После того, как крохотный космический кораблик по имени Лулу так славно послужил Вилли и Костику, Хачик больше никому не разрешал сесть в пилотское кресло. Место штурмана навсегда заняла его жена Валентина и если кого-то срочно требовалось привезти в Москву или отвезти куда-то, то они могли рассчитывать только на места пассажиров. Единственным человеком, которому этот парень впервые уступил своё место пилота, был отец этого маленького, но такого могучего космического корабля — Стос, да, и то лишь потому, что Лулу, едва он только услышал о его робкой просьбе тотчас объявил забастовку, когда Хачик попытался отказать ему.

Однако, Стос даже не стал брать управление челноком на себя, а лишь попросил Лулу доставить его во Францию самым простым и надёжным образом, выбрав для этого любой маршрут, что тот и сделал за каких-то полторы минуты. Вежливо поблагодарив Лулу, этот пассажир попрощался со всеми и выбрался из корабля наружу, прямо на обочину дороги, ведущей в Ниццу. Менахем уже был в этом курортном городке для миллионеров, а ему теперь предстояло дождаться Аньез и доехать до него на её машине. На всякий случай он даже захватил с собой свой загранпаспорт и водительские права.

Ждать ему пришлось не очень долго, так как Лулу доставил его всего лишь на четверть часа раньше времени рандеву. Вскоре на шоссе показался красный "Феррари F-50" этой африканской принцессы. У Стоса заранее зашумело в голове и громко заколотилось сердце, так как Лулу дала ему строгий наказ непременно превратить эту чернокожую красавицу в истинную дочь Сиспилы, — человеко-арнису, так как она не очень-то доверяла столь деликатное дело прохиндею Митяю. Разумеется, сделать это ему предлагалось в постели, но только в том случае, если девушка сама пожелает того.

Соблазнять её он мог любыми способами. Это ему не возбранялось. Правда, у него почему-то не было уверенности в том, что он сможет это сделать, так как говорить с девушкой с помощью компьютера, который не только делал для него перевод с французского на русский, но ещё и управлял его голосовыми связками, было весьма затруднительно. Ведь что ни говори, а это делало его речи не такими пылкими и страстными, чтобы соблазнить такую красотку.

Едва только увидев его стоящим на длинном прямом участке извилистой горной дороги, Аньез тотчас притопила так, что красная машина мигом подлетела к нему и тормозить ей пришлось, словно на красный сигнал светофора. Чернокожая Афродита, одетая в плотно обтягивающие ноги джинсы и пушистую розовую курточку из искусственного меха, грациозно и медленно выбралась из машины. Она подошла ближе и, вложив свою узкую руку, затянутую в перчатку тонкой бежевой замши в его широкую, крепкую ладонь, приблизившись вплотную, спросила:

— Ты Стаси?

Стос, судорожно вдохнув дурманящий аромат её духов, ответил слегка оскалившись и пристально глядя в большие, тёмно-карие глаза девушки с кофейными белками:

— Да, моя маленькая принцесса, я Стаси, если ты Аньез.

Маленькой он мог называть эту девушку уже потому, что не смотря на высокие каблучки своих полусапожек она всё равно была ниже него ростом. Лицо этой африканской красотки было очень красивым и выразительным, с выдающимися скулами, чётко очерченным подбородком и полными губами, которые то и дело подрагивали, словно она что-то хотела сказать, да, всё не решалась. Голова её, с прической из множества длинных косичек, была непокрыта, хотя было довольно свежо.

Девушка хотела что-то спросить у него, но не сделала этого и какое-то время, минуты две или три, они просто стояли рядом друг с другом молча. У Стоса почему-то сразу же вылетело из головы всё то, что он заготовил заранее и он чувствовал себя дураком и только глубоко дышал, словно бегом мчался за её красным автомобилем километров пять. Руку девушки он тоже не выпускал из своей горячей лапищи и чувствовал, как она слегка подрагивала. Так бы они и стояли ещё полчаса, если бы Аньез, сделав попытку убрать свою руку, не спросила его, наконец, своим низким, грудным голосом:

— Стаси, ты хочешь сесть за руль?

Тут и Стос вспомнил-таки зачем он прилетел на юг Франции и негромко сказал в ответ:

— О, я буду тебе очень признателен, моя маленькая принцесса. Мне давно хотелось обуздать такую хищную кошку, как эта красная пантера. Сколько километров осталось до Ниццы?

Его ответ, отчего-то, заставил девушку улыбнуться и задышать еще глубже и она жарко выдохнула ему в щеку:

— Около ста, великан, но я проголодалась и хотела бы остановиться не доезжая до города. Там есть один хороший ресторанчик, неподалеку от мотеля, ты его сразу заметишь.

Стос прежде, чем отпустить руку Аньез, провел кончиками пальцев по щеке девушки и поблагодарил её:

— Спасибо, Аньез, что напомнила мне об ужине. Хотя я и летел сюда из Москвы всего пару минут, мне будет гораздо приятнее поговорить с тобой обо всем в ресторане, чем в автомобиле. К Гастону мы пойдём завтра утром, если ты, конечно, не предупредила его о своем визите заранее.

Девушка усмехнулась и, слегка прикрыв дверцу автомобиля, медленно стала обходить его спереди. Стос посмотрел на неё сзади и пришел в восхищение, так красива и стройна оказалась её фигура. Аньез, подходя к дверце автомобиля с другой стороны, послала ему загадочную улыбку и сказала:

— Будь осторожен великан, эта кошка с норовом, а дорога здесь извилистая и очень опасная.

Он рассмеялся и весело отшутился:

— Не волнуйся, моя маленькая принцесса, всё, что имеет острые коготки и буйный нрав, меня привлекает вдвойне, а за машину можешь не волноваться у меня в голове компьютер.

Тут Стос вовсе не шутил. Сев за руль, он действительно включил не только широкополосный сверхчувствительный радар, но и вывел перед своими глазами электронную таблицу, которая, по идее, помогала арнисам пилотировать всякие транспортные средства. Стоило ему чуть скосить взгляд влево, он теперь видел всё шоссе вплоть до Ниццы с едущими по нему автомобилями и все полицейские посты и радары. Пропустив черный «Ситроен», который ехал с небольшой скоростью, он повернул ключ в замке зажигания и рванул с места с бешеной скоростью, в пять секунд догнав его и, пару мгновений спустя, оставив эту черную колесницу далеко позади.

В поворот он въехал не сбавляя скорости, поскольку навстречу никто не ехал, компьютер подсказывал ему самую оптимальную траекторию и он мог использовать всю ширину дороги. Стрелка спидометра быстро перевалила за двести километров и поползла дальше, так как он обгонял все автомобили, ехавшие в сторону Ниццы, словно они стояли у обочины. Зато перед третьим поворотом он стал тормозить ещё метров за триста, а потом, когда навстречу им проехал, минуя поворот, автобус, снова вдавил педаль газа до полика.

На лице его блуждала улыбка и он изредка поглядывал на Аньез. Та, похоже, вовсе не ожидала того, что этот русский окажется таким сумасшедшим водителем. Вскоре Стос показал ей, что он, вдобавок ко всему, ещё и очень хитрый водитель, так как быстро сбросил скорость до шестидесяти, когда за очередным поворотом показался мобильный пост полиции. На придорожных ажанов он даже не посмотрел и был совершенно спокоен, когда проезжал мимо них, но скрывшись за поворотом, снова притопил, как бешеный, заставив Аньез громко расхохотаться и восторженно воскликнуть:

— Стаси! Ты сумасшедший русский медведь! На тебя смотреть, когда ты ведешь машину, одно удовольствие. Святая Тереза, ты действительно настоящий укротитель диких пантер.

На эти слова он дерзко отозвался своей остротой:

— Аньез, это далеко не единственное удовольствие, которое я могу доставить девушке. Уж ты поверь мне.

Та с удовольствием подхватила эту тему разговора:

— Охотно верю, великан и, поэтому, надеюсь, что ты не торопишься поскорее приехать в Ниццу.

В тон ей он ответил:

— Принцесса, я куда больше тороплюсь поскорее доехать до мотеля. Вот увидишь, Аньез, как только мы до него доплетёмся, у этой красной кошки тотчас что-нибудь отвалится. Я это предчувствую всем своим нутром, а если не отвалится, то мне придется самому что-либо отломать, лишь бы познакомиться с тобой поближе и расположить тебя к себе.

Девушка снова рассмеялась и воскликнула:

— Стаси, ты рискуешь разбудить во мне пантеру.

— Я только и делаю это с первой же минуты, Аньез. — Ответил Стос и, вдруг, спросил встревоженно — Скажи мне, девочка, чего ты действительно хочешь больше, вышибить дух из Гастона или дать ему ещё один шанс? Ведь во втором случае тебе придется взять этого типа за шкуру и заставить его если не полностью подчиняться тебе, то хотя бы слушаться изредка. Я, конечно, попробую отвадить этого типа от его прежней профессии, но поверь, мне действительно важно знать, он полное дерьмо, или в нём есть ещё хоть что-то человеческое?

Аньез улыбнулась и ответила:

— Не знаю, Стаси, я ведь не психолог, но мне, порой, всегда казалось, что он просто хочет выглядеть крутым. Его мать ведь корсиканка, а корсиканцы все хотят быть крутыми и чтобы люди подчинялись их приказам. Возможно, что его ещё можно исправить и я, пожалуй, попытаюсь сделать это, ведь он, похоже, действительно любит меня. Только давай поговорим на эту тему утром, меня сейчас это не очень-то интересует. А что интересует тебя, мой русский медведь? Ты бывал когда-нибудь в Африке, спал с чернокожими женщинами?

Стос плотоядно облизнул губы и ответил девушке:

— Больше всего на свете меня сейчас интересует одна черная африканская пантера с кожей, подобной бархату, которую я хочу сделать полностью подобной Лулуаной, но отнюдь не внешне, а внутренне, и, тем самым, дать ей возможность стать звёздной путешественницей. Ты это хотела услышать от меня, моя черная принцесса? Правда, Аньез, с женщинами я никогда не сплю, как-то не привык до сих пор.

Аньез, прильнув к нему, прорычала:

— Черт побери, великан, ты умеешь читать мои мысли.

Мимо ресторана они проехали даже не взглянув в его сторону и красная машина притормозила только у въезда в мотель, чтобы взять ключи от небольшого уютного, на вид, домика, от которого им требовалось только одно, чтобы в нём было четыре стены, крыша над головой и удобная кровать. Поставив машину на стоянке, Стос выбрался из неё и, захлопнув дверцу, ловко перемахнул через капот не смотря на то, что был одет в дорогой костюм и выглядел очень респектабельным господином. Так его путь к Аньез был гораздо короче и проще.

Когда он подал девушке руку, та уже расстегнула молнию куртки и он увидел, что под ней она голая. Её груди с острыми сосками, торчавшими в стороны, были покрыты лёгкой испариной и вздымались при каждом вздохе девушки. Буквально выдернув Аньез из машины, Стос обнял девушку и быстрыми шагами направился к домику с красной черепичной крышей и белыми жалюзи на окнах. Едва переступив порог, он крепко обнял эту красотку с лоснящейся обсидиановой кожей и впился в её губы поцелуем. Когда же он, целуя её груди, стал снимать с неё розовую курточку, Аньез взяла в руки телефон и заказал в их номер шампанское, устрицы и черную икру.

Стос не стал ждать когда принесут заказ, подхватив девушку на руки, он тотчас направился к кровати. Когда же к ним, наконец, постучался официант, они уже сплелись в жарких объятьях и этому парню отвечал не он, а его компьютер, да, и то в промежутках между поцелуями. Ну, а когда настало время выпить шампанского, то лёд в ведерке совсем растаял, но это нисколько не расстроило Аньез. Сидя на кровати и держа эту черную пантеру у себя на руках, он кормил её черной икрой, устрицами и поил шампанским, но той куда больше нравилось проглатывать маленькие, бело-золотистые шарики энергида, которые выходили из различных частей тела её здоровенного любовника, который, похоже, действительно не собирался спать в эту ночь, поскольку к нему, прямо по воздуху, прилетела телефонная трубка и он заказал ещё и плотный ужин.

Все получилось так, как об этом мечтал Стос и Аньез нисколько не разочаровалась в своих ожиданиях и всё то, о чём шептала ей на ухо Лулуаной Торол, было лишь малой толикой того, что она получила этой ночью в мотеле неподалеку от Ниццы. Странно, но в объятьях этого мужчины она, почему-то, несколько раз вспоминала о Гастоне, который тоже был таким же рослым и сильным мужчиной, как и её любовник Стаси, хотя он и не был таким же нежным и чутким. Ей даже захотелось и его сделать точно таким же парнем, в чём она и призналась ему под утро.

Стос, обнимая эту чернокожую, огненную и ненасытную красавицу с сильным телом и столькими любовными фантазиями в голове, отнёсся к этому очень серьёзно и даже стал расспрашивать Аньез, каким бы она хотела видеть своего вояку после перерождения. Та тотчас принялась излагать ему свои пожелания и они, в итоге, снова занялись любовью вместо того, чтобы поспать хотя бы пару часов, уж очень их это обоих возбудило. Так что поспать им в эту ночь не удалось и нескольких минут, но они оба остались довольны друг другом, как осталась довольна ими обоими Лулуаной.

Ровно в полдень, как и договорилась с Гастоном по телефону Аньез, они втроём вошли в большой зал, заставленный множеством произведений искусства черного континента. Для Стоса все эти статуэтки из красного и черного дерева, маски колдунов и деревянные щиты не представляли особого интереса. Куда больше его поразило то, что на вилле у Гастона Нуаре находилось несколько десятков солдат в форме французских парашютистов. К тому же Африка ему куда больше нравилась в облике живой Аньез, чем в каком-то засушенном и препарированном виде.

Аньез вполне оправдала ожидания Лулуаной, которой вздумалось быть в их постели третьей не смотря на то, что она осталась в Москве. Это нисколько не смутило чернокожую красавицу, но потом, когда звёздная девушка стала нашептывать ей кое-что, она просто обомлела от услышанного. Впрочем, всё то, о чём она говорила, действительно привело её в восторг и она была вынуждена признать, что тот бритоголовый русский парень, который высмотрел её со сцены в уголке ночного клуба, вовсе не был так уж хорош, как ей это показалось сначала. Этот русский атлет оставил его далеко позади.

Аньез совершенно не боялась встречи с Гастоном и уж тем более её больше не пугала перспектива снова остаться с ним наедине после того, как он снова будет здоров, как бык. Ведь ему отныне было нечего противопоставить её внутренней энергии и той силе духа, которой её наделили этой ночью Лулуаной и Стас. Даже без их волшебного дара, который сделал её звездной путешественницей, она смогла бы заставить его упасть перед ней на колени одним движением бровей. Но в том-то и дело, что именно этого она и не хотела делать, а вот вышибить из этого типа все то дерьмо, которое скопилось в его голове, она теперь уже точно ни за что не откажется.

Гастон въехал в свой маленький музей на инвалидной коляске в сопровождении двух телохранителей, здоровенных парней лет тридцати пяти каждый. Это были какие-то новые парни в его окружении, но на этой вилле очень часто менялись люди, хотя всех их отличало от всех прочих солдат то, что они были преданы ему. За последние два года Гастон сильно сдал и превратился в какую-то жалкую развалину, живой скелет с бешено горящим, каким-то дьявольским огнем, одним единственным глазом и по всему было видно, что он не хочет смириться со своим поражением. Подъехав к ним на расстояние в несколько метров, он, придирчиво осмотрев Аньез, которая вся так и лучилась энергией и здоровьем не смотря на бурную, бессонную ночь проведенную в мотеле, хмуро буркнул:

— Аньез, девочка моя, зачем ты притащила ко мне двух этих клоунов? Неужели ты думаешь, что я поверю в то, что они смогут вылечить меня? Сейчас меня лечат трое американских врачей и, представь себе, я стал чувствовать себя лучше.

Девушка, презрительно сплюнув, ответила ему:

— Гастон, ты не меняешься. Посмотри на меня внимательнее, старый идиот. Разве глядя на меня ты можешь сказать, что я страдаю от той ужасной болезни, которой ты меня заразил, переспав с какой-то дешевой шлюхой в грязной хижине? Я чиста, Гастон, словно черный бриллиант, и абсолютно, понимаешь ты это, болван, абсолютно здорова, а ведь меня лечил даже не Стаси, а его, далеко не самый лучший ученик.

Стос сразу же обратил внимание на то, что этого старого негодяя куда больше волновало даже не его возможное выздоровление, а то, что Аньез обвинила этого типа в том, что он якшался с какой-то шлюхой. Гастон буквально взвыл:

— Чертова дура! Сколько раз тебе говорить, что меня заразили специально. Кто-то подослал ко мне мальчишку с разбитыми в кровь губами и тот укусил меня за руку, когда я дал ему хлеба и консервов. Ну, скажи, Аньез, откуда мне было знать, что у этого маленького негодяя был спид? Хорошо, дорогая, я поверю тебе, что этот здоровенный малый умеет лечить эту болезнь. Что он от меня потребует взамен?

Аньез, услышав это, тотчас пришла в ярость и крикнула:

— Для начала, Гастон, ты извинишься перед Стаси, а потом сам попросишь исцелить его и он назовет тебе свою цену!

Полковник Нуаре понуро опустил свои широкие, но очень костлявые плечи и тихо сказал:

— Господа, я прошу вас извинить меня за грубость и хамство, которые я допустил в отношении вас. Мсье, скажите мне, ради всего святого, вы возьметесь излечить меня? Я ведь человек не только не бедный, но ещё и весьма могущественный, к тому же умею быть щедрым и потому вы будете за это достойно вознаграждены.

Стос с любопытством посмотрел на этого тощего, словно вяленый лещ, мужчину и слегка улыбнулся. Росту в нём было ничуть не меньше, чем в нём самом, но его профессия оставила на его теле множество следов. На левой руке у него была надета черная кожаная перчатка, что, скорее всего, было призвано скрыть то ли следы ожога, то ли еще какие-то ужасные, безобразные шрамы. Левого глаза у него не было и его заменял искусно сделанный стеклянный протез, а челюсти, явно, были вставные. Слегка склонив голову, он негромко сказал:

— Полковник Нуаре, я берусь исцелить вас полностью, вплоть до того, что верну вам глаз и даже зубы. Кроме того я восстановлю ваше тело в том же самом виде, в котором оно было, или должно было быть, в сорокалетнем возрасте. Я ведь не знаю, когда вам так изуродовало руку, что вы не можете взглянуть на неё без содрогания. Это будет вам стоить дорого, полковник, половину всех ваших денег и поверьте, надуть вам меня не удастся. Будь на вашей вилле хоть вдесятеро больше солдат, они для меня не явились бы сколько-нибудь серьезной помехой. Так что давайте будем полностью честны друг перед другом. Вы очень хотите пожить подольше, а мне очень нужны деньги, раз я ради них берусь вылечить даже такого старого негодяя, как вы, полковник. Что вы мне на это скажете?

Полковник Нуаре изумленно вытаращил свой единственный глаз и, посмотрев на парня, стоявшего справа, воскликнул:

— Жиль, мальчик мой, ты слышал что сказал этот человек? Мне кажется, что он хочет взять и присвоить себе прерогативу Господа Бога, возвращать людям то, чего он их сам же и лишил. Он или жуткий шарлатан, которого нужно тотчас вздернуть, или сумел проникнуть в такие тайны бытия, которые неведомы нам, простым смертным. Как это проверить, мсье?

Стос ухмыльнулся и жестом велел Аньез и Менахему отойти от него подальше, после чего сказал старому головорезу и торговцу оружием:

— Полковник, прикажите вашему телохранителю Жилю разрядить в меня обойму. Пистолет у него, как я посмотрю, не бутафорский, да, и людей ему уже приходилось убивать, вот пусть он и попробует убить меня с пяти метров.

Полковник Нуаре насмешливо сказал в ответ на это:

— Жиль, помоги этому мсье покинуть наш бренный мир.

Солдат в камуфляжной униформе, красном берете с белым шейным платком и холодными глазами, мгновенно выхватил свой пистолет и тотчас открыл по Стосу такой ураганный огонь, что гильзы так и зацокали по мраморному полу, а в зале запахло сгоревшим пироксилином. Вот только ни одна пуля даже не вошла даже в ткань дорогого костюма гостя полковника и все они, как-то лениво и нехотя попадали на пол даже не смятые от удара о невидимый бронежилет. Полковник Нуаре тотчас приказал своему туповатому телохранителю:

— Жиль, встань рядом с этим мсье. — Тот послушно шагнул вперед и встал рядом со Стосом и зловредный тощий негодяй тотчас скомандовал — Джованни стреляй в Жиля.

Шустрый Джованни успел сделать не менее пяти выстрелов прежде, чем Стос отправил его вздремнуть нейропарализатором. Увидев, что глаза полковника налились кровью и тот был готов крикнуть что-то, он резко одернул его:

— Полковник, ваши солдаты может быть и исполнительные, но очень уж тупые. Разве им было недостаточно сделать всего по паре выстрелов? Ведь и так все ясно, а теперь мне придется вытаскивать этого болвана практически с того света.

Жиль, сраженный выстрелами, действительно уже готовился отдать Богу душу. Парень хрипел, сучил ногами и кашлял кровавой пеной. Быстро присев на корточки, Стос немедленно направил в его рот свой энергетический манипулятор и принялся заделывать дыры в его мощной фигуре. Уже минут через пять Жиль раздумал помирать, а ещё через полчаса и вовсе поднялся на ноги не веря себе и посмотрел на полковника так, что тот смущенно опустил глаза и пробормотал:

— Вот видишь, Жиль, этот мсье действительно волшебник и мы оба в нём не ошиблись. Теперь я действительно могу надеяться на исцеление.

— Да, Гастон, ты действительно не ошибся — Насмешливо отозвался на это блеянье Стос и жестким тоном добавил — Только теперь это будет стоить тебе на двести пятьдесят миллионов дороже, да, и, вообще, с сегодняшнего дня ты завяжешь со всеми своими подлыми штучками с оружием и займешься чем-либо другим, более мирным и благородным, например, инвестициями, иначе ищи себе другого лекаря.

Полковник смиренно кивнул головой и сказал:

— Хорошо, мсье, я согласен. Раз вы даете мне ещё один шанс, то я сменю профессию. Может быть тогда Аньез вернется ко мне и снова будет ласкова со мной. Пойдёмте в мой кабинет, мсье, чтобы я мог перевести деньги на ваш счет.

Жилю этот тип велел остаться и покатил на своей инвалидной коляски к тем дверям, откуда выехал. Временами его бил крупный мандраж и Стосу стало ясно, что он очень боится пролететь мимо кассы. Всё-таки этому типу весьма наглядно было показано, что есть на Земле силы куда более могущественные, чем всё то, что ему встречалось до сего дня. Выехав из зала, полковник тотчас велел явиться в его кабинет какого-то Денье и покатил по длинному коридору, окна которого выходили в парк. Там разминались головорезы этого вояки. Было похоже на то, что он собирался затеять какую-то очередную войну.

Добравшись до своего кабинета, полковник встал из своей инвалидной коляски и с трудом добрался до старого кожаного кресла. Вскоре пришел его бухгалтер, который был, пожалуй, единственным штатским человек на этой вилле. Денье кивнул им головой и молча занял своё место за компьютером. Рахиль уже успела просветить Стоса относительно правил проведения такого рода сделок и контракт, на основании которого в Науру должны были быть переведены деньги, был готов и его оставалось только распечатать и подписать. Менахем достал из кармана компакт-диск и, протянув его Денье, сказал:

— Мсье, будьте добры, внесите небольшое изменение в этот контракт и распечатайте его, чтобы я мог его подписать.

Когда на стол полковника лег распечатанный контракт и он прочитал имя спутника его будущего лекаря, то он не выдержал и хмуро проворчал:

— Ненавижу евреев.

Стос, сидевший за столом с отсутствующим видом, тотчас оживился и радостно воскликнул:

— О, как это мило, полковник, а я ненавижу французов!

Тот остолбенело вытаращил глаза и выпалил:

— Но нас-то за что ненавидеть, мсье, ведь мы же не предавали Христа, как это сделали когда-то евреи!

Стос махнул рукой и громко ответил ему:

— Полноте, полковник, вы даже не представляете себе сколько в вас, французах, дерьма, а этот ваш Наполеон был точно такой же сволочью, как и Гитлер. Да, и после Второй мировой войны вам, не смотря на все её ужасы и пролитую кровь, вам, видно, было трудно остановиться, раз вы вот уже полвека убиваете людей в Африке либо сами, либо своей гнусной политикой, в которой для вас, французов, нет никаких пределов подлости. Так что заткнитесь-ка на счёт евреев, полковник, уж они-то ни в чем не виноваты перед Иисусом Христом, а та религия, от которой вы без ума, это всего лишь их идеологическое оружие и инструмент мести Риму, который они разрушили-таки, хотя и лишились почти на две тысячи лет родины. Так что тут нужно ещё хорошенько подумать над тем, кем же всё-таки умер сын Божий, правоверным иудеем, спасшим, помимо всего прочего, свой народ от окончательного поругания, или же основоположником христианства, к которому он не имел никакого прямого отношения.

Полковнику, явно, недосуг было спорить со своим лекарем и он быстро и даже не читая подмахнув оба экземпляра контракта, согласно которого купил себе какое-то ноу-хау, после чего велел Денье тотчас перевести деньги на указанный господином Леви счёт. Через каких-то четверть часа Стос получил подтверждение не только о том, что деньги получены, но уже и переведены на другой счёт. Бухгалтеру он велел остаться в кабинете, чтобы у того не осталось никаких сомнений на счёт его босса, быстро разложил полковника на длинном жестком столе и расстегнул его китель так резко, что пуговицы с него посыпались на пол. К лечению он приступил без малейшего промедление и оно заняло у него почти четыре часа.

Всё это время бухгалтер клацал зубами от страха, так как с его патроном, явно, творилась какая-то чертовщина. Сначала из глазницы выскочил его стеклянный глаз и уже через полчаса полковник заморгал обоими. Затем он был вынужден выплюнуть свои вставные челюсти, для чего ему, чуть ли не силой, пришлось отодвинуть руку Стоса от своего рта, после чего из его тела выскочила пара осколков. Однако же, страшнее всего было то, что полковника, словно бы надували через соломинку, как лягушку, и он изрядно увеличился в объеме, вновь становясь мускулистым моложавым мужчиной.

Стосу же это далось ценою того, что начиная с девяти часов утра и до одиннадцати ему пришлось сожрать добрых пятнадцать килограммов высококалорийного концентрата, чтобы заполнить им всего себя чуть ли не от глотки и до самого днища, отчего ему было не то что трудно дышать, но и двигаться, а потом еще и превратить это месиво в протоплазму и потом повторить процедуру ещё трижды. Когда же он закончил исцеление старого головореза, бездумно выполнявшего приказы своего правительства, он был пуст, словно выпитая до дна бутылка. Вот теперь бы он уже ни за что не проехал мимо ресторана. Поэтому, крепко поцеловав Аньез, он сказал девушке нервным голосом:

— Ладно, моя черная кошечка, оставайся и присмотри за этим засранцем, а если он тебе всё-таки надоест, то бросай всё к чертовой матери и прилетай на наш остров. Хачик за тобой примчится через пять минут, он ведь теперь почти не вылезает из своего Лулушика. Ну, желаю удачи, моя шоколадка, теперь этот зловредный тип уже не рассмешит тебя, как это бывало раньше, когда ты стянешь с него штаны. Расскажешь нам с Лулу завтра утром, каков он стал в обновленном виде.

Даже не взглянув на Гастона Нуаре, который, не веря себе, ощупывал своё мощное тело то тут, то там, и, особенно в том месте, которое всегда было для него предметом особого беспокойства, Стос и Менахем быстро вышли из кабинета. Возле дверей его уже поджидал Жиль, одетый в цивильное платье с армейским мешком руках. Бросившись к Стосу, парень крепко пожал ему руки и обрадовано воскликнул:

— Стос, я лечу с вами, меня об этом попросила Лулу.

Стукнув парня кулаком в плечо, он сказал парню:

— Отлично, Жиль, я рад тому, что ты всё так быстро понял. Ты, оказывается, вовсе не такой тугодум, как я о тебе подумал с самого начала. Пойдем, парень, нас ждет чертова прорва работы и я хочу начать её поскорее.

Через месяц с небольшим Менахем стал владельцем острова Тумареа, за который им пришлось отвалить целых семьдесят восемь лимонов зеленью. Ещё через две недели на этот остров высадился десант, состоящий из девятисот с лишним мужчин и женщин, прибывших в Микронезию из Западной Европы. Ещё во время первой радиоментальной конференции было принято общее решение не спешить резко увеличивать ряды детей Сиспилы. Поэтому число колонистов и было столь невелико, ведь каждому из них было предложено пригласить по одному, максимум, по два самых близких, или просто нужных колонии человека. Ограничение не являлось ни жестким, ни суровым, так как было продиктовано только одним обстоятельством, на острове всем придётся вкалывать до седьмого пота, а потому отбор был очень тщательным. Лодырям и сибаритам нечего было делать на острове Тумареа.

Поэтому мужчин в этом десанте было почти на полторы сотни человек больше, чем женщин. Вообще-то это только выровняло ту диспропорцию, которая установилась в клане после голландских гастролей «Здыма». Ведь что ни говори, а Магда и Ирен не могли составить конкуренцию всем остальным парням этого любвеобильного коллектива. Хотя здымовцы и действовали тихой сапой, они успели завербовать в ряды клана довольно много народа и Стоса очень поражал его, так сказать, социально-классовый состав.

Так Митяй, верный себе, зорко высматривал в ночных клубах и залах, где им приходилось выступать, только дам бальзаковского возраста, в глазах которых ему удавалось найти тоску и печаль. Счастливые матери семейств и благополучные чужие жены его не интересовали. Благодаря этому на остров Тумареа, бросив всё или почти всё, отправилось сорок семь счастливых женщин. Некоторые из них весьма преуспели в бизнесе и науке, но были глубоко несчастными и совершенно неудовлетворёнными в личной жизни одинокими женщинами.

Благодаря остальным здымовским мужичкам, клан пополнился чуть ли не парой сотен бесконечно вопящих, весело смеющихся и постоянно ищущих приключений девиц всех мастей и цветов кожи. Этих дурёх привлекали в Амстердаме, в основном, только две вещи, доступность наркотиков и лёгкие нравы, которые и привели их на край пропасти. Аньез была далеко не единственной девушкой, которую здымовцам удалось спасти от смерти. Вместе с ней они и большую часть этих девиц вытащили чуть ли не с того света, порой с боем, вырывая из лап различных сутенёров и албанских бандитов.

Теперь они смотрели на мир несколько иными, более серьезными глазами. Куда чаще шалить стали их более старшие подруги, которые, помолодев во время плавания, пустились во все тяжкие. Аньез была слишком строга к Митяю, который просто спешил в то утро, когда он занялся этой длинноногой красоткой с телом, словно бы вылепленным из гудрона самим Роденом. Он ничуть не хуже Стоса умел наполнять сердца своих подруг счастьем и полностью менять их взгляды на мужиков, секс и даже отношение к жизни.

Эта черная Афродита тоже была на борту белоснежного фешенебельного теплохода «Бретань» вместе со своим моложавым, громадным бой-френдом, зафрахтовавшим его аж на целых пять лет. Гастон распустил почти всю свою армию и взял с собой не более двух взводов самых опытных людей. Ни о чём другом, кроме служения Лулуаной, он теперь уже и не думал. Стос нисколько этому не расстроился, ведь именно этот план он и вынашивал в тайне от всех. К тому же Аньез быстро отучила его от ревности и привычки совать кулак под нос каждому, кто вздумает ему перечить.

Очень многие из здымовских девиц приехали издалека и потому уж они-то никак не могли выполнить главного условия вербовки, — взять с собой близкого человека. Зато им было вполне по силам увлечь за собой на другой конец света пожилых, а то и вовсе старых одиноких мужчин, которых в этом городе, да, и во многих других городах Европы вполне хватало и с их лёгкой руки колония заполучила множество великолепных специалистов начиная от каменщиков и вплоть до университетских профессоров. Все они покупали билет в круиз бодрыми старичками и пожилыми ворчунами, а прибыли на остров цветущими мужчинами в расцвете лет.

Первой и самой главной их задачей десанта первопоселенцев было на только одно, — расположить к себе местных жителей, которые, поначалу, смотрели на них с опаской и, порой, с плохо скрытой ненавистью. Даже то, что им предложили на выбор — либо остаться на острове и жить на нём припеваючи, либо сваливать с очень крупной суммой денег, не сделало их более радушными. Но уже через какую-то неделю всё изменилось самым радикальным образом.

Даже такого скромного срока любвеобильному десанту вполне хватило на то, чтобы заставить этих бедолаг, брошенных на произвол судьбы, поверить в то, что чудеса хоть и редко, но всё же бывают. Им было обещано, что их новая богиня, звездная путешественница Лулуаной Торол с далекой планеты Сиспила прилетит к ним на своем круглом космическом корабле, сверкающем яркими огнями, и она прилетела. Да не одна, а вместе со своим возлюбленным, который выбрал их остров только потому, что он был самым паршивым местом на всей Земле после Чернобыля, о котором они и слыхом не слыхивали.

Впрочем, еще задолго до этого события, точнее ровно за три дня, все они поверили в то, что их остров снова станет таким же красивым и цветущим, каким он был до прихода на него тех людей, которые содрали с него все то, что им было нужно и, оставив после себя мертвую пустыню и груды ржавого металлолома, сели на свои корабли и убрались восвояси. К острову Тумареа подошли и встали на рейде три здоровенных сухогруза, трюмы которых были битком набиты строительными материалами, закупленными Гастоном Нуаре.

Корабли подошли поближе к берегу в самой неприглядной части острова, где усилиями тех человеко-арнис обоего пола, которые уже умели работать с силовыми энергетическими полями, была подготовлена большая, ровная складская площадка для привезенных морем грузов. Экипажи кораблей были переправлены на теплоход и островитяне принялись разгружать сухогрузы, что очень походило на какое-то колдовство, ведь пакеты грузов и морские контейнеры сами собой летали по воздуху и за каких-то пять суток с разгрузкой судов было покончено. Моряки так и не поняли, каким образом островитяне умудрились разгрузить их посудины.

Все эти грузы были подарком Гастона колонии Сиспилы и он показал себя очень толковым поставщиком, так как закупил, в первую очередь, три тысячи прочных и красивых сборных домов. Восточная оконечность острова, имевшего в длину тридцать четыре километра, гористая и вся поросшая лесом, ещё имела довольно божеский вид и именно там, у подножия горы, на берегу небольшого залива было решено построить новый поселок. Единственным недостатком этого места было то, что там не было питьевой воды, но это было не страшно, морской-то воды вокруг острова хватало. К их услугам был предоставлен весь Тихий океан, а это была ещё та прорва воды.

Стос, как самый умелый и продвинутый в этих делах специалист, построил в огромном гроте, высеченном внутри горы, не только ангар для Люстрина и второго корабля, но ещё и стационарный термоядерный реактор размером с железнодорожный вагон и мощную опреснительную установку. Так что очень скоро прямо по склону горы побежала в специально вырытую Лулу котловину кристально чистая речка. Свидетелями этого чуда были практически все островитяне, как новоприбывшие, так и коренные жители острова Тумареа. Для последних озеро пресной воды было куда большей ценностью, чем неисчерпаемый источник энергии колоссальной мощности.

После этого дела пошли веселее. Вскоре к острову прибыло ещё семь громадных сухогрузов, но уже с совершенно невероятным грузом. Их трюмы были доверху загружены торфом, сапропелем и самым банальным компостом. За те два с лишним месяца, что колонисты обживались на острове, тот дикий пейзаж, который оставили после себя рукастые и алчные добытчики птичьего дерьма, преобразился. Мертвая поверхность острова, которую уродовали кривоватые столбы древних кораллов, сначала была тщательно выровнена. После этого её стали покрывать толстым слоем смеси органики, песка и измельченных известковых останков кораллов, образуя слой плодородной почвы, который тотчас стали засевать местными травами и саженцами.

На эту работу выходили буквально все жители острова от мала до велика, так как она обещала снова сделать его цветущим садом посреди океана. Все очень торопились, чтобы трава успела прорасти и закрепить плодородный слой до начала сезона дождей, а потому самые рачительные островитяне из числа тех человеко-арнис, которые преуспели в освоении новых способностей, оставались на этих полях даже на ночь и подстегивали рост растений своей собственной энергией. Благодаря этому, безусловно, подвигу, травы, кустарники и деревья перли из земли, словно бешеные, и уже через месяц на острове можно было спрятать целую партизанскую армию.

Жизнь на острове Тумареа была довольно весёлой и беззаботной. Большая часть местного населения переселилась в новый поселок под горой, построенный молодым, волосатым парнем, дедом Вахо, — чистенький, аккуратный и весь залитый светом по вечерам, где и занималась по большей части самосовершенствованием, физическим и интеллектуальным, ну, и еще любовью. Как и в древние времена островитяне жили дарами океана, так как работать в поле им было совершенно в лом. В следствии этого на острове развелось множество Ихтиандров и вот теперь-то Стос по праву мог себя назвать большим вождем, поскольку под водой его авторитет был незыблемым и, воистину, просто всеобъемлющим.

Океан здесь был глубоким, особенно на расстоянии в десять-пятнадцать километров от берега. Он не только давал им рыбу и моллюсков, но ещё и металлолом. В годы второй мировой войны неподалеку от острова затонуло почти полтора десятка японских и американских кораблей и теперь целые косяки Ихтиандров, которые были не по зубам даже самым здоровенным и голодным акулам, планомерно разбирали их, очищая стальные листы от ржавчины и поднимая металл на поверхность. Несколько экологов-любителей, прибившихся к их клану, просто визжали от восторга. У них, наконец, появилась возможность поработать на благо матери-природы.

Вот тут-то Стос разошелся во всю ширь своей поморской души. Порой, он по две недели кряду не высовывал носу на поверхность и уж на что Лулуаной пугали океанские пучины, но и она сдружилась с океаном. Впрочем, ей просто понравилось заниматься любовью под водой, правда, если глубина не превышала сорока метров. Зато некоторых красоток совершенно не пугали тёмные, мрачные и холодные глубины океана, куда не совала носа звёздная девушка и потому Стосу удалось пережить несколько пикантных адюльтеров как со своими прежними любовницами, так и обзавестись несколькими новыми, в том числе и миниатюрными смугляночками из местных. Лулу смотрела на его подводные шашни сквозь пальцы, она тоже не скучала на берегу, хотя к ней с подобными глупостями отваживался приставать один только Генри. Все остальные мужики по прежнему считали эту человеко-арнису богиней, прилетевшей со звёзд.

Не смотря на то, что неподалеку от него постоянно крутилась стайка обворожительных голеньких наяд, Стоса влекли в океан не их прелести, которые было трудно разглядеть в темноте подводного мира без мощного фонаря, а океанские глубины. Однажды, в конце мая, его бесцельные поиски на сумасшедших глубинах увенчались успехом. Ему посчастливилось найти на семикилометровой глубине здоровенную пиратскую джонку примерно шестнадцатого века. Эта пиратская посудина была битком набита невиданными сокровищами, в основном ювелирными изделиями из золота и драгоценными камнями, а её экипаж, судя по оружию, — японским и китайским мечам, малайским крисам и европейским шпагам, ружьям и пушкам, представлял из себя не менее пеструю смесь народов, чем та, которая обитала теперь на острове Тумареа.

Ему пришлось привлечь на помощь Люстрина и Лулу, чтобы поднять судно из воды и установить его в специально построенном павильоне. Рыжья и драгоценных каменюк, явно, упёртых пиратами из Индии, было столько, что вскоре все красотки расхаживали по острову сплошь увешанные ювелирными украшениями редкостной красоты. Самые же роскошные золотые цепи, серьги, колье, подвески и просто сказочные россыпи драгоценных камней, — даров Голконды и острова Шри-Ланка, Стос ссыпал в мешочки, сложил в здоровенном контейнере и велел Люстрину спрятать их в своём трюме до лучших времен, когда его звёздная девочка Лулу поймёт, наконец, что бриллианты это действительно весьма неплохие друзья девушек.

Менахем и Гастон, которые, оказавшись на острове, не столько подружились, сколько спелись, считали это полным идиотизмом. При этом Стосу ещё было понятно нетерпение Гастона, тот, благодаря Аньез, уже вошел в число тех людей, кому предстояло вскоре лететь на Сиспилу, но какого рожна над ним постоянно насмехался этот еврейский предводитель кай-кай канаков, он никак не мог понять. Всё, что было необходимо для постройки второго космического корабля, которому Генри решил дать имя Звёздный Дым или, если говорить коротко, Здым, было уже закуплено и сложено в ангаре.

Настоящий же «Здым», проклиная всё на свете, был вынужден с самого начала этой эпопеи проторчать в Лондоне целых два месяца и потому был выключен из всеобщего ажиотажа. У здымовцев теперь было уже столько агентов влияния, что их ждали в нескольких десятках стран с гастролями, но после Лондона они навострили лыжи сначала в Испанию, после чего перелетели в Японию и, с короткой остановкой на Тумареа, отправились в Австралию. Остров Тумареа они уже считали своим родным домом и мечтали о том дне, когда на нем будет построен настоящий аэродром. Правда, тут здымовцы пролетели мимо кассы. Менахем уже купил две большие летающий лодки, построенные в Таганроге, а потому аэродром ему был и даром не нужен, тем более, что колония имела полторы дюжины орбитальных челноков.

Однако, не смотря на то, что за каких-то полгода остров буквально преобразился, никто в большом мире даже и не подозревал о том, что на нём происходит. Главным условием властей при продаже этого никчемного куска земли было, чтобы никто из местных жителей не возражал против новых хозяев. На остров пару раз приехали чиновники и, посетив шикарный посёлок, быстро убрались восвояси, получив от Менахема хорошие взятки. Третью комиссию, уже куда большую по составу, на остров никто не пустил, да и денег никому не дали, но пообещали пустить ко дну их корыто, если те не уберутся прочь, что те и сделали, поняв всю бессмысленность этого рейда.

Этому поспособствовало то, что непрошенных гостей встретили целых четыре мощных, здоровенных бронекатера, вооруженных не только ракетами, но и торпедами длиной с каноэ. То, что матросами на них были исключительно местные ребята, жутко наглые, злые и горластые, окончательно убедило чиновников в том, что теперь соваться на остров Тумареа стало очень опасно. К тому же в заливе их задрипанный кораблик окружила целая флотилия лодок, в которых сидело еще несколько сотен ещё более горластых островитян, обвинявших чиновников во всех смертных грехах и заявивших во всеуслышание, что отныне их остров решил стать автономной территорией.

Менахем, явившийся через три дня в хижину правительства островного государства вместе с пятью аборигенами, указал правительственным чиновникам на тот пункт в договоре, согласно которого остров, оказывается, действительно имел возможность получить права автономной территории. Оформив соответствующие бумаги, он удалился, дав ещё несколько щедрых взяток и закатив шикарный приём для местных казнокрадов. Во время банкета он шепнул кое-кому на ухо, что у него есть связи с сильными мира сего и посоветовал никому не соваться в его дела и тогда он будет платить в казну хорошие налоги. Этого вполне хватило, чтобы об острове Тумареа забыли окончательно, о чём так мечтали островитяне.

Одетый, как и все островитяне, в пёстрые просторные шорты и яркую гавайскую рубаху, Стос в обнимку с Лулуаной в наряде персидской принцессы, но с обнаженной грудью, на которой красовалось немыслимо дорогое бриллиантовое колье, вошел в огромный круглый грот, тайно высеченный в недрах горы Тулу Люстрином и Лулу, весь залитый ярким светом. Грот этот имел в поперечнике добрых семьсот пятьдесят метров и высоту в сотню с лишним. В центре него стояла массивная, диаметром в тридцать метров, колонна, облицованная броневой сталью, подпирающая каменный свод, также укрепленный для прочности стальными листами и рёбрами жесткости.

Гора была хорошая, крепкая, в основном сложенная из базальта и гранита, но Стос хотел обеспечить колонии Сиспилы надежное убежище на случай какой-нибудь агрессии, а потому не поленился как следует настропалить народ, и, в итоге, пустил чуть ли не половину металла, добытого в море, на придание этому подземному залу исключительной прочности. Из грота шли наружу четыре туннеля. Один, самый короткий, вел наружу, прямо в поселок. Ещё один был техническим, по нему из океана поступала в опреснительную установку, тихо гудевшую слева от наземного входа, вода.

В океан вёл ещё один наклонный туннель, по которому могли спуститься в одну шеренгу штук шесть челноков. Ещё один туннель, самый большой, имел в ширину семьдесят метров и в высоту двадцать, чтобы через него смог вылететь наружу Люстрин, наклонно уходил вверх. Выход из него был закрыт не только раздвижным стальным люком, но ещё и был защищен силовым полем и тщательно замаскирован. Снаружи его было практически невозможно разглядеть.

День двадцать четвертое июня был выбран Стосом не случайно, ведь именно в этот день, два года назад, Лулуаной Торол влетела в его квартиру через открытую балконную дверь. Сегодня Генри и Роза должны были построить свой Звёздный Дым, управляющий компьютер которого уже месяца три находился в груди бывшего разведчика и просто рвался наружу. По такому поводу в гроте собрались все обитатели острова Тумареа. Снаружи осталось одно только боевое охранение — восемнадцать челноков, которые барражировали воздушное пространство и кружили вокруг острова под водой, и четыре ракетных катера, стоявшие на рейде с работающими двигателями.

Ничто не должно было даже на секунду прервать процесс сотворения нового корабля типа "Звёздный странник". Бедолага Люстрин из-за этого просто разрывался надвое. С одной стороны ему хотелось сейчас взять и зависнуть над горой Тулу, чтобы накрыть её силовым полем, а с другой он тоже хотел отдать свою энергию Генри и Розе. Ну, в последнем он был не одинок, так как то же самое собирались сделать и все остальные островитяне, вплоть до пятилетних пацанов.

В гроте лежало целых шесть пакетов материалов, необходимых для строительства корабля, но почти все они находились возле стены и были плотно укрыты брезентом. Лишь одна здоровенная, почти десятиметровой высоты, стопка стальных листов и прочего добра возвышалась рядом с Люстрином и вокруг неё полукругом собрались человеко-арнисы острова Тумареа. Каждый устраивался, как мог. Те, кто пришли раньше, сидели на циновках возле красной, флюоресцирующей линии, все остальные сидели на табуретах и чем дальше они были от рабочей зоны, тем выше были эти насесты.

Стос и Лулуаной пришли последними, но заняли самые лучшие места на трибуне для Первых, а таковыми считали только тех, кто пришел к Лулу до знаменитых голландских гастролей «Здыма». Пожалуй, это было единственным преимуществом Первых, хотя здымовцев на острове и без этого очень любили и привечали в каждом доме. Да, и их музыка считалась на острове чем-то вроде официального музыкального языка и её можно было услышать повсюду. Нет, другая музыка тоже была в ходу, но её просто слушали, а вот музыкой Резины жили и ждали от него всё новых и новых мелодий.

Как только Стос и Лулу заняли свои места на трибуне Первых, Ольхон, Ульта, Вилли, Эдуардо и местный колдун Ретеи тотчас принялись крутится волчком и прыгать вокруг здоровенного штабеля, изгонять злых духов и всячески призывать силы добра вселиться в новый космический корабль. Здымовцы поддерживали их энтузиазм своей музыкой. Через полчаса колдуны и шаманы вернулись на свои места и Генри, осенив лоб крестным знамением, выпустил из своих рук два малиновых луча, которые поднялись над стопкой космических стройматериалов и образовали большой, сверкающий шар. Именно это послужило сигналом для всех островитян.

Роза влила свою энергию в его лучи и после этого каждый из почти двенадцати тысяч человеко-арнис, собравшихся в этом гроте, выпустил из своих рук малиновые лучи-струи и они все уперлись в малиновый, сверкающий шар Генри. Затем настала очередь Люстрина, мощь луча которого была многократно больше, чем всех остальных потоков энергии вместе взятых. Последними в этом единении всех сил были Лулуаной и Стос, после чего Генри начал процесс творения.

Энергии в его распоряжении было столько, что уже через каких-то полтора часа он смог выпустить из себя золотисто-белый шар Здыма и тот торжественно и величаво влетел в своё стальное, дисковидное тело. Диаметр космического корабля модели "Звездный странник" был невелик, всего каких-то шестьдесят три метра при высоте в восемнадцать, и он имел внутри всего четыре яруса. На нижнем, самом высоком этаже находился кольцевой термоядерный реактор, главный грузопассажирский шлюз и ангар для пяти орбитальных челноков.

Выше, ровно посередине, располагался самый большой, по площади, отсек корабля с грузовым трюмом, всеми системами жизнеобеспечения, которые могли создавать пассажирам подходящие условия жизни. Там же стояли биореакторы для производства продуктов питания. Выше располагался пассажирский отсек, в каюты которого намеревались влезть сто восемьдесят человек вместо тридцати. Гастон счел абсолютным идиотизмом ставить в каждой из тридцати кают по роскошной кровати, когда там, при наличии довольно высоких потолков, запросто можно было разместить вполне нормальные трёхъярусные стальные койки.

Самым маленьким отсеком был маленький мирок, ранее предназначенный для одного арниса, который теперь был переделан на Люстрине и вновь изготовлен на Здыме для двух человеко-арнис, подлинных хозяев космического корабля. Как ранее Люстрин, так теперь и его стальной кореш Здым могли переделывать интерьеры кораблей в угоду своим повелителям. Поэтому уже вскоре Лулу со Стосом и Генри с Розой должны были получить от них в подарок роскошные апартаменты, располагавшиеся прямо в навигационной рубке космического корабля.

Когда сотворение Здыма было закончено, он оказался, на взгляд собравшихся, даже более красивым космическим кораблем, чем старина Люстрин, хотя это и вызвало ироничную ухмылку Лулуаной. Тут Стос был с ней совершенно согласен, так как не видел никакой разницы между двумя этими аспидно-черными, полированными летающими тарелками, которые весело перемигивались друг с другом разноцветными огнями. Завяжи он глаза Розе, которая, взлетев в воздух с бутылкой шампанского, собиралась оросить им полированный бок своего Здымчика, то и она не смогла бы отличить его от Люстрина.

Пожалуй, для Стоса этот момент был ничуть не менее волнующим чем та ночь, когда он решился отцепить от себя Лулуаной. Словно во сне он стоял подле Звёздного Дыма и чуть не плакал от счастья. Он был так переполнен чувствами, что едва смог вымолвить, выпив шампанское:

— Ну, вот, моя девочка, теперь мы можем смело лететь с тобой на Сиспилу.

Ну, тут он был не совсем точен, так как на то, чтобы юный Здым мог полностью подготовиться к полету, теперь должно было уйти не менее двух недель. В первую очередь в него нужно было закачать чертову уйму сжиженного воздуха, жидкого кислорода и жидкого водорода. Затем в его биореакторы следовало загрузить живую говядину, свинину, баранину, курятину-гусятину, осетрину, лососину и всю прочую зверятину. Только после этого эти умные механизмы станут исправно поставлять хозяевам космического корабля и его пассажирам к столу свежее мясо, молоко, яйца, да, и всё прочее, вплоть до риса с гречкой и свежих, горячих плюшек к чаю.

С хорошей выпивкой было хуже. Её приходилось брать отдельно, а поскольку размеры грузового трюма уменьшились на обоих кораблях вдвое из-за увеличения количества биореакторов, то придётся им перебиваться одной только водкой, так как спирт Люстрин и Здым могли гнать исключительно высокого качества. Избавили они Гастона и от необходимости закупать самое мощное и разрушительное оружие, поскольку обладали куда более впечатляющим арсеналом, чем это могло тому взбрести в его буйную головушку.

Однако, эти мастера могли не только палить во что ни попадя и гнать самогон, они ещё умели делать множество других вещей и с ними было не страшно отправляться хоть на другой конец Вселенной. Именно об этом более всего и мечтала Лулуаной Торол, в которой от арнисы осталась, пожалуй, одна только страсть к бесконечным звездным странствиям. Во всём остальном она была теперь самой обычной девушкой и потому тихо ответила Стосу:

— Да, любимый, теперь, когда у меня есть ты и столько друзей, мы можем смело лететь на Сиспилу.