Фридерик направился в столицу Австрии, Вену, где он намеревался остановиться подольше, чтобы дать там несколько концертов. У него были с собой письма к различным влиятельным лицам. Да и сам он имел там знакомства в музыкальном мире, так как в 1829 году был не надолго в Вене и даже дал там с большим успехом два концерта.
Только что успели Шопен и Войцеховский приехать в Вену (причем сто лет тому назад железных дорог не было, ехать приходилось на лошадях, а до Вены езды было восемь дней), найти себе квартиру, устроиться, немного отдохнуть, побывать у разных знакомых и влиятельных лиц, как пришло известие о революции в Варшаве.
Воицеховский немедленно собрался в путь, хотел ехать и Шопен, но пришло письмо от родителей, умолявших его остаться в Вене. Воицеховский и другие поляки, находившиеся в Вене, хотя и собирались сами уезжать, уговаривали Шопена остаться. Целая ночь прошла в спорах и уговорах, и, наконец, Шопена уговорили остаться, уверяя, опять-таки, что там он, как слабый воин, мало поможет, а здесь он больше сделает, прославив Польшу, как артист.
Воицеховский и другие приятели Шопена, находившиеся в Вене, уехали, а Шопен остался, подчинившись с болью и тоской общему решению.
Понятно, что такое тревожное состояние духа и беспокойство за родных угнетающе действовало на настроение Шопена. Он и не думал хлопотать об устройстве концерта. Трудно играть, когда душа полна тревоги. Да и Шопен вскоре заметил, что в этот приезд его принимают иначе, чем в прошлый.
Причин для холодного отношения было много, но главная причина была чисто политического характера. Польша в то время была захвачена и разделена на три части, между тремя окружающими ее государствами: Германией, Австро-Венгрией и Россией. Сильнее всех угнетала свою часть Польши Россия; в Австрии полякам жилось сравнительно легче. Но, во всяком случае, раз восстание вспыхнуло в одной части Польши, надо было ждать, что откликнутся и примут участие и остальные части Польши; это, конечно, не могло нравиться австрийцам.
В столице Австрии - Вене - к полякам относились осторожно и недоверчиво, и все польское было не в моде. Шопен уже не встретил прежнего радушного приема у влиятельных лиц, а без них устроить концерт было невозможно.
Затем, музыканты Вены теперь видели в молодом пианисте и композиторе не приезжего гостя, а конкурента, собиравшегося основаться заграницей надолго, конкурента тем более опасного, что они сами признавали в нем большой талант. Личные интересы были дороже всякой справедливости. Поэтому музыканты тоже всячески затрудняли ему устройство концерта.
Сначала из Варшавы получались известия, что поляки побеждают, но затем стало известно, что на Варшаву двинуто много войск из России. Встревоженный Фридерик не находил себе места, он бродил по улицам и бывшим крепостным валам Вены. В этих прогулках ему вспоминались победоносные войска польского короля Яна Собесского, когда-то, много лет назад, спасшего Вену от турецкого нашествия. Ему казалось, что он слышит топот конницы и шум битвы.
Все эти тревоги и ощущения он выразил потом в своих произведениях — полонезах fis-moll и As-dur.
Шопен писал своему другу Яну Матушинскому, получив от него весть о том, что приближается день решительной битвы под Варшавой:
"Друзья мои, что вы делаете, воздвигаете валы под Варшавой, готовитесь к битве! Ах, отчего я не с вами, если не с ружьем в руках, то хотя бы барабанщиком".
А вокруг него Вена веселилась. Столицу Австрии недаром называли "веселой Веной". Нигде столько не танцовали, столько не вальсировали, как в Вене. Два известных композитора вальсов — Штраус и Ланнер — вполне завладели вниманием публики. Вальсы они сочиняли десятками, и вся Вена, танцуя под их изящные мелодии, делилась на два лагеря: сторонников Штрауса и сторонников Ланнера. Газеты и журналы писали о них гораздо подробнее и с большим энтузиазмом, чем о бессмертных творениях Моцарта и Бетховена.
Семь месяцев прожил Шопен в Вене и так ничего и не добился. Выступил один раз на концерте певицы Гарсия — и только. Своего концерта ему так и не удалось устроить. Обиженный, раздосадованный, жалея о потраченном времени, двинулся он дальше в Париж, распростившись навсегда с Веной, где он впервые почувствовал и узнал, что такое настоящая зависть и вражда своих же собратьев-музыкантов.