Актеры начали съезжаться за час до запланированного времени. Поскольку в постановке спектакля наметились глобальные изменения, собрание было объявлено общим, то есть прибыть должны были абсолютно все штатные актеры. Мероприятие планировалось масштабное, особенно если учесть, что общие собрания проводились разве что в начале сезона. «Парад шипения, — определила грядущие события Настя, — и большая головная боль». Первой появилась Мария Клязьмина — ведущая актриса, упорно относящая себя к молодому поколению, хотя недавно ей уже исполнилось тридцать два. Вернее, появилась она в костюмерной — в театре она с утра репетировала роль Офелии. Относила она себя к молодежи не зря, так как вполне выглядела, как двадцатидвухлетняя выпускница театрального училища — огромные, распахнутые в мир голубые очи, пухлые губы, длинные, искусно спутанные каштановые волосы, высокая статная фигура. Такие женщины всегда привлекают внимание противоположного пола своей яркостью. Характер у Маши был под стать внешности — огнеопасным, внутри у нее пылало просто-таки адское пламя. И, похоже, она с трудом сдерживала его в себе. Впрочем, в костюмерной актриса сдерживаться не стала.

— Слышали новость? — возмущенно спросила она прямо с порога. — Лисицына — Офелия! — Не обращая внимания на присутствие в комнате постороннего лица, Маша плюхнулась в кресло между теткой Таей и Аленой и, надув алые губы, продолжила, всем телом показывая, как ее колотит от раздражения. — Это после третьей липосакции! Конечно, ей удалось избавиться от пышной задницы, но когда я представлю Лисицыну в джинсах, — она многозначительно хохотнула, дав понять, что зрелище, по меньшей мере, покажется уморительным.

— Офелия будет в платье, — тактично заметила Тая.

— Если только в очень расклешенном! — фыркнула Маша и еще больше надулась.

— Машенька, детка, — ласково проворковала Тая, — это еще никем не подтвержденный слух.

— Я тут не собираюсь сидеть и злорадствовать, дожидаясь, пока главный объявит на общем собрании о моей отставке!

«Интересно, а чем ты занимаешься сейчас, — усмехнулась про себя Алена, сохраняя сочувствующий вид, — что тебе еще остается?»

— Пойду и зажму нашего гения в укромном уголке. Пускай только попробует поменять меня на эту бездарную зайчиху! — решительно заявила Клязьмина и злобно сощурилась: — Я, видите ли, буду невыгодно смотреться на фоне Журавлева! Черному Гамлету нужна Офелия блондинка, — продолжила Маша в том же духе и, ухватив Аленину чашку с кофе, сделала жадный глоток. — Фу, дрянь какая! Ненавижу кофе! — она снова отхлебнула и со стуком вернула чашку на стол.

— Не волнуйся так, — тетка положила руку на ее локоть, — ты же почти полгода репетировала.

— Ганин тоже репетировал, — яростно отреагировала актриса, — и где теперь Ганин?! Даром что спектакль изначально ставился с расчетом на него! И кто же мог подумать, что эта жирная коровища влезет в постель к Аристарху Нелюбову, а?

Слухи о потаенной жизни Нелюбова курсировали по Москве с начала осени. Кого только не приписывали ему в любовницы — разумеется, и Лисицыну тоже. Но толком о нем никто ничего не знал. Аристарх был яркой личностью. Очень яркой. И большим другом главного еще с институтской скамьи. Нелюбову было уже за пятьдесят. Он перестал активно сниматься в кино в основном из-за того, что сейчас вообще снимали мало. Но зато он оказался удачливым бизнесменом — организовывал концерты зарубежных звезд в России. Бунин по долгу службы знал его хорошо и, наверное, мог бы порассказать о нем многое из того, что другим неизвестно, но Бунин теперь для Алены — закрытая книга. Да и какое ей, в сущности, дело до какого-то Аристарха Нелюбова?! Хотя, конечно, любопытно, почему в сентябре он покинул свое семейство, то есть супругу, двух сыновей с женами и детьми, и, прихватив с собой кота Бенджамина, переехал в новые апартаменты. Кто теперь с ним обитал в огромной квартире — знал только он сам и его сиамский кот. Однако Клязьмина почему-то решила, что именно ее личная соперница — Лина Лисицына — и явилась той роковой женщиной в жизни Аристарха Нелюбова. И что именно он замолвил словечко за свою возлюбленную. Алена в это не очень верила, исходя из того, что новость о новой наложнице в жизни Аристарха Бунин не преминул бы ей сообщить сразу же, как только узнал сам. А он ни словом не обмолвился ни о чем подобном.

— В конце концов, не нужно заранее паниковать, — попыталась успокоить Клязьмину тетка Тая.

— Надо же какая дрянь! — Маша ее слов даже не заметила. — Репетировала во втором составе. То-то она так странно косилась на меня в последнее время. В ее взгляде читалось такое превосходство, чтоб ей сдохнуть!

— Ну-ну, — тетка снова предприняла попытку утихомирить разбушевавшуюся стихию, — не нужно так, детка!

— Как? — игриво вопросили с порога.

В дверях стояла мисс только-что-упомянутая-персона. То есть Лина Лисицына — платиновая блондинка, источающая очарование и устойчивый аромат дорогих духов.

Ничего не указывало на то, что ее фигуре прописана ежемесячная липосакция, как раз, наоборот, — она удивительно хорошо выглядела: затянутая в черные облегающие бедра брюки и нахально коротенький голубой свитерок. Наверное, она и понятия не имела о том, что липосакция — это операция, имеющая своей целью удаление излишних жировых отложений. Проблемы с весом скорее всего возникали как раз у Клязьминой, которая нарочито туго затянула широченный пояс на талии, чтобы скрыть выпирающий животик.

— Здравствуй, солнышко, — щедрая улыбка в сторону соперницы. — Добрый день, Тая Александровна, — подчеркнутая вежливость костюмерше. — Надеюсь, вы перемываете не мои косточки? — демократичный кивок журналистке.

Маша вскочила на ноги с такой резвостью, словно пружина кресла неожиданно взбунтовалась, прорвав обивку, вырвалась на свободу и впилась ей в мягкое место. С тем же рвением она заключила Лисицыну в жаркие объятия и чмокнула в щеку. Та закрыла глаза, в свою очередь изобразив губами поцелуй. Алена испугалась, что сейчас кто-нибудь из актрис вытащит из-за пазухи нож и вонзит его в спину соперницы.

Но ничего подобного не произошло. Обнявшись, девушки вышли из костюмерной, и еще долго по коридору разносился их ласковый щебет.

— Вот оно — штиль перед бурей, — тетка кивнула в сторону коридора, — не пройдет и часа, как начнется такое…

— Да ладно тебе, теть Тай! — махнула рукой Алена. — Вечно ты нагнетаешь!

— А тебе нужно что-то с собой делать, — Тая окинула племянницу взглядом, в котором читалось сожаление.

— Ну, нет! Только не это! Может, лучше поговорим о надвигающейся буре? — Алена все-таки опустила глаза и попыталась пригладить торчащие во все стороны волосенки.

— Есть же прекрасные парики…

— Даже не продолжай! Творение мастера европейского класса нельзя прятать под копну синтетики!

— Мне неприятно об этом говорить, но ты похожа на голодную студентку художественного института. Посмотри на себя: этот ужасный растянутый свитер, эти джинсы, а руки! Как давно ты делала маникюр. И почему ты решила, что тебе не нужна косметика! Если тебе испортили прическу, это еще не повод для того, чтобы накладывать на себя руки.

— Даже не думала, — фыркнула Алена и покраснела. Поймет ли тетка, что в арктической холодине, свирепствующей в стенах ее квартиры, думать о внешнем виде как-то даже неприлично. С каждым днем она все больше ощущает себя полярником, обреченным на длительную зимовку на дрейфующей льдине. Теперь она понимает, почему те месяцами не бреются. Ах, если бы у нее отросла борода — это хотя бы избавило от вечного насморка, вызванного постоянным замерзанием носа!

— Взбодрись, — тетка резво выпорхнула из кресла и пошла за ширму. — Я понимаю, что у тебя было не самое лучшее лето. Но жизнь продолжается!

С этими словами она снова появилась и торжественно вручила Алене собственную косметичку:

— Не заставляй меня оправдываться перед твоей матерью, будто я совсем за тобой не слежу.

Алена раскрыла пудреницу и вгляделась в зеркальце:

— Не вижу смысла малевать губы. Чем меньше на меня обращают внимание, тем лучше. А то накрашу физиономию, будут замечать и все остальное, — она красноречиво потрепала себя за коротенькую челку.

— Ничего, ничего, — энергично подбодрила ее Тая. Она присела перед племянницей на корточки, повернула ее лицом к лампе. — И с такой рожей ты собираешься очаровать Александра Журавлева? Пустая затея!

— Да я и не собиралась его очаровывать! — возмутилась Алена.

— Он ничего тебе не расскажет, если ты ему не понравишься, — со знанием дела парировала тетка и, вытащив из косметички тюбик с тушью, внимательно оглядела фронт работ. — Мне ли тебя учить! В умелых руках недостатки можно обратить в достоинства. Чтобы взгляд собеседника не блуждал по твоей стриженой макушке, нужно заставить его смотреть только в глаза!

Через полчаса Алена снова оглядела себя в зеркало. Усилия тетушки не прошли даром — лицо, истосковавшееся по макияжу, выглядело преображенным.

— Неплохая работа, — она постаралась не заметить покрасневший глаз, в который родственница в творческом порыве заехала кисточкой.

— И не смей больше являться ко мне в блекло-сером варианте. У нас тут театр, а не кладбище. Видела, какие девицы шляются. Одна Мария чего стоит! Похлопай-ка глазами!

— Как?

— Вот так, как бабочка крыльями, — тетка Тая затрепетала ресницами.

— Не хочу тебя расстраивать, тетушка, но сейчас ты походишь на престарелую опереточную певицу, которая из последних сил играет роли Сильвы и Принцессы цирка.

— Я второго мужа поймала именно на ресницы, — обиделась тетка. — А ты, если будешь только язвить над женскими трюками, вообще никогда не выйдешь замуж.

— Я тебя умоляю! — всплеснула руками Алена. — Только не под святыми сводами театра! Мало того, что ты меня пилишь дома. Здесь я отдыхаю душой!

* * *

В большом зале театра было довольно многолюдно. Почти все актеры собрались к назначенному времени, расселись согласно рейтингу и с сохранением субординации: ведущие актеры — впереди, молодежь — сзади. Лина Лисицына скромно разместилась на втором ряду, рядом с Журавлевым. Алена видела ее профиль. Артистка хлопала ресницами точно так, как недавно это проделывала тетка Тая. Маша Клязьмина тоже села на второй ряд, но чуть в стороне. Пальцы ее то и дело судорожно сжимали подлокотники кресла — она заметно нервничала. Вообще в зале чувствовалась напряженность, хотя все пытались вести себя так, словно постановка «Гамлета», вернее дрязги, связанные с ней, именно их не касаются. Да и вообще, кому нужно участвовать в ветхом спектакле. Только идиоту!

Главный режиссер — лысеющий коротышка с пухлым животиком и цепким взглядом творца — тоже держался весьма раскованно, даже вальяжно. Он не показывал вида, что держит аудиторию в кулаке из последних сил.

— Так! — он хлопнул в ладоши и тут же схватился за борта своей кожаной куртки, как хватаются за перила палубы при сильной качке корабля. — Пока не перешли к главному, хочу сделать выговор господам Людомирову и Птицыну. Что это за цирк вы устроили на утреннем спектакле. Какого дьявола Буратино-Людомиров в начале первого акта стащил с себя нос?!

По залу прокатилось хихиканье.

— Он, видите ли, считает, что Буратино в его исполнении не нуждается в длинном носе! — желтое лицо главного пошло красными пятнами. — Очень смешно! — он укоризненно покачал головой в сторону виновника инцидента. — Дети приходят в театр, чтобы посмотреть на Буратино, а видят щекастого Людомирова.

Смешки стали более откровенными. Особенно на задних рядах. Молодым актерам нечего было делить в грядущей бойне — их шанс получить хотя бы мало-мальски значимую роль в «Гамлете» был абсолютно нулевым. Так что они веселились от души.

— Ганин вернулся, — шепнула Настя.

Они сидели у самой двери, чтобы не привлекать к себе внимание. Алена предусмотрительно представила, что будет с режиссером, если посреди разборок с актерами его взгляд натолкнется на журналистку. Ничего хорошего это не сулит, по крайней мере, журналистке, это уж точно.

— Но его не видно в зале, — Алена еще раз попыталась отыскать взглядом Илью, но безуспешно.

— Вот и я думаю, зачем он пришел… — многозначительно посетовала Настя.

— И, наконец, с какой стати вы устроили на сцене потасовку? — гневно вопросил главный. К этому моменту его лицо уже приобрело цвет расплавленного свинца.

— Ну, сбросил с меня парик, делов-то, — легкомысленно отозвался молоденький Птицын. — Я не обиделся.

— Разумеется, потому, что, в свою очередь, стянул с Людомирова шапку вместе с накладными кудрями. Что за несерьезность на сцене? Погоню всех к дьяволу!

— Мы больше не будем! — проблеяли виноватые, давясь от смеха. Серьезными угрозы режиссера быть не могли — кто еще согласится играть Буратино и Артемона в утреннем спектакле, на котором в лучшем случае в зале сидят полтора школьника и три усталые мамаши со своими сопливыми чадами.

— Поймите, важно не ЧТО играть, а КАК играть! — наставительно закончил главный и сел за стол, расположенный на сцене. — Что это?! — он возложил ладонь на череп, по мнению Алены, очень кстати покоящийся в центре стола. Если учитывать будущие склоки, отличная эмблема для спектакля.

— Я спрашиваю, что это?! — повысил голос главный и хмуро осмотрел собравшихся.

— Бедный Йорик, — донеслось с галерки. Скорее всего голос подал все тот же Людомиров.

— Шутники, — ухмыльнулся режиссер и, схватив череп за то место, откуда обычно начинает прогрессировать лысина, поднял его в воздух. — У нас тут не капустник. Еще раз повторится…

Взгляд его упал на стол, видимо, он собирался найти там соответствующую случаю угрозу, но, вместо того чтобы озвучить что-нибудь устрашающее, замер на секунду и медленно опустил череп обратно. В его руках появился листок бумаги.

Он снова поднял глаза к залу:

— Кто это написал?!

— Судя по всему, Уильям Шекспир, — весело отозвался Людомиров.

— Спасибо большое, я знаю! — побагровел главный и, схватив злополучный листок, потряс им в воздухе. — Если вы думаете, что это смешно, то сильно переоцениваете свое чувство юмора. Выходка довольно глупа! Что тут у нас еще? — он снова взглянул на листок. — Что это значит — «ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. ГАМЛЕТ»?

— А чьей рукой написано? — поинтересовался Журавлев — единственный, кто чувствовал себя уверенно. Исключая, разумеется, молодежный состав труппы.

— Можно подумать, что все мы тут графологи! — фыркнула Наталья Прощенко, актриса, которая планировала сыграть в постановке королеву-мать.

— Мы не графологи, — согласился с ней главный. — Тем более что текст вырезан из книги и приклеен. Но кто бы ни был наш шутник, пусть зарубит себе на носу: больше никаких выходок! — он снова оглядел зал и закончил довольно умиротворенно, видимо, не сомневался, что результат достигнут. — Было бы неразумно надеяться, что наш юморист еще и смелый парень, поэтому просто посоветуем ему больше не обращаться к теме «Гамлета». Ну а теперь давайте о главном. О том, зачем мы, собственно, здесь сегодня собрались…

В этот момент дверь в зал распахнулась. Не раскрылась, а именно распахнулась, словно ее из вестибюля пнули со всей силы ногой.

Разумеется, все головы обернулись туда. В проходе показалась плотная мужская фигура. Актера Вениамина Федорова Алена узнала тут же. Его лицо, со вздернутым носом-пуговкой, круглыми светившимися подозрительностью глазками и отвислыми щеками, удивительно напоминало мордочку откормленного пекинеса. Это лицо было знакомо Алене с детства, с того момента, как начала она смотреть фильмы, — актер умудрился сыграть почти во всех мало-мальски известных картинах, предназначенных для зрителей дошкольного и младшего школьного возраста. Его предстоящая роль была несоизмеримо более значимой, чем все прежние образы, — он должен был играть Дядюшку датского принца — того самого отравителя и злодея. Причем волноваться о том, что его заменят, Федорову не приходилось — соперников у него не было. Наверное, поэтому он позволил себе опоздать да еще и появиться с таким вызывающим шумом. По залу быстро распространилось удивление, вызванное, однако, вовсе не самим актером. Позади него следовал персонаж, привлекающий несоизмеримо большее внимание, нежели он сам. Это был человек среднего роста, одетый во все белое — белые джинсы, белые кроссовки и белую спортивную кофту с капюшоном и яркой розовой надписью на рукаве — «BODY CLUB». В сущности, рассмотреть его как следует не удалось, потому что лицо его было полностью скрыто под складками чересчур объемного капюшона куртки, но по длинному, характерно выпирающему носу Алена определила, что его счастливый обладатель родился скорее всего где-то между Баку и Гаграми. Однако его покорно склоненная голова и руки, сложенные так, словно он собирался помолиться, привели ее, да, похоже, и всех, в некоторое замешательство. Пока зал глазел на появившихся, те прошли к сцене. Федоров приветственно помахал главному, на лице которого снова проступили красные пятна. Человек в белом уткнулся ему лбом в спину и, отступив на шаг назад, молчаливо застыл, так и не подняв головы.

— Здрасьте! — бодро приветствовал собравшихся Вениамин. — Простите, мы немного припозднились.

— Таким тоном обычно требуют извинений, а не извиняются, — хмыкнула Настя.

Алена с ней согласилась.

— Это моя вторая половина, — Федоров развернулся к своему спутнику и почтительно ему поклонился. Проделав эту процедуру, он снова обратился к главному, застывшему за столом наподобие окаменевшего божка древних народов.

— Это уже интересно, — хохотнул Людомиров.

— А вы, молодой человек, попридержите язык, когда находитесь рядом со святым, — Вениамин не удостоил наглеца взглядом, предоставив ему право созерцать свой затылок. — Гуру — мой духовный наставник. Месяц назад я познакомился с ним в предместье Лос-Анджелеса и с трудом уговорил поехать со мной в Москву. Поэтому если кто-нибудь оскорбит столь важного гостя, он будет иметь дело лично со мной. — Федоров оглядел притихших актеров и, выдержав весьма внушительную паузу, продолжил: — Гуру был так любезен, что согласился стать хранителем моей души. Понимаю, что для многих низменных существ, именующих себя человеками, все это звучит, как абракадабра, которую они не в состоянии понять по причине косности своего мышления, им я предлагаю просто поверить в тот факт, что душа существует в виде обобщенной энергии, выделяемой клетками головного мозга и селезенкой. Энергию можно делить, лечить и восстанавливать. Гуру как раз сейчас занимается тем, что восстанавливает утраченную за тяжелые годы жизни силу моей души. Для этого он поделил мою энергию, вобрал в себя ее темную, то есть больную, часть и восстанавливает, не щадя себя. До меня он лечил Мадонну и Ричарда Гира. Для тех, кто заинтересовался, я проведу лекцию после нашего собрания.

— А это обязательно, в смысле, чтобы гуру повсюду таскался за тобой? — неуверенно вопросил режиссер, с опаской глядя на молчаливо покачивающегося человека в белом.

— Не ожидал от тебя, Иван, — Федоров горестно покачал головой, словно подчеркивая всю глубину падения главного, — гуру не таскается, он следует. Поскольку он хранит в себе часть моей души, то, разумеется, я не могу без него.

— Кто бы сомневался, — пробормотал режиссер.

— Может, теперь Федоров перестанет пить, — шепнула Настя.

— Скорее гуру станет законченным алкоголиком, — предположила Алена. — Возможно, он и справился с Мадонной, но с темными сторонами русской души лучше бы ему не тягаться.