Утром Фредерика Монтгомери разбудил Генри Корбин. Милорд испуганно подскочил на постели, сунул руку под подушку. Кисет был на месте. Ключи — тоже. Корбин сказал, что в замок только что вернулся Джордж Ливси, который доложил ему, что ночь прошла без всяких происшествий.

— Слава Богу, всё спокойно, — Корбин вынул платок и стёр со лба испарину, — я полночи не спал, боялся, как бы чего не случилось.

Корбин действительно выглядел несколько утомлённым и понурым, на лице были заметны явные следы бессонницы. Он был уже полностью одет и посоветовал Фредерику поторопиться.

— Я думаю, надо сразу после завтрака пойти туда, открыть склеп, убедиться, что всё в порядке — и покончить с этой историей. — Он улыбнулся одними губами, — герцогиня решила идти с нами. Полна любопытства и вся трепещет в предвкушении разгадки. Гелприн тоже решил прогуляться.

— А что Говард и Марвилл? Они тоже пойдут?

Корбин пожал плечами. Было заметно, что этот вопрос его мало занимает. По дороге в гостиную Монтгомери, вспомнив вчерашний разговор с кухаркой, спросил Корбина:

— Генри, мне всё же кажется, что ты, не доверяя суждениям челяди, не совсем прав…

На лице Корбина промелькнуло утомлённое выражение, но ответил он мягко.

— Возможно даже, Фрэд, что я совсем не прав, но сил моих с этими людьми нет. Я просто не могу понять, что происходит у них в голове. Нет ни общих тем для разговора, ни общего языка. Я твёрдо соблюдаю определённые правила, но челядь блюдёт только собственные интересы и лишь ждёт случая ухватить кусок пожирнее. Они, конечно, заботятся о своей репутации, потому что она влияет на их заработки и продвижение по службе, но она не связана для них с представлением о порядочности. С ними никогда ничего не поймёшь — словно они принадлежат к другой породе, только доверься им, и они тебя обязательно перехитрят и предадут. Поговорив по-хорошему с лакеем в таверне, ты тут же услышь, как он обзывает тебя обидной кличкой, а если ты подаришь что-нибудь дочери хозяев дома, где снимаешь квартиру, мать её наверняка добавит к счёту. Это непрекращающаяся битва.

Монтгомери не возразил. Генри был по-своему прав: никому не свойственно добровольно терпеть чужое превосходство, и челяди извечно свойственно угрюмое якобинское стремление стирать память о полученном одолжении и уничтожать мишуру внешних привилегий. Старая истина гласит: для своего лакея никто не герой. В то время как миссис Сиддонс читала Шекспира изысканным и восхищённым слушателям в гостиной, одна из служанок сказала в прихожей внизу: «Ну, старуха наша нынче пуще прежнего шумит!»

Увы, как мало общего между классами и как непреодолимы различия в их обычаях!

Корбин же продолжал:

— Пойми же, челядь, а это в основном невежды и обыватели, занята лишь тем, что непосредственно затрагивает её интересы. Все их мысли примитивны и эгоистичны. Они болтают только о том, что первым в голову взбредёт, готовы придумать и сказать что угодно. Презирая любые принципы морали, совершенно бессовестны и, если ты разгадаешь их проделки, только сердятся, а в ответ на упрёки смеются тебе в лицо. Уволь их со службы — они скажут тебе: «Служба не то, что наследство», — Корбин вздохнул и махнул рукой.

Герцогиня уже сидела у камина в гостиной. На ней была тёмно-коричневая амазонка и небольшая шляпка в тон платью. Милорд подумал, что ещё ни разу не видел герцогиню в одном и том же наряде — она, похоже, меняла их ежедневно по нескольку раз. Коричневый цвет удивительно шёл ей, оттеняя глаза и чудесную кожу. Какая женщина, прости меня, Господи, пронеслось в голове Монтгомери, какая женщина…

Леди Хильда оживлённо болтала с Эдвардом Марвиллом и Чарльзом Говардом.

— Но что вы хотите там увидеть, ваша светлость, если склеп всю ночь охраняли четверо? — недоумевал Говард.

— Не знаю, — лучезарно улыбнулась герцогиня, — конечно, под такой охраной к склепу никто бы не приблизился, но я, как вы помните, никогда не верила в то, что это шалости местных фермеров. — Глаза леди Хильды блеснули. — Я верю в мистику.

Завтрак прошёл оживлённо, хотя племянницы графа не пожелали выйти в столовую, затребовав его себе в комнаты, все же остальные, торопливо покончив с трапезой, вскоре собрались в холле.

— Давайте поспешим, мистер Хилтон и мистер Грэхем наверняка проголодались, — поторопил всех Генри Корбин, — ты не забыл ключи, Фрэдди?

Монтгомери покачал головой, ощупав карман, куда только что, переодеваясь, переложил кисет. Герцогиня, взяв под руку лорда Генри и милорда Фредерика, устремилась вперёд, сэр Джеймс шёл в одиночестве за ними, а шедшие следом за Гелприном Марвилл и Говард несколько отстали. Опережая всех на несколько ярдов, впереди шёл Ливси.

— Не понимаю, чего ей так любопытен этот склеп? — несколько принуждённым тоном поинтересовался Говард. — Ведь очевидно, что в такую дождливую ночь никакие злоумышленники туда бы не пошли.

— Похоже, герцог прав, она просто скучает, — отозвался Марвилл. — Но, по счастью, её есть кому развлечь, — в голосе баронета промелькнула горечь. — Сейчас Хилтон и Грэхем разыграют перед ней героев.

— Не так опасна охота, как делёжка шкуры, — насмешливо проронил Чарльз Говард, и оба умолкли.

Говард, бросив последнюю щекотливую фразу, тут же пожалел о сказанном. Впрочем, он не сказал ничего, чего не думал бы сам Марвилл. Оба они втайне были раздражены и несколько озлоблены происходящим. Невесты висели на их ногах кандалами, и оба вынуждены были уступить Хилтону и Грэхему возможность включится в борьбу за покорение сердца своенравной красавицы. А между тем… Марвилл почти не спал по ночам с того вечера, как увидел герцогиню. Он твёрдо решил, что не станет оглашать помолвку с Кэтрин, но тянул время, ибо понимал: ему не выдержать сравнения ни с Грэхемом, ни с Хилтоном. Говард тоже полагал нужным откладывать решительное объяснение со Сьюзен — по тем же причинам. Он надеялся, что Перси и Арчибальд никогда не уступят один другому. Воображение рисовало ему дуэль между соперниками, где волей случая оба выстрелят одновременно и попадут в лоб друг другу.

Тем временем в утреннем тумане проступили очертания старой часовни и силуэты Хилтона, Грэхема и Хилла. Перси и Арчибальд приветствовали герцогиню, которая, хоть и не сказала ни слова об их ночной охране, однако окинула их обоих взглядом внимательным и заинтересованным. Глаза её кокетливо перебегали с одного на другого, она улыбалась.

— Всё в порядке, Хилтон? — поинтересовался Корбин, — Ливси сказал, что ночь прошла спокойно.

— Да, мы не спускали глаз с двери склепа, никто не приходил, — Арчи снова поймал взгляд леди Хильды и улыбнулся ей, — мы по очереди обходили часовню, миледи, тут точно за всю ночь никого не было.

— Ну, что же, дорогая, — чуть насмешливо обратился лорд Генри к герцогине, — сейчас мы откроем склеп, и всем станет ясно, что мистика тут ни при чём. Мне жаль, что со всеми столь очаровывающими вас загадками будет покончено навсегда. Прошу, Фредерик, откройте.

Гелприн, загораживавший вход, торопливо отошёл, пропуская его, Монтгомери, осторожно ступая по мокрым от дождя плитам, спустился на семь ступеней и оказался у двери в усыпальницу. Достал ключи и несколько мгновений странно медлил — не столько из-за непонятной слабости в руках и дрожи пальцев, сколько из-за охватившего душу трепета. Но, преодолев волнение, вставил ключ в замок и дважды провернул его. Дужка замка отлетела, милорд вытащил его из пазов железных поручней на двери, убрал их и, наконец, открыл дверь.

В склепе было темно и тихо. За спиной милорда протиснулся Ливси, уже успевший зажечь фонарь. Хилтон, Грэхем и герцогиня спустились на несколько ступеней и вслед за Ливси вошли в склеп. Монтгомери пропустил идущего следом за ними Генри Корбина и сам зашёл последним, заметив, что Марвилл и Говард остались с Хиллом снаружи.

Мысли его остановились, точнее, расползлись дымящимися росчерками уходящих под воду змееподобных гадов, когда в тускло освещённом склепе он увидел гробы не только столкнутыми с постаментов, но и основательно разбитыми. Особенно пострадал гроб лорда Джошуа: крышка была теперь сломана пополам, а скелет с погребальным мусором вывален на плиты пола. Гроб достопочтенной Кэролайн Кавендиш стоял, опираясь на стену, а второй — простой, без резьбы, принадлежавший её дочери, лежал на гробе Джошуа — крест-накрест.

— Чёрт знает что, — тихо выдохнул Арчибальд, забыв о присутствии дамы, — как это могло случиться?

Перси Грэхем был изумлён не меньше, закусив губу, он молча разглядывал перевёрнутые гробы, подлинно ничего не понимая. Никто не мог пробраться в склеп в эту ночь! Как же это?

Неожиданно где-то внутри послышался странный звук, точно кто-то скребся ногтями по дереву. Оказалось, однако, что это сэр Джеймс. Гелприн, стоя в углу усыпальницы, просто тихо смеялся, а так как смеха его доселе никому слышать не приходилось, он и удивил всех. Впрочем, Гелприн смеялся всего несколько секунд и быстро умолк. Фредерик Монтгомери повернулся к Генри Корбину. Глаза графа были тусклыми, в мерцающем фонарном свете его утомление проступило ещё явственней, тени, причудливо ложившиеся на его лицо, добавляли ему лет. Зато на физиономии Джорджа Ливси появилось выражение почти удовлетворённое, какое всегда проступает в мимике человека, чьё предсказание сбылось. Слова «я же говорил» читались на лице садовника отчётливее лисьего следа на первом снегу. Старый герцог осмотрелся, отошёл к дальней стене и оперся о полку, где стоял маленький гроб, явно детский. Ноги почти не держали старика.

Её светлость Хильда Хантингтон была единственной, кроме Гелприна и Ливси, кого всё увиденное нисколько не испугало и не обескуражило, но явно привело в восторг. Она бросила торжествующий взгляд на насупившегося и хмурого Генри Корбина.

— Я же говорила, дорогой Генри, что это вовсе не шалости деревенских, а вещи инфернальные и мистические.

Граф с немым укором взглянул на леди Хантингтон, вздохнул и промолчал. Фредерик Монтгомери обернулся к Арчибальду Хилтону.

— Вы точно не спускали глаз с двери?

Тот растерянно повернулся к герцогу, точно не расслышав, потом опомнился и кивнул.

— Мы были вон там — в беседке, — показал он рукой на выход из склепа. — Над воротами склепа висел фонарь, мы всё время видели дверь, правда, ночью шёл дождь, а к утру всё затянуло туманом, но стволы деревьев были видны, и появись у двери кто-то не совсем бесплотный — мы заметили бы его. Никого… не было.

— Совсем никого?

Хилтон на мгновение заколебался.

— Мне ночью показалось, будто кто-то ходил за беседкой, но я никого не видел. В лесу в темноте порой проступают звуки, не сразу поймёшь, что это… Я осмотрел там утром — ничьих следов нет. Ни один куст не сломан, всё тихо.

— Ну и кто тогда всё это вытворил? — вопрос герцога Монтгомери был, вообще-то риторическим, но на него неожиданно ответили.

— Это нечистая сила, сэр, мы всегда это говорили, — в двери протиснулся Джон Хилл. — В прошлый раз и часа не прошло, как мы вторично склеп открыли, — и всё было почти точно также разбросано. Это шутки дьявола, сэр.

Лорд Генри вздохнул, наклонился и поднял с пола крышку гроба лорда Джошуа, треснувшую не вдоль, а поперёк. Несколько минут он вертел её в руках, уныло озирая со всех сторон.

— Дерево, конечно, старое, но не гнилое. Впрочем, если опереть крышку о постамент и переломить ногой… Вы не слышали ночью никакого треска? — повернулся он к Грэхему и Хилтону.

— Была гроза, молния, раскаты грома, но всё в полчаса кончилось. Из склепа звуков не доносилось, — покачал головой Перси и обернулся к Хилтону. — И зайти сюда никто не мог. Это исключено.

Арчибальд согласился, хоть мельком в его памяти пронеслось воспоминание о померещившемся ему шуме во время грозы. И Грэхем, и Хилтон чувствовали себя выбитыми из колеи, точно одураченными. Оба были уверены, что, согласившись охранять склеп, они восхитят герцогиню смелостью и готовностью рисковать, а доказав её светлости, что ничего необычного в усыпальнице не происходит, получат дополнительные возможности привлечь внимание леди Хильды. А что в итоге?

Но неужели герцогиня права и речь идёт о чем-то сверхъестественном? Хилтон скептически поджал губы. Он не верил в мистику. Не верил и в привидений. Однако снова вспомнил свой ночной страх и растерялся.

Перси Грэхем тоже был основательно выбит из колеи. Опытный охотник, он за прошедшую ночь не заметил ничего необычного и был уверен, что к склепу ничто не подходил. Он также не верил и в дьявольщину. Вздор это всё, бабкины сказки. Но развороченные гробы в усыпальнице несколько сбили с него горделивую спесь. Думать, что это чертовщина, ему не хотелось, но что тогда подумать?

Генри Корбин предложил всем выйти на свежий воздух.

— Тут душно, господа, — и все один за другим покинули склеп.

Монтгомери на свету у часовни заметил, что Корбин бледен и раздражён. История со склепом не желала заканчиваться. Боль Корбина усугубила и леди Хильда.

— Вчера я внимательно просмотрела многие хроники и летописи в вашем закрытом хранилище, дорогой Генри. Там есть весьма любопытные упоминания о лорде Джошуа, и есть все основания полагать, что его отношения с племянницей не были платоническими. Он назван колдуном и кровосмесителем.

Граф содрогнулся.

— Что толку ворошить дела былых времён, давно миновавших и позабытых? — Корбин болезненно поморщился, поправив шляпу. — Даже если это не глупые сплетни и не пустые пересуды толпы, что за смысл говорить об этом сегодня? Прошлое, каким бы оно ни было, не исправить, герцогиня, — он понуро опустил плечи и выглядел совсем больным.

— Разумеется, ничего не изменить, но знание прошлого может на многое пролить свет. Я вижу в происходящем месть достопочтенной Кэролайн Кавендиш своему брату, совратившему её дочь.

— Хильда, дорогая, опомнитесь, — несмотря на явную усталость и апатию, в тоне Генри Корбина проступила ирония. — Они все давно истлели! — Корбин протянул руки к герцогине, умоляя её прислушаться к голосу разума. — Это груды костей, скелеты и черепа, жалкие останки, прах, тлен, горстки пыли — и ничего больше. Прах не может мстить и двигать гробы.

— И кто же всё это сделал? Только не говорите всех этих нелепиц о наводнении или землетрясении! — пренебрежительно отмахнулась леди Хильда от былых аргументов джентльменов, точно от навязчивой мухи.

Ей никто не возразил. В склепе было сухо и, кроме гробов, ничего не передвинуто, в стенах не было трещин, и никакая естественная причина не могла потревожить покойников.

— Я молчу, миледи, — устало пробормотал Генри Корбин, — у меня просто нет никакого объяснения, но ваши предположения, что в усыпальнице шалят по ночам мертвецы, я тоже не признаю. Видит Бог, это просто нелепые фантазии.

— Вы тоже так полагаете? — леди Хильда повернулась к Хилтону и Грэхему.

Выйдя из склепа, она стояла совсем рядом с Грэхемом. С тем творилось что-то странное. Он был взбешён и чувствовал себя подлинно одураченным. Загадка Блэкмор Холла неожиданно стала не только прихотью леди Хильды, но и вызовом ему самому — и он хотел принять вызов. Перси тихо отозвался.

— Есть только один способ выяснить это, миледи. Провести там ночь.

Всё, кто слышали эти слова, содрогнулись, но герцогиня, не сводя глаз с Грэхема, лучезарно улыбнулась.

— Нет, мне кажется, это слишком опасно, — гематитовые глаза леди Хильды искрились.

— Джентльмен не боится опасности, герцогиня, — Перси неожиданно понял, что может поймать свой шанс за хвост, — но отвага — что любовь: ей нужно питаться надеждой. Меня же удерживает безнадёжность… — тихо ответил он, бросая на леди Хантингтон выразительный взгляд.

— Отвага не знает слова «безнадёжность», — молниеносно парировала герцогиня, — надо дерзать: смелым помогает сама Венера.

Она сказала вполне достаточно, чтобы Грэхем возликовал, а Арчи Хилтон взбесился. Этот сукин хвост Перси ловко перехватил инициативу, ничего не скажешь! Да только не выйдет, милый.

— Я полагаю, герцогиня, — любезно обратился он к леди Хильде, — что здесь много отважных людей.

Хильда Хантингтон повернулась к нему.

— Вы готовы вместе с мистером Грэхемом раскрыть эту тайну?

— Господа, — вмешался граф Блэкмор, — ради Бога, давайте оставим эту затею. Дорогая Хильда, мистер Грэхем и мистер Хилтон не спали всю ночь, им нужно отдохнуть, как можно требовать, чтобы они ещё одну ночь провели без сна?

Однако Перси и Арчибальд уверили его, что готовы продолжить исследования. Монтгомери, не произнёсший ни слова с той минуты, как увидел перевёрнутые гробы, сейчас поднял глаза на Корбина. Генри постарел на десять лет и тяжело опирался на трость, которую до того просто держал в руках. Зато Джеймс Гелприн странно помолодел, в уголках его глаз залегли лапки морщинок, губы складывались почти что в улыбку.

— Давайте вернёмся в замок, джентльмены, и там всё спокойно обдумаем, — обратился старый герцог к Хилтону и Грэхему, — вам надо позавтракать и хорошенько выспаться, — он запер двери в усыпальницу и опустил ключи в карман. — Пойдёмте же.

Все повиновались, герцогиня устремилась к замку, но на сей раз она опиралась на руку Перси Грэхема и Арчибальда Хилтона. Марвилл и Говард молча шли следом, слуги отправились на конюшню, а шествие к замку замыкали теперь Гелприн, Монтгомери и Генри Корбин. Милорд Фредерик не пытался заговорить с Генри, но тот, когда они заметно отстали от всех, сам проронил с явным сожалением:

— Чёрт бы подрал Ливси с его докладом. Теперь безумцев не остановить.

— Но что ты сам думаешь по этому поводу? Почему гробы разбросаны? И то, что сказала леди Хильда… Это правда?

— К чёрту, Фрэд, я давно уже не знаю, что и думать, — с досадой отмахнулся Корбин. — Близкие родственники подлинно слепы к недостаткам предков. Факты и свидетельства всегда противоречивы, они сплетаются в такую длинную цепь, что её никак не уложить на этические весы. В несчастной человеческой природе есть слишком много аномалий и слишком много смягчающих обстоятельств, чтобы вынести о ней проницательное заключение. Характер человека состоит из множества качеств, которые нельзя подогнать под искусственные критерии. Мы поступим правильно, если не будем выносить скороспелых и безжалостных приговоров.

Старый герцог молча выслушал скользкие и обтекаемые речи Корбина, но не осудил его за желание уйти от необходимости рыться в грязном белье предков.

— А Хиллу и Ливси ты веришь?

Корбин пожал плечами.

— Я же говорил, Фрэд, мы, высшие сословия, почти ничего не знаем о нравах людей нижестоящих — слуг и жителей деревни. Откуда? Обитатели кухни и людской всегда пребывают в описанном Гоббсом «естественном состоянии». Объектами их скудной изобретательности могут служить только сплетни. Их фантазии в вечном движении, они выпирают и топорщатся как кошачья шерсть. В любом доме они разыгрывают небольшую комическую интермедию из семейных недостатков хозяев, а нехватку материала восполняют фантазией, чтобы очернить нас и подорвать наше доброе имя. С ними невозможно договориться — и мы можем надеяться на их доброе отношение, не более чем на расположение кочующих цыган. Они чувствуют вашу власть над собою и бесятся, не зная удержу. Их жизнь — лишь череда увёрток, уловок и оправданий. Никому из них я и на волос не верю, Фрэдди.

Гелприн шёл вместе с ними молча, однако улыбался, и, как заметил Монтгомери, глаза его милости странно поголубели и даже лучились.