Опять случился форс-мажор и у Гали, и у Лиды.

Галина свекровь, все так же не вникала в жизнь деток. Да вот, случилась почечная недостаточность, и пока Галя была в гостях у брата — свекровь убралась за неделю. До этого постоянно обещала прописать к себе Маринку, отдать ей свое золото… умные бабули все делают заранее, тут же все досталось чужому мужику, мужу пятому, который через два месяца уже жил с новой женой — ни у него, ни у новой жены не было детей, и через несколько лет эти две комнаты достались непонятно какой родне этой жены.

Носовы получили «фигу во всю морду» — выражение Коли.

Галя ездила к новой жене, пыталась договориться по-человечески, но увы.

У Лиды после тяжелых и продолжительных запоев остановилось сердце пьянчужки-мужа. Спился после ухода матери Сашка совсем, утаскивал из дома вещи, только Лида на работу — он шарил по шкафам — что бы «толкнуть» на опохмелку, пользуясь тем, что мальчишек дома не было — старший учился, младший «делал гешефт». Времена настали смутные, вот и крутились все, как могли.

Лидин старшенький закончил училище распределился в ЗабВО, младший, не вдаваясь в подробности, мотался по командировкам, так говорил матери до поры до времени, пока случайно не оставил на столике загранпаспорт. Лида посмотрела отметки, где он бывал, и обессиленно опустилась на диван. Был нелегкий разговор с ребенком, но кто в двадцать лет особо прислушивается к словам родителей?

— Мам, все пучком. Я вот ещё несколько поездок сделаю, а потом полетим мы с тобой на Канары.

— Ага, только меня там и не хватало!

Никому не говорила Лида, как она переживала за младшенького, материнское сердце, оно — вещун. Через полгода младший исчез. Как не билась Лида, куда только не обращалась — бесполезно. Сын пропал. Анрей писал матери теплые письма, периодически звонил, но приехать все никак не получалось. Потом уже признается тридцатитрехлетний мальчик, что приехать не мог — была командировка в горячую точку, матери сказать — язык не поворачивался. После таких потерь, он по-своему оберегал свою мамку.

Галя же переживала за Маришку, характер которой оставлял желать лучшего. Как-то не получалось у неё дружить с мальчиками, пара-тройка встреч и всё, не было у неё маминого обаяния. Толстоватая, вздорная, обидчивая, не заморачивающаяся на ответы, быстро отваживала от себя молодых людей.

— Галь, пока ты жива, все их с Колей шероховатости, стычки, ругань — тобой сглаживаются. А не дай Бог, тебя не станет… туши свет!! — выдала как-то ей поникшая, убитая потерей сына Лида.

— Галь, у меня гости были намедни!

— Кто же? — полюбопытствовала Галинка.

— Если б знать, — вздохнула Лида. — Перевернуто все, только вот подоконники на кой фиг отрывать надо было?

— И что, обокрали тебя?

— Да что у меня брать-то — трусы и лифчики? Нет, похоже, что-то искали Лешкино, чудно, пришли бы ко мне, я бы сама все показала — жалко что ли? Уборки вот на неделю хватило. А и спасибо не знаю кому сказать, кой чего из постельного белья, нового, нашлось, я думала, муженек пропил благополучно.

— Ох, Лидка, умеешь ты из негатива положительные моменты находить!

— Больше, Галь, скажу, видать, как в том анекдоте, когда воры залезли в квартиру — там шаром покати, ушли и пятьсот рублей оставили. У меня три тысячи на столе лежали и приписка: «за беспокойство!»

— И ты, конечно, в милицию не сообщала??

Лида посмотрела на неё скептически:

— А толку? Ничего же не взяли!

Маринка отучилась на медсестру и нашла работу в Москве, в областном центре МОНИАГ — в народе называемый — Моники. Работала по графику сутки-трое, мама ходила на цыпочках, когда дочка приезжала со смены. Дочка начала курить в открытую, постоянно ругалась с отцом, перебирала мужиков, именно, что мужиков. Галюня дергалась и переживала за неё, понимая, что ой не скоро дочка с таким-то поведением замуж выйдет и родит им внучку. Так и вышло, только в двадцать шесть Маринка засобиралась замуж. Родителям её Дима не понравился сразу — весь какой-то скользкий, но дочка выбрала, даст Бог, все будет нормально!!

Молодые начали жить неплохо, Маришка быстро забеременела — ждали мальчика. Галя старательно закупала детские вещи и начала задумываться про обмен — в их двушке даже троим было тесно.

Марина пока жили у мужа в комнате — старые, послевоенной постройки, возведенные ещё пленными немцами дома были такими же муравейниками, как и их предыдущее жилье, но с рождением ребенка дочка однозначно перебирались к маме. В июле, как раз на Петра и Павла родился внук — большой, четыре двести, поскольку отец у Димы был Павел, то малыша назвали по святцам — Петром.

Папа Дима неделю «обмывал ножки», что ещё больше насторожило Галинку, но дочка же выбрала, лезть в их отношения бесполезно.

Галя ушла из аптеки. Реорганизации, перемены, кляузы, подсиживание друг друга — все это угнетало и ещё — очень стали болеть ноги, по-хорошему надо было бы операцию на тазобедренном суставе, но когда?

Маленький внук, дочка одна не справляется… зять, муж, постоянная возня на кухне.

Деятельная натура Галинки требовала общения — привыкла за столько лет работы с людьми. Помогли старые знакомства — устроилась она работником соцобеспечения, дали ей участок в пригороде. Ходила по своим бабулям и дедулям, покупала им продукты, лекарства, напоминала про посещения больнцы, оплачивала коммуналку, пила с ними чай, умела выслушать их долгие беседы — её подопечные души в ней не чаяли. Лида же честно сказала:

— Не мое — такая работа! — после своей мамки, которая просто вампирила с восьмидесяти пяти, она категорически не соглашалась на такую работу. — Я пока, вон, на кассе в супермаркете, руки, правда, всю ночь немеют, но тут все четко, а бабули-дедули, не мое!

Галина же крепко задружилась с Валентиной Семеновной, у которой когда-то было два сына. Старший умер лет как пятнадцать назад, а младший, окончив пожарное училище, был на нормальной работе, привез с собой из Иванова шуструю женушку, да вот не заладилось у них — развелись, женушка внука к ним не пускала, все какие-то скандалы, разборки, спился её младший, тоже умер.

Осталась Семеновна одна, поскольку четко знала, что не нужна внуку — подросший мальчишка ни разу даже не захотел с ней поговорить по телефону, вот она и подписала квартиру Галинке, с условием, что та будет ходить за ней до самой кончины. Галинка не распространялась об этом, кто знает, как повернется, передумает Семеновна ещё много раз, и молчала. Семеновна же как предчувствовала — через полгода прихватило сердце, увезли в больницу, пошла на поправку, а через неделю — оторвался тромб. Были долгие склочные разбирательства со снохой и внуком Семеновны, был суд, понадобились деньги. Лидуня, Ленка Махнева — у них за душой ни шиша, и Галинка договорилась со своей стародавней приятельницей, бывшей заведующей продскладом в Райпотребсоюзе, у которой всегда можно было занять приличную сумму.

Познакомились давно, поддерживали дружеские отношения, отмечали всякие праздники — вот и прикинув все как следует, решили с Тамарой, после суда привести квартиру в приличный вид и продать, деньги поделить честно — две трети Тамаре, остальное Галинке.

Суд они выиграли, но Галинка нахлебалась дерьма от бывшей снохи Семеновны по самые ноздри, то были звонки с угрозами, то в спину летели проклятья, Галинка сильно потужила, что пошла когда-то на поводу у Семеновны, однако теперь поздно что-то менять.

Тамара добавила денег на косметический ремонт, Галинка разрывалсь между домом и отсуженной квартирой — надо было проконтролировать все.

Петенька рос крепеньким бутузом, но вот в полтора года, после прививки заболел, простудное заболевание вылилось в воспаление легких, затем — астматический бронхит, перешедший после опять же ОРВИ, в конкретный диагноз — астма.

Маринка частенько лежала с внуком в больнице, папа Дима как-то незаметно все чаще стал оставаться у себя дома, мотивируя это тем, что пока жена и сын в больнице, он не будет стеснять тестя и тещу. Коля, как всегда, орал и обвинял во всем Галинку, не выбирая выражений, она только вздыхала — что-то доказывать упертым Носовым — бесполезно.

Дочка со своим вздорным характером то ругалась, то мирилась с мужем, Галинка же, жалея внука, была вся в нем, кормила с ложечки, гуляла, облизывала всего.

Молодые ушли жить к себе в комнату, Петенька был у бабы с дедом, все как всегда. Позвонила дочка:

— Мам, он меня избил, встать на ногу не могу!

Галинка полетела туда, вызвали «Скорую», в травмпункте сказали — перелом ноги в двух местах. И скакала дочка три месяца на одной ноге, естественно, все опять свалилось на мамку.

Коля порывался навести разборки, но Маринка в кои-то веки призналась, что виновата она больше, он просто её оттолкнул, а она, не удержавшись на ногах, упала и приложилась крепко о ножку дубового старинного стола.

Скандал получился из-за её идиотских обвинений, как потом уже узнала Галинка у зятя — дочка её собрала все что можно и нельзя в обвинениях, и сама полезла на него драться.

— Извините, Галина Анатольевна — Вы очень хороший человек, я Вас искренне уважаю, но жить с ней не буду, просто не смогу!! Все можно перетерпеть, но её патологическая жадность, подозрительность просто зашкаливает. У них с тестем это фамильное — одинаковые.

Вот так и жили, дочка стала совсем вздорная, взрывная постоянно в чем-либо обвиняющая родителей, не воспринимала не то что критику — любой совет, атмосфера в доме была та ещё. Галинка вплотную занялась поиском обмена — невозможно было в двушке — тесно. Ноги болели все больше, Галинка еле ходила, все мечтала съездить в Белоруссию, в санаторий с радоновыми ваннами.

Лида ругалась на неё, когда она выбирала время, очень редко — забежать к ней на рюмку чая. Петенька подрастал, набалованный бабулей — как же, ребенок больной, меры не знал ни в чем.

Как-то поехали в гости к стародавней приятельнице — Наталье, та тоже выходила по-молодости замуж за парнишку из их старого дома. Прожив какое-то время, быстро поняла, что жизни не будет и развелась, не понимая, зачем Носова и Костарева столько терпели и терпят от идиотов?

Наталья замечательно жила со своим вторым мужем, не делала разницы между своей единственной внучкой и двумя небольшими внуками мужа, кроме того, подбирали бездомных кошек и собак — жили в своем доме — вернее, половине дома, доставшейся Наталье от родителей.

Сейчас у них насчитывалось восемнадцать кошек и девять собак. Лида, приезжая почаще к ним, постоянно привозила провиант для зверофермы — куриные головы, ноги, сухари, всякие крупы, Наталье помогали многие неравнодушные люди, хоть вермишелью или суповыми наборами.

Вот там в гостях Лида и ворчала на Галинку.

— Офигела?? Пятилетний пацан, а ты его супом с ложки кормишь, до женитьбы собралась?

— Лид, чтобы побыстрее, да и ты же знаешь, как тяжело его уговорить суп поесть.

— Конечно, сладости в первую очередь!

Дома постоянно прятали конфеты подальше, ребенок мог съесть их все, а врачи не рекомендовали сладкое. Лида всегда угорала, когда Галинка приносила из каких-то потаенных мест конфеты, печенье к чаю.

— Галь, мало других у тебя на шее сидит?

— Лид, внук же, да и мне не трудно!

Лида махнула рукой:

— Ты тетенька взрослая!

А Петенька разошелся — сначала с удовольствием играл с мальчишками, потом начал покрикивать, забирать у них игрушки — мальчишки пять и три годика — мужики самостоятельные, посопели и переключились на мультик.

Внук тоже стал смотреть, но ему помешали разговоры взрослых, сидящих за столом.

— Ну-ка замолчите все, я сказал!!

На несколько минут воцарилась тишина, а потом тетя Лида ласково так спросила:

— Петь, а тебя давно ремешком не били по попе?

— Мама, недавно! — признался ребенок. — Я не слушался.

— Вот и я добавлю, если будешь так себя вести, почему Игорек с Лехой смотрят мультик и не кричат? Мама твоя тебя не учит, как нужно себя вести в гостях и вообще, — я помогу!

— Галь, помолчи! — остановила готовую грудью защищать внука — Наталья. — Лида права.

— Но он же ещё маленький!! — попыталась было заступиться бабуля.

— Галь, какая ты всегда умница, и какой Петя ваш?? Тут явно упущение, понятно, что ребенок не садиковский, но позволять ему всё…!

Галинка было надулась на Лиду, потом подумала и выдала:

— Приходи к нам почаще — Петенька вон как притих, может, хоть твои замечания будет запоминать??

— Чего ты так балуешь его, пацан же в школу пойдет, за свое такое беспардонное поведение не раз схлопочет, — пробурчала Лида. — Не делай из него комнатный цветочек — жизнь сейчас не такая!!

Галинка летом уезжала в деревню, родительский дом требовал ухода и ремонта — папа её после отсидки прожил совсем немного, и достался Галинке отчий дом с двумя железными кроватями, парой самодельных тумбочек и табуреток и закопчеными кастрюлями.

За два года они с Колей, проживая там все лето — для Петеньки было идеально — чистый воздух, парное молоко, ягоды-фрукты — все свое. Галинка сажала, полола, ругалась с таджиками, что сначала перестраивали, затем обшивали вагонкой дом, дотошно проверяла все и вся.

А Маринка работала. Приезжала в деревню иногда — времени у неё не хватало, с Димой развелись, она была в поиске. Получив очередной нагоняй, долго плакалась или по телефону, или забегая к теть Лиде-референом шла одна мысль у неё:

— Меня никто не хочет понять, я одна, мне трудно!

— Маринка, не ной! Посмотри вокруг, сколько у людей проблем и горя бывает, у тебя сынок больной, но ведь не смертельно — бегает, прыгает, растет, не мычит и не ходит под себя. Ты молодая, найдешь ещё свою половинку. Мать возле тебя квохчет, что тебе ещё надо? Одно запомни, чем ты больше ноешь, тем больше испытаний и проблем бывает. Боже тебе этим показывает, что твои проблемы — мелочь, не гневи Бога.

Но куда там — она была из разряда страдалиц.

Лида иногда приезжала в деревню, помогала Галинке, старалась прополоть все что можно, зная, как тяжело подружке нагибаться и как болят её ножки, таскала воду, проливала все овощи, окучивала картошку — ворчала, как всегда:

— Галь, коровку свою гладкую припахивать не пробовала?

— Она же работает, устает, — оправдывала дочку Галя.

Коля бухтел, орал, но Лиду не трогал, та умела и ответить, да и видел он её желание помочь Галинке. Внук с удовольствием общался с теть Лидой — старательно собирал с ней клубнику и малину, таскал в маленькой лейке воду, даже получил свои две грядки с клубникой и морковью, для полива. И уже осенью хвастался теть Лиде его персонально выросшей морковкой. Галя с осени до весны кропотливо и тщательно подбирала варианты обмена, пока, пошел второй год, все немного не устраивало её. Коля, закодировавшийся во второй раз, стал совсем нетерпимым, ругань между дочкой и мужем сильно угнетала Галинку, тут ещё брат умер, в пятьдесят четыре года.

— Лид, похоже, и мне недолго осталось, мама в пятьдесят ушла, Валерка вот тоже.

— Утухни! — ругалась Лида. — Внука вон до ума доводить кому? Носовым твоим одинаковым?

Через год все-таки Галинка нашла тот вариант обмена, что устраивал её больше всего — трешку в трехэтажном доме старой постройки, в старой части города, второй этаж, восемьдесят пять квадратов, высокие, трехметровые потолки, большая кухня, большая же прихожка и три комнаты, уютный тихий двор, немногочисленные соседи, все магазины, остановки — в шаговой доступности.

Опять начались заботы — ремонт нового жилья. Как тщательно подбирала Галинка обои, плитку, мебель, шторы — она с такой любовью обустраивала это жилье, не показывая никому до окончания ремонта — всем говорила одинаково:

— Вот перееду, обживусь и соберу вас всех на новоселье.

Маринка все так же была в поиске, поясняя это просто:

— Ребенку нужен отец!!

Но как-то быстро заканчивались все её романы.

— Марин, ну будь ты помягче, поласковее, что ты сразу же свою нетерпимость показываешь, мужики, они же как дети малые, их надо холить и лелеять! — поучала её матерящаяся про себя Лида.

— Вот ещё! — фыркала Маринка. — Стану я под кого-то подлаживаться.

Она стала совсем круглой, и Лида частенько качала головой:

— Чистая бабка Анна уродилась, ведь что внутри, что снаружи.

И ещё Лида пару раз вломила ей за появившуюся у Маринки привычку — жадничать.

— Это что за манера, делаешь прозвон и сбрасываешь, я тебе нужна — значит, звони и не придумывай, все живут на копейку, я, когда звоню, хоть раз так сделала?

— Да, теть Лид, у меня денег на телефоне мало было, — юлила Маринка.

— Не финти, у тебя постоянно так!!

Маринка выбрала теть Лиду своей подушкой, постоянно плакалась, как её не понимают родители, некому рассказать, никто её горести не воспринимает, как сложно с мужиками — все какие-то не такие.

— Может, стоит изменить себя?? Похудей немного, сама же видишь — перебор в килограммах большой пошел, прическу измени, что ты как бабка старая, залижешь волосы и в хвост?

— Да, теть Лид, думаешь, есть у меня время?

— На себя-то? Всегда найдешь, вон, Галя твоя, пусть и грузная, а такая приятная женщина, всегда с прической, любо-дорого посмотреть!! — Ушли в небытие её роскошные, до попы, волосы, теперь они были до плеч. — Всегда подкрашенная, улыбчивая, а ты вечно насупишься, как бычок какой!

Маринка мялась и говорила что-то невразумительное, типа кому надо, полюбит и такую. Начинала общаться тесно с одним, знакомилась с его приятелями, приглядывала подходящего среди них, «дружила» иной раз с двумя… Короче, была в свободном поиске.

Лида наконец-то увидела новую квартиру:

— Класс, Галь, все суперски! Но у тебя по-другому, я не сомневаюсь, быть не может.

Петеньку по совету врача решили в школу отдавать с восьми лет, благо бабуля была рядом.

А в октябре, в первых числах, позвонила Маринка Лиде и бухнула:

— Теть Лид, мама в реанимации!!

— Как в реанимации, мы с ней два дня назад по телефону? — растерянно проговорила Лида. — Что, ноги?

— Да нет, резко упало давление — увезли на «Скорой» и уже сделали операцию.

— Ккакую?

— Панкреонекроз!

— Да ты что?? — Лида, далекая от медицины, знала, что поджелудочная не оперируется. — Кошмар! И как она сейчас?

— В сознание не приходила ещё! Я попробую, как она придет в сознание к ней прорваться, все-таки коллеги же мы.

И были долгие десять дней, Лида и Наталья очень переживали за Галюню, у той сначала никак не хотели заработать почки, только порадовались, что заработали, оставался аппарат искусственного дыхания. Маринка в субботу побывала-таки у матери, сказала ей, что все переживают и надеются. Галюня только глазами показала, что поняла.

А через два дня Маринка, едва сказав:

— Теть Лид, мама умерла! — бросила трубку.

Сказать что Лида с Натальей были в шоке — ничего не сказать, Лида всю жизнь знала, что у Галинки сильно болят ноги, про поджелудочную не было и речи, ну жаловалась Галинка иной раз на изжогу.

— Наташ, — едва сдерживая слезы, говорила Лида. — Мы с ней вот в августе — приезжали из Беларуси продавцы с товаром, ходили по площади, она меня утомила. Я все палатки по три раза обошла, а она дотошно все рассматривала, приглядывалась, примеряла. Я её за руку — говорю:

— Носова! У тебя в кошельке пятьдесят рублей и ноги твои больные, хорош уже зырингом страдать.

— Лидка, не поверишь, я во время зыринга забываю, что ноги мои болят.

— Наташ, а ведь я за более чем тридцать лет ни разу с ней и не поругалась, умела Галюня наша сглаживать острые углы.

— Да уж, буфером была между Колей и Маринкой! — согласилась Наталья.

И было дико видеть за поминальными столами много общих знакомых, а Коля убито говорил:

— Вот, хотела всех собрать на новоселье — собрала.

Маринка на кладбище кричала, истерила, рвалась куда-то, возле неё постоянно был невысокий молодой человек, поддерживал, или совсем крепко обнимал, едва стоящую на ногах Маринку. Лида тормошила её, стараясь достучаться до неё, но та только повторяла:

— Моя мама умерла!

А потом начался ад. Где-то ближе к сорока дням сорвался и запил Коля, и понеслось — не с кем стало оставлять Петю — Маринка работу не хотела менять, в городе, по сравнению с московской, зарплата была вполовину меньше. Коле оставалось чуть больше двух лет до пенсии. Тот молодой человек, Шурик, был рядом, и на него просто возложили обязанности уводить и приводить Петю от согласившейся присматривать за ребенком женщины — у неё своих было трое, вот и взялась она приглядывать за Петей, естественно, за плату.

Маринка бухтела, что дорого, плакалась Лиде, что водит его три раза в неделю на дошкольные занятия и на теннис — все так дорого.

— Вся жизнь сейчас дорогая. У тебя есть дед, что он внуку не поможет? Квартиру материну, отсуженную сдавать начни, крутиться всем приходится сейчас.