К концу этого утомительного дня следствие установило следующее: кухарка Галя по одной ей известной причине нацепила испорченное платье Виктории и прогуливалась в нем меж гостей в саду. Так продолжалось до самого утра. Если судить по тому, что Виктория сменила наряд примерно в час ночи, а гости разъехались около трех, то два часа Галя болталась неизвестно где. А потом судьба занесла ее к бассейну, где неизвестный злоумышленник и выпустил ей в спину три пули. Первая оказалась смертельной, остальные попали уже в падающее в бассейн тело. Где его и обнаружила Лидка, которая решила с утра поплавать. Тщательный опрос, проведенный среди охраны, а также постоянной и нанятой на вечер прислуги не дал ничего, кроме заверения абсолютно всех в том, что оружие убийца мог найти только в доме. Ну еще он мог отобрать пистолет у охранника. Но каждый из них клялся и божился, что никому свое оружие не давал. Даже подержать. К тому же калибр пистолетов, которые имели охранники, никак не подходил под те отверстия, которые нашли в теле убитой кухарки. Из хозяев дома оружие имел лишь Аркадий Петрович. Это был старый пистолет, подаренный ему каким-то очень благодарным военным Великобритании. Иного оружия в доме не было.
Правда, жутко покрасневший Вован признался, что у него есть газовый баллончик, но от него отмахнулись. Сашка подумала, что если бы убийство произошло в Серегином доме, то тут бы следователям пришлось попотеть. У Серегиного отца имелась обширная коллекция всякого рода оружия, у самого Сереги были заныканы как минимум три пистолета (он сам ей показывал), да и вообще в их доме к оружию отношение было особое. Там даже мать Сереги в тумбочке у кровати держит «беретту». Но вряд ли следователи дошли бы до осмотра опасной коллекции хозяев: Серегин папаша — большой любитель оружия — долго бы пичкал их теоретическими выкладками, историческими справками и прочей белибердой, которую несут все коллекционеры. Поэтому до самого оружия следователи бы добрались лишь на следующий день (это в лучшем случае).
А в доме Мамоновых, на их счастье, поклонников оружия не было. Свой единственный пистолет Аркадий Петрович хранил в кабинете, в ящике рабочего стола. Ящик этот, разумеется, был закрыт на ключ. Его вскрыли. Пистолет лежал на своем месте. И тут капитан Синичкин проявил чудеса профессионализма: активно используя свои методы, понюхав дуло и посмотрев магазин, он определил, что из этого оружия стреляли недавно. И стреляли три раза. В Галю или куда-то еще — осталось загадкой. Аркадий Петрович только руками развел, признавшись, что вообще не помнит, когда последний раз брал свой пистолет в руки. Оружие повезли на экспертизу, а по дому тут же распространилась паника: «Убийца среди нас!»
Лидка не была бы самой собой, если бы не закатила истерику по этому случаю. Она кричала на все окрестности, будто прекрасно знает, кого тут все подозревают. При этом она красноречиво била себя кулаком в грудь и всхлипывала, что зазря терпит все эти издевательства над собственной персоной. Ее попытались успокоить, но потом все впервые в жизни это дело бросили и разошлись по своим комнатам. Лидка, неудовлетворенная, удалилась в свой отсек и там затихла, затаив на весь мир жуткую обиду.
Вован принялся названивать по телефону, изображая деловую активность. Его путаная речь в основном сводилась к устройству презентации новой Лидкиной книги. Впрочем, в доме он находился недолго — ухватившись за свой мобильный, как за палочку-выручалочку, он унесся в сад и засел там в беседке у пруда.
Виктория села за рояль и принялась наигрывать вальсы, что свидетельствовало о крайней степени утомленности и подавленности. Вальсы она играла только в таком состоянии.
К Аркадию Петровичу приехала его секретарша Инна. Они прошли в кабинет и больше оттуда не вышли до самого вечера. Павел, никому не объяснив почему, последовал за ними и тоже пропал до заката.
Сашка осталась в одиночестве. Она бродила по дому как привидение. Монотонные аккорды вальсов, которые механически правильно играла Виктория, наводили на нее тоску. Она пробовала читать в библиотеке. Но стройные фразы Воннегута перемешивались в голове, превращаясь в сущую белиберду. Она взялась за Сэлинджера и быстро поняла, что он ее раздражает. Она попыталась было почитать свою любимую «Алису в стране чудес», но та теперь оказалась слишком сложной, она быстро запуталась в подчиненных предложениях. Отшвырнув книгу, она с ненавистью оглядела высокие стеллажи с ровными темными корешками. Окончилось тем, что, схватив рассказы Франсуазы Саган, она вылетела в коридор и понеслась к лестнице.
— Да тут такое творится! — услышала она из комнаты Виктории. — Я даже не представляю, сколько за этот материал можно получить! Плохо, что теперь мы все на военном положении и выход из дома всем категорически запрещен.
Сашка притормозила и прислушалась. Вальсы в малой гостиной продолжались. Кажется, теперь звучал «Меланхолический» Чайковского. Это означало, что Виктории слегка полегчало и настроение у нее явно улучшилось. Сашка тихонько приблизилась к приоткрытой двери и заглянула в щелку.
Горничная Надя перешла на плохо различимый шепот:
— Да. У меня такие доказательства, которые просто самые что ни на есть доказательства. Нет… как я могу рассказать тебе по телефону? Когда-нибудь это все закончится… Чем? Да откуда мне знать? Я выше себя прыгать не стану. Вон Галька прыгнула, и чем это для нее закончилось? Нет, тут нужно быть аккуратной…
И тут Сашка прокляла свой организм, в котором все происходит не вовремя и вопреки ее желаниям, — она чихнула. Причем неожиданно даже для себя. Что уж говорить о горничной, которая вела странный и, по всей видимости, Секретный разговор. Вздрогнув, она порывисто кинула трубку на рычаг и обернулась.
Сашке ничего не оставалось, как открыть дверь пошире и улыбнуться (тоже пошире):
— Привет.
— Здравствуйте, — Надя задохнулась, — ну, и напугали же вы меня!
Дрожащими руками она принялась поправлять постель с той деловой сосредоточенностью, которую может изобразить лишь насмерть перепуганная горничная.
— Я шла мимо… — Сашка развела руками, — думала, это Виктория тут разговаривает.
— Не-ет, — тоненько проблеяла Надя, — Виктория внизу. Она играет на рояле.
«А я, наверное, оглохла!» — сердясь на себя, подумала Сашка. И чего это ей вздумалось объясняться, все же и так понятно.
Но горничная тоже решила внести свою лепту в эту бессмыслицу:
— Решила позвонить, у нас все время Валентина на телефоне висит. А мой приятель жутко ревнивый, если не звоню ему раз в сутки, он тут же такое себе в голову вобьет!
— А, — с пониманием протянула Сашка, хотя ничего она не понимала. Ну скажите на милость, какому это ухажеру нужно толковать о том, сколько стоит какой-то материал? Да и вообще, о каком материале речь?
Однако выяснять она не стала. Сделав нелепый жест рукой, тихо вышла в коридор и медленно побрела к лестнице.
И тут на нее снизошло откровение: «Галька выше себя прыгнула, и чем это для нее закончилось?»
— Ничего себе! — ошарашенно прошептала она. — Отец что же, и с ней тоже? Ну и дела! Не папа, а сексуальный гигант какой-то!
— Ну-ка, ну-ка, — Серега схватил ее за руку.
Сашка нервно взвизгнула, отлетела к стене и только там пришла в себя от испуга.
— Чего ты раскричалась? — изумился он и прищурил глаза. — Ты теперь меня боишься?
— Д-да нет, — она постаралась ответить непринужденно, но вышло как-то затравленно, — с чего мне тебя бояться…
— Вот и я думаю, — он хохотнул и одним прыжком очутился возле нее. — То убегаешь как ненормальная, то визжишь при моем появлении.
— Учитывая сложившиеся обстоятельства, мне простительно, — проворчала она.
— Ну, в общем, конечно… — Тут его горячие пальцы обхватили ее чуть ниже талии. Он прижал ее к себе и шепнул на ухо. — Пойдем, я расскажу тебе о России… — последнее он уже пропел, подражая актерскому шипению в этой арии мюзикла.
— Иди ты к черту! — она грубо толкнула его и быстро понеслась по ступенькам.
— Вот те на! — запрыгнув на перила, он лихо съехал вниз и поймал ее в жаркие объятия. — Если бы Кончита так ответила Рязанову, никакой бы рок-оперы не состоялось.
— Я папе пожалуюсь, — пригрозила она.
На что Серега пренебрежительно бросил:
— Не хиляет!
— Твоему!
— А-а, — он разомкнул пальцы и выпустил ее на свободу.
Своего собственного отца он боялся как огня.
— Что, сдрейфил? — она склонила голову набок и усмехнулась. Она обожала его дразнить.
— Да просто связываться неохота, — он закинул руки за голову и потянулся: — Потом ведь привяжется: женись, женись… А мне в августе в Оксфорд возвращаться. Каков я буду там с молодой женой?
— Дурак! — она толкнула его и пошла вниз по лестнице.
— Так что ты там про своего папашу? — он потащился следом, цепляя ступеньки носками ботинок.
— Ой, перестань! У нас весь дом на ушах стоит. Вика уже третий час вальсы играет.
— Это я заметил. Причем так невыразительно играет. На нее это совсем не похоже.
— Тут заиграешь, — она вздохнула. — Секреты какие-то вокруг, следователи придурковатые, убийство это…
— А что за секреты? — он обнял ее за плечи.
Сашка не стала вырываться:
— На то они секреты и есть.
— А при чем здесь твой отец? — он прошелся пальцами по ее ребрам, она вскрикнула и чуть было не упала, но он ее удержал.
— При чем! Откуда я знаю. Я совсем недавно узнала, что он с Галей… ой! — тут Сашка поняла, что проговорилась, и зажала рот рукой.
— Да ладно тебе! — усмехнулся Серега. — Кто ж об этом не знает. Подумаешь, секрет!
Она пристально взглянула на него и поняла, что он искренен. Хотя по Серегиной физиономии вряд ли можно было прочесть его чувства.
«Ему бы в Высшей школе КГБ учиться. Нет же, поперся в Оксфорд, идиот! Упустил свою родную профессию. Она ж у него наследственная. У них в семье все такие, с непроницаемыми рожами».
— Не знаю, — протянула Сашка, — для меня это был секрет. Вот я и удивилась, когда узнала. Может быть, ты мне прояснишь ситуацию до конца?
— С превеликим удовольствием, — он улыбнулся широко и добродушно и сейчас показался ей очень даже симпатичным: мужественный оскал, карие очи — чем не мужчина ее мечты!
— У отца только с Галей было?
— Не понимаю, почему это тебя так заботит. В тебя вселился дух Виолетты? — они обогнули последний пролет и снова пошли вниз по ступенькам.
— Просто хотелось бы знать, что происходит в нашем доме. Я не понимаю, за что пристрелили Галю.
— Вряд ли это сделал твой отец. Галя ему, уверен, нравилась.
— Да, но она пыталась его шантажировать.
— Да? — на сей раз он все-таки удивился. Но, как обычно, довольно скупо, лишь интонацией.
— Она ему так и сказала: я отомщу. А отец ответил: не пытайся меня шантажировать.
— И что из того? — легкомысленно заявил он. — Моя мать регулярно чем-нибудь да шантажирует отца, и, что странно, он еще ни разу не попытался ее убить. Ты пока весьма неопытна, дорогуша: отношения между мужчиной и женщиной и есть постоянные шантаж и уступки, уступки и шантаж.
— Уж лучше я останусь неопытной до конца жизни. Однако дело не во мне. Похоже, Надя — наша горничная — тоже пытается что-то с отца получить. Только что напоролась на ее телефонный разговор: она все кому-то о деньгах да о секретах…
— Вот с этого места поподробнее, — он прижал ее к себе.
— Ну, она сказала, что выше головы не прыгнешь. Вот Галя, мол, прыгнула, и что из этого вышло.
— И что?
— А ты не знаешь. Ее убили! — она стукнула его ладонью по лбу.
Он поморщился:
— Я не это имел в виду. Я про секрет.
— Об этом она ничего не сказала. Но я подумала, какие еще могут быть у Нади секреты, если не ее связь с отцом, которая так дорого обошлась Гале.
Серега потер переносицу, крякнул и, наконец, глубокомысленно изрек:
— Нужно меньше прислуги в доме держать. Меньше прислуги — меньше проблем. Вот у нас есть приходящая уборщица и приходящая кухарка. И никаких тайн.
— Если так и дальше пойдет, у нас тоже никого из прислуги не останется, — грустно подытожила Сашка.
— О, Шопен попер! — он схватил ее за руку и потащил в малую гостиную, где за роялем сидела Вика. — Значит, настроение наладилось!
* * *
Виола ворвалась в гостиную с горящим взором. И тут же все в комнате заходило ходуном, мебель и та закачалась. Сашка инстинктивно схватилась за подлокотники кресла, чтобы не упасть.
— Есть! — гордо сообщила она и, возложив руку на крышку рояля, застыла, словно изготовилась исполнить арию или романс, на худой конец.
— Поздравляю, — улыбнулась Виктория и, отложив в сторону красочный журнал, который листала скорее от скуки, нежели из интереса, изготовилась выслушать подробный рассказ.
— Пора сматываться, — шепнул Серега Сашке.
Она с ним в душе согласилась, но встать и выйти прямо сейчас было бы верхом неприличия, поэтому она лишь посмотрела на него с сожалением.
Весь день они провели втроем, если не считать периодического вкрапления в их компанию Вована, который прибегал по какому-нибудь нелепому поводу, мешал разговору минут пять, а потом вновь исчезал, изображая жуткую целеустремленность. Впрочем, после третьего такого появления все к этому привыкли и практически уже не замечали его. Сашка понимала, что Вован пытается прибиться к ним от страха и одиночества, которые с утра поселились в каждом из них, поэтому она и не сердилась на него. Но раз уж он никак не мог влиться в компанию и сам покидал их, что же она могла поделать?
Вообще-то общением их времяпрепровождение назвать было нельзя. Они просто сидели вместе в малой гостиной, по большей части молча. Вика листала журналы, сдабривая каждую страницу язвительным комментарием, Сашка то присоединялась к ней, то брала в руки какую-нибудь книжку, Серега время от времени пытался острить, но потом скис так же, как и остальные. Делать ничего не хотелось. О том, чтобы пойти к бассейну, и речи быть не могло. Конечно, воду с Галиной кровью слили, и садовник уже успел надраить его стены до блеска и даже продезинфицировать. Но вновь наполнять водой не стал. Идти к пруду тоже как-то не хотелось. Вообще с купанием сегодня возникли большие проблемы — и вовсе не из-за погоды. Погода стояла отменная, просто не было настроения даже на улицу выходить. К тому же единственным местом, располагающим к некоторой задумчивой печали, которой наполнены были души домочадцев, была беседка. Но ее уже оккупировал Вован, поэтому она как-то сама собой утратила свое очарование. Поэтому все сидели в малой гостиной целый день, даже обедать не пошли. Тем более что обеда-то и не было.
Сашка долго ломала голову, чего это Серега с ними мается. На ее вопросы он лишь сдержанно и смущенно улыбался. Под конец она решила, что он тут из соседской солидарности или все еще из-за смутной надежды ее соблазнить. Бывает же такое, когда мужчине сколько «нет» ни говори, он все равно понять не в состоянии. Она и сама толком не могла ответить себе, почему не желает ответить на пылкость этого парня, с которым еще неделю назад целовалась в любую свободную от бдительного взора Рябого минуту и в любом более-менее тихом месте. Кстати, о Рябом она весь день не слышала. Кажется, следователи, оставив попытки разговорить домашних, перекинули свой пылкий интерес на охрану и прислугу. Может быть, потому Рябой и не появился. И к лучшему. Ему нравилась Галя. Не в том смысле, что он имел на нее виды (все-таки она старше его лет на десять была) — он обожал ее стряпню и часто забегал на кухню перехватить чего-нибудь. Ну и, как водится, болтал с ней о всяких пустяках, и, похоже, ему — такому неприступному и суровому для прочих особ женского пола — пришлась по вкусу дружба с Галей. Может быть, Рябой больше всех переживал, что ее убили. Даже больше, чем отец.
«Интересно, как папе удается заниматься делами в такой день? И кем была для него Галя?»
Вот так прошел день — в тоскливых раздумьях, постных разговорах и нудном чтении журналов.
Однако вечер обещал быть более насыщенным, хотя этого никто и не хотел.
Виола взмахнула рукой, победоносно улыбнулась и сообщила:
— Они сдались!
— Да уж, — Борис плюхнулся в кресло с таким усталым видом, словно только что разгрузил вагон сахара. — Вы бы видели, как она их убеждала. Не женщина, а огнедышащий дракон!
— Более меткую метафору трудно найти, — усмехнулся Серега.
— Они продались нам с потрохами. Контрольный пакет акций у нас в руках, — не обращая внимания на его едкое замечание, продолжила Виола. — Компания «АКТ» теперь будет жить согласно нашей воле. Теперь можно начинать. — Тут она повернула голову и снизошла до того, чтобы полыхнуть взглядом по Сереге: — Спасибо твоему отцу. Он здорово нам помог. Нет, я сама ему попозже позвоню. Вот чаю выпью и позвоню.
— А как насчет ужина? — поинтересовался Борис.
Виктория, Сашка и Серега разом развели руками, из чего стало понятно, что ужина нет и не предвидится.
— А чем вы тут весь день занимались? — искренне удивился он.
— Как-то в голову не пришло, — пожала плечами Сашка, чувствуя себя виноватой.
— Я на кухню не пойду даже под дулом пистолета, — Виктория тут же уставилась в красочную рекламу на странице журнала и принялась демонстративно ее рассматривать.
— Да… — протянула Виола, — действительно жутко.
— Сами… — гневно начал было Борис, но осекся и буркнул еле слышно: — Этим женщины должны заниматься.
— Но у вас же осталось еще целых три горничных, — просиял Серега.
— И Валя, — Борис согласно кивнул.
— Валя! — как всегда, тут же взяв хозяйство в свои руки, Виола направилась вон из гостиной на поиски домоправительницы.
* * *
Я уже ничего не понимаю. По какому такому праву Павел торчит возле отца даже тогда, когда тот работает в кабинете? Почему папа не гонит его оттуда, как выставил бы любого из нас, кто посмел бы вторгнуться в неурочный час? Что у них за дела? Какой он отцу партнер — он же Серегин ровесник! Откуда он вообще взялся, этот Павел? И еще, я не понимаю, почему отец никак не отреагировал на явный успех Виолы в переговорах? Пожал плечами, и все! Нет, не все: буркнул, выходя из кабинета, что-то насчет собрания представителей. Мол, бабушка надвое сказала, что оно вообще состоится, что только умалишенный не станет противиться вступлению его предприятий в холдинг, что никому не интересно лезть под чужое крыло. Разве что совсем проворовавшимся директорам, которые таким образом имеют шанс списать свои хищения. А Виола радостно сообщила, что вот это и есть основной рычаг в уговорах и каждый второй крупный начальник — вор. А за ужином отец вообще отказался говорить о делах, чем довел Виолу до слез, которые она глотала вместе с пережженными котлетами. Да… за ужином отец вел себя крайне странно. Вспоминал, какими мы с Виолой были милыми девочками. Зачем-то рассказал всем, как учил Виолу кататься на коньках, а она нос разбила, когда ей лет шесть было. И про меня тоже… я пошла в первый класс. 1 сентября на площади перед школой было полно народу — дети с родителями. Я ничего не понимала, запуталась, растерялась и вручила букет цветов, предназначенный для моей первой учительницы, чьей-то ошалевшей мамаше. А потом отец вдруг заговорил о том, что никогда не был в Непале, хотя мечтал об этом с самого детства. И говорил это так, что мне стало страшно, будто подразумевал, что никогда в этот чертов Непал уже не попадет. В его голосе было столько сожаления. Я все время косилась на Павла, а он слушал папу молча, но не удивленно, как все, а так, словно понимал причину его сожалений. Хотя это же бред! Ну что стоит отцу полететь в любую точку мира? Хоть завтра. Или когда он немного управится с делами. Ведь летал же он прошлой весной в Париж на целый месяц. Мы тогда здорово повеселились — два дня провели в Лувре, съездили в Версаль, а потом развлеклись в Диснейленде… Отец выглядел таким счастливым. Уже тогда он стал планировать поехать на следующий год в Непал. Почему именно в Непал?
Сашка откинула тетрадь в сторону, вскочила с кровати и, вылетев из комнаты, понеслась к лестнице. Миновав два пролета на одном дыхании, она не останавливаясь пробежала по коридору третьего этажа и наконец, достигнув цели, ворвалась в кабинет отца.
— Инна, мы готовим бумаги к глобальному слиянию, почему и следует провести ревизию во всех компаниях, в которых мы имеем более 15 процентов акций. Иначе просто нельзя, — Аркадий Петрович в упор посмотрел на секретаршу и вдруг улыбнулся, переведя взгляд ей за спину. — В чем дело, детка?
Инна вздрогнула и повернулась к двери. Павел, сидевший в кресле и неспешно пережевывавший печенье, кивнул ей в знак приветствия.
Сашка выпалила на выдохе:
— Пап, а почему Непал?
— Что? — он нахмурил лоб. — Непал?
— Да, ты весь вечер говорил про Непал. Почему Непал? Почему не Китай, Монголия или Таиланд? Почему все-таки Непал?
— Котенок, у нас важный разговор, — он зажмурился и потер переносицу.
— А что важнее на самом деле? — неожиданно спросил Павел.
Спросил ненавязчиво, тихо, но очень внятно. Аркадий Петрович открыл глаза, покосился на него с неприязнью, потом вдруг вздохнул и обмяк как-то:
— Конечно, Непал. Конечно, Непал сейчас важнее.
— Непал?! — округлила глаза секретарша. — Но у вас ничего нет в Непале!
— Вот поэтому он и важнее всего. — Аркадий Петрович подошел к растерянной Сашке, обнял ее и поцеловал в макушку.
Ей почему-то стало очень грустно. И жалко отца. Впервые в жизни. Раньше она могла ему сочувствовать, могла стараться его понять и даже поддержать, но вот жалость — это она считала недостойным чувством по отношению к нему. А теперь она вдруг поняла, как он устал и что по неясным причинам в нем умерла надежда попасть в этот самый призрачный Непал. Может быть, эта надежда умерла вместе со всеми остальными надеждами и желаниями.
«Он прощается со мной!» — мелькнуло в мозгу. И тут же глаза ее наполнились слезами. Спазм сдавил горло горячей болью.
Аркадий Петрович погладил ее по голове и прижался щекой к ее уху:
— Ну что ты, девочка моя? Что такое?
— Я… — она всхлипнула, — я хочу поехать с тобой в Непал.
— Разумеется, — тихо пообещал он, но обещание это прозвучало неубедительно.
«Нет! Ты обманываешь меня! Ты не поедешь!» — хотела крикнуть она, но не смогла. Уткнулась в его плечо и снова всхлипнула.
— Ну, будет, будет, — он легонько похлопал ее по спине, — что на тебя нашло?
— Папа, пообещай, — выдавила она из себя, краснея от досады за собственное поведение, которое присутствующие скорее всего сочли за капризы великовозрастной инфантильной девицы.
— Я обещаю, — в его голосе слышалась лишь тусклая усталость.
Она подняла на него глаза:
— Что происходит, папа?
Он натужно усмехнулся. Похоже, улыбка давалась ему с большим трудом:
— Да ничего не происходит. У нас важные дела, которыми я занимаюсь с самого утра. У тебя завтра тоже не простой день, придется все-таки поговорить со следователями. Так что шла бы ты спать.
— Спать?! Да разве я засну?
— Конечно, заснешь. День был слишком длинным, — он повел ее к двери.
— Аркадий Петрович, — подала голос Инна, — а что делать с компаниями в Германии и Прибалтике?
— Мы вкладывали в них деньги, пусть теперь пошевелятся, — раздраженно ответил он, не оборачиваясь.
— А если они не согласятся войти в холдинг?
— Спустим акции на бирже, им же хуже будет, — на этот раз он остановился и медленно к ней развернулся.
— Финансовые потоки, которые идут… — уверенно начала было секретарша.
Но шеф прервал ее довольно резко:
— Я прекрасно осведомлен о финансовых потоках, которые контролирую. А эти компании нам все равно больше не понадобятся.
— Но бюджет…
— И о бюджете я тоже все знаю.
— Я что хочу сказать… — уже совершенно подавленно пролепетала Инна.
— Разговор окончен, — отрезал Аркадий Петрович.
— Мне выслать им уведомления по факсу? — она изобразила деловую собранность, с трудом давя в себе ростки протеста.
— Никаких уведомлений. Я вообще еще не решил насчет объединения.
— Как это? — окончательно ошалела секретарша.
Он открыл дверь и вывел Сашку в коридор:
— Идем, я провожу тебя.
— Спасибо, — она благодарно улыбнулась. — Пап, а к чему такая спешка с объединением?
— Как? — он удивленно вскинул брови, совсем как это делала Виктория. — Разве мы уже не собираемся в Непал?
— А когда? — тоска начала потихоньку рассеиваться. Отец снова был таким, каким она привыкла его видеть, — сильным и уверенным в себе Мамоновым, человеком, которому подвластен если не весь мир, то большая его часть. Та часть, в которой существовала она сама.
— Когда, — задумчиво повторил он, — вот насчет «когда» — это сложно с ходу ответить. Но я думаю, что скоро.