Полутьма, в которой проходила репетиция, действовала на Алену успокаивающе. Она только что пережила довольно бурное выяснение отношений с Вадимом, и поэтому душа требовала передышки. В этом случае задний ряд зрительного зала — лучшее место.
— Просто не знаю, как с ним себя вести, — шепотом пожаловалась она Насте. — Что бы я ни сказала, все его не устраивает. И… кажется, он серьезно думает, будто я увлечена Ганиным.
— А ты посмотри на Илью, — та лениво указала пальцем на сцену, где Ганин страстно произносил монолог:
— А теперь вспомни своего неказистого следователя, — жестоко продолжала она. — По-моему, ему есть, о чем беспокоиться.
— Почему это неказистого? — оскорбилась за Вадима Алена. — Он весьма недурен собой!
— И еще занудлив в придачу, — ухмыльнулась Настена.
— Ничего такого за ним не замечала! — окончательно надулась Алена.
— Конечно! Сама же говоришь, что он к тебе придирается.
— Это точно, — вздох был исторгнут из самого сердца. — Я вся измучилась. Пытаюсь быть с ним ласковой, он обижается: считает, что издеваюсь. Перечу — опять не так. В общем, не находим мы пока общий язык.
— И не найдете, — констатировала подруга. — Вы слишком разные. Он — сплошные правила и законы, ты — полная анархия.
— И на кой черт ты решила накапать ему, что мы с Ильей пошли обедать?
— Если бы я начала врать и выкручиваться, он бы заподозрил что-нибудь худшее, — уверенно ответила Настя. — Я такой тип знаю. Чего ты хочешь, я пять лет общаюсь с Коржиком.
— Намекаешь, что он такой же?
— Алена, нам с тобой жутко не повезло с мужиками.
На сцене Ганин закончил монолог. Далее следовал выход Горацио, которого исполнял Людомиров, и Марцела. Главный уставился на правую кулису.
— Ну?! — взревел он после минутного ожидания. — Что вы там, спите?
— Принц! — дуэтом взвыли те. — Принц! Черт тебя подери! Тьфу!
— Какого дьявола, Людомиров! — Алена знала, что у главного лысина мгновенно становится пунцовой от злости. — Этого нет в тексте!
Из-за кулисы выглянул бледный Людомиров:
— Сам знаю, что нет. Но этот гуру шляется, перепугал нас до усрачки!
— Отец Гиви! Что вы там делаете?! — сдерживаясь, видимо, из последних сил, прорычал главный.
— Мертвец, мертвец в театре, — донеслось, словно из преисподней.
— Мне нужно в туалет, — жалобно скривился Людомиров.
— Отец Гиви, что вы там бормочете? — поинтересовался режиссер, сжав кулаки.
— Призрак страшный, лежит, не шевелится… — на сцене величественно появился гуру.
— Может, он имеет в виду отца Гамлета? — вполне серьезно предположил Людомиров, которому совсем не хотелось шутить.
— Ну что вы тут шатаетесь, страху на всех нагоняете! — Главный вскочил из-за стола, как пушинка, взлетел на сцену, схватил отца Гиви за рукав белой куртки и поволок к проходу.
— Ой! — вскрикнула Алена. — Я, кажется, вспомнила что-то ужасное!
— Еще одна! — проворчал главный, выводя из зала гуру. — Все вон отсюда! Дайте нам репетировать, в конце концов! Милиция давит, спонсоры давят, актеры, как дети, любого шороха пугаются, и еще эти ненормальные! Вон, сказал! Настя! Какого дьявола ты не выполняешь свои обязанности?! Почему на репетиции посторонние?
— Это не посторонние, — вступился Ганин, — Алена из «Оберега», пишет статью о нашем «Гамлете».
— Нам только журналистов не хватает! — главный выволок несопротивляющегося гуру за дверь.
— Мне все равно нужно срочно найти Терещенко, — Алена быстро поднялась и выскочила следом.
* * *
— Мне кажется, я что-то видела! — передразнил ее Вадим.
Она тащила его за руку по длинному служебному коридору в обход зрительного зала.
— Ну вспомни, кажется, именно тут мы встретили пьяных осветителей, да? — умоляюще спросила она.
— Все равно мы не могли забрести под сцену. Что мы там делали, по-твоему?
— Я очень хорошо помню, что когда открыла глаза, то увидела качающиеся надо мной железные балки.
— Железные балки не качаются.
— Да?! А вот так?
Она обвила его шею руками и, повиснув на нем, приказала:
— Давай тащи.
Он послушно повиновался, впрочем, бормоча под нос про некоторую несуразность женских капризов.
— Вот смотри, — она задрала голову вверх, — теперь потолок качается, потому что ты качаешься вместе со мной.
— Еще бы, — прокряхтел он, — долго еще тащить?
— Что это вы тут делаете?! — ошалело спросил Ганин, выглянув из боковой двери зрительного зала. Оттуда неслась бравая музыка, которую перекрывал бас главного: «Влево, мать твою, Людомиров! Левее бери!»
Алена соскочила с Вадима на пол и пояснила:
— Ставим следственный эксперимент.
— А… — протянул Илья и снова скрылся за дверью.
— Он что, следит за нами? — удивился Вадим, переведя дыхание.
Алена пожала плечами.
— Говорю тебе, что-то с твоим Ильюшей нечисто! Он волнуется! — похоже, Вадим решил развить эту мысль.
— А ты бы не волновался, если бы из всего коллектива тебя одного подозревали в убийстве?
— Опять?! — взревел Терещенко. — Опять ты проговорилась?!
— А кто делал из этого секрет? Об этом все в театре только и говорят. Я ему ничего нового не сообщила! — горячо опротестовала она упрек.
— Покажи мне хотя бы одного человека, кто еще болтал бы про убийства! Все здесь сгорают от страха! Даже Людомиров — и тот прикусил язык. Только ты шатаешься тут и всем мешаешь.
— Знаешь что! — вспылила Алена, стиснув кулаки, чтобы не разрыдаться от обиды. — Я сейчас вообще уйду, и ты сам ищи пропавший труп.
— Да нет здесь никакого трупа! — нагло усмехнулся следователь. — Это утаскивали пьяного в дым осветителя. Под сцену каждый день приходят рабочие. Ты хочешь сказать, что за всю неделю ни один из них не заметил бы валяющееся в проходе тело?!
— Я же говорю тебе, что краем глаза видела ноги человека, которого утаскивали с прохода.
— Может, тебе приснилось?
— Ай, иди ты! — она в сердцах махнула на него рукой и стремительно направилась к лестнице, ведущей под сцену.
— Алена! Подожди меня! — он кинулся следом. — Не могу же я отпустить тебя одну.
— Сочинители! — зло проворчала она, спускаясь по ступенькам. — Знали бы эти писаки, как должна вести себя настоящая женщина, когда следователь — полный профан!
— Ты это о чем? — пропыхтел он за ее спиной.
— О чем, о чем… — она прошла метров десять, завернула за бетонный выступ и — резко открыв маленькую дверцу, обитую потрепанным дерматином, повернулась к Вадиму. — Вот о чем! — и указала рукой в темноту.
Свет можно было и не включать. То, что внутри небольшой комнатки, раньше служившей последним пристанищем всяческого хлама, а теперь и вовсе забытой, находится труп, понятно стало сразу, как только наружу вырвался неприятный сладковатый запах гниения.
Торжество момента тут же сошло на нет. Алена закрыла нос руками и, борясь с тошнотой, попятилась к противоположной стене.
— Уйди отсюда! — хрипло взмолился Терещенко.
Она предпочла не спорить. Как могла, быстро метнулась к лестнице и на дрожащих ногах принялась подниматься, цепляясь руками за перила.
— Вызови Горыныча и опергруппу, — голос его звучал слабо.
— Обязательно, — пообещала она, подумав: «Только быстренько сбегаю домой и приму душ!»
* * *
— Ну и дела! — тетка Тая закрыла лицо ладонями. — Сколько себя помню, ничего подобного в нашем театре не случалось.
— В нашем театре! — фыркнула Настена. — Такое вообще случается только в американских триллерах. И как ты только отважилась пуститься на поиски этого разложившегося мертвеца! — повернулась она к Алене.
Та пожала плечами: мол, «есть женщины в русских селеньях…».
— Теперь, наверное, спектакль закроют, — с тоской в голосе протянула Рита Тушина, которую заметно лихорадило.
Все воззрились на нее.
— Ну почему закроют, — тетка попыталась успокоить актрису. — Деньги вложены, да спонсоры, знаешь, как уцепились за эти убийства. Для них же это дополнительная реклама. Я вчера читала в «Московском комсомольце» о нашем «Роковом «Гамлете». Он еще долго будет популярным, наверное, даже окупится.
— Ага, если всех актеров не перебьют до этого, — заметил Людомиров.
— Во-первых, убили только двух актеров, — ответила ему Алена, — третий труп — Кирилл Маслов — охранник спонсоров, который волочился за Линой в тот вечер, а во-вторых…
— С меня достаточно и во-первых! — истерично вскрикнула Маша Клязьмина. Илья тут же кинулся ее успокаивать.
— В самом деле, Алена, — упрекнул ее он, — для нас и два погибших актера — уже чересчур.
— Неужели вы и правда думаете, что спектакль закроют? — снова подняла вопрос Настя.
— Сейчас решается, — сдержанно оповестила всех тетка Тая.
— Поверить не могу, — всплеснула тонкими ручками Рита, — нашли труп какого-то верзилы под сценой и тут же решили закрыть спектакль. До этого пришили двух актеров — и ничего. Где справедливость?!
— А чего ты кипятишься? — прохныкала Маша. — Тебе-то что с того, закроют «Гамлета» или не закроют? Ты как играла своих Мальвин в детских утренниках, так и будешь играть.
Рита поджала губы и отвернулась к окну.
— Ну и зачем ты так? — ожесточился Людомиров и, подсев к Рите, что-то зашептал ей на ухо.
— Нет, я не выдержу этого давления! — громко заявила Клязьмина и разрыдалась, не воспринимая попытки Ганина урезонить ее нервы.
В своем углу тихо всхлипнула Рита и утерла со щеки слезу.
— Просто не могу поверить, что Саша Журавлев… — Настя не договорила и, уронив голову на колени, тоже заревела.
— А Лина… На ней так замечательно сидел костюм Офелии… — всхлипнула тетка.
— Что вы хотите сказать, — сквозь рыдания выкрикнула Маша, — что на мне он сидит безобразно?! — последнее слово потонуло в потоке слез.
— О-о-о! — разом протянули Ганин с Людомировым, оставшиеся вдвоем среди всех женщин.
— А ты чего? — Илья удивленно уставился на Алену.
— Ты предлагаешь мне тоже пустить слезу?
— Хотя бы из чувства женской солидарности, — усмехнулся Людомиров.
— Прочитав брошюру под названием «Как стать настоящей женщиной», я окончательно убедилась в том, что никогда ею не стану. Поэтому не стоит и пытаться. Так что женская солидарность мне теперь незнакома.
В этот момент дверь костюмерной открылась, и на пороге появились деловитый Горыныч, измотанный Терещенко и грустный главный.
Они с недоумением оглядели ревущих женщин.
— Минуточку внимания! — сипло пробасил режиссер.
Когда все воззрились на него, он продолжил:
— Ввиду сложившегося в театре чрезвычайного положения мы вынуждены на время прервать репетиции «Гамлета».
— Вот вам, пожалуйста! — вскрикнула Маша и уткнулась лицом в плечо Ильи. Тот только развел руками.
— Машенька, я же сказал — на время, — извиняющимся тоном проронил главный и бросил неуверенный взгляд на Горыныча.
— Ничто не бывает таким постоянным, как временное! — глубокомысленно изрек Людомиров и встал. — Прощай, мой друг Гораций!
— Да что вы в самом деле?! — возмутился главный.
— Ай! — Людомиров махнул рукой и, уничижающе взглянув на Терещенко, вышел вон.