Но что-то никак не налаживалось. Съездила на работу, зав отделением сказал, что надо написать заявление вновь и хоть завтра приступать. Маринка покачала головой:
— Извините, Сергей Петрович, пока я не могу в многолюдье, тревожно мне, а значит, и работать не получится.
— Жаль, — вздохнул зав, — но и понимаю, по тебе вижу — досталось не хило. Переможешь свою агорафобию, звони или подъезжай!
— Спасибо, Сергей Петрович.
Домой поехала на автобусе, который шел без остановок — электричку с её постоянными остановками и толпами людей, начинался час пик, просто бы не выдержала.
Отец, всю неделю присматривающийся к ней, не лез с расспросами, обходились с ним минимумом слов. Одно только поддерживало пока Маринку — ежедневные разговоры с Демидом. Он тормошил её, заставлял ворчать, улыбаться, познакомился по скайпу с Колей, не стал слушать слова благодарности.
— Человек и должен быть человеком в любых ситуациях.
— Не все! — вздохнул Коля.
Пообщавшись с Демидом сказал Маринке:
— Повезло тебе там, мужик настоящий! — а про себя добавил, — только ты больше внимания обращала на то, что в штанах у мужиков.
Позвонили по разу Лида и Наталья, Маринка запаниковала:
— Пап, скажи им что-нибудь, я пока не могу с ними говорить, особенно с теть Лидой!!
— Ладно, они девки понятливые, лезть к тебе не станут. Завтра Шурка приедет, пацаны через два дня будут дома, ты это…
— Да, не волнуйся.
Бабуля, сначала испуганно глядевшая на Маринку, как ни странно, ей понравилась — маленькая, сухонькая, а приволокла неподъемную сумку.
Коля, встретивший её с автобуса, ругался, даже дома, поставив сумку на пол, бурчал:
— Сдурела совсем бабка, а если б рухнула под такой тяжестью?
— Зачем такое сказала? Мои мальчики пириезжают, а я с пустой руками?
— Здравствуй, девичка! — баба Шура настороженно смотрела на Маринку.
— Здравствуй, баба Шура! Спасибо тебе за сына, за ребят! — поправилась Маринка.
Та с грустью глядя на неё, сказала:
— Они мине внуки стали, не ругайся, а?
— Не буду! — слабо улыбнулась Маринка.
Как суетилась и хлопотала с утра Шура, наготовила гору плова, запекла как-то по-своему курицу — «Валик всигда так любит,» для Петинька его любимый лагман, потом долго наряжалась, подбирая платок на голову — идти встречать их на площадь, куда привезут всех детей.
Маринка стояла в сторонке, внимательно вглядываясь в лица быстро выскакивающих из автобуса детей — загорелых, шумных, веселых.
Появился шустрый, сильно загоревший мальчика и, сразу же заорав:
— Бабуля, дед! — замахал руками, а за ним выскочил… сын.
Вытянувшийся, загорелый, худенький, тоже закричал что-то, и бегом припустили оба к Коле и баб Шуре. Петька, наобнимавшись, тут же стал мериться ростом с бабулей, радостно заметил:
— А я говорил, тебя перерасту? Говорил??
И как-то внезапно замер — увидел Маринку, молча смотревшую на него.
— Мам, это ты? — как-то заторможенно спросил он.
Маринка кивнула, говорить не могла, горло сжало обручем, даже сглотнуть не получалось.
— Мам, — сын вместо того, чтобы побежать к ней, пятился к деду, прижался к нему и расширившимися глазами, со страхом смотрел на неё.
Маринка не замечала ничего, видела только испуганные глаза своего ребенка, и это было во много раз больнее и страшнее, все её переживания и болезни не шли ни в какое сравнение с этим испугом в глазах сына.
Положение спас Валик:
— Тетя Марина, а я Валерка, здрасьте!
Тетя Марина молча протянула к нему руки, и ребенок, интуитивно поняв, в два шага оказался в её обьятиях. Маринка, ничего не видя от слез, судорожно обняла этого чужого, такого понятливого ребенка, она не рыдала, просто слезы бежали и бежали.
Коля что-то негромко говорил Петьке, тот мотал головой, и не отцеплялся от него.
— Пошли домой, там бабуля наготовила гору всего, небось, проголодались, чижики?
— Дед, не трогай, мы сами понесем! — оба дружно взвалили свои набитые рюкзаки на плечи и шустро пошли домой. Там сначала отдали деду и бабуле привезенные подарки:
— Теть Марина, извините, мы не знали, что Вы вернулись, вот — мы Вам маленький сувенир! — протянул ей магнитик и узенький шарфик Валик. Петька только кивнул.
На кухне, дружно уплетая вкусный плов, перебивая друг друга, рассказывали, как они отдохнули в Витязево.
— Дед, классно, давай на следующий год поедем туда?? — предложил Петька.
— Поедем, если жив буду!
— Мы с Валиком подработку нашли, у нас пацан был, который по подъездам объявления всякие клеит, договорились, он сказал, что платят немного, и работники всегда нужны. Дед, ты разрешишь? На море будем собирать понемногу.
— Надо посмотреть, что и как, — обстоятельно отвечал Коля, любуясь своими чиграшами.
А Маринка чувствовала себя просто лишней здесь в их дружной любящей компании. Валик как мог старался и говорить с ней, и что-то спрашивать, а сын… сын отвечал на её вопросы но как-то с заминкой, словно чего-то опасаясь.
— Вот, Марина Николаевна, тебе и прилетело, сын тебя боится! — горько поняла она.
Вечером, когда пацаны уже спали, Коля, вздохнув и негромко поматерившись, сказал:
— Марин, ты это, не обижайся на него, это Валик уже был приспособленный к той жизни, а наш — избалованный, никого и ничего не слушавший, он попал в жуть, дай ему время. Он намного дольше в себя приходил, почему, думаешь, они на разных диванах не спят?? Петька один первое время боялся, да и кошмары часто снились, сам признавался:
— Проснусь, дед, когда эти рожи бородатые ко мне руки тянуть начинают, а рядом Валик сопит, пинается, бормочет чего-то, ну я и не боюсь уже. Валик — он лидер, а наш во всем за ним тянется. Подожди, Марин, я вот боюсь, как бы сегодня опять не приснилось чего, переволновался он сильно. Хорошо, что ты не сразу объявилась, не представляю, как бы он тогда тебя воспринял. Извини, это неприятно, но факт.
Маринка совсем сникла. Мальчишки рвались в деревню, там речка, велосипеды, ролики, теть Лида передала с дедом для них скейты, не терпелось их опробовать — обычные пацанские дела и проблемы. Уехали все четверо, Маринку теть Наташа пристроила на аптечный склад, собирать заказы, зарплата небольшая, но, самое главное, народу мало.
Пролетел август, Маринка по выходным тоже ездила в деревню, Петька уже не так дичился её, но все равно, не было уже того ребенка — он как-то интуитивно был всегда настороже.
— Петь, — не выдержала Маринка, — ты меня боишься?
— Не очень! — честно сказал сын. — Мам, извини, но я никуда никогда с тобой не пойду!
— Но почему? Я же, сынок, все поняла и тебе никогда-никогда плохого не сделаю.
Сынок по-старушечьи пригорюнился:
— Да знаю я! Валик всегда так говорит, но это где-то вот здесь, — ребенок коснулся сердца, — вот боюсь и все! Даже, не, я не бояка, просто вот мне кажется, что ты меня опять куда повезешь и там будут эти Димка, Зверь и бородачи! — он передернулся.
— Ох, — поникла Маринка.
— Мам, ты не плачь, я, правда, хотел с тобой как раньше, а что-то мешает.
Сходила Маринка на консультацию к психологу, та сказала, что потрясение сильное, вот и отразилось на детской неокрепшей психике страхом.
— Тут нужно время, детская память, она очень долго помнит все события, это как запечатленная в мозгу фотография. Я знаю женщину, ей шестьдесят пять, а она до мельчайших подробностей помнит, как отец бил мать, несмотря на то, что шестьдесят лет прошло. Ни в коем случае нельзя заострять внимание на этом, надоедать со своей любовью, надо ненавязчиво быть рядом, не давить на него — тут поможет только время и ваша выдержка. Понимаю, Вам самой нужна помощь психиатра, но с ребенком будьте очень осторожны, слишком мало времени прошло.
Маринка еле дождалась, когда в конце сентября, спустившийся со своих высот Демид, появился в скайпе. Она выложила ему все без утайки:
— Самое страшное, он меня как бы через стенку воспринимает, уроки делаем вместе, общаемся, что-то придумываем, смеемся, стоит мне его приобнять — сжимается весь. Валик, тот старается, наоборот, ко мне подлазит, как бы показывая, что я плохого не сделаю, а нет. Врач сказал — сидит это у него в подкорке. Он Шуру эту любит больше меня! — зарыдала Маринка. — Я представить такое не могла, думала, приеду, и будет все, как прежде! Спрашивала — ты меня боишься? Нет, но опасаюсь! Там было, казалось, невыносимо, а сейчас…
— Вот так, Демид, конкретно на своей шкуре поняла, как все может возвратиться. И все бессильны, нажимать, заставлять — это загубить его совсем. Он вроде и рядом, а повторюсь, как за стеной — она невидимая, но не пускает меня.
— Может, тебе чисто для разговоров какого-нибудь спутника завести, постарше, типа подушки?
— Издеваешься?
— Вполне серьезно!
— Вот так хреново, что ты далеко!!
— Я тебе сочувствую, но ты, мать, не дергайся. Правильно тебе психолог сказал — нужно время, ты не торопи его, пусть он сам определится, как раз в твоей ситуации торопиться — только навредить.
Демид ещё что-то говорил, а Маринка бездумно просто смотрела на него и успокаивалась от звука голоса.
— Эээ, красотка!! Не спи, замерзнешь!
— А? Задумалась я.
— Ничего себе, два месяца не разговаривали, а она и слушать не хочет! — притворно обиделся Демид. — Тут вот поклонник твой весь извертелся, хочешь увидеть-то??
Маринка аж заорала:
— Микушка, Мик! Мальчик мой ненаглядный, ты где?
И заполнила экран счастливая собачья морда, пришедшие как раз из школы пацаны с удивлением услышали из комнаты матери звонкий собачий лай. Осторожно заглянули и дружно засмеялись — с экрана ноутбука их радостно обгавкал смешной такой пес.
— Мам, это твой Мик?
Оба подлезли к ней:
— Ох ты, какой необычный?
— Здрастье, дядя Демид, я Валик! — увидев в углу экрана мужскую руку, представился Валик.
— А я — Петя!
Демид сдвинул Мика и внимательно посмотрел на них:
— Здраствуйте, мужики, наслышан про вас, наслышан. Однако, какие вы большие, я представлял вас совсем мелкими.
— Ага, на горшок ещё ходим! — фыркнул Валик, и все засмеялись.
Мальчишки с удовольствием общались с Демидом, расспрашивали про его отшельническую жизнь, заливисто смеялись, когда Мик отпихивал Демида и, высунув язык, внимательно слушал восторги мальчишек, ему, необычному псу. Демид, посмеиваясь, рассказывал про его бродяжничество, как потом пару недель приходится выстригать колючки и расчесывать шерсть этого бродяги. Разговаривали долго, мальчишки неохотно попрощались с ним, ему надо было уходить.
А уже к вечеру сын сказал:
— Дядя Демид, он мне понравился. Такой надежный. А Мик ещё лучше! — и опять мальчишки бурно обсуждали собаку, жалея, что пес так далеко.
— Вот бы к нам его! — вздыхали оба.
И почти каждый вечер приставали к Маринке, чтобы она про Мика и Демида им ещё что-нибудь порассказала.
А Валик совсем незаметно оговорился:
— Маам, ой, теть Марин, а вот скажи…
Петька серьезно взглянул на неё:
— Мам, Валик мне теперь брат, значит, ты ему тоже мама?
— Если он захочет так меня называть, буду счастлива! — сказал Маринка.
— Захочет! — кивнул Петька. — У нас с ним всех по одному: один дед, одна баба Шура, одна ты!
И впервые не зажался, когда Маринка обняла их обоих.
Лида все лето наслаждалась общением с внуком. Любознательный искренний Арсюшка стал центром вселенной для них с Марком. Лешка, больше Андрея ревнующий мать, сказал брату по скайпу:
— Братух, я ничего не понимаю — чужой мужик обмирает по моему сыну, меня сразу принял, а я мать, как пацан маленький, ревную. Какая-то даже не обида, но не догоняю чего-то.
— Это ты её не видел до Марка. Я когда из госпиталя приехал, содрогнулся, она ж черная была, как Марк её углядел — удивляюсь. Тебя нет ни в живых, ни в мертвых, я вру что в командировке, а она сердцем ведь чувствовала, что не все в порядке со мной, потом теть Галя внезапно ушла. Желудок у неё вон до сих пор болит, она не скажет, видел же, что колеса глотает. Меня как подвело что — путевку ей в Белоруссию купил, а там суждено было с Марком встретиться. Наша мать выёживалась много, не хотела ничего, а я на Новый тот год, когда увидел скромную посылочку с полведром икры, сразу врубился, что мужик всерьез на нашу мамку запал. И я ему очень благодарен — она ожила, Камчатку эту посмотрела, прилетела вся такая сияющая, в восторге, рассказывает мне, а я чуть слезу не пустил. Досталось ей, они со Светкой гогочут, вспоминая как выживали, а у меня ком в горле. Ты столько лет не был, у тебя это ещё пацанская ревность осталась — перебесишься. Я вот точно знаю, что Марк и Арсюха друг от друга не отлипают. Есть в мужике что-то такое, я взрослый и то сразу к нему душой потянулся. Нашему папандеру бы такое, жалко, не росли мы с Марком. Честно тебе скажу — он мне ближе, чем наш с тобой родитель был, здесь всем говорю про них «мать с отцом».
— Понимаю все, — улыбнулся Лешка, — наверное, и впрямь, пацанская ревность — как же, моя ведь мамка!!Марк меня сосватал, в средине сентября улетаем с ним, он на недельку, я до весны. Подумали все вместе, не хочу я здесь пока жить, сын он при бабе и деде, спокойно меня отпускает. Весь в предвкушении — в русскую настоящую школу пойдет, уже с учительницей познакомился…
— Сможешь на севере-то?
— Думаю, смогу. Да и заработать хочется нормально. Андрюха, я тебе никогда не говорил — я вас всех так люблю, не знаю, как словами высказать, но мамка, ты, Марк, твои девчонки — я такой богатый стал, и как в живой воде искупался.
Братец, наглая рожа, ухмыльнулся:
— Ну, хоть через столько лет дошло?
Поехидничали, поязвили, договорились иногда созваниваться, а уж к лету обязательно встретиться, признали оба, что скайп — это здорово, но увидеться вживую — это другое. Братец старший, правда, пригрозил:
— А личико я тебе все равно фингалом изукрашу!
Дед с бабулей и внуком ходили по магазинам, покупали все для школы, ездили в сад, где мужики занимались мужскими делами, а бабуля в своих цветочках-ягодах ковырялась.
— Арсюнь, тебе не скучно с нами??
— Что ты, баба Лида, я так ещё и никогда не отдыхал, маленько, правда, по папе стану скучать, но сначала первые каникулы, потом Новый год, потом весна, а там и папа, и дядя Андрей приедет. Вот пойдем с ним на улицу, а все подумают, что он мой папа, да? А я буду хихикать!!
Мальчишки Колины ему понравились, особенно Валик, но они сначала на море поехали, потом в деревню. Баба Лида с дедом свозили его туда на два дня — было весело и шумно, и такая смешная бабуля Шура там была. Баба Лида вздыхала про какую-то Маринку, а дед говорил:
— Не спеши, сама появится!!
Дед ездил встречать её откуда-то, а потом на кухне, на всеми любимом диванчике сидели — Арся возле бабули, Вася посредине, папа и дед с другой стороны. Дед рассказывал, как она выглядит, а баба Лида ругалась и вытирала слезы, а папа обнимал её.
Лида с Натальей решили не лезть к Маринке, Коля звонил, вздыхал, матерился:
— Лид, жалко дурищу, совсем другая стала, иной раз думаю — вот побрехала бы что ли со мной — нет, улыбнется так кисло и всё. Убил бы чурбана!! Ребята? Да ничего, в деревне вон носятся. Петька? Да пока не особо к ней подходит, Валерка, тот да — старается постоянно возле неё быть, мне пошептал:
— Дед, Петька повторюшка, вот я и хочу, чтобы он к мамке как и я подлез. Она неплохая, моя в сто раз хуже была.
— А она вас с Наташкой боится. Не, говорит, стыдно. Вы, девки умные, сами все понимаете. К Галинке? Ходит, частенько, первый раз вся зареваная приехала, но говорит, легче ей стало возле матери-то. На день рождения Галинкин всем колхозом ездили. Я вот удивляюсь — Валик, он ведь за несколько месяцев роднее некуда стал, как можно было такого пацана не любить? Ты, Лид, меня сколько лет знаешь, я всегда не подарок был, а этот парнишка из меня веревки вьет. Честно, Лид, боюсь их обоих в себе разочаровать, не помню уже, когда и орал, иной раз так выразиться от души, сначала оглянусь, вдруг они поблизости. Они, как два вьюнка, и меня, и Шурку обвивают. Шурка? Да не, угомонилась, не рвется в свой кишлак, полный подпол всякого назакрывала, на меня ворчит, с Маринкой вроде ладит, да и на неё обижаться не получается. Она у нас как муравьишка, все чего-то суетится. На ребят обижается как малое дите, а они возле неё встанут и начинают её обнимать, если что-то не так. Петьку больше любит, сказала мне:
— Валик — он сильная, болшая. А Петинька — она — мое сердце.
— Шур, — иной раз ворчу. — Ты же университет закончила, чего по-тарабарски говоришь?
— Пиривыкла! — Да ниче живем, в школу вон собираемся. Все втроем пойдем, а как же — Маринка с Шурой букеты свои готовят, цветов-то наросло уймища. У Шурки даже черенок, воткни его в землю, зацветет. Лид, давай мы и Арсюхе букет сгондобим? Лады… Марка за нами пришлешь?? Ой, я ему не завидую — Шурка весь багажник заполонит своими заготовками, да ладно, она с июля талдычит — «На тири семья делать, не бухти!»
Букет, преданный Шурой, впечатлил — огромный ворох цветов: гладиолусы, георгины, астры, какие-то веточки зелени.
— Лидунь, Шура сказала — и для внука, и для хороший женщин Лида.
На первый звонок пошли все, Лида, Марк, Лешка. Какой важный и торжественный шел внук, осторожно нес большой букет гладиолусов — получилось аж одиннадцать штук. Крупные, с гофрированными лепестками, они привлекали внимание, а ребенок шагал, не видя никого вокруг.
— Арсюш, ты не волнуйся, ребятки хорошие, ты у нас мальчик общительный, подружишься быстро! — поцеловала его бабуля. А папа и дед одобрительно погладили по голове. И стоял во втором классе Б новый ученик — Арсений Иванов, и задорно улыбался, глядя на шумные ряды школьников.
С мальчиком проблем не было, наоборот, узнав, что он жил и учился аж в Китае, ребятишки постоянно интересовались всем. И прозвище «Китаец» так и прилипло к ребенку. Проводили Лешку с дедом, Арсюша было загорюнился, потом встряхнулся — позвонили Валик с Петькой. Они собирались на каток, внук с бабулей, конечно же, поехали.
И вот там-то встретились Лида и Маринка. Маринка, зная, что Лида приедет с внуком, все-таки собралась с ребятами, понимая, что когда-то встреча будет. Шла, переживая, как и что говорить, а увидев внука, не сдержала возгласа:
— Ой, теть Лида, это же Андрюшка мелкий!
А мальчишка серьезно ответил:
— Я просто похож на дядю Андрея, а папа мой — Леша.
— Знаю, я с твоим папой Лешей и дядей Андреем с самого раннего детства знакома, с рождения, если быть точной.
— Бабуль, правда?
Лида улыбнулась:
— Правда, мы в одном доме жили, они тогда все там и родились, гуляли в колясках, покажу я тебе, где.
Мальчишки носились по льду, а Лида и Маринка смотрели на них, негромко переговариваясь о школе, об уроках, говорили только про детей. Лида внимательно слушала Маринку, порадовало то, что не делит пацанов, не выпячивает Петьку, говорит с теплом про обоих.
— Я рада, Марин, что ты Валика приняла. Он славный, добрый, очень четко чувствует людей.
— Знаю, если бы не он и тогда, и сейчас… Он очень старается, чтобы мы с Петькой стали как прежде, сын немного оттаивать начал, а Валик, он смешной. Папа говорит, что его нам Бог послал, я тоже так думаю.
Она напряглась, ожидая, что теть Лида припомнит её дуризм, что был больше года назад.
Но та только вздохнула:
— Хорошо, что все живы, остальное все мелочи. Я до сих пор поверить не могу, что Лешка живой и вон, радость наша нечаянная катается и вопит!
— А Андрюха как?
— Да все неплохо, малышке пять месяцев вот будет, назвали, правда, как меня — Лидой. Я не хотела, а ребята и слушать не стали — у них женское имя только одно было выбрано. Растет маленькая, глаза — мои, а так — мамина дочка. Андрей через два года на пенсию выходит, сказал, будет возле нас. Есть для кого и для чего жить — внук и внученька враз почти появились.
Внук подлетел к бортику:
— Бабуля, ты видела, видела как я крутился волчком?? А на повороте как на шорт-треке рукой по льду???
— Видела, видела, ты руку не ободрал?
— Не, я поехал?
— Вот, Марин, это и есть счастье! — помолчав, добавила Лида. — Для меня!! Мальчишки дружно захотели идти в кафе, там смолотив по большому куску пиццы, поели пирожное-мороженое и довольные разошлись.
Маринка выдохнула — она подсознательно ждала от теть Лиды подколок, но та вся была в своем Арсюшке.
— Пап, теть Лида так изменилась, стала мягче.
— Конечно, столько лет считать Лешку погибшим или пропавшим и встретить нечаянно да ещё с внуком.
А потом вздохнул:
— Все мы изменились, клюнул вот жареный петух в зад!.
Октябрь выдался унылый, зарядили дожди — серо, мокро, кисло. Мальчишки учились, ходили на все свои спортивные занятия, участвовали в каких-то соревнованиях, учились неплохо. Маринка вроде и радовалась — Петька стал не таким настороженным, а вот тянула за душу все больше наваливающаяся тоска, она автоматически ходила на работу, автоматически отвечала на какие-то вопросы, так же автоматически стирала, убирала, гладила.
Шура упросила Колю и пацанов отпустить её жить в деревне.
— Зачем девичка под нога мешать?
Она полностью освоилась в деревне, ей там было лучше, роднее. И решили её оставить, но, при первой же возможности или даже намеке на что-нибудь, забрать в город. Коля утеплил входную дверь, привезли дрова, мальчишки старательно укладывали их в поленницу. И Маринку, приехавшую с ними в деревню на выходные, она работала пять дней и два выходных — прорвало, именно из-за вида поленницы.
Вспомнилось, как она там, в горах тоже укладывала дрова, её тогдашний восторг и легкость в душе. Как она рыдала, стараясь, чтобы никто не услышал… ей больше всего хотелось, чтобы вот сейчас, рядом с ней были так необходимые ей Мик и…Демид?? Услышать его необидное подначиванье, пусть говорит все, что угодно, лишь бы услышать его голос и тявканье Мика. Наревевшись до опухших глаз, вышла из комнаты и встретила понимающий взгляд Валика.
— Мам Марин, ты нам обещала пойти на развалины барского дома? Пойдем? Дождь пока не наблюдается?
— Да, Валик, вы поели уже?
Мальчишки кивнули и начали собираться — захватили зонтики, дождевики, понадевали резиновые сапоги и пошли шлепать по лужам. Маринка, на удивление, почувствовала себя спокойнее, тяжесть в душе заметно уменьшилась, да и сыновья не давали хмуриться, оба старались развеселить её. Она притянула обоих к себе:
— Мальчики вы мои дорогие!
А сыночек, глядя на неё внимательно-внимательно вдруг выдал:
— Маа, а давай на Новый год пусть к нам дядя Демид приедет с Миком?? Мы с Валиком давно хотели такое сказать, и ты не будешь такая… — он запнулся.
— Какая, сын?
— Ну, такая печальная! — подсказал Валик.
— Ох, психологи вы мои!
— Мам, у нас же скоро разговор будет с ними, мы ждем-ждем, почему он так редко приходит?
— Я когда там была, вообще раз в три месяца только и спускался, это он часто стал приходить! — улыбнулась Маринка.
Пошли неспеша назад, мальчишки набрали ей букеты из красивых кленовых листьев, гуляли бы ещё, да зарядивший опять дождь загнал всех в дом. Пили чай с Шуриными вареньями, потом слушали разговорившегося про свою далекую службу в армии — деда.
Маринка обняла их обоих, потом чмокнув в макушки подтолкнула к бабуле, которая сразу же засияла, едва внуки подлезли к ней.
— Вот, — крякнул Коля, — мы все трое без них, как без рук! Вы только, это, не сильно выделывайтесь, незаменимые наши, а то начнете: «Не хочу, не буду!»
Мальчишки засмеялись:
— Мы же не девчонки! — серьезно выдал Петька. — Дед, баб Шура, мы маме уже сказали — давайте попросим дядь Демида пусть к нам на Новый год с Миком приедут?
Дед помолчал:
— А чё, если приедет — рад буду. Мужик что надо, пусть вон хоть до лета, место есть.
— Вряд ли согласится, Мику надо будет и прививки, и справки делать, да и не любит Демид надолго со своих гор спускаться. Там сейчас здорово, дождей нет, осень такая ранняя, только-только начинается, я вот постоянно вспоминаю — воздух такой… — Маринка замолчала, подбирая слова, — вкусный, им прямо не надышишься, и тишина такая!! Чихну вот я — далеко слышно, а Мик обязательно гавкнет, типа: «Будь здорова!»
Уезжали из деревни всегда с большой неохотой, баба Шура каждый раз провожала до автобуса и долго махала рукой им вслед. Мальчишки волновались, как она здесь одна будет, но деятельная натура бабули нашла выход — прикупила на свою грошовую пенсию у соседок несколько кур с петухом — забота каждодневная появилась.
Как ругался Коля:
— Засунь свои три копейки знаешь, куда?
Пошел по соседкам, а живущая через три дома баба Лена Перхова и подсказала ему:
— Коль, она на мою козочку давно заглядывается, может, купите ей?? У меня-то сил совсем не осталось, а козе только три года, она у меня умница.
— Теть Лен, а сено?
— Да и сено у меня есть, Витька Пряхин вон целый прицеп привез!
— Сколько просишь?? — тут же спросил Коля.
Торговаться не стал, пришел, отозвал пацанов, таинственно с ними пошептался, они быстренько закружили свою бабулю, уговорили пойти с ними:
— Баб, чего мы тебе покажем-то?
Разве может отказать своим любимым мальчикам истово любящая и намертво привязашаяся к ним баба Шура?? Она уже и забыла, что Шухрона, для всех вокруг — Шура.
Коля с Маринкой, шустро прикинув, договорились довезти деньги во вторник:
— В понедельник, теть Лен, у пацанов в школе какой-то праздник, обещал прийти, а во вторник точно привезу все.
— Да верю я вам, мы же столько лет друг друга знаем.
Витька Пряхин с сыном шустро перекидали и перевезли сено к Носовым под навес, баба Лена, повздыхав, привела козу.
— Я теперь освободившись-то, в Москву хоть доеду, внуки давно зовут, а у меня Зорька в хозяйстве. А Шура, она давно с козой-то моей в дружбе!
Пацаны пришли, когда уже все было на месте, баба Шура изумленно уставилась на сено:
— Эт зачем, а?
А из пристройки послышалось блеянье.
— Эт чиво? — Она шустро влетела туда и увидела возле небольшой кучки сена козу.
— Зоринька? Ай!! Ай, ти пачему здесь? Коля, ти купила Зориньку?
— Купила, купила, — пробурчал Коля, — во, чтоб ты тут не скучала.
— Ай, Марина, Коля, я ни знаю, чиво сказать? — заплакала было Шура, но мальчишки не дали ей порыдать.
— Ну, чего ты рассиропилась? — заворчал Валик. — У тебя теперь сколько забот, коза, куры, по весне вон, гусей тебе прикупим.
— Не, ни нада гуси, лучше другой, как это… ну, такой, — она показала руками.
— Индюк, что ли? — догадался Петька.
— Ну да! Ай, спасибо!!
И начались заботы у всех. Коля сколотил из всяких обрезков-досок закуток для сена — погода не та держать его на улице. Маринка и пацаны перетаскивали его, стараясь успеть за один день, а Шура крутилась вокруг козы, что-то ласково приговаривая на своем таджикском языке.
— Дед, у нас коза будет умная, два языка научится знать! — захихикал Валик.
Сено перетащили, обустроили козу. Счастливая Шура несколько раз бегала к своей Зориньке.
— Ладно, Марку звякну, доедем до рынка, купим комбикорму, для кур какой-то ерунды, чё-то там с ракушками, и привезем все сразу.
А пацаны, видя свою сияющую бабулю, о чем-то негромко перешептывались.
— Чё задумали, чиграши?
— Потом, дед, скажем.