«Не жизнь, а сплошное кино!» — зло подумала Сашка, стоя на пролете второго этажа у перил лестницы и наблюдая, как по холлу туда-сюда чинно передвигаются гости. Кто-то шел из гостиной в столовую, кто-то совершенно в противоположном направлении, кто-то просто мотался от парадной двери к стене в поисках знакомых из вновь прибывших. Народу обещало быть еще больше, хотя и теперь уже в доме было не продохнуть. Виновница торжества стояла у входа, принимая всех с одинаково приветливой улыбкой.

«Чтобы сразу убить наповал своим потрясающим естеством», — буркнула себе под нос Сашка.

Гости действительно отходили от нее более чем потрясенные. Виктория была прекрасна и являла собой воплощение женского совершенства. И на всех без исключения сестра хозяина дома произвела одинаково неизгладимое впечатление: во-первых, платье — черное, глухое спереди и с глубоким V-образным вырезом сзади, облегающее ее стройную, высокую фигуру, лишь слегка расклешенное от колен. И самое главное, от бедер усложненное дополнительной широкой и коротенькой юбочкой, насаженной на тонкий обруч. Словом, что-то потрясающее, делающее фигуру похожей на фарфоровую статую, затянутую в черное. Ну, а все остальное было безупречно, как всегда: прекрасный макияж, черные как смоль волосы, огромные бриллианты — в общем, у входящих гостей шансов не ошарашиться просто не было.

Виола с Борисом стояли рядом с ней. Они выглядели куда проще, хоть и не менее богато. Особенно Виола, разумеется. Уж она-то постаралась не отстать от тетушки, будьте уверены. Да все равно не вышло. В своем длинном синем платье, с частыми фионитами по всему одеянию она была лишь слабой тенью прекрасного. Хотя по части драгоценностей ей удалось взять верх: и в ушах, и на пальцах, и на запястьях обеих рук, и на шее, и на талии — везде сияли бриллианты, только что в нос не повесила. Борис вообще не представлял интереса ни с точки зрения наличия бриллиантов, ни наряда — ну на что там смотреть: пухлая фигура в смокинге. Однако вид у него был очень самодовольный. Может быть, потому, что стоял меж двумя изысканными дамами.

Гости тоже разоделись по случаю.

— Просто парад мод какой-то! Фу! — это Сашка уже вслух произнесла.

— Да брось ты, — фыркнул Серега, с вожделением пожирая глазами фигуру Виктории. Потом неожиданно решил стать галантным, глянул на нее и удовлетворенно кивнул: — Ты, между прочим, одна из немногих, кто действительно во всем этом антураже смотрится. Остальные как дворняжки в золотых ошейниках.

— Это ты о себе? — усмехнулась Сашка.

— Что на тебя нашло? — искренне удивился он и, махнув на нее рукой, тут же понесся вниз по ступенькам.

Ругаться с ней он не желал. Тем более что весь последующий вечер ему предстояло за ней ухаживать. Ну, может быть, не весь, но большую его часть.

«Что на меня нашло?» — повторила про себя Сашка и вздохнула.

Она прождала звонка Павла весь вечер, всю ночь, следующий день и следующую ночь. Он так и не проявился. В голове ее все это время звучала лишь одна его фраза: «Если я не позвоню, значит, со мной что-то случилось…»

— Он не из тех, кто не выполняет обещаний, — сказала она себе в который раз за последние сорок восемь часов.

Но пропажа Павла была не единственной ее утратой. Кроме этого, она умудрилась потерять клочок бумажки с номером его телефона. А это означало, что если он сам не позвонит, то она его больше никогда не увидит. Вот так. Было от чего прийти в отчаяние! И тут уж нечего рассчитывать на хорошее расположение духа. Даже ради Виктории она не могла взять себя в руки и заставить собственную голову не думать о Павле хотя бы часа два. Мало того, она так измучилась страхом, что к сегодняшнему вечеру была близка к помешательству: ей то рыдать хотелось в голос, то забиться в какой-нибудь отдаленный угол дома и сидеть там в темноте и одиночестве. Иногда вдруг она сбивалась на истерический хохот и вздрагивала от малейшего шума, совершенно искренне пугаясь. Виктории с трудом удалось уговорить ее одеться и причесаться. Платье ей выбирали практически без нее. На все предложения она безучастно кивала. Так что нацепили на нее то, что Виоле с Викторией показалось самым лучшим. Ничего потрясающего сама Сашка в своем наряде не находила: серое, длинное, слегка мерцающее. Может быть, в лучшие дни она и нашла бы платье превосходным, но сейчас оно казалось ей просто серым.

— У девочки лихорадка, — шепнула Виктория Виоле, в то время как Сашку заканчивали причесывать, вплетая в ее непослушные волосы бриллиантовые нити, — может, лучше уложить ее в постель? Смотри, бледная как мел, а глазищи горят…

— Еще чего, — фыркнула сестра. — Она же хозяйка дома. Одна из нас. Как можно ставить себя выше семьи?!

Приговор был вынесен. Сашка оказалась на приеме. И ей предстояло до самого утра выдавливать из себя приветливые улыбки, душить в горле слезы и смеяться там, где нужно, а не там, где следовало бы по логике. Она и раньше этого не выносила, теперь же эта перспектива казалась ей бесконечной пыткой.

Последней из семьи явилась Лида. Сопровождали ее бессменный агент Вован, на время приема выполняющий роль пажа, и еще какой-то странный господин, который из толпы гостей выделялся как никелированный горшок среди хрусталя. Это был тощенький сморчок с козлиной бородкой, маленькими бегающими глазками и прогрессирующей лысиной на затылке.

— Кого же он мне напоминает? — в который раз задался вопросом Серега, не отрывающий от него пытливого взгляда.

— Мужика из ансамбля народного танца, который влез в женский сарафан, — тоскливо предположил Скупой.

— Не сарафан, а саван. Только красный, — поправил его Андрей.

— Ну, подождите, — разволновался Серега. — Абстрагируйтесь от его одежды. Что получится?

— Голый урод, — разом ответили оба.

— Да на Ленина он похож, — фыркнула Сашка. — Дождались?! Теперь вон Лидка его знакомиться ведет. А нечего пялиться!

Она схватила Серегу за руку, чтобы он не вздумал спастись бегством, оставив ее на растерзание Лидки и ее странного знакомого.

Та подошла, настолько преисполненная гордостью, словно держала под руку самого Билла Клинтона, никак не меньше.

— Познакомьтесь, господин Ко Си Цин, — представила она своего спутника.

— Очень приятно, — галантно кивнул Серега.

Сашка присела в легком реверансе. Скупой почему-то тоже.

Лидка тут же почувствовала, что ее хотят обидеть. Она поджала губы, потом, видимо, приложив немалые усилия, натянуто улыбнулась и пояснила:

— Господин Ко Си Цин — мой психоаналитик. Кроме того, он специалист по паранормальным явлениям, магистр Белого меча и почетный йог.

— Почетный йог?! — округлил глаза Серега, на которого именно последняя из перечисленных регалий произвела самое неизгладимое впечатление.

— Простите, — вкрадчиво встрял Скупой, — а можно вас как-то покороче именовать? Ну, господин Ко или господин Цин?

— Товарищ Ленин, — шепнул Серега Сашке на ухо, вспомнив ее ассоциацию.

— Лучше полностью, мой любезный друг, — сипло, но с достоинством отвечал Лидкин знакомый. Потом посмотрел на Скупого как-то излишне проникновенно, словно просвечивал рентгеновским взглядом, и уверенно изрек. — Кошелек.

— Простите? — не понял Скупой.

— Ах, — хохотнула Лидка, — я забыла сказать, что господин Ко Си Цин говорит образно. Вас, Леонид, он видит именно Кошельком. Делайте выводы.

— Что ж, я рад. Хорошо, что не дерьмом обозвал.

— А я? — весело спросила Сашка.

Ко Си Цин глянул на нее так, что Сашке стало неуютно, потом он закрыл глаза, глубоко вдохнул воздух широкими жадными ноздрями и прошептал:

— Ангел…

— У-у… — разочарованно протянул Серега.

— А что тебя не устраивает? — возмутилась она.

— Нет. Это духи «Ангел», — кривенько ухмыльнулся Ко Си Цин, — а она Орхидея. Тонкие лепестки, хрупкая душа, много печали…

Сашка сцепила пальцы в кулаки с такой силой, что чуть не воткнула ногти в ладони. Легко, думаете, сохранять непринужденную улыбку на устах, когда на душе кошки скребут? Она едва отвлеклась от тягостных раздумий о судьбе Павла, и вот, пожалуйста, о нем тут же напомнил совсем посторонний человек. Ну и вечерок!

— А обо мне можете что-нибудь лестное сказать? — Серега аккуратно подхватил ее за локоть, словно почувствовал, как ей неуютно, и желал выказать ненавязчивое участие. Ему это было настолько несвойственно, что Сашка вздрогнула от неожиданности, подумав: «Ну надо же!»

— Воин, — не раздумывая, ответил ему почетный йог.

— Что значит — Воин? — Сереге, скорее всего, показалось обидным, что на определение его образа специалисту понадобилось меньше секунды. Он-то рассчитывал как минимум на часовое мучительное размышление. Еще бы, столь уникальное явление, как Серега, и всего секунда!

— Воин значит Воин, — отчеканила за своего психоаналитика Лидка и уперлась взглядом в Андрея Фокина. — Меня больше интересует вот этот молодой человек.

— Как это? — тут уж Серега покраснел от обиды.

Предсказатель взял Лидку за руку и, вместо того чтобы обратить свой звездноокий взор на предложенного его вниманию Фокина, снова повернулся к Сашке. Смерил ее долгим, мучительным для последней взглядом, потом тихо и как-то печально произнес:

— Он придет. Но он не тот, кого ты ждешь…

С этим Ко Си Цин медленно развернулся и пошел к дверям. Лидка напоследок многозначительно округлила глаза и посеменила за своим духовником.

— А кого ты ждешь? — тут же поинтересовался у Сашки Скупой.

— Не твое дело, — грубо ответила она и подумала вслух: — Как это может быть: не тот, кого ты ждешь?

— А это… как если бы ты пиццу заказала с ветчиной, а тебе принесли с анчоусами, — растягивая слова, изрек Фокин и демонстративно зевнул: — Пицца осталась, а наполнитель заменили. Видимо, это самое великий психоаналитик Ко Си Цин и желал выразить.

— Да ладно тебе! — фыркнул Серега. — Какой он, к черту, Ко Си Цин! Косицын из Рязанской губернии. Разбей фамилию по слогам и неси околесицу — вот и вся наука. Получается, что все мы тут немного аналитики.

— Да, но не все мы психи-аналитики, — вздохнул Скупой. — И слава богу.

Прием набирал обороты. Аркадий Петрович спустился в гостиную, приветствовал гостей, потом заиграл струнный квартет. Деревья английского сада по торжественному случаю украсили паутиной проводов с маленькими желтыми огоньками, отчего все они сразу стали похожими на шахматные фигуры, расставленные неправильно. Возле подсвеченного подводной иллюминацией бассейна устроили столы, а немного подальше оркестрик играл латиноамериканские мотивы. Рядом с ним была устроена танцплощадка. Каждый мог найти себе занятие по душе. Многие сразу направились к бассейну, наплевав на струнный концерт. Остались лишь самые ярые почитатели классической музыки. Или те, которые желали присутствовать рядом с хозяином дома, который наслаждался музыкой. Сашка забилась в угол, замерла на скамье с гнутыми ножками, превратившись в дополнение к интерьеру. Больше всего ей хотелось сбежать в свою комнату, но такой вольности она позволить себе не могла. Мало ли кому из гостей вдруг захочется пообщаться именно с ней, и если ее, не дай бог, не найдут, Виола из-под земли достанет и примется занудно распекать. Так лучше уж она посидит в этой треклятой гостиной, все равно, кроме Сереги и прочих ее друзей, никому она особенно не нужна. Ну подошли с десяток отцовских друзей, поцеловали ручку, потрепали по щеке, отметили, что она опять выросла и похорошела. (Десять лет подряд одни и те же фразы. Что же они скажут, когда она состарится и подурнеет?)

В гостиной было торжественно и все-таки довольно многолюдно — человек сорок гостей. Все они либо чинно сидели перед эстрадой, либо стояли группками у стен, тихо переговаривались, тянули выпивку из бокалов, словом, все как обычно. Из знакомых были почти все — отец, Виктория, Виола, Борис, родители Сереги и Андрея Фокина, отец Скупого, еще несколько папиных друзей, близких коллег по бизнесу, несколько правительственных чиновников с женами, несколько депутатов с красными физиономиями, похожими на фонари над неприличными заведениями, немного былых тетушкиных ухажеров, а также два посла.

«Удивительно одинаковые эти послы. Как близнецы, хотя и представляют разные страны: оба высокие, подтянутые, седые и усатые. У них даже выражение лиц совершенно одинаковое…»

Тут Сашкины мысли прервала домоправительница Валя. Она осторожно тронула ее за руку и ласково прошептала:

— А чего ты тут грустишь в уголочке? Пошла бы к своим, потанцевала.

«Почему она решила включить в свои обязанности слежку за моим настроением?» — Сашка с подозрением глянула на отца, подумав, что это его указание, но тот о чем-то увлеченно беседовал с Серегиным отцом.

Тогда Сашка пожала плечами, лаконично ответив:

— Не хочется.

— Да ты совсем сникла, деточка, — Валя вздохнула. — Вышла бы хоть на улицу. Совсем бледная.

— Мне так и не позвонили? — надежды у нее не было. Одна тоска.

— Да что же это такое, — всплеснула руками домоправительница, — кого же ты так ждешь?

— Валя, — вкрадчиво обратилась к ней Сашка, — это мое любимое место.

Она кивнула на музыкантов, призывая ее к тишине. Та, поняв, что ее присутствие излишне, молча отошла.

«Ну почему мне даже пострадать спокойно не дадут!» — она в который раз усилием воли сдержала слезы.

«А может быть, я ошиблась в Павле? Может, я зря мучаюсь? А он где-нибудь замечательно развлекается. Подумаешь, пообещал позвонить малознакомой девчонке. Разве это серьезно для такого красивого парня? Да он, наверное, в тот же вечер еще какую-нибудь дурочку встретил, покатал ее на катере и тоже пообещал позвонить. Ведь могла же сразу догадаться, что все это несерьезно. Надо же, на улице познакомилась, и сразу большая любовь. Романтически настроенная идиотка!»

— Сашенька, — Валя снова тронула ее за руку, — тебя к телефону.

— Что? — не поняла та.

— Тебя к телефону, детка. Приятный мужской голос.

Она дернулась, гостиная вдруг поплыла перед глазами.

— Ты слышишь? Подойди в своей комнате, ладно?

— Конечно, — порывисто вскочив, она качнулась назад, едва снова не упав на скамью.

Валя ее поддержала под руку:

— Ну иди же. Иди.

«Не может быть! — мелькнуло в Сашкиной голове. — Это на него совсем не похоже!»

Она понеслась вон из гостиной, быстро миновала холл и полетела вверх по ступенькам.

* * *

— Не знаю, что с кредитами. Мы вряд ли что-нибудь путное узнаем, пока наши туда не поедут с миссией, — рассеянно ответил Аркадий Петрович. Ему совсем не хотелось говорить о делах.

Весь этот день, да и предыдущий тоже, он никак не мог понять, что с Сашкой. Она выглядела весьма неважно. Почему-то стих уже привычный шум у бассейна, где с самого начала лета резвились ее друзья. Но последние два дня бассейн был пуст. А сегодня Валя доложила, что Саша вообще весь день из своей комнаты нос не казала. И вечером вышла к гостям такой, что краше в гроб кладут, — бледная, круги под глазами, наверное, от слез, какая-то изможденная. Он хотел поговорить с ней, но вчера как-то не случилось: приехал он слишком поздно, а сегодня с утра снова пришлось решать деловые вопросы. И ни минутки ему не дали, чтобы зайти к Сашке в комнату. Он было успокоился, когда Виола с Викторией занялись ее вечерним туалетом, да, похоже, напрасно — наряд Сашку не порадовал, а навел на нее еще большую тоску. Подспудно Аркадий Петрович понимал, что начались эти странные перемены с дочкой позавчера, когда она была в Москве с Викторией. Но что там произошло, ему так и не удалось выяснить. Ни Рябой, ни сестра так к нему в кабинет и не заглянули, а ловить их по дому у него просто не было времени.

Он и не рад уже был, что затеял этот дурацкий прием, которому домашние отдали все силы, и ни у кого не нашлось времени поговорить по душам с Сашкой. Виола с Борисом крутились как белки в колесе, Виктория тоже. Еще бы: устроить такой праздник за трое суток — все организовать, все проконтролировать. Нормальные люди готовятся к подобным торжествам загодя, но только не Мамоновы. У них в доме все уже давно с ног на голову поставлено — словом, сумасшедший дом, а не милый сердцу тыл. Как окажешься в этом муравейнике, так все тело зудит от нервной чесотки.

«Нужно что-то тут менять, — наконец решил Аркадий Петрович. — Нет. Не что-то, а все менять. И начать нужно с меня самого. Уберу к чертям кабинет из дома. Дома нужно заниматься семьей, а не делами. Дела в конце концов до утра подождать могут…»

Тут он покосился на Марка Коновалова — отца Сереги и своего нынешнего собеседника. Вернее, тот думал, что он все еще собеседник, вещал о чем-то пламенно, похоже, о том, что не развивать отечественное самолетостроение для России гораздо выгоднее, чем развивать. А может быть, он говорил о танках или еще о какой-то технике. Оборонка была его любимой темой. Он ничего не понимал в отличиях современных, только что разработанных в каком-то там НИИ снарядах от уже используемых, но точно знал, что производство этих снарядов, поставленное на поток, принесет огромный ущерб. Может быть, когда-нибудь это все и окупится, но его любимой поговоркой была: «Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Обычно его рассуждения на тему вооружения или скорее разоружения армии были слишком витиеваты и уж точно не могли являться темой для светской беседы на приеме. Но Марк настолько увлекся своими идеями, что уже часа два без малого растолковывал сам себе, как, что и где устроить, думая, что убеждает Аркадия Петровича. Тот же лишь присутствовал. Мысли его блуждали далеко от этих проблем.

— Марк, тебе когда-нибудь приходилось слышать голоса?

Собеседник настолько опешил, что замер на полуслове. В глазах Аркадия Петровича вдруг мелькнул интерес, который отсутствовал на протяжении всего времени, пока тот рассказывал ему о столь занимательных делах. И вот, пожалуйста, как хочешь, так и понимай!

— Голоса? — наконец выдавил из себя Коновалов.

— Именно, — кивнул хозяин дома.

Сомнений не было. Марк пошел красными пятнами. И от волнения, и от злости. С трудом взяв себя в руки, решил уточнить:

— Какие голоса?

— Потусторонние, — вполне серьезно и ничуть не смутившись пояснил Мамонов.

«Ну и дела, — изумился про себя Коновалов. — Сейчас не время для помешательства».

— Значит, потусторонние… — Он пожевал губами, покачиваясь взад-вперед с таким важным видом, словно его попросили оценить рентабельность сделки, потом вздохнул и признался: — Нет. Потусторонних голосов я не слышал. Если не считать вечное щебетание моей жены, которая ни на секунду рта не закрывает. Иногда мне кажется, что ее голос навсегда поселился в моей голове. И щебечет там, и щебечет…

Марк кисло скривился.

— Хочешь поговорить о голосах? — как ответ на вопрос раздалось в ушах Аркадия Петровича.

Он ждал этого. Теперь он все время этого ждал. И тем не менее вздрогнул, как в первый раз.

Коновалов, глядя на друга, ставшего в секунду белее первого снега, схватил его за плечо:

— Аркадий! Эй! Аркадий!

Голос его уносился далеко, в бездну:

— Эй! Кто-нибудь! Да помогите же, мать вашу!

Мамонов его уже не слышал, остатками зрения он видел наползающий серый туман на перекошенное от возбуждения красное лицо Марка.

— Я пришел… — прошелестело где-то совсем рядом.

— Пришел? — растерянно повторил Аркадий Петрович и оглянулся, но ничего, кроме клубящегося тумана, не увидел. Где-то в глубине этой мягкой мути носились черные тени. — Включите свет! — заорал он так громко, что затряслись стены. С потолка посыпалась труха, падая на паркетный пол мягкими хлопьями. — Кто ты?

На стенах взорвались все зеркала, обсыпав все вокруг серебряными осколками.

— Теперь вопрос не кто я, а где я, — спокойно ответили ему. — Я пришел.

— Что тебе нужно?

— Когда же ты начнешь задавать правильные вопросы? — несколько посетовал голос. — Я пришел.

Аркадий Петрович потер глаза ладонями. На мгновение, словно прорвав серый лист, он увидел свою цветную гостиную, неестественно медленно, будто в рапиде, суетящихся людей и черную тень между окнами. Человеческую тень.

— Я стою у дверей твоего дома, — прошептали ему на ухо.

— Нет, — не поверил Мамонов.

— Я не люблю ждать. Обычно я этого и не делаю никогда…

* * *

Мамонов лежал на диване. Над ним нависали знакомые, насмерть перепуганные лица.

Повсюду слышалось встревоженное перешептывание: «Зеркала… разом… плохой знак!»

Виола сидела перед ним на полу, плакала и держала его руку.

— Сейчас будет врач, папочка. Сейчас, уже вызвали.

— Не стоит, — прохрипел он и попытался подняться.

— Тебе не стоит двигаться, — Виктория мягко, но уверенно прижала его плечи к подлокотнику дивана. — Дождемся доктора.

— Я сказал, нет! — с несвойственной ему резкостью при общении с близкими ответил ей Мамонов и, преодолев ее усилия, все-таки сел.

Потом устало улыбнулся всем окружающим и никому конкретно:

— Такое бывает. Слишком много шампанского. Терпеть не могу напиваться. Извините.

— Но папа! — прохныкала Виола.

— Ничего, ничего, детка, — он погладил ее по голове и, опершись на предложенную Борисом руку, с трудом поднялся на ноги. Он оглядел всех пустым взглядом. — Прошу прощения. Пожалуй, пойду прилягу.

Он двинулся к дверям при полном молчании гостей. Потом повернулся к ним и, улыбнувшись еще раз, развел руками:

— Ну, что с вами такое. Что я, не человек — напиться не могу?!

Некоторые неуверенно заулыбались.

— Прошу вас, продолжайте, — он махнул рукой к сбившимся в кучку музыкантам. — Я быстро приду в себя и скоро вернусь.

— Папа, — Виола подскочила и рыпнулась было за ним, но он остановил ее жестом и, отрицательно покачав головой, медленно пошел в холл.

У лестницы он натолкнулся на Валю. Та втолковывала что-то одному из нанятых на вечер официантов:

— Я не понимаю, где вы обучались? В рабочей столовой в Житомирской области?

Тот молча внимал, повинно понурив патлатую голову.

— Посмотри, пожалуйста, стоит ли кто-нибудь у парадной? — Аркадий Петрович тронул ее за локоть.

— У парадной? — она деловито кивнула и пошла к двери.

— И если стоит, пригласи его в кабинет, — крикнул он ей вслед и, ухватившись за перила, начал восхождение по лестнице.

* * *

Сашка распахнула дверь в комнату с такой силой, что та грохнулась о стену. На мгновение застыв на пороге, она глубоко вздохнула и медленно подошла к телефону. Взяла трубку, опустилась на кровать и, наконец, тихо ответила:

— Я слушаю.

— Привет, — прозвучал в ухе до тошноты знакомый голос.

Она почему-то даже не удивилась. Она и ожидала чего-то в этом роде.

— Серега, это даже не смешно!

— А так? — он вошел в комнату, все еще говоря с ней по своему мобильному. — Так веселее? Ну скажи на милость, как еще я мог бы вытащить тебя из гостиной?

Положив трубку на аппарат, она устало взглянула на него. Серега улыбнулся. Он был очень хорош собой — высокий, черноволосый, загорелый. Да и смокинг ему шел. Но в эту минуту Сашка сочла его совсем непривлекательным. Его веселость ее раздражала. Она почти ненавидела его, хотя не могла понять почему. По сути, он ведь ничего ей не сделал. Во всяком случае, пока. Хотя, по всей видимости, собирался.

Он закрыл за собой дверь и шагнул к кровати, на ходу расстегивая тугой воротничок рубашки. Затем развязал бабочку, сунул ее в верхний карман пиджака, сел рядом и взял ее за руку.

— Мы идиоты, — его голос странно дрогнул, — мы сотни раз имели возможность остаться наедине. И ни разу ею не воспользовались.

Сашка аккуратно вытащила свою руку из его пальцев и попыталась отсесть подальше. Но он не позволил ей этого: с ласковым напором обнял ее за плечи и придержал возле себя, продолжая:

— Сколько можно быть просто друзьями, а? Мы знакомы более десяти лет. Да дело даже не в этом. Мы предназначены друг для друга. Мы будем вместе хотя бы потому, что больше быть ни с кем не сможем.

— Похоже на объяснение двух прокаженных в лепрозории, — буркнула она, безуспешно борясь со столбняком, парализовавшим ее тело.

— Пусть так, — он кивнул, — и какая разница?

— Не знаю, — она с трудом пожала плечами. — Но это не должно происходить таким образом. От безысходности…

— Брось, нас сближает не безысходность. Не только она, — безымянным пальцем он обвел ее губы по контуру, другой рукой сжал ее плечо так, что она вскрикнула.

— Боль, — он ухмыльнулся, — это часть наслаждения. Это тоже чувство. Одно из тех, которые ты бережно хранишь под кожей. Пора выпустить их на волю.

Он закрыл ей глаза. Темнота стала влажной, смешанной с тонким, щекочущим запахом его туалетной воды.

Он долго целовал ее. Его пальцы скользнули по ее рукам, локтям, плечам, шее, оставляя за собой холодящий след. Сашкино сердце превратилось в набат, который бухал в груди, и его удары с силой отдавались в висках. Она открыла глаза, но ничего, кроме черноты, не увидела. И в этой черноте вспыхивали желтые искры. Она поняла, что натолкнулась на взгляд его широко раскрытых глаз. Горячее желание вмиг сменилось страхом. Одеревеневшей рукой она резко оттолкнула его от себя и, порывисто вскочив с кровати, отлетела к двери.

— Ну… — он улыбнулся и вытер губы тыльной стороной ладони, — чего ты испугалась, дурочка. Иди ко мне.

— Может, еще и палку в зубах принести, — она перевела дыхание и, поправив платье, открыла дверь. Так стало много спокойнее и безопаснее.

«Почему нет? — пронеслось в голове. — Разве не этого я еще неделю назад хотела больше всего на свете? Почему не сейчас? Наверное, я законченная девственница».

С этим она и вылетела в коридор, оставив Серегу недоумевать, сидя на кровати.

«Что-то не так, — неожиданно для себя решила Сашка. Это была даже не мысль, а чувство. — Что-то в этом доме не так. Или во мне что-то не так? Наперекосяк все. Странно…»

— Нет, даже невозможно вообразить себе такое! — с лестницы донеслись недовольные женские переговоры. — Это не прием, а черт знает что!

Сашка тут же узнала Виолу.

— Да перестань, пожалуйста, — перебила ее восклицания Виктория. — Осколки уже все вымели. А я все равно хотела переодеться.

— Испоганить такое платье. Из какого места у него руки растут!

— Подумаешь, пролил вино на юбку. Ну, испугался парень. Да мы все перепугались, когда со всех сторон рвануло, — хмыкнула тетушка. — Иди лучше к гостям. Там половина уже домой разбегаются, как тараканы. Почуяли неладное.

— А кто тебе поможет переодеться? — Виола все-таки притормозила на ступеньках.

— Я помогу, — тихо раздалось еще ниже. Затем послышались быстрые шаги.

Этот голос Сашка тоже узнала. Он принадлежал кухарке Гале.

— Ты? — недоверчиво переспросила ее Виола.

— Ну, — та замялась, — «молнию» ведь расстегнуть нетрудно, правда?

— Разумеется, — Виктория скорее всего ласково ей улыбнулась. — Конечно, ты мне поможешь. А потом мы зайдем к Аркадию… Петровичу. Посмотрим, как он там.

— Ой, это вообще кошмар, — неожиданно Галя перешла на доверительный шепот, смысл которого Сашке разобрать не удалось.

Женщины поднялись на второй этаж и повернули в левую часть дома, туда, где находилась комната Виктории. Саша осторожно вышла из-за колонны, так и не поняв, чего вдруг вздумалось ей тут прятаться от собственной тетушки, у которой по всем разумным доводам стоило бы испросить совета насчет недавней сцены с Серегой. Во всяком случае, еще вчера она бы так и поступила. Но почему сейчас что-то переменилось, но что именно, она не смогла себе ответить.

— Успокойся, ради бога. Ничего страшного не произошло. И не произойдет. С ним все будет в порядке, — донесся до нее не слишком довольный голос Виктории. — Я хочу с тобой серьезно поговорить.

С этими словами она зашла в свою комнату вместе с Галей и закрыла дверь.

И тут до Сашки дошел смысл недавних фраз Гали: с отцом произошло нечто нехорошее, он ушел от гостей, и теперь он в своей комнате, а Вика собралась его навестить.

«Наверное, ему стало плохо!» — испугалась Сашка и опрометью бросилась на третий этаж, туда, где располагался кабинет Аркадия Петровича.

* * *

Мамонов сидел за столом, уткнув лицо в ладони. Он боролся с противоречивыми чувствами. Он никогда не верил в сверхъестественные силы. Даже в глубоком детстве россказни о всякого рода привидениях, оборотнях, пришельцах и потусторонних голосах его только забавляли. Когда ему было лет двенадцать, он до слез напугал Вику, с выражением рассказав ей какую-то идиотскую историю про черное пианино. Родители, разумеется, всыпали ему по первое число за издевательство над младшей сестрой и строго-настрого приказали больше не заикаться о подобной ерунде. Вот на этом его увлечение мистикой и закончилось.

Потом лет в двадцать, оказавшись на охоте, он понял, что человек — властелин природы. А спустя еще пять лет решил, что в жизни есть только одно самое страшное и самое могущественное оружие, с помощью которого можно все и всех поставить на колени. Это оружие — деньги. И тот станет богом, кто обладает этим оружием в полной мере. Иная религия, кроме финансовой, Мамонова никогда не интересовала. Его родители были идейными атеистами и его воспитали совершенно равнодушным к вере и вероисповеданиям. Он радостно прогуливал лекции по научному атеизму в институте, так что даже не знал толком, что такое вера в бога. И до недавнего времени никогда не жалел об этом.

Но сегодня происшедшее заставило его задуматься. Он по-прежнему отказывался верить в реальность происходящего: голос, тьма, призрак в проеме между окнами — это же бред, минутное помешательство. Как и голос, который последний месяц не раз мучил его и в собственной спальне, и в офисе, когда он чуть не умер от удушья и когда приходил врач… Как это все объяснить? Чья-то шутка? Можно такое подстроить? А почему нет? Но с другой стороны, кроме него, голоса не слышал никто. Да и как можно разыграть подобное представление на приеме, в гостиной, где десятки гостей? Никто ведь из присутствующих так и не понял, что произошло. Кроме него — Аркадия Мамонова! И что теперь делать? Идти к психотерапевту? К бабке-ясновидящей? Бред какой-то!

Дверь кабинета скрипнула, Аркадий Петрович вздрогнул и поднял голову.

— Странно, но у парадного входа действительно ждал молодой человек, — растерянно произнесла Валя.

— Проси, — жестом он дополнил свое указание.

Домоправительница исчезла, оставив дверь открытой.

Секунды ожидания показались ему мучительными часами. Собственный кабинет превратился в чужое, незнакомое ему темное помещение, наполненное вязким неземным воздухом с тяжелым запахом пыли, звуки веселья за окном стали зловещей языческой какофонией. Мамонов устало закрыл глаза. В висках размеренно стучало. И только этот стук был явственным в призрачном мире. Он на самом деле мучил. Мамонов сжал руками виски, чтобы слегка унять разбушевавшуюся кровь, и лишь тогда понял: этот стук не принадлежит его телу. Этот стук — звуки чужих шагов. Крупные капли липкого пота выступили на лбу и подбородке. Холодная капля стекла по ребрам.

И наступила тишина. Пустая, страшная тишина.

— Кто ты? — хрипло спросил Аркадий Петрович, не глядя на дверь.

— Я думал, ты все-таки задашь нужный вопрос, — ответил ему чистый, удивительно молодой и живой голос.

— Нужный вопрос… — тихо повторил Мамонов и поднял глаза.

Перед ним стоял высокий парень с красивым, открытым лицом.

«Наверное, он годится мне в сыновья. Он чуть старше Сашки», — с некоторым разочарованием подумал Аркадий Петрович.

— Я старше тебя на целую вечность, — без всяких эмоций ответил на его немое предположение визитер и шагнул через порог.

— Какой вопрос я должен задать? — устало сдался Мамонов.

— Тот, который крутится у тебя в голове подобно назойливому волчку. Тот, которым ты задаешься по меньшей мере раз пять за сутки, который мучит тебя, когда ты просыпаешься по ночам…

— Как ты прошел сквозь охрану? — Аркадий Петрович нахмурился.

— Как ты смог видеть меня, когда остальные даже не подозревали о моем присутствии? — в свою очередь задал вопрос парень.

— Хорошо, — Мамонов положил руки на стол, ладонями вниз. — Что ты тут делаешь?

— Ты надоел мне, — гость передернул плечами. — Похоже, ты сойдешь с ума быстрее, чем примешь действительность такой, как она есть. Я пришел к тебе!

— Ну? — неуверенно выдавил из себя хозяин.

— Я ПРИШЕЛ К ТЕБЕ, — с нажимом повторил парень.

— И что я должен теперь делать? — он развел руками.

Визитер ухмыльнулся, совсем по-мальчишески и немного растерянно:

— Это уже второй вопрос. Задай первый.

— Мне конец? — его голос непроизвольно дрогнул.

— Да, — спокойно ответили ему.

— Значит, я умираю.

— В какой-то степени ты уже умер. Поэтому я пришел к тебе.

— Я не понимаю.

— И не пытайся. Это слишком сложно для человека, который всю жизнь был материалистом. По земному времени ты умер месяц назад, но в тот момент я нечаянно обратил на тебя свое внимание. И теперь ты жив, пока я рядом.

— Кто ты?

— Я могу дать четкое определение, но для тебя оно будет непонятным. — Парень оказался на удивление неэмоциональным, холодным и производил впечатление трупа, который по странному стечению обстоятельств продолжает двигаться и говорить, как живой человек.

— Зачем ты здесь? — Мамонов продолжал диалог по инерции. В голове же его крутилось лишь одно слово: «Да». Ему конец. Он умер.

— Вот этот вопрос ты должен был задать первым.

— Я незнаком с вашими правилами, — буркнул Мамонов. — Я получу ответ на этот первостепенный вопрос?

— Каждому положен отдых. Я долго не был на Земле и хочу провести тут свои небольшие каникулы. Тебе покажется странным, но мне ты приглянулся. Твои жизненные принципы кажутся правильными, но почему-то на практике воплощаются с точностью до наоборот. Этому интересному феномену я решил посвятить свой отпуск.

— А при чем тут я?

Парень усмехнулся, совсем не так, как раньше — без эмоций. На этот раз его улыбка была живой:

— Пока я с тобой, ты все еще жив. Мы вместе покинем эту землю. Я должен привести тебя туда, откуда пришел. Так что, пока мне здесь интересно, мы будем здесь.

— Черта с два, — Аркадий Петрович с силой ударил ладонями по столу. — Я не собираюсь делать из своей жизни многодневный спектакль для развлечения незнамо кого. Мне плевать на себя, пошли, куда ты там собирался!

— Отлично, — гость пожал плечами и, повернувшись к нему спиной, медленно двинулся к двери. — Что будет после твоей смерти?

— В каком смысле? — Мамонов почувствовал угрозу в этом довольно простом вопросе.

— Что случится, когда тебя не станет? Ты ведь думал об этом. Ты думаешь об этом постоянно. Во всяком случае, весь последний месяц.

— Я не знаю.

— Ты знаешь, — парень резко развернулся, его глаза блеснули холодными, зелеными искрами. — Империя Мамонова останется такой, какой была при твоей жизни. Но ею некому будет управлять. Империя в конечном итоге развалится. Не сразу, но довольно быстро. Виола не сможет удержать и десятой части твоего могущества, зато окажется отличным «козлом отпущения». Это ей придется отвечать за твои грехи. Ей и Александре…

— Довольно! — крикнул Мамонов, которого уже трясла крупная злая дрожь.

Гость был прав. И он ничего не мог предъявить ему для опровержения. Он думал об этом с самого начала. Он думал о своих дочерях, но каждый раз успокаивал себя тем, что его собственная кончина так далека, что он еще успеет обезопасить девчонок. Когда придет время уходить из жизни, он будет спокоен за их будущее. И вот это время пришло.

Аркадий Петрович сцепил пальцы в замок. Только так он мог сдерживать бушующую внутри лихорадку, чтобы она не вырвалась из-под контроля и не вытрясла из него душу. Перед глазами опять поплыли круги.

— Перестань нервничать, — спокойно приказал ему парень. — Я не могу контролировать твой инфаркт постоянно. Держи себя в руках.

— Что я должен делать? — глухо спросил Мамонов.

— То, что хотел с самого начала: подготовь дела. Я даю тебе тот шанс, который не получал ни один человек в этом мире. Но я делаю это не для тебя, и даже не для твоих дочерей. Я делаю это для себя. Мне интересно спасти мир еще раз. А потом мы уйдем.

— Сколько у меня времени?

— Немного. Я думал, что узнаю мир заново, что мне будет интересно. Все-таки у меня каникулы, хочется развлечься. Но пока я не заметил, чтобы современные люди сильно отличались от тех, кого я знал раньше, — в его голосе послышались нотки скуки. — Прогресс — иллюзия. На самом деле все стоит на месте. Все те же страсти и страхи, все те же желания…

— У меня часы, дни или недели?

— У тебя есть я, а это самое главное.

— Но…

Он хотел было прояснить основной вопрос, и тут в кабинет влетела Сашка.

Пройдя три шага от порога, она натолкнулась взглядом на парня, застыла на мгновение. В глазах ее вспыхнул интерес, сменившийся удивлением. Она прижала руку ко лбу — всегда так делала, когда задачка была слишком трудна для ее понимания, и наконец выдохнула, обращаясь к гостю:

— А ты что тут делаешь?

Он ей не ответил. Он смотрел на нее и открыто любовался.

— Вы знакомы? — Аркадий Петрович нахмурился.

Ему на мгновение показалось, что он стал жертвой глупого молодежного розыгрыша, который нечаянно раскрылся.

— Я не предполагала, что ты знаешь моего отца, — она не обратила внимания на вопрос отца. — И все, что было на реке…

— На реке? — удивленно перебил ее парень.

— Ты не помнишь? — она округлила глаза, потом кивнула рассеянно. — Наверное, не помнишь и то, что обещал мне позвонить…

— Нет, — он улыбнулся ей.

— И у тебя нет брата-близнеца? — уже зло поинтересовалась Сашка.

Парень пожал плечами:

— Не знаю.

— Отлично, — она сцепила руки за спиной и оглядела его с ног до головы, — так всем и отвечай.

Не глядя на него, она подошла к отцу, обняла его за шею:

— Пап, что происходит? Ты плохо себя чувствуешь?

— Я? — он погладил ее по руке. — Ну что ты, детка. Я чувствую себя замечательно.

— А кто он? — она кивнула в сторону гостя.

Тот прошел, сел в кресло напротив стола и закинул ногу на ногу. В его движениях были спокойствие и уверенность, словно не Мамонов, а он, никому не известный молодой человек, был хозяином этого кабинета.

— Он… — Аркадий Петрович задумался на мгновение. — Он — мой деловой партнер.

— Супер! — с наигранной веселостью констатировала Сашка. — И давно?

— Достаточно давно, — отец чувствовал, как напряглась ее рука, и холодно взглянул на парня.

Тот удовлетворенно кивнул.

— Ну, раз у вас все так замечательно, я, пожалуй, пойду отсюда. — Она вылетела из комнаты явно обиженная.

— Вы знакомы? — повторил вопрос Мамонов, когда дверь за ней захлопнулась.

— Я — нет. Возможно, она знакома с владельцем этого тела.

— Что с ним?

— Я позаимствовал его.

— И как быть теперь?

— У тебя очень красивая дочь, — вместо ответа визитер улыбнулся. — Кстати, она думает, что зовут меня Павел.

— А как тебя зовут на самом деле?

— Как это ни странно, но меня зовут Павел.

— Тоже Павел? — невесело усмехнулся Мамонов.

Но ответ был предельно серьезным, даже раздраженным:

— Не «тоже Павел», а Павел. Не терплю подделок!