпрыгнул изо всех сил и оказался в воздухе, медленно взмывая вверх. Он едва не закричал от радости.

Увидев, что Хуан поднимается, Ли Женг отпустила веревки больше, чем нужно. Тень Хуана нырнула к земле, Ли Женг вновь повисла на веревке, и он воспарил навстречу восходящему голицу.

Но тут, взметнув фонтан грязи, опорный столбик палатки выворотился из земли. Веревка вырвалась из рук Ли Женг, и женщину швырнуло наземь. Послышался треск, будто что-то разорвалось у нее над головой, и когда она взглянула вверх, то увидела, как все полотнище палатки взлетело вслед за веревкой.

Полотнище врезалось в большую общую палатку, задело за опорные столбы и обрушило всю массу ткани и веревок на вопящих от страха людей. Воздушные змеи устремились ввысь, их веревка натянулась почти вертикально.

Ли Женг обернулась гигантским соколом. Она подлетела к натянутой, как струне, веревке и принялась клювом рвать ее. Отовсюду, вопя, сбежались солдаты и вдруг замерли от ужаса, увидев как гигантская птица атакует палатку. Никто не заметил бечеву и где-то очень высоко лесенку змеев в лучах восходящего солнца.

Пока не появился Полководец Лю Хсин. Он увидел птицу, увидел веревку и увидел Хуана По, висящего в своей упряжи высоко в небе.

— Стреляйте, — закричал он. — Стреляйте в птицу, не то со всех шкуру сниму!

Его боялись больше, чем демона. Дюжина стрел взвилась из дюжины натянутых луков. Две из них попали в цель.

Ли Женг вскричала от боли и с утроенной силой рванула клювом бечеву. Наконец та поддалась, и воздушные змеи полетели на восток, по направлению к реке. Но они одновременно начали падать, и веревка скользнула вниз к толпе солдат, окруживших упавшую палатку.

— Хватайте ее! — торопил Лю Хсин, и дюжина солдат потянулась, чтобы схватить бешено извивающуюся бечеву.

Ли Женг ринулась на них, она пронзительно кричала и щелкала клювом. Солдаты в ужасе припали к земле, но еще пара стрел нашла добычу. Ли Женг взвилась вверх, хлопая огромными крыльями из последних сил.

Но воздушные змеи продолжали падать. Хуан По был слишком тяжел для тех из них, что остались парить. Ли Женг пролетела мимо него, погладив кончиком крыла его лицо. Она устремилась к самому верхнему змею и обхватила его когтями. И вот она обернулась гигантским облаком, облаком-змеем.

Вообразите воздушного змея, который весит столько же, сколько взрослая женщина, пусть даже такая маленькая, как Ли Женг. Он, казалось, затмил восходящее солнце. А на шелке проступил свирепый лик гигантского сокола с горящими гневом глазами. Солдаты пали на колени, и даже приказы Полководца Лю Хейна не могли побудить их стрелять из луков. Воздушные змеи воспарили и перенесли висящего в упряжи Хуана По через реку.

Затем земля нагрелась и ветер совсем стих, как это всегда бывает на рубеже между светом и тьмой. Воздушные змеи падали на землю один за другим, таща Хуана По через поле недавно сжатой пшеницы. Он пытался освободиться от пут упряжи и отделаться от острых соломинок, пока не смог наконец встать, ухватиться за веревку, и осторожно опустить гигантского змея на землю.

Он подбежал к нему, попирая останки пятидесяти остальных змеев. Шелк был порван в нескольких местах. Бамбуковые палочки переломаны, из клюва сокола капала кровь.

Но вот он увидел, как проявилось лицо Ли Женг. И понял, что она умирает.

И он вскричал, горестно проклиная Полководца Лю Хейна и его армию, проклиная богов, проклиная своих воздушных змеев и себя самого. Но прозвучал ее голос: «Остановись. Не проклинай свои воздушные картинки. Они слишком прекрасны».

Лицо на гигантском змее улыбнулось. Глаза закрылись. Змей начал перевоплощаться в разбитое тело Ли Женг.

— Нет, Ли Женг! — умолял он. — Пожалуйста. Превратись в меч или в лук, во что-нибудь такое, чем я отомстил бы Лю Хсину за твою смерть.

Глаза опять на мгновение открылись и печально взглянули на него. Но потом она опять улыбнулась и кивнула. И последним усилием угасающего сознания Ли Женг превратилась в кипу легкого светлого шелка, податливые бамбуковые палочки и мотки бечевки. А сверху лежали бамбуковые флейты и дюжина костяных погремушек.

В эту ночь погода изменилась, и с востока подул сильный холодный ветер. После полуночи Полководца Лю Хсина и его армию разбудил дикий, пронзительный вой, несущийся с неба. Он приближался, проносился над головами. В зияющей черной пустоте молодой луны, они, казалось, видели дюжину демонов, реющих над их головами. Отовсюду неслись вопли и лязганье зубов демонов.

Люди, которые поймали Хуана, распознали этот звук. В панике они побежали через лагерь, крича, что демон алчет мщения. Кони метались как ошалелые, вставали на дыбы, срывались с привязи и топтали все без разбора.

Полководец Лю Хсин гордо вышел из своей палатки в новом золотом плаще. Он остолбенел, взирая на прилив истерического ужаса, объявшего воинов, и приказал им вернуться и начать атаку. Но они, охваченные страхом, сбили его с ног и затоптали насмерть. Слуга забросил его безжизненное тело на лошадь, чьи глаза были закрыты шорами, и ускакал прочь. Солнце всходило над пустым и разоренным лагерем.

Хуан По приземлил своих воздушных змеев и тщательно привязал их к дереву. Затем он поднялся от реки на берег и прошел через лагерь к зеленым воротам города Пи Лао. Стражи с опаской впустили его.

Оставшиеся дни своей жизни он провел, мастеря с городскими мальчишками и их родителями воздушных змеев. Он учил делать змеев круглой формы, овальной и еще квадратных, но больше других ему нравилась форма птицы — ввысь взмывали соколы и совы, гигантские журавли. Он великолепно раскрашивал их. И на каждом были стихи.

А когда кто-либо приходил в город Пи Лао и, видя его небесные рисунки, спрашивал, что они означали, Хуан По отвечал, что имя им — Фенг Женг.

Фенг, конечно же, означает «ветер».