Тяжелая затяжная война с рабами окончилась. Казалось, римляне могли облегченно вздохнуть, но не тут-то было. Они вдруг с ужасом обнаружили, что у ворот города стоят две огромные армии – Красса и Помпея. Это были легионы, укомплектованные их согражданами и призванные защищать Вечный город от врагов, но после кровопролитных гражданских войн, после мятежа Лепида у римлян было не меньше оснований опасаться победоносных войск Красса и Помпея, чем разноплеменных орд Митридата. Еще двадцать лет назад квириты и подумать не могли, что будут когда-то бояться собственных легионов и военачальников. Но Рим, который не смог взять даже Ганнибал, переходил от сулланцев к марианцам и обратно, словно небольшой испанский городок. Великий город все чаще оказывался заложником борющихся за власть политических партий. Цицерон впоследствии произнесет в адрес Катилины слова, ставшие крылатыми: "О времена, о нравы!" В полной мере их можно было бы отнести к тому смутному времени, о котором мы говорим.

К Помпею и Крассу были спешно отправлены посланники с требованием: распустить войска и прибыть в Рим. Ответ военачальников поразил своим единодушием: оба потребовали триумфа и денег. После этого они постарались избавиться от сенаторов, как от назойливых мух. И уж, конечно, ни Помпей, ни Красс не поспешили распускать свои легионы. На этом их единодушие закончилось. Красс принялся оскорблять Помпея, утверждая, что в Испании тот потерпел поражений больше, чем одержал побед, и что своей удачей этот молодой выскочка обязан исключительно предателям из числа товарищей Сертория, которые убили своего военачальника, а не собственному мужеству и таланту. А участие Помпея в войне с рабами Красс и вовсе сравнил с "участием в охоте шакала, подбирающего падаль".

Помпей, конечно же, не остался в долгу. Требование Красса: дать ему триумф за победу над рабами, было названо смешным. "Если так пойдет дальше, – предрекал Помпей, – то скоро триумф будет требовать надсмотрщик на каменоломне, плетью загнавший рабов в эргастулы после работы".

После таких перебранок римлянам уже виделась новая гражданская война. Сенат в таком положении не придумал ничего лучшего, как направить к разругавшимся вконец военачальникам человека, пользовавшегося уважением всех римлян.

Однажды утром Красс вышел из палатки и столкнулся с убеленным сединой принцепсом сената Луцием Валерием Флакком.

– Привет тебе, доблестный Марк Лициний Красс.

– Привет почтенному Луцию Валерию Флакку, – ответил удивленный претор. – Не ожидал встретить тебя в моем лагере. Признаться, думал, что ты уже на покое и занимаешься разведением капусты или цветов на своей вилле.

– До покоя ли мне, когда Рим охвачен тревогой?

– В чем же ее причина, если все враги побеждены? – вновь удивился Красс.

– Марк, зачем ты держишь легионеров в походных палатках? Они неплохо сделали свое дело и заслужили отдых. Пора твоим ветеранам обнять жен и заняться подрезкой виноградной лозы.

– Я жду триумфа. Рим должен увидеть храбрецов, спасших Италию от банд взбесившихся рабов. Или Рим уже забыл, как дрожал от страха перед презренными гладиаторами?

– Сенат наградит тебя овацией, а для нее не требуется столько войск.

– А что же получит Помпей? – заволновался Красс.

– Триумф, – спокойно ответил Флакк, – но не за войну с рабами, а за Испанию.

– Разве мой противник был менее опасен, чем испанцы, которые разбегаются при первых звуках римских труб? Спроси об этом у поверженных римских консулов и преторов.

– Никто не говорит, что война со Спартаком была для тебя праздничным шествием. Но подумай сам, Марк Красс, стоит ли огорчать Рим триумфом над беглыми рабами? В триумфальном шествии ведут знатных пленников. Кого же будешь вести ты вместо пленных царей и военачальников?

В золотых оковах будут идти гладиаторы, свинопасы, рабы с каменоломни… Далее следуют изображения покоренных городов. У тебя это будут разграбленные виллы, маленькие римские городки, которые разбойники оставили сами, перед тем разорив их дочиста, а иные, спалив дотла. А что у тебя будет военной добычей? Римское оружие и орлы, отнятые прежде рабами у консульских и преторских армий, вещи из ограбленных имений сенаторов, в том числе и твоих собственных? Нет, Марк Красс, я не хочу сказать, что ты не достоин триумфа. Ты заслужил его в большей мере, чем Помпей, но эту позорную войну нужно забыть, как страшный сон. Мы, римляне, не можем поставить победу над Спартаком, какой бы трудной она ни была, на одну доску с победой над Ганнибалом, Митридатом и Антиохом. Не станет ли твой триумф новым несмываемым позором для Рима?

– Я прекрасно понимаю ситуацию и не требую для себя высоких почестей, – смягчился Красс.

– Так что же мешает распустить легионы?

– Во-первых, мои воины заслужили вознаграждение, а им не выплачено жалование даже за прошлый год.

– А во-вторых?

– Меня беспокоит Помпей. Неизвестно, какие мысли могут возникнуть в его молодой ветреной голове, когда под его началом находится сильная, проверенная в боях армия. Как бы не пришлось пожалеть всем нам, отправив моих легионеров к женам.

– Я прекрасно знаю тебя, Марк. Ты смел, но не безрассуден. Ведь тебя не прельщают лавры Суллы?

– Зачем этот вопрос, если ответ тебе известен? – в свою очередь спросил претор.

– Я-то знаю, что Марк Красс достаточно умен, чтобы не натворить бед, но знай и ты, о чем говорят в Риме. Ходят слухи, впрочем, недалекие от истины, что все, попавшее в руки Марку Крассу, приносит ему доход. Сейчас у него в руках огромное войско, и кое-где начали биться об заклад: куда поведет его победитель Спартака.

– Почтенный Луций Флакк, постарайся успокоить Рим, ибо мои легионеры разойдутся по домам, как только будут достойно вознаграждены.

– За этим дело не станет. Назови только требуемую сумму, а золото возьмем из восточной добычи Луция Лукулла.

– Это хорошо, принцепс, но ты ничего не сказал по поводу моих опасений. Войско Помпея остается и вскоре станет еще больше. Из Испании возвращается Метелл.

– Помпей честолюбив, но, поверь моему опыту, недостаточно решителен, чтобы обратить оружие против римлян, если на то не будет дано согласие сената и народа. Такого согласия, конечно, не последует – сейчас все устали от бесконечных войн и хотят мира. И все же я попробую уговорить Помпея оставить для триумфа один-два легиона, а остальные распустить. Скажем молодому честолюбцу, что на содержание его войска нет денег. Ты, Марк, пока молчи, что я обещал рассчитаться с твоими легионерами. – При этом старик заговорщицки подмигнул Крассу. – Что касается Метелла – можешь его не опасаться. Он уже отдал войску приказ расходиться, как только перейдут через Альпы.

– Это я и хотел от тебя услышать, – удовлетворенно произнес Красс. – Я сделаю все, как ты хочешь, Луций Валерий Флакк, но отныне вся ответственность за последующие действия Помпея ложится на тебя.

– Думаю, мои плечи еще смогут выдержать этот груз.

– Жаль, Луций Флакк, что ты не смог поговорить так же с Марием и Суллой; тогда Рим, возможно, избежал бы многих бед, – обронил на прощание Красс.

После визита принцепса возмутители спокойствия римлян – Помпей и Красс – вдруг решили завоевать сердца сограждан благородством. Оба военачальника начали распускать свои войска с поразительным усердием, стараясь опередить друг друга и тем самым покорить своим миролюбием римлян, порядком уставших от войн и перемен в государственном устройстве.

Тридцатишестилетний Гней Помпей в очередной раз отпраздновал триумф как победитель Сертория и покоритель Испании. И опять он стал триумфатором в обход всех законов. Ведь правом на это торжественное шествие по Риму обладал лишь человек, облекавшийся консульской властью, а Помпей ни разу не избирался даже квестором или претором и все еще не был членом сената. Он не ступил даже на самую низшую ступеньку лестницы ординарных должностей, но римляне ради собственного спокойствия предпочли этого не заметить.