Стос проснулся среди ночи от дикой боли и возмущенного визга Лулуаной. Что явилось причиной столь яростных, возмущенных воплей этой сумасбродной девицы, он понял не сразу, зато тотчас сообразил, что причинило ему такую жуткую боль. Эта злобная мегера, колотя его своими пятками по ногам, вцепилась острыми ноготками в его бедного красавца так, словно собиралась растерзать детородный орган, непонятно как очутившийся у неё между ног посреди ночи и которому, вдруг, вздумалось встать во весь свой немалый рост.

Кое-как отбившись от этой злобной девицы и воздвигнув между нею и собой баррикаду из одеяла, он принялся сканером обследовать и исцелять раны на поникшем теле своего героя. Вид у него был такой, словно длинные, изящные пальчики Лулу были украшены не аккуратными овальными ноготками, а вооружены тигриными когтями. Хотя все произошло в какие-то считанные минуты, кровищи из него вытекло преизрядно и, залечив глубокие царапины, Стос сбросил одеяло на пол и стал спихивать Лулу, которая всё ещё рычала и извергала дрожащим голосом страшные проклятья, с кровати.

Включив свет и взглянув на кровать, он даже присвистнул от удивления. Мало того, что его кровью было забрызгано чуть ли не полкровати, так вдобавок к этому ею были испачканы и его ноги, и даже ноги девушки. Глядя на их отражение в большом зеркале широченного платяного шкафа, Стос невольно подумал про себя: — "Вот это я и называю дефлорацией наоборот. Тут не я сломал девушке целку, а она мне взяла и конец на британский флаг порвала. Хорошо ещё, что до очка не добралась."

Только после этого он обратил внимание на то, что и его собственные велошорты из плотной синтетической ткани, и точно такой же ночной наряд Лулу был спущен у него почти до колен, а у той и вовсе чуть ли не до щиколоток. Как такое могло случиться, ему было совершенно непонятно, хотя он и подозревал, что сам был здесь совершенно ни при делах. Девушка отскочила от него так далеко, что его кровеносные сосуды растянулись почти на метр. Шагнув к Лулу, Стос наступил ногой на её велошорты и, снимая с неё спортивный бюстгальтер, злым голосом зашептал:

— Не дергайся, злыдня с когтями, пошли в душ, от кровищи отмоемся. Ну, ты и мегера, дорогуша. Наделала дел. Ты только посмотри, вся кровать в кровище.

Лулу, стоявшая с зажмуренными глазами, открыла свои голубые брызги и испуганно взглянула на кровать. Похоже, что она уже въехала во все и прекрасно понимала, кто является истинным виновником этого ночного переполоха. Они облачились в купальный халат и молча побрели в ванную комнату, где встали под душ и быстро смыли все следы кровавого побоища Лулу с предметом её вожделения, после чего вернулись в спальную. Переодевшись, перестелив постель и сменив пододеяльники на обоих одеялах, они вновь легли в одну кровать, так как спать в разных у них не было никакой возможности.

Пожалуй, впервые за последние месяцы Стос посмотрел на Лулу, как на девушку, которую он страстно любил и так долго желал. Те два с лишним месяца, что он кропотливо составлял полную и исчерпывающую программу для её нового компьютера, который теперь соединял воедино и делал неразрывным целым два существа, — белковое, состоящее из одних только страстей и чувств, и энергетическое, представляющее из себя интеллект в чистом виде, не прошли зря.

Девушка заметно поправилась, округлилась и её формы обрели просто-таки пленительную нежность. Движения её сделались плавными и грациозными и вся она являла собой некое ожившее божество, олицетворяющее любовь, чувственность и обольщение. Афродита, рядом с ней, просто отдыхала и уже могла даже не дергаться. От прежней атлетки с мускулистым животом, угловатыми плечами и мосластым задком, ничего не осталось и в помине, а попка у неё сделалась такой круглой, упоительно мягкой и шелковисто-нежной, что у Стоса даже в глазах потемнело. О её груди тут и вовсе не могло идти и речи, так как это было теперь такое чудо, что её можно было выставлять в музее совершенно отдельно от тела и она от этого нисколько бы не проиграла.

Именно поэтому он сам стал надевать на себя велошорты из плотного эластика и велел Лулу одеваться точно так же, чтобы таким образом хоть как-то смирить плоть. Свою и девушки, тело которой все чаще и чаще требовало своего, — сиречь плотской любви. Того же страстно желал и он сам. Правда, сегодняшний ночной переполох, явно, был вызван отнюдь не просто зовом его собственной плоти, это он знал наверняка, и Стос самым серьезным образом намеревался выяснить кто виноват, а заодно и что делать. Лежа рядом с девушкой, укрытой своим одеялом, он негромко спросил её:

— Лулу, а теперь объясни мне, пожалуйста, в честь чего это ты вцепилась в меня своими когтями?

Та огрызнулась глухим голосом:

— Будто ты не знаешь. Сам меня чуть не изнасиловал, негодяй, а теперь еще и спрашивает.

— Ну, уж, дудки, дорогая. — Отверг её обвинения Стос и спокойным голосом продолжил расставлять все по своим законным местам — Лулу, я ведь, как бы и не спал. Понимаешь, моя девочка, в последнее время я научился одновременно и спать, и работать. Тело моё, со всеми его чувствами и эмоциями, мирно дрыхло, а интеллект занимался тем, что тщательно обследовал твои внутренние органы и следил за тем, как они работают. Поэтому я спал так, что только храп стоял на всю Ивановскую. Хотя, честно говоря, меня на этот раз более всего волновала твоя печень и я не очень-то обращал на всё остальное. Так что будь спокойна, это не я сначала раздел себя, а затем спустил трусы с тебя. И уж тем более не я был виновен в том, что мой член, вдруг, оказался там, где ему уже давно пора было находиться по три-четыре раза за ночь и потом ещё и пару раз на дню. Давай, дорогая моя, колись, с чего это тебе, вдруг, вздумалось снять с меня портки прямо среди ночи и попользоваться моей полной беспомощностью? Ладно бы ты довела до логического завершения свои девичьи грёзы и желания, так нет же, ты, вместо этого, взяла и изодрала мой член в клочья, словно Тузик тапки. Ну, отвечай?

Лулуаной уже и сама поняла ту истину, что все то, что ей недавно пригрезилось, а именно, — то, как её руки ласкают упругую плоть своего возлюбленного и она нежно входит в её лоно, жаждущее этого мягкого проникновения, происходило наяву. Поняла и горестно вздохнула, а потом заплакала навзрыд и, повернувшись к Стосу лицом, страстно зашептала:

— Стасик, любимый, я больше не могу так. Я люблю тебя, родной. Я хочу тебя. Хочу чтобы ты целовал мои груди, ноги, мой живот и ниже. Хочу чтобы ты вошел в меня. Господи, какая же я несчастная! Я так хочу тебя и не могу тебе отдаться, ведь мой и твой энергид могут соединиться и тогда произойдет аннигиляция, взрыв, который уничтожит тебя. Любимый, я хочу тебя чуть ли не с самого первого дня и ровно с того самого дня все мое естество арнисы отвергает тебя, заставляет бежать от тебя прочь. Ты даже не представляешь себе, как это мучительно, Стасик, любовь моя. Господи, как же я завидую Эллис, которая могла быть с тобой такой похотливой и такой бесстыжей, что отдавалась тебе, как угодно.

Стос, наконец, полностью понял смысл той древней поговорки, которая гласила: — "Кто не рискует, — тот не пьет шампанского и не спит с королевой". Настало время выбирать, пан или пропал. Конечно, с точки зрения тщательного соблюдения элементарных правил техники безопасности секса с девушкой из рода человеко-арнис ему следовало бы не торопиться и выехать на какой-нибудь отдаленный артиллерийский полигон, но он решил махнуть рукой на всё и потому, высунув правую руку из-под одеяла, выпустил в свою ладонь золотисто-белый, осязаемо плотный шарик своего энергида и, глядя на него с восхищением и без всякого страха, тихо сказал девушке:

— Лулу, если я не смогу любить тебя, то мне плевать не только на мою жизнь, но и на всю Вселенную. Однако мне почему-то всё время кажется, что наши тела давно уже преобразовали свободный энергид в нечто иное. Он не взорвётся, любовь моя. Поверь мне. Возьми и выпусти его на свою ладонь и мы посмотрим на то, что уготовано нам небесами, Богом, дьяволом или вашими предками. Рискнешь?

Девушка, отбросив одеяло и дрожа всем телом от вожделения и страсти, рывком сорвала с себя новенький эластичный, широкий бюстгальтер и, издавая хриплый, рокочущий звук, выпустила из своего тела точно такой же шарик энергида в узкой ложбинке между своих упругих, торчащих кверху, грудей с напрягшимися вишенками сосков и пристально посмотрела на Стоса. Тот, не колеблясь ни минуты, тотчас положил свою растопыренную ладонь на груди девушки.

Никакого взрыва не произошло и когда он, с явным сожалением отнял свою руку от грудей девушки, шарик энергида, лежащий в ложбинке, увеличился вдвое. Притягивая Лулуаной к себе, он склонился лицом к её груди, втискивая лицо между двумя тугими, слегка вытянутыми вперед полушариями, и, со стоном всосал в себя этот добрый и щедрый энергид, полный любви, который не только сделал его иным существом, нежели прежде, но и отдавал ему эту чудесную девушку, делая его самым счастливым человеком на всей Земле.

Лулу, извиваясь всем телом, стала стаскивать с себя велошорты, плотно обтягивающие её бедра, прижимаясь к своему любимому и что-то страстно шепча. Тот, однако, крепко ухватив девушку за плечи и силой заставил её повернуться к себе спиной. Сняв с себя, наконец, этот дурацкий символ целомудрия, она прижалась своей кругленькой попкой к его мощным чреслам и, двигая ей по кругу, страстно воскликнула:

— Стасик, любовь моя, ты хочешь взять меня так же, как и Ульту! Любимый, ну, сделай же это скорее. Боже, как же я хочу тебя, мой любимый, мой нежный. Ну, же, Стасик, скорее…

Стос же, между тем, уже совсем пришел в себя и решил не торопиться. Сбросив с себя одеяло, он, вместо того, чтобы тотчас стащить с себя последнее препятствие, стоящее между ним и его возлюбленной, о которой он мечтал так долго, отодвинулся от неё подальше и веселым голосом сообщил ей:

— Э, нет, любимая. Сначала я отцеплю от тебя эти дурацкие кожаные шланги. Всё равно они тебе уже не нужны, ведь ты две недели живёшь на подножном корму и с тобой ничего плохого не случилось. А вот после этого, любовь моя, я устрою тебе такое, что ты у меня на стену полезешь. Только я тебя и там поймаю, моя маленькая девочка.

То, что Стос сделал дальше, он обдумывал уже сотни раз и потому, когда кровеносные сосуды стали по очереди отделяться от тела Лулуаной, на её спине не осталось ни одной, даже самой маленькой отметинки. Как только отсоединилась последняя, шестая пуповина, девушка стремительно повернулась к нему всем телом. Глаза её сияли, словно две голубых звезды, а губы улыбались счастливой улыбкой и, как только кровеносные сосуды, давшие ей жизнь, толстыми макаронинами, змеясь убрались в мускулистое тело её любимого, она, тотчас опрокинула его на спину и, взмахнув рукой, зажгла в спальной люстру и все прочие осветительные приборы.

Склонившись над здоровенным, стройным, и загорелым мужчиной с прекрасно развитой мускулатурой, она стала нежно целовать круглые бугорки с луночками посередине, которые отчётливо виднелись на его животе. Теперь она была полностью свободна во всех своих желаниях, которые так долго сжигали её ум и испепеляли душу. Но ей не пришлось стараться слишком долго, так как, вскоре уже Стос опрокинул её на спину и сам принялся страстно целовать тело девушки.

Они вышли из спальной только в три часа пополудни и, даже не заходя в ванную, сразу же направились на кухню, так как оба жутко проголодались. Лулуаной была одета в рубашку Стоса с короткими рукавами на голое тело, а он запахнул на себе махровый белый халат, в котором раньше спокойно помещались два человека. На кухне уже находились их соседи по квартире, которые тоже в этот день встали очень поздно. Они очень чутко реагировали на всё, что происходило с их подопечными и всё своё свободное время предпочитали проводить в кровати или в ванне-джакузи с шампанским и сигарами.

Роза, на которой из одежды был только крохотный передник и пушистые тапочки в форме зайчиков, пританцовывая, хлопотала у плиты, отчего её упругий, очаровательный и загорелый зад весь так и играл. Абсолютно голый Генри сидел на стуле на корточках и читал во вчерашней газете статью о голландских гастролях здымовцев, которые возвращался через три дня. Весело посмотрев на счастливых молодоженов, он отбросил газету и громко провозгласил дикторским голосом:

— Сегодня, девятого января две тысячи первого года, в два часа тридцать пять минут ночи произошло самое знаменательное событие наступившего двадцать первого века. Талантливый скульптор Пигмалион из Москвы впервые трахнул своё самое прекрасное и совершенное творение, очаровательную Галатею с планеты Сиспила. Ура, товарищи!

Роза, замахнувшись на него поварешкой, воскликнула:

— Всё бы тебе насмехаться над Стасиком, старый греховодник! Нет, чтобы достать шампанское, он вздумал болтать.

Генри ловко соскочил со стула и не спеша прошел к холодильнику, а Роза, отложив поварешку в сторону, принялась доставать бокалы. Шампанское было как раз то, что более всего порадовало счастливых влюбленных. Целуя Стоса отнюдь не по-матерински или сестрински, Роза ловко сдернула с него халат и, проведя пальцем по бугоркам на его животе, сказала:

— Вот, Генри, что тебя ждет после того, как ты сам, подобно нашему Пигмалиону, дашь жизнь какой-нибудь очаровательной подружке Лулу, ну, а я, конечно же, подарю ей такого славного парня, как ты, мой дорогой.

Генри, выпив своё шампанское, бесцеремонно отодвинул голого Стоса в сторону, стащил рубашку с Лулуаной и, заставив девушку пройтись перед ним, восхищенно сказал:

— Боже мой, Роза, ты только посмотри на это тело, ведь в нашей Лулу явственно видна ты, моя дорогая. Нет, в одном я действительно согласен с Вилли, этот парень просто рождён для того, чтобы делать людей счастливыми.

Лулуаной подошла к Розе и, обняв эту стройную, загорелую красотку, которая действительно была очень похожа на неё, тихим голосом спросила:

— Роза, ты и Генри действительно хотите полететь на Сиспилу, чтобы помочь нам?

— Милая моя Лулу, я думаю, что таких людей найдется очень много и моему Генри придется построить для этого точно такой же корабль, как твой Люстрин. — Ответила ей та и принялась накрывать на стол.

Для встречи «Здыма» Хачик достал где-то здоровенный туристический автобус, на котором они все и приехали в аэропорт «Шереметьево». Больше всех суетилась Сона, которая притащила в аэропорт своих детей и теперь зорко следила за ними, не забывая поглядывать на табло. Дочери Хачика остались дома вместе с мамой и маленьким Серёжей. Помимо обычной публики в зале прилета отиралось еще десятка полтора телевизионщиков и фотокорреспондентов, из чего Стос сделал вывод, что ожидался прилет какой-то матёрой знаменитости. Отечественной или, того паче, зарубежной.

Лулуаной по такому случаю вырядилась, словно кинозвезда, прибывшая в Канны. Сам же он оделся подчеркнуто демократично, в вытертые джинсы и кожаную куртку. Так всем была лучше видна его мощная фигура. Братья Монтекристо, всё это время околачивавшиеся в Европе, первыми вернулись в Москву на челноке Хачика и вовсю смешили Лулу, а потому даже не заметили того, как из дверей в глубине зала повалили пассажиры и в их числе здымовцы. Они шли налегке и выглядели очень уж серьёзными и даже напряженными, словно студенты перед госэкзаменом по научному коммунизму.

Репортеры тотчас рванули вперед, выставив свои видеокамеры и осветив зал яркими фотовспышками. Резина, похоже, был прекрасно готов к такому повороту событий, а потому тотчас подтянул к себе Ольхон с младенцем на руках. На гастролях эта красотка сделала Стоса дедом, подарив его сыну дочку, а ему очаровательную внучку. Этой крохе, которой родители дали имя Лулуана, не было ещё и трёх месяцев, а она уже держала головку, таращила свои черные глазенки на толпу репортеров и спокойно пускала пузыри.

Сона, взвизгнув что-то по-армянски, тотчас рассекла толпу телевизионщиков, преградивших путь «Здыму», надвое и немедленно забрала ребёнка из рук беспечной мамаши. Отойдя в сторону, она тут же забыла о своих собственных чадах, которые, не долго думая, просочились сквозь толпу к здымовцам и нарисовались на переднем плане назло своим двоюродным сестрам, которых оставили дома за драку с ними. Как ни пыжилась, как ни старалась какая-то телевизионная девица с микрофоном турнуть троих этих пацанов из кадра, у неё ничего не вышло. Более того, Эдуардо отдал самому младшему саксофон и тот заулыбался своим щербатым ртом ещё шире.

Увидев Стоса и Лулу стоящих порознь, об этом событии им специально ничего не говорили, здымовцы взревели, словно стадо диких слонов и носорогов из кинофильма «Джуманджи», и бросились к ним, сметая всё на своем пути. Изя, чтобы объяснить ситуацию, тотчас назвал этим обалдевшим типам имя генерального продюсера «Здыма» и телерепортеры снова взяли их в кольцо, снимая на видео то, как Ольхон, истошно визжа от радости и болтая в воздухе ногами, повисла на шее своего свёкра.

Вскоре все, более или менее, остепенились перебравшись в большой VIP-зал, где немедленно началась отнюдь не импровизированная и довольно долгая пресс-конференция, на которую собралось не менее сотни журналистов. Стосу сразу же стало ясно, что гастроли оказались для его сына весьма успешными. Он был слишком занят, чтобы интересоваться тем, как они проходили, но то, что уже через два месяца «Здыму» предстояло отправиться в Англию, чтобы записать там свой новый диск на фирме «Эми», явно, было достижением.

Ему тоже пришлось ответить на добрую дюжину вопросов, что он и сделал со свойственным ему юмором и весельем, по привычке называя своего сына Резиной. Здымовцы при этом дружно хохотали и молотили по спине их обоих. На взгляд некоторых журналистов они вели себя слишком отвязано и когда какая-то страшноватая мымра в маленьких очёчках задала Ольхон довольно нескромный вопрос о происхождении её знаменитого драгоценного колье, та дерзко ответила ей:

— Да, пошла ты на хер, кобыла! Уж тебе то известно, что такие подарки в Москве можно заработать только лёжа на спине в «Мерсе» какого-нибудь старого козла, но мне оно досталось совсем не так. — Смилостивившись, она добавила — Это колье подарила мне Лулу и подарила за мое пение, а вовсе не за то, о чём ты так мечтаешь.

Глядя на это, Стосу сразу же расхотелось сажать эту публику и везти их в ресторан в к Севке. Он пошептался с Изей и тот сказал ему, что всё обойдется фуршетом прямо в соседнем зале. К его удовольствию это заняло не более получаса и они, наконец, смогли выйти из здания аэропорта и направились к автобусу. Троих репортеров они всё-таки с собой забрали, но, явно, не в этом качестве. Эдуардо успел охмурить одну дамочку из английской газеты, Серёга прицепился к какой-то миловидной испанке средних лет, а Магда, словно клещ, вцепилась в русского фотографа и уже ворковала ему во весь голос о том, как она любит позировать художникам обнаженной.

Что же, это была обычная практика здымовцев, да, и всего их звёздного клана, к которому примкнуло уже свыше трёхсот человек. Так что в том, что уже очень скоро ещё три человека могли стать обладателями полупрозрачного, зеленовато-желтого кружочка размером с пятирублёвую монету, с тиснёным профилем Лулуаной не было ничего удивительного. Вилли не стал выбрасывать его родильную шкуру и, как только освоил технологию энергосиловой формовки, немедленно наштамповал из неё множество таких полупрозрачных медальонов. Эти неказистые изделия имелись только у истинных здымовцев.

Скрипач «Здыма», увидев какой автобус пригнал Хачик, тотчас стал пробиваться вперёд, таща на буксире испанскую журналистку, изрядно смущенную такой напористостью юнца, но было поздно. Влетев в автобус, Серёга тотчас перекинул эту даму с сединой в пышных, черных волосах, через плечо, словно сноп, и бегом бросился в хвост автобуса, где располагался крохотный спальный салон. Не успели остальные здымовцы занять свои места в автобусе, как оттуда сразу же понеслись по всему салону громкие, страстные возгласы на испанском. Удивлению более молодой англичанки, казалось, не будет предела, но её окончательно добил средний сыночек Соны, который, немедленно поставив свои лопоухие уши топориком, важным голосом заявил во всеуслышание:

— Ну, вот, теперь у нас будет новая сестричка. Правда, мне кажется, что она слишком старая для дочери Сиспилы.

Отец тотчас шикнул на него:

— Васька, ты у меня сейчас, всё-таки, допрыгаешься! Я тебе точно задницу надеру.

Пацан обиделся и, фыркнув, поинтересовался у него:

— Папа, ну, чего я сказал такого? Разве ты сам не так стал братом звёздной путешественницы Лулуаной Торол?

Хачик одарил свою сестру сердитым взглядом и включил музыку на всю громкость. Это была какая-то новая песня в исполнении Ольхон и Ульты, которую те пели в довольно быстром темпе, что хоть немного замаскировало процесс посвящения, который Серега, отчего-то хотел провести на редкость ударными темпами. Англичанка попыталась было встать, но Эдуардо стал что-то шептать ей на ухо, незаметно показывая рукой на Лулу и Стоса, стоящих возле Хачика, отчего она как-то вся обмякла и, словно бы впала в транс. Автобус тем временем едва плёлся по трассе и его обгоняли все, кому не лень.

Очнулась она только часа через три, когда, уже подъезжая к ресторану, её испанская коллега, пошатываясь, вышла из спального отсека. И не только встрепенулась, но и чуть не лишилась чувств, так как эта матрона с пышными формами так помолодела и расцвела, что её было уже совершенно не узнать. Ещё больше эту обалдевшую дамочку поразило то, что испанка, подойдя к Станиславу Резанову, который встал при её приближении, вдруг, привстала на цыпочки и страстно поцеловала, после чего крепко обняла его спутницу, которую Эдуардо всю дорогу называл не иначе, как наша богиня.

Теперь и ей самой захотелось испытать то же самое, так как она, внезапно, поверила в то, о чём ей шептал на ухо этот чернокожий саксофонист, положив свой сверкающий инструмент на её колени. Когда же они вошли в ресторан, на дверях которого висела табличка "Закрыто на спецобслуживание", она уже не была поражена тому, что Лулуаной, вдруг, стали кланяться и целовать руки парни и девушки, одетые в национальные греческие костюмы, которые, судя по всему, были менеджерами, поварами, официантами и официантками этого заведения. Всё это действительно выглядело так, словно они на самом деле встречали свою повелительницу, если не богиню.

Стосу только приходилось удивляться прыти своих друзей, но он сам напутствовал их на такие подвиги и потому, едва войдя в ресторан, вопросительно посмотрел на Севку. Тот сразу же сообщил Эдуардо и Магде о том, где они смогут уединиться на часок, чтобы посвятить своих избранников в звёздное братство. После этого все гурьбой двинулись к накрытому столу, подле которого стояла Медея с сыном на руках, а рядом с нею Татьяна с дочерями-скандалистками и своим младшеньким, кучерявым и черноволосым мальчиком.

Весело подшучивая друг над другом, все стали рассаживаться, как у себя дома. Да, это и было чисто домашнее застолье, ведь даже парни и девочки Севки сели за стол потому, что они тоже были членами клана Лулуаной Торол. Для них это была первая встреча с Лулу и Стосом, но это вовсе не говорило о том, что те их не знали. Как раз с этими-то парнями и девчонками они оба беседовали не раз по радиоментальной связи.

Добрых полтора часа они просто сидели за столом, ели и пили, поздравляя Резину и Изю с успехом его первой крупной гастроли. Исабель, которой Серега уже повесил на шею родильный медальон, совершенно офанарела от всех тех чудес, о которых ей довелось узнать. Она без конца обращалась к своим новым братьям и сестрам по радиоментальной связи, но только Лулу отвечала ей серьёзно, все остальные весело кричали этой женщине в ответ на её вопросы всякие глупости.

Стос, дожидаясь очередных рекрутов, пока что помалкивал о том, чем собирался всех огорошить и молчал бы ещё дольше, если бы Кэтрин и Игорь сами не потребовали Эдуардо и Магду представить их большому вождю и его звёздной девушке. Расцеловав английскую журналистку и крепко пожав руку парню-фотографу, он подождал пока они изольют свои чувства Лулу, после чего постучал ножом по бокалу. Как только все умолкли, он встал и со скорбной миной сказал:

— Ребята, у меня для вас две хороших новости и одна не очень. С какой начать?

На него тотчас зашумели:

— Стос, не нудись, давай говори.

Состроив и вовсе страдальческую физиономию, он сказал:

— Собратья мои, бледнолицые истребили всех наших бизонов и зимой нам придется кушать навоз.

Севка не выдержал и рявкнул:

— Стос, это очень старый анекдот! Не смешно.

Физиономия Стоса сделалась и вовсе зверской, после чего, вращая глазами, он загнусавил:

— Ну, ладно, не хотите, не надо. Тогда вот вам плохая новость. Я лечу с Лулу на Сиспилу и не один. Генри построит ещё один космицкий корапь, что, вместе с Люстрином Лулу позволит мне взять на Сиспилу еще шестьдесят добровольцев помимо него и Розы. А вы все с нами не полетите, за исключением братьев Монтекристо, ну и ещё, пожалуй, двух-трёх человек. «Здым» остается на Земле. Это и есть плохая новость.

Резина обиженно выкрикнул:

— Батя, а это ещё почему? Я что, рылом не вышел, что ли?

Стос не отреагировал на его вопль и продолжил свою программную речь:

— Пока мы будем трудиться в поте лица на Сиспиле, творя новую цивилизацию человеко-арнис, «Здым» будет шариться по Земле и вербовать пипл в звёздное братство. Для того, чтобы всё у него шло гладко, я решил заложить на этой бедной планетке колонию человеко-арнис, а для этого мне срочно нужен какой-нибудь небольшой островок у черта на куличках, который и на фиг ни кому не нужен. Самый препаршивый и чтобы подальше от всяких там военных баз и прочей подобной ерунды. В общем, подальше от цивилизации.

Тут его перебил радостный крик Соны:

— Стос, ты просто прелесть. Наконец-то я смогу увезти детей в спокойное место.

Маму тотчас поддержал младшенький, радостно закричав:

— Ура! Мы будем жить на необитаемом острове и тогда я тоже смогу летать на Лулу, как дядя Хачик!

Дитятко тотчас урезонили, на Сону зашикали и Стос смог продолжить свои излияния. Посмотрев на Рахиль, он сказал:

— Хотя наша добрая Рахиль уже готова пустить на это дело все свои миллионы, этого будет мало. Поэтому ребята, вам нужно будет срочно прикинуть, где нам найти какого-нибудь издыхающего миллионера, который хочет подольше задержаться на этом свете за соответствующую мзду, и я лично поставлю его на ноги, чтобы вам не мараться, если по нему горючими слезами плачет виселица. Так что начинайте думать, ну, а чтобы вам думалось веселее, вот вам моя третья новость, — чистый энергид девчонкам не опасен! Раньше мы с Лулу опасались что может произойти аннигиляция, но недавно выяснилось, что всё это туфта. Так что мы теперь с ней тра… — Вовремя вспомнив что рядом находятся дети, он осекся и, выразительно жестикулируя, завершил свою мысль иначе — В общем того, вместе занимаемся спортом.

Семилетний Артурчик, ощерившись щербатым ртом, радостно завопил:

— Ага, значит и вы трахаетесь!

Папа, не по годам развитого ребеночка, не выдержал и отвесил своему отпрыску лёгкий подзатыльник, а Стос, покрутив головой, проворчал сердитым голосом:

— Ох, до чего же вредная птица этот самый ёж, ну, ни за что не полетит, пока ногой под зад не пнёшь. — После чего ответил, наконец, Резине строгим отцовским голосом — А ты, раздолбай, даже и не мылься с нами лететь. У меня и так голова трещит, когда я думаю о том, кем мне Генри заменить. У вас на Земле работа куда посерьёзнее будет и к тому же вам носа из подполья высовывать никак нельзя до поры, до времени. Даже в том случае, если на Сиспиле у нас всё пойдет путем и мы сможем быстро дать арнисам белковые тела, то мы не можем взять и так просто заявиться на Землю из космоса, мол здрасьте, я ваша тётя из Тамбова, грибочков вам привезла. Нам лет сто, а то и больше, придётся строить параллельную цивилизацию человека-арнис, если мы не хотим, конечно, всё свести к большой войне. Поэтому, ребята, садитесь и думайте лучше, как вам устроить всемирную гастроль, чтобы вы по всей Земле смогли разбросать зерна новой цивилизации. Думаю, что двум хитрым евреям будет вполне по силам решить такую задачу, так ведь, Менахем? Вот на это и будет постоянно нацелен наш любимый "Здым".

Менахем Леви, который все ещё работал в «Моссад», угрюмым голосом огрызнулся на прекрасном русском языке:

— Я так и знал, что ты мне это скажешь, Стос! Значит этот идиот, Авель, полетит на Сиспилу вместе с этими своими братьями Монтекристо, а я здесь за всех отдувайся. На хрена, спрашивается, мне всё это надо? — Рахиль с силой стукнула его кулаком в бок и он, дернувшись, наконец, согласился — Ладно, Стос, пусть будет по твоему, но тогда мне придется выйти в отставку. На меня мое начальство в «Моссад» и так уже волком смотрит, словно я им какой-нибудь террорист.

Стоса это известие нисколько не расстроило и он, улыбнувшись, успокоил этого рослого парня в элегантном темно-сером костюме и дымчатых очках, спокойно сказав ему:

— Менахем, прежде, чем Авик улетит с Земли, ему и братьям Монтекристо придется в нитку вытянуться. Им я собираюсь поручить самую трудную работу. Нам на Сиспиле потребуется выполнить за Господа Бога чертовски тяжелую и сложную работу, сотворить из глины тела для двух с лишним миллиардов человек, ну, а души в них арнисы сами вложат, вместе со своими личностями. Ты, парень грамотный, да, к тому же еврей, а потому тебе прекрасно известно, что такое кровосмешение и к чему оно ведёт, ведь у кого-кого, а у твоего древнего народа всегда хватало ума избегать подобных ситуаций, хотя его враги частенько создавали гетто именно для того, чтобы евреев убило банальное вырождение. Поэтому Авику я и намерен поручить наш отдел генетических материалов. Они должны будут любыми правдами и неправдами отобрать здоровых, в смысле генотипа, конечно, красивых доноров, мужчин и женщин, чтобы взять у них крошечные биопробы. Желательно, чтобы при этом они заимели ещё и их качественные изображения нагишом и в разных позах с небольшими досье. Как они всё это сделают, я даже понятия не имею, но таких биопроб нам нужно будет собрать не менее трёхсот тысяч штук, так что им нужно будет повторить труды старика Ноя, взять каждой твари по паре. Нам нельзя лажануться, Авель, а потому я назначаю тебя нашим генным генералом, а то и целым маршалом.

Все замолчали и стали соображать, чтобы им ещё предложить своему большому вождю, который смотрел на них, как удав на кролика. Первой этого взгляда не выдержала Рахиль и тихонько пискнула, глядя куда-то в сторону:

— Стасик, мы могли бы купить на Багамах какой-нибудь остров с отелем и сделать колонию на нём.

Стос сурово отрезал:

— Это фигня, Рахиль. Там от туристов отбоя не будет.

Исабель, которая все никак не могла поверить в то, что всё это происходило в действительности, вдруг, предложила:

— Станислав, скажите, а вам не подойдет для этой цели остров Тумареа, в Микронезии? Это между Австралией и Филиппинами. Это совершенно изгаженный людьми остров, на котором влачат жалкое существование примерно шесть или семь тысяч жителей. Когда-то на нём добывали гуано и тем самым изуродовали остров до полной неузнаваемости, а теперь там уже и добывать нечего. Море вокруг острова кишит акулами и потому местные жители не могут даже толком заниматься рыбной ловлей. Остров лежит в стороне от других островов и местные власти, похоже, мечтают только об одном, чтобы он взял и утонул в один прекрасный день. Если им предложить хорошие деньги, то они с удовольствием продадут его кому угодно, ведь им самим уже никогда не привести его в прежний вид. Да, и с местными жителями можно легко договориться, ведь все они очень бедны и им просто не на что уехать из этого проклятого Богом места.

Стос задумчиво потер подбородок и пробормотал:

— Ага, значит у нас есть прекрасная возможность познакомиться с самыми настоящими дикими кай-кай канаками. Это замечательно. — Увидев, что испанская журналистка посмотрела на него удивленно он поторопился успокоить её — Извини, Исабель, это я просто вспомнил Джека Лондона, так он называл в русском переводе людоедов Полинезии. Это нам полностью подходит и с местными жителями мы быстро сможем найти общий язык. У нас для этого есть белый шаман, черный колдун и ещё две очаровательные шаманки, да, и весь наш славный «Здым» тоже банда ещё та. Да, это нам подходит. Чем паршивее островок, тем лучше. Мы его быстро приведем в божий вид и потом даже близко к нему никого не подпустим.

Следующим взял слово Митяй, который, робко подняв руку, словно двоечник, поинтересовался:

— Стос, а ты не будешь против, если я предложу тебе вылечить одного козла, у которого руки по локоть в крови? К тому же этот говнюк француз, а ты их, похоже, не очень-то любишь. Ещё меньше, чем америкосов.

Большой вождь вздохнул и спросил Митяя:

— Надеюсь, он не какой-нибудь наркоторговец или ещё того хуже, торговец детьми и девушками? По мне уж лучше связаться с гангстером или наёмным убийцей, хотя вряд ли у этих задрыг найдутся приличные бабки. Мне вовсе не улыбается лечить этих уродов за каких-то десять, пятнадцать лимонов.

Митяй пожал плечами и ответил:

— Суди сам, Стос. В Амстердаме я познакомился с одной чернокожей красавицей. Обалденная, скажу я тебе, девчонка! Ростом чуть ли не с тебя, а талия, как у пчёлки. Деваха эта была при бабках, но наркоманка и к тому же ещё и спидом болела. Эту цыпочку зовут Аньез, она родом из Центральной Африканской Республики и её папаша был там царём, а из Африки её силой увез один козёл, когда этой девчонке было всего четырнадцать лет. Этот урод бывший полковник-десантник и наёмник. Он лет двадцать воевал в Африке, а потом заделался торговцем оружием и здорово разбогател на этом деле. Вот у него-то Аньез и жила в Ницце лет двенадцать, пока этот козёл не подцепил где то спид и её заразил. Правда, после этого он позволил этой бедняжке уйти от него и завалил бабками, да, что толку. Ну, теперь она одна из нас, Стос, и больше уже ничем не болеет. С её слов я понял, что этот самый Гастон Нуаре жутко цепляется за жизнь всеми своими когтями и башлей у него где-то за пару миллиардов. Хотя, Стос, дело это будет непростым, ведь Аньез его жутко ненавидит за то, что этот урод когда-то заразил её спидом. Но если тебе этот вариант подходит, я её как-нибудь уболтаю.

Митяй умолк и все тотчас уставились на Стоса так, словно ему было дано изречь истину в последней инстанции. Это его тотчас возмутило и он обиженно выкрикнул:

— Ну, и что вы все на меня смотрите так, как будто я вам папа римский? Вы что же думаете, мне действительно по фигу, кого лечить? Ну, говно этот Гастон Нуаре, дальше-то что, ребята? Митяй прав, я этих всех французов на дух не перевариваю потому, что они своего Наполеона, который убил миллионы людей, до сих пор в задницу целовать готовы, но ведь они, в конце концов, не посадили этого мерзавца в кутузку, так почему вы теперь смотрите на меня так, словно я ему судья? Уж коли на то пошло, то я тоже не стану сам принимать решения и предлагаю срочно поднять на уши весь ваш клан, известить пипл о том, что я вам сказал и о том, что рассказала нам про этот остров, превращенный в пустыню белым человеком, Исабель, и уже потом решить всё простым голосованием. А твоя чернокожая красотка Аньез после этого пусть уже сама решает, стоит ли мне заниматься этим придурком, который её похитил. Скажет она мне грохнуть его, так я полечу и грохну. Скажет вылечить, — вылечу, но не даром, а после того, как этот урод отстегнёт нам на колонию шар зелени. Вот и всё, а теперь, господа, давайте, открывайте радиоментальную конференцию и пусть Эллис сделает доклад о всех делах.

Такого поворота никто не ожидал, но решение, принятое Стосом, всех удовлетворило. В каких-то пять минут весь клан был оповещен и собрание тотчас началось. Эллис, действительно оказалась классным специалистом по части радиоментального пи ара и в течение получаса рассказала народу обо всём, включая и то, что теперь чистым энергидом мужики могли делиться со своими любовницами, подружками и женами без каких-либо ограничений. Этому она посвятила добрых четверть часа и затем в три минуты обрисовала ситуацию, сложившуюся с Аньез и её любовником, который некогда изнасиловал эту девушку, а потом ещё и увёз во Францию и сделал там своей наложницей, дав ей, правда, высшее образование.

Узнав о том, что Лулуаной, наконец, стала полноценной девушкой и уже успела, благодаря большому вождю, познать все радости земной жизни, земные деточки Сиспилы завопили так, словно их уже было тысяч полтораста, а не всего пятьсот душ без малого. С четверть часа все мужчины и женщины осыпали Лулу своими восторгами, а также пожеланиями любви и счастья. Досталось и Стосу, но, в основном, пылких признаний в любви от множества женщин и девушек, находящихся очень далеко от Москвы. Все они, почему-то поздравляли его с тем, что он сделал Лулу счастливой девушкой, а вовсе не с тем, что после долгих трудов она стала настоящей красавицей.

Вместе с тем всех радовало и то, что шестьдесят человек вскоре отправятся на Сиспилу. Это было ещё куда ни шло. Хуже было другое, то, что все они рвались на занять места на кораблях и уже спрашивали, на какой день намечен старт. Эллис пришлось прикрикнуть на детей Сиспилы и заставить их вспомнить о том, что их большой вождь именно для этого и решил создать колонию на острове в Тихом океане, где он сможет построить такой корабль. Это возымело своё действие и даже привело самых отъявленных горлопанов в чувство.

Голосование прошло куда организованнее, чем Стос, поначалу, мог себе это представить, но сначала Аньез заставили высказаться на счет её любовника. Девушка обвинила его во всех смертных грехах, обозвала животным и хамом, но, потом, всё-таки призналась, что тот был очень хорошим и заботливым любовником, хотя и часто поколачивал её за то, что она плохо училась в Сорбонне. Злость девушки из-за того, что тот заразил её смертельной болезнью уже малость поутихла и она предложила своим братьям и сёстрам самим решать, стоит ли любовнику богини со звёзд исцелять этого типа. Большинством голосов дети Сиспилы решили, что стоит.

Конференцию удалось закрыть только после того, как слово взял Стос и сказал своим друзьям, что уже через пару месяцев все они погрузятся на большой корабль и отправятся на остров Тумареа, если, конечно, им удастся его выкупить и уговорить местных жителей принять их, как братьев. Он толканул им небольшую речугу о том, что такое дар Лулуаной и чего он ждёт от них, после чего закрыть конференцию уже не составляло особого труда. Да, и как могло быть иначе, если этот хитрый тип сказал им, что если они будут паиньками, то им тоже перепадёт от его щедрот и они смогут сами строить точно такие же корабли, на котором в их галактику прилетела звёздная путешественница Лулуаной Торол.

После этого ужин продолжился, но уже как-то напряженно и сковано. Теперь все его друзья и даже Резина, смотрели на него как-то по другому. Это ему скоро надоело и он сердито обведя всех взглядом, обиженно выкрикнул:

— А теперь-то что не так, ребята? Вы, что же, собираетесь вечно смотреть на меня так, словно я вам какой-нибудь космический монстр? Можно подумать, что я стал другим.

Ему ответил Севка Попандопуло, который сказал:

— Стос, а ты ведь и правда стал другим, не таким как мы все. Ведь это ты, а не мы, больше года вынашивал на своём теле, а потом родил наше прекрасную богиню Лулуаной, да, к тому же ты ещё и огорошил всех таким сообщением, так что ты уж извини нас. Мы просто немного прибалдели от твоих новостей, но ты, чувак, не бойся, мы вскоре отойдём и еще так тебя обрадуем каким-нибудь своим собственным известием, что ты тоже с головой поссоришься. Так что успокойся и только дай нам хоть немного прийти в себя. А то ведь все как-то очень уж быстро случилось. Сидел я себе в Москве, барашка из свинины жарил, так нет же, на тебе, собирайся, Всеволод Леонидович, продавай свой ресторан и лети на Сиспилу самоделиться. От такого известия кто угодно на задницу ляпнется, будет дрожать мелкой дрожью, да, ещё и икать при этом.

Первым пришел в себя их новый товарищ, который уже настолько освоился в их приятной компании, что поставил какой-то вальсок и пригласил на танец Лулуаной. Это тотчас заставило многих вспомнить о том, как они, однажды, уже танцевали со звездной девушкой и все немедленно оживились. Однако, следующей танцующей парой оказались Стос и Исабель. Этой женщине не терпелось прикоснуться к нему и убедиться в том, что он действительно выносил на своём теле и родил такую ослепительную красотку.

Правда, оказавшись в сильных и нежных руках мужчины, умеющего мастерски танцевать, она, поначалу, даже забыла, о чём хотела спросить его. Зал ресторана был весьма просторным, места для вальса вполне хватало всем, к тому же Севка приказал вытащить лишние столы на веранду и потому Стос, ревниво поглядывая на Игоря, закружил свою партнершу в быстром водовороте вальса. Фотограф тоже оказался весьма неплохим танцором и лицо Лулуаной сияло от радости. Как только затихли последние аккорды мелодии, раскрасневшаяся от удовольствия Исабель, перед которой склонился в вежливом поклоне Стос, импульсивно шагнула вперед и, быстро поцеловав этого высоченного парня, спросила:

— Станислав, неужели вы и вправду выносили на своём теле звёздную путешественницу Лулуаной? Боже, как же все мужчины разом выросли в моих глазах.

Легонько коснувшись пальцами полупрозрачного медальона, Стос, широко расправив плечи, ему очень понравился этот изысканный комплимент испанки, и важно сказал:

— Да, Исабель, этот медальон сделан из моего родильного кокона и у меня даже остались на теле следы, свидетельствующие об этом. Хотите я вам их покажу?

Лулу так и зарычала от ревности, но её возлюбленный вовсе не собирался куда-либо удаляться с этой красивой, смуглой брюнеткой с роскошной грудью и крутыми бедрами, а только расстегнул рывком кнопки джинсовой рубахи, обнажив свой мускулистый живот со строчкой круглых бугорков с луночками посередине. К нему тотчас подбежали чуть ли не все красотки и стали, отталкивая друг друга, осматривать его пуповины, а некоторые даже просканировали его тело насквозь, чтобы убедиться в том, что все они все ещё находятся в его теле. Их восторгам, казалось, не будет предела и один только Генри, презрительно фыркнув, заявил во всеуслышание:

— Подумаешь, тоже мне чудо. Скоро у всех мужчин, которые полетят на Сиспилу, будут точно такие же отметины.

Его урезонила Лулу, которая ехидно сказала:

— Да, Генри, несомненно, но ты не забывай, пожалуйста, все вы пойдете уже проторенной дорогой, ведь это именно Стосу удалось сделать невозможное, заново возродить то, что, как оказалось, было утеряно навсегда. Увы, но моих познаний, полученных от Тевиойна Лараны, оказалось недостаточно для того, чтобы он смог пройти через самоделение и дать мне новое тело. Этот мужчина действительно родил меня мощью своего ума, силой воли и безграничным терпением. Теперь уже кто угодно сможет сделать то же самое, так как вся информация записана на наши компьютеры, да, и я отныне уже не та идиотка, которой была раньше. Как только мы прилетим на Сиспилу, я, прежде всего, объясню всем арнисам что такое любовь и секс, так что уж вас-то никто не станет истязать так жестоко и безжалостно, как я мучила Стоса. Запомни это, Генри, и не забывай, когда, однажды, какая-нибудь юная и ещё совсем худенькая и неопытная человеко-арниса захочет тебя. Этим ты будешь обязан отнюдь не мне, а именно Стосу.

Нужно было отдать должное как Генри, так и всем остальным друзьям Стоса. Один тотчас умолк, а всё остальные, из вежливости, не стали вспоминать о том, что, порой, этот добрый, терпеливый человек с могучим умом и такой невероятной силой воли, открывал им двери с перекошенной от злости рожей и был готов вцепиться зубами в нежную шейку Лулу и загрызть её. Теперь, когда всё было действительно позади, об этом уже не стоило вспоминать, как и о том, какие выражения, иногда, звёздная девушка позволяла себе высказывать в слух на счет Стоса.

Все просто предпочли продолжить веселье и кто-то вновь поставил вальс, но теперь с Лулуаной танцевал тот, кто создал её из своей собственной плоти, выносил и выкормил своим сердцем. Встав в круг, все смотрели на этот танец и тихонько раскачивались в такт музыке. Им было очень приятно смотреть на эту счастливую, радостно смеющуюся пару. Возможно, что кто-то и завидовал Стосу, но это была белая зависть, да, к тому же очень многие прекрасно понимали, что отнюдь не каждому из них было дано совершить такое.

Поэтому торжество продолжилось, но уже с новой силой и радостным весельем. Подстегнуло же его появление в ресторане Вахтанга в папахе, башлыке и длинной бурке, который явился с большим бараном на плечах и бурдюком вина. Барана вместе с Севкой отправили на кухню, а бурдюк водрузили на стол и принялись интересоваться у старого грузина, как это его пустили в таком виде в самолёт. Вахо, снимая бурку и сердито сверкнув глазами, громогласно воскликнул:

— Вы, что, с ума сошли? Какой самолёт? Я сам прилетел, прямо, как Карлсон! За мной под Ростовом даже истребитель погнался, но я удрал от него. Они же не могут летать так быстро и всё обошлось. Вот только баран очень сильно блеял, когда я его в багажник на Минке засовывал. Отошел зараза, от нейропарализатора, такой, понимаешь, вредный шашлык оказался. Да, ещё водила мне тоже какой-то паршивый попался, Москву совсем не знает. Так что намучался я, дети мои.

С приходом Вахтанга веселье стало ещё более бурным и радостным. Медико очень соскучилась по отцу, но того гораздо больше интересовала не она, а его внук и правнучка, ну, и ещё то, что теперь и он мог пригласить на вальс Лулу. Говорить же Стосу о том, что он просто не мог усидеть в Сванетии, откуда был родом, узнав о том, что тому скоро придется обустраивать целый остров, он не стал. Как и не стал говорить о том, что он непременно полетит на Сиспилу. Это Стосу и так было ясно с первой же минуты.

Подержав на руках мирно спящих, не смотря на шум, внука и правнучку, он пошел на кухню заниматься шашлыком вместе с Севкой. Неофиты клана всё никак не могли поверить в то, что моложавый дед Вахо действительно прилетел сам, а не на самолете и мужчины стали наперебой показывать им на что они способны. В итоге это привело к тому, что Серёга и Эдуардо щедро одарили своих крестниц энергидом, а Лулуаной влила этот белый, с золотыми искорками, шар, в Игоря. Со всем остальным им предложили разобраться позднее.

Вслед за этим и остальные мужчины стали щедро наделять энергидом своих подруг, а Хачик и Володя, махнув рукой на всё, влили его и в своих детей, понимая, что они тоже полноправные члены звёздного клана. Ни Стос, ни Лулу не нашли в этом ничего страшного, ведь если эти юные создания не проболтались никому до сих пор, то ничего не случится и в дальнейшем. Тем более, что вскоре им всем было суждено очень надолго покинуть Россию и перебраться в тёплые края, на какой-то остров Тумареа, о котором они уже стали говорить, как о своём настоящем доме, хотя переселение еще только-только намечалось и до того дня, когда они отправятся в южные моря, было ещё ой как далеко. Всё это их нисколько не смущало и они праздновали, заодно, и грядущее событие.