Старенький автобус неторопливо хлюпает по дорожной грязи. Мы давно подшучиваем над дядей Сашей, пытаясь выяснить, кому из них раньше на пенсию — шоферу или автобусу. Но сегодня молчат даже самые заядлые шутники. Автобус пробирается в конец летного поля, к самолету, который доставит нас в Калининград, а там мы перейдем на борт «Оби» и отправимся в далекое плавание, в другой конец света, как говорят наши остряки — в другой конец географии, в Антарктиду!

Автобус замирает у самолета. Тугие струи воздуха отбрасывают назад фигурки людей. И вот уже в серой кисее дождя тают очертания Москвы…

Широкие просветы трюмов принимают вездеходы, тракторы, горючее, продовольствие. Свистки маневровых паровозов перекликаются с гудками буксиров. Идет загрузка экспедиционного судна «Обь».

Сиреневыми волнами наплывает темнота. В нее врезаются голубые лучи прожекторов, искрятся и мигают цветные огни маяков. В прощальном поклоне склонились портальные краны, растворяются в темноте очертания берегов. Невысокие, но злые волны седой Балтики пенными гребешками хлещут по носу «Оби». Надвигается первая ночь в море.

В каюте нас трое: штурман Борис Бродкин, инженер Рэм Старых и я.

Наш путь из Балтийского моря в Атлантический океан пролегает через Кильский канал. Полдень. Время обеда. С близлежащих фабрик и заводов к каналу подходит рабочий люд: девушки в темных джинсах, юноши в засаленных комбинезонах и пожилые докеры в фуражках-тельмановках. Они радостно машут нам и поднимают сжатый кулак правой руки.

— Рот фронт! — доносятся голоса.

— Рот фронт, камрад!

Наступает вечер. Зажигаются фонари, и ровным пунктиром они уходят вдаль, к горизонту.

К утру «Обь» входит в пролив Па-де-Кале: справа — Англия, слева — Франция, впереди — Ла-Манш, а за ним — Атлантический океан.

Солнечный луч заглядывает в иллюминатор. Сквозь сон мне кажется, что я слышу голоса птиц. Открываю глаза — на столе каюты сидит серо-желтая пичуга. Одеваюсь, потчую гостью хлебными крошками и выхожу на палубу. Вокруг писк и щебет птичьей компании, которая, как и мы, торопится к югу и пользуется услугами нашего транспорта.

«Обь» разворачивается и берет курс на восток, к Гибралтару. А птицам курс на юг. Они покидают корабль.

С левого борта видна островерхая гора, на склонах поросшая лесом, который кое-где расчищен под бетонные площадки для сбора дождевой воды: с водой в Гибралтаре плохо. У подножия горы ажурные постройки городских домов, а на окраинах — ниши и амбразуры с жерлами пушек. Над солдатскими казармами трепещет на ветру флаг Британии.

«Обь» увеличивает ход. На палубу залетают брызги Средиземного моря. Мы идем в Италию.

С моря видны грязно-серые горы в чахлых потеках лесов. А где же поэзия солнечного полдня Брюллова, где обаяние яркого неба Иванова? Наверно, чтобы увидеть это, надо попасть на берег.

К борту «Оби» швартуется катер, с него на корабль поднимается лоцман. Тихо урчат двигатели. «Обь» медленно втягивается в глубину порта. За причалом начинается Генуя.

За окном автобуса мелькают названия улиц. Вот Международный банк, основанный во времена Генуэзской республики, дворец Совета республики, в котором теперь размещается городской суд, площадь Победы — здесь могила Неизвестного солдата, — площадь Верди…

Автобус ползет все выше. Остановка на улице Каэтано Коломбо. Отсюда по фуникулеру, движущемуся при помощи воды, спускаемся вниз, мимо остатков крепостных стен времен республики и вполне современной тюрьмы, к кладбищу Компосанто.

Кладбище, занимающее обширную территорию, обнесено высокой стеной-галереей. Море цветов и огни лампад. Все памятники покрыты толстым слоем пыли — для иллюзии вечности, хотя кладбище построено сравнительно недавно, в середине XIX века. Это, так сказать, «пыль веков», которая сохраняется специально для туристов. А их здесь великое множество. Каждый, кто попадает за ворота кладбища, становится объектом повышенного внимания представителей духовенства, чья монополия на торговлю здесь незыблема. Монахи торгуют всем и вся — от свечей, лампад и прочей церковной утвари до свежих журналов и газет.

Перед нами странное сооружение. На мраморном постаменте бронзовая фигура пожилой женщины со связкой бубликов в руках!.. Гид-монах, захлебываясь от восторга, рассказывает о торговке бубликами Марии Компедонико, которая всю свою жизнь посвятила собиранию денег на сооружение этого монумента и на приобретение места на кладбище.

Деньги скоплены, место на кладбище куплено, монумент сооружен… Спрашивается, а зачем прожита жизнь?

Перед этой могилой мы застываем в благоговейном молчании и склоняем головы. На мраморной плите короткая надпись: «Золотая медаль. Федор Александр Поэтан (Федор) 2.2.1945».

Всего девяносто семь дней не дожил до победы советский солдат. Он отдал свою жизнь за свободу итальянцев, за счастье всех людей. Военнопленный, вырвавшийся из гитлеровской неволи, он сражался до последнего дыхания в рядах партизан итальянского Сопротивления, награжден высшим орденом Италии — «Золотая медаль»…

Вечная слава тебе, русский солдат Федор Поэтан, национальный герой Италии!

Возвращаемся назад мимо цилиндрических башен старинных генуэзских ворот. Когда-то рядом с ними жил в маленьком домике Христофор Колумб. Домик значительно постарел. Осыпалась штукатурка, появились щербины в кирпичных стенах. Наверно, поэтому он укрылся от глаз прохожих зеленым плащом винограда.

На следующий день по радио и в местной печати было объявлено о свободном доступе на советский корабль «Обь». Желающих попасть на советское судно оказалось очень много.

В обоих салонах «Оби» возле стендов с фотографиями и схемами прежних походов завязываются оживленные беседы. Там, где не успевают переводчики, идет в ход язык мимики и жестов, незамысловатые рисунки дополняют пробелы речи. Простых людей Генуи интересует не только корабль — они расспрашивают о советской стране, ее людях, о космических исследованиях…

И опять зеленые волны пенятся за бортом, а на дне моря, у причала Понте ден Милле, там, где стояла «Обь», покоится не один десяток алюминиевых бляшек лир: таков обычай…

Неповторимо прекрасен океан близ экватора. Ранним утром, когда только взойдет солнце, рядом с кораблем режут воду острые плавники дельфинов, взмывают в воздух летающие рыбки, ослепительно сверкая серебристыми брюшками, а вода поминутно меняет свою окраску: то она нежно-голубая, то бирюзовая, то изумрудная.

Ночью в черном бархате неба таинственно мерцают яркие, необычно крупные звезды, низко над горизонтом серебряной пирогой плывет луна, а ее отблеск на гребешках волн сливается с фосфоресцирующим светом потревоженных кораблем медуз. Прекрасен океан близ экватора!

Наш корабль стал в дрейф. На «вахту» заступили ученые. Им предстоит взять анализы воды, донного грунта, воздуха, провести отлов обитателей экваториальных вод. Тут у биологов Андриашева и Бродского добровольных помощников хоть отбавляй!

Михаил Кириллов (штурман), Аркадий Карелин (пилот) и я пристроились на корме, подальше от ватаги биологов, и по очереди опускаем за борт двухсотметровую леску с пятью крючками. Всякий раз, когда мы вытаскиваем ее наверх, на крючках болтаются три-четыре красные рыбины. Добычу мы отправляем в ведро, припасенное хозяйственным Михаилом Михайловичем Кирилловым, и в предвкушении приятного ужина обсуждаем рецепты рыбацкой ухи.

Но вот из-за штабеля тракторных саней, принайтовленных к палубе, неожиданно появляется профессор Андриашев, и наш улов тут же переходит в распоряжение биологов — для вскрытия и исследования. Нам как-то сразу расхотелось рыбачить…

На следующее утро просыпаюсь от бесцеремонных толчков и диких воплей. Размалеванные «дикари» хватают меня за руки и за ноги и волокут вон из каюты. Рядом ошалело вертит головой Борис, Рэм пытается улизнуть в открытый иллюминатор, но это ему не удается. Нас швыряют в бассейн с забортной водой, предварительно ткнув каждому в физиономию мыльной шваброй. А вечером вновь посвященным в морское братство вручают дипломы о переходе экватора.

И весь день меня преследует вкус банного мыла, соленой воды и сухого вина…

Громадные накаты океанской зыби кладут «Обь» с борта на борт. Мы уже много дней идем, не видя берегов, но они где-то рядом. Об этом свидетельствуют чайки, парящие низко над водой. В полдень появляются синие горы. «Обь» держит курс на них. И вот уже у подножия гор можно различить большой город. Это Кейптаун — крупнейший порт Южно-Африканской Республики.

На пирсе нас встречают африканцы, приветствуя белозубыми улыбками.

— Рашен! Совьет Юнион!

— Товарич! Дравствуй!

— Дрюшба! Мир!

И тут же скучающие «томми» в пробковых шлемах, с дубинками в руках.

Непривычный поток автомобилей по левой стороне. Равнодушные ко всему и ко всем лица джентльменов и леди.

Всюду темнокожие ребятишки протягивают руки:

— Хлеба!..

Вечером ярко освещены витрины магазинов, мигают огни реклам, призывно распахнуты двери ресторанов, кафе и кино. Это — для белых.

Стоимость входного билета в кино один фунт — дневной заработок темнокожего африканца. Роскошь зрительного зала контрастирует с убожеством фильма: куда-то скачут и кого-то убивают храбрые ковбои и выгодно (только выгодно!) женятся на стандартных красавицах фирмы Голливуд.

Кончается фильм. Королева Британии, мило улыбаясь, глядит с экрана на своих подданных. Они почтительно встают, не выпуская изо рта сигарет. Такова традиция. А между рядами собирает пустые бутылки из-под кока-колы черный «бой». Это его работа. Тоже черная.

Автобусы несутся от Кейптауна на юг, к мысу Доброй Надежды. По сторонам мелькают дачные поселки, виллы, коттеджи. А внизу плещет прибой. Волны катятся на золотой песок пляжей и замирают у ярких домиков-раздевалок. Это — для белых.

Короткая остановка у ворот в изгороди из колючей проволоки. Надпись: «Заповедник». Заповедник мыса Доброй Надежды включает не только редчайших представителей животного мира, но и уникальные растения, так называемые «хрустальные» травы и кустарники. Изумрудно-прозрачные ажурные листья и стволы этих растений действительно напоминают изделия из хрусталя.

В то время как мы любуемся причудливыми кустарниками, неподалеку раздается оглушительный выстрел. Мы спешим на звук. Раздвигаем кусты и обнаруживаем закопченное приспособление, напоминающее самовар. Оно заполнено какой-то взрывчатой смесью. Каждая капля ее, падая на специальную подставку, взрывается. Оказывается, это приспособление тоже для удобства белых туристов! Взрывы отпугивают обезьян. А здесь их великое множество.

Экскурсия окончена. Мы спешим на наш корабль.

Все шире просвет зеленой воды между причалом и бортом «Оби». С причала машут нам руками и кричат:

— Гуд бай! До свиданья!

— Товарич! Мир!..

«Обь» увеличивает ход и разворачивается к югу.