На Максе была короткая черная кожаная куртка, почти не скрывающая мощную выпуклую грудь, фирменные, с прорехами, джинсы и белоснежные кроссовки. Глаза над твердыми щеками и квадратным подбородком закрывали темные солнечные очки. Женщины в баре смотрели на него неотрывно, мужчины делали вид, что не замечают его присутствия. Но его интересовали не взгляды, а то, что находится за прочно запертой дверью. Прочно для любого другого, но не для Макса…

– Сема, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Что ты мне говоришь? – максимально нейтральным, тщательно скрывающим раздражение голосом ответил он, оторвав глаза от экрана компьютера, и повернулся к жене. Надя, в позе крайнего возмущения, то есть, уперев руки в широкие бока и выдвинув вперед живот и плечи, стояла в двух шагах от него, и он с сожалением отметил, как мало она походила на красоток из виртуального бара. И без того маленькая, а теперь еще и расползшаяся, как убежавшая из кастрюли манная каша. Хотя три года после рождения ребенка срок вполне достаточный, чтобы привести себя в порядок. Даже щеки выкатили следом за животом наружу, слишком уж мало оставляя пространства для пронзительных, все замечающих глаз-буравчиков.

– Задолбал ты меня своими играми! Говорю ж тебе, уже десятый раз звоню матери, и никто не отвечает. И отец мобильник не берет. Может, случилось что?

– Да что с ними случится! В кино пошли и с телефонов звук сняли или в машине оставили, – успокаиваясь, ответил он и даже повернулся обратно к экрану компьютера, о чем тотчас горько и пожалел.

– Ты что, вообще идиот! – взвизгнула она. – Когда они в кино ходили?! Думаешь, создал красавчика на экране, и сам такой же? Да ты на себя посмотри! Я с часу дня звоню, а сейчас уже одиннадцать вечера! На работе сказали, что ни отец, ни мать даже не появлялись и не звонили. Никогда такого не было.

– Да я-то чего… – Сема с сожалением поднялся с насиженного кресла и направился к вешалке. – Не кричи только, дочку разбудишь. Съездим к ним, проверим. У тебя же ключи есть?

На улице было ветрено. В темноте нападавшая за день листва с шуршанием перемещалась по асфальту, сбивалась у цоколя дома, словно собирая силы для атаки. Сема сел за руль виды видавшей «мазды», вскладчину подаренной их родителями с обеих сторон в честь рождения внучки, жена устроилась рядом на пассажирском сиденье. За всю дорогу из их двухкомнатной серийки в спальном районе Иманта до центра, где жили родители Нади, супруги не проронили ни слова. Сема и сам ощущал беспокойство. Тесть и теща ему нравились, в возрасте были еще активном, на здоровье не жаловались. Раз в неделю теща готовила блины с красной икрой, выставляла малосольного лосося и всевозможные нарезки. С тестем, историком по образованию, говорили о русских былинах. Материально они дочь после свадьбы не поддерживали из-за твердого убеждения, что молодые, чтобы не вырасти комнатными растениями, должны пробивать себе путь в жизни сами. Позиция эта Семена не слишком радовала, но вызывала уважение. Да и в гостях он по этой причине чувствовал себя спокойней и уверенней как человек самостоятельный, не приживала какой-нибудь. Что с ними могло произойти?

От тревоги, от давящего молчания Нади, у него, судя по всему, поднялось давление и начала болеть голова, он даже подумал, что хорошо бы поменяться с женой местом за рулем, но решил перетерпеть, чтобы не нарваться на новое язвительное высказывание. Благо, по вечернему городу ехать было не долго. Больше занял поиск парковки. В тихом центре в районе дорогих квартир на улицах Алберта и Антонияс обочины были плотно заняты машинами, и найти свободное место удалось только метрах в двухстах от нужного дома.

– Смотри, – указал он на новый X5 у пятиэтажного особняка с роскошной лепниной, поглазеть на которую каждый день съезжались сотни туристов, привозимых в Ригу паромами линии «Таллинк» – машина их у подъезда, целая, значит, в аварию попасть не могли. Сейчас во всем разберемся.

Надя поиграла кнопками электронного замка, и дверь мягко отворилась. После десяти вечера консьерж в подъезде не дежурил. Они вошли в сверкающий чистотой зеркальный лифт и поднялись на четвертый этаж. Сема надавил на кнопку звонка, вслушиваясь в едва слышную трель и пытаясь уловить звуки приближающихся шагов. Через минуту он повторил попытку, но ответа по-прежнему не было. Тогда Надя достала из розовой сумочки ключи и открыла входную дверь.

Дверь была обычной, как у всех жильцов подъезда, то есть полуторной, деревянной, скрывающей в себе за деревянной обшивкой с незамысловатой отделкой бронированный металлический лист и замок «паук». Но сразу за ней с отступом сантиметров в тридцать находилась дверь вторая, статусная. Один вид ее должен был сразу настроить очень немногочисленных посетителей этого святилища на понимание, что входят они не в обычную городскую квартиру, а в обиталище уважаемого человека, директора и владельца одного из рижских рынков. Составлена дверь была из нескольких пород дорого дерева методом инверсии одной породы в другую и украшена фигурной бронзовой ковкой. Бронза украшала и наличники. Но главной ее примечательностью двери был, конечно, витраж. Настоящий, со свинцовыми прожилками, из многочисленных цветных стекол, сложенных в роскошный, прямо-таки царственный узор, гармонично сочетающийся с бронзовым вензелем.

Ключа эта дверь не имела, наверное, чтобы не смазывать общего впечатления – не царское дело возиться с замком! – но изнутри для пущего спокойствия хозяев квартиры запиралась внутренней щеколдой. Надя нажала на резную ручку и надавила на дверь, но та не поддалась.

– Не открывается.

В голосе жены прозвучала не свойственная ей в обычной жизни неуверенность, и Сема не замедлил вставить свои три копейки:

– Я же говорил, что они дома и все в порядке.

– В порядке? – Надя посмотрела на мужа взглядом, которому он, скорее всего, дал бы определение «отсутствующий», но ему было не до анализа – Сема и сам понимал, что сморозил глупость. Если они дома, то наверняка бы услышали звонок. Но если их дома нет, как они закрыли замок изнутри? Ему остро захотелось курить, но на стерильной лестничной площадке под ничего не упускающим взглядом жены это было невозможно. Он еще раз нажал на звонок, и теперь мелодия, не отражающаяся более плотной наружной дверью, заливисто разнеслась по лестничной площадке. А затем из квартиры донесся звук.

Такие звуки люди не издают. Низкий и мучительный гортанный вой или хрип длился несколько секунд, и Сема сделал шаг назад. Казалось, нечто темное, обволакивающее сознание притаилось за запертой дверью, поджидая первого смельчака, рискнувшего вторгнуться в подвластные только темному ужасу пределы. Объяснить этот звук рациональными человеческими мерками было невозможно.

– Что это?

Надя смотрела на Сему расширенными, несмотря на всю пухлость щек глазами, и ему захотелось тесно прижать ее плотное тело к себе, чтобы то ли защитить от неведомой угрозы, то ли самому ощутить присутствие еще одного человека. И он неожиданно вспомнил своего с любовью вылепленного на экране компьютера аватара Макса, заторможенного в тот самый миг, когда он был готов одним движением вышибить в баре дверь, за которой скрывались неведомые враги.

– Не знаю, – стараясь не выдать смятения, ответил он. – Странно что-то. Можно выбить витраж и открыть щеколду. Посмотрим, что внутри.

– Выбить витраж? – глаза Нади расширились еще больше. – Ты в своем уме? Да отец нас обоих прибьет, и правильно сделает. Знаешь, сколько эта дверь стоила?

– А если он на помощь зовет?

– Отец? Таким голосом? Да у них, наверное, телевизор включен, потому ничего и не слышат.

Она сама подошла к звонку и надолго прижала палец к кнопке. Дверь соседней квартиры открылась и на площадку вышла соседка, важная дама лет семидесяти с маленьким черным терьером. Она поздоровалась с Надей и с любопытством оглядела Сему. Несмотря на возраст, у нее была стройная, хорошо ухоженная фигура, и Семен изо всех сил втянул в себя живот.

– Простите, Галина Васильевна, вы не видели сегодня моих родителей? – спросила Надя.

– Увы, в наше время встретить человека – такая редкость, – философски ответила соседка и вошла в прибывший лифт. – Кажется, последний раз я видела их неделю назад, извините.

Лифт уехал.

– Галина Васильевна женой министра была! – уважительно прокомментировала Надя, но одновременно в этой реплике Сема распознал и другое ее значение: не то, что ты! Из-за двери с витражом вновь раздался то ли рев, то ли стон, к которому Сема уже начал понемногу привыкать.

– И что нам тогда делать?

– Рассуждай логически, – Надя привычно взяла бразды правления в свои руки. – Машина у подъезда, в квартире включен свет и даже звуки… Ну, что бы могло случиться сразу с двоими? Не будем же мы, как последние дебилы, ломать дверь. И Софочка может проснуться. Надо ехать.

Надя, стараясь не вслушиваться в звуки из квартиры, закрыла входную дверь и вызвала лифт. В машине она еще некоторое время рассуждала на тему, что не такие ее родители люди, чтобы с ними могло что-то произойти, нечего об этом и думать. Дома Надя быстро прошла на кухню, достала из шкафа бутылку, налила себе, привычно не предлагая непьющему Семе, бокал вина, выпила его в два глотка и легла спать. Сема заглянул в детскую. Софочка крепко спала, положив под пухлую щечку ладошку. Он нагнулся над кроваткой, поцеловал дочку в лобик и отправился на кухню, к компьютеру. Вглядевшись в Макса, Сема вдруг понял, что в таком облачении его герой выглядит слишком гламурно и для изменения образа в правильную сторону надо немедленно поменять джинсы на кожаные штаны, а кроссовки – на брутальные бутсы со шнуровкой. Переоблачение обошлось всего в девять долларов. Зато затем еще часа полтора Макс новыми бутсами выбивал двери, разносил в щепки всевозможные строения и расправлялся с враждебными его герою персонажами. Укладываясь спать, Сема подкатился под мягкий бок жены и подумал, что Макса еще очень украсил бы приметный медальон на толстой цепи, выглядывающий из распахнутой куртки.

Утром, когда Сема собирался на работу, позвонили из больницы и попросили приехать. По дороге супруги завезли Софочку в садик и в приемное отделение Первой городской больницы на улице Бруниниеку прибыли вместе.

– Кем вы приходитесь господам Ростоцким? – спросила вышедшая к ним женщина-врач с усталой после ночного дежурства сеточкой морщинок вокруг глаз.

– Я их дочь, – внезапно осипшим голосом прошептала Надя.

– Ваши родители в реанимации, – глядя на Надю, словно Семы вообще не было рядом, сказала врач. – У обоих тяжелое отравление, похоже, угарным газом. Наверное, от углей в камине. К счастью, господин Ростоцкий сам сумел открыть дверь, соседка нашла его лежащим на полу без сознания, она и вызвала «скорую». Еще немного и было бы поздно. Но он сильный человек, и сейчас уже в сознании, дал ваш номер телефона. Только ничего не помнит, как это могло произойти. Вы знаете что-нибудь?

– Мы… – замычал Сема, но Надя резко обрезала:

– Нет, мы ничего не знаем. А мама?

– С ней хуже. Она лежала на кровати, ей досталась большая доза, и она еще не пришла в себя. Состояние тяжелое, но сердце бьется ровно. Полежать в больнице ей, конечно, придется, но, надеюсь, все будет хорошо. А отца мы пронаблюдали, наверное, уже завтра будем выписывать. Повезло им. Если бы не соседка… Наверное, родителей почаще навещать надо. Извините, это я не только вам говорю, себе тоже.

Супруги вышли из больницы. К утру похолодало, в воздухе закружились первые осенние снежинки. Солнце прорвало облака и превратило небесных посланников в сверкающие бриллианты. Но земля еще не была готова принять нежданный дар свыше. Снежинки касались твердых земных предметов и моментально превращались в крохотные пятнышки сырости.

Семен почувствовал себя лучше. На работу он опоздал, но повод был уважительный, таившаяся в глубине сознания тревога исчезла, и он твердо решил, что вечером обязательно прикупит для аватара Макса присмотренный накануне медальон.