Важность законодательных и управленческих факторов, влияющих на степень реализации принципа независимости судьи, не противоречит тому очевидному факту, что независимое принятие решения зависит от самого судьи. Как справедливо отмечает В.А. Терехин, "безусловно, определяющим и самым видимым звеном в единой цепи процессуальной независимости правосудия, а также независимости судов и судебной власти при их процессуальном проявлении выступает ключевая фигура судьи". Значение личностного фактора определяется не только персонификацией принимаемых судебных решений, но и той ролью, которую играет в процессе судопроизводства усмотрение судьи, его дискреционные полномочия. "Персонификация государственно-властных полномочий с одновременным законодательным установлением судебного процесса принципиально отличает судебную власть от всех иных властных институтов в любой стране. Ведь судебное решение принимается конкретным лицом, наделенным государственно-властными судейскими полномочиями, от имени государства и именем государства, и большое значение в этой ситуации имеет так называемое судейское усмотрение, которое всегда имеет оттенок персонификации". Закон не в состоянии дать полный алгоритм деятельности судьи, формализовать все разнообразие фактических обстоятельств, ситуаций и т.п. и соотнести их с характером принимаемых решений. Вследствие этого и действует принцип оценки доказательств по внутреннему убеждению, существуют относительно-определенные санкции в уголовном законе и т.п.

Очевидно, что таким образом судья, действуя в рамках закона, осуществляет выбор одного из возможных решений. Диапазон такого выбора определяет и пределы судейской дискреции. Эти пределы сужаются, но не могут полностью устранить из судопроизводства субъективное начало, т.е. усмотрение судьи. Его действие проявляется в разнообразии, в том числе и противоречивости судебных решений по одному и тому же делу, а также при разрешении аналогичных по сути правовых конфликтов.

Наличие у судей дискреционных полномочий обусловливает значение не только их профессиональных, но и нравственных качеств.

Обращение к нравственным категориям свойственно как национальному законодательству ("совесть", "справедливость", "беспристрастность"), так и международным актам, связанным с вопросами правосудия.

Нравственные обязательства российского судьи, вступающего в должность, закреплены в приносимой им присяге следующего содержания: "Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть" (ч. 1 ст. 8 Закона РФ "О статусе судей в РФ").

Принятые седьмым Конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями в 1985 г. Основные принципы независимости судей также уделяют большое внимание нравственным качествам судьи. Так, согласно принципу N 10 "лица, отобранные на судебные должности, должны иметь высокие моральные качества и способности, а также соответствующую подготовку и квалификацию в области права". Принцип тринадцатый этого же акта предусматривает, что повышение судей в должности следует осуществлять на основе объективных факторов, в частности способностей, моральных качеств и опыта.

Посредством нравственных категорий, наряду с профессиональными качествами, раскрывается и идеальный образ судьи в выступлениях руководителей высших судебных органов.

Так, В.Ф. Яковлев полагал, что "в этом человеке (судье. — И.М.) должны присутствовать и сочетаться по крайней мере четыре качества: общая культура, высокий профессионализм, независимость от всякого рода внешних факторов и воздействий, а также его полная беспристрастность по каждому конкретному делу". Важность нравственных качеств судьи как предпосылки справедливого и беспристрастного правосудия является бесспорной. Проблема, однако, заключается в том, что отсутствует возможность априорно определить такие личностные свойства, как честность, принципиальность, неподкупность и т.п. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что содержательное раскрытие этих свойств исторически изменчиво, а также зависит от мировоззренческих установок как их носителя, так и оценщика. Поэтому в процессе отбора кандидатов в судьи могут быть выявлены только те качества, которые так или иначе проявились в его предыдущей деятельности и объективно зафиксированы. Разумеется, в определенной степени может быть выявлен и уровень профессиональных знаний и навыков. Те же свойства, которые принято считать первостепенными для судьи, — независимость от каких-либо воздействий, беспристрастность, справедливость — могут лишь презюмироваться. Такая ситуация является вполне закономерной. Во всех тех случаях, когда какие-либо обстоятельства установить принципиально или практически невозможно, возникают различного рода презумпции как официально зафиксированные, так и существующие на уровне здравого смысла.

В соответствии со ст. 4.1 Закона "О статусе судей в РФ" для подтверждения отсутствия у претендента на должность судьи заболеваний, препятствующих его деятельности в этом качестве, проводится медицинское освидетельствование. Перечень заболеваний, препятствующих назначению на должность судьи, утверждается решением Совета судей РФ на основании представления федерального органа исполнительной власти в области здравоохранения.

Однако состояние физического и психического здоровья, как и уровень профессиональной подготовки претендента на судейскую должность, не дают ответа на вопрос о его моральных качествах.

Следует отметить, что установленные в законе требования к кандидату на должность судьи, как правило, не относятся к категории морально-психологических качеств. Исключение составляет требование безупречной репутации, обращенное к кандидатам в судьи Конституционного Суда РФ (ст. 8 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации").

Вместе с тем налицо тенденция расширения круга сведений, касающихся личностных характеристик кандидата в судьи. Эта тенденция выражается в стремлении использовать психофизиологическое диагностирование кандидатов на судебные должности.

Ряд авторов полагает, что методы психодиагностического обследования могут служить одним из источников информации о морально-психологических свойствах личности. Президиум Совета судей РФ в своем Постановлении от 26 июля 2002 г. признал целесообразным организацию экспериментального использования методов психодиагностического обследования при изучении личности претендентов на должность судьи. Приказом Судебного департамента при Верховном Суде РФ от 17 декабря 2002 г. N 147 "Об организации экспериментального использования методов психодиагностического обследования при изучении личности кандидата на должность судьи" были утверждены Рекомендации по экспериментальному использованию такого рода методов. Как справедливо подчеркивают В.В. Нехаев и Т.Г. Нехаева, данный приказ существенным образом затрагивал конституционные права граждан и вместе с тем не был опубликован официально и зарегистрирован в Министерстве юстиции Российской Федерации.

Вместе с тем и цитируемые авторы, и ряд других выражают позитивное отношение к психодиагностическому обследованию кандидатов на судейские должности. Предложения сводятся к тому, чтобы "данную работу перевести в законное русло, но прежде все же обсудить в научной среде ученых — психологов и психиатров", создать собственную медико-психологическую службу в системе Судебного департамента на базе Российской академии правосудия, состоящую из профессиональных психологов, и т.п.

Проблемы возникают при знакомстве с результатами экспериментального введения психодиагностического обследования в ряде регионов нашей страны. Так, в Ростовской области экспериментаторы исходили из существования определенной связи психофизиологических свойств конкретного человека с его нравственными качествами. В частности, был сделан вывод, что коммуникативность, устойчивость к стрессу, эмоциональная уравновешенность и т.п. соотносятся с такими качествами личности, как "честность, принципиальность, независимость, авторитетность, политическая зрелость, ответственность, самостоятельность, сдержанность, добросовестность".

Переоценка возможностей психодиагностического обследования обусловливает призывы к разработке тестов, позволяющих выявить у претендентов на судейские должности "наличие (или отсутствие) наиболее важных качеств личности, которыми должен обладать судья".

Желание отыскать какие-либо объективные показатели нравственных качеств человека вне контекста его деятельности вряд ли может быть реализовано в принципе. Помимо всего прочего, эти качества существуют не сами по себе, а основаны на принятой личностью системе ценностей.

Все внешние обстоятельства проходят через сознание человека, оцениваются им с собственных мировоззренческих позиций, "преломляются" в его индивидуальных особенностях. К их числу относится иерархия потребностей и представление о допустимых средствах их удовлетворения.

Занятие определенным видом деятельности, включенность в одну и ту же организационную систему сказывается на формировании у людей с одинаковым социальным статусом сходных оценок и представлений. Именно в силу этого можно говорить о специфике правосознания той или иной социальной группы, в том числе и судей. "Профессиональное сознание, — пишет Л.М. Карнозова, — фактически формирует систему ценностей и оценок, которая, будучи как осознанной, так и неосознанной, детерминирует принятые решения и формы поведения".

Профессиональное сознание отражает господствующие, т.е. разделяемые большинством его носителей, взгляды и представления. В процессе формирования профессионального правосознания важнейшую роль играют так называемые малые группы, в которых люди находятся в непосредственном взаимодействии и общении. Малые группы вырабатывают свои правила поведения, в основе которых лежат внутригрупповые ценности. "Успех формирования убежденности в ценности того или иного явления у членов группы во многом предопределен тем, что каждый входящий в данный коллектив индивид так или иначе заинтересован в принадлежности к нему, ибо именно в этом коллективе он удовлетворяет или, во всяком случае, надеется удовлетворить свои потребности". И до тех пор, пока пребывание в коллективе представляется для индивида желательным, он должен будет учитывать в своем поведении внутригрупповые нормы. Следует подчеркнуть при этом, что желание стать и/или оставаться членом конкретного коллектива, профессионального сообщества и т.п. может иметь в своей основе самые различные мотивы (социальный престиж должности, высокий уровень материального обеспечения, творческий характер профессиональной деятельности и т.д.).

Говоря о профессиональном сознании судей, необходимо отметить следующие моменты.

Статья 4 Закона "О статусе судей в Российской Федерации" устанавливает для кандидата на эту должность требования как достижения определенного возраста, так и наличия стажа работы по юридической профессии от 5 до 15 лет в зависимости от того, в какое звено судебной системы происходит отбор кандидатов. Предшествующий назначению на должность судьи опыт профессиональной деятельности является значимым психологическим фактором, который может самым различным образом влиять на характер отправления обязанностей судьи. Европейский суд по правам человека признает национальное судопроизводство "несовершенным ввиду того, что судебный процесс протекал с элементами консерватизма... В этом случае устанавливается факт, что рассматривающий дело национальный судья явно демонстрирует при отправлении правосудия признаки прежней профессии — прокурора, адвоката, министра, т.е. проявляет неумение или нежелание быть справедливым и беспристрастным (клонирует поведение, характерное для прежней работы)".

Примером может служить решение по делу "Маэстри против Италии", где было доказано, что судья, рассматривающий дело, явно демонстрировал обвинительный уклон, возможно, связанный с тем, что в недавнем прошлом являлся прокурорским работником.

Действие психологических факторов зависит и от места, занимаемого судьей в структуре судебных органов.

Статья 2 Закона "О статусе судей в Российской Федерации", провозглашая единство статуса судей, вместе с тем предусматривает особенности правового положения некоторых категорий судей, устанавливаемые федеральным законодательством. Остается, правда, не совсем ясным, чем "статус" отличается от "правового положения", но различия в характере и степени включенности в систему административно-управленческих отношений той или иной судейской должности, а следовательно, и лица, ее занимающего, очевидны.

Как отмечает Т. Нешатаева, "формы нарушения равенства судей многообразны. Классическое нарушение — наличие у административных лиц (председателей судов, их заместителей) особых полномочий, как закрепленных в позитивном праве, так и не прописанных в каком-либо нормативном акте, но фактически действовавших и повлиявших на принятие решений".

По мнению Т. Нешатаевой, "неравенство положения судей как в процессуальном, так и в организационном аспектах является самым трудноустранимым недостатком российской судебной системы". При этом, хотя она предлагает в качестве одного из способов решения проблемы развитие судебного самоуправления, но одновременно сомневается в его эффективности, поскольку "председатели судов имеют приоритет в органах судейского сообщества".

Наличие административно-управленческих полномочий у руководителей судебных органов не может не влиять на мотивацию принимаемых судьями решений, а следовательно, и на содержательную сторону действия психологических факторов.

Как отмечалось в § 2 гл. 1 настоящей работы, независимость судьи хотя и тесно связана с беспристрастностью его решений, но не идентична ей. Если независимость судьи означает отсутствие влияния на осуществляемое им правосудие внешних воздействий, от кого бы они ни исходили, то беспристрастность, прежде всего, связана с личностными качествами судьи, его способностью противостоять своим собственным предпочтениям, эмоциям, стереотипам и т.п.

Сомнения в беспристрастности порождает и факт участия судьи в рассмотрении дела в том или ином процессуальном качестве. В соответствии со ст. 63 УПК РФ судья, принимавший участие в судебном разбирательстве, не может участвовать в рассмотрении этого дела в кассационной и надзорной инстанциях. Запрет повторного участия судьи в рассмотрении дела распространяется и на судей кассационной и надзорной инстанций.

Однако первоначальный текст этой статьи включал часть вторую следующего содержания: "Судья не может также участвовать в рассмотрении уголовного дела в суде первой или второй инстанции либо в порядке надзора, а равно участвовать в новом рассмотрении уголовного дела в суде первой или второй инстанции, если он в ходе судебного производства принимал решение:

1) о применении к подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде заключения под стражу либо продлении срока содержания обвиняемого под стражей;

2) по результатам проверки законности и обоснованности применения в отношении подозреваемого или обвиняемого задержания, заключения под стражу, а также продлении срока его содержания под стражей".

Эта норма просуществовала всего несколько месяцев и была исключена Федеральным законом от 29 мая 2002 г. N 58-ФЗ. Правда, в силу ч. 2 ст. 61 УПК РФ судья не может участвовать в производстве по делу, если имеются какие-либо обстоятельства, дающие основания полагать, что он лично, прямо или косвенно, заинтересован в исходе данного уголовного дела. Однако принятие судьей на досудебных стадиях решения о применении к обвиняемому мер процессуального принуждения само по себе таким основанием служить не может. Такая позиция обосновывается тем, что, вынося решение о заключении под стражу, производстве обыска, о контроле и записи телефонных и иных переговоров и т.п., судья не решает вопроса о виновности обвиняемого и исследует обстоятельства, не составляющие предмет доказывания по делу (ст. 73 УПК РФ). Но вряд ли даже на уровне здравого смысла можно предположить, что, лишая лицо свободы либо ограничивая иным образом его конституционные права, судья сохраняет свою внутреннюю свободу и беспристрастность, не оказывается под влиянием им же самим принятого решения.

Судебный контроль на стадии предварительного расследования, безусловно, является необходимым элементом в системе гарантий конституционных прав личности. С тем, чтобы избежать негативных последствий психологической зависимости судьи от ранее принятых собственных решений, следовало бы, на наш взгляд, отнести полномочия по контролю за предварительным расследованием к компетенции суда, нижестоящего по отношению к тому, который будет рассматривать дело по существу. При таком изменении подсудности значительно последовательнее будет реализован запрет повторного участия судьи в рассмотрении уголовного дела.

Действие факторов психологического характера выступает на первый план, когда судья принимает решение о самоотводе.

В юридической литературе действенность института самоотвода подвергалась сомнению. "Очевидно, — пишут Л. Сайкин и Б. Грузд, — что если судья действительно заинтересован в исходе дела либо имеются иные обстоятельства, вызывающие сомнения в его объективности, справедливости и способности рассмотреть дело в соответствии с законом, то он не сможет беспристрастно рассмотреть вопрос и о своей беспристрастности". Указанные авторы также ссылаются и на существование общеправового запрета направлять жалобы для разрешения по существу тому лицу, чьи действия обжалуются, в силу чего признают неудовлетворительной и процедуру разрешения отвода, заявленного судье другими участниками процесса.

Т. Нешатаева, напротив, полагает, что судьи "должны активнее использовать институт самоотвода", в том числе и в тех случаях, когда может возникнуть сомнение в их приверженности морально-этическим нормам поведения.

На наш взгляд, вряд ли стоит сомневаться в целесообразности самого существования института самоотвода, который расширяет возможности судьи в выборе варианта поведения. Другое дело — практика использования права на самоотвод. Как и в случае с отводом, заявленным другими участниками процесса, закон смог формализовать лишь некоторые из обстоятельств, являющихся основаниями применения этого института. Эти обстоятельства поддаются объективной фиксации (участие в процессе по данному делу в ином процессуальном качестве, родство с кем-либо из участников судопроизводства, предыдущее участие судьи в рассмотрении дела). Такого рода основания не связаны с психологическим состоянием судьи, его зависимостью или независимостью от их наличия.

Все иные обстоятельства, исключающие участие судьи в производстве по делу, равно как и прокурора, следователя, дознавателя, связаны с тем, что они дают основание полагать о прямой или косвенной заинтересованности перечисленных должностных лиц в исходе данного дела.

Значение личностных, психологических факторов очевидно даже без их соотнесения с конкретными видами судопроизводства в силу как наличия у судьи дискреционных полномочий, т.е. набора вариантов решений, которые он вправе принять, не выходя за рамки закона, так и действия принципа оценки доказательств по внутреннему убеждению.

Психологические факторы составляют суть внутренней стороны судейской независимости, которая нередко отождествляется с субъективной беспристрастностью. При этом критерии последней задаются весьма высокие. Так, Е.Б. Абросимова полагает, что субъективная беспристрастность означает "отсутствие предубеждений или тенденциозности при рассмотрении судьей конкретного дела, вызванных приверженностью каким-то идеям, членством в каких-то организациях, личными или семейными привязанностями, иной заинтересованностью". По мнению Т.Г. Морщаковой, "внутренняя сторона судейской независимости предполагает субъективно независимую внутреннюю позицию: выступая в личном качестве, судья выражает только свое мнение, его позиция должна быть чисто правовой. Судья не может принимать какие- либо решения, подчиняясь постороннему влиянию. Кроме того, он обязан руководствоваться лишь своим правопониманием, а не политическими пристрастиями, что прямо закреплено в ч. 3 ст. 29 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации".

Разумеется, не может вызвать каких-либо возражений стремление к тому, чтобы правосудие осуществлялось без давления извне, а судья принимал решение, руководствуясь только законом. Однако если полная независимость судьи от внешних воздействий, по крайней мере теоретически, возможна, то субъективная беспристрастность может быть только относительной, поскольку судья, как и любой другой человек, не в состоянии абсолютно отстраниться ни от своих взглядов, ни от своих эмоций. Влияние мировоззренческих факторов на правовую позицию достаточно отчетливо было продемонстрировано различной оценкой судьями Конституционного Суда Указа Президента РФ от 24 сентября 1993 г.

Инстанционность построения судопроизводства связана не только с созданием механизма исправления допущенных ошибок, но и необходимостью проверки на прочность выводов одного носителя судебной власти выводами другого.

Поскольку суды функционируют и судьи живут не на необитаемом острове, разрешают конфликтные ситуации и выносят решения, подлежащие обязательному исполнению, в том числе и с использованием государственного принуждения, то общественное мнение не может оставить их деятельность без внимания.

Питер Г. Соломон, на наш взгляд, справедливо подчеркивает, что "негативное представление о судах и судьях может иметь разрушительный эффект. Во-первых, оно поддерживает популярные стереотипы, сложившиеся в отношении судей, ограничивая влияние на общественное мнение того прогресса, который был достигнут в области судебной реформы. Кроме того, разговоры по поводу коррупции могут стать самореализуемым пророчеством, позволяющим некоторым работникам судов оправдывать свое участие в противоправной деятельности, но хуже всего то, что негативные высказывания о судьях и постоянное выдвижение контрреформаторских предложений в совокупности могут помешать отдельным судьям в вынесении приговоров и решений, являющихся нетрадиционными или неоднозначными, и ограничить их беспристрастность".

Следует отметить, что проблема независимости суда, совершенствования судебной системы, повышения уровня судебной защиты прав и свобод человека и т.п. отнюдь не находятся в центре общественного внимания. Несмотря на наличие публикаций, характеризующих отношение общества, а точнее, населения к суду, их авторы не подкрепляют свои выводы репрезентативными эмпирическими данными, включающими не только результаты опросов, но и динамику обращений в суд, а также другие объективные индикаторы. Кроме того, и опубликованные данные, полученные посредством анкетирования населения, достаточно противоречивы, что в определенной степени объясняется различием в постановке вопросов.

По одним данным, доступность судебной защиты признает почти половина опрошенных, по другим — меньше трети.

По результатам опроса, проведенного Фондом ИНДЕМ, 84,3% полагают, что "в судах часто выигрывает дело тот, кто больше заплатит", а 83,6% согласны с тем, что "многие не хотят обращаться в суд, поскольку не рассчитывают найти там справедливость". В то же время 28% респондентов согласны с тем, что "теперь гражданин может прийти в суд и защитить свои права, найти справедливость", а 18% полагают, что "наконец-то у нас есть независимые суды и нормальная судебная система".

Массовое сознание признает высокую ценность права на судебную защиту, что сказывается и на растущем количестве обращений в суд. В результате по преимуществу отрицательная оценка судов и судей сочетается с увеличивающимся предпочтением судебного разрешения конфликта иным способом достижения желаемого результата. Другими словами, имеет место столь часто встречающееся в жизни расхождение вербального (словесного) и реального поведения человека.

Нельзя не отметить того обстоятельства, что одним из источников формирования общественного мнения являются СМИ. Образ суда и судьи, господствующий в массовом сознании, в значительной степени "нарисован" телевидением, публикациями в печати и т.п. Что же касается непосредственного опыта общения с судебной системой, а также сведений, полученных в процессе межличностных контактов, то они не могут не быть противоречивыми: одна сторона конфликта может позитивно оценивать решение судьи, а другая — негативно. При этом негативная информация обычно вызывает больший интерес, быстрее распространяется, обрастает слухами и т.п.

Как отмечал на экспертном семинаре "Транспарентность судебной власти" (15 — 16 декабря 2004 г., Москва) директор гильдии судебных репортеров С.Л. Чижков, "материалы, которые содержатся в электронных СМИ, да и в прессе, ориентированы исключительно на скандал, на то, что лежит на поверхности...". Причины этого, как считает С.Л. Чижков, коренятся как в недостаточной квалификации журналистов, так и в сложности доступа к судебной информации. По его мнению, "та парадоксальная ситуация, которая сложилась сейчас в освещении деятельности судебной власти, на самом деле в большей степени решается через открытие информационных ресурсов судов".

Увеличение объема информации о функционировании судов не только способствует пробуждению общественного интереса к состоянию правосудия, но и является одной из предпосылок осознания независимости носителей судебной власти как одной из важнейших социальных ценностей. Открытость судов является необходимым условием как общественного контроля за их функционированием, так и поддержки в случае противостояния с другими ветвями власти.

Разумеется, любой интерес возникает на основе потребности, которая рождается, трансформируется и исчезает в силу изменений в социальной жизни. Примером этого может быть резкое повышение в постсоветский период истории нашей страны общественной потребности в юристах. Объективно это выразилось как в стремительном росте числа юридических учебных заведений (прежде всего коммерческих), так и в повышении престижа профессии юриста, в особенности специалиста в области гражданского и финансового права. Социально это было обусловлено прежде всего начавшимся возрождением института частной собственности, возникновением и постоянным расширением негосударственного сектора в экономике, расширением сферы гражданско-правовых отношений и т.п. Все это объективно повысило значение юридических знаний в различных сферах жизни людей.

В советский период, отстаивая свои жизненные интересы, люди чаще всего предпочитали обращаться с жалобами в партийные и советские органы, компетенция и возможности которых были неизмеримо шире, чем у суда.

Изменение сложившихся стереотипов массового сознания, нередко отдающего приоритет "милости начальства", а не судебной защите, во многом зависит от объема, характера и доступности информации о функционировании как конкретного суда, так и судебной системы в целом. В этой связи необходимо упомянуть принятую Постановлением Совета судей РФ от 16 ноября 2001 г. N 60 Концепцию информационной политики судебной системы. В этой Концепции, на наш взгляд, делается обоснованный вывод о том, что сложности проведения судебной реформы, утверждения подлинно независимого и самостоятельного правосудия в государстве не находят адекватного отражения в общественном сознании и средствах массовой информации. В результате в настоящее время у общественного мнения нет полного представления об остроте проблем, с которыми сталкивается судебная система, понимания необходимости и путей их решения.

Изменение существующей ситуации связано с решением по крайней мере двух проблем: доступности информации о деятельности суда и ее достаточного объема.

Первая из указанных проблем имеет несколько аспектов. Прежде всего, речь идет о доступе граждан в зал судебного заседания.

Право непосредственно воспринимать все происходящее в судебном разбирательстве своей основой имеет положения ч. 1 ст. 123 Конституции РФ, ч. 1 ст. 241 УПК РФ, ст. 10 ГПК РФ и ст. 11 АПК РФ, согласно которым открытость (гласность, публичность) является общим принципом судебного разрешения уголовных, гражданских и арбитражных дел. Закон установил и основания, при наличии которых допускается отступление от этого принципа. Тем самым было признано приоритетное значение гарантий сохранения (неразглашения) государственной или иной охраняемой федеральным законом государственной или иной тайны (тайны личной или семейной жизни, коммерческой или банковской тайны, врачебной тайны и т.д.). Закон предусматривает и другие основания для рассмотрения дела в закрытом судебном заседании (несовершеннолетний возраст подсудимого, опасность разглашения сведений, унижающих честь и достоинство участников процесса, а также если этого требуют интересы их безопасности либо безопасности иных лиц).

Но открытость судебного разбирательства сама по себе не означает возможности для любого лица, не являющегося участником процесса, присутствовать в зале судебного заседания. Ограничителем такой возможности, прежде всего, выступает вместимость судебного заседания. Разумеется, даже теоретически невозможно представить себе наличие у каждого суда зала судебного заседания неограниченной вместимости. Очевидно, что решение данного вопроса лежит в сфере развития технических средств передачи информации (видеозапись судебных процессов, размещение в Интернете судебных решений и т.п.).

Проблема, однако, заключается в весьма сложной и неоднозначной связи транспарентности правосудия и независимости судей.

С одной стороны, публичность действий и решений судьи побуждает его к соблюдению закона, повышению качества правоприменительных актов, поддержанию образа беспристрастного и справедливого арбитра. С другой — усиливает роль такого источника воздействия, как общественное мнение, формируемое и выражаемое средствами массовой информации. Более того, можно предположить, что критика прессы поставит судью в еще большую зависимость от своего руководства с тем, чтобы негативная оценка его работы не имела дисциплинарных последствий.

Сказанное не означает, конечно, какого-либо устранения судов из зоны критики. Но представляется крайне желательным, чтобы расцениваемые как незаконные и/или необоснованные действия и решения конкретных судей не подрывали престиж судебной власти как таковой, не снижали ее социальной ценности. Нельзя не отметить в связи с этим, что неуважение к суду является уголовно наказуемым деянием (ст. 297 УК РФ).

Применительно к объему информации о работе судебных органов следует отметить, что в настоящее время его нельзя признать достаточным. Прежде всего, судебная статистика остается малодоступной. Публикуемые в специальных изданиях итоги работы судов не дают общей картины их функционирования, не отслеживают возникающих тенденций, нацелены на потребности внутрисистемного управления, а не на приобретение внимания и интереса общества.

Правда, в литературе высказано мнение, согласно которому обязанность "служить обществу" распространяется лишь "на политиков и чиновников", но не на судей. "Если же судья, суд, — пишет М.А. Краснов, — ставится в такое положение, что он должен служить и обществу (или, тем более, государственной машине, правителям), то право неизбежно оказывается погребенным под глыбами, именуемыми "политическая целесообразность", "государственные интересы", сопровождаемые чувством "глубокого удовлетворения", "народным возмущением", "многочисленными просьбами трудящихся" и т.д. и т.п.".

Суд, по мнению М.А. Краснова, должен служить "только правде и закону (в онтологическом смысле понятие права как раз и объемлет правду и закон)". Даже с учетом публицистического характера работы высказываемая автором позиция вызывает немало вопросов.

Подчинение суда закону — это подчинение правилам, установленным одной из ветвей государственной власти, и не только подчинение, но и приведение их в действие, в том числе с применением государственного принуждения. Поэтому сам суд как институт является частью государственной машины.

Факт соблюдения или несоблюдения закона в существенной степени может быть установлен исходя из объективных критериев. Правда же — понятие неформализованное, не поддающееся однозначному толкованию и преимущественно субъективное. В силу этого оно вряд ли применимо в правовой сфере и не может служить критерием для решения чужой, а не своей судьбы. Независимость судьи не входит в какое-либо противоречие с его подчинением закону, а претворение этих ценностей в жизнь и означает служение обществу. Право и закон — действительно, понятия нетождественные, в силу чего возможно существование неправовых законов, которые тем не менее связывают суд до их отмены.

Представляется, что формой объективированного существования права в современном мире являются нормы международных конвенций, пактов и т.п., содержание которых может служить критерием констатации противоречия того или иного закона праву.

Убежденность судьи в правильности принимаемого им решения определенным образом связана с независимостью его действий, поскольку убеждение судьи поэтому и называется внутренним, что не возникает в силу внешних воздействий.

Разумеется, нельзя исключить возможность такой ситуации, когда именно какое-либо внешнее воздействие побуждает судью действовать законно и обоснованно. Но единичный положительный результат не возмещает ущерба, нанесенного процессу реализации принципа независимости судей, поскольку негодные средства не способны достичь социально позитивной цели.

Помимо нравственных качеств судьи, которые влияют на его внутреннюю независимость, важное значение имеет уровень его профессионализма. Действие этого фактора способствует обретению судьей уверенности в том, что его действия и решения соответствуют требованиям закона, позволяют ему лучше обосновать свои выводы по делу и т.д.

Европейский суд по правам человека в Постановлении по делу "Кракси против Италии" от 5 декабря 2002 г., в частности, указал, что "опыт и подготовка профессиональных судей позволяет им не обращать внимание на влияние, оказываемое извне судебного разбирательства". Как отмечает Лукес Г. Лукайдес, "профессиональные судьи менее подвержены влиянию средств массовой информации". Но вместе с тем "они обязательно подвергнутся такому влиянию, если окружающие их люди живут такой же жизнью. Несложно представить случаи, когда средства массовой информации создавали такое враждебно настроенное общественное мнение в отношении лиц, подозреваемых в совершении преступлений, что уже до начала судебного разбирательства каждый был убежден, что подозреваемые виновны в совершении того, в чем они обвиняются... При таких обстоятельствах судьи могут не пожелать пойти против общего убеждения общественности при осуществлении ими их функций".

При возникновении такого рода ситуации, как полагает Лукес Г. Лукайдес, целесообразна смена места проведения судебного разбирательства. Такое решение вопроса, безусловно, избавило бы судью от сложностей психологического выбора между сохранением своей внутренней свободы и утратой поддержки общественного мнения. Необходимо подчеркнуть вместе с тем, что негативная оценка конкретного судебного решения и/или конкретного судьи нередко распространяется на всю судебную систему, что подрывает доверие к ней и снижает ее общественную поддержку.

О.С. Чернышева и Г.В. Диков справедливо отмечают, что "в принципе публичность процесса может замедлять его темп, создать угрозу независимости суда, затронуть интересы участников процесса, и, в конце концов, снизить качество правосудия. Однако это неизбежно, так как без прозрачности судебных процедур о качестве правосудия вообще говорить не приходится. Поэтому задача и законодателя, и судьи — установить разумный баланс между этими принципами, сделать так, чтобы публичность была обеспечена не в ущерб другим принципам судопроизводства".

В каждом конкретном случае достижение такого рода баланса зависит как от уровня профессионализма судьи, так и его психологических качеств, влияющих на стабильность поведения в условиях публичности. Вместе с тем практический опыт судейской работы повышает чувство уверенности в своем поведении и может нивелировать те или иные черты характера.

Публичность отправления правосудия — конституционный принцип (ч. 1 ст. 123 Конституции РФ), важность которого не подлежит сомнению. Проблема, на наш взгляд, заключается в том, что недостаточно четко определены пределы действия этого принципа.

Так, например, ставится вопрос о необходимости нормативного урегулирования доступа средств массовой информации к сведениям о биографии судьи, о том, какие дела данным судьей рассматривались, какие решения им выносились, насколько часто и по каким основаниям они отменялись. Решение этой проблемы, как и многих других, связано с поиском компромисса двух ценностей: получения участниками процесса информации, позволяющей им принять решение о заявлении отвода судье, с одной стороны, и ограждения судьи от разглашения сведений, затрагивающих его личную жизнь, подрывающих его престиж и авторитет ранее принятых им решений, — с другой.

Вместе с тем представляется, что данный компромисс лежит прежде всего в области этики и правовой культуры и вряд ли может быть найден посредством правового регулирования. Становление независимого суда — длительный исторический процесс, обусловленный социально-политическими изменениями общества как органической целостности. Нормативные акты любой юридической силы способны лишь обеспечить предпосылки этих изменений и не препятствовать им.

Чем отчетливее мы будем осознавать все сложности и противоречия на пути к провозглашенному идеалу независимого суда, тем адекватнее реальности будут предлагаемые решения возникающих проблем.