Игнат Робертович — давно не молодой человек — полностью соответствовал своему статусу и основному роду занятий — от корней своих седых, но все еще пышных волос до скорее всего холеных пяток. Всю жизнь он был профессором университета, преподавал английский язык на филологическом факультете. Наверное, он не только преподавал, раз еще и кафедрой заведовал, только не это Алену в нем интересовало. Для нее он был добровольным репетитором, который вызвался подтянуть ее английский в обмен на то, что она изредка правила его литературные переводы.
Игнат Робертович имел ужасное хобби — переводить черт знает что с английского на русский. Ужас этого хобби заключался в том, что он непременно желал увидеть свои творения напечатанными, даже неважно где. Ни стилем, ни каким бы то ни было слогом он не владел, поэтому Алене и приходилось его нещадно править. Она бы делала это просто из благодарности за то, что когда-то Игнат Робертович поставил ей пятерку на экзамене, тем более что его уроки английского приносили ей больше муки, чем пользы (она давно поняла, что совершенно не способна изучать иностранные языки), а перспектив воспользоваться живым английским у нее все равно пока не намечалось.
Ходила она к нему третий месяц из других соображений — дядька этот ей очень нравился: фактура у него была приятная, интеллигентная и образованная. Да и не для себя Алена старалась, а рассчитывала познакомить его с теткой Таей. Он, как, впрочем, и тетка Тая, был человеком одиноким. Разница заключалась только в том, что тетка уже была три раза замужем (это официально), а вот Игнат Робертович так и остался закоренелым холостяком. Исходя из того, что характер тетки Таи мог выдержать только человек, давно мечтающий о семейном очаге и способный наслаждаться внезапно обрушившимся на него счастьем, несмотря ни на что, преподаватель английского рассматривался Аленой как идеальный вариант для тетки.
А вот зачем ей нужно было знакомить двух одиноких немолодых людей? Она предпочитала отвечать себе так: исключительно из соображений человеколюбия, однако если честно, то ей нужно было, чтобы тетка наконец обрела постоянную жертву, которую можно пилить и канать в любое время суток, а Алена тогда сможет приходить в ее дом почаще, угощаться теткиными слоеными пирожками без всякой опаски, а не глотать вместо вкусной пищи нотации о своем поведении и лекции о недостатках общества в целом.
Однако дело пока что не двигалось с мертвой точки — казалось, Игнат Робертович нарочно пропускает мимо ушей ее рассказы о замечательной тете Тае, женщине милой и интеллигентной. Его интересы неизменно концентрировались на области ее познаний в английском. Но Алена решила быть терпеливой, с упорством повторяя основные времена английских глаголов, что, правда, с каждым занятием становилось все труднее. Зазубривать то, что она понять не в состоянии, было для нее сущей пыткой. «Я знаю, ради чего мучаюсь!» — упрямо повторяла она себе каждый четверг, подходя к дому одинокого профессора.
— Давайте же просклоняем наши любимые глаголы, — устало предложил Игнат Робертович, понимая, что сейчас начнется обычная катавасия. Ученица была тупа, но прилежна, хотя бы старалась. Алена вздохнула. Сегодня ее мысли витали далеко от неправильных глаголов. Поэтому после «bring — brought — brought» она запнулась и замолчала.
— Нет, нет и нет, — мотнул шевелюрой профессор, — так не пойдет. Вы учите глаголы, как стихи. А что самое трудное? — Задавшись столь риторическим вопросом, он глубокомысленно взглянул на ученицу.
Та сочла уместным пожать плечами и виновато улыбнуться.
— Самое трудное, — изрек Игнат Робертович голосом, исполненным важности, — это вспомнить нужную строчку из стихотворения. Поэтому, даже заучив глаголы назубок в алфавитном порядке, нужного результата не добьетесь — будете путаться, когда начнете их применять.
«Вот зануда! — злорадно подумала про себя Алена. — Как раз для Таи подойдет. Лучше и не придумаешь!»
— Давайте так: придумывайте предложения, чтобы в них были наши любимые глаголы.
Алена крепко задумалась, упражнение показалось ей трудным даже с точки зрения знаний русского языка.
— Итак… — нетерпеливо подбодрил ее преподаватель.
«А еще над Терещенко с его заочным образованием насмехалась. Может, пора уже свести его с теткой? Сколько можно страдать?!»
— Хорошо, давайте ваш любимый «приносить». Что мы можем принести?
— Себя в жертву, — с ходу ответила Алена.
— Ладно, — несколько озадаченно согласился Игнат Робертович, — Хотя это и странно, но тем не менее давайте пробовать: I bring myself to the sacrifice.
— I brought myself to the sacrifice.
— Сэкрифейс, — поправил профессор. — Все-таки мрачно это звучит. Может, хлеба принесем, для разрядки?
— I brought the knife, — ни с того ни с сего выпалила Алена.
— Knife?! — снова удивился Игнат Робертович. — Why?!
— Why not?! — в свою очередь удивилась Алена.
— Хорошо, — быстро согласился профессор, однако поглядел на нее с опаской: — Вы что, детективов начитались?
— Да нет, — сочла нужным оправдаться она, — тетка, вернее, тетя Тая просила нож купить, а я забыла. Только сейчас в памяти всплыло.
— Это очень хорошо, что вы думаете по-английски. Это полезно. Ладно, давайте дальше.
— А дальше нечего рассказывать. Мне кажется, что он все-таки ножом ее убил. Потому что выстрела я не слышала. Да и нет у Генки пистолета, откуда у него пистолет, он же хирург. Вот ножей много, он умеет ими орудовать, делает же он операции, знает, куда ударить, чтобы наверняка…
— Погодите, — преподаватель нервно поерзал в кресле, — я уже ничего не понимаю. Я про глаголы…
— А, — спохватилась Алена. — Конечно. — Не killed her by the knife.
— Why?!
— Вот именно об этом я сейчас и думаю. Наверное, потому, что у него ребенок.
— Беби?
— Может, и младенец, а может быть, уже совсем взрослый. Лет пять или шесть, все может быть… — изрекла она и осеклась, покраснев.
Глаза Игната Робертовича грозили выскочить на пол и запрыгать на нем, как резиновые мячики.
— У кого ребенок? — осторожно поинтересовался он. — У тети Таи?
— Нет, ну что вы! У нее вообще детей нет. Я же говорила, она одинокая женщина. — Ей польстило, что он в первую очередь подумал про тетку, может, действительно интересуется. Значит, не напрасны ее усилия все-таки… Хотя выглядел он не как влюбленный, скорее как мешком по голове стукнутый. Впрочем, и влюбленные, и стукнутые мешком выглядят примерно одинаково.
Однако следующий его вопрос был совсем неожиданным:
— А кто кого ножом убил?
Продолжать в том же духе было бессмысленным.
— Так, к слову пришлось, — буркнула Алена и, вздохнув, пообещала: — Я постараюсь вызубрить глаголы, применяя ваш метод.
— Не переусердствуйте с этим, — предостерег преподаватель. — Держитесь только неправильных глаголов. И никаких самопожертвований. Проще нужно. Вы же не в юристы готовитесь.
— Нет, — усмехнулась она и встала со стула, понимая, что сейчас лучше всего удалиться. — Юристом другой человек стать хочет.
— Неужели ваша тетя? — Атмосфера разрядилась. Он даже улыбнулся.
— Нет. Она уже давно на своем месте. Она заведует пошивочным цехом в театре. — Все-таки не напрасны ее мучения. Тетка Тая уже прочно вошла в его помыслы.
— Вот как?! — вежливо удивился он. — У нее редкая профессия.
— И очень интересная. Несомненно, — кивнула Алена.
— Давайте договоримся, что к следующему четвергу…
«Нет! Это мучение не может больше продолжаться, — в отчаянии подумала она, — была не была!»
— Игнат Робертович, ваш последний перевод был посвящен современному датскому искусству, не так ли?
— Вам понравилось?
— Признаюсь честно, — она лукаво улыбнулась, — ваш стиль стал весьма изящным.
— Ой, спасибо, Аленушка! — он покраснел от удовольствия.
— Каюсь, но я дала прочесть статью своей тетке. Она просто восхищена. Ее так захватило датское искусство…
— Польщен, — смущенно улыбнулся Игнат Робертович.
— Кстати, вы знаете, что в Доме художника проводится выставка современной датской живописи?
— Что вы говорите? Эта информация прошла мимо меня, — он явно заинтересовался, пока еще не зная, к чему она клонит.
— К сожалению, завтра — последний день. — Удар был нанесен в самое сердце.
— Вообще-то мне жаль, что я пропустил… — попытался выкрутиться наивный преподаватель, но Алене так обрыдли неправильные глаголы, что она решила не отступать.
— И завтра в Доме художника собирается целая тусовка, Аркадий Борисович хотел прийти. Я ему о вас рассказывала, и статьи показывала. Многие ему нравятся. Он мне так и сказал — статьи об искусстве вполне возможно помещать в наш раздел культурной жизни.
— А когда он собирается? — Рыбка попала в сети. У него не было выхода!
— К трем. Да, точно к трем. У него как раз закончится совещание, он и поедет. Если хотите, я вас познакомлю.
— Я очень постараюсь. Правда, придется отменить лекцию, но…
— Господи, Игнат Робертович, дело того стоит! — заверила его Алена на прощание, с трудом представляя, что будет с несчастным профессором, когда вместо датской живописи и Борисыча она познакомит его с теткой Таей и акварелью дяди Васи.
* * *
«Раз уж вспомнила о ноже, то снова забыть о нем было бы просто свинством», — подумала она, заходя в книжный магазин — в конце концов, еще неизвестно, как там завтра сложится у тетки Таи и Игната Робертовича, видимо, пока рано навсегда забывать о неправильных глаголах. Да и для себя неплохо их все-таки выучить, мало ли что. На метод Игната Робертовича она как-то не надеялась. Хотя бы потому, что сидеть и придумывать примеры у нее нет времени. Хорошо, что сегодня успела сдать статью. Если ее расследование и дальше пойдет такими темпами, то даже на основную работу времени не останется, что уж говорить об английском языке.
Она зашла в отдел образовательной литературы и углубилась в изучение пестрых обложек.
— Здравствуйте. — В голосе, прозвучавшем у самого ее уха, звучала сдержанная радость.
Она обернулась:
— Надо же! Когда-нибудь это должно было случиться. В городе всего одиннадцать миллионов жителей, невозможно не натолкнуться на знакомого следователя! Здравствуйте, Вадим. Можно к вам неофициально обратиться, мы же не в кабинете? — Она одарила его лукавым взглядом из разряда тех, которыми одаривала Борисыча, когда он брюзжал на тему ее халатного отношения к своим обязанностям. В общем, вполне профессионально улыбнулась парню.
Тот оценил:
— А вы забавная.
— Забавными бывают шимпанзе в зоопарке, — Алена сдвинула брови и надула губки, демонстрируя обиду, которую можно приглушить, если отсыпать воза два отборных комплиментов.
— Не в том смысле, — Терещенко не умел общаться с дамами. Он смутился. — Я хотел сказать, что вы, кажется, не собираетесь меня бить, а ведь когда мы с вами распрощались, я был уверен, что при следующей встрече обязательно накинетесь на меня с кулаками.
— Не знаю, какие у вас в МУРе обычаи, но воспитанные девушки с кулаками на мужчин не кидаются. — Она мучительно раздумывала, родит ли ее показная обида хотя бы что-то в виде комплиментов или стоит прекратить бессмысленную игру и говорить на нормальном человеческом языке, без ужимок, благо тема для разговора имеется.
— Я не ожидал вас встретить в книжном магазине, — честно признался он, — тем более в отделе образовательной литературы.
— Да я так, по ошибке зашла, — съязвила она. — Я вообще, кроме детективов, ничего не читаю.
— А вы все-таки… — хотел он повторить «забавная», но во время осекся, пролепетав: — А, ладно… Так что же вас интересует?
— А вы подрабатываете продавцом?
— Ну, хорошо, хорошо, не буду вам мешать. — Он отошел на шаг и принялся пялиться на учебники по французскому языку, расставленные на соседнем стеллаже. Алена заметила, как он украдкой косит любопытным взглядом в ее сторону. К тому же она смела предположить, что французский его абсолютно не интересует.
— О господи! — Она продержалась минут пять. — Идите же сюда.
Он охотно подскочил. Видимо, действительно французским не увлекался.
— Я ищу пособие по выучиванию неправильных глаголов английского языка, — досадливо оправдалась она. — Теперь ваше ищейское любопытство удовлетворено?!
— Почему ищейское? Простого любопытства не бывает?
— У следователей — не бывает, — многозначительно заключила она.
— А вы учите английский?
Алена кивнула с хмурым видом.
— По какому учебнику?
— Только не нужно втягивать меня в дискуссию про лучший на свете учебник английского. Я не для себя учу.
— А для кого, для дяди?
— Нет, для тети, — она улыбнулась.
— Опять язвите?
— Нисколечко.
— А зачем вашей тете ваш английский?
— Ну, это длинная история. Так вы можете посоветовать какую-нибудь книжку?
— А я люблю длинные истории.
— О’кей, тогда слушайте одну. — Она посмотрела на него испытующе. — Все-таки жаль, что вы не в погонах.
Он выдержал ее довольно нахальный взгляд, даже бровью не повел, из чего она сделала довольно злорадный вывод, что скоро непременно поведет — сразу как услышит, так и поведет.
— Возможно, я и не права, — уклончиво начала она, чтобы все-таки сохранить за Генкой возможность оправдаться. — Но мне кажется, я догадываюсь, кто убил мою соседку и почему.
— Вот как? — Теперь он действительно «повел бровью», в том смысле, что по-деловому насупился, подобрался весь как-то.
— Именно. Хоть вы и старались оказать на меня давление, но я…
— Да бог с вами! Никакого давления я на вас не оказывал. Просто предупредил, что это опасно…
— Тем не менее это предупреждение я расцениваю как давление. Так вам интереснее?
— Еще бы!
— А почему вы усмехаетесь?!
— Я не усмехаюсь, — он развел руками и скорчил предельно сосредоточенную мину.
— Нет, усмехаетесь! Мерзко так хихикаете!
— И не думал я хихикать! Чего вы тянете?!
— Вообще ничего не буду говорить! — обиделась Алена.
— Потому что сказать-то нечего!
— Ага, нечего! — согласилась она и отвернулась к книгам.
— Ну хватит вредничать, вы меня уже до истерики довели. Вот хихикать начал. Это от нервов.
Алена улыбнулась и снова повернулась к нему:
— Хорошо, я скажу вам, а то с ума сойдете. Мне кажется, что виноват Лялькин муж — то есть Генка Харитонов! — Она вздохнула и замолчала.
Он размышлял примерно с минуту, потом кашлянул и спросил:
— Откуда такие дикие выводы?
— Исхожу из фактов, вам неизвестных.
— Огласите, пожалуйста.
— Начнем с того, что, кажется, у него есть еще одна семья!
— Кажется?
— Вы же любите длинные истории?
Алена рассказала ему обо всем, что ей удалось узнать о Генке и его разветвленной личной жизни. Терещенко слушал очень внимательно, даже заинтересованно. Когда же она закончила описывать последнюю встречу с Оксаной и победоносно взглянула на него, он ухмыльнулся:
— А как связать убийство вашей соседки с убийством Инги из Электростали?
— А что, уже нужно связывать?!
— Ну, вы же сами мне говорили, что убийства похожи.
— Во-первых, может быть простое совпадение…
— Это мы сразу исключаем, раз уж вы ведете следствие. Простых совпадений такого рода не бывает.
— Ладно, — кивнула она. Ей польстило, что Терещенко добровольно согласился разделить с ней расследование. — Тогда, может быть, так: Генка подстроил, чтобы все думали, будто кто-то совершил два убийства с целью ограбления. Ведь он знал телефон Инги, мог узнать, где она живет, поехать и убить ее.
— Это самое дикое предположение, которое я слышал за последний год! Более дикое высказал бывший следователь Петров, когда рецидивист Сечкин улизнул от него из мужского туалета.
— Каким же было объяснение? — ворчливо спросила Алена.
— Он предположил, что Сечкин ушел по канализационным трубам.
— Действительно дико… Хотя на то он и рецидивист.
— Дело не в роде занятий Сечкина, а в том, что Петров напился до полусмерти со своим дружком и упустил преступника. Преступнику же не налили, вот он и вылез в форточку.
— Обиделся, значит.
— Можно и так сказать.
— И что же с ним дальше было?
— Поймали в тайге, привезли в Москву, снова посадили.
— Нет, со следователем?
— Что было, то и было, я же сказал — бывший следователь Петров. Так вы считаете, что ваш сосед Генка убил свою жену, потом решил создать себе алиби, поехал в Электросталь и убил еще одну ни в чем не повинную девушку? — Последние слова он сказал, уже корчась от смеха.
— И что такого?! — возмутилась Алена. — Ведь логично же!
— Чего-чего, а логики у вас не отнять, — всхлипнул Вадим.
— Ну и хлюпайте на здоровье! — обиделась Алена и стремительно пошла к выходу. «Черта с два теперь услышишь от меня про съемки роликов и вообще про студию «Степ»!»
— Да подождите же, Алена! — Он догнал ее уже на улице. — Давайте я вас провожу. А то ваши логические рассуждения в конце концов могут и преступника заинтересовать.
— Накаркаете еще! И нечего ко мне подлизываться! — буркнула она.
— А я и не подлизываюсь. Могу я проводить надежду всего следственного отдела?
— Если собираетесь издеваться, то забудьте об этом!
— Не буду, не буду, — пообещал он. — А что там за длинная история про ваш английский? Кстати, мы так и не выбрали вам пособие.
Пока шли по проспекту, Алена успела рассказать все, что касается ее затеи с устройством личной жизни тетки Таи.
— Ну вы прямо Мата Хари и мать Тереза в одном лице! — теперь уж искренно восхитился Терещенко. — Слушайте, когда закончите со своей теткой, пристройте и нашего Горыныча. А то мается один, смотреть жалко! Язву на бутербродах заработал. Кстати, если у вашего преподавателя ничего с тетей Таей не получится, имейте его в виду, ладно?!
— Опять издеваетесь!
— Нет, на этот раз я серьезен, как никогда!
— Ладно, — пообещала она. — Только знайте: характер у нее не подарок.
— Ничего, похоже, они друг друга стоят. Кстати, мы мимо магазина проходим, вы нож хотели купить.
— Ох, Вадим! Вы прямо спаситель мой. Я бы еще месяц не вспомнила, — рассмеялась она. — У вас отличная память.
— Только тогда, когда нужно помнить про чужие дела, — усмехнулся он, слегка смутившись. — Профессиональная память. А что касается своих — забываю.