Энселм, несмотря на все уговоры тётки поехать на званый ужин к леди Джейн, отказался. Нет. Он останется с Рейсбруком — это лучшее общество. Леди Эмили смирилась и уехала одна, пообещав не задерживаться и вернуться до одиннадцати. Кейтон и вправду удобно устроился с книгой в гостиной, пригрелся у огня и начал подремывать, но вскоре ощутил прилив сил и начал рыться в своих находках. Он гонялся за старыми книгами, копался, как и прочие собиратели, на развалах букинистов, пропадал у старьевщиков. В лавке на Кемпден-роуд ему повезло раздобыть старую латинскую поэму «De laude castitatis», сочиненную Авитусом, архиепископом города Вены в эпоху правления Гондебальда, и он с удовольствием перелистывал её, гордясь тем, как удачно и совсем за бесценок приобрёл её.

…Леди Кейтон не вернулась домой в одиннадцать. Не было её и в полночь. Компаньонка графини, миссис Сондерс, сначала переполошила всех служанок, потом пришла очередь лакеев, и, наконец, она отважилась побеспокоить молодого господина, осторожно постучав в двери его спальни. Энселм сидел в глубоком кресле с подголовником и читал старый ин-кварто, положив ноги на подставку для дров. Его домашние туфли были слегка теплыми от огня. Поленья, треща, полыхали в гудящем пламени. Лампа чуть коптила. Он подправил фитиль и тут услышал стук в дверь. На пороге стояла тощая особа, в которой он признал компаньонку тетки.

— Простите, сэр, но… миледи не говорила вам, когда должна вернуться?

Кейтон взглянул на часы и изумился. Стрелки показывали четверть первого.

— Тётя сказала, что приедет к одиннадцати. Она часто задерживается?

— Никогда, милорд. Тем более, что ей делать так долго у леди Джейн? Ведь они едва ли не каждый третий день видятся. Почти сорок лет, миледи говорила, дружат…

— Успокойтесь, миссис Сондерс. До дома леди Блэквуд — три квартала, если бы карета опрокинулась, или что ещё, упаси Бог, случилось — нас бы уже известили. А так — везде тихо, полиции в городе много, сейчас я оденусь, да с грумом мы пройдемся по Кингс-сквер до дома леди Джейн. Уверен, что ничего не случилось… — он ещё не договорил, как миссис Сондерс вся всколыхнулась, услышав за окнами стук лошадиных копыт. Энселм тоже торопливо подошёл к окну, поднял раму и высунулся наружу.

— Ну, вот видите, миссис Сондерс, ничего не случилось, — облегчённо сказал он, заметив, как тётя вылезает из экипажа.

Он ещё несколько минут наблюдал в свете фонаря за парадным, убедился, что карета цела и леди Эмили не хромает, и поспешно спустился вниз. Вежливость требовала выяснить причины её задержки, однако, вежливость он мог бы отложить и на завтра, но сейчас был подлинно заинтригован — что могло произойти?

Леди Кейтон молча оглядела перепуганную миссис Сондерс.

— Все в порядке, Урсула, ну что ты трясёшься? Иди спать, но сначала скажи Бетти, чтобы разбудила меня завтра в десять.

Энселм видел, что произошло нечто неприятное. Дурное расположение духа проступало в леди Эмили слишком явно: в хмуром и даже угрюмом выражении лица, и в горькой складке, вдруг появившейся под нижней губой, и сумрачном блеске глаз. Леди Кейтон прошла в гостиную и тяжело опустилась в кресло.

Энселм сел напротив.

— Что произошло, тётя?

Она тяжело вздохнула.

— Ничего хорошего. Во вторник вечером исчезла мисс Вейзи, а сегодня её нашли.

Кейтон смотрел на тётку в немом недоумении. Он ничего не понял. Куда исчезла? Зачем? Где нашли?

— Дурочка сбежала под венец, — пояснила тётка, — с сынком Томаса. Хорошо, подружка её, Шарлотта, чуть потолковее, смогла сообразить, что к чему, да не к Уилсону, идиоту старому, кинуться, а к мистеру Фаннингу, своему деду, тот всех на ноги и поднял. Кинулись вдогонку, и вот…

— Я не понял, Бога ради, тётя. С кем мисс Джоан сбежала-то?

Леди Эмили снизошла к тупости племянника, решив, что он спросонья не понимает элементарных вещей.

— С сыном Томаса Райса, говорю же! С молодым Клиффордом.

Кейтон оторопел. Он ничего не понял. Под венец? Что могло заставить Райса жениться на мисс Вейзи? Ведь она не нравилась ему! Он даже согласился подшутить над ней по его просьбе — и вдруг пошёл венчаться с ненравящейся девицей, вопреки желанию своенравного отца и ожидающей его богатой красавице-невесте? Ведь Камэрон говорил, что за ней едва ли дадут двадцать тысяч. Неужто влюбился? Но ведь он говорил, что помолвлен! Что за ерунда?

— Как это могло быть? Он же говорил давеча, что она — дурочка… — пробормотал он в полном недоумении.

— Правильно говорил. Это его на подвиг сей и подвигло. Нашлись и свидетели. Сестра мистера Хардинга видела, как Джоан прыгнула в его карету, как раз ливень был во вторник, улицы пусты, он и увез её.

Кейтон оторопело уставился в каминное пламя. Развёл руками.

— Господи, да зачем она ему?

— Ты что, идиот, дорогой племянничек? Это необсуждаемо, но ты мне наивным дураком в этих делах до сих пор не казался. Зачем мужчине девица…

— Зачем мужчине девица — я понимаю, тетушка, — смущённо улыбнулся Кейтон, чувствуя, что розовеет. Он хихикнул, но тут же и утих. — А вот зачем жениться на дурочке с небольшим приданым, когда отец тебе подыскал невесту и красивую, и богатую, и неглупую? И куда они теперь денутся?

Тётка сосредоточенно тёрла лоб и глядела на племянника.

— То ли я что-то тебе не так объяснила, Энселм, то ли ты глупее, чем я думала. Никуда они не денутся. Молодой Райс уже в имении отца к свадьбе готовится, а девицу он, невинности лишив, бросил в придорожной гостинице в пяти верстах от Глостера. Там её и нашли сегодня. Понял?

Энселм выпрямился и тупо посмотрел на тетку. Теперь он понял. Его язык присох к гортани, дыхание прервалось. В глазах промелькнули бальные сцены, лицо Райса на балконе, портмоне… Чуть овладев собой, он проронил в изумлении:

— Он что… сумасшедший?

— Это ещё почему? Подлец, это верно, сошедший с совести и чести, да, конечно, а с умом у него, я полагаю, всё в порядке… И винить некого. Дурочка эта за сезон уж в кого только не влюблялась — и с молодого Митчела, и в Прендергаста, и в Армстронга… — Леди Кейтон уставилась на картину на стене, хотя явно её не видела. — Те вроде и клевали поначалу, да у глупышки не хватало ума рот закрытым держать, а то, глядишь, за умную и сошла бы. А так — все в стороны. Ну, а тут напоследок этот красавец Райс пожаловал. Она, видать, и решила, что это — её последний шанс.

Кейтон молчал. Он поднялся и механически передвигая кочергой поленья в камине, пытался согреть окоченевшие вдруг руки. Покупая у Райса услугу, — щелчок по носу мисс Вейзи, он думал о публичном унижении гордой и глупой красотки. То же, что сделал Райс — да, было унижением, но безжалостным, жестоким и совсем уж бесчеловечным. Такое приводило к тому, что девица навсегда удалялась из общества.

Это была испорченная, загубленная жизнь.

Его заморозило, и прошедший по телу мороз заледенил пальцы и свёл зубы. Сам он не думал о подобном… Речь шла о шалости!! Господи, получается, это он сподвиг Клиффорда на такую мерзость? Но, чёрт возьми… Нет!! Нет? Что лукавить, сам он никаким образом не мог унизить мисс Вейзи — с его стороны это всего лишь выглядело бы жалкой местью озлобленного урода, разозленного смеющейся над ним красавицей. Он был бессилен — и именно потому… просто купил красоту Райса. Тот мог пофлиртовать с мисс Вейзи, потом выказать ей пренебрежение — и исчезнуть. Именно это он, Кейтон, и имел в виду. Но бесчестье… За что?

Тут он вспомнил первую встречу с мисс Вейзи, её слова «уродливый тролль», её отказ танцевать с ним у милорда Комптона, отказ признать знакомство на Аппер-Боро-Уоллс… Потом заискивающее и лишённое достоинства поведение с Райсом… Бал у милорда Беркли, «жаба болотная…»

Тётя права, девица была глупа и дурно воспитана.

Что ж… она, пожалуй, и заслужила то, что получила. Он зло усмехнулся, и глаза его блеснули. Поделом. Ведь не силой же, в конце концов, Райс затащил её в карету. Клиффорд, однако, не очень-то разборчив в средствах. Но, тем не менее, bargain is a bargain. Сделка есть сделка. Райс ему ничего не должен. Кейтон даже подумал, что, заплатив за это удовольствие двести пятьдесят фунтов, купил его совсем задешево — ведь он уже забыл об этих деньгах.

Кейтон почесал кончик носа.

— Скверная история, тётушка. Но что предпримет опекун?

— Глупец Уилсон? Да ничего. Что он может предпринять, если дурочка сама прыгнула в карету? Он и сегодня битый час разорялся, сыпал пустыми угрозами, да нёс всякий вздор. Да толку-то? There's no use crying over spilt milk, бесполезно проливать слезы над пролитым молоком.

Кейтон был согласен.

Еще накануне, в четверг мисс Эбигейл спросила у леди Блэквуд, было ли послано приглашение мистеру Райсу, мисс Вейзи и её опекуну на их званый ужин, назначенный на завтра? Тётя смерила её взглядом и кивнула. Приглашены ли леди Кейтон с племянником? Тётя кивнула вторично. Разумеется. Как же иначе? Мисс Сомервилл понадеялась, что на этом вечере ей всё же удастся вразумить мисс Вейзи и предостеречь её, и внимательно приглядеться к отношениями мистера Райса и мистера Кейтона, и наконец самой понять всё.

Но, увы. Ни одна из её надежд не осуществилась. Ни мисс Вейзи, ни мистер Райс не удостоили тётю своим обществом. Не пришел и мистер Кейтон, но леди Кейтон, приехав, сообщила, что племянник подхватил легкую простуду. Зато пожаловал мистер Камэрон — и вновь принялся досаждать ей своими ухаживаниями. Редкий вечер проходил для несчастной мисс Эбигейл столь дурно, и она уже подумывала, отпросившись у тети, отправиться спать, тем более, что решила заночевать у неё. Но тут вдруг заметила, что у парадного, отстранив лакея, по ступеням лестницы торопливо поднялся милорд Комптон. Он, разумеется, был приглашён, но почему-то тоже не пришёл, теперь же граф поспешно отозвал в сторону леди Блэквуд и леди Кейтон, милорда Беркли и милорда Дарлинтона. Они уединились в соседней гостиной, вызывая недоумение гостей и их изумленное перешептывание.

Все понимали, что случилось нечто необычное: из-за пустяка милорд Комптон и не пошевелился бы. Совещание первых лиц Бата длилось почти полчаса, потом появилась леди Джейн и торопливо отправила лакея с запиской к мистеру Эдмунду Фаннингу. Все снова переглянулись, вспоминая, что им известно об этом человеке. Мистер Фаннинг был весьма уважаемым джентльменом, неизменным посетителем лучших клубов, заядлым курильщиком и любителем виста. Его единственная дочь Доротея проживала с мужем, который занимался хозяйством в Уилтшире, а с дедом всю зиму жила внучка Шарлотта…

Не случилось ли что с девицей?

Мистер Хардинг заметил, что если что и случилось, то лишь сию минуту, ибо утром он видел упомянутую мисс Шарлотту в Бювете. Она была жива и здорова. И вчера он её видел в парке. У неё, судя по всему, зубы болели. Но тут споры и предположения утихли, ибо упомянутый джентльмен появился собственной персоной — правда, в дорожном сюртуке и грязных сапогах. Он потребовал немедля проводить его к милорду Комптону, что и было тут же исполнено.

И тут неожиданно миссис Хилл повернулась к миссис Тиралл.

— Господи! Это же… тот самый Фаннинг!? Ты помнишь о нём, Джералдин? На лице матери Энн застыли растерянность и напряжение. Что-то ей это имя говорило, но что — вспомнить она не могла.

— Это тот самый Фаннинг, о нём писали все газеты! — торопливо и восторженно объясняла миссис Хилл, — начальник полиции Хемпшира, он поймал того ночного грабителя из Портсмута и убийцу старых леди из Саухемптона! Он несколько постарел, но все равно похож! Ну как ты не помнишь?

— Когда это о нём писали, мама? — изумилась Мелани Хилл, — я читаю все газеты — и слова о подобном там не было…

— Было, девочка моя, было, просто тебя тогда на свете ещё не было. Двадцать три года назад. v-Точно, — миссис Тиралл удалось наконец восстановить в памяти события былого. — Да, это он. Но… он, стало быть, давно в отставке. А зачем его вызвали? Не иначе, случилось что-то необычное.

Мисс Эбигейл всё это время стояла, прислонившись к колонне и не двигаясь. Она знала, что из гостиной есть второй выход, но ей и в голову не пришло подслушать разговор. К тому же её снедала тревога. Она понимала, как и все остальные, что никакой пустяк не обеспокоил бы милорда Комптона, а вызов мистера Фаннинга, как она поняла, бывшего полицейского, и вовсе пугал.

Время приближалось в полуночи. Из гостиной вышла леди Блэквуд, и, извинившись перед гостями, сообщила, что весьма неприятное обстоятельство делает невозможным продолжение их встречи. Это обстоятельство невозможно утаить, оно неизбежно станет известным. Мистер Райс соблазнил и увёз мисс Джоан Вейзи. Сейчас будут предприняты экстренные меры, она же просит всех ещё раз извинить её. Извинения были безоговорочно приняты, на лицах гостей мелькала целая гамма самых сложных чувств.

Мистер Камэрон первым, попрощавшись со всеми, покинул обеденный зал, сохраняя на лице каменное выражение. Мистер Альберт Ренн, посвятивший вечер ухаживаниям за мисс Энн, был ошеломлен неожиданностью сообщения, но уже спустя минуту его лицо обрело выражение почти удовлетворенное — чего и ждать было от подобной девицы? Мисс Энн Тиралл поймала потерянный взгляд мисс Мелани. Мисс Хилл была в родстве с мисс Вейзи, и это мало того, что бросало тень на репутацию Мелани, так ещё и было осуществлением самых мрачных пророчеств самой Энн. Мисс Рейчел Ренн в замешательстве грызла крылышко перепела — она всегда чувствовала удвоенный аппетит, когда нервничала.

Все быстро разошлись — кто намеревался, несмотря на позднее время, навестить знакомых и разнести новость по городу, кто торопился обдумать всё наедине с собой. Мисс Сомервилл присела в углу гостиной. Леди Кейтон, леди Блэквуд, милорд Беркли, милорд Дарлингтон и Эдмунд Фаннинг в опустевшей теперь комнате продолжали обсуждать неприятные обстоятельства, не замечая мисс Эбигейл. Послали за опекуном мисс Джоан — мистером Уилсоном.

Из разговора мисс Эбигейл поняла, что тревогу подняла мисс Шарлотта Смит, когда мисс Джоан не пришла к ней сегодня утром, как они договаривались. В четверг и среду Лотти не видела Джоан, та сказала, что приглашена на пикник за город, а сама Лотти в четверг страдала от зубной боли — и дед отвел её к врачу. В пятницу утром она ждала Джоан, чтобы показать удалённый зуб и рассказать о своих злоключениях, но та не пришла. Тогда мисс Лотти сама направилась к мисс Вейзи, но опекун мисс Джоан очень удивился, и сказал, что Джоан во вторник вечером сказала, что будет ночевать у неё, Шарлотты. Она что, забыла? Тут-то мисс Лотти по-настоящему испугалась, тем более, что вспомнила, что в последние дни Джоан то и дело проговаривалась, что скоро поразит их всех…

Шарлотта побежала к деду — и выложила ему всё, как на духу.

…Уединившись в спальне, Энселм снова обдумал произошедшее. Нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за неё. Ему было даже немного жаль теперь дурочку. Слегка. Старая пословица гласила: «месть — это блюдо, которое нужно есть холодным…» Что ж, ему удалось соблюсти это мудрое правило. Он свёл счеты спокойно и аристократично — чужими руками вытащив каштаны из огня. Свидетелей разговора не было. Он подумал, что провёл каникулы достаточно интересно: повидал свет, славно отдохнул, позабавился и развлёкся. Оставалось дождаться отца, ещё раз выслушать сто раз слышанное, и вернуться в Мертон.

Он откинулся на подушку. Приятель, что и говорить, быстро отработал свой проигрыш, да ещё и полакомился всласть напоследок. Это не истасканная проститутка Молли, от такого аппетитного блюда он и сам бы не отказался. Кейтон попытался представить себе, как Райс обделал все это, и картинки одна соблазнительнее другой замелькали перед его глазами… Должно быть, Райс уложился в два дня, если во вторник они уже уехали. Что он молол ей, какой лапшой завесил уши? Впрочем, дурехе надо было немного — тётка права, девица готова была прельститься любой приманкой. А напрасно. Надо было быть осторожней, девочка, и не очень-то доверять недостойным представителям нашего пола. А кто достойный? «Все мы плуты, никому из нас не верь…» Прав принц Гамлет, ох, прав… и не только он. «Да не смутят пустые сны наш дух! Ведь «совесть» — слово, созданное трусом, чтоб сильных напугать и остеречь. Кулак нам совесть, и закон нам — меч…» Он рассмеялся — и его смех прозвучал в темноте сардонически и язвительно.

На следующий день Кейтон вышел прогуляться в Парад-Гарденс. Кейтон ощущал странную мощь и непонятную, невесть откуда пришедшую влившуюся в него силу. Плечи его распрямились, он перестал смотреть себе под ноги, словно на голове была корона, сжимая трость, ему казалось, он держит скипетр. Он медленно брёл среди толпы, и ему было всё равно, что скажут о нём. Его это не волновало. Эта странная перемена в нём меняла и все вокруг. Он заметил, что многие озирали его странными взглядами, в которых были испуг и непонятная боязнь, но не было ни презрения, ни жалости. Некоторые даже испуганно шарахались. Кейтон не понимал, в чём дело, но наслаждался этой странной силой.

Откуда она?

Не меньшее наслаждение доставляли ему разговоры, кои он подслушивал на дорожках в Садах. Некоторые посетители и гуляющие несли откровенный вздор, говорили о чём-то своём, но многие люди из общества обсуждали случившееся с мисс Вейзи. Мнения разнились. Многие жалели несчастную девицу, и костерили на чём свет стоит мистера Клиффорда Райса. По его адресу отпускались нелестные эпитеты, самыми мягкими из которых были «ловелас», «бесчестный соблазнитель» и «казанова». Но многие были безжалостны к мисс Вейзи. «Девицу, обладающую подлинной нравственностью, соблазнить невозможно, к каким бы ухищрениям не прибегали негодяи…», обронила особа, которую Энселм видел у милорда Комптона. Мистер Кейтон улыбнулся. Верно. Неожиданно напрягся, услышав знакомые голоса. По соседней аллее шли мисс Сомервилл и мисс Рейчел Ренн.

— Ты не должна так говорить, Эбигейл. Ты не можешь не понимать, что не поступок был опрометчивым. Опрометчивость, неосмотрительность, бестактность, а по временам и просто дерзостное хамство — стали её натурой.

— Она сирота, о ней некому было позаботиться, внушить ей правильные понятия. Но это её беда, а не вина. Вы должны пойти…

— Ты святая, Эбигейл. Она упорно распространяла про тебя вздорные сплетни, ревновала и ненавидела! Когда к тебе посватался Митчелл — она заявила, что он просто пожалел тебя, когда сделал предложение Прендергаст — сказала, что ты приворожила его, а когда от неё к тебе перебежали Армстронг, Хардинг и Камэрон — она стала говорить, что ты — ведьма! Она же не могла видеть ни одного молодого человека рядом с тобой, без того, чтобы не осмеять его! Вспомни мистера Кейтона! Как ты можешь защищать её?

— Она была несчастна…

— Это не повод говорить про других гадости! Она заслужила то, что с ней случилось… Надо понимать, что девичья честь не разменивается.

Мисс Эбигейл вздохнула и тихо процитировала:

— Звучит грустно. О чём это?

— «Что ты делаешь перед дверью милого, маленькая Катринхен, здесь, при последнем луче вечерней зари? Оставь, не ходи к нему! Он впускает тебя, и ты войдешь девушкой, но ею не выйдешь назад. Если это совершилось — тогда спокойной ночи… Бедные, бедные глупышки! Как бы вы не любили, не позволяйте обкрадывать вас, любить умнее с кольцом на пальце…» Это дьявольская песенка о морали, Рейчел. Её поёт Мефистофель.

— Не вижу здесь ничего дьявольского, Эбигейл. Абсолютно правильные суждения.

— Да. Это подлинно страшно, когда мораль проповедуется дьяволом, когда люди, не умеющие любить и прощать, говорят о нравственности, когда о твёрдости в искушениях говорят те, кто никогда не искушался…

— Эбигейл, — мисс Рейчел смотрела на подругу укоризненно и чуть насмешливо. — Что ты хочешь? Простить может тот, кого оскорбили, то есть — ты. Меня она в худшем случае — раздражала, но тут гневаться нечего. Ты же всем всё прощаешь, всех оправдываешь, всех жалеешь. Не упрекай тогда и меня за неприязнь к ней, ибо она — оборотная сторона моей любви к тебе. Прости и мне мои попрёки.

— Я и не сержусь. Но не делай мне больно и не костери её. В чём бы она ни была виновата — она уже наказана. Я… я не говорила вам… но Летти Райс предупредила меня. Я просто думала, что нет опасности. Она говорила, что её брат — распутник.

— Господи, Гейл! Ты о миссис Уэверли? — та кивнула. Рейчел пожала плечами, — во-первых, ты предостерегала Джоан, а во-вторых, зачем в таких случаях предостережения? И по физиономии этого джентльмена всё было видно!

— Как видно, не всем…

— Ладно. Но что мистер Камэрон? Он говорил с тобой у Тираллов?

Эбигейл вздохнула.

— Говорил, — обречённо уронила она.

Рейчел рассмеялась.

— Ладно, вижу, сколь эта тема для тебя тосклива. Кстати, где запропастился мистер Кейтон? Мне казалось, он тебе симпатичен…

Эбигейл кивнула.

— Он очень умён, прекрасно воспитан и весьма приятен.

— Ну, так что же?

— У него есть два недостатка. Об одном мне сказал твой брат, да я и сама это видела. Он нетвёрд в добре. Но это может быть… поправимо. А вот второй — является обстоятельством фатальным. Это трагедия, а я люблю трагедии только в стихах.

— Я не понимаю тебя.

— Я и сама себя не понимаю. Это неважно. Но что Альберт? Что-то решено?

— Он объяснился с Энн, теперь хочет поговорить с отцом сразу по приезде. Но что делать с запиской Джоан?

— Пойти, Рейчел, обязательно пойти… Девицы медленно шли и, наконец, свернули в соседнюю аллею.

Мистер Кейтон молча опустился на лавку. «Он очень умён, прекрасно воспитан и весьма приятен…» «У него есть два недостатка. Об одном мне сказал твой брат, да я и сама это видела. Он нетвёрд в добре. Но это поправимо. А вот второй — является обстоятельством фатальным…» Он удивился. Фатальное обстоятельство он знал — видел в зеркале, но почему при этом она находит его «весьма приятным»? Ох, уж эти женщины! Даже самые умные из них — столь противоречивы и двойственны… Изгибы женского тела томят мужскую душу и плоть своим непостижимым очарованием, но поведение женщин ставит мужчину в тупик. Ну, да это пустое.

Интересней другое — он и не знал, что мисс Вейзи была столь враждебно настроена к мисс Сомервилл, и между ними было соперничество. Удивляться тут нечему — он сам вначале был очарован броской внешностью мисс Вейзи, но сейчас предпочитал этой грубой красоте — утончённую прелесть мисс Сомервилл, не говоря уже об уме и такте девицы.

Глупо думать, что остальные не сделали тот же выбор.

При этом его странно кольнуло воспоминание о том, что Райс с первого же взгляда предпочёл мисс Сомервилл, а по адресу мисс Вейзи бросил что-то непотребное. Выходит, у Райса довольно тонкий вкус, сам же он склонен к вульгарности? Правда, он сравнивал мисс Вейзи не с мисс Сомервилл, но с последней женщиной, которую тогда имел. С чернявой Молли. Потому-то мисс Вейзи и показалась ему красоткой. А о мисс Сомервилл он и не думал…