30 декабря, утро.

Мороз проснулся в самом отвратительном настроении вчера с братцами-месяцами — Ноем, Декой, Яном и Лютом позволили засидеться в теплой такой компании. Они уже много лет собирались с осенне-зимними месяцами в предверии Нового года.

Всегда все было чинно-благородно, тем более в сам Новый год у зимних начинался аврал, надо было снежку подсыпать, морозцу где подбавить, где, наоборот, убавить, все как положено. Декабрь передавал смену Январю, проверяли братцы порядок везде. Матушка Зима, по-первости дотошно проверявшая их, расслабилась и укатила на самый Северный полюс, её уже так давно приглашала Снежана, снежная королева..

Нормальная такая тетка, напридумывали люди, что она мальчишку какого-то утащила к себе. Зачем ей хилый человеческий ребенок, когда она, мастерица-искусница может себе такое совершенство создать, закачаешься.

Мороз вчера не сильно-то и хотел быть у Дека, но братцы подколками и подначками подзавели его, остался. Все поначалу было чинно-благопристойно, Дека и Ян, полновесные, полнодневные месяцы, пили понемногу, закусывали как надо, да вот Лют, ох уж и дурного нраву Февр, по прозвищу Лютый, сократили давно до Люта. Недаром самый короткий месяц непредсказуемый, то метет, свету белого не видно, то в дурь ударится и тепла нашлет. Вот и учудил этот, неполный, девиц каких-то притащил, из зимних поземок, а они такие же как и он, все в одном месяце обитаются..

Мороз и не заметил, как веселье покатилось с горки, помнит все урывками — то пьют, то поземок на коленях держат, то какие-то выгибучие танцы затевают, почему-то вспомнилось, гоготали во дворе и призывали…

— Блииинн!! — он похолодел… призывали Вьюгу, которая крепко спала. А если её разбудить, она с недосыпу ох, и злющщая, все ведь занесет-законопатит, и будут люди сидеть по домам, носа не высовывая, детки скулить и и обижаться на него, Мороза. Ни одни сани с подарками не проедут по такой погоде, значит, начнутся жалобы, потоки жалоб… и канцелярия матушкина враз ей доложит о непотребстве.

Матушка не станет разбираться, кто прав, кто виноват, отвесит полной мерой, да так, что мало не будет никому! Мороз похолодел, забыв про похмелье, шустро натянул рабочий полушубок — это в людских сказках он в красном одеянии мотается по их поселениям, ничего подобного, нормальная рабочая одежда, вон, как у лесничего Игнашки.

— Игнашка?

Мороз выскочил на улицу и замер, тетушку Вьюгу, видать, не добудились, но дурака наваляли…. даже его двор был заметен сугробами, стужа не хилая, у самого Мороза перехватило дыхание.

— Вот это мы дали!

Он лихорадочно стал прибавлять температуру до приемлемой, даже в полушубке мороз крепенько так ощущался.

— Ну, Февраль, криводорогий, чтоб я ещё раз с тобой на посиделки пошел??

Полез по сугробам в соседский домик, к Деке.

Тот дрых в обнимку с позёмкой, Мороз сильно так про себя удивился:

— И чего они вчера в этих замороженных, невзрачных девицах нашли??

Порадовался про себя — он спал один, знать не совсем мозги отключились.

— Дека, Декабрь, вставай, это Ян пока может досыпать, ты смену не сдал, два дня остается на разгребание безобразий, что вчера натворили.

— А что так холодно, брр?? — открыл мутные глаза Декабрь.

— То и холодно, я спьяну морозу во всю мочь зарядил, Лют же все снегом умудрился занести, на две зимы сразу насыпало.

— Ох ты! Матушка нам устроит!

Дека увидел спящую рядом поземку, брезгливо поморщился, но, зная, какие они противные, осторожно потряс её за плечо.

Мороз неслышно вышел, пусть без него разбираются.

Минут через десять злая поземка выскочила на крыльцо, вопя во все горло:

— Идиот! Я к нему всей душой! Ща устрою!

Не глядя под ноги, ступила с крыльца и провалилась выше колена:

— Вот, гадство!

А потом ехидненько засмеялась:

— А и устраивать ничего не надо, Лютик постарался, подловил всех братцев на слабо! Хи-хи, вот пусть теперь бегают устраняют непорядки! Замээчательно!

Крутанулась — Фьить! и помелась легонечко по сугробам, уже настоящей позёмкой!

Октябрь, последние дни, Настёна.

Сколько себя помнила Настёна — она всегда была с батюшкой. Он рассказывал ей сказки, носил-баюкал на руках, когда она болела или снился плохой сон, заплетал ей косички, дул на ободранные коленки, готовил ей кашки..- батюшка был для неё всем. Она совсем не переживала и не спрашивала его про матушку — ей хватало его огромной любви. Потом появилась мачеха со смешной поначалу Марфуткой. Мачеха не обижала Настёну, но не было между ними ни любви, ни доверия, девочка все свои проблемы, радости и горести несла и говорила батюшке — знала, он поймет так, как есть, и подскажет, что лучше сделать.

Марфутка толстая, неповоротливая, какая-то рыхлая девчонка не могла составить Настёне компанию в подвижных играх, злилась, надувалась как пузырь и ныла по любому мельчайшему поводу: не доспала, переспала, недоела, переела — постоянно. Ещё она дико завидовала Настёне, у неё совсем не росли волосы, болталась сзади жидкая косица, а у Настёны была толстая, в руку, косища.

Пыталась она дергать сестрицу за неё, да верткая Настёна не давалась, убегала от неё то на забор, то на дерево. На дереве у неё был настоящий небольшой домик, знали о нем только трое: Настёна, батюшка и конюх Илим, который нянчил ещё батюшку в свое время. Истово обожал Настену рассказывал ей все, только никогда не касался в разговоре матушки Настёны. Спросила она как-то раз его, чисто из любопытства:

— Илим, а матушка моя, она какая была?

Он кхекнул, будто подавился, потом сказал:

— Настён, это тебе твой батюшка сам расскажет, придет время.

— Да я просто так спросила, вон, Маланья для своей Марфутки матушка, смешная такая, мой батюшка, он намного лучше.

— Согласен, наш с тобой Славнич, он один такой!

Так вот и жили, батюшка состоял в купеческой гильдии, все бы хорошо, но отправлялись в плаванья заморские они по очереди, вот и подошел батюшкин срок. Подросшая Настёнка сильно так убивалась разлукою с батюшкой.

— Настёночка, я скоро вернусь, не печалься!! Что тебе, доченька, привезти?

— Сам приезжай поскорей!! — всхлипывала дочка. — Мне без тебя тоскливо враз станет!

Батюшка только вздыхал и переплетал дочкину косу, в минуты раздумий привык он так, еще с раннего детства — и сам успокаивался, и дочка замирала от его ласковых прикосновений.

Уехал батюшка, да вот не вернулись корабли в положенный срок, долго ждали жены и дети своих родных, но уж три года как не было от них никакой весточки.

Батюшкин приказчик, правая рука, Силантий, только одно и говорил:

— Настён, верь, батюшка твой и хозяин мой, он жив, скорее всего, в переделку какую-то попали!! Не тот человек наш с тобой Ставр Славнич, чтобы вот так, ни за фунт изюму пропасть! Ты верь, дочка, верь! Да и скажи, милая, снится ли он тебе и как?

— Снится, дядь Сила, нечасто, — всхлипнула дочка, — снится, сердитый и в чудной одежде. Ничего не говорит, только смотрит так, ну вот, как когда я болела.

— Значит, жив!

Настёна, подрастая, становилась красавицей, чего нельзя было сказать о Марфутке. Мачеха, женщина видная, крупная такая, иной раз, когда никто не слышал, плевалась:

— Ну в кого она такая квашня, супруг был видный, сама неплоха. А эта ни в мать, ни в отца, ни в проезжа молодца. И подменить-то не могли!

Марфутка все также ныла, ничего не делала — находилось сразу сто отговорок, а у Настёны все спорилось в руках, и вышивки у неё получались как живые, и пироги выходили из печки такие, что сами в рот просилися, и не нужны были ей никакие притирания и мази — умоется колодезною водицею и румяна. А Марфутка… горе одно.

Поглядывали на Настёну молодцы, да только она никого и не привечала, была со всеми одинакова, Марфутке же вот никто даже цветка не преподнес. Изводила она своими причитаниями не только мачеху, а и всех.

Настена после исчезновения батюшки полюбила сидеть на дереве в своем тайном убежище — дерево-то разрослось, и не видно было ничего снизу, а залезть по веткам кроме Настёны никто и не догадывался. Там она подолгу сидела, разговаривала тихонечко с батюшкиным портретом, и становилось ей легче. Зачастил в дом торговец с соседней улицы, Анфим, почтенного такого возраста, приторный, как и его сладости, что приносил с собою, и съедала их все Марфутка, подгребая к себе поближе, явно боясь, что Настёна начнет подбираться к ним. А её тошнило от одного вида и торговца, и его сладостей. Потом стала замечать Настёна, что мачеха заметно изменилась, начала покрикивать на неё, как-то враз не стало денег на новую одежду и обувки.

Сила давно уже сказал:

— Доченька, ты не переживай, батюшка твой никогда дураком не был, прежде, чем отправиться в дальние края, все он устроил, но просил, раньше времени чтоб ты никому ничего не сказывала. Пущай Маланья считает, будто она хозяйка всего.

— Да мне, дяденька Сила, много и не надо, мне бы только батюшка воротился!

За последние полгода Настёна устала от ставших постоянными придирок и понуканий мачехи и Марфутки. Они обе обозлились, к Настене засылали сватов многие, она вежливо всем говорила, что без благословения батюшки замуж пойти не может, пусть даже перестаркой останется!

А Марфутка завидовала, злилась, росла ненависть к Настёне. Мачеха тоже бесилась — осталась ни жена, ни вдова — к деньгам мужа руку протянуть, чтобы воспользоваться ими как следует, не давал Силантий и распоряжение пропавшего Ставра. Пока официально, по бумагам не будет доказано, что он мертв, а кто поедет в чужедальние страны, да где там искать следы пропавших?

Так вот, сидючи на дереве, уже по осени, услышала Настёна интересный разговор мачехи с этим приторным Анфимом.

— Ну что, Маланья, как станем действовать? Сколько ты ещё будешь тянуть, я ведь в любой момент могу перестать давать тебе денюжку!

— Что ты, что ты, Анфимушко, — в голосе мачехи слышался явный испуг, — я все делаю, как ты сказываешь, да вот не действуют твои все эти привороты. Уж сколь я ей в постелю не подкладывала волоски да перья, встанет в утре, встряхнет простыночку, и опять без вниманья к тебе. Не действует на неё ничего! А косицы клок отрезать сколько раз пыталася, меня как шибает, потом рученька весь день болит!!

— Так говоришь, не действует, придется тогда тебе капельки ей в питье поподливать, принесу пузыречек хитрый, с неделю покапаешь, и она сама ко мне прибежит, умолять станет, чтобы я с ней переспал! Потом позор прикрыть просить будет, а уж я покочевряжусь знатно!

Настёна, кубарем слетев с дерева, побежала к единственному надежному человеку — Силантию.

— Вот оно, значит, как обернулось? Жадна оказалась Маланья, ой, жадна!! Говорил я когда-то Ставру — не та это женщина для тебя, да ведь дорожкой стелилася под ноги ему и тебя до поры не забижала! Батюшка твой, он переживал, что ты без женского догляду растешь, вот и выбрал скромную тогда вдовицу-то! Все мудро удумал, да вот кто ж знал, что у Маланьи жадность взыграет?? Не переживай, дочушка, я сейчас!

Сила пошел в заднюю комнатку, чем-то там пошебуршал-побрякал и вынес два маленьких мешочка с травой сушеной.

— Вот этот, — он указал на более яркий цветом, — тут, значит, сбор травяной, ты его все дни по щепоточке добавляй в любое питье, он без вкуса и запаха, но не даст никакой заразе силу проявить в твоем организме. А вот это — для оберегу твоего, мало ли, учудят ещё чего Маланья с Анфимом. Он, ты думаешь, отчего к тебе воспылал? Думает, Ставр не возвернется, ты опозоренная, всё наследство в его руки и отдашь, а только вот не подумал — пошто его столько лет в гильдию не принимают? Слишком подленький, так и норовит обманом везде влезть, даже и с наследством Ставровым его в гильдию никто не примет. Там мужики честные, на доверии работают. Вот и сейчас удумал гадство, я кой кому шепну словечков несколько, и станет ему ой как невесело в нашем граде-то! Не забудь, вот, постоянно добавляй, даже в суп. А чтобы не вызывало подозренья это все у мачехи, выпей чуток из второго мешочка, и потом враз начнется у тебя резь и тошнота, дойдешь до Матвеихи, она и скажет, что ты маешься печенкою из-за плохой еды, и такое вот лекарство тебе необходимо, станешь спокойно его и насыпать.

— Значит, этот вот мешочек может всем неприятностей доставить?

— Да, если приспичит нужда — сыпь поболе и мачехе, и Анфиму, не бойсь, не окочурятся, но не до тебя им точно станет, с недельку.

Настена все так и сделала, её рвало, мачеха, испугавшись, потащилась с ней к Матвеихе, та тетка грубая, тут же наорала на неё:

— Совсем не бережешь девку, вот Ставр тебе задаст!!

— Да где он, этот Ставр, бросил меня, горемычную, ни денег, ни платьев новых!! — скривилась Маланья.

— Ой, не бреши! Сама вон в каком добротном полушубке высвистываш, а девчонку в обносках ходить заставляш, свою коровищу рядишь, да толку чуть! Ой, не доведет тебя хитрость и жадность до добра!!0 Матвеиха ловко утерла бледную, мокрую от пота Настёну, уложила на лавку и, дав ей какое-то питье, выпроводила мачеху.

— Она сейчас спать будет до утра, я за ней пригляжу получше, чем ты, иди-иди, горемыка!

Настёнке после питья полегчало, но Матвеиха поругалась:

— Зачем столь много сыпанула, надо по чуток, это вот твоей Маланье да дружку её поболе надо, а ты вовсе не смей боле пить! Ничего, Настенка, все у тебя сладится, и молодца доброго ты встренешь, и батюшка твой возвернется. не скоро, правда, но возвернется!!

Настена, пропустившая мимо ушей слова про добра молодца, клещом вцепилась в знахарку:

— Правда, тётенька Матвеена, правда, батюшка мой жив?

— Жив, детонька, жив, только пока в стеснении находится, но он мужик ловкий, вывернется и с почетом возвернется. Спи, набирайся силенок!

МОРОЗ. Декабрь, 30-е.

Как они старались с Декабрем, до самых густых темно-синих сумерек исправляли содеянное, но столько еще оставалось не сделанным — зимний день короток, а Месяц, зябко передергиваясь — холодновато ему было на стылом небе, ехидно так ответил на просьбу посветить поярче им, чтобы они подольше смогли убрать:

— А я вчера как вас просил:

— Робятушки, не балуйтеся, зачем вам такое непотребство? Вы меня дружно послали? А вот и осерчал, да и зябко мне нынче, ты, Мороз, силушку свою немерянную так и не научишься понемногу выпускать. А уж я зааапомнил все ваши непотребственны слова, Февралю в его срок ой, несладко придется! Так вот и обскажите — Месяц-де злопамятным стал! Надоели мне ваши дурацкие посиделки. Ладно бы, мирно расходилися, ан нет! Вот и получайте что заслуживаете!

— Ладно, Лютик тебя оскорбил, но я то? — вскричал Декабрь.

— А тебе неча на поводу неполных месяцев идти! — И ехидненько так начал читать стихи

Гляди, Морозушко, авось при вниманьи и найдешь чего необычное!

Месяц резво нырнул в хмурую нависшую тучу, и потемнело враз вокруг.

Мороз вздохнул:

— Не успею я проверить все, мало ли, какие зайчишки где заблудились вчера, куда им коротколапым по сугробищам скакать, это только косолапому в радость, тепло ему станет посапывать, чисто периною берлогу укрыло, до весны будет сны про рыбу и малину видеть. Да и матушка, осерчавши, как завернет, и будут тетушки Весны меньшие братцы-месяцы ежиться и мерзнуть, и станет голодно у зверушек. Да и людишкам в апреле землицу готовить надобно, а гнев матушкин, он их голодными оставит. Пошел я свои фонарики развешивать, да факел большой зажигать, ночка выдается тяжелая, но коли сами набедокурили, самим и отвествовать!

— Вот, видишь! — проказливо улыбнулась Снежана — подглядывали они в ледяное зеркало за детками Зимы. Матушка Зима вчера порывалась вернуться, надрать уши деткам, а Февраля особо наказать, но Снежная отговорила, попросила подождать, интересно же, как себя братцы поведут.

— А и хорош племянничек стал, в разум вошел, вон, как переживает и за зверей, и за людей. Подсоблю я ему чуток, будут его фонарики гореть всю ноченьку. Не переживай, сестрица, справятся они с Деком, старшенький твой, он совсем разумным стал, а вот Февраля накажи, не след под Новый год пакостить!

Мороз вначале и не понял, отчего это его фонарики-огонечки, чисто мотыльки летние за ним летят, перепархивая с елки на елку, видел он мотыльков-то и не раз, а потом догадался, остановился посреди поляны, низко поклонился и громко поблагодарил:

— Благодарствую, тетушка Снежана, за помощь!

Раскатился колокольчиком по притихшему сонному лесу смех и порывом ветра слегка сдвинул шапку Морозову набок.

— Матушка, не серчай, мы все исправим! — добавил Мороз и поспешил дальше, радовало уже одно, мороз заметно ослабел и вдалеке шустро прошмыгнула рыжая хитрунья. Мороз погрозил ей пальцем:

— Косых здоровеньких не трогай, рассержусь!

Лиса только коротенько тявкнула. Так за делом, негромко напевая, обходил Мороз-воевода свои владенья, где подправит шапку снеговую на елях, где, наоборот, стряхнет лишний снег, который заставлял деревья стонать от его тяжести. Осматривал кустики и березки, сдвигал под высоченные сосны и ёлки большие кучи снега, чтобы зверью можно было бежать по своим делам, не проваливаясь глубоко в снег и не попадая в глубокие сугробы. И пришла ему в голову мысль — нарядить в лесу красавицу елочку, пусть зверье порадуется, поскачет вокруг неё. Видел он у людей такие красивые елочки, и вокруг них радостных детишек и взрослых.

Настена, ноябрь.

Весь месяц мачеха усиленно подливала капельки, ожидаючи скорого разрешения проблемы — долг Анфиму все возрастал, как и их с Марфушкой аппетиты.

— И чево кобенится Наська?? — шумно, со свистом прихлебывая чай из блюдца, возмущалась Марфутка. — Такой видный мущщина вниманье свое на неё, тощУю обратил, хотя завсегда сказывает — любит он сдобных, вот как я, впример. Но не свезло — батюшка Ставр только Наське родной, она первейшая наследница. Мне бы таки деньжищи, я бы — ух!

— Не ори, дура! — цыкала на неё Маланья, да разве остановишь хвастовство.

— Маменька, какую я давеча шубу увидела, так вот в глазоньках и стоит — длинная, до полу, и не сукном, а, кажись, бархатом крытая, спать навовсе и не смогла вчерась!!

Убиравшая тарелки прислуга Глашка враз опустила голову, уж кому-кому, а ей-то ведомо, как Марфутка «глаз не смыкала», храпела аж до первого этажа было слышно.

Настёна, частенько пропадавшая в конторе у Силы, не слышала этих речей, а мачеха с дочкой, нисколько не стесняясь прислуги, делили, кажется, уже вот-вот сваливающееся на них наследство.

— Никак не возьму в толк, — пересказывая все эти разговоры, удивлялась Глаша, — ведь Анфима все знают жадюгой, коих свет не видывал, отчего ж они так-то вот думают? Ведь тетка Граня, жена его помёршая, вон, какая бойкая была и то в крытой шубе не хаживала?

Глаша, выросшая вместе с Настёнкой, оберегала как могла её, ведь они были настоящими подружками. Не вступись тогда Настенка за Глашу — быть бы ей женой постылого прыщавого приятеля Анфима — Апполинария. Вот и приметила зоркая прислуга — капает в чашку Настёнину Маланья что-то, для чего — непонятно, сказала тут же подружке, надо было упредить. Настёна призадумалась, понятно же — раз не действуют эти капли, жирный старикан и полностью попавшая под его влияние Маланья на этом не успокоятся.

Да тут как раз и подвернись случай — знать, там наверху так рассудили.

Марфутка пожадничала, переела соленого леща, и напала на неё дикая жажда. Опустошила графин с морсом, выпила свою большую кружку чая, и вот надо такому случиться… Настёну отвлекла мачеха, позвавши показать чашку, расколотую этой нескладехой Глашкой. Давно хотела Маланья выгнать Глашку, да Настёна мешала

Пока они там разбирались, Марфутка возьми и выпей нетронутый чай для Наськи.

Маланья, распаленная руганью, совсем и не заметила этого, Марфутка поначалу вела себя как обычно, сидела на диванчике и плевала в горсть шелуху от семечек.

— Жарковато мне, маманя. Пойду-ка я капот надену, дыхать нечем в платье-то.

— Глашка, пошли, расстегнешь мне пугвовки!

Настена уже давно сидела в батюшкином кабинете с книжкой, забравшись с ногами в его кресло, оно, казалось, хранило тепло его рук и запах — смесь табака и любимого им одеколона. Порой, зачитавшись, она и задремывала в нем, и снился ей в такие минуты батюшка, с нежностью и любовью смотревший на неё.

Маланья пошла на кухню, посмотреть, что осталось из еды, Марфутка, переодевшись в капот и зевая во весь рот, заглянула к ней:

— Мамань, чего бы перкусить-то?

— Да только что из-за стола, пары часов и не прошло? Куда в тебя лезет, совсем как бочка становишься??

— Мамань, ну хочется!! — заныла Марфутка.

Маланья полезла в шакпчик, вытащила несколько печенюшек:

— На вот, остальные не дам. Анфим обещался завтра зайти!

И не поняла она, отчего враз встрепенулась дочка, не знала она, что имя Анфима стало как спусковой крючок у ружья.

— Я щас!

Дочка, забыв про печенья, рванулась куда-то в комнаты. Не обратила особо внимания на это маманя, не до того ей было, усердно перемеряла гречу, проверяла все продукты — мало ли, кухарка украла сколько-то. Все было в порядке, удовлетворенная Маланья по привычке пошла в спальню к дитятку, полюбоваться на спящую, а её там и не оказалось.

— Глаш, Глашка! Где Марфутка?

Из комнаты прислуги выглянула заспанная Глаша.

— Не знаю, я помогла ей платье снять, она капот накинула, взяла семки, пошла вниз, а я спать легла. Может, она к Настёнке завалилась?

Проверили все — Марфутки нигде не было, потом до Маланьи дошло, нет крытой шубы Марфуткиной, знать, куда-то ушла… такого в жизни не было, потемну Марфутка никогда никуда и не ходила.

И тут, как молния, сверкнула догадка — дочка сильно хотела пить, после соленого леща, а гадкая падчерица выскочила из столовой Глашку свою защищать, не притронувшись к своему чаю.

— Охти мне! Батюшки светы! Это ведь Марфутка к нему побегла, к Анфиму!!

Едва попав руками в рукава, накинув какой-то старый плат, в домашних туфлях побегла по снегу на соседнюю улочку, к Анфиму, истово молясь про себя, чтобы ничего не случилось. Да не услышал её Боженька, знать, отвлекся на другие дела.

Анфим по вторникам вечерком сиживал с Апполинарием у себя в кабинете, попивали они винцо, вели разные разговоры и играли по-маленькой в картишки. Не было у них другой кумпании, сторонились двух хитрованцев в городе-то, вот и встречались они у Анфима раз в неделю.

Растрепанная, взопревшая от быстрого бега Марфутка, не обращая никакого внимания на Аполошку, ринулась к заметно подвыпившему Анфиму:

— Сокол мой ясный, как я без тебя столь времени жила!!

Она с неожиданной для себя ловкостью просто-напросто запрыгнула на Анфима, лихорадочно нацеловывая его лицо, тут же полезла расстегивать дальше его рубаху.

Будь Анфим трезвым, ничего бы и не случилось, а тут винцо в голову ударило, деваха сдобная, сама на колени залезла, просит-приговаривает, чтобы он её полюбил, потушил пожар внутре!

Теперь уже Анфим не удержался, задрал её капот, а под ним только одни панталоны и имеются. Будь она опять же в платье, может, и остыл бы Анфим, но вот сию секунду ударило ему в голову похотливое желанье. Они не видели и не слышали никого, торопливо срывая с себя остатки одежек. Аполошка жадно глядел на них, нисколько не стесняющихся его, и с трудом сглатывал — ему до смерти хотелось вот также, прижаться бы к пышному заду Марфутки, и ощупать всю эту сдобу (ага, выставляла себя скромницей!!), да и помочь Анфиму потушить пожар в девице.

— Да и девица ли она? — задался он вопросом, но в это время Анфим, почти потерявший остатки разума, краем глаза заметил Аполошку и рявкнул:

— Пошел вон!

Марфутка, добравшись до ничем неприкрытого тела сокола, оглаживала его руками, и нечасто получающий ласки от продажных девок Анфим превратился в льва. Что они вытворяли с Марфуткой, оба рычали, стонали, у Анфима как в молодости, появилось неутолимое желание, он почувствовал себя молодым жеребцом. И скакали они часа два до тех пор, пока в кабинет с воплем не ворвалась растрепанная Маланья:

— Да што это такое деется, люди?

— Маланья?? — Анфим совсем ошалевший от податливого молодого, рыхловатого правда, тела, сурово рыкнул. — Иди отседа, не мешайся! Я пока занят!

— Да што же это… — опять начала изумленная мачеха, но он не дал ей договорить:

— А то, капельки — они до утра действовать станут, и девку сейчас только ублажать надоть, а не то ещё куда сбежит, вон, Аполошка рядом живет. Отстань, не мешай!

Марфутка, нисколько не стесняясь матери, заерзала под ним:

— Ещё хочу, пошли ты всех, не отвлекайси!

— Все!! — Анфим опять начал усиленно двигаться, а мачеха, зажав рот руками, ужасаясь срамными движениям обоих и таким непотребством, попятилась назад, да запнувшись о порог, полетела было на пол, но тут уж не оплошал распаленный видом голых тел, их возней и стонами, Аполошка.

Быстренько подхватив падающую Маланью, тут же облапил её и впился жгучим поцелуем в губы. Маланья было забрыкалась, но потом и ослабла — дело-то не старое, муж пропал вот уж четвертый год как, а тут вот он, рядышком, молодой совсем мужик, возжелавший её аж до дрожи. Единственное, что смущало её — ну не в Анфимовом же дому любиться, еле оторвавшись от его губ, глухо простонала:

— Тут нельзя, увидют!!

— Да, пошли скорея ко мне, у меня как раз никого нету!!

Маланья ранним-ранним утром, когда ещё только начинало сереть небо, непрестанно оглядываясь, торопливо, мышкой пробежала домой. Понравилося ей с молодым да горячим мужиком-то, но чуть позднее возвращаться не след — позору не оберешься, вон, у булочника Пахома уже дымок из трубы потянулся.

— Она пока што вдовою не признана, надо остеречься — худая слава, она быстро бежит. А что делать с Марфуткою, пусть у Анфима голова болит. Подумаешь, вместо худобы Наськи, её пышечка ненаглядна ему женою станет, а и долг простит женушке молодой да горячей. Капельки-то не все вышли, ежли только заикнется Анфим про что, ожениться не захочет — вот оно, доказательство, невинную же дочку соблазнил, а за капельки в острог итить не схочет!

И в средине дня все знали, что лавочник — хитрюга Анфим попал, да крупно — жениться собрался на Марфушечке-душечке, которую никто из парней холостых и взглядом не удостаивал. А ещё слушок такой пополз — сама она к Анфиму в кровать и прыгнула. Видел кое-кто, как бежала в вечеру растрепанная, в домашних тапках по снегу Маланья к нему, опять же из-за Настёнки она бы и шагу не сделала, знать, Марфутка тама уже и кувыркалася.

— Ай, и хитра девка, самого хитрого лавочника провела, вот тебе и квашня!

Квашня полеживала в кроватке, потягивалась и нисколько не жеманясь, говорила:

— А и понравилося как мне, давай-ка, милый, повторим?

— Ты меня выпила всего, мне надо маленько восстановиться! — Анфим чувствовал себя двойственно: с одной стороны: квашня-квашней эта Марфутка, оказалась очень горячей девкой, иные после первого разу, вон, как Гранька его, с неделю зажимаются и до себя не допускают, а эта скакала на нем и вертелась ужом под ним, до сих пор сладко ноет все внутрях! А Наська? Да ту пришлось бы потом уговорами и посулами соблазнять?? Тут вон только мигни, по первому требованию ноги раздвигает. Богатство, оно, конечно, хорошо, но спать со снулой рыбою?? Прокормит он свою горячую девку — одно плохо, никчемушная она во всем остальном. Ну, да пока станет в постели стараться, и он будет хорош. А строптивой Ставровой девке уж он подберет жениха на славу, постарается!

Жаль, конечно, Аполошка категорически не согласен — видишь ли, уговорился с тещею новоиспеченною, тоже, сказывает, горяча бабенка. Да оно и понятно, столь годов без мужика — белугою взвоешь и на прыщавость вниманья не обратишь. Да и для баб самое основное не прыщавость али ещё чего, а причинно место — крепкое до могутное!

И получился у Настены перерыв в кознях.

Марфутка категорически не соглашалась идти домой, так и осталась жить у Анфима, что ей пересуды, когда открылась ей тайная сторона жизни, да какая сладкая, а ежли она станет так-то вот уваживать Анфимушку, то и шуба крытая, бархатна, вот-вот будет её!

Маланья днем моталась по делам — надо же было доченьку, хоть и подпортившую свою репутацию, но замуж отдать, а ночами тоже пропадала.

Всезнающая Глашка хихикала:

— Настён, да она у второго поганца пропадет — Аполошки!

— Но он же супротив неё — молодой??

— А в энтом деле ровесников и не ищут, пусть себе тешатся, все до тебя не пристают. А батюшка твой вернется, разберется!

Свадьбу Марфуткину Анфим все-таки умудрился провести экономно, хитренько убедив её, что шуба желанная лучше. Недолго позадирала нос лавочникова жена, у Анфима отродясь не было в доме прислуги, Ганька, жена первая — ловкая, ухватистая содержала дом в чистоте и порядке. Она только по ночам ныла и кисла, а Марфутка ничего и не умела делать, окромя поспать-поесть да нарядами заняться. Вот и бегала Маланья к дочушке — порядок навести, еду приготовить. Посмеивались людишки-то:

— Анфим двух баб враз и заимел, одну дневну, другу ночну.

Ночна, то ли действие капель прошло, то ли ещё чего, враз скисла, не стало той жадной до Анфима бабенки, и он озадачился, потом, правда, Маланья пояснила отчего Марфутка такая стала:

— В тягости она у тебя, ишь ты, жеребец какой оказалси, и не подумаш так-то!!

Марфутка день ото дня становилась все стервознее, не будь она в тягости — отвел бы Анфим её домой, на перевоспитанье. А тут дите, приходится терпеть… теперь уже не Аполошка к нему, он пропадал вечерами у Аполошки, кривясь про себя.

— Столько долго ещё ждать до родов, может, тогда встряхнется его квашонка.

Сейчас же дома было нытье и скулеж по любому поводу. Не догадывался он, что жена молодая больше придуряется, пару раз всего и тошнило, но лень-матушка, она нашептывала придуряться, чтобы отстал от неё этот старый, жирный муж. Сама себе удивлялась — что на неё нашло тогда, но хоть шубу купил.

И уходил от Аполошки распаленный Анфим — прибегала туда к ночи вся такая разохотившаяся теща, и желалось Анфиму тако же с женою — вона как теща, нисколь не стесняясь зятька, льнула к Аполошке, чуть ли не в портки ему залазила и с неодобрением поглядывала на него, Анфима, как бы намекая — ушел бы, да поскорея!

Так вот и декабрь подходил уже к концу, Маланья, бегаючи туда-сюда, подзастудилась, кашель донимал, дочку в тягости навещать лекарка запретила.

Вот и взвыла Марфутка, придючи домой:

— Мамань, я же совсем ничего не умею, поговори Настенкой и Глашкой — пусть помогут придут.

Настенка долго не соглашалась, но пожалела нерожденного дитя — Марфушка долго истерила и рыдала. Пошли с Глашей, убралися в доме, сделали все, осталось белье замерзшее занести в дом и уходить, но у подвыпившего Анфима были свои планы — отослал он Глашку, которая снимала веревки во дворе, домой за душегрейкой для Марфутки, и неслышно вошел в дом.

Настена замешкалась — последнее замерзшее белье развешивала на веревки, Глашка во дворе, вот и не волновалась она, что одна осталась. Марфутка, натрескавшись до отвала, уже третий сон видела, зятек, будь он неладен, ещё не пришел.

Анфим же, задержавшийся у Аполошки и не успевший дойти до входных дверей у него, услышал жаркие стоны и звуки — Маланья зря время не теряла, кашель в таком деле не помеха вовсе. Вот и загорелось Анфиму так то, да дрыхла уже его женушка-квашонушка, ну, и стукнуло в голову: Настенка, у которой никого и нету ни в женихах, ни в защитниках — только возрадуется такому обстоятельству. А что станет порченной, так вон, Евстолька ходит неприкаянный, за него и отдадим, подумаш, немного дурковат, зато у Анфима и жонка, и свояченица в полюбовницах станет.

Подкрался к Настене, которая как раз застывшую на морозе простыню взяла в руки и приподнялась на цыпочки, стараясь перекинуть её через верёвку. Облапить-то облапил, да враз и получил мороженой простыней в морду — заледеневшая, она ему её и покорябала.

Как взревел Анфим:

— Да я тебя, паршивку, сейчас здеся все одно ссильничаю, да опозорю на весь город, что сама до меня прибегла, да тебя после такого даже Евстолька побрезговат взять в жены, и станешь ты позорищем для всех!!

— Не бывать такому!! — Настена уже держала в руках ухват. — Я лучше в лесу дремучем замерзну, чем с такой поганью..

— А вот посмотрим!! — Анфим орал на весь дом, не стесняясь, и не видел, как в двери появилась заспанная Марфутка. Сначала ничего толком не понявшая, услышав крик Анфима, пошла на него и только теперь догадалась, отчего он так орет.

— Ах ты ж, старая сволочь! — огрела она его со спины мокрой тряпкой. — Ах ты ж скотина! — разъяренная, она фурией наступала на него. Не ожидавший появления Марфутки, Анфим попятился, и Настена смогла проскочить мимо.

Добежав до дому, быстро покидала самые необходимые теплые вещи, кой-какую еду, оделась потеплее и побежала из города. Слышала она, давно уже — за тем дремучим лесом есть град большой, если суждено выжить и пройти лес этот, значит, станет она в том граде жить. Работу всякую сумеет делать, здесь этот жирный мерзкий старик так и будет приставать и грязь лить про неё А что дикие звери в лесу водятся, так иной человек хуже во сто крат бывает, чем они. Опять же сегодня тридцатое декабря, завтра последний день года, зверушки тоже ждут новый год, и надеялась она живой пройти этот лес.

Поначалу Настёна часто оглядывалась, побаиваясь, что кто-то да увяжется за ней, но поднявшаяся снежная поземка сначала лениво, потом все сильнее расходилась. И близкий лес совсем не становился ближе — ветер и колкие крупинки со злостью били ей в лицо, как бы стараясь заставить её повернуть назад. Замотавшись по самые глаза, Настена упорно шла вперед, и отступила вьюга перед самым лесом, но стал заметно крепчать мороз. В лесу запотрескивали деревья, а девушка упорно шла и едва не наступила на что-то мягкое под ногами.

Нагнулась — на полузанесенной, едва заметной дороге едва попискивали два маленьких беленьких комочка — зайчатки.

— Маленькие, где же ваша мамка? — Осторожно подняла малышей и засунула себе под тулупчик. — Отогревайтесь, найдется ваша мамка, а вы вот они, живехоньки!!

Между могучих елей и занесенных кустов идти было полегче, но мороз щипал за щеки чувствительно, а лесу конца и края не видно было. Пригорюнилась было Настёна, да заворочались отогревшиеся зайчишки, нельзя было бросать малышей в беде, а тут в сугробе увидела что-то темное, не поняла что — месяц как забежал за тучу, так и не выглядывал, знать, тоже студено ему.

— Батюшка-месяц серебряный, ты с небушка все видишь, помоги мне, подсвети немного, что там в сугробе — может, помощь нужна, а может, это сучок какой валяется?

Любопытственно стало месяцу, кто ж в такую морозяку в почти нехоженном лесу к нему взывает, выглянул краешком, не разобрался, кто, да и вылез весь, а внизу девчонка, худенькая такая, смотрит на него с благодарностью да и молвит ласковые такие слова:

— Ой, спасибушки тебе, месяц-батюшка, вижу я, сорока это, знать ослабла совсем, раз в снегу еле трепыхается!

Изловчилась, достала птицу почти замерзшую и туда же, за пазуху к зайчатам:

— Потеснитесь там, маленькие, птичку тоже надо обогреть!

Подивился месяц немало, морозяка лютый, а эта пичужка мелочь лесную собирает, теплом драгоценным делится, оглядел внимательно с неба все да и молвил человечьим голосом:

— Пичуга славная, там вот подале волчатки плачут-заливаются, убили лихие людишки их мать, остались они два совсем одни, голодные и в страхе.

— Как найти мне их?? — тут же спросила Настена.

— Ай, не боишься, вот явится отец-волк и порвет тебя на кусочки?

— Пока он явится, малыши от страха и голода помрут!! — сердито ответила Настёна.

— Покажу я тебе короткую дорогу, пойдешь вот по моей узенькой ленточке, что в снегу глыбоком начерчу, да смотри, ступай осторожно, оступишься и провалишься по пояс в сугробищи, братцы зимники сегодня перестаралися, понаигралися, снегу понавалили. Сейчас вот Морозушко хулиганит, завтра поутру и станут исправлять все, а пока, давай-ка побыстрее пойдем, доведу тебя, да и сам сбегу!! Погреться хочется, подзамерз даже я!

Шла Настена осторожно, переступая мелкими шажочками, ладно одной провалиться, а тут малые детки, надо их в теплом месте пристроить. Добрела до волчаток, а там совсем мало места, ну никак не умещается худенькая Настенка в их берлоге, а мороз все сильнее, деревья уже стрельбу устроили. Месяц призадумался, поморщился, покривился, потом воскликнул:

— А, Топтыгина надо потревожить!

— Что ты, батюшко-месяц, что ты, они ж, разбуженные-то задолго до весны, серчают шибко и злыми становятся. А что я против медведя, одной лапой пришибет??

— Топтыгин совсем старый стал, бессонницей мучается, все смертушку кликает, да она задержалася где-то, никак к нему не идет. Ты погодь, дева красная, я сейчас…

Месяц кубарем скатился куда-то за могучие ели, стало темно и сумрачно, забояться бы Настене, да детишек звериных у неё много, надо всех и сберечь — за пазухой зайчатки шевелятся, птица ворохнулась, в руках два щеночка — волчатки.

Бойся-не бойся, да лихие люди, они намного страшнее зверюшек могут быть. Только кто ж в такой морозище нос высунет? Месяц пробыл долго где-то внизу, Настенка приплясывать начала. И подумала уже было, вон, в ближайший сугроб зарываться.

— Всеё! — вынырнул довольный месяц из-за ближней самой огромной елки. -

Договорился я с Топтыгиным согласный он, вас у себя пригреть, ты не бойся, он только рычит громко, а так добрый стал, потому что старый.

— Пойдем!

Опять шла Настена по тонкой тропиночке среди глубоких снегов, да и оступилась

— Оххх! — провалилась она по пояс, как барахтаться, когда руки заняты? Но месяц шумнул:

— Не шевелись, только ещё больше увязнешь, сейчас я!

Минут через пять послышалось пыхтение, сопение, порыкивание, снег по серебристой месяцевой тропочке полетел в разные стороны, и увидела Настена большого такого медведя, который как огромная лопата, раскидывал снег по сторонам.

— Не бойся меня, девица! — прорычал он. — Я месяцу слово дал, помочь тебе и детишкам. Садись-ка на меня, мигом и домчим.

— Благодарствую, батюшка Топтыгин!

Полузамезшая Настена кое как взобралась на опустившегося в снег медведя, ухватилась одной рукой за загривок, второй же прижимала к себе волчаток.

— Михайло, ты не спеши, не спеши! — промолвил месяц с неба. — Я покаместь посвечу тебе, потом и убегу.

От спины медвежьей шло тепло, и Настенка перестала дрожать от холода, только щеки вот сильно начало щипать, потереть бы их снежком, да руки заняты.

Добрел медведь до берлоги-то, слезла с него Настена, опустила на снег волчаток, подтолкнула к берлоге, сама же потянулась за снегом, щеки растереть.

— Погодь, дева храбрая, погодь!! — Прогудел Топтыгин. — Снег сейчас колючай, только обдерешь лицо-те, есть у меня кой чего в берлоге, намажешь вот щеки-те и пройдут к утру поцелуи Морзовы! Ох, и охальник он нынче, опять Февр их с братьями старшими пакостничать вынудил. Ужо я сам Зимушке нажалюсь!

В берлоге на удивление оказалось сухо и чисто, в дальнем углу устроено ложе из мягких пихтовых лап. Настена первым делом вытащила зайчаток и немного отогревшуюся сороку.

— О, стрекотунья, а ты-то как здеся оказалась? Чего тебе не сиделось под застрехой-то?

— Да кто ж знал, что братцы такое непотребство устроить захотят? Ох уж этот неполный! — с передыхами проговорила сорока.

Медведь встал на задние лапы, и Настена обмерла, он же выше всех виденных ей высоких мужчин, если бы не месяц, страшно представить встречу с таким огромным зверем. Медведь пошарил лапами по полочке, довольно рыкнул и вытащил на свет маленький горшочек:

— На-ка, девица, помажь жиром щёки-те, а ты, стрекотунь, подскажи, где посильнее помазать-то, чего-чего, а хитростев женских навроде зеркальцов у меня сроду не водилось, я, вон, в водицу посмотрюсь летом и ладно.

Волчата и зайчата затеяли возню.

— Цыц, мелкие, не шумите, не то Морозушко, станется с него сегодня, услышит вас и добавит морозу-то, и так вон по низу как тянет!!

Намазала Настена щеки под внимательным присмотром сороки, Топтыгин удовлетворенно пробурчал:

— От, то дело!

— Позволь спросить тебя, дяденька Топтыгин, отчего это ты совсем как люди разговоры говоришь??

— А-а, заметила, молодец, внимательная ты. Оттого и говорю, ночь перед Новым годом, в сам Новый год и после него ночь — нам всем в дремучем лесу матушка Зима с давних пор ещё такой вот подарок сделала — можем мы с любым существом разговоры вести выспрашивать и самим обсказывать все наши обычьи. Так что у тебя, девица, случилась редкая удача — мы все с тобою станем говорить.

— Так, мелочь, я сказал? — повернул крупную башку медведь к зайчатам и волчатам:

— Так, дяденька Михайло, так! — Вразнобой ответили зверюшки.

И завязались всяческие разговоры, Топтыгин много спрашивал, многое и сам рассказал, угомонились, уснули, не поймешь кто на ком, зайчишки и волчишки, а Настена, сорока и медведь все разговаривали, до тех пор, пока и она не уснула на средине фразы.

Осторожно подвинул её медведь к зверяткам, сам лег поперек берлоги, загородив своей тушей ползущий по земле мороз и задумчиво так сказал:

— Стрекотунь, может, в этот Новый год все и случится?

— Давай не будем торопить событья. — Стрекотнула сорока, устраиваясь поудобнее меж его лап. — Как говорят люди: «Утро вечера мудренее!»

МОРОЗ. Про елку долго не думал — была в его владеньях красавица пушистая, выхаживал её когда-то Мороз долго, задушили почти ивовые заросли, не давали тянуться к солнышку, пришлось вмешаться — елочка уже пожелтела было. Зато сейчас — не было в лесу красивее её, на взгляд Мороза. Вот к ней-то и направлял свои стопы Мороз. Услышал горестный плач, пригляделся, белая зайчиха горестно причитывает:

— Маленькие мои, Мик и Мак, да как же вы потерялися, да занесло вас снегом, да съели вас звери лихие, ой, горе мне, горе!

— Чего ревешь, зайчиха, небось скачут где твои огольцы!!

— Неет, они бы давно проголодались и к мамке прибегли!! Это все вы, охальники, устроили тут метель-вьюгу, ты потом подзастудил все!

Мелкая, потерявшая голову от горя зайчиха сердито наскакивала на Мороза, пытаясь достать его короткими лапками.

— Успокойся, дай мне вслушаться, где могут они быть?

Далековато, где-то в районе берлоги Топтыгина, было что-то непонятное, теплое и не такое, как привык Мороз чувствовать мишку.

Пойдем, мелкая, посмотрим, может, они у Топтыгина?

— Как же, съели их ужо!! — залилась слезами зайчиха.

Мороз молчком поднял её за уши и сунул в карман

— Много будешь рыдать, примерзнешь к карману. Пошли, только я попутно буду порядок наводить, времени совсем мало до полночи остается. Дека один не успеет, а в Новый год порядок должон быть в нашем дремучем лесу!!

Пригрелась зайчиха у мороза в широком кармане, да и придремнула — ночку-то всю бегала по лесу, детишек призывала, устала. Мороз только порадовался — никто не ноет и не мешается под широкими шагами. Так вот и шагал, наводя порядки, по лесу и вдруг встал как вкопанный, на глубоком снегу четко выделялись следы, да человечьи??

Не может такого быть, чтобы кто-то да под Новый год решился в лютую стужу к ним прийти?? Было дело, давненько уже, выгнала злая мачеха девчонку-падчерицу за подснежниками, нашли тогда её братцы-месяцы, понравилась она им, Апрелюшка и расстарался — полну корзинку цветов и преподнес, да и другие братцы не оплошали. С тех пор она частенько их навещает, но всегда в апреле, да и куда от мужа и детишков в зимний лес идти? И муж у неё хороший — такой не выгонит, наоборот, всех защищать станет, проверено!! Странно, ещё кому-то взбрело в голову в лютый мороз за цветами послать падчерицу?

Пригляделся и призадумался — снег глубокий, должна была эта человеческая девчонка — он не сомневался, что именно девчонка — следочки мелконьки для мужика-то, проваливаться по пояс и барахтаться. А тут следочки неглубоки, словно по тропинке и шла? А потом осенило его: — Знать, Месяц подмогнул. Ах, бродяга хитрый!!

Опять призадумался:

— Месяц с его сварливостью и бурчанием, да чтобы вот так запросто помог? Что-то неправильное во всем этом? Посмотрим!

Мороз предвкушающе потер руки, любил он всякие загадки, да и скучновато ему в спящем лесу, только рыжая, зайцы да волки и пробегали — остальные все десятые сны видели. А тут приключенье намечается! Может, эта человечка окажется и не такой хорошей, поблазнилась месяцу.

Мороз усмехнулся, вспомнив сводную сестрицу той девчушки с подснежниками — наглая, ленивая, хамка… ох, и позабавился тогда он от души. Мороз отходил от цепочки следов, проверял свои владенья, наводил порядок, но неизменно возвращался к ним, так вот добрались до логова Серого. Не знал Мороз, что волчицу лихие людишки поймали возле дремучего лесу

— Увлеклася она бегом за каким-то зверьком, необычным, а это оказалась приманка. Вот и спеленали её людишки, утащили куда-то!! — поведал Морозу расстроенный волк. — А пока я бегал понять, что случилось — детишков кто-то унес, человек, точно. Я было по следу рванул, да Месяц пригрозил, чтобы до утра не рыпался, сказал — в тепле мои волчатки, а то скулили на весь лес, у него, месяца, ажно зубы заныли! Вот, сейчас и побегу искать их.

— Вместе пойдем!

— Нет, Морозушко, они мне детки, я бегом!

Рванулся волк по следу человеческому, да не понял совсем, что кто-то шел по месяцевой дорожке, да и ухнул с мордою в глубокий рыхлый снег. Забарахтался, да ещё глубже закопался.

— Ох, Серый. Вроде не мальчонка уже, а поглупел! — вытаскивая его за загривок, проговорил Мороз. — Сказал, идем вместе, значит, так и быть.

— Ладно, только, Морозушко, побыстрея бы, а?

— Успеем, утро только разошлось, спят небось все!

Проснувшаяся зайчишка завозилась, пытаясь спрятаться поглубже в кармане. — Не бойся, Серый как и ты детишек ищет, сдается мне — все они в одном месте и находятся, кто знает, может, уже и подружились ваши малыши.

Волк только рыкнул, а зайчишка храбро пискнула:

— Не бывать такому!!

Мороз резко остановился — впереди вместо цепочки следов шла глубокая канава, прорытая явно медведем, ни у кого другого сил не хватило бы столько пропереть по снегу.

— Так-так, не ошибся я, к Топтыгину в гости пойдем.

— Морозушко, дак ведь он со сна-то… — поджал хвост Серый.

— Не спит, бессонница старческая одолела

— Да как же, я намедни мимо пробегал, возля берлоги и следочка не было?

— Посмотрим, он все больше в думах лежит, чего по лесу шататься? Скоро дойдем, я пока малость землицу прикрою, чтобы мелкие всякие не померзли!

Поразравнивал взрыхленный, раскиданный по сторонам снег, приговаривая при этом ласковые слова: — Спите мелкие жучки-букашки, травка-муравка и маленькие кустики, пусть вам будет тепло, до самой до весны!!

Так вот и шли, Мороз зорко поглядывал по сторонам, замечал кой какие мелочи и исправно заравнивал глубокую траншею, прорытую медведем. Так вот и дошли до берлоги. Увидев разворошенный вход, Серый аж на задние лапы сел:

— Вот это да!! А я тебе, каюсь, и не совсем поверил! — Втянул носом воздух и севшим голосом проговорил: — Детишками пахнет, моими, но как-то странно, заячий дух и человечий примешивается!

— А вот сейчас и проверим, что там такое у Топтыгина? — Мороз постучал по крепкому стволу, что нависал над берлогой: — Топтыгин, выходи, разговор есть!!

А Мишка придремнул возле своих гостенечков, да крепко. Но услышала голос Мороза Настена, осторожно сняла с себя зайчаток и волчаток, едва-едва пролезла меж лап спящего медведя.

Вот так, растрепанная, разрумянившаяся от сна она и предстала перед приготовившимся сказать погромче, чтобы весь лес услышал, Морзом.

— Чего вы так шумите?? Там все спят после тяжелой, морозной ночи!

И впервые, наверное, растерялся Мороз, стоял и удивленно смотрел на мелкую пигалицу, которая, не убоявшись его, попросила:

— Потише, пусть они поспят, мишка утомился больше всех!!

Из кармана враз появились заячьи ушки: — Скажи-ка человеческая душа, не встречались ли тебе зайчатки, два?

Встревоженно шевельнулся и серый, большой волк, Настена улыбнулась:

— Встречались, все спят в берлоге у Топтыгина, ещё и сорока, едва не замерзшая, с ними.

Волк кашлянул:

— Благодарю тебя, дева человеческая, за детишек моих, я уже думал…

— Знаю, серенький, батюшка-месяц сказал про твою беду, но малыши в тепле, спят вместе с зайчатками, прижавшись друг к другу.

И звонко так рассмеялась, увидев замершего, удивленно смотрящего на неё Мороза.

— Ой, Мороз Морозович, а ты совсем и не страшный!

Как-то неприятно стало Морозу, что навеличивает его дева юная Морозовичем, вроде он старый, глубокий старикан, но промолчал пока что. Выскочили тут из берлоги ребятишки заячьи и волчьи, стали скакать возле своих родителей, радоваться, да охая, выползла стреконтунья и заругалась на Мороза.

— Ты, Морозушка, аль с ума спятил, эдакую морозяку устроил на Новый-то год, когда все суетятся-радуются?

— Прости, Стрекотунья, не хотел я, так вышло — видишь, исправляю хожу содеянное.

— Исправляет он, — хмыкнула сорока, которую Мороз взял на руки и осторожно поглаживал.

— Прости, зарёкся я с Февралем на посиделках бывать, не заманит он меня более никакими посулами! Все слышали?

— Да!

— Морозово слово крепкое!

— Ага, как и морозяка твой! — все еще серчала сорока.

— Не ругайся, пошли-ка лучше елочку-красавицу нарядим, всем лесным жителям на радость.

— Топтыгин? — загудел было Мороз, но остановила его рев маленькая ручка в плохонькой рукавичке.

— Не буди ты его, Мороз Морозович, утомился он, ночью дорожку к берлоге пробивая, снег-то глубокий, да рыхлый, пусть поспит, а к вечеру и разбудим его, сказывал он, бессоницею замучился, пока вот и поспит.

— Ишь ты, добрая ты дева, как звать-то тебя?

— Настёна я, купца Ставра дочь.

— Ставра? Того самого, что у меня неделю в гостях провел, будучи проездом через наш лес?

Не стал говорить Мороз девчушке — был он тогда в сильном гневе, и кабы не батюшка её — заморозил сильно все, и не растаяло бы аж до мая все.

— Хороший у тебя батюшка!! А что ж ты из дому-то убегла, непорядок это.

— Батюшка… — у Настёнки перехватило дыханье, — батюшка мой уже три с половиною года как пропал, а дома… наверное теперь у меня его и нету!

— Пошто так?

— Да женился батюшка незадолго перед поездкой, на вдовице с девчонкой, Марфуткою, вот они и вознамерились меня замуж отдать за старого, хитрого и жирного, — Настенка передернулась, — лавочника Анфима. Капли мне всякие подливали, чтобы я сама к нему… ффу, он такой противный! А мачеха должна ему много за всякие наряды-украшенья, вот и удумали.

— И как же ты смогла от капель уберечься?

— А травку дал мне батюшкин помощник Сила, вот и спасалась ею, а вчера еле отбилася от Анфима, хотел ссильничать, да ославить на весь город, грязь на меня всякую говорить, что вроде доступная я девка, чтобы все, значит, ко мне лапы поганые тянули!! Наследство батюшка все на меня переписал, вот и не дает покоя это им.

— Ишь ты, до чужого добра, значит, интерес имеется, а ты и убегла из-за этого? Ну, не волнуйся, исправим все, друзья, они на то и друзья, чтобы помогали друг другу!!Только прошу тебя, не называй меня так. Морозович, я же не старый вовсе.

— Хорошо, Морозушко!! — чуть поклонилась ему Настена, — не буду!!

— Пошли, елочку я уже выбрал, осталось только нарядить её как следует, чтобы у всех случился настоящий Новый год.

Посадил в один карман зайчиху с зайчатками, в другой мелких волчаток, сорока уселась на плече, Серый пристроился идти сзади, а Настёну Мороз так и вел за руку, согревая её ручку в своей ручище.

— Ой, Морозушко, я всегда думала — ты совсем холодный, и посох твой… кто до него дотронется — враз замерзнет, насмерть? — удивилась Настена.

— Да придумки все это для людей жадных да завистливых. Было время, после Марьюшки, что к нам за подснежниками в пургу приходила, мы её приветили — хорошая добрая душа у неё… Так вот наладились к нам приходить и требовать несметных богатств всякие такие вот Марфутки, да не одна-две, вот мы тут и сочинили сказку про старого и сердитого Мороза с жутким посохом. Зато и приходить перестали, давненько у нас гостий не было, да таких славных!! Ты не бойся, Настенька, никто тебя здесь не обидит!

А Настенька вдруг шмыгнула носом.

— Что ты, милая? — заволновался Мороз.

— Да, Настенькой меня только батюшка и звал!!

— Настенька ты и для меня, Настёна это грубовато звучит. Не плачь, милая, у нас в лесу и встретишь волшебный Новый год.

— Морозушко, а желанье самое-самое если загадать, оно сбудется?

— Про батюшку, — догадливо спросил Мороз, — али про суженого какого?

— Неет, про батюшку, мало кто верит уже, что жив он, я вот только, да Сила!

— А мы попросим в самый Новый год Снежную Королеву, пусть она покажет нам, где он.

— А можно? Саму матушку Снежную Королеву?? — У Настёны загорелись глаза, да так, что Мороз охнул в душе и как-то мгновенно понял — никуда и никому не отдаст он эту девчушечку!

— А вот и елочка, мною выбранная, как, нравится вам такая? — спросил всех сразу.

— Даа!

— Значит, и станем наряжать её всем миром!! Стрекотунья, ты как, сможешь облететь, всем обсказать, чтоб прибегали елочку украшать-наряжать??

— Слабовата я посля вчерашнего!

— Не переживай, сорока-белобока!! — с невысокой елочки, что росла поодаль, взлетела большая ворона, — я мигом всем сообчу таку весть, набежит зверье-то, праздник, чай, случится!! Полетела я!

— Ну, командуй, Настенька, что и как станем делать, у тебя опыта в наряжании елочек больше.

— Перво-наперво, снежку вокруг неё надо притоптать, чтобы мелкие зверушки не проваливались в него.

— Серый? — повернулся Мороз к волку.

— Бегу, всем своим скажу, притопчем на славу. А детишки мои, ты уж присмотри за ними, девица Настёнушка!

Мороз притоптал небольшой клочок и вытащил из карманов детишек, зайчиха деловито сказала:

— Не волнуйся, Серый, за всеми присмотрю, видишь, как они кувыркаются дружно.

— Морозушко, стряхни пока с елочки снег, лапы-то все укрыты, куда станем игрушки навешивать.

— Да где ж мы их возьмем-то в лесу?

— А есть у меня задумка одна… — рассказала Настена Морозу задумку, он призадумался, потом хлопнул рукавицею о елочку и весь снег враз осыпался.

— Ой, умна ты, Настенька!

И было в обед в городе чудо дивное, весь город и высыпал на улицы, когда из дремучего леса, нисколь не боясь, вышел красавец-лось, громадный, да с необыкновенно большими рогами. Залаяли было собаки, кидаясь к нему, да он наклонил голову, а из леса рев послышался, медвежий. Ну и поприжали хвосты собаки — неспящий медведь, он сильно злой, знали это все. А лось, не прибавляя ходу, степенно пошел прямиком к конторе купца пропавшего, Ставра и несильно стукнул рогами в оконце. Вышедший Сила удивился:

— Что тебе надобно, красавец лесной?

Красавец нагнул к нему голову, и увидел Сила нацепленную на отросток бумажку. Снял, прочитал, вздохнул, погрозил кулаком в сторону дома Анфима, и сказал зверю:

— Погоди маленько, соберу я все..

Лось спокойно стоял возле конторы, дозволяя себя рассматривать, а ребятишки, вылезшие вперед, осторожно подталкивали друг дружку к нему. Да вот один толстоватый и толкни бедно одетого, худенького мальчонку так, что он кубарем покатился под ноги лосю.

Все замерли, а лось-то осторожно отступил от ребенка и нагнул к нему свою красивую голову, обнюхал его, фыркнул в лицо и покачал головою. Мальчонка, заревевший было от обиды, осторожно дотронулся до отростка рога:

— Мможно я тебя потрогаю, дяденька Лось??

Лось мотнул головой, и через несколько минут мальчонка уже сидел на могутной шее лося, держась одной рукой за рога и вопя от восторга.

— Дяденька Лось, а моих братишков и сестричку покатаешь ли?

И сидели на лосе пять ребятишек, плохонько одетых, но счастливых до невозможности. А тому, кто толкнул парнишку, Лось недвусмысленно показал, что получит сильный удар рогами, вот и ревел толстый в сторонке, от зависти.

Сила с подручным вытащили два набитых под завязку мешка, перевязанных толстой веревкой, и повесили их лосю на шею. Лось шумно выдохнул понравившемуся мальчонке в ухо, тому послышалось:

— Приду ещё, не горюй!

И также неторопливо уходил лось из города, и провожали его детишки, и долго потом махали ему вослед.

У елочки, выбранной Морозом, было оживленно и весело. Мороз исправился — день выдался солнечный и слегка морозный, вот и суетились повеселевшие, ожившие зверюшки вокруг елки. Снег, давно уже утоптанный лапами и ногами, слегка поскрипывал, солнышко светило ярко и как-то празднично. Белочки притащили из своих запасов орехи и шишки, выложили в ряд на снежок, пригорюнясь, что не очень у них игрушки нарядные, не сверкают, не блестят.

Тут и случилось первое чудо — солнышко, весело подсматривающее за суетой в вечно хмуром лесу, решило поучаствовать, порадовать зверюшек и кааак брызнет лучом на шишки и орехи, все замерли, а Солнышко, засмеявшись, брызнуло еще одним лучом, поярче.

Зажмурились все на миг от яркого такого света, а когда проморгались, ахнули дружно — шишки и орехи стали золотыми и ярко-оранжевыми, блестели и переливались на солнце, совсем как маленькие солнышки. Настена в пояс поклонилась и громко поблагодарила:

— Благодарствуем тебе, Солнышко Красное, за необыкновенный подарок, приходи к нам завтра, мы специально для тебя устроим праздник!

И погладило Солнышко девчушку по лицу тоненьким ласковым лучиком.

— Спасибо, Настенька, светлая душа, приду обязательно, порадуюсь вместе с вами со всеми! Мороз, матушке скажи, пущай она не торопится, завтра мне надобно на небушке быть одному, без облаков!

— Передам, Солнце Красное, обязательно!

Белочки заскакали, запрыгали, развешивая орехи и шишки, мелюзга, собравшаяся в одну кучу, восторгом и криками встречала каждую новую игрушку. Настенка увидела зеленую замерзшую лиану, попросила Мороза достать её.

— Зеленое на зеленом, не станет заметно!

— Подожди, Морозушко, увидишь!

На поляну степенно вышел Лось с двумя полными мешками на спине, и Настёнка запрыгала от восторга.

— Получилось, получилось! Спасибо тебе, Лось-красавец! — она чмокнула его в морду, он наклонил голову ниже и прогудел:

— Поцелуй ещё, красавица-душа, не довелось мне быть поцелованным девами человеческими, а и приятно так!

Настенка расцеловала Лося, погладила его рога, повосхищалась его красотой, не видя, как хмурится Мороз. Лось же прятал мудрую улыбку

— Попал Мороз, ой, попал!

Начала Настена разбирать мешки, и радовались не только детишки, а и взрослые звери ахали, когда она, доставая из мешка очередную елочную игрушку, говорила сороке, или трем прилетевшим любопытным воронам:

— Вот этот шарик повесьте на вон тут ветку, а это поближе к макушке.

Мороз, посмеиваясь, раскрашивал лиану в разные цвета — не забыла Настена и про краски. Раскрасил, посмотрел, дыхнул на листочки, и заиграла получившаяся гирлянда всякими разноцветными льдинками.

— Ой, Морозушко, как красиво!

— А меня поцеловать за работу? — хитро прищурился он.

Настенка засмущалась было, потом решилась:

— Нагнись!

Мороз нагнулся, да как-то хитро так подставил щеку, что она чмокнула его в краешек губ. Обнял осторожно её Мороз, приподнял — мелковата она росточком, да и поцеловал нежно в уста сахарные!

Задохнулась было Настена от такого, да так восторженно смотрел на неё могучий Мороз, что не осерчала она, а зверюшки заперешептывались потихоньку:

— Знать, нашел наш Мороз свою суженую, да такую славную!

Настена выложила листы бумаги и какие-то палочки с мудреным названьем — карандаши и показала, как можно на листах рисовать. Столпились мелкие возле неё, всем захотелось попробовать, может, и получится у кого. И получилось, у кого вовсе и не ожидали — у дядьки Ежика, которого разбудили всем этим гомоном и воплями зверушки. Вылез он сердитый да недовольный, ругался поначалу, что спать не дали, а когда разглядел елочку, дивно уже украшенную, да девицу красную, добрую, тоже стал, покряхтывая, суетиться. Карандаши ему и не понадобились, сунул лапку в краску и нарисовал солнышко смешное. А зайчики лапки в краску засунули и давай скакать возле елочки по снегу, и получился разноцветный снег, и всем зверям немедленно понадобилось тоже оставить разноцветный свой след на снегу. Даже Топтыгин, хорошо вздремнувший и оттого в самом добродушном настроении ввалившийся на поляну, и тот оставил свои разноцветные следы. Стало смеркаться, все разбежались передохнуть перед Новым годом, и не терпелось скорее начать встретить его, а ещё Настенька сказала — всем будут подарки. Мороз же увел Настеньку в свой терем, увидев который она замерла в восторге:

— Какая красота, он у тебя хрустальный??

— Какой пожелаешь, таким и станет! — Мороз легко подхватил её на руки и перешагнул через порог.

— Вот, Настенька, знаю — тороплюсь, но внес я тебя хозяйкой в свой терем, ждал я тебя долгонько! Мне ещё когда тетушка, Королева Снежана предсказала:

— «Долгонько станешь ждать свою суженую, увидишь как — больше не отпустишь никуда. Которая твоя суженая — сердце твое тебе и подскажет!» Встречались мне всякие девы и человеческие и… другие, но ни к одной не тянулось сердце мое, оставалось застуженное морозом, а сегодня, как увидел тебя, оно враз и заворочалось в груди-то, и поверишь, совсем растаяло. Знаю, спешу, но, милая, я тебя так долго ждал, верить не верил, что есть где суженая моя!

— Но, Морзушко… — начала удивленная Настена.

— Ай, совсем не по нраву я тебе? — посмурнел этот могучий мужчина.

— По нраву, только я не знаю, я же обычная, а ты волшебник, слыхала я давно — есть у твоей тетушки Метелицы дочки красивые, мало ли, разонравлюсь я тебе?

— Глупенькая, у нас, зимних, ежели суженую сыскал, никого, даже и близко не будет!

— Тетушка Снежана, знаю, ведь подглядываете, подтверди мои слова!!

И развернулось на красивом потолке окно-зеркало большое, а из него ласково смотрят на Настену две красавицы-женщины, одна седая, а другая со светло-голубыми волосами.

— Здравствуй, Настенька, невестка наша долгожданная! — хором сказали обе и засмеялись.

— Девочка, мы так рады, что наш Мороз наконец-то встретил свою долгожданную пару!! Свадьбу сыграем, когда явится твой батюшка!

Настена прижала руки к груди:

— Батюшка, родимый мой, жив?

Снежная Королева усмехнулась:

— Хотели тебе сюрприз сделать, да знаем теперь, как тебе тяжело без него жилось, смотри!

И увидела Настена воду — много воды, сердитые такие волны несли игрушечный кораблик прямо на неё. Она испуганно поёжилась, но теплые руки Мороза тут же обняли свою птичку, а голос прошептал в ушко:

— Не бойся, я же рядом!!

Кораблик меж тем вырастал, и скоро Настёна увидела каких-то людей, стоящих на палубе, а когда кораблик стал совсем большим, она замерла — прямо не неё смотрел… живой невредимый батюшка.

— Батюшка, родименький! — воскликнула Настёна. — Батюшка!! Живой! Ох!

Мороз подхватил её на руки:

— Не плачь, девочка, лучше послушай!!

Настёна жадно вглядывалась в такое родное, но в чем-то изменившееся лицо и разглядела его ставшие совсем седыми волосы, смуглое отчего-то лицо и худобу, потом, услышав его голос, замерла:

— Доченьку свою больше всего мечтаю увидеть, невеста совсем стала без меня!

— А может, уже и внучки есть? — спросил кто-то.

— Может, и есть, лишь бы доплыть поскорее, да доченьку обнять!

Расплакалась Настёна от радости, что батюшка жив и к ней спешит, Мороз бережно собирал губами слезы с её личика.

Королева сказала:

— Далековато твой батюшка пока, тяжело мне картинку держать, но самое главное ты увидела. Не плачь, девочка наша долгожданная, готовься батюшку встречать! А там и свадьбу справим!

— Благодарствую! — Хотела Настена поклониться им, да Мороз и не думал её с рук своих отпустить.

— Благодарствуем мы оба вам, матушка и тетушка, для нас это самый желанный подарок — батюшка и тестюшка возвращается!

Окно на потолке закрылось, Мороз понес Настену на кухню.

— Прости, милая, не знал, что ты в лесу появилась, приготовил бы всякие яства, а так… — он развел руками. — Все есть, но замороженное.

— Не волнуйся, Морозушко, я сейчас гляну, что можно быстро приготовить, где у тебя тут ледник-то?

Показал Мороз все и сидел, любовался своей Настенькой, что быстро и ловко приготовила ужин для двоих. Потом он повел её в залу и сказал:

— Закрой глаза на минуточку!! Она послушно зажмурилась, а когда открыла глаза — ахнула, вся зала была увешана нарядами, да какими, она обошла все наряды, погладила восхищенно ткани и, вздохнув, помотала головой:

— Не то всё!

— Что, не нравятся? — опечалился Мороз.

— Они очень красивые, но я же не царица какая, мне в таких нарядах неудобно! Морозушко, ты только не обижайся, давай мы с тобой наряды другие придумаем!!

Мороз хитренько так взглянул на неё:

— Поцелуешь, поменяю всё!!

— Какой ты, однако, хитрый?

— Иди сюда, сладкая моя! — позвал Мороз, обнял её, потом на минутку отстранился, поводил руками под потолком и проворчал:

— Нечего подглядывать! Это я матушке и тетушке сказал, ишь, взяли обыкновение подглядывать!

Зверюшки начищали шубки, собирались на елочку, Настенька с Морозом приготовили подарочки, да ввалился без стука какой-то мужчина, заорав:

— Мороз, ты почему меня не предупредил, что елочку нарядили, я её чуть было снегом не засып…аал? — запнулся он, увидев Настеньку. — Э-э-э, извини меня, прекрасная дева, я не знал, что у Мороза гостья.

— А вот знай — это Настенька, моя суженая, долгожданная и желанная! — Мороз собственническим жестом обнял девушку. — И попрошу!!

— Да я ничего такого, Декабрь меня зовут, месяц уходящий, вот-вот, но возле елочки я с огромным удовольствием попляшу!!Видел я, как человеческие детишки хороводы водят и поют песенку, — он на минутку замолк и приятным тенором пропел:

— В лесу родилась елочка, в лесу она росла!

А Настенька вдруг захлопала в ладошки:

— Уважаемый месяц Декабрь, а не могли бы вы за оставшееся время с несколькими зверюшками разучить хоть два куплетика? Вот будет необыкновенно хорошо, если мы вокруг елочки ещё и песенку новогоднюю споем!

— Точно! — загорелся Декабрь. — Я смену сдаю, везде все в порядке, Ян будет проверять дотошно, а я впервые Новый год весело встречу, и не с Лютом и его дурацкими розыгрышами! Благодарствую, девица красная!! Морозушка, когда свадебку устроим?

— Как батюшка Настенькин объявится, плывет на корабле из дальних земель, да вот незадача — море зимнее, суровое… — с каким-то намёком сказал Мороз.

Декабрь как-то враз просиял и заторопился:

— Я побежал, песенку надо поразучивать, да и мелочи кой какие исправить. До встречи!

Декабрь торопливо пошел к своим остальным братцам, появилась у него красивая такая идея — помогли когда-то Марьюшке, почему бы сразу троим не подмогнуть сейчас? Ух, и сказочно получится!!

— Братцы месяцы! — с порога зашумел Дек. — Просыпайтесь, оживляйтесь, у нас волшебство должно случиться!

Первым, как всегда, подскочил самый юный и шустрый Апрелюшка.

— Что удумал, братец старшенький?

— Погоди немного, Апрелюшка, братцы все усядутся и порешаем враз.

Месяцы расселись и уставились на Деку.

— Что ты ещё удумал? — недовольно спросил Лют, попало ему знатно и от матушки, и от тетушки, вот и серчал он на весь свет.

— Мороз наш, наконец-то, суженую свою отыскал, Настенькою величают, славная такая!

— Настенька… — протянул Ной, — Настёна, знаю девочку, знаю! Купца пропавшего, Ставра дочь? Она у нас в лесу? Довели-таки негодные девчушку, но славно, что Морозова суженая оказалась, нам такая добрая и ласковая здесь нужна. Когда свадьбу станем справлять?

— Да вот в том-то и дело, батюшка её, пропавший года уж три, поболее, живехонек, плывет в родимую сторонку, да сурово зимнее море, доолгонько уже плывут, а свадебку надо по зимнему времени и справить, не то мы все трое ослабнем и в спячку, как Топтыгин, ударимся! Вот я и подумал: а давайте, как в тот раз с Марьюшкой, поступим, ненадолго позволим летним братишкам вступить в права??Чтобы Ставр благополучно и быстро добрался до дому родимого.

— Точно, и подразобрался с обидчиками Настёны, уж очень несладко ей стало в последнее время! — подтвердил хмуроватый обычно Октябрь.

Братцы согласно кивнули, а Дека ещё и добавил:

— Завтра к вечеру и приступим, сегодня пожалуйте на елочку новогоднюю, изукрашенную, красивую, всем лесом и наряженную.

— Это как же? — удивился Лют.

— А так же, Мороз задумал такое, Настенька Лося упросила в город дойти, принес он два мешка игрушек и подарочков для всех, зверушки-то весь снег утоптали да разукрасили лапами разноцветными, даже Солнышко подмогнуло, шишки-орехи подзолотило!! Да и дядька Месяц сейчас выбежит, чего на елочку добавит, вот увидите.

— Откуда ты все знаешь-то?

— А все только и сказывают про Настеньку. Она вчера зайчаток замерзающих и стрекотунью подобрала, да волчаток осиротевших тоже пригрела, на руках несла. У Топтыгина в берлоге и согревалися, а поутру Мороз их нашел, да в Настеньке сразу и признал-углядел суженую свою, вот и стелется ковром перед нею.

— Давно пора Морозу ожениться, не верили мы уже, что есть где суженая его. Ну что, братцы, все согласны, Ставра побыстрее домой доставить? — прогудел Март.

— Конечно, как не помочь, согласны мы, согласны!

— Так, — заулыбался Дека, — сейчас запоминайте слова песенки хороводной и наряжайтесь, пойдем Новый год у елочки красивой встречать!

И ведь угадал Декабрь — дядька Месяц едва дождался, пока Солнышко Красное уйдет с небушка. Солнышко тоже хотело поглядеть на праздник в лесу и все не могло налюбоваться сверкающей в его лучах, елочкой.

— Месяц, ты все-все запомни и мне обскажешь!

— Да, обязательно!!

Месяц аж подпрыгивал в нетерпении, так хотелось поскорее выбежать, посмотреть, что там сотворили жители лесные, проведать девицу, поглядеть, как её приняли жители лесные?

Выскочил шустро да и замер: внизу стояла красавица елочка, да нарядная, да красивая!! Покрутился Месяц вокруг нее и задумал хитрую штуку, хотел сначала сейчас так сделать, потом улыбнулся:

— А в самый Новый год пусть будет чудо для всех!!

Побежал шустро к Морозову терему, заглянул в оконце, увидел как бережно целует Мороз Настеньку, довольно похихикал, радуясь за неё, и уже не торопясь, поплыл по небу.

Немного поругался с ветром студеным, велел ему убираться в дальние земли, где кроме снега и льда никого и не бывает — здесь не портить настроенье и праздник всем.

Ветер было взъерепенился, потом подумал, почесал свои растрепанные вихры и притих.

— Дозволь, дядька Месяц, и мне поглядеть на праздник в лесу. Я не стану сильно дуть, притаюсь вон в елках дремучих!

— Смотри мне!! — пригрозил Месяц. — Никаких туч сегодня, пусть небушко и звезды далекие тоже полюбопытствуют и порадуются празднику!!

Незадолго до полночи поляна возле елочки была полна, мелкие детки-зверушки в нетерпении скакали вокруг елочки, все ждали чуда. Даже ежик забыл про бурчание, преподнес ему уходящий Декабрь извинение в виде смешных таких лапоточков на лапки, чтобы не мерзли они у него, и ходил теперь, не торопясь, поскрипывая снежком под лапоточками, горделивый ежик и старался запомнить все-всё. Как скачут детишки, как дружно прогуливаются их мамы и папы, лиса вот болтает с зайчихой, как со стародавней подругой и не хитрит вовсе — тема-то вечная, детки.

Потом, как проснется ежиха с детушками, станет он сказывать им про увиденное зимою, а сон, что ж, доспит ежик, и станут сниться ему красивые сны!

Серый, постоянно озлобленный и мрачный — просветили белочки, что пропала мама-волчица, поймали её лихие люди, чтобы посадить в клетку на потеху людям — и тот сейчас даже улыбался. Перед самой полночью появились два братца — Декабрь и Январь, попривыкли звери, что каждый год они передают свое дежурство, но вот сегодня это случилось на виду у всех и очень торжественно.

Декабрь, в красивой своей белоснежной шубе, весь сверкал, Январь в голубоватом, морозном, одеянии тоже был хорош. Зашептались, завертелись было девицы-поземки, но шикнул на них сердито Февраль, пока еще одетый простенько — не пришло его время дежурство принимать.

А на поляну въехали санки-самоходы ледяные, Мороз на них разъезжал по зиме, да изукрашенные сейчас необычно. Поняли все — Настенька их и приукрасила. Сани, лихо крутанувшись на середине, остановились и необычно размягченный, сияющий, принаряженный Мороз, аккуратно свел с них свою суженую.

Как загомонили-залопотали зверюшки, увидев принаряженную, ставшую ещё краше, Настеньку. А она своим звонким голосочком спросила:

— Все ли собрались на праздник?

— Всее!

— Морзушко, тебе и говорить!

— Дядька Месяц, сколько времени остается до Нового года? Мигни?

Месяц с неба и скажи:

— Я стану считать, а вы готовьтесь кричать после двенадцати, Новый год, он будет сильно доволен, что его так встречают!

И начал: — Один! — потом, — два!

Счет подхватили мелкие, за ними родители, и вся поляна дружно на одном вдохе считала. Когда так же дружно прокричали:

— Двенадцать! — что тут началось — все скакали, обнимались, прыгали, верещали, ёжик старательно обходил кучи малы, боялся потерять свои обувки, да вот обидно, видел только лапы.

Его подхватила Настенька, рассмеялась, глядя на его обувки:

— Смотри, ежинька, как веселится лесной народ!!

А Месяц с неба опять заговорил потеплевшим таким голосом:

— Вижу, как дружно и весело у вас в лесу. Примите от нас с Солнышком Красным подарочки. Тихха!

Замерли все, а месяц раскинул свои руки, и полетели с неба блестки необыкновенные, и сыпались они на всё и всех, и стояли, завороженные такой красотой, люди, звери, даже бывалый, мало чему удивляющийся Мороз, стоял зачарованный. Тихо-тихо было на поляне, первым очнулся ежик:

— Вот это да! Топтыгин, ты же серебряным стал!

И отмерли все, начали рассматривать друг друга, восхищаться и благодарить дядьку Месяца за такое чудо.

— Морозушко, теперь хоровод нужен! — прошептала Настёна.

Мороз бережно взял за руку свою красу ненаглядную, кивнул братцам, незаметно подошедшим к полянке, не до них было — считали все. Братцы тоже присоединились и пошли цепочкой к елочке, к ним прицеплялись зверушки и пели все песенку:

— В лесу родилась елочка… Танцевал на небе Месяц, радуясь такому веселью, не утерпел ветер, спрятавшийся в елках, но помня строгое упреждение Месяца, поднялся высоко вверх и водил там хороводы со звездами, которые светились и мигали намного ярче, чем всегда, и посылали на землю серебристые лучики!

А внизу хоровод все увеличивался, кто не знал слов, поддерживал пение мычанием или, вон, как Топтыгин, довольным порыкиванием. Ежик, едущий на нем, распевал во всю мочь, и когда закончилась песня, восторженно завопил:

— Новый год, ты такой хороший, я тебя люблю!!!

— А-а-а, — подхватили звери:-Новый гооод!!! И вышел, смущаясь, на поляну к ним мальчик, лет двенадцати на вид и сказал, поклонившись всем: — Спасибо вам за такую встречу. Обещаю всем — будет этот год для всех хорошим, урожайным и добрым!

Топтыгин, опустился перед ним:

— Давай-ка, мальчонка, залазь на меня, покатаю я тебя на славу!

Опять водили хороводы, много скакали, смеялись, дурачились, потом дружно повалили к Морозовым саням — подарки получать!

Как радовались все немудрящим подаркам, пусть небольшим, но ведь подарок! Новый год вздохнул:

— Пора мне в людские поселенья, ждут меня все, дяденька Лось, довезешь ли?

Лось только голову склонил в знак согласия.

— Дяденька Месяц, — спросил бойкий волчонок, — ты ж говорил, Солнце Красное тоже подарок для нас приготовило? Где же он? Али дня светлого дожидаться надо?

— Не совсем! — загадочно ответил Месяц. — Прислушайтесь-ка!!

Все замерли и услышали звон какой-то, печальный.

— Что это? — зашептались в тревоге звери, звон-то был нерадостный!

Но Месяц на небе благодушно улыбался:

— Не бойтесь, все хорошо уже!

А на поляну вкатился небольшой такой поезд из плохоньких саней, на которых стояли клетки, а в них звери всякие, пропавшие из леса.

Первым отмер Серый, молнией метнулся к клетке и завыл:

— Ладушкааа! — Тихха! — гаркнул Месяц. — Кончайте выть, ноне праздник!! Миша, займися! — шумнул он Топтыгину.

— Это я с огромным удовольствием! — Топтыгин резво подлетел к первым саням, примерился, ударил лапой по запору так, что клетка прогнулась, запор со звоном отскочил и к волчице вопя от радости, понеслись детишки.

Миша крушил замки, освобождая зверей. Были тут и незнакомые звери, какая-то лошадь-не лошадь, полосатая, зябко дрожавшая, её сразу укутали в толстую попону, лисы, не рыжие, а чернобурые, настороженно принюхиваясь, поглядывали на своих сородичей. Волк тоже нашелся в клетке дальней, необычный, красного цвета.

— Сородич! — обратился к нему Серый. — Рады будем принять тебя у себя!

Еще странный такой, как большой кот лесной, только сильно лохматый — лев прозваньем. Мороз с Настенкой тоже поддержали невольников:

— У нас сейчас здесь Новый год, он уже сделал всем подарок, год будет славным, не волнуйтесь, здесь вас никто не обидит!

Топтыгин посминал все клетки, потоптался по ним, превратив их в бесформенное железо, попросил Мороза:

— Морозушко, отправь-ка энти гадости к хозявам, с упрежденьем, не поймут-стану вылавливать по одному и в каменну клетку сажать, на потеху зверям!

Освобожденным зверям Настенька тоже подарила подарки, они сначала настороженно, потом освоившись, поводили хороводы вокруг елки.

Необычная лошадка сказала, покосившись на льва: — Возвернусь в родные края, стану всем сказывать про такое чудо, все наши звери будут мне завидовать, что увидела такую красоту. Не бывает у нас снегу-морозу, но Новый Год, твердо обещаю, жива буду, приходи к нам, встретим не возле елочки, возле пальмы!!Дерево у нас такое растет, и споем, и спляшем не хуже.

— Истинно так, подтверждаю! — рыкнул лев.

— Благодарствую, приду обязательно! Пока же веселитесь, я пошел, детишки заждались!

Не знали звери, что Снежная Королева и матушка Зима упросили Новый год задержаться на немного в лесу, порадовать всех и самому проникнуться их радостью, понимали мудрые женщины — благодушно настроенный Новый год, таким и будет. А спокойствие весь год, оно всем в радость. И замерло время на какое-то время в людских поселеньях, никто, правда, кроме могущественных волшебников и не понял, что замерло все вокруг, да не посмели они нарушить такое, зная, что сердитый Новый год может стать ох каким нелегким!

Под вопли, пожелания и поклоны проводили Лося с Новым годом, зверушки потихоньку стали расходиться, детишки утомились, да и оказалось уже небо светлеть стало.

К Настеньке поочередно подходили братья месяцы, для каждого она нашла теплое ласковое слово:

— Ой, Апрелюшка, какой ты красивый, юный, да такой добрый! Я так люблю твое время, все оживает, тянется к солнышку, радуется жизни!

— Маюшка, а ты цветом радуешь, зарослями черемухи белопенной, пеньем радостным, птиц, тоже тебя люблю!

— Июнь, лето приводящий, земляничку на пригорках и полянках рассыпающий, ну как тебя не любить, за ромашки, за липов цвет изумительный!!

— Июлюшка, ты богат на дары и тепло, даже и не перечислить всего, что ты даришь, благодарствую от всей души за твое такое щедрое сердце!!

— Август урожайный, за одни сады с плодами, за поспевшие подсолнухи, за пшеницу-рожь, за птенчиков подросших, на крыло становящихся, достоин ты поклона низкого!!

Братья месяцы отходили от неё такие радостные, а Настенька говорила Сентябрю:

— А ты красив своими осенними красками, голубым небом, с летящими по ветру паутинками, краснобокими, поздними яблоками, неподвижной уставшей за лето водицей, и улетающими косяками птиц!!

— Октябрь-золотой, краше твоего месяца не бывает в природе, красные гроздья рябины, красные же ягоды шиповника, что может быть великолепнее золотого с красным?? Иногда, правда, гневаешься ты, дождями зарядишь, но все одно, красивый ты!

— Ноябрь-батюшка, твоя красота не внешне, она в другом, бережно укрываешь ты землицу, даешь ей отдых и сон спокойный, деревьям и кустам насылаешь тоже добрые сны и подпитываешь их в волю водицей. Чтобы проснувшись, тянулись они в рост и не знали недостатка в воде!!

— Декабрь, я очень люблю твои легкие морозцы, заснеженные улочки, такое удовольствие пробежаться по чистому снежку, что поскрипывает под ногами!

— Январь, ты вволю насыпаешь снегу, добавляешь морозцу, но и деньки начинают становиться больше, а когда солнышко светит дольше, да пересвистываются на деревьях с семенами и замерзшими ягодами рябины прилетевшие свиристели и снегири… так замечательно жить!

— Февралюшка, ты, несмотря на меньшее число дней, такой затейник, то метелями нас попугаешь, то оттепелями, да все знают, сам радуешься с людьми предстоящему приходу весны, оттого-то и солнечны твои дни, и распевают во всю мочь синички, и радостно гомонят воробушки!

— И Март-у тебя всё и все оживают, воздух твой, что пахнет свежестью, которым не надышишься, иной год бываешь ты теплым и вылазит первая зеленая травка с мать-и-мачехой любопытной, а березки одаривают сережками, да дальний лес становится сиреневым!

— Братцы-месяцы, я никого не пропустила?

— Неет!

— Я вас всех люблю, вы каждый по своему хорош и необходимы вы все, благодарствую всем вам! -

Настенька низко поклонилась, не замечая, как раздулся от важности Мороз, а братцы — каждый, услышавший доброе слово, твердо вознамерились сделать ответное добро такой славной суженой Мороза — помочь батюшке Ставру побыстрее добраться до дому! Да и не терпелось им отгулять на свадьбе Мороза!

И творили волшебство на следующий день братцы-месяцы, поочередно уступая друг другу место. Сначала Январь передал посох Февралю, который, на удивление, был довольным, уж очень грели его вчерашние слова Настеньки. Февраль, не насылая суровых ветров, быстренько уступил место Марту, тот постарался сразу же очистить небо от плотных, тяжелых облаков. Выглянувшее, обрадованное солнышко ласково послало свои теплые лучи и морю, и кораблику. Волны, уставшие от хмурой, суровой зимы, враз присмирели, перестали сердиться на маленький кораблик, упорно пробивающийся к далекому пока что берегу. Наоборот, размягченные и согретые, стали подгонять его, зауважав за такое упорство. А там и ласковый Апрелюшка подоспел, теплый, игривый ветерок приносил запахи весенние, и ещё веселее побежал кораблик по согревающемуся морю. Появились веселые дельфины, которые плыли неподалеку от корабля, играли и резвились в воде, люди не уходили с палубы до тех пор, пока дельфины, посвистев им на прощание, не уплыли.

— Чудо какое мы видим, диво-дивное! — восхищались плывущие со Ставром люди, а он крепко задумывался и начал что-то подозревать, явно гонят его в родимую сторонушку ветры, волны морские, знать, что-то случилось, и именно с доченькой его, Настенькой. Да вот не хотелось верить, что плохое, уж больно ласковым было все вокруг.

А Май уже одарил настоящим теплом, ходили все совсем раздетые по палубе, радовались чуду, случившемуся в зимнее время, догадались все — началось какое-то волшебство, но знать, доброе. Попутные ветры, все как один, гнали кораблик к берегу, никто не стремился встрянуть в этот быстрый бег.

Капитан только рот разинул от изумления, когда их кораблик, несшийся прямо на острые пики затонувшей гряды, вдруг приподняла огромная морская волна и осторожно перенесла через них, опустив аккуратно уже далеко чистом море.

Вот тут-то и упал капитан на колени и глядя в небо, воскликнул:

— Силы Небесные, благодарствую!

Теперь уже Июнь принял посох, видя быстро бегущий кораблик, остальные братцы оживленно загудели:

— Ну братец Июль, тебе их и подгонять к причалу! Да мы не в обиде на вас, вы, наоборот, молодцы — так быстро Ставра на родину доставили, на свадьбе-то все будем гулять!! Да за добрые слова, светлую душу Настеньки и её такую огромную радость- батюшка живой невредимый явился, мы ещё и не то согласны сделать!

Июлю и впрямь досталась самая почетная миссия, едва он принял посох, на кораблике заволновались, потом закричали-заскакали все, увидели вдалеке едва-едва заметные очертания материка.

Плакали бородатые суровые мужики, мало кто, отправляясь в опасное плаванье по зимним суровым морям, надеялся добраться до родного берега, а вишь, случилось чудо и воон он, берег родимый, с каждым мгновеньем становящийся все заметнее. Молились вслух всем богам и Силам Небесным много пережившие, попавшие в тяжкие условия, но не сломавшиеся, ставшие надежными друзьями, эти суровые люди. И радовались братцы-месяцы их слезам, понимая, что выпала им такая благодарность, какой они ещё и не знали!

Причаливали к родимой пристани уже в сумерках, когда народу же готовился ко сну, ан нет — стояли тут несколько фигур, явно ждущие именно их, да и приглядевшись, поняли-на пристани ещё было лето, а за спинами встречающих город родной был весь укутан снегом.

Быстро оделись мужики и сходили по трапу уже в зимнюю пору.

— Господине мой, Ставр Славич! — К нему рванулся верный Сила, плача навзрыд, обнял Ставра и судорожно сглатывая, пытался сказать что-то! Ставр крепко-крепко обнял его и тихонько говорил:

— Успокойся, живой я!

Остальные мужчины, сойдя с трапа, опускались на колени, веря и не веря, что вот он, дом родной!

Сила, успокаиваясь, пробормотал:

— Ставр! Ставр! Дожил я до светлого дня!!

Прибывшие обнимались с встречающими, хлопали друга по плечам, радостно смеялись и гомонили. — Ну что, други мои верные, сейчас по домам, завтра с утра собираемся и разбираемся с товаром. Сила, как, найдутся у тебя верные люди наш корабль охранять?

— Ставр, зачем обижаешь, али ты не знаешь меня?

— Сила, я столько лет не был дома, что уже ничему не удивлюсь, после предательства, казалось бы верного своего друга, купца Ксанта.

— Ксант? — ахнул Сила, — Ксант оказался сволочью?

— Все закончилось, Сила, мы здесь! Как там мои, доченька Настенька?

Сила было замялся, но зная крепкую натуру Ставра, сказал:

— Хозяин мой долгожданный, может, не надо тебе сейчас идти в свой дом? Настенька твоя в лесу дремучем у Мороза Морозовича в гостях, а Маланья с Марфуткою…тут сложнее.

— В двух словах? — посмурнел Ставр. Сила быстренько рассказал, как Анфим пытался Настеньку принудить к сожительству, как Маланья, наплевав на все суды-пересуды, привела в дом Ставра прыщавого Аполошку, радуясь что стала единоличной хозяйкою. Только вот на Ставрово наследство лапу наложить никак не получается, Сила давным-давно, ещё когда Ставр не возвернулся вовремя, все сделал правильно — Настенька, и только она, единственная наследница.

— Тааак? Сила, озаботься об охране корабля. Пошел я домой!

— Ставр?

— Не переживай, мой верный друг! Почивать я намерен только в собственном доме!

И был среди ночи визг и вопли возле дома Ставра-это завывала и орала Маланья, выкинутая в одном исподнем вместе со своим ненаглядным Аполошкой из дому вернувшимся из дальнего-далека Ставром!

Утро выдалось ясным и морозным, Ставр, спавший в комнатке доченьки, вместо Настенькиных покоев у доченьки после его пропажи была узенькая угловая комнатенка, в которой при нем хранились её игрушки, проснулся рано-рано. И позевывающая, ночевавшая последние дни у себя дома, Глашка, с неохотою идущая на уборку, сильно удивилась, услышав бряканье кастрюль на кухне — не вставала Маланья со своим полюбовником раньше полудни. И застыла в дверях соляным столбом!!

Ставр, обернувшийся, осмотрел Глашку и улыбнулся: — Глаш, это ты? Какая взрослая стала?

— Хозя…иин? Ставр Славич, это вы?

— Я! Можешь перекрестить меня, я это, не нечистая! И рыдала теперь уже Глашка, сморкаясь в фартук и поясняя, отчего его любимая доченька Настенька убегла в дремучий лес.

Сжимал кулаки Ставр, еле сдерживаясь, чтобы не побежать к Анфиму и бить того пока не сдохнет.

— Батюшка Ставр! — охнула Глашка, увидевшая что-то за его спиною в окошке. — Смотри, Лось опять идет из лесу-то, знать, каку весточку несет от Настёны!

Ставр, в миг одевшийся, выскочил на крыльцо, а Лось, подойдя к нему близко-близко, наклонил голову, и почти у рук Ставра оказался свиток, перевязанный любимой Настенькиной ленточкой. — От доченьки? — Выдохнул Ставр, взял трясущимися руками его, развернул, прочел написанное раз, другой, спросил Лося:

— Ответа дождешься?

Лось кивнул. Пока Ставр, все так же трясущимися руками пытался написать ответ, к Лосю подбежал стародавний знакомец-мальчонка.

— Дяденька Лосик, ты пришел? Лось преклонил колени, приглашая мальчонку на спину, к нему тут же путаясь в плохоньких, больших, явно с чужой ноги, опорках, подбежали братья и сестричка, уселись и счастливые катались на нем.

Ставр, наконец-то справившийся с написанием ответа — впервые в жизни едва смог, так тряслись руки, вышел и увидел такую картину. Лось же, подошедший к нему, повернул голову так, что с девчушки, задетая его отростком, слетела опорка, опять повернул голову и с укором посмотрел на Ставра.

— Что? — вначале не понял Ставр, потом сказал: — Не волнуйся, я все исправлю, дай мне пару дней! Благодарю тебя, благородный Лось, за такую славную и нужную для меня весть!

Лось дохнул ему в ухо, и послышалось Ставру:

— Не печалься, Настеньку все любят!

Повез Лось детишек до выхода из города, детишки долго махали ручонками уходящему Лосю, а старшенький держал в руках две монетки, которые умудрился с выдохом всунуть в его ладошку Лось. Понятливый мальчонка крепко зажал монетки в ладошке и показал их дома, умученной тяжкой долей, мамке. Та ахнула и без сил опустилась на лавку.

— Сынок, да это ж золотые монеты, никто ведь не поверит, что Лось их дал.

— А вот и поверют, дяденька Ставр возвернулся!!А Лось ему на нас показывал, на обувки наши, дяденька Ставр сказывал — разберется он!

— Тогда монетки эти Ставру и отдадим, он мужик справедливый! Вот радость Настёнке случилась, батюшка живой возвернулся!

А батюшка бережно спрятал у сердца послание от своего такого необычного уже почти зятя. И стало тепло у него на душе — доченька его ненаглядная в тепле и любви! Да и суженый у неё не похотливый старый мерзавец, а волшебник Мороз! В послании, запомнившимся наизусть, было:

— Приветствую, уважаемый Ставр Славович! Мы все, жители дремучего леса, матушка Зима, тетушка Снежная Королева, братья-месяцы, рады что ты возвернулся! Настенька, дочка твоя, моя суженная, долгожданная и самая любимая у меня, ждем только тебя, чтобы сыграть свадьбу! Настеньке пока не говорю, что ты уже в городе, с братцами-месяцами, что помогли тебе побыстрее добраться до дому, хотим сделать ей подарок самолучший- тебя! Как разберешься с негодниками, жду тебя у нас в терему!! Анфима-пакостника оставь мне, мечтаю с ним поговорить — за все пакостные проделки и слова должен ответ держать!

Весь город утром сбежался на заснеженную пристань — ещё бы, из неведомого края возвратились давно оплаканные, считавшиеся сгинувшими бесследно купцы. Не дождались только Ксанта, самого пройдошистого и ушлого, умеющего во все времена пролезть в игольное ушко. Отвечали все возвернувшиеся на расспросы о нем коротко — заболел неведомой в наших краях лихорадкой, водится там такой огорменный комар, малярийный, укус его смертелен.

— Ды как же так, только его и укусил комар-от? — удивлялись все.

— А то вы не помните его уменье совать нос везде??Вот и сунулся в джунглу дикую, комары эти там водятся, и досталось ему, поначалу-то ничего, только чесалось место укуса да покраснело. Ксант думал — почешется, пройдет, а вишь, как случилось, через пару дней и залихорадило его, местные сразу сказали — не жилец. Помогали мы чем могли, да вот не выжил.

Женка его, крупнотелая такая, ядреная, как-то и не сильно расстраивалась, больше суетилась и убивалась по Ксанту девица-перестарка Лифания, навевая нехорошие мысли, ну, да нет человека, чего уж теперь?

Подогнали сани и начали выгружать заморские товары, тут начали все строить догадки — что может быть в огромных ящиках, да не сильно тяжелых, судя по тому, что поднимали их играючи три всего человека. Потом пошли небольшие ящики, один какой-то весь плохонький и развались, и выпал оттуда сверток ткани невиданной, да красивой такой — на солнце вся заиграла-запереливалась. Тут уж загомонили бабы и девки, любопытство взыграло, назвал Ставров приказчик Ждан такую ткань неслыханным доселе словом — «фай».

— Вот бы пошить из такого платье, ведь не стыдно и на глаза королю показаться! — заохали-заахали жонки.

Да Ждан сразу и добавил:

— И повезем эти ткани ко дворцу! — Дорогущая, знать, но красива — слов нету!

Так бы вот и комментировали каждую коробку или ящик, да припозднившаяся, что само по себе было необычно, Власиха — первая сплетница по городу, отвлекла на себя все внимание жонок первой же сказанной фразой: — Бабоньки, чё обскажу-то! Маланья, жонка-то Ставрова, волосья на себе рвет и белугою ревет..

— А-а-а, знает кошка, чье мясо съела, не дождалася честною жонкою мужа свово! Поменяла такого завидного на коржавого Аполошку, на него и в темноте-то срамно глядеть, а уж в постелю ложиться, тьфу!! — заплевалась вдовица Ксантова.

— Да, сказывают, силен Аполошка-то по мужеской части, у ево убивец, почитай, до колен болтатся! — всунулась Власиха.

— А ты откель знаешь?? Ай, попробовала?

— Охальницы, покойная Фроська сказывала, он к ней забегал частенько, надо же убивца побаловать, бабенки-то не шибко на него зарилися, вот он до Фроськи и… А она, душа скудоумна, и привечала, сказывала, до утра и баловалися с им!

— Да вишь, померла, не от убивца ли? — захохотала чья-то молодка.

— Ага, а Маланья-то враз и восхотела, и бабенка-то в разуме, знать, и вправду силен Аполошка!

— Силен-то силен, да у Ставра как сыр в масле каталася, а у Аполошки-то…

— А у Аполошки, — опять захохотала молодка, — на убивце и будет кататься!!С милым рай и в шалаше!!

— Неа, я бы и на убивца не позарилась, страшон ведь Аполошка, чисто смертный грех! — задумчиво протянула пожилая уже вдовица. — Ставр, тот… да за один взгляд бегом побежишь!

— Да, Маланья оплошала — завоешь теперь, у Ставра разговор короткий, тольки заявился и тут жа прямо из постельки и выкинул в исподнем на улицу, обоих! Уж Маланья и рыдала, и вопила, да бесполезно! Вот сейчас и сидит в Аполошкиной хате, слезьми давится!! А ещё про Настёну как выспросит, всё — быть смертоубивству, точно!!

Никто, кроме Силы, не знал, что жива-живехонька доченька Ставра, думали, сгибла она в дремучем лесу, да в жестокий мороз! Ставра здесь не наблюдалось, всем командовали Ждан и Сила, помолодевший и повеселевший.

Ставр в это время перевозил к себе в пустующий давно флигелек семью мальчонки Кузьмы, друга Лося. Ребятишки, все пятеро скакали, радовались, а матушка их растерянная, испуганная, только и вопрошала:

— Да что же это, да как же это? Во флигель уже затаскивали мебель, что Ставр не пожелал даже видеть в своем доме, в первую очередь кровать с двумя перинами, на которых прелюбодействовала его неверная жонка.

Глашка собирала все: одежду, обувь, всякие гребешки-помады, вазочки, статуэточки, какие-то картинки, духи духмяные, чтобы ничего не напоминало в доме о недальновидности и ошибке Ставра. Велел тщательно собрать все, иначе сразу же оставшееся в костер! Договорился уже с мастеровыми о побелке-перекраске внутри дома, чтобы выветрился дух подлой бабенки.

К вечеру разгрузили корабль, склады с товаром надежно охраняли, Сила озаботился очень серьезно, лично сам проверил все, да и ночью решил пробежаться, мало ли — весь город видел разгрузку неведомого товара, любители поживиться на чужое всегда найдутся.

У Ставра в дому было пустынно, не в смысле людей, обстановки.

— Что, Ставр Славич, Малашка все поутаскивала? — удивился Сила.

— Нет, я во флигеле поселил Домну-вдовицу с ребятишками, обещал Лосю из леса помочь им, вот и отдал много мебели туда, не хочется видеть в доме все предметы, которых погаными руками касались.

— А остальное где ж, флигель все и не вместит?

— А остальное в школу для купецких детишек, что без отцов остались, свезли. Я покамест в старом доме поживу, до тепла, ничего обставлять и не буду, на кой мне загромождать комодами, пуфиками, горками? Понравилось мне в дальних краях, как они обустраивают жилье, ничего лишнего, воздух свежий, нафталином в сундуках не воняет. Как тепло начнется, перестрою полностью дом. Чтобы доченька моя с мужем да и внучками, что народятся, с радостью бывать у меня стали!!

— Может, и сам ещё оженишься, чай не старой?

— Раз уже сделал такую вот глупость, оженился, да позором себя и покрыл!

— Ну, не скажи, себя ты уваженьем покрыл, а позором Маланья да Марфутка сподобились. А как узнают, кто зятем твоим станет, удар бы не хватил от зависти-то. А где ж ты спать-то будешь, в пустом дому-то?

— А в дочкиной комнатенке, что вместо хоромов ей выделила эта блудливая баба, ох и спрошу я с неё за такое самоуправство. Посмотрел одежонки дочкины, все старенькое, платьишки перешитые, Глаша сказала-от Марфутки доставались, это моя — то доченька да в обноски рядилась?

— Но ведь уверились все, что не возвернетесь вы, вот и изгалялись как могли мать и дочка, это я тебе ещё про капельки не досказал, что ей в питье Маланья подливала постоянно.

— Капельки, какие капельки?

Сила и рассказал, схватил Ставр ружье, рванулся бежать, расправу над всеми учинить, да Сила остановил словами:

— Погодь, Ставр Славич, не омрачай Настёне праздник двойной — свадьбу с суженым и встречу с тобою, уж как она тебя дожидалася, как убивалася по-первости!! Да я ей, как птица чудная, заморская-попогайо, твердил:- «Жив наш Ставр!»

— Не огорчай детушку свою, а пакостники — вон они, никуда не денутся, наоборот, успокоятся, а ты их тут и…под корень!

— И правда, просил меня Мороз, Анфима ему оставить на расправу, ладно, пойдем, проверим, все ли в порядке у склада нашего?

Да не только Сила волновался из-за сохранности товара заморского. Мороз, едва Месяц вылез на небо, упросил его посветить как следует возле складов тестюшкиных, — рассказал вначале Лось, сегодня и заяц, шубку сменивший, сумел незаметно покрутиться возле людишек — побрызгал его Мороз каплями, что запах отбивают и не учуяли косого собаки. А он, уши свои длинные навострив, много чего и услышал, да к Морозу и прискакал с докладом. Все это и обсказал Мороз Месяцу, чтобы тот не артачился, а помог.

— Занятно! — хмыкнул месяц. — Да и как не помочь отцу девочки славной, да уважительной!! Светить стану так, что даже мышь незамеченной не проскочит возле складов! Да и Ставра хочу увидеть, чай столь годов не видывал, вчера я занедужил — заспал потеху, как он мачеху негодную из дому выгнал! Молодец мужик, не стал терпеть непотребства, сразу и наладил.

Вились-прятались тени на дальних подступах к складам-то, да были наготове и сторожа, и Месяц, что светил в эту ночь, чисто Солнце Красное. Никто незамеченным к складам не рискнул подойти, нашли поутру Сила со сторожею множество следов в недальних проулочках, стояли-топтались там неведомы людишки, да не вышло по-ихнему.

Отоспавшийся Ставр пополудни направился к портному, надо было по-быстрому заказать красивую одежду. Та, что оставалась висеть в дому, стала непригодной — раздался в плечах он от непосильной физической работы, брюшко небольшое куда и делось. Бабенки встречные, проходящие мимо, все как одна заглядывались на пригожего мужчину, многие вслух и выражались:

— Да как же от такого видного мужика, да на прыщавого, склизкого Аполошку кинуться? Да в своем ли уме Маланька-то??

Портной, обмерив изменившегося Ставра и спроси:

— Ставр Славич, давеча дочка твоя заказала капот муслиновой, новомодной, а деньгу-то и не уплатитила, задатошну. Как, ты не уплотишь?

— Дочка Настенька — капот, на кой он ей?

— Да не Настёна — Марфутка!

— Доченька у меня одна — Настёна. Марфутка не моя, у неё мать есть и муж!

— Так Маланья-то в ожидании наследства твоёго, знаш, сколь мне должна-то?

— Тут, брат, ты сам промахнулся, Настеньке все, что она захочет, за любую сумму, а эти две мерзавки никакого отношения ко мне теперь не имеют!

Знал Ставр — хороший портной и неплохой мужик совсем не умел держать языка за зубами и к вечеру заливалася слезами, громко и истерично орала Марфутка, требуя у муженька капот, да не соглашался ни в какую Анфим — предчувствовал он большие неприятности от Ставра, да надеялся извернуться, нет Настьки-то, никто и не поверит какой-то прислуге, что поклепы да наветы наводит на почтенного Анфима из зависти, не её в жонки взял.

Портной расстарался. Костюм для Ставра был пошит в кратчайший срок, да так ладно сел по изменившейся фигуре, Сила, не отходящий от хозяина ни на шаг, восхитился:

— Ставр Славич, да тебя самого в женихи хоть сейчас!

— Хватит, ошибся крупно один раз — выбрал Настеньке мачеху — змею подколодную, думал, вдовица с девочкой — ровесницей дочкиной, станут почти сестрами, Маланья-то, ластилась, такая добрая да славная…

— Как же, как же, — покивал Сила, — добрая, едва ты за порог, Настёнке житья и не стало, а уж когда не вернулись вовремя… Тогда-то и вылезло все из матери и дочки — зависть да жадность, не будь меня, все по ветру бы пустили, а Настёне… эх, да что там скажешь, люди познаются в беде. Вон Ксантова вдовица — и деток не народили, и Ксант, гнилая душонка, побивал её, да блудничал сколь раз?? А она ни-ни, даже и не глядела на мужиков-то. Блюла себя, хотя уж кому-кому, пакостнику энтому надо было и…

— Ох ти мне, Ставр, глянь-кось, собака большая из лесу бежит, да не?? — Сила вгляделся и ахнул: — Волк. Чистый волк! Спасайся, бежим Ставр!!Я ужо тебя!

— Да погоди, Сила. Знать, Лось не может прийти, вот Серого и послал Мороз.

— Думаш?

Волк с разбегу ткнулся холодным носом в растопыренные руки Силы.

— Ох ти!

— Сила, смотри, у него на шее записка привязана, снимай скорее, собаки бегут, будет тут свара!! Сила трясущимися руками снимал бересту, свернутую в трубочку, а Ставр говорил волку с понятливыми такими глазами:

— Благодарствую, Серый, не испугался ты шавок брехливых!! Все ли хорошо у дочки моей? Волк, Ставр мог поклясться, широко улыбнулся.

— Обрадовал ты меня, Серенький!

Сила снял-таки записку, волк негромко рыкнул и стрелой помчался к лесу, оставляя далеко позади себя всех этих пустобрёхов — серьезная, уважающая себя собака, ни одна не припустила за ним. Да и где там, догнать быстроногого волка, да нарваться на его клыки, разумная собака поостережется.

— Что там, Сила?

— Дак может, это тебе посланье-то? — Мне он бы в руки и ткнулся, тебе, точно.

Развернул Сила тонкую бересту, свернутую в трубочку да и ахнул!

— Гляди-кось, Ставр!

А на бересте четкими красивыми буквами написано было немного, но как обрадовало Силу написанное, до слез.

«Силантий Силыч, защита и помощь суженой моей Настасьи Ставровны, ждем тебя на свадьбу нашу! Мороз, Морозов сын.»

Ниже рукой Настёны приписочка:

— Дядя Сила, будь мне заместо батюшки на торжестве! Знаю, показали мне матушка Зима и тетушка Снежана — жив мой родименький батюшка, да далеко он в студеном море, а свадьбу откладывать никак нельзя — уснут зимние братцы-месяцы, обижать их не хочется!

— Знать, ты Ставр, станешь для Настёнки нашей самоглавным подарком?

— Да, Мороз меня уже упредил!

— Так у меня же и одёжи подходящей не имеется.

— Сила, сколько у меня сейчас костюмов, что мне в плечах жмут, выберешь себе по нраву, и поедем мы с тобой к доченьке завтра.

— Ох ты, сколько делов незавершенных-то остается, надо все успеть!

— Не суетись, мы за время той неволи славно узнать друг друга смогли, не подведут меня младшие купцы, мы все назваными братьями стали, кроме… — Ставр помрачнел. — Вот, дочь взрослая, а я, оказывается, считавший себя знатоком людей, так сильно ошибался и с Ксантом, и с женою!!

— Ставр, иной человек, вон как луковица — сто одежек на нем, и под кажной совсем другая натура. Не вспоминай дерьмовых, вон, возле тебя сколько надежных и не подлых. А мальчонку Кузю я присмотрел для себя — шустёр, сметлив — беру его в ученики свои, славный выйдет помощник нам!

— Я не против, станем ему платить за учебу, как и положено, кормильцем вырастает мальчонка. Принесли вчера с Нежданою две монеты золотые, Лось мальчонку одарил ими, да монеты-то старинные, таких уж давно нету, я и присоветовал пока их в наше хранилище положить, поеду во столицу, одну монету знающим людям, что над ними трясутся, предложу за хорошую цену. Вторую же — пусть лежит пока, подрастет парнишка, сам и решит.

— Надолго ли монеты-то хватит, на столько ртов? Как нелепо батька их загинул, Нежданка бьется одна, да вишь, как тяжело.

— Нежданка про тебя обмолвилась — помогаешь ты им, а монета эта стоит очень много, поверь!

— А чего не помочь, — почесал голову Сила, — один одинешенек я, а там пятеро их.

— Сила, ты меня за дурака не держи, Неждана теперь в моем доме вместе с Глашей служит, готовит она хорошо, вот и велел варить на меня и всех её ребятишек. Они там все в доме-то суетятся, вычищают, мусор всякий вытаскивают, этим-змеюкам двум, остатнее барахло оттащили, чердак вон разбирают. А маленькая, как Настёнкины игрушки увидела, так и обмерла — ручки сложила перед собой и молчит. Веришь, сердце заболело, посадил на кровать, игрушки ей отдал, девчушка про все и забыла. Поначалу трогала так боязно пальчиком куколок-то, а потом я отвлекся, на чердаке с мальчонками разбирался. Спустился — тихо в комнатке-то, заглянул, она спит в обнимку с куклою, да такое счастье на лице..

— Вот что, Сила — по сердцу тебе Неждана — женись, я семью не оставлю, помогать буду.

— Думал, думал я о таком, да вот примет ли меня Неждана?

— А вот и спросим у неё после Настенькиной свадьбы!

— На чем поедем-то завтра?

— А сдается мне, зятюшка мой уже обдумал все, пришлет за нами, а нет- в розвальнях и доедем!

— Настенька, свет мой ясный, вы тут с матушкой и тетушкой сами повыбирайте наряд для тебя, я пока зверюшкам обскажу про завтрашний день, да приготовлю все!

Мороз расцеловал свою девочку ненаглядную и пошел, надо было приготовить сани и для тестя, и для них с Настенькой. Волновался Мороз, да впервые в своей долгой жизни, сильно! Настенька тянулась к нему, да вот как Ставр его примет, многие из людей считали его злым и суровым, не видели они, каким воском он стал возле своей девочки!

Утро, как по заказу, наступило ясное, ещё бы Солнце Красное пропустило такое событие!! Теперь уже Месяц взволнованно просил:

— Ты мне все подробненько распишешь, как чего будет, жаль, такие праздники устраиваются белым днем. Я вот как высплюсь-выкачусь и всех дотошно буду пытать про свадьбу Морозову. А Настёна краше всех остатних невест, это я тебе точно говорю!

— Да согласно я, согласно, девочка наша, она изнутри красивая, светится, все к ней и тянутся. Вон, Топтыгин и про ломоту в костях забыл, носится как угорелый, как же — его любимица замуж идет.

Отправил поутру Мороз в город сани расписные, хрусталем сверкающие, да в виде зверей диковинных сделанные, за тестюшкой и дядькой Силой. Да запряглись в сани Олени северные, специально с дальних холодных земель прискакавшие, привезшие оттуда, от людей суровых с виду, да широких душою, два воза шуб красивущих, сапожков изукрашенных, рукавичек, да шапок, все невиданного здесь фасону, да расшитое всякими камушками, бусинками, нитками суровыми, необычными. Настенька, увидевши эти возы, ахнула, изумилась мастерству людскому, обняла-погладила каждого оленя, слово доброе да теплое молвила, и поняли олени — слухи те про невесту дивную Мороза Морозовича нисколь и не врут. Всем взяла девица — и очами, и ликом, и душой, понесут они весть добрую по всем селеньям, а бежать им ажно пяток дней, да только торопиться они не станут, надо же подробно рассказать всем о Настеньке. Настенька и две поземки мигом навесили на оленей колокольцы звонкие, весенними ручейками звеневшие, да бантиками красивыми изукрашенные, и пошли неспешно олени в город.

Звон такой необычный заставил остановиться сначала праздно гулявших по улице — день-то выдался погожиий да пригожий, потом уж ребятишки любопытные вперед побежали, посмотреть, что там так звенит. Олени, выйдя из лесу, приостановились, самые храбрые, испросив разрешенья, и сиганули в такие необычные сани и, конечно же, первым среди всех был Кузя с братишками. Так вот и ехали счастливо верещащие ребятишки до дома Ставрова.

А там уже и Ставр с Силою вышли, нарядные оба, да торжественные. — Не жениться ли ты, Ставр Славич, собрался, такой пригожий-то?

Ставр отрицательно покачал головой, усаживая на колени Силе зареванную малявку — Кузину сестрицу. Проиграла в куклы она, пропустила приезд олешек и горько причитывала от обиды. Вот и взял Ставр её да Неждану, до ворот городских прокатиться, все ребенку в радость. — Нет, Калиша, я один раз обжегся, боле не желаю! — ответил он самой любопытной бабке в городе. — А нарядный я от того… — он сделал паузу и громко объявил:-Нарядный я-еду на свадьбу к доченьке своей ненаглядной, Настасье Ставровне!

— Иди ты! — ахнули в толпе. — Сказывали же Маланья с Аполошкою да Анфимкою — убегла она в лес дремучай, да там и замерзла.

— Не замерзла она, Мороз батюшка её нашел, и вот нынче как раз свадьба в его владеньях!

— Ай, брехуны, ай, нет у них боязни, что Мороз языки-то им прищемит, с ним, когда он лют, никто справиться и не может!

Из толпы, пятясь, осторожно выскользнул специально бедно одетый Аполошка и, оглядываясь, бегом припустил к дому.

Вот и взвыли сидевшие там мать с дочкою, тайком, задами, прибегавшие друг к другу, да строящие планы — ак бы подобраться к Ставру, весть, принесенная Аполошкой, и сгубила все их мечтания.

— Расскажет, ой, расскажет Наська все Ставру, ой, горе мне, горе!! — взвыла Маланья, да и подскочи с кулаками к вошедшему Анфиму: — А все ты, ирод! Богатства захотелося чужова, вот, — она скрутила фигу, — воот тебе и богатство, вот тебе и дочка Ставрова.

На лавке завывала и размазывала румяны по щекам его жонка, Марфутка, поднадоевшая, чисто горькая редька.

— Чего это бабы воют, как по покойнику?

— Да вот, — Аполошка обсказал про Ставра, поехавшего в лес:

— Да может, сочиняет, после дальнего-то странствия? — не хотел верить Анфим. — Нее, таки сани расписны только у Мороза и водятся. Не бывает у людишек такого, они ж из чистого хрусталю! Я потрогать успел, думал — лед, как же, хрустальны!

— Так, — приказал злобно Анфим жонке, — кончай завывать, марш до дому. Надо все приготовить!

Ухватил рыдающую размазню и чуть ли не волоком потащил в дом. Там шустро покидал самое ценное в котомку, переоделся в задрипанные одежки, раз пять повторил зареванной дурище:

— Ты в тягости, Мороз тебя не станет замораживать, а мне, чую я, лютая смертушка грозит. Встряхнись, квашонка прокислая, лавку на тебя оставляю, хватит ума — сможешь прожить с ребятенком, а не хватит — мамашка твоя, злобная завистница пусть озаботится!

И выскочив из дому, резво потрусил в другую сторону от дремучего леса. Надеялся он, Мороз в свадебке своей и расслабится, а он, пока гульба, успеет далеконько уйти-уехать, ищи-свищи опосля.

Мороз волновался как никогда, хоть он и знал — Настенька его суженая, да как отец её,Cтавр, еще посмотрит на это? То, что свадьбе быть, однозначно, но вот примет ли много хлебнувший за годы скитаний Ставр зятя непростого? Люди, они страшилок всяческих напридумывали, одна фильма с его посохом чего стоит, неправда это — кто дотронется до него — замертво упадет. Сколько бы любопытных детишек-зверюшек уже погибло, да и птичек, особенно синичек, любительниц совать свой носишко куда не след. Но слово — не воробей! Да, лютовал иной раз Мороз, напускал стужу лютую так, что деревья вековые трещали, а у людей печки докрасна раскалялись, так и зима должна быть настоящей с вьюгами, метелями, морозами, как в природе ведется.

Тетушки его, Весна и Осень, нарядные, веселые обнимались с зимними братцами, весело смеялись, а Мороза ухватил редко появляющийся дядька Лето.

— Племянничек мой дорогой, я уже и не чаял на твоей свадьбе побывать. А что Настёну ты выбрал — то дело. Я ж ею каждый год, с рождения любуюсь, такая пичуга смешная росла, да вишь, в какую красавицу выросла! Завидовал, честно скажу, тому, кто мужем ей станет, но рад, рад, что ты им оказался. Да и за то, что в кои веки все вместе собрались мы, тоже спасибо тебе!

Вышла Настенька в сопровождении матушки Зимы и тетушки Снежаны, Мороз и обмер… красивее и желаннее никого и не встречал! Были, конечно, девы всякие — вон, тетушка Снежана, истинная Королева, но вот не было в ней того внутреннего света, что отличало изо всех Настеньку, свет очей его.

Тоненькая, взволнованная, в красивом голубовато-серебристом платье, украшенном мелкими драгоценными камушками, она чисто фея воздушная — казалось, пахни ветерок, и улетит его ненаглядная. Мороз автоматически шагнул вперед, желая как можно скорее обнять свою неземную девочку, да распахнулись двери терема, и вошли двое мужчин.

Как замерла Настенька при виде первого — худощавого, седого, смугловатого, который, увидев её, тоже замер. Настенька ахнула и птицею полетела к нему:

— Батюшка, родименький! Батюшка, живой!

Батюшка обнял свою доченьку и глухо так проговорил:

— Доченька, Настенька, девочка моя!

Настенька счастливо прижалась к нему и выдохнула:

— Нет больше счастья для меня, как видеть тебя живым и здоровым!

— Морозушка, познакомься с моим батюшкой родименьким, Ставром!

— Батюшка, вот суженый мой — =Мороз Морозович! Благословишь ли нас?

— По душе ль тебе сей добрый молодец? — улыбаясь спросил Ставр.

— По душе, батюшка!!

— А ты, Мороз, по душе ль тебе моя доченька?

— По душе, батюшка Ставр, и обещаю я при всех — никогда ничем не обижу суженую свою, долгожданную!

— Благословляю вас от всего сердца! — расцеловал свою красавицу Ставр и обнял зятюшку.

Королева Снежная вынесла на подносике два кольца невиданных, изумительной работы горных мастеров, что никогда и не показывались никому, да как-то вот смогла Снежана с ними договориться. И сделали они кольца необычные, сверкающие множеством маленьких радуг. Надел колечко на пальчик Настенькин Мороз, а Настенька подольше старалась — пальцы-то у суженого в два раза шире.

А как кольца надели, так и музыка зазвучала, и раздвинулся потолок у терема. И полились лучи любопытствующего Солнца Красного на пару красивую, да закружились они в вихре радуг и солнечного света, а к гостям устремились маленькие радужные змейки, оседали у них на волосах, застывая разноцветными блестками у мужчин, и красивыми украшеньями у женщин.

Закончилась музыка, и увидели все, что наряды у Мороза и Настеньки поменяли цвет — стало платье у неё нежно-розовым, а Морозов кафтан насыщенно голубым.

— Вот и славно!! — пропело с неба Солнце. — Одеяния ваши приобрели тот цвет, что должон быть у истинной пары!

И поднял Мороз свою тоненькую девочку на руки, и никак не хотелось ему отпускать её с рук, да пошептала ему Настенька:

— Батюшку хочу со всеми познакомить!!

А батюшка недаром был успешным и понимающим человеком — враз смекнул, кто помог ему быстро добраться до дому родного.

— Доченька, дозволь мне с братцами месяцами немного поговорить, пока на улицу не вышли. Видел я — все жители лесные принаряженные вас ждут, знать, надолго вас там и задержут. А благодарность моя всем братьям границ не имеет!!

— Благодарствую вам, братцы месяцы, за заботу о моей доченьке, за помощь нам в нелегком плаваньи.

Низко поклонился им всем батюшка.

Настенька же всплеснула руками:

— И вы молчали, что батюшка уже дома??

— Мы хотели тебя порадовать сюрпризом! Это от нас всех подарок самоважный вам на свадьбу, у нас ещё подарки имеются, мы по очереди их дарить станем, начнет как раз твой любимый Апрелюшка.

— Я вас всех люблю!! — засмеялась Настенька.

Апрель, нарядный, торжественный, в светло-зеленом кафтане, преподнес ей корзинку с букетиками из примул, медуниц и подснежников. Настенька захлопала в ладошки:

— Какая красота! Первоцветики!!

Май в ярко-зеленом, расшитом гроздьями черемух и сирени, подарил просто охапку из нарциссов, тюльпанов, гиацинтов, отдельно большой букет сирени разных оттенков. Настенька аж прослезилась!

— Братцы-Месяцы, вы чудо чудное устроили!! Среди января такое море цветов!!

Добавили букетов и Июнь, Июль, Август, в тереме стало, как на цветочной поляне, а Сентябрь с Октябрем добавили астр и хризантем. Ноябрь же собрал в красивый букет ягоды рябины, облепихи, добавил краснобоких яблок и всяких интересных семян-стручков, каштанов, желудей, орешков.

Зимние братцы месяцы подарили коньки снежинками изукрашенные да шубку с шапочкой и варежками, повседневные, по лесу бегать, но легкие да теплые!

Настенька только восхищенно ахала да руками разводила, так понравились ей подарочки братцев.

Матушка Мороза и тетушка — Снежная королева подарили Настеньке каждая по ларцу с украшеньями самоцветными, тетушки Весна и Осень изумительные одежды, расшитые златыми и серебряными нитками, дядюшка Лето сказал — ждет в красивейшем месте на берегу моря-окияна домик, построенный специально для них, и смогут они с Морозом и детками бывать там когда угодно. В специальном зачарованном домике все сохраняется — продукты не портятся, одежда не теряет первозданного вида, постели как только что заправленные и взбитые перинки.

А на улице волновались и приплясывали в нетерпении все зверюшки. Мороз взмахнул руками, прошептал что-то, и опустилась на плечи Настенькины шубка, да не простая, а из королевского меха — горностаевого, присел Мороз перед Настенькой, снял крошечные туфельки с ножек и осторожно надел сапожки теплые, на самом теплом меху, зверюшки заморской, про какую только дядюшка Лето и знает, ламою прозывается, а какая она — то неведомо, не водются в дремучем лесу такие. Шапочку соболью, да варежки этим же мехом отделанные помог надеть, накинул на себя шубу и вышли молодые на крыльцо резное. Как залопотали, загомонили зверюшки, возрадовались за Мороза своего и Настеньку — знал всяк в лесу-то, Настена спасла от лютой смертушки зайчат, волчат и стрекотунью, которая как раз громче всех и радовалась за Настеньку с Морозушкой!

Стоял позади мелких зверюшек Топтыгин, чтобы не мешать мелким-то, а сейчас поднялся на задние лапы, одной передней смахивал слезу, другою прижимал к пузу небольшой такой бочоночек с медком, запасенным им года два назад для сурьезных событьев, вот такое и наступило.

Настенька и тут не изменила себе — подбежала к мелким, перегладила всех, нашла для каждого родителя деток малых теплое и доброе слово, пообнималась с размякшим от такого вниманья Топтыгиным, потом скомандовал Мороз всем:

— Ну-ка звери мои лесные, садитесь в сани-самоездыьи поедем в недальний городок, пусть посмотрят и порадуются люди за Настеньку и батюшку её, — и тихонько добавил: — А кто и от зависти почернеет — пользительно такое!!

— Дак местов-то не хватит, Морозушка, нас, чай, много?

— Так и сани-самоезды не одни! — Свистнул лихо Мороз, и примчались, взвирхривая снежок, сани самоезды, да красивые, да расписные, на солнце бликами играющие!

Малышня запрыгала, взрослые засуетилися, всем хотелось побыстрее прокатиться, да с ветерком. Настеньку Мороз усадил в сани, запряженные тройкой невиданных коней, — белоснежные, с серебристыми гривами, они нетерпеливо били копытами, как бы поторапливая всех.

И выкатился после полудня из дремучего лесу длинный санный поезд, и застывали в неподвижности от увиденного все, кто встретился на пути этого поезда. И было отчего — впереди на сверкающих санях с необычными лошадьми ехал не кто-нибудь — сам Мороз Морозович, да сидела рядом с ним дева — ликом прекрасная, да одета так, что многие цари-короли обзавидовались бы очень. По первости и не признали в ней Настенку-то, да потом кто-то шибко умный, увидев сидящего рядом с нею по другую руку Ставра Славича, счастливого, смеющегося, и смекнул:

— Это ж Настена, дочка Ставрова?

Волшебные, не иначе, свадебные кони проезжали мимо, а за ними-то… ну, вот не было слов описать все, что увидели в тот день горожане. За Морозом с Настенькой ехала Матушка Зима, а с нею-то — батюшки светы!! — сама Снежная Королева!!

Мамашки было встрепенулись, как же, украдет какого мальца королева-то, да сестры, красивые обе и улыбчивые, только рукой махали, проезжая по улицам. Дальше ехали большие сани с двенадцатью красивыми мужчинами, были и пожилые, и совсем юные, да наряженные в различные шубы, тут уж Кузя-шустряк смекнул:

— Эт ж месяцы едут!

— Ааа!! — завопили и закланялися люди, стараясь уважить месяцев-то, понравится месяцам, как их почитают, глядишь, и год выдастся славным с теплыми весной и летом, да урожайной осенью и снежною зимой.

Потом проехали две смутно знакомые женщины, одна вся в зеленом с цветочками всякими по одеянию разбросанными, чисто живыми, другая же в желто-красном-золотом и мужчина, с теплым таким взглядом. Не узнали их во все прибывающей толпе народа, но заранее кланялись и сердечно приветствовали, потом уже дошло до людишек — то были Весна зеленая, да Осень разноцветная, да Лето красное. Уж потом показались из лесу сани необычные, без лошадок, сами едущие. А в санях-то, чудо дивное: волчата вперемешку с зайчатами, лисятки и кабанятки малые, да родители, знать, ихние, тоже все перемешалися. На одних санях развалился Топтыгин, а на морде у него-сорока стрекочет, после саней-то и Лось с оленями важно прошествовал.

Да не утерпел, нагнул голову-то возле друга своего человеческого Кузи с братишками да сестрицею, осмотрел их всех прежде, одобрительно качнул головой с огромными рогами, справно одеты стали ребятишки-то, знать, Ставр озаботился.

Ребятишки вмиг на Лося залезли, а за ним вослед и олени стали останавливаться возле бедновато одетых ребятишек, и столько счастья было у детей — они на зверях лесных смогли прокатиться. Не все, конечно, радовались такому, кто-то желчью исходил — Настька, еще недавно бегавшая в залатанной старенькой шубейке и стареньких же валенках, на пару размеров больше, теперь возле Мороза, разодетая да счастливая, вызывала жуткую зависть, да Мороз-то один такой, беги-не беги в лес, там уже Настька прочно хозяйкою стала. Но таких было немного, остальные же дружно радовались и за Настену, и за Мороза, и за Ставра.

ПОСЛЕДНЯЯ!!

Ровно через год волновался весь дремучий лес — начались роды у Настеньки. Как сходил с ума Мороз, истоптал весь снег возле терема — хоть и привезли самого наилучшего лекаря, из далекого Турестана, хоть и местные опытные в родах, имеющие большой опыт в помощи роженицам, две женщины находились рядом с нею, но волновался Мороз, холодело у него внутри все от страха за девочку свою любимую. Он бы и подождал с ребеночком, она у него совсем юная, но вот, поди ж ты — исхитрилась ведь забеременеть через три месяца после свадьбы, как он не берег её!!

Приглядывали за ней всем лесом, как старались братцы месяцы угодить его девочке с погодою, как его вечно гостящая то тут, то там матушка Зима и модница тетушка, дружно взялись прясть пряжу из необыкновенной мягкой шерсти, принесенной дядюшкой Лето откуда-то из дальних стран, что расположены посреди моря-окияна.

Зима туда не доходит, а овцы с такой шерстью водятся только там, да мягкая шерсть и теплая, как раз для маленького ребеночка. Напряли шерсти-то и уселись вязать всякие костюмчики, башмачки, кофточки, да так ловко у них получалось, залюбуешься. Они и Настеньке навязали всяких красивых одежек. Дядюшка Лето шерсти ещё подбросил, вот взяли в обученье нескольких рукодельниц из людей, да появились уже в продаже кофточки и шапочки для детишек, за которыми очередь записывалась. Старшею по шерстяному делу назначили Неждану, уж больно рукодельная оказалась. Поженились они с Силою по весне, и теперь детишки Нежданины стали справными, старшенький помогал названому отцу во всем и все так же дружил с дяденькой Лосем, что нет-нет да навещал их в городе. Попривыкли люди к его приходам, да и Серого не боялись, тот тоже по делам к Ставру наведывался.

Марфутка последние месяцы беременности совсем обленившись мало двигалась, разродиться никак не могла, Маланья волосы на себе рвала, охрипла от крика, спасибо Ставру — прислал лучшую повитуху, достали младенца-то после операции, девчушкою оказалася, да вот не смогла оправиться Марфутка, из-за лени своей и померла. Ныла да рыдала, вставать совсем не желала, лекари только руками разводили — нельзя столько лежать-то, надо двигаться. Вот и осталась Маланья с грудной девчушкою на руках. Аполошка давно уже перекинулся на молодую вдовицу с соседнего городишки, порыдала Маланья, да делать нечего, надо малышку выхаживать.

Ставр, жалеючи дитё, прислал во двор к ней — осталась она жить в Анфимовом дому, куда ж больше идти, — пару коз, одну молочную, другую пуховую, вот и возилась Маланья, вспомнив свою юность, с козами, да дитем.

Не знали они с Марфуткою, где и что с Анфимом, только Ставр и был в курсе, догнали — таки негодяя в ту пору волки злобные, да загнали в глухой овраг, где он и околел, а узелочек с припрятанными там богатствами Мороз передал Ставру, четко понимая, что тот распорядится ими как надо. Ставр, зная мотовство и неумение матери с дочерью жить по средствам, велел Силе отдавать им ежемесячно на прожитво определенную сумму. Сейчас же после всего случившегося, Маланья училась жить по средствам, да и привязалась она к внучке-крохе, понимая, только она у малышки и есть, старалась стать ей заместо матери.

Вот так и пролетел год, сейчас же сходил с ума от тревоги Мороз, да вышла на крыльцо терема одна из женщин и позвала его:

— Иди сюда, батюшка Мороз, мой руки, переодевайся и пошли знакомиться с сыночком!

— Что? — не враз понял Мороз, а потом закричал на весь лес, пожалуй: — Огого!! У меня сынок народился!

Как застрекотала сорока, тоже беспокойно бегающая по веткам дуба векового. И побежали зверюшки во все концы леса, сообщая радостную весть.

Мороз, робея, как маленький мальчик, вошел в комнату, где лежала его девочка ненаглядная.

— Настенька, свет мой ясный! — рванулся он к ней. — Как ты, милая?

— Все хорошо, сыночек у нас с тобой теперь есть!!

— Держи, Мороз Морозович, своего сыночка!! — Положила ему на руки сверточек одна из лекарок. Как держал Мороз крохотное чудо, дитятко свое новорожденное

. -Сыночек, маленький мой!! Сыночек! — Вгляделся в него. — Настенька, сдается мне, он на тебя станет похож! Милая, благодарствую тебе!!

Приехавший спешно Ставр уже на опушке леса был извещен Серым, бежавшим к нему с радостной вестью, не скрывал слез счастья. Вылезший на дорогу Топтыгин осторожно обнимал деда родного и приговаривал:

— Я теперь тоже дед твоему внуку!! Мы всем лесом ему родные!

— Миша, пусти, на доченьку надо глянуть и внука подержать хоть капельку.

— Оно конечно, надо!

И родила со временем Настенька своему Морозушке трех сыночков и двух девчушек, старшенький — Ставр, в честь батюшки любимого названный, всем удался в деда, так и пошел по купецкому делу, два помладше по-разному, один перенял отцов посох, младшенький же больше всего любил возиться со зверюшками, вот и выучился на звериного лекаря, девчушки обещали вырасти красавицами, одна ликом пошла в маму Настеньку, другая же в тетку Снежану, вот уж где радости было!

Растаяла тетушка полностью, стала мягкой да душевной.

А братцы месяцы истово любили и Настеньку, и племянников своих, и была в дремучем лесу всегда погода на отличку — старались все месяцы сделать самую комфортную для своих любимых.

Солнышко Красное и дядька Месяц постоянно любопытствовали да любовались детками. Топтыгин стал всем детишкам нянькой, возил их на себе, порыкивал, ежели не слушались, строго следил, чтобы не убегали куда не надо, да ребятишек незримо всегда кто-то да охранял из зверей.

Переняли детки от родителей, деда Ставра, да бабушки Зимы все самое лучшее, и всякий раз благодарил Мороз судьбу, что привела юную Настеньку к ним в лес. Милее и желаннее суженой его нет и быть не может!