«Нет, ну где же он, черт возьми?! — Алена медленно отложила лист с копией договора какого-то очередного клиента с фирмой „Дом“ и, взяв в руку следующий из высокой стопки, помахала им в воздухе. — Не может такого быть, чтобы он вот так…»

Она уставилась на листок: «Голушко Евгений Петрович… ммм… такая-то набережная, такой-то дом… Господи, как вы мне все надоели!»

С этими словами она отложила и этот лист к предыдущему. Поскольку проделала она столь нехитрую операцию далеко не в первый раз, то теперь перед ней на столе лежали две примерно одинаковые стопки листков: одна — просмотренная, другая — еще нет. Алена улыбнулась, вспомнив, как мимо них с Вадимом носился взмокший от важности Кузьмин-Зорин, перетаскивая папки с договорами к копировальному аппарату и обратно. За окном уже откровенно рассвело, по опустевшей за ночь улице зашуршали шинами первые автомобили. Зорин что-то лепетал про несвоевременность, несуразность и даже дикость происходящего. А они… они с Вадимом просто не могли оторваться друг от друга.

В этом «мошенническом» офисе действительно совершенно некстати она вдруг поняла, что плевать она хотела и на политику, и на Горина, и, как ни стыдно признать, на все беды, которые этот человек уже принес или принесет простым гражданам. Плевать она хотела на все, пока рядом с нею ее замечательный следователь. Она стояла, улыбаясь как последняя идиотка, мало что соображая, только прижималась к нему все сильнее и сильнее, боясь отпустить его из своих объятий. Терещенко явно испытывал чувства, схожие с ее собственными, потому что его руки намертво сцепились вокруг ее талии. Несчастному писателю пришлось их чуть ли не взашей вытолкать на улицу, так как часы уже показывали половину восьмого и вскорости должны были явиться его сменщики. Алена от души поблагодарила парня за то, что он не растерялся и взял на себя разбор документации. Она захватила с собой те самые последние листы договоров, которые Зорин ей любезно скопировал на ксероксе, и, все еще цепляясь за руку Вадима, села в его «пятерку». На этом воспоминании блаженная улыбка исчезла с ее губ.

Конечно, они приехали к ней домой и остаток ночи, а вернее, начало нового дня провели вместе. Но потом произошло совершенно неожиданное: Терещенко вдруг буркнул что-то похожее на недовольное:

«Все равно не понимаю, почему…» — и дальше повел себя совсем необычно: он быстренько собрался и смылся. Подобного раньше никогда не происходило. Он обожал варить для нее кофе, они любили долгие беседы на кухне, он никогда не стремился поскорее уйти. Наоборот, всегда тянул время, чтобы побыть с ней еще минутку. Даже когда сильно опаздывал. А тут — сбежал, пряча глаза, практически выскочив из постели.

И вот прошел уже целый бесполезный день. Наступил вечер, а он так и не позвонил. Почему он так поступил с ней? Он жалеет о том, что случилось этой ночью? Он ненавидит ее за это? Он боится возобновления отношений и решил порвать их еще раз столь жестоким образом?

Алена измучилась догадками. За этот томительный день она не меньше десяти раз подходила к телефону, собираясь сама отыскать Терещенко и задать ему все эти вопросы, но каждый раз клала трубку. Ей не хотелось услышать его ответы. Пусть уж лучше слабая надежда, пусть мучительное ожидание — по крайней мере, это хоть что-то.

Она обхватила голову руками: «Ну почему он так с ней поступил?!» За этот дурацкий день она устала больше, чем за все месяцы их разлуки. Устала душевно, устала по-настоящему, до апатии. Она прочувствовала каждой клеточкой слова Валентины Титовой, те, о бесконечном ожидании. Она поняла, что такое слушать шаги на лестнице, нестись к звонящему телефону и каждый раз разочаровываться, не услыхав знакомого голоса.

«Ну как начинать важное дело при таком душевном надломе?!»

Она тупо уставилась на стопку листов. Перед ней лежали как минимум пятьдесят предстоящих визитов, тяжелых уговоров, убеждений и нижайших просьб.

Она должна из кожи вон вылезти, но привести хотя бы десяток из этих людей в студию. Как это сделать? С кого начать? Ну где же ты, Вадим?!

Телефон разорвал пустоту. Она схватила трубку, задыхаясь, выкрикнула:

«Алло!» — и закрыла глаза, понимая, что дошла до того, что мелко дрожит в ожидании ответа.

— Здравствуй, племянница.

Алена готова была разрыдаться от разочарования.

— Не слышу радостных приветствий, — тетка Тая, похоже, усмехнулась.

Она открыла глаза и тихо поздоровалась.

— Что-то мне не нравится твой голос.

— Только голос? Да мне вся моя жизнь не нравится!

— Вот как? А что случилось?

— Ой, теть Тай, не хочу я сейчас об этом говорить. — Алена почувствовала, как что-то горячее выкатилось из глаза и заструилось по щеке.

— Деточка, — переполошилась тетка, — да что у тебя произошло?

— Помнишь, ты мне говорила, что у Вадима есть какая-то девушка? — Она закрыла трубку рукой и с чувством всхлипнула.

— Какого Вадима?

— Господи, перестань издеваться! Вадима Терещенко. Следователя! — Алена с большим трудом запихивала в горло рыдания, поэтому говорила на вдохе.

— Ах, следователя, — снова усмехнулась тетка. — Ты все о том же.

— Да, да, да! Что у него с той криминалисткой?

— Ну откуда мне знать, — протянула зловредная родственница, — это только слухи…

— Горыныч стал старым сплетником?

— Я этого не говорила. Просто он как-то между делом заметил, что Вадим вроде бы сильно переживал ваш разрыв, а потом отошел. Ну, в общем, стал встречаться с девушкой. По-моему, это нормально.

— Нет! Это совершенно ненормально! Это катастрофа!

— Я понимаю, что тебе было бы приятнее, если бы он кинулся с головой в Москву-реку, но такие случаи в наше время редки. Мужики пошли поверхностные. Не получилось с одной, они тут же кладут глаз на другую. Такие теперь времена непорядочные.

— Какая же ты язва! — вздохнула Алена.

— Ну и зачем он тебе сдался?

— Что-то я тебя не понимаю. Подобные речи не в твоем стиле. А как же нотации о сохранении отношений, если не любовных, то хотя бы дружеских?

— Забудь, — отрезала тетка. — Во всяком случае, с Вадимом это не пройдет. Ему нужно больше.

— А я на это ваше «больше» по-твоему не способна?

— При чем здесь «по-моему»? Ты сама решай.

— Да что же тут решать, если он выскочил от меня, словно его тут кипятком ошпарили. — Она не смогла сдержать отчаяния и теперь уже судорожно всхлипнула в трубку.

Тетка замялась, потом осторожно осведомилась:

— Значит, все-таки есть повод переживать?

— Да что вы все обо мне думаете?! Что я бревно бездушное?! — заорала Алена, забыв про разницу в возрасте и должное уважение, с которым должна относиться к родной тетке. — Один сначала прижимает к груди так, словно мечтал об этом всю жизнь, потом сматывается, как последняя сволочь, забыв попрощаться.

Другая звонит и изгаляется…

Сил на ругань у нее совсем не осталось. Она швырнула трубку на рычаг и, упав на диван, громко разрыдалась.

* * *

Вадим так и не позвонил. Серое утро застало ее лежащей поперек огромной кровати. Спать не хотелось. За окнами накрапывал мерзкий дождичек.

"То ли дождь, а то ли плачу это я… — проныла Алена, перевирая мотив песни, и закончила уже прозой:

— Ну и козел же ты, Вадим Терещенко!"

Она начала вяло мечтать о том, как отомстит ему за поруганные чувства, как, гордо вскинув голову, Пройдет мимо него под руку с каким-нибудь знойным красавцем (скорее всего с Буниным. Он, конечно, далеко не знойный, да в общем-то уже весьма потрепанный красавец, но другого на примете все равно нет).

«Ай, — легкомысленно решила она под конец, — и такой сойдет!»

Или вот еще! Она выйдет замуж и вся такая в белом, в пышной фате, похожей на облако, гордо вскинув голову…

«Нет! Это слишком! За Бунина, даже ради сладостного чувства отмщения — ни-ког-да. Терещенко таких мук не стоит!»

Да и вообще, проще всего тоже пропасть. Отключить телефон, например.

Пусть помучается…

Телефон возмущенно заверещал. Алена схватила трубку и, выкрикнув лихорадочное «Алло», затаилась.

— Ну, мать! Мне жаль тебя разочаровывать, но это всего лишь я! — бодро ответила Ленка Конкина.

— С чего ты взяла, что я разочарована? — Алена загнала чувства внутрь и постаралась если не выглядеть, то хотя бы слышаться спокойной. — Знаешь, я только раз в жизни так орала в телефонную трубку. Это было, когда мой Валерик пропал на сутки, — задумчиво изрекла та. — Кого ты хочешь обмануть?! — На тебя что, редактор давит? — Алена поморщилась.

— Вовсе нет… Просто так… Напускное легкомыслие — верный признак лжи.

— С чего бы тебе тогда звонить на рассвете?

— На рассвете?! Не знаю, как там у тебя, а на моих часах уже половина одиннадцатого, — праведно возмутилась Ленка.

— Не может быть! — Алена подскочила на кровати и, бросив взгляд на настенные часы, с ужасом отметила, что приятельница права. Вот это она дала маху! Вот это размечталась! Ночь напролет, да еще и почти до полудня. Нет!

Нужно прибить этого паршивого следователя. Какая там фата! Веником по физиономии — в самый раз. Так девушку измучил!

— Чего ты там бубнишь? — осведомилась Конкина.

— Слушай, у тебя в редакции есть подборка вашей газеты лет эдак за пять?

— Разумеется. А что?

— Не посмотришь на предмет интервью с Титовым?

— А что тебя конкретно интересует?

— Конкретно, пока не знаю. А вообще — все.

— Но ты помнишь, что ты мне за это обещала? — цинично напомнила бывшая однокурсница.

— Если забуду, ты мне напомнишь. В этом я не сомневаюсь, — ухмыльнулась Алена.

— Это точно. За тобой подробный рассказ о себе. На том и распрощались.

По совести сказать, Алену совершенно не интересовали интервью Андрея Титова пятилетней давности, просто необходимо было хотя бы на время изолировать Ленку с ее пылким журналистским азартом. Только корреспондентки «7 Дней» им с Катериной и не хватает. А тем более такой дотошной, как Конкина. Эта вывернет весь проект наизнанку и чего-нибудь напортит своим энтузиазмом. Пусть уж лучше перероет архив своей газеты. Дня два у нее на это уйдет. А там, глядишь, и дело с уговорами потенциальных участников как-то сдвинется. Алена тяжело вздохнула.

«Где же ты, Вадим? Черт бы тебя побрал!»

* * *

Первым в списке обманутых клиентов значился Алексей Кравцов. Узнав о желании некой журналистки из любимого его женой журнала «Оберег» встретиться с ним лично, он пробубнил: «Лады» — и назначил пятиминутное рандеву на Ярославском шоссе. По предложению Кравцова Алена должна была дожидаться его «Мерседеса» на обочине, практически у съезда на МКАД. Объяснил бизнесмен такое непочтение к прессе плотным графиком дня. Он-де покатит на один из своих складов и по дороге побеседует в машине.

Как и договорились, она топталась у последнего светофора Москвы по этому направлению около часа, пока наконец не превратилась в смерзшийся комок отчаяния. И тут произошло чудо: «Мерседес» Кравцова лихо припарковался к парапету, едва не задев ее выпуклым боком. Дверь плавно отворилась, и спустя мгновение Алена очутилась в теплом салоне. Надо сказать, что к тому моменту сил на уговоры у нее не осталось, поэтому она лишь скромно затолкала себя в угол заднего сиденья и попыталась в полутьме нашарить глазами хозяина автомобиля.

— Итак, милая девушка? — Хозяин, оказывается, сидел рядом, предоставив управление шоферу. При ближайшем рассмотрении он оказался весьма привлекательным мужчиной средних лет, довольно интеллигентной внешности, по манерам и очкам на переносице похожим на Марининого Павла. Эта схожесть придала Алене некоторую смелость. Она даже открыла рот, но замерзшие губы отказывались шевелиться. Поэтому она издала звук, приближенный к слабому стону, на том и ограничилась.

— Н-да… — Кравцов улыбнулся. — Впечатляет. Алена предприняла еще одну попытку начать разговор, но вышло то же самое.

— Идиотизм нашего существования, — задумчиво изрек бизнесмен, которого от вялости собеседницы потянуло на философствования. — В такую погоду девушки должны передвигаться на машине.

— У меня прав нету, — совсем скисла она.

— А машина есть? — резонно осведомился Кравцов.

— И машины нет.

— Вот я и говорю — идиотизм. Хотите согреться?

Она не успела предположить, какую форму согревания имеет в виду ее собеседник, как тот извлек из небольшого бара бутылку с чем-то желтым и налил эту жидкость в стаканчик.

— Только залпом. Алена послушно опрокинула в себя то, что ей предложили, и тут же поняла, что остаток жизни проведет в тех местах, где лечат внутренние ожоги, если такие места существуют. Если же нет — то ей прямая дорога на кладбище.

Пока она кашляла и отфыркивалась, Кравцов молча наблюдал за ее мучениями. Впрочем, он оказался прав: несмотря на страдания, сопутствующее головокружение и легкую тошноту, организм согрелся, а кроме того, в недрах ее желудка возродился былой энтузиазм. Она с горячим пылом зыркнула на бизнесмена и наконец разомкнула губы более продуктивно, чем до этого:

— Вы удивитесь, узнав, зачем я добивалась встречи с вами…

— Меня в этой жизни уже ничего не может удивить. Знаете, недавно один из ваших, какой-то режиссер, пробовал совратить меня на производство кинофильма. По его замыслу, я должен был дать деньги. И чтобы возбудить во мне интерес к этой афере, он предлагал мне главную роль. Он, оказывается, видит меня секс-символом и агентом Интерпола. Что-то вроде Джеймса Бонда. Так что давайте предлагайте, я уже ко всему готов.

Через пять минут после того, как Алена начала свой монолог, он передернул плечами и кинул водителю:

— Коль, бери правее! — Затем повернулся к собеседнице и сухо подытожил:

— Вот и поговорили, милая девушка.

Тут она поняла, что ей придется высаживаться из машины черт-те где и топать под дождем в неизвестном направлении. То ли сознание этой неприглядной перспективы придало ей сил, то ли алкоголь забурлил в крови, но она вскинула голову и смерила Кравцова взглядом, исполненным откровенного презрения. Тот, впрочем, ничуть не сконфузился, даже усмехнулся в свойственной ему мягкой, где-то даже сожалеющей манере, мол, извини, так уж получилось. Но его ухмылка совершенно не вразумила ее.

— Посмотрите на меня! — потребовала она так громко, что водитель вздрогнул, — Я даже не собиралась строить коттедж в фирме «Дом». Мало того, я даже не работник телевидения, которому кровь из носа как нужно добыть интересных людей на съемки. Именно мне проще всего отойти в сторону и позабыть об этой истории раз и навсегда!

— Очень советую, — хмыкнул бизнесмен и тоскливо посмотрел в лобовое стекло, по которому хлестали капли дождя.

— Разумеется! — пылко возмутилась Алена. — А вам не кажется странным, что я — молодая, хрупкая девушка — взвалила на свои плечи борьбу с очень влиятельным политиком, который метит в президенты?!

— По стилю общения хрупкой вас не назовешь.

— Так вот, пока люди — сильные, обладающие властью, имеющие большие деньги, словом, такие, как вы, — будут придерживаться теории, что лучше прогнуться, чем выстоять, пока вы будете отходить в сторону и, сидя в «Мерседесах», философствовать об идиотизме нашей действительности, до тех пор, пока вы не поймете, что исправить этот идиотизм не под силу хрупким энтузиасткам да бабулькам с портретами Зюганова, до тех пор идиотизм в нашей стране будет процветать. И в этом идиотизме придется жить не только мне и бабулькам, но и вам. Вам даже похуже будет, потому что мы так — масса, мы себе на кусок хлеба всегда заработаем, а вот вам что делать с вашим процветающим бизнесом, если у власти всегда будут такие люди, как Горин? Можете, конечно, укатить в Канны или Нью-Йорк, только кто вы там? Иммигрант из страны идиотов, то есть человек малоуважаемый. Вот поэтому вы и живете здесь и мучаетесь, но, кроме кончика собственного носа, ничего видеть не желаете.

Знаете, философствовать всегда легче, чем бороться. Так что, когда в следующий раз решите поразглагольствовать на тему идиотизма нашей действительности, вспомните, что вас этот идиотизм вполне устраивает, потому что вы палец о палец не ударили, чтобы его побороть!

Алена открыла дверь давно уже стоявшей у обочины машины и решительно шагнула под дождь. По крайней мере, она выпустила пар, но именно от того, что запала в организме больше не осталось, он начал моментально остывать, обильно поливаемый холодной водой с неба.

«Вот так всегда, когда зонтик оставишь в прихожей…»

«Мерседес» лихо отъехал от обочины и принялся набирать скорость.

«Сноб надутый!» — Она со злостью смотрела вслед удаляющимся габаритам, как вдруг габариты эти начали медленно приближаться. Автомобиль припарковался задом, тихо открылось окно, и из него показалось ошарашенное лицо Кравцова.

По-другому выражение его физиономии трудно было описать — человек, видимо, только что испытал серьезный шок, приведший к сдвигу всей психики. Он поднял на нее усталые глаза и еле слышно проговорил:

— Пришлите по факсу дату и время съемки. Я приду.

* * *

— Ну и где же ты пропадаешь?

Его голос звучал слегка взволнованно.

— Где я пропадаю?! — Она даже задохнулась от возмущения.

— Ты, — как ни в чем не бывало подтвердил Вадим, — я тебя весь день пытаюсь найти.

— А вчера ты меня не искал? — Она вложила в свою фразу очень много сарказма, но, похоже, это на него не произвело никакого впечатления. Он лишь хмыкнул:

— Вчера я был занят.

— Вот как? — Алена хотела было спросить, что же его так занимало, а потом швырнуть трубку с такой силой, чтобы на другом конце провода ему ухо оторвало, но неожиданно сдалась.

Сама себе удивившись, она вдруг решила, что негоже раздувать истерический скандал. Ведь что произошло-то? Ну не позвонил он. Вадим же не сидит дома, он работает. И работа его связана со всякого рода непредвиденными поездками. Вполне возможно, что он проторчал сутки в какой-нибудь засаде или занимался чем-то в этом же роде. И не мог позвонить. Да и вообще, он не обязан носиться с ней как с писаной торбой только потому, что совершенно случайно оказался в ее постели. Разумеется, если это произошло действительно случайно и если он уже сожалеет… В общем, она-то точно не имеет права требовать к себе повышенного внимания. Этого внимания нужно добиваться. Добиваться заново. Какая несправедливость!

— Что ты делаешь вечером?

— Да и сейчас, в общем-то, уже не утро. — Она задумчиво поглядела в окно, где стремительно сгущались сумерки.

— У меня еще рабочий день. — Он явно усмехнулся.

— Я думаю, что, когда ты освободишься, я уже проснусь.

— Замечательно! Не хочешь пройтись?

— По улице? — «Он что идиот? Там же льет как из ведра! Впрочем… скорее всего он не желает проводить вечер на моей территории».

— Не совсем по улице. Я приглашаю тебя поужинать. В девять устроит?

— Меня бы и сейчас устроило. Жутко есть хочется.

— Алена… — Пока он выдерживал паузу, она едва не свалилась в обморок от нарастающего напряжения. — Я хочу поговорить…

«Вот оно! Только бы я первой успела произнести, что это было ошибкой!»

Она закрыла глаза и, выдохнув, ответила, насильственно сохраняя спокойную размеренность голоса:

— Я тоже хотела бы с тобой поговорить.

Теперь, когда она дала маячок, если он не последний хам и если намерен сохранить с ней хоть какие-то нормальные отношения, пусть не дружеские, но приятельские, он позволит ей первой признать ошибкой их спонтанную ночь.

Алена положила трубку и медленно опустилась на диван. Она слышала и раньше, что в подобные минуты женское сердце не то разрывается, не то его нещадно щемит, но никогда не испытывала ничего подобного. Конечно, ей приходилось и раньше терпеть неудачи на личном фронте. Один долгоиграющий роман с Буниным сколько крови ей стоил. Но все это (даже отношения с Костей) было столь мелким и незначительным потрясением для ее организма, что физически она никогда не страдала. Может, всплакнула пару раз, взгрустнула на полчасика, но в основном разрыв с ухажером вызывал в ней злость на его тупость и на свое длительное снисхождение к его тупости.

С Вадимом все было иначе. В преддверии финального диалога она почувствовала настоящую боль, которая зародилась где-то в области желудка и спустилась в низ живота. Ощущение было такое, словно она проглотила подушечку с иголками. Потом засосало под ложечкой, и она поняла, что ее терзает пока еще не горечь утраты, а страх. Она ужасно боялась потерять своего следователя. Именно потерять, потому что до этой минуты надеялась на его возвращение. Даже в те пустые три месяца, пока он не звонил.

«Интересно, что со мной будет, когда я его потеряю?»

Она попыталась применить обычный метод, который помогал в таких случаях: напомнить себе, что мужиков на свете много, а она такая замечательная — одна, что если он так легко может от нее отказаться, то он сам — полное ничтожество, а значит, не герой ее романа. Но все попытки унять безумный страх были тщетны. В конце концов ее фантазия уткнулась в картинку семейной идиллии Терещенко с его криминалисткой, ради которой он, как порядочный человек, и решил ее отвергнуть. («Какая жалость, что такой прелестный мужик уже не мой!») Вот они идут по скверу, он толкает перед собой детскую коляску… А она, Алена, им навстречу! И что делать в такой ситуации? Таскать в сумке веревку с мылом, чтобы тут же на ближайшем суку повеситься?!

В глазах у нее потемнело, потом посерело, и очертания гостиной размылись. Она поняла, что собирается разрыдаться. Нужно что-то делать! Нужно хоть что-нибудь предпринять! Нельзя же позволить ему ускользнуть вот так легко и беззаботно именно сейчас, когда она вновь обрела надежду! Потом — может быть.

Потом, когда она его разлюбит или будет любить хоть немного меньше, она отдаст его этой противной криминалистке. Но сейчас — черта с два! Она в лепешку разобьется, но Вадим будет принадлежать ей!