«Всю ночь она работала, перебирая пальцами тугие клавиши старой печатной машинки. А утром выходила прогуляться перед тем, как лечь в постель. И каждый раз ноги сами собой несли ее к набережной Сены. Сначала шаги ее были размеренными и широкими, потом учащались, учащались, переходя на нетерпеливый бег. Мимо нее проносились только что пробудившиеся улочки, ее прерывистое дыхание смешивалось с запахами, вырывающимися из открывающихся булочных и овощных лавчонок. И вот, миновав все эти суетливые крики, скрип тележек и глухие удары распахивающихся ставней, она оказывалась на мосту. Под ногами медленно текла Сена, словно сном, окутанная белой испариной. На минуту ей казалось, что она попала совсем в другой, зачарованный мир: никаких звуков, никаких красок, только серая река и слегка коричневатое парижское небо. Симона затаила дыхание и прислушалась. И вот из далекого небытия послышался мерный плеск воды. Перегнувшись через перила, она вгляделась в белый туман и наконец различила фигуру мужчины в байдарке. Дыхание ее перехватило, она замерла, пытаясь запечатлеть в памяти каждое переживаемое мгновение. По спине ее пробежала легкая дрожь, в висках застучало, она закрыла глаза. Только так и должно быть. Нестись каждое утро на встречу с незнакомцем, а потом весь день думать о будущей встрече, так и не узнав, кто он. Наверное, такой и должна быть любовь…»

Алена оторвала взгляд от страницы и уставилась в произвольно выбранную точку на противоположной стене. Она перебрала с пяток романов, принесенных заботливой Корнелией, но не смогла прочесть ни один из них далее десятой страницы. Все они представляли собой превосходные образцы пошлости и банальности. Но эта книжка оказалась совершенно особенной, не похожей на остальные. Непонятно почему, она проникала в глубину сознания. Алена читала ее медленно, чувствуя, что ожидание волшебного, переполнившее душу далекой парижанки Симоны, ее странная влюбленность становятся чуть ли не ее, Алениной, второй сущностью. «Мистика!» — который раз сказала она себе.

— Перестань вертеться, а то я тебя уколю! — буркнула тетка Тая.

— Да на здоровье, — беспечно хохотнул Илья Ганин.

— Алена, что ты скажешь?

Она нехотя закрыла книгу под заманчивым названием «Ожидание любви» и недовольно оглядела последнее теткино творение — кожаную куртку, идеально сидящую на восхитительной фигуре актера.

— В жизни не видела ничего более потрясающего, — одними губами улыбнулась Алена и снова уставилась в точку на стене.

— Алена, ну скажи по совести, как? — не унималась тетка.

— Идеально! — она машинально раскрыла книжку: «Зал был полон гостей — писатели, певицы, художники и натурщицы — здесь была вся парижская богема… Симона стояла в стороне, не вступая в разговоры, лишь слабо улыбалась, отвечая на приветствия знакомых и незнакомых людей…»

— Оставьте в покое девушку, — усмехнулся Илья. — Что может быть увлекательнее, чем дешевый дамский роман в мягкой обложке? Разве способен молодой и приятный парень в шикарной куртке конкурировать с сопливыми переживаниями, размазанными по страницам.

Алена кивнула: мол, и пробовать не стоит.

— А я не понимаю, что ты нашла в этом пошлом чтиве! — возмутилась Настена, которая сидела в соседнем кресле и пожирала глазами актера.

— Иногда нужно расслабиться, — заявила тетка так уверенно, словно чтение любовных романов входило в ее распорядок дня. Но, возможно, так оно и было?

— Поверить не могу, чтобы умная симпатичная девушка тратила свое драгоценное время на эти книжонки! — не унимался Ганин.

— Не все же за актерами бегать, — парировала Алена. — Надоели вы мне хуже горькой редьки.

— Не все актеры — бегуны. Ты же не пишешь о тех, кто согласен на интервью. Ты гоняешься только за Журавлевым.

— Можно подумать, ты согласен поговорить со мной прямо сейчас, — Алена оторвалась от книги и недовольно посмотрела на Илью, но, натолкнувшись на насмешливый взгляд его бархатных серых глаз, осеклась.

— А ты подумай.

— Ловлю на слове. — Почему она улыбается так неестественно? Интересно причина в красивом сценическом костюме или в том, на чьих плечах он так здорово сидит?

— Согласен, — Ганин моментально изобразил на лице улыбку. — Между прочим, в «Обереге» обо мне еще не было ни строчки.

— Тогда первый вопрос. — И почему она не может справиться со странным, ничем не объяснимым раздражением? Или это не раздражение вовсе? И отчего это у нее мурашки по спине пробежали? — Вопрос такой: какого дьявола ты согласился играть Принца Датского во втором составе, когда мог бы играть в первом Лаэрта?

— Не могу сказать, что вопрос пришелся мне по душе, но я его ожидал, — Ганин явно смутился.

Тетка Тая, замерев на секунду, снова принялась орудовать иглой, спешно заканчивая свое творение.

— Я всегда мечтал сыграть Гамлета, — грустно усмехнулся Илья.

— Но вряд ли тебе представится возможность осуществить эту мечту до тех пор, пока в первом составе играет Журавлев.

— И ты переменил решение. До вчерашнего дня ты вообще бойкотировал постановку, а тут? — добавила Настена и подалась вперед, нетерпеливо ожидая ответа.

— Не для печати! — Илья замахал руками и хохотнул: — Чисто по-дружески — я вчера очень душевно пообщался с нашим главным. Журавлев довольно часто занят на съемках, я тоже не всегда свободен, к тому же мне роль предложили в сериале. Так что мы будем отлично подменять друг друга. И потом… — он сделал внушительную паузу. — Неизвестно, что еще будет…

— А что может произойти? — пожала плечами Алена.

В этот момент дверь костюмерной распахнулась и в комнату влетел Александр Журавлев. В состоянии такого страстного гнева Алена видела его лишь на сцене. Но то была искусная игра талантливого актера, а здесь проявились совершенно реальные чувства. На мгновение ей даже показалось, что злость его вызвана просто-таки животным страхом. Она готова была поклясться, что в его глазах промелькнул дикий испуг. На правом локте Журавлева повисла Лина Лисицына. Впрочем, столь жалкое состояние вовсе не повлияло на ее горделивую осанку. Она висела на локте своего спутника, выпятив грудь и подобрав ягодицы. «Никогда себя не теряет!» — Алена перекинулась с Настей понимающими взглядами. Во всем же остальном Лина вела себя, как переполошенная курица — она зажмурила глаза и тоненько запищала:

— Не здесь и не сейчас. Сашка, народу слишком много.

— Плевать! — Журавлев попытался стряхнуть ее с локтя, но тщетно, ее хватка была смертельной. Лина лишь дернулась, тогда как всякая нормальная женщина от такой встряски отлетела бы на добрый метр.

— А в чем, собственно, дело? — Илья осторожно снял куртку и передал ее тетке Тае, которая поспешила отойти от мужчин на почтительное расстояние. Она слишком долго проработала в театре и не понаслышке знала, чем обычно заканчиваются подобные столкновения.

— Ты еще спрашиваешь?! — Александр потряс свободной рукой в воздухе. В кулаке он сжимал листок бумаги. Что-то в этом листке показалось Алене знакомым.

— А почему бы мне не спросить, — как ни в чем не бывало Ганин пожал плечами и, перехватив листок, развернул его. — Ну и…

…Так создан мир: что живо, то умрет И вслед за жизнью в вечность отойдет… —

громко прочел он, потом обвел всех удивленными глазами и наконец рассмеялся: — Что за бред! Кончай притворяться!

— Я?! Я что, похож на притворщика?

Илья смерил его взглядом и отрицательно покачал головой:

— Пожалуй, я не стану уточнять, на что ты сейчас похож.

— Плевать мне на твои оскорбления! Они ничего не стоят!

Алена опять обменялась с Настей многозначительными взглядами.

— Я спрашиваю, что это такое?!

Ганин усмехнулся:

— Акт первый, сцена, кажется, вторая, а произносит Королева-мать. Эта не моя реплика.

— Это вообще не твой спектакль! — крикнул, словно плюнул, Журавлев и тут же успокоился.

Лина наконец отцепилась от его локтя и отошла к двери. В костюмерной повисла напряженная пауза. По всем законам жанра, теперь должна была бы вспыхнуть драка. По крайней мере, будь Алена на месте Ганина, она не замедлила бы съездить Журавлеву по физиономии. Все знали, что спектакль изначально ставился под Илью, а потом его подло надули, пригласив Александра, который и в штате театральной труппы не состоял.

Однако Ганин, похоже, решил не марать руки. Он неожиданно расцвел в своей очаровательной улыбке и, кивнув дамам, вышел из костюмерной, не проронив больше ни слова.

Журавлеву грозил провал, по крайней мере, перед этой аудиторией. Он растерянно посмотрел на Лину, потом — на тетку Таю и, наконец, нашел выход из плачевного положения:

— Почему Ганину шьют костюм Гамлета? — прорычал он.

— Так сказал главный, — отчеканила Тая и демонстративно уселась на подлокотник Алениного кресла.

По реакции актера можно было бы сказать, что он оторопел. Внутреннее состояние моментально проявилось на его лице болезненной бледностью.

— Интересно бы узнать, для Клязьминой тоже шьют костюм? — обозначилась у двери Лина. Спросила как бы между прочим, но было ясно, что это вопрос жизни и смерти.

Пылающий взор Журавлева метнулся в ее сторону:

— Заткнись! — рявкнул он совершенно непочтительно.

Та, вскинув голову, обдала его взглядом, который Алена тут же отнесла к разряду мировых достижений — презрение и страстное желание в одном взмахе ресниц. Лина была настоящим мастером своего дела. Но, к сожалению, Журавлев этого мастерства не оценил. Он развернулся к ней спиной и снова обратился к тетке Тае:

— Что за чертовщина происходит в вашем театре?! Бардак какой-то!

— Что именно так расстроило вас? — мягко поинтересовалась та.

— Что?! — мгновенно вспыхнул он. — Вы еще спрашиваете! Да я себя чувствую американским солдатом во Вьетнаме — за каждым кустом враги. Все поголовно готовы разорвать меня на части! — он отшвырнул листок с посланием в сторону и с размаху сел на подлокотник Настиного кресла.

— Ну в этой комнате вас никто не хочет рвать на части, — голос тетки звучал успокаивающе. Видимо, он все-таки повлиял на Журавлева, по крайней мере, тот слегка расслабился.

— Я не могу отказаться от шанса сыграть Гамлета. Такой шанс выпадает актеру только раз в жизни. И что бы там ни говорили, как бы ни смотрели в мою сторону, я все равно сыграю Гамлета так, как еще никто до меня не играл, — ожесточенно проговорил он, — пусть этот белобрысый идиот ставит мне подножки, пусть пытается запугать меня своими детскими записочками, меня не переломить!

— Но почему вы думаете, что послание — дело рук Ильи? Вы же с ним раньше неплохо ладили… — попыталась успокоить Александра тетка.

— Его или еще кого-нибудь! — с вызовом выкрикнул Журавлев. — Мне на все плевать! Так всем и передайте!

С этими словами он вылетел из костюмерной.

— Интересно, кого он имел в виду? — с наигранным безразличием пожала плечами Лина и тоже вышла.

— Надеюсь, что не меня, — тихо проговорила Настена.

— Как бы там ни было, но мое интервью опять откладывается на неопределенный срок, — подытожила Алена. — Я все чаще подумываю о перемене профессии. Как ты полагаешь, может быть, мне заняться сочинением любовных романов?