Ферапонт покачал лысой головой. Вестей от Дмитрия Батурина вновь не было.

Бирюлев и сам понимал, что уж слишком торопит события. За несколько дней приятель детства вряд ли успел что-то выяснить.

Что уж говорить о полицейских?

Вчера сыщиков в участке вообще не оказалось. Бирюлев впустую прождал полдня, но так и ушел ни с чем. Сегодня с утра он застал Червинского — однако добиться от него удалось немного.

— Пока совсем ничего, Бирюлев.

— А описи? Удалось узнать хоть что-нибудь?

— Увы, но нет. Накануне мы не застали господина Батурина дома. А без его участия, как сами понимаете, сложно начать проверку. Если только вы не принесли опись вашего отца, как мы просили.

— Я как раз собираюсь за ней наведаться…

Простившись с сыщиком, репортер не торопился покидать участок. Какое-то время он, смешавшись с просителями, бродил из угла в угол, приглядываясь и прислушиваясь. Однако знакомого городового, которого надеялся расспросить, так и не приметил. Да и из разговоров ничего интересного не почерпнул.

Пришлось идти в газету ни с чем:

— Нынче все тихо.

— Больше десяти дней не показываются наши невидимые. Никак, затаились? Небось, что придумывают, — предположил Титоренко.

— Верно, Константин Павлович. Очередные две недели почти на исходе, значит, совсем скоро они опять появятся. Надо быть внимательными, — подтвердил Бирюлев.

— Да нет уж. Прежде всего, стоит поостеречься, — не согласился Демидов.

— Куда ж еще больше? Матушка второй замок на днях велела врезать, — тускло заметил Вавилов.

— Ладно, раз с невидимыми пока штиль — то какие у вас еще новости, господа?

— Скажете тоже — штиль… Как раз накануне у города затонули три рыбацких баркаса…

— Ну, если сразу три — то пускай будут.

Бирюлев про себя посмеивался: еще совсем недавно именно ему бы пришлось убеждать редактора в важности происшествия с рыбаками. Теперь же новых заданий не поступало. Предполагалось, похоже, что ничто не должно отвлекать от невидимых. И это репортера, разумеется, полностью устраивало.

Проведя часть дня в праздных разговорах с коллегами, просмотре заметок о прежних убийствах и догадках о том, что последует дальше, Бирюлев собрался домой. Он уже направлялся к выходу, когда Титоренко окликнул:

— Да, Георгий! Вчера опять заходила твоя супруга.

В ответ явно ожидались подробности, однако репортер лишь коротко поблагодарил.

Сколько же времени прошло? Почти три недели? Точно: Бирюлев не видел жену с того самого дня, как обнаружил тело отца.

Трусливо сбежал, словно напроказивший ребенок. Понятно, что разгневанная Ирина до сих пор ждет объяснений. На этот раз Бирюлеву повезло — но в следующий она его непременно застанет. Произойдет унизительная сцена — пища для разговоров на многие месяцы. И притом — именно сейчас, когда его положение в газете наконец-то улучшилось.

Нет, такого определенно нельзя допустить. Необходимо опередить Ирину. Сесть с ней в гостиной и спокойно все обсудить, как и следовало с самого начала. А затем — вместе решить, что теперь делать.

Однако, вопреки доводам разума, ноги сами собой понесли Бирюлева мимо нужного поворота, за которым начинался квартал из юношеских мечтаний и стояли нарядные особняки Ирины и убитого Грамса.

Вместо того репортер прошел дальше и остановился у порога той, что прежде так часто заменяла супругу ночами.

Глупость несусветная! Скорее всего, ее муж дома — а где ему еще быть? И как тогда снова объяснить нелепый стихийный визит? "Я опять случайно проходил мимо?"

Колебания не помешали Бирюлеву постучать в дверь.

— Господин Рыбин у себя?

— Нет, сударь. Барин в поездке, — ответила совсем юная горничная.

Редкое везение.

— А госпожа? С ним?

— Нет, она здесь.

— Скажи ей, что пришел Бирюлев.

Прочная дверь затворилась, однако не скрыла громкий голос хозяйки:

— Проси!

Наталья — некрасивая обладательница сероватой кожи и копны рыжих жестких кудрей, похожая порывистыми манерами на мартышку — выскочила в прихожую поприветствовать гостя. Не стесняясь горничной, обняла — впрочем, на людях родственно — и поцеловала в щеку.

— Жорж, дорогой! Сколько же вы не заходили? Я уж подумала — совсем забыли про нас, — упрекнула, и тут же поспешила обратно в гостиную — к мольберту.

Сегодня Наталья воссоздавала на нем фрагмент улицы, видимый из окна. Получалось не слишком похоже — о чем Бирюлев, впрочем, упоминать не собирался.

На пуфе у мольберта спала, свернувшись калачиком и обняв терпеливую болонку, четырехлетняя хозяйская дочь.

— Нет, Наталья Васильевна, я о вас помнил. Только времени совсем не было. Столько всего случилось — не перечесть, — Бирюлевустроилсяв кресле, котороеРыбину никогда не нравилось.

— Ах, все так говорят, — вновь берясь за кисть, Наталья косо улыбнулась уголком рта. Ее, единственную из знакомых Бирюлеву дам, улыбка не украшала, а портила. — Вы просто негодник… Нюра, унеси Вавочку!

— Что Рыбин?

— Неделю назад отбыл с ревизией. Жду уже завтра… Лишь завтра, — многозначительно сообщила хозяйка.

Однако пока что у Бирюлева не было настроения для забав.

— Отца убили, — резко заявил он, а затем, не делая паузы, рассказал все.

Уже ночью, в постели Рыбина, Наталья вдруг вспомнила:

— Прости, Жорж. Я ведь даже не принесла тебе соболезнования.

— Ничего. Я все понимаю.

Наталья закурила тонкую дамскую папиросу, вставив ее в мундштук.

— Рыбин не возражает?

— О нет! Так я кажусь ему более утонченной.

Она рассмеялась, а Бирюлев опять помрачнел.

— Он один был мне не только родней, но, пожалуй, и другом. Знаешь, до сих пор не верится… Мы виделись каждую неделю, и я заранее собирал истории, чтобы его развлечь. На днях иду по улице, смотрю, как дама бранится с торговцем из-за копейки — и представляю, как в красках перескажу отцу. Слышу сегодня в газете, что баркасы рыбаков утонули — ему, думаю, покажется интересным… Глупо, но даже на пончики стоит глянуть — и сердце сжимается: он их любил. Но ведь, пока он был жив, я о таком не задумывался.

Наталья сочувственно погладила по руке.

— С тех пор, как нашел отца, я как будто живу во сне. Все жду, жду когда он закончится… Каждый день хожу в участок — но все без толку. Никто не замечает, не видит, не слышит. Будто меня и нет. Я как призрак: наблюдаю за всем, но не могу вмешаться.

— Да какой из тебя призрак? Вот он ты, живой и настоящий, — Наталья привстала и ласково заглянула в лицо, затем с деланной серьезностью ощупала. — Теплый. Привидения такими не бывают.

— А какие они?

Бирюлев шутил, но собеседница задумалась, наморщила лоб.

— Серьезные. Без веской причины не появляются.

Он рассмеялся:

— Наташа, а ведь мой сыщик, Червинский, с тобой бы согласился. Он, похоже, на самом деле верит, что в убийствах замешаны призраки. Все пытается уточнить, кто именно показывался жертвам перед смертью.

— А что, они и впрямь их видели?

— Ну… если верить рассказам. Запертые дома, опять же. Еще какие-то следы на муке. Но сам я думаю, что Червинский — обычный морфинист.

— Жорж, обещай не смеяться.

— Над чем?

— Твой сыщик, может, и прав…

— Ты тоже считаешь, что призраки убили полгорода? — Бирюлев шаловливо взъерошил рыжие кудри, но Наталья холодно отстранилась.

— А что, если они хотели предостеречь? Я и сама раньше не верила, будто умершие совсем рядом. Но… я их тоже слышала. А старые вещи… Они живые.

— Ты серьезно, Наташа?

— Я ходила на сеанс месье Жана, — имя, знакомое репортеру: в газете оно не раз становилось предметом насмешек. Впрочем, сам "Жан" был, очевидно, хорошим дельцом, чего не сказать о его легковерных последователях. — И получила послание от тетушки и сестрицы.

— И что же они сказали?

— Что я должна ценить то, что имею…

На розыгрыш не похоже: она явно верила в то, о чем говорила. Неужели у Натальи и впрямь подобные интересы? Но чему удивляться? На деле Бирюлев ее вовсе не знал.

— Хорош совет, для каждого пригодится.

— Нет, ты ошибаешься. Ты не слышал всего, — любовница вдруг крепко схватила за руку. — Сходи со мной завтра! Лишь один раз. Обещаю — если не поверишь, я больше никогда об этом не заговорю. Но вдруг духи тебе помогут? Можешь и сыщика с собой взять.

Бирюлев представил, как делает столь сумасбродное предложение Червинскому, и залился неуместным смехом.

— Жорж, ты обещал не смеяться…

— Прости, Наташа. Но это слишком нелепо.

— Подумай… Что ты потеряешь, если согласишься?

И в самом деле, что?

Идея казалась на редкость абсурдной — и, вероятно, именно потому Бирюлев позволил себя уговорить.

Уже засыпая, вспомнил: он так и не сказал Наталье, что ушел от Ирины.

Да и был ли в том смысл?

* * *

В темноте Ульяну больно схватили за волосы и прижали лбом к сырой деревянной стене. Она даже пискнуть не успела от неожиданности.

— Кто такая?

— Макара ищу.

Он этот адрес оставил — а больше идти и не к кому.

Деньги закончились. Вчерашний ночной ливень, от которого на улицах к полудню не осталось и следа, залил дом. Сколько бы Ульяна ни вытирала, подставляя лохани да бочки — все равно образовалась сущая заводь. От сырости дети закашляли.

На берегу отводили глаза, шептали, что мать повесят. Самой идти в участок — невмоготу, а что еще делать — неизвестно.

Оставив младших на Аксинью — благо, снова не отказала приглядеть, хоть и смотрела вполглаза — Ульяна с утра побежала к Витьке. У мастера брата не застала, сказали — в бараке. Там и нашла: на топчане, всего в каплях пота, полуживым от лихорадки. По словам соседей, давно не ел.

Хорошей сестре следовало бы не денег просить, а присмотреть за ним — да как?

Покинув брата, Ульяна, не раздумывая, отправилась к Макару. Может, он разузнает о матери? Или — а вдруг! — снова поможет копеечкой?

Но вместо Макара Ульяну встретили незнакомцы.

— Ты-то кто сама? Кто он тебе?

— Брат, — а что еще отвечать? Не рассказывать же всю историю тем, кто прижал к стене в полутьме барака?

— Так они ведь вместе жили? Да и старше та должна быть. Эта совсем соплюха, — усомнился один.

— Да шут их разберет. Сказано — сестра, значит, сестра, — не стал раздумывать другой. — За вещами, поди, пришла?

Ульяна не понимала.

— Чего с ней возиться…

Чирк… Как будто обожгло.

Ульяна в ужасе схватилась за голову — нащупала голый затылок. Льняная коса соскользнула на пол.

— Передай брату: не придет сам к Степану — вам всем хуже будет.

* * *

Лениво. Скучно. Дорогу все, кому надо, уже узнали. Осталось только ждать.

Тощий ушел. Натрепал и про угрозы приятелей? Если бы сказал правду — сидел бы тихо, как мышь. Или на самом деле настолько тупой?

В целом все подтверждало хитрый ход Легкого. Надумал подобраться поближе в расчете, что такого кретина, как Тощий, даже Алекс не заподозрит. Донос сюда отлично укладывался. И то, что щенок сказал об облаве, тоже понятно. Она же была только предупреждением. Но, если бы и промолчал, тоже небольшая беда. Хотя, конечно, легашам лучше о себе без нужды не напоминать.

С этим все ясно. Но ради чего он признался, что прислал их в театр? Думать над этим можно долго, но ответ так и не найти.

Туп и пьян? Не может все быть так просто.

Тут по-прежнему чего-то не доставало.

Хотелось, конечно, прямо сейчас все вынуть из Тощего. Но спешка может и навредить. Нет, нужно сдержаться. Набраться терпения — хоть Алекс это и ненавидел. Присмотреться получше. Сделать вид, что слова Тощего не вызывают сомнений. Оказать дружескую услугу.

Актеры учили новый спектакль. Его название повторяли сотни раз, но такое не запомнишь.

Дела в театре шли, по словам Щукина, так прекрасно, что он решил развлечь народ свежим зрелищем — а то как бы не заскучали.

От безделья Алекс наблюдал за кривляньями, то и дело цепляя актеров. Девки покатывались от смеха. Щукин бесился — и это забавляло уже самого хозяина.

Пухлогубый Хордин в который раз аккуратно скрестил короткие пальцы на бугристой шее Драгунской. Та сидела перед ним на стуле, задрав для удобства голову.

— Что ты сейчас сотворил с ней, Павел? — взвизгнул Щукин.

— Я ее задушил?

— Нет, ты пытаешься снять с нее цепочку — но поздно, Надежда тебя заметила.

Алекс зашелся хохотом.

— Попробуй снова. Нет! Зачем ты проверяешь, жива ли она? Ведь ты ее еще не убил!

Алекс поднялся на сцену и ловко сдавил горло Драгунской. Не слишком сильно, но на бесцветных глазах появились слезы.

— Что, хватит?

— О да! Спасибо, Алексей Иваныч! Но Надежда нам еще пригодится.

— Вам следовало быть актером, — заметила Надька, щупая шею.

Спускаясь, Алекс заметил Тощего. Тот, похоже, только вошел. Выглядел взбудораженным.

— Лексей, смотри, что пишут! — протянул сложенную вдвое газету.

Черно-белая картинка. Вода и кусок баркаса.

Алекс с ногами забрался в зрительское кресло.

— Что, утонул?

— А? Ну да. Рыбаки. Но я не про то. Вот, послушай: "Най-най-ден… мее-ртв-мертвым в…"

Удивительно.

— Да ты и впрямь грамотный? — перебил Алекс. — Слушай, Щукин, давай-ка новый номер устроим. Пускай Тощий с тумбы газеты читает.

Тот аж порозовел — засмущался. Побурели и жирные щеки Щукина.

— Алексей Иваныч шутить изволит? — плаксиво проныл он, дрожа губами. — Разве ж такое номер для театра? За этим вон, в читальню идут…

— А мне кажется — в самый раз.

— Да куда ж мы его поставим? Разве что перед началом представления?

Но Алексу уже надоело.

— Что ты там нашел?

— Вот, газета вечерняя… Сказано, что невидимки вновь убили.

— Хм. Проспорил Дыня, — вспомнилась недавняя беседа в трактире.

— Ну… Не знаю, про что ты. Тут новый случай — вот я и принес. Ты ж хотел знать…

Совершенно не хотел. Только всегда нужно смотреть, что происходит в округе. Но говорить об этом Алекс не стал. Велел прочитать — и еле дослушал. Тощий запинался на каждом слове. Чтец бы из него вышел не лучше, чем вор.

— Лексей, как считаешь: Ванькина-то мать теперь пойдет на каторгу? — Тощий дочитал и сперва колебался, шмыгая носом, и лишь потом спросил.

— Ага, — тут не над чем думать.

— А если… не она? Это я ж Червинскому про них рассказал. Но Улька, сестра Ванькина, ведь такого не говорила, что здесь написано. Или вдруг я чего не понял?

— Ловко ты своему Ваньке удружил, — оценилАлекс.

Проделка над семьей мелюзги вышла занятная, хотя сам он поступил бы иначе.

Но Тощий похвалу не принял. Продолжил, не пойми с чего, показывать раскаяние:

— Я ж не нарочно! Не знал, что так обернется. Рассказал только то, про что слышал.

— Да ну? Совсем случайно?… — Алекс вспомнил свое намерение принимать все на веру, и сменил тон: — Если так, то в чем тогда твоя печаль? Значит, и без тебя что-то узнали.

— Матрена-то тем утром сама мертвого хозяина нашла и сыщиков позвала.

— И правильно сделала. Но, видно, где-то дальше сглупила.

— Но ведь сам Червинский сперваговорил — она пришла позже и просто схватила, что плохо лежало. Но потом вдруг взял и передумал. А если из-за меня?

Наверняка так и есть. Добыча простая — вот легаши в эту воровку так и вцепились.

Да что там, если они вообще считали, что эти их невидимые шарятся по чужим хатам чуть ли не наугад. Думают, видимо, что все вокруг такие кретины, как Тощий. Тот как раз пришел на днях страшно гордый, и обрадовал: якобы оказалось, что будущих жмуриков выбирают все же не наудачу. Похоже, для легашей это стало прямо-таки откровением.

Кое-какие соображения на этот счет были, но Алекс, разумеется, не собирался посвящать в них Тощего. Зачем? Плевать и на него, и на невидимых — они дорогу не переходили. Забивать голову лишней ерундой совсем не хотелось. Пользы для себя никакой.

А Тощий все бубнил. На сцене Драгунская задрала платье и поправляла чулки. Ноги у нее кривые. Щукин махал руками и толкал нелепую байку о золотых горшках.

— А ты веришь в призраков, Лексей?

Что за очередной бред?

Прежде, чем ответить, Алекс протер глаза, потряс головой, отметая раздражение. Спокойно терпеть компанию Тощего — да еще и так долго — просто невыносимо.

— Нет.

— А мамка верит. Только прежде, когда мы еще в церковь ходили, батюшка говорил — не нужно. Суеверие. Но как тогда объяснить? Ведь невидимые и в тот раз сквозь стены прошли!

— Да что же тут, мать твою, может быть непонятно? Раз замок цел — либо фомка хорошая, либо ключи подобрали.

— От сейфа-то?

— От какого еще сейфа?

— Да от полицейского! Оттуда же украденная штука исчезла.

— А почему ты мне раньше не говорил?

— Ну как же! В тот же день, после того, как с Червинским встречался. Ты мне тогда сказал заткнуться.

Да, точно. Что-то болтал. Алекс не дослушал. Думал, опять нахваливает своих невидимых.

— Что это за фиговина? Фигурка бога?

— Ну да! Червинский как-то так и назвал.

Снова вспомнился разговор в трактире. Из него многое было понятно, как и из трепа Тощего. Прежняя догадка уже стала уверенностью. Как только выпадет случай, надо бы ее подтвердить. Так, больше из интереса, чем ради пользы.

— Лексей… Ты сходить со мной обещал?

Не ловушка ли там? Но даже если так, то к лучшему: пора приходить в форму.

Да и делать в театре ровным счетом нечего.

Алекс усмехнулся:

— А пошли.

* * *

"Я не смогу!" — повторил Макар, но на этот раз — про себя. Взглянув в мутные глаза, оробел.

Гнев Алексея пугал не меньше Степкиной братии. И особенно не хотелось выводить его из себя теперь — когда он вроде успокоился после Макарова признания.

— Так. Давай-ка еще раз: что ты должен сделать?

— Найти знакомцев. Сесть к ним. Спросить про Ваньку…

— Что, прямо вот так, в лоб?

Макар шмыгнул носом. Мысли путались. Сперва казалось — все помнит, но потом повторить не мог.

— Спросить про дела. Про остальных. Про Ваньку.

— Зачем?

— То есть… Нет, я совсем не то должен сказать… Вот это: как сами? Как остальные? Да?

— Ага. А дальше что?

— Они про меня спросят… Ну, я скажу, что без работы сижу…

— Ты побираться идешь?

"Тебе-то легко говорить!"

Алексей выглядел совершенно спокойным. Он с любопытством оглядывался по сторонам и временами что-то насвистывал. Хотелось бы и Макару вот так. Но куда там! Вернее всего, не пройдет и часа, как он опять опозорится.

— Эх. Не помню…

— Ну, так придумай. Не будешь же ты только и повторять, как птица… забыл, мать ее… Точно — с кем поведешься.

Нет, ничего путного не выйдет. Одному Макару ни за что не справиться. Точно убьют. Лучше бы уж с моста.

И тут вдруг ярко вспомнилась давешняя встреча со Степаном.

— Я вот что отвечу: не то, что работаю, но на жизнь хватает.

Алексей кивнул, одобряя.

— А потом?

— Так скажу им про то, что Ваньку повязали… Ну, что Степану-то теперь новый нужен.

— А еще что случилось?

Макар не понял.

— Ну, Тощий, — Алекс подкурил папиросу, сплюнул налипший на губу табак и повернулся. Макар уж было решил, что сейчас разговор снова пойдет по-другому, но нет. — Мы зачем туда идем?

— А… Так стукача же поймали. Мы. Нет, то есть они. Степка.

Алексей, сощурившись, покачал головой.

— А что визжишь, как кошка?

— Случайно…

Подошли к двери пивной, где обычно по вечерам собирался рабочий люд — пленники окрестных мастерских и мануфактур. Макару стало совсем тошно.

— Все, иди. На меня не оглядывайся.

— А если там никого?..

Алексей отошел, подпер стену. На спутника внимания больше не обращал.

Посмотрев на него с отчаянием, Макар направился в пивную.

"Ну ладно, а потом, если что — все равно с моста".

От волнения он не сразу смог заприметить среди пока немногочисленных лиц Леньку-кожу и Михайлу. Увидев, тотчас же поспешил к ним, пока опасения не взяли верх окончательно.

— Здорово! — изо всех сил растянул губы в улыбке, как велел Алексей.

— Здорово, Макар! Садись, — бывшие товарищи по мануфактуре протянули руки, подвинули табуретку.

— Ну, как вы, братцы?

— Да вот, помаленьку. Батрачим, — усмехнулся в редкие рыжие усы Ленька. — Пиво будешь?

— А то откажусь?

И напрасно: руки, по обыкновению, дрожали, выдавая все помыслы.

— Как остальные?

— Кто?

— Да все…

— По-разному. А сам как?

— Да как… — краем глаза Макар заметил Алексея. Поклясться бы мог, что еще мигом ранее его тут не было. — На жизнь хватает.

— Это где ж так жирно? — хмыкнул Ленька.

— Да как сказать, — Макар отхлебнул пива, стараясь не стучать зубами о кружку, и выпалил: — Степку знаешь? С чугуноплавильни. Мы там вместе работали.

Собутыльники недоверчиво переглянулись.

— И что? Неужто устроился?

— Ага. И другим помог, — нервничая, Макар говорил все громче. — Да только вот Ваньку-то нашего повязали. С вашей мануфактуры он.

Один из рабочих встал, отошел. Что это значило? Хорошо или худо?

— Да-да… Был у нас Ванька… С берега. Из тех, кому честный кус в рот не лезет, — подтвердил, колко глядя, незнакомец по правую руку от Леньки. — По нему уж давно заметно стало, что кривая уведет.

— Но того, кто Ваньку под монастырь подвел, мы нашли, — отчаянно продолжал Макар. — И теперь Степке новый человек нужен. Но только — надежный.

Сзади кто-то зашевелился, и тут же за стол сели еще двое. Мимоходом поздоровались с остальными, но смотрели только на Макара.

— В общем, кто такой если сыщется, то завтра, как стемнеет, и потолковать можно, — Макар сделал еще глоток. — В Старом городе, прямо за трактиром, что у спуска… Там недалеко.

Ленька с соседом встали.

— Не надо нам тут такого добра.

— Не впутывай нас, мы люди честные, — возмутился Михайла, но с места не двинулся.

— Что ж Степка-то сам не пришел? — с усмешкой спросил один из подсевших — светловолосый, с белесыми бровями и ресницами.

Алексей снова куда-то пропал.

— Ну что ты городишь? Разве дело это — самому? — Макар быстро перебирал в голове обрывки разговоров, что накануне слышал в овраге.

— И то верно… Что, еще выпьем?

— А выпьем!

Выпили.

— Что за дело, на которое Степка помощника ищет?

— Тсс… Не здесь же…

— Ванька — толковый малый, — светловолосый внимательно смотрел на дно кружки. — Ты этих, работяг, не слушай… А кто его сдал-то?

— Ну, ты что верещишь, как кошка? Вот у Степки и спросишь.

— Да точно ли взяли? Или так, грешат на кого?

— Взяли — вот те крест. Своими глазами видел. Не свезло ему, дураку.

— Ну да, ну да… Сам виноват. Понимать надо, что делаешь.

Макар глотнул еще пива.

"Как обо всем спросишь — живо ноги уноси".

— Ну, братцы, рад был вас повидать, но пора мне, — громко сообщил Макар, вставая и кланяясь.

"Какого черта я делаю?"

— Да иди уже. Нам тут такие не шибко надобны.

Макар вышел из пивной и бегом припустил за угол, где договаривался встретиться со спутником.

Ох, и во что он снова влез? И без того ведь было невмочь. А если рабочие за ним погонятся — или Алексея на месте не окажется? А вместо него придут… Полицейские? Люди Степана?

Алексей ждал, укрывшись в тени сарая.

— Ну, что?

— Все сделал, как ты велел.

— И что думаешь?

— Не знаю… Ничего, — честно признался Макар.

— Кто вел себя не так, как следует? Вопросы задавал, какие не должен?

— Ну… Многие. Мне сказали оттуда убраться…

Алексей беззвучно смеялся, блестя в полутьме зубами.

— А чего хотел? Пришел, признался, что щиплешь честной народец. Радуйся, что ноги унес.

— Ты же говорил, что все обойдется…

— О чем спрашивал тот, что подошел последним, и у тебя за спиной долго возился?

— Про Степку… И точно ли, что повязали… Неужто он? — Макар схватился за щеки, не в силах поверить.

— Может, и он, если совсем болван. Но, скорее, не сам — для кого другого выяснял. Вот завтра все и увидишь.

— А придут?

— Придут.

— А если он снова доложит? И схватят нас всех?

— Нет. Эти псы в овраг точно не сунутся.

— Откуда ты знаешь?

— Тоже жить любят…

Они почти миновали квартал мастеровых, когда Макар заметил недалеко от дороги — там, где она сужалась — знакомые фигуры.

— Смотри, Степкины! — воскликнул он, указывая пальцем.

Силуэты немедленно скрылись в темноте.

— Отрежу тебе и пальцы, и язык. Тогда поймешь, что такое — тихо. Тебя вообще не должны ни видеть, ни слышать, пока самому не понадобится.

Угрозу Макар всерьез не воспринял. Ему вдруг сделалось очень легко. Неужели все и впрямь скоро закончится? Степка поймет, что он невиновен, и уж точно оставит в покое… И останется отделаться разве что от Червинского.

— Лексей?

— Что еще?

— Это… Спасибо, что помог!

Макар сделал шаг, но Алексей тут же ускользнул в сторону. Все никак не удавалось подметить — как он так делает?

— Не трогай меня. Сколько раз говорить? Все, хватит трепаться. Пошли.