Павел Андреевич никак не мог решиться зайти к директору. Он долго ходил по двору, опьянев от запаха бензина, масла и металла, которым здесь пропитался не только воздух, но и каждый клочок земли. От всего этого у него кружилась голова.
Он подошёл к флигелю, где находилась контора, но сразу заходить не решился, а примостился на ступеньках при входе. Солнце светило прямо в лицо, он прислонил голову к стене и закрыл глаза. Сколько прошло времени, он не помнил, потому что в конце концов задремал.
Проснулся он оттого, что его трясли за плечо и над самым ухом раздавался визгливый голос:
— Спать тебе негде! Напился и опять припёрся! А ну-ка, давай уходи отсюда! Какой чёрт тебя пропустил сюда!
Павел Андреевич вскочил на ноги. Перед ним стоял щуплый, немного сгорбленный, с оттопыренными ушами человечек. Фамилия человечка была Кривохатько, а должность он занимал высокую: заместитель директора гаража.
Павел Андреевич пытался объяснить, что он совсем не пьян и пришёл поговорить с Андриановым, но Кривохатько и слушать не хотел. Он вызвал охранника, чтобы Павла Андреевича вывели с территории гаража. Никого, кто бы мог защитить его, поблизости не оказалось, и пришедший охранник, тучный, круглолицый, ещё не старый мужчина, сменивший Тимофеича, подталкивая Павла Андреевича в спину, приговаривал:
— А ну, давай топай отсюда! Старый хрыч Тимофеич вечно недоглядит. Ему бы самому пора дома сидеть.
Павлу Андреевичу хотелось закричать, хотелось заступиться за Тимофеича, но он не в состоянии был произнести ни слова. Кровь прилила к голове, он шёл к выходу, ничего не видя перед собой. На улице он продолжал идти, как в тумане, нетвёрдой, шатающейся походкой. Теперь его действительно можно было принять за пьяного. Он был ошеломлён и раздавлен.
Шёл он долго, очень долго. Ему не хватало дыхания, и сердце стучало так громко, что, казалось, все вокруг слышат его частые, гулкие удары.
Идти становилось всё труднее и труднее. И он присел на низкую каменную ограду сада. Рядом с садом находился гастроном, возле которого толпа похожих друг на друга мужчин толпилась в ожидании открытия винного отдела.
Сколько раз он сам был среди таких людей! И как часто тянуло его в их компанию! Сейчас он смотрел на них, и как будто впервые открывалась перед ним бездна, разделившая его прежнюю, счастливую жизнь и сегодняшнее жалкое и унизительное существование. И бездна эта показалась ему непреодолимой. Не вело назад никакого мосточка, никакой жёрдочки, по которой он мог бы вернуться на прежний счастливый берег.