в которой мистер Иствуд не может понять, то ли мораль присуща только старым глупцам, то ли, напротив, всем глупцам свойственно под старость впадать в морализаторство.

Вивьен Тэлбот не поскупился. И не только потому, что не хотел ударить в грязь лицом и позволить говорить, что его званый ужин не идёт-де ни в какое сравнение с вечером у Сейвари. От этого вечера многое зависело. При этом планы матери выдать замуж сестрицу совершенно не занимали его. Ещё у Сейвари Вивьен увидел, что для неё можно найти лишь голодного парвеню или обнищавшего джентльмена, готового польститься на тридцать тысяч, и теперь с радостью убедился, что если не произойдет чуда — Белл замуж и не выйдет, а это значит, его доходы не сократятся.

Но, хоть Вивьен Тэлбот и не верил в чудеса, как знать, что может случиться, и потому он с особым удовольствием производил в голове подсчеты. Его состояние — около шестидесяти тысяч. Потеряй он половину — приданое сестры, но женись на Коре Иствуд — он ничего не теряет, приобретая двадцать тысяч дополнительно, это — ещё тысяча годовых. Если же Белл так и не выйдет замуж — это пять с половиной тысяч в год. А случись что с Белл…

Но эти мысли развития не получили, ибо Тэлбота занимали собственные матримониальные планы. И не только ради пятидесяти тысяч приданого. Мисс Кора всерьёз увлекла его. Он женится. Тэлбот был из тех, кому легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти, но теперь выгода и прихоть совпадали. Вивьен задумался. Иствуд явно нацелен на Шелдона и мечтает видеть сестренку виконтессой. Монтэгю серьёзным соперником не назовёшь. Нищий. Но всё будет решать прихоть самой мисс Иствуд — это Вивьен чувствовал.

Не менее важные планы были на этот вечер и у мистера Патрика Кемптона. Он, старший из трех сыновей, был далеко не беден, отец оставил ему немалую сумму — и жизненный принцип, согласно которому любая нравственная нечистоплотность — есть презрение к самому себе. Сын следовал отцовскому принципу, склонен был к удовольствиям невинным и недорогим, если и грешил, то весьма осторожно, много лет имел связь с вдовой стряпчего, что обходилось недорого, и к тридцати пяти годам сумел ещё на несколько тысяч приумножить отцовское состояние. Теперь мистер Кемптон возымел, наконец, желание жениться и обзавестись потомством, тем более что его брат — полковник Арчибальд — был давно женат и воспитывал уже двоих чудесных ребятишек. Но сколько можно любоваться на племянников?

Никто не считал мистера Кемптона-старшего семи пядей во лбу, но те, кто близко знали его, не могли бы, пожалуй, назвать ни одного поступка мистера Патрика Кемптона нелепым или глупым. Приняв решение о женитьбе, он сразу спокойно и разумно отказался от ухаживаний за мисс Иствуд — такая красавица не для него. С ней покоя знать не будешь, а покой мистер Кемптон ценил очень высоко. Мисс Тэлбот он отверг по иным причинам: несмотря на то, что исполнение супружеского долга совершается по ночам, желание его совершать возникает днём, а если глядеть на мисс Тэлбот поутру, он боялся, что ночью может оказаться несостоятельным. Некоторые полагают, что отсутствие груди могут компенсировать доброта и ум девицы. Но, во-первых, мистер Кемптон в этом вопросе был максималистом и требовал всего, а, во-вторых, у мисс Тэлбот указанные недостатки фигуры ничем и не компенсировались. Мисс Лилиан Лавертон и мисс Эмили Вудли были слишком молоды и легкомысленны. Мисс Энн Гилмор даже во время танца ни разу не взглянула на него, мисс Рейчел Хеллоран в его понимании не имела нужной родни, а то, что имела, пугало, мисс Глэдис Сейвари казалась особой раздражительной и вздорной, да и оспины в глазах мистера Кемптона ничуть её не красили.

Старшая мисс Сейвари. Мистер Кемптон методично размышлял. Не красавица, но достаточно мила. То, что мелькало в декольте, нареканий не вызывало и могло даже с избытком удовлетворить самый строгий вкус. Девица ничем себя не запятнала. Спокойна и воспитана. В свете, как знал мистер Кемптон, уже третий сезон — значит, капризной не будет. Пятьдесят тысяч приданого, добавленные к его капиталу, дадут свыше семи тысяч годовых. Отец — человек весьма уважаемый. Всё просто чудесно. И мистер Кемптон, подойдя к мисс Сесили ещё в доме её отца, пригласил девицу танцевать. Это ничего не значило, но весь последующий вечер он был так внимателен… Мисс Сейвари, отойдя тогда на минуту, попросила пожилую родственницу отца уточнить, чем располагает этот не слишком-то молодой человек, о котором говорили как об убежденном холостяке. Та кивнула и исчезла. Во внешности мистера Кемптона не было ничего отталкивающего. Не Шелдон, понятно, но мисс Сейвари была неглупа и, восхищаясь виконтом, понимала, что едва ли тот обратит на неё серьёзное внимание. На вечере отца она заметила, что и мистер Тэлбот тоже склонен отличать только Кору Иствуд. Родственница же за несколько минут сумела раздобыть все нужные сведения о происхождении, состоянии и достоинствах мистера Кемптона. Мисс Сейвари внимательно выслушала. Ей исполнилось уже двадцать четыре года.

Сейчас, у Тэлботов, мистер Кемптон решил не терять времени попусту. Если особа отвечает ему взаимностью — она даст ему понять это. Мистер Кемптон пригласил её на первые два танца — и мисс Сейвари с улыбкой его поблагодарила. В ответ на его комплименты, становившиеся час от часу всё восторженнее, она лишь смущённо прикрывала правую щеку веером. Мистер Кемптон приободрился ещё больше. «Как относится мисс Сейвари к жизни в деревне? Или она предпочитает жить в городе?» «Городская жизнь утомительна для неё. Она мечтает о тихом и уютном доме на природе…», заметила мисс Сейвари, узнав от родственницы-свахи, что у мистера Кемптона обширное имение в четырех милях от города. Самым забавным было то, что Сесили и вправду не любила город. Мистер Патрик Кемптон был приятно изумлён сходством их взглядов. Он уже немолод и так хотел обрести спутницу жизни, тоже мечтающую о тихих радостях супружества, обронил он осторожно. Мисс Сесили потупилась и смутилась. Согласна ли она разделить его судьбу? Боже мой. Неужели? Мисс Сейвари возликовала. Решительный мужчина. Но она тихо заметила, что всё будет зависеть от воли отца. Глаза её сияли.

Мистер Кемптон направился на балкон, где до этого заприметил сэра Винсента. Для последнего это был приятнейший сюрприз. Он не рассчитывал на мистера Кемптона, известного холостяка, при этом успел отчаяться — ни Тэлбот, ни Шелдон, и никто из мужчин не обратил особого внимание на его девочек. И вдруг — такая удача! Он с радостью отдаст дочь за столь безупречного и достойного человека, заверил мистер Сейвари Патрика Кемптона, и особенно радостно, что теперь он, сэр Винсент, породнится с такой уважаемой особой, как леди Холдейн, дочь которой замужем за его братом!

И счастливый отец во всеуслышание объявил о помолвке мисс Сесили.

Радостно взволнованная Энн Гилмор с восторгом поздравила Сесили, с улыбкой и поздравлениями подошли и Кора Иствуд, и мисс Лилиан Лавертон, и мисс Эмили Вудли, и мисс Рейчел Хеллоран. «Какая радость, дорогая, как ловко вы всё скрывали! Я уверена, вы будете очень счастливы!» И только мисс Элизабет Харди, приятельница Лилиан и Эмили, недоумевала: «Ой, он такой старый…», но кто слушает дурочку-то? Однако Глэдис Сейвари и Эннабел Тэлбот продолжали сидеть у стола и даже отвернулись, однако, созерцая в зеркале, висящем напротив, их озлобленные и исполненные зависти лица, мисс Сесили и впрямь почувствовала себя счастливой. «Муж, свой дом, хозяйка….» Прекрасный вечер…

Гости провозгласили тост за первую помолвку в этом сезоне, после чего танцы были продолжены, а не танцующее общество разбилось на несколько кружков. При этом Раймонд Шелдон дал себя поймать мисс Хилдербрандт и сел играть в вист. Миссис Грэхем не было в числе гостей, не было и Патриции, а вожделеющие взгляды девиц ему уже порядком наскучили. Завершая партию, Раймонд вдруг заметил Джулиана Монтэгю, что-то говорящего Коре Иствуд. Виконт с удивлением заметил, как не похож на себя Джулиан: в его глазах было необычное для него выражение рабской покорности, надломленной слабости и потерянности. Черты его странно обострились, Монтэгю казался больным.

Сказав, что пропустит следующий роббер, Раймонд подошёл к сэру Чилтону, попросив его присоединиться к игрокам, сам же, проходя мимо Монтэгю и мисс Коры, услышал несколько слов Джулиана. Монтэгю говорил то, что мечтал бы сказать сам Шелдон — мисс Патриции, и тут услышал ответ мисс Иствуд, обратившей любовный лепет Монтэгю в шутку. Но именно — в шутку. Она кокетничала и посмеивалась над ним, спрашивала, не был ли он корсаром на Средиземноморье и не прячет ли под кроватью сундук с золотом и скелетом? О какой любви он говорит? Что любят пираты, кроме рома и бриллиантов?

Шелдон, несмотря на то, что над Монтэгю посмеялись, был склонен даже завидовать приятелю. Если бы он ощутил в тоне любимой женщины, обращавшейся к нему, такие игривые и тёплые нотки, он не выглядел бы таким потерянным, как Джулиан. Раймонд Шелдон приятно удивился, отметив, что мисс Кора, оказывается, умеет говорить не только светские банальности.

Но дальше слушать было неприлично — и Шелдон уединился на балконе, где, как вскоре выяснилось, его ждало ещё одно испытание. Раймонд отошёл за колонну и задумался, глядя в ночь. Он послал своего врача к Грэхемам и по его возвращении узнал не очень радостные новости. Клиффорд выразил опасение — зрение его нового пациента начало падать, что может грозить слепотой, врач уже наблюдал подобные случаи. Нога срастается правильно, но он всё равно опасается, что хромоты его новому пациенту не избежать. Сказанное заставило Раймонда проникнуться куда большим сочувствием к больному, нежели он испытывал вначале. Шелдон размышлял о том, что может сделать для Гэмфри, но тут за колонной послышались женские голоса. Разговаривали, как ему показалось, мисс Эннабел Тэлбот и мисс Глэдис Сейвари.

— Как ей удалось захомутать Кемптона? Кто бы мог подумать, что старый холостяк задумает жениться? И что он нашёл в Сесили?

— Да, хитрая ханжа с вечно опущенными глазками и дурацкими цитатами из проповедей Джеймса Фордайса… Сестрица твоя не промах, Глэдис.

Резкие голоса девиц смолкли, и Раймонд поморщился. Впрочем, чему удивляться? В свете в той или иной мере сплетничали все: мерзейшие особы, вроде мисс Эннабел, злословили омерзительно, скромные девицы судачили скромно. Шелдон подумал, что общество сумело утомить его быстрее, чем он ожидал. Тут его как бы случайно нашла леди Радстон. «Почему его милость виконт в одиночестве? Она видит, что он не создан, как и она, для общества. Здесь всё гнетёт, никто не ценит ума, добродетели, чести, все думают лишь о деньгах да титулах… Человеку с душой и чувствами здесь можно задохнуться» Ответить на эту тираду Шелдон мог бы только вопросом, что же в таком случае заставило вдову, не дожидаясь конца траура, заявиться туда, где все думают лишь о деньгах и титулах? Но памятуя свой ироничный пассаж в отношении мисс Коры Иствуд и выговор, полученный от отца, Шелдон заметил лишь, что она видит мир в чёрных красках… «Что, впрочем, вполне понятно. Она потеряла самого дорогого человека… кажется, только три месяца назад? Да, рана ещё, конечно, не успела затянуться, но, может быть, через несколько лет она ещё сможет посмотреть на мир более радостными глазами…»

Леди Радстон ещё раз убедилась в истинности своего умозаключения о молодом Шелдоне. Высокомерный наглец. Просто негодяй. Строит из себя принца. Но пятнадцать тысяч годовых… Она вздохнула. Сейчас ей приходилось довольствоваться пятьюстами фунтами в год, — это ей-то! То ли дело был Невил! О, как быстро — в одно мгновение — он потерял голову, каким был влюбленным безумцем… Этого с ума не сведёшь, что ни делай. Шелдон даже не заметил её новый веер, ни снизошёл до комплимента, не уронил ни единого лестного замечания о её внешности. Странно, но и на молоденькую вертихвостку Иствуд он тоже не смотрит. Что за пуритан выпускают из Кембриджа? И этот сокурсник его — Монтэгю, жаль, младший сын, — тоже не обратил на неё ни малейшего внимания, но тот хоть, сразу видно, потерял голову от Коры. А этот — пень бесчувственный. Сколько ему? Двадцать три? Или двадцать пять? Непонятно…

С этими мыслями она отошла от него, но в одиночестве он пробыл не более трёх минут.

— Добродетель, возможно, бесценна, но она не окупает себя, Лоренс, — услышал неожиданно Шелдон голос Вивьена Тэлбота, — люди не столько страдают от своих пороков, сколько от того, что им мешают ими наслаждаться.

— Да, но попробуй продекларировать подобное перед старыми моралистами и святошами, — заклюют. Не могу понять, то ли мораль присуща старым глупцам, то ли, напротив, всем глупцам свойственно под старость впадать в морализаторство?

— Что в лоб, что по лбу. Но, похоже, столь вожделенный для тебя графский сынок Шелдон в свои двадцать с небольшим — ничем от этих старых глупцов не отличается.

— Ну, у него есть достоинство, Вив, которое перевесит не только склонность к ханжеству, но и сотню других самых нестерпимых добродетелей — пятнадцать тысяч годовых. К тому же, ты слыхал? Его сиятельство Брайан Шелдон в прошлом году выкупил поместье Олдэби у разорившегося Стивена Бартона, а в январе приобрёл Лэдингплэйс, и даже, говорят, присматривается к замку Глумэвеньюз. С таким состоянием и собственностью можно позволить себе не только морализировать — но даже проповедовать добродетель с амвона.

Оба рассмеялись и быстро разошлись.

Шелдон задался риторическим вопросом, почему это каждый хочет иметь репутацию благородного человека, но норовит купить её, как правило, за чужой счёт? Потом тяжело вздохнул, опершись на перила балкона, долго смотрел в ночь. Едва он созрел духовно, он начал искать уединенной жизни, чтобы убежать от этих подлых и извращенных умов, которые потеряли дорогу к Небу. Но они всегда обретались рядом. Шелдон подумал было, что вполне может уже и откланяться, но после услышанного подходить к Тэлботу прощаться не хотелось, однако деваться было некуда, и спустя несколько минут он вернулся в гостиную.

Здесь вновь в центре внимания был хозяин.

— Эти французские безбожники пытались уничтожить самое важное — божественные принципы морали. Но ведь всё, что строится на безбожных и порочных принципах, рано или поздно разрушится. Истинная мораль — не в переустройстве мира, но в борьбе с собственной порочностью, — продолжал Вивьен, — вы согласны, мистер Шелдон?

«Лицемерие — всё же принципиальное признание и точное понимание нравственной нормы, при внутреннем презрении к ней», подумал, вспомнив слова своего университетского наставника Джеймса Хоупа, Раймонд, молча оглядев Вивьена.

И что-то в его взгляде, отяжелевшем и мрачном, даже чуть испугало Тэлбота.