Несмотря на ясную ночь, лунные лучи не проникали в ложбину, и склеп под часовней полностью потерялся во мгле. Да и сама часовня выглядела теперь призрачной, в темноте казалось, что болото подступило совсем близко, с него натянуло тумана, от топи неслись звучные лягушачьи трели.

Хилтон и Грэхем разместились в беседке, но тут оказалось, что вход в склеп оттуда едва виден. Пришлось возле входа в усыпальницу пристроить фонарь. Ливси и Хилл предложили дежурить до полуночи, а потом разбудить джентльменов, но этот план не понравился Перси и Арчибальду. Они решили не спать до утра и каждый час обходить часовню — по парам. Пока же они развели костёр и следили за входом, то и дело прикладываясь к бутылке с бренди.

Луна по-прежнему сияла на небе и лила свой вкрадчивый свет на кладбищенские надгробия и кенотафы, и болото, лежавшее по левому краю от караулящих, казалось зеркальным. Светляки, точно блуждающие огни, мутно освещали древние кипарисы и зелёный бархат мха, метёлки камыша едва покачивались, точно кивали или кланялись кому-то, неясные тени разбегались по воде у самого основания тростника, а дальше узкой золотой дорожкой дробился и бежал по болоту матовый лунный свет. Деревья были странно неподвижны и молчаливы. Где-то сбоку по необъятному тёмному своду черкнула звезда, и хвост её несколько секунд блестел парчовым росчерком. В кустах тревожно крякнула утка, в лесу встрепенулся и закричал пересмешник. И опять все стихло. Мужчины, до этого шутившие и смеявшиеся, умолкли, а потом Ливси и Хилл пошли патрулировать часовню.

Грэхем начал подрёмывать. Хилтон тоже ближе к полуночи понял, что переоценил себя: на него навалились сонное оцепенение и усталость. Костер почти погас, со стороны болота клубами начал накатываться туман. Воцарилась тишина, странная, гремучая. Не было слышно вообще ни звука. Арчибальду показалось, что в воздухе висит что-то давящее, гнетущее. Болота уже вообще не было видно из-за тумана, стена марева заколыхалась, и казалось, будто там, за ним, кто-то ходит. Хилтон ощутил какой-то нездоровый озноб и страх, необъяснимый, дикий, животный. По вискам потёк холодный пот и онемели руки и ноги. Грэхем рядом дремал, Хилл и Ливси бродили где-то в тумане. Между тем сзади кто-то подбирался к нему… «Стой!» — заорал Арчибальд, но ему лишь показалось, что он кричал: из горла вырвался только глухой хрип, но он разбудил Перси.

— Что такое? — спросонья пробормотал Грэхем.

Чтобы не ударить в грязь перед соперником, Арчи попытался успокоиться.

— Да… померещилось что-то, — хрипло ответил он и прокашлялся.

Снова воцарилась таинственная тишина, в которой чуялась, однако, ночная потаённая жизнь. То где-нибудь сонно обрывалась сухая ветка и гулко падала на землю, то слышались чьи-то торопливые приближающиеся или замирающие вдали шаги. Хилтон сразу замёрз. Пока он был в возбуждённом состоянии, то почти не замечал холода, когда же несколько успокоился, сразу ощутил во всем теле неприятный озноб. Челюсти стали прыгать, зубы — постукивать. Озноб бежал по всему телу беспощадными колючими мурашками и проникал до костей.

Туман белый, густой, как дымное облако, длинными космами заструился над кладбищем. Он все гуще и гуще заволакивал сидящих у погасшего костра и окутывал часовню, на ограде которой тускло, как светлячок-люциола, горел фонарь. Потянуло неприятной прелой сыростью — запахом осени.

— Чёрт возьми, только этого и не хватало, — Грэхем опрокинул в себя половину бутылки.

— Ты о чём? — уже не хриплым, а почти обычным голосом спросил Арчибальд.

— Луна ушла, небо в тучах. Сейчас хлынет дождь.

Перси поднял голову. Над головой разливалась какая-то непроницаемая чернильная мгла, а ещё через несколько мгновений что-то вдруг блеснуло, потом раздались глухие раскаты грома, что-то точно возроптало и взмолилось где-то совсем рядом. Это первые дождевые капли пробивали туман и били по листьям, как пальцы музыканта по сломанным и безгласным рояльным клавишам.

Появились Ливси и Хилл, торопливо пройдя в беседку, ибо дождь как-то необыкновенно быстро перешёл в ливень. Из разверзшихся небесных хлябей изливалась вода, сумрак ночи точно отяжелел, сплошная сырая мгла густо повисла над кладбищем. Хилл быстро раздул головёшки костерка под навесом беседки и подкинул в огонь пару поленьев.

— Вы никого не видели около склепа? — Перси снова приложился к бутылке.

— Нет, сэр, там тихо.

Хилтон, тоже налив себе бренди, поинтересовался:

— А в такой ливень разве вода не проникает в склеп?

Ливси покачал головой.

— Нет, сэр, с навеса крыши часовни вода стекает далеко за ступенями. Там всегда сухо, разве что по поздней осени нанесёт сухих листьев под дверь, да зимой — немного снега, но за дверьми склепа, вы же сами видели, — высокий порог. Воды там никогда не было.

В разговор вмешался Перси Грэхем.

— А что вы, Ливси, думаете по поводу происходящего? Я так понял, что вы не верите, что это шутки местных фермеров?

Лицо садовника омрачилось, и то, что Перси вначале принял за игру теней на лице Ливси, оказалось болезненной гримасой. Он вяло пожал плечами и неохотно бросил:

— Я сам из Сохэма, сэр. Никто из тамошних сюда ни ногой.

— Почему?

— У этих мест дурная слава, болото зовут прòклятым, мимо кладбища даже днём проходить боятся, а уж замок… Двери сами открываются, вечно чьи-то шаги за спиной, то стоны из пустого зала, то дикий смех, точно сатана над тобой хохочет. Милорд и сам всё это знает, сэр, но не признаётся — и так служить в замке никто не хочет. А уж гробы эти… подлинно чертовщина.

В эту минуту снова сверкнула молния, за ней глухими раскатами грянул гром — точно груда камней прокатилась по деревянному мосту. Потом где-то хрустнуло, точно раскололся надвое древесный ствол. Дождь припустил с новой силой.

— А в тот раз, когда открыли склеп на следующий день после уборки и нашли сдвинутые гробы, — продолжал расспросы Грэхем, — ведь никто не следил тогда за дверью.

— Сэр, — Ливси вздохнул, — я сам песка у двери насыпал и размёл метлой на добрых четыре фута. Не было там ничьих следов, только следы от моей метлы. Переступи кто порог — не по воздуху же он пролетел, чтобы гробы-то графские раскидать.

Логика в словах Джорджа Ливси была, а грум добавил:

— Конюхи, когда сено заготавливают, и псари наши тоже эти места стороной обходят, хоть травы тут, на болотах, знатные. Но лошади тут точно бесноватыми становятся, собаки, самые лютые, птиц не выслеживают, а к ногам жмутся, джентльмены говорят, компас тут не работает, а стоит уснуть — ужасы мерещатся, точно вервольф за спиной стоит.

Хилтон вздрогнул, но Перси не заметил этого и продолжал расспросы.

— Но почему же вы тогда служите в замке, Ливси?

— У Джона пятеро детей, сэр, и у меня четверо. Семьи-то кормить надо. Милорд щедр и платит больше, чем можно заработать в Сохэме, вот и приходится на многое закрывать глаза. Но эти ужасы в склепе — никак не дело рук деревенских, сэр, чтобы там милорд не говорил.

— Хм, интересно, — Перси Грэхем бросил взгляд на вход в склеп. Фонарь на крюке у двери тускло, словно болотный огонёк, мерцал во тьме. Ливень быстро стих, теперь до сидящих в беседке доносилось глухое стаккато дождевых капель, падающих с осенней суховатой листвы. — Давай пройдёмся вокруг, поглядим сами, — предложил он Хилтону.

Тот вздохнул и нехотя кивнул. Они взяли ружья и фонари у Хилла и Ливси и направились к часовне. Сапоги скользили на мокрой траве, разбегавшиеся под ногами корни напоминали змей, но сплошная густая кисея тумана чуть отодвинулась к болоту и в полумгле мутными разводами окутывала тростник, проникала в него и медленно истаивала. Небо местами просветлело, луна проступила меж облаков далеко за Блэкмор Холлом, заливая лес, болото и кладбище холодным колдовским сиянием.

Они подошли к часовне. Фонарь у склепа отражался мерцающей дорожкой в огромной луже перед входом. Перси заглянул вниз, оглядел ступени и дверь. Как и говорил Ливси, вода туда не проникала, ступени были едва влажны у спуска, но у входа в усыпальницу — сухи. Замок на двери — не повреждён. Никто не мог пройти здесь незамеченным.

— Ты веришь тому, что они говорят? — Хилтон исподлобья взглянул на Грэхема.

— Нет, — покачал головой Перси, — Корбин прав, тупое мужичье. Сквозняк дверь отворил — стало быть, призрак, ветер в щели задул — им вой утробный мерещится, кот мышь ловит в старой нише — они дьявола видят. Вздор всё это.

Спокойный тон Грэхема подействовал на Хилтона успокаивающе. Ему даже стало стыдно своего малодушия. Он неспешно оглядел часовню, потом спустился вниз по ступеням, приник к двери склепа и прислушался. Там было тихо.

— А гробы, по-твоему, Арлекин двигает? — спросил он Перси, поднимаясь обратно.

— Не знаю, но в россказни местных не верю. — Грэхем, медленно и осторожно ступая, двинулся в обход часовни и скоро показался с другой стороны. — Нет тут никого, — уверенно сказал он, — и какой глупец пойдёт в такие погоду двигать гробы? Пойдём в беседку, я что-то продрог.

Остаток ночи прошёл спокойно, дождь кончился, джентльмены раскупорили третью бутылку бренди, основательно подкрепились сэндвичами с ветчиной, и даже Ливси и Хил, тоже угостившись с барского стола, повеселели. Правда, черневшие вокруг них надгробия не дали беседе уклониться на иные предметы. Хилл рассказал о сохэмской ведьме, старухе Рут, которая никогда не упускала возможности поприсутствовать на похоронах, стараясь обзавестись каким-либо предметом из гроба, будь то путы с рук или ног или хоть нитка из гробового полога, и часто нанималась для омовения покойника, чтобы на воду и мыло, оставшихся после омовения мертвеца, сделать порчу живому.

— Господи, Хилл, неужели у вас верят в подобный вздор? — недоумённо воскликнул Грэхем.

Джон пожал плечами.

— Как не верить, сэр, когда кругом полно людей, служащих сатане?

— То есть, у вас в деревне верят, что есть ведьмы и через гроб одного можно заставить другого умереть? — Хилтон не скрывал насмешки, — полно, Хилл, это же нелепость.

Он не убедил грума.

— Полно, сэр, какая же нелепость? Нельзя обряжать покойного в одежду живого, люди, чей костюм надевают на покойного, потом всегда чахнут. Это проверено. И обручальное кольцо надо снять, если супруг или супруга умершего — живы. И портреты живых родственников в гроб нельзя класть. Это приводит к порче, иной раз настолько сильной, что родственникам приходится вскрывать могилу и вытаскивать его.

— Старуха Рут, — подхватил Ливси, — при выносе гроба всегда отходила в сторону и давай навязывать узлы на тряпице или платке, как бы в прострации. Потом этот платок часто совала в руки кому-нибудь из присутствующих. Это ведьмовской способ отведения от себя обратки за прошлый подел. Пойманная за руку она для отвода глаз говорила, что делает это для того, чтобы отвести беду от родственников усопшего. Но лгала она. На самом деле к ним болезнь приходила — та же, от которой умер лежащий в гробе. Она всегда появлялась на похоронах тех, кто умер от неизлечимых недугов, а также если пожар или несчастный случай какой выпадал.

Грэхем и Хилтон попивали бренди и посмеивались невежеству мужланов.

— И что с этой ведьмой стало? — полюбопытствовал Хилтон.

— Сожгли её, сэр, много лет назад. Это было, когда моя бабка ещё в девичестве была. Рут жила в крошечном домишке на окраине Сохэма, пробавлялась продажей лечебных трав. Люди считали её ведьмой и никто не смел перечить старой карге, опасаясь, что она нашлёт мор на скот, гниль на припасы, лихорадку на детей, либо сотворит ещё какую пакость. А тут в округе начали одна за другой исчезать девочки. Родители обыскивали лес, окрестные фермы, но следов пропавших детей найти нигде не могли. Несколько храбрецов даже спрашивали Рут, но она только головой качала.

Однажды ночью дочь мельника встала с кровати и вышла из дома, а той же ночью у жены мельника разболелся зуб и она, сидя на кухне, готовила отвар, чтобы снять боль. Увидев, как дочь выходит из дому, позвала мужа и выбежала следом за девочкой. Мельник выскочил в одном исподнем, и погнались они за дочкой. Их крики разбудили соседей. Многие выскочили на улицу, и тут заметили странный свет на краю леса. Там, около старого большого дуба стояла Рут и насылала злые чары на дочь мельника.

Поселяне вооружились кто чем — палками, вилами — и бросились к ведьме. Услышав их приближение, она перестала ворожить и попыталась скрыться в лесу. Один предусмотрительный фермер, прихвативший ружье, заряженное серебряными пулями, выстрелил в неё. Он попал ведьме в ногу, и она упала. У её дома нашли могилы пропавших девочек. Ведьма убивала их, а их кровь использовала, чтобы омолодиться. Разъярённые люди схватили Рут, притащили на площадь, где соорудили огромный костёр и сожгли.

— Ну полно, — ухмыльнулся Грэхем, — этакие нелепицы… А олени тут у вас водятся?

— А как же, сэр, правда, милорд строг насчёт браконьерства.

Разговор перешёл на дела охотничьи. Джон Хилл рассказал о случае на последней охоте, когда он упустил кабана, слово за слово начались охотничьи байки, и, пока небо на востоке не порозовело, они то и дело хохотали над рассказами бывалых охотников. Потом все вчетвером вместе ещё раз обошли склеп, после чего Ливси был послан в замок — за лордом Генри и Фредериком Монтгомери.

Хилтон к рассвету успел забыть пережитый ночью страх, внушив себе, что всё это ему просто померещилось. Он с нетерпением ждал прихода герцогини, рассчитывая на её особое внимание. Должна же она оценить его храбрость и готовность услужить ей.