1

Какова побудительная причина добрых дел? Очевидно, что далеко не всегда любовь к Богу и людям, как это частенько декларируется. Недавно в предисловии к довольно объёмистому тому проповедей автор (священник) ничтоже сумняся выставил названную причину мотивом для издания своей книги! Так прямо и заявил, вероятно, искренно считая, что совершенно осчастливил читателей своим заурядным набором банальностей! К сожалению, добрые поступки частенько совершаются из тщеславия, материальной корысти (ты – мне, я – тебе) и прочих неприглядных соображений. Однако, совершивший доброе дело из бескорыстных, истинно хороших побуждений, получает награду. В данном случае ещё не ту, которую обещает Господь: «Мзда ваша многа на небесех» (Лк. 6, 22), и не ту, о которой также говорится в Евангелии, что даётся тщеславным: «…они уже получили награду свою» (Мф. 6, 2). Я имею в виду само сознание исполненного добра, которое неизменно вызывает радость и душевное удовлетворение. Канадский писатель Эрнест Сетон-Томпсон, писавший о природе и животных, в своих творениях не затрагивал прямо религиозно-нравственных проблем. Однако в его произведениях рассыпаны порой настоящие перлы философской мудрости, недаром в книжном магазине Троице-Сергиевой лавры продаются его книги! Так, в одной своей повести Сетон-Томпсон пишет, что человек, причинивший вам зло, никогда не простит вам этого. Напротив, сделавший вам добро, всегда будет благодарен за это вам же.

Есть люди, которые совершив доброе дело однажды, получили в награду совершенно особые дары, такую радость и удовлетворение, что захотели испытать их снова и снова. И чем больше они благотворили, тем более умилялись и радовались. Они поняли, что доброделание в сущности и есть настоящее счастье: когда ты не берёшь, а сам даёшь опять и опять. Таким даром могут быть блага как материальные, так и невещественные: сочувствие, добросердечие, духовная расположенность, снисхождение, прощение за грехи и прочее. Это замечательно описано в «Братьях Карамазовых» у Ф. М. Достоевского в рассказе старца Зосимы об отказе от дуэли: будучи в молодости офицером, он отказался от вызова на дуэль своего товарища – то есть от поступка, которого требовала обстановка и стиль поведения офицерского собрания, от чего испытал громадное внутреннее удовлетворение – избежал убийства.

Подобным человеком, рано узнавшим рецепт счастья, был отец Павел Железнов. Всем известно, что в формировании человеческой личности решающую роль играет воспитание. То, что вложено в нас нашими воспитателями на протяжение первых двадцати лет жизни, впоследствии ни изменить, ни выбить почти невозможно. В этом отношении отцу Павлу повезло: его воспитывали две глубоко верующие женщины, настоящие христианки – мать и тётка, из которых первая была вдовой, а вторая незамужней, излившей свою нерастраченную сердечную теплоту на единственного племянника. Несомненно, воспитание будущего пастыря несколько страдало от отсутствия мужской руки. Он сам сознавал это и всегда говаривал, что ребёнку, особенно мальчику, требуется совет и пример отца. Бывало, если при батюшке заходила речь о расторжении брака, он всегда строго спрашивал: «А о детях вы подумали?» Как ни странно, для многих разводящихся этот вопрос имел второстепенное значение: «Муж всё время пьёт, денег домой не приносит. Какой он отец?» или: «Он (она) изменяет мне. Я больше не могу с ним (с ней) жить». Священнику постоянно приходится разрешать подобные коллизии, соблюдая возможный такт и осмотрительность и отец Павел, как мог, всегда охранял семью, в первую очередь ради детей, но стандартных решений для него не существовало и, если в некоторых случаях он советовал супруге ПОТЕРПЕТЬ, то в иных, утешая заплаканных женщин, говаривал: «Он у тебя просто зверь! Разводись». Причём батюшка говорил, что если в прежние годы вина за распавшуюся семью ложилась в первую очередь на плечи нерадивых мужей, то в последнее время всё чаще виновными становятся женщины, теряющие стыдливость и осторожность. «Ох уж эти мне эмансипэ!» – вздыхал отец Павел. Если семью, благодаря уговорам священника, удавалось сохранить, что случалось далеко не всегда, скорее даже редко, поскольку в наши дни не так уж много людей, для которых слово священника закон, то отец Павел радовался от души и служил благодарственные молебны Божией Матери и святым мученикам Гурию, Самону и Авиву – покровителям семьи.

Подобные события и заботы были повседневным рядовым обыкновением в жизни приходского священника, однако же, отец Павел по временам совершал не совсем обычные дела и поступки. Всякому, кто хоть немного знаком с приходской жизнью, известно, что материальная обеспеченность современного русского деревенского священника оставляет желать лучшего. Обычно средств на пропитание и прочие насущные нужды хватает (в случае, если семья небольшая или дети уже выросли, как у отца Павла), но любое действие сверх повседневной программы, как то: ремонт, строительство, реставрация, проведение воды, газификация и т. п. требует больших расходов, ради которых приходится много унижаться и просить. Отец Павел не был исключением. Правда, запросы его и матушки были скромны, а дети обзавелись собственными семьями и жили отдельно от родителей, но всё равно, разве кто-нибудь в наше время скажет, что рубли ему не нужны или есть лишние? А отец Павел вёл себя так, как будто за его спиной стоял щедрый богач, черпающий деньги из безразмерного мешка или у батюшки завёлся сказочный неразменный рубль! Он часто не брал плату за требы, да ещё частенько оставлял у окормляемых чад свои деньги, если бывал в бедных домах. Иной раз, какая-нибудь старушка, вызвавшая священника на дом, после его визита обнаруживала у себя купюру в 500 или 1000 рублей где-нибудь на кухне или на столе под лампой, и гадала, откуда взялась эта вожделенная бумажка, не всегда в состоянии уяснить связь между ней и посещением батюшки. В результате таких поступков вполне резонно предположить, что приходской священник пользовался всеобщим почитанием и любовью. Да ничего подобного! Отца Павла часто злословили даже облагодетельствованные им прихожане, не все конечно… Помнится, однажды он затеял ремонт крыши храма. Железо на ней совершенно прогнило, и появились течи. Старую кровлю сбросили на землю и заменили на новую – оцинкованную. В те дни, естественно, весь церковный двор был завален мусором, воздух сотрясался от удара молотков по металлу. Настоятель принимал деятельное участие в работе: лазил на колокольню (а это 40 метров в высоту по крутым ступеням), оттаскивал старое железо в кучу и громко переговаривался с рабочими, зависшими на куполах с помощью верёвок. В этот момент к церковной ограде подкатил роскошный «Джип», из которого вылез пожилой толстый дядька и без лишних предисловий набросился на священника: «Что у вас творится! Развели бардак! Я буду жаловаться в патриархию!» Отец Павел, оскорблённый в самых лучших чувствах и намерениях, в первый момент остолбенел, не понимая, в чём его обвиняют. Затем опомнился, рассердился и в сердцах сказал, что незваный гость может писать даже в Рим, самому папе, если ему хочется, а его – настоятеля, после этого, несомненно, расстреляют. Разумеется, в результате подобной отповеди одним врагом у отца Павла стало больше. Но даже если он ничего обидного и резкого не произносил, клевета и сплетни следовали за спиной настоятеля. Как-то одна прихожанка из ВЕРНЫХ чад батюшки услышала, как перетирают косточки настоятелю какие-то местные кумушки. Она горячо заступилась за духовника, а потом со слезами рассказала ему этот случай, на что батюшка спокойно возразил: «У одного святого отца, забыл, у кого именно (вот ведь память с возрастом стала, какая никудышная!) говорится, что доброе дело засчитывается не тогда, когда тебя все хвалят, а когда поносят и поносит именно тот, кого ты облагодетельствовал. Кроме того, с чего вы взяли, что именно этим вашим, так сказать, оппонентам, я сделал какое-то добро? Может совсем наоборот? Я бываю злой и вспыльчивый, иной раз наговорю лишнего…» «Да я вас никогда не видела таким!» «Нет, нет, я именно такой! И любить меня особенно не за что! И вообще, я не женщина, чтобы всем нравиться!»

Отец Павел очень не любил юродства, как он выражался, «дурного тона», то есть не искреннего. «Когда я пришёл на свой первый приход» – рассказывал батюшка, – «у нас служил один священник – аскет, очень популярный у прихожан. И вот завелась у нас некая кликуша, которая при виде отца М. демонстративно падала в обморок, особенно, если упомянутый священник выходил с напрестольным крестом: увидит его и бряк… лежит. Имидж, что ли, ему создавала? Дескать, М. такой святой, что я созерцать его не могу! Потом и при других священниках стала брякаться. А я подошёл поближе и понаблюдал, как она падает: склоняется низко-низко, ниже и ниже, а когда до пола остаётся 50 сантиметров, комфортабельно распластывается… И я ей говорю: «У меня ты падать не будешь!» «Как скажете, батюшка» – отвечает. И не падала. А вы говорите «юродивая!»

2

Должно быть, тот океан человеческой скорби, о котором говорил святой праведный Иоанн Кронштадский в увещании отцу Алексию Мечёву, никогда не разливался в России в послевоенные годы так широко, как в 1990-е, по крайней мере, с момента смерти Сталина и прекращения репрессий в 1953 году. Новая либерально-демократическая власть ввергла стану в пучину скорбей. В августе 1991 года отец Павел с тяжким предчувствием смотрел на действующих лиц первого путча. Когда его спрашивали, почему он не радуется концу эры социализма и краху безбожной идеологии, он отвечал: «Разве вы не видите, что у каждого из них на лбу написано: «Мошенник!» И ещё: «На черпаке, которым выгребали русские богатства, раньше писали «Коммунизм», а теперь: «Демократия».

Когда выбирали первого президента «свободной» России, к отцу Павлу подходили некоторые прихожане с вопросом за кого голосовать и выбирать ли Ельцина. Батюшка сначала уклонялся от прямого ответа: «Святейший патриарх не благословил духовенство участвовать в политической жизни». А если прихожане настаивали, тихонько добавлял: «В качестве частного лица я, как гражданин своей страны, за Ельцина голосовать не стану». Впрочем, такое заявление батюшки мало кого тогда останавливало и большинство всё равно голосовало за своего кумира. А настоятель храма, в котором служил тогда отец Павел, даже на Проскомидии делал несанкционированное добавление, в полголоса провозглашая: «… и президента нашего Бориса» (тогда была такая эйфория!), на что отец Павел однажды возразил: «Вы об этом пожалеете!» Остаётся не выясненным, сбылось ли это предсказание в отношении настоятеля, но многие из прихожан позднее подходили к отцу Павлу и сокрушались, что в своё время его не послушались, вопрошая: «За кого же тогда голосовать?» Батюшка обыкновенно отмалчивался, но если к нему слишком приставали, отвечал: «Я в принципе против выборов как таковых – способ маневрирования толпой!» И больше ничего из него вытянуть было нельзя.

А потом начался плач и стон. Множество людей лишилось средств к существованию, потоки беженцев из бывших республик СССР наводнили Россию, невиданным цветом распустились преступность и наркомания. Даже на деревенских приходах хоронили множество убиенных – жертв криминальных нападений и разборок, а две чеченские войны неимоверно увеличили эту кровавую жатву. Отец Павел с ужасом слушал рассказы русских и не только русских беженцев о насилии, предательстве, несправедливости и садистской жестокости в бывших республиках СССР. Бывая на кладбищах, частенько созерцал свежие могилы, скрывшие останки совсем молодых людей, погибших в бесчисленных кровавых столкновениях. Он сознавал, что страдают все жители прежней страны, кроме тех немногих, конечно, кто присвоил себе право распоряжаться общественным достоянием или, вульгарно выражаясь, «присосались к трубе», однако русские страдают в особенности, и среди «присосавшихся» вообще нет ни одного русского человека. Кровь закипала в жилах, хотелось сделать что-то особенное, как то помочь соотечественникам… Но, возможности его были ограничены. Правда, церковь получила свободу. Новая власть вела себя в отношении церкви лояльно и это, в какой-то степени, связывало руки, ибо у всех в памяти твёрдо запечатлелось (я имею ввиду уже послесталинскую эпоху в СССР, когда кровавые гонения прекратились) прежнее отчуждение и скрытая вражда между церковью и государством, когда за каждое слово и несанкционированное деяние приходилось отвечать перед всесильной, дотошной и безжалостной властью. Однако, тогда священник в качестве гонимого, почти страдальца, вызывал сочувствие и жалость народа, всегда у нас в России встающего на сторону притесняемого, а не гонителя. Ныне же такое духовное преимущество утратилось. Когда отец Павел поделился своими мыслями с некоторыми из собратьев, те даже руками замахали: «Ты что? Совсем с ума сошёл! Хочешь вернуться к прежнему? Да сейчас прямо расцвет православия! Неужели не сознаёшь?» «Да какой же расцвет, если сами носители православия пребывают в пренебрежении и участь их жалка?» «Так храмы открываются, церковные книги печатаются! Чего тебе ещё!» «А «дорогие россияне» вымирают» – твердил отец Павел. Вобщем, его не понимали и мало сочувствовали, а между тем, кое у кого даже складывалось впечатление, что церковь заодно с властью и, таким образом, разделяет ответственность за происходящее в стране вместе с этой властью – совершенная нелепость, которая могла родиться лишь в головах у тех, кто не знаком ни с учением церкви, ни с её историей. Наш же батюшка уклонялся от похвал демократам. Впрочем, по незаметности его иерархического положения и занимаемой должности (кто такой настоятель маленького деревенского храма!) ему не приходилось петь дифирамбы либералам. Он, однако, не считал себя и совершенно бессильным против разливавшегося зла и скрытого геноцида русского населения. Отец Павел произносил смелые проповеди, направленные против тех деяний власти, которые считал вредными: «Не по-евангельски это, братья и сестры…», а также молился за народ и помогал материально нуждающимся, насколько это было в его силах – то есть, образно говоря, зажигал свою личную маленькую свечку, чтобы хоть как-то разогнать общую тьму.

3

Особую тревогу у священника вызывала наркомания. Это страшное явление было мало известно у нас в советскую эпоху, хотя поголовное пьянство служило прелюдией к нему, так что наркомания в постсоветский период не случайность, а закономерность. Батюшка всегда с негодованием отвергал расхожее обвинение в адрес царской власти, якобы спаивавшей народ. «Вот при царе то» – говаривал он, – «с пьянсвом усиленно боролись: и общества трезвости имелись, и сухой закон объявлен в 1914 году, а большевики его отменили, а когда мужика оторвали от земли, он и запил по-настоящему, предки его никогда так не поступали!» Нельзя сказать, чтобы коммунисты совершенно игнорировали народное пьянство. Борьба с этим явлением велась, но, как известно, принимала нелепые и недальновидные формы, когда при Горбачёве уничтожались элитные столетние виноградники, а люди травились суррогатами и разного рода спиртосодержащей химией, вплоть до жидкости для очистки стёкол. При либералах всякая борьба с народным питием заглохла и народ спивался ударными темпами, в несколько раз быстрее, чем 20–30 лет назад.

Казалось, к наркоманам невозможно найти подхода. Обычные средства не действуют: исповедь, раскаяние, запрет… Наркоман охотно клянётся отказаться от зелья раз и навсегда и тут же за углом через 10 минут принимает новую дозу. Он бы и рад отказаться, да НЕ МОЖЕТ, ибо является полным рабом своей страсти, орудием бесовским. Однако, отец Павел сделал вывод, что из среды активных верующих, то есть регулярно посещающих храм и причащающихся Святых Таин хотя бы 5–6 раз в году наркоманов нет. Все страдальцы, попавшиеся на его пути, были маловерными или вообще не рилигиозными. Их обычно приводили к батюшке отчаявшиеся родственники. Внушать что-либо подобному контингенту бесполезно. Близкие наркомана взывают о помощи, а помочь ему священник не в состоянии оттого, что КОРНЯ ХРИСТИАНСКОГО в них нет, поздно обратились. Отец Павел вообще считал, что победить наркоманию можно лишь с помощью государства, если это государство в лице «выбранной», как декларируется, народом, власти ЗАХОЧЕТ победить зло с помощью самых жёстких мер, как это уже делается в Китае и странах Ближнего Востока. Все другие варианты обречены на провал.

Однажды перед очередными региональными выборами отца Павла на приходе навестил некий господин, отрекомендовавшийся одним из 4-х кандидатов в мэры нашего областного центра. Непонятно, почему он появился в такой глухомани, логичней с его стороны следовало посетить один из значительных городских приходов, но вероятно, он что-то слышал о батюшке и пожелал встретиться лично. Мы сидели и пили чай по окончании воскресного богослужения, когда кандидат появился в приходской столовой. На вид ему было около сорока лет и, хотя прибыл он на «джипе», костюм кандидата был скромен, без вызова, а лицо производило приятное впечатление честным выражением и открытостью. Вероятно, батюшка тоже отметил про себя внушающую доверие внешность гостя, потому что радушно пригласил его за стол и после обычного вступления о недопустимости для духовенства участия в политической борьбе, как бы отдав дань приличиям, неожиданно добавил: «… но в качестве частного лица и русского гражданина-патриота я вам скажу следующее. В России навести порядок и легко и трудно. Легко оттого, что любому думающему патриоту совершенно очевидны необходимые меры для спасения России и её народа. Трудно потому, что я не вижу механизма для проведения во власть не насильственным путём нужного человека, способного осуществить необходимые реформы». Тут мы все замерли и навострили уши: неужели речь пошла о новой революции? Но отец Павел далее не затронул этот вопрос и, несколько повысив голос, продолжил: «Реформы же эти просты и для их проведения от правителя требуется только одно качество: воля, добрая воля и желание помочь своему народу. Прежде всего, власти следует осознать, что государствообразующий, когда-то великий, а ныне вымирающий русский народ нуждается в спасении. Слишком много кровопусканий и разнообразных катастрофических несчастий пережил он с 1917 года по настоящее время. Нам нужен закон о русском народе, который, раз он составляет 80 процентов населения России, должен иметь особые права и привилегии. Все силы и ресурсы государства должны быть направлены на его духовное и физическое выздоровление. Запретить все высказывания в СМИ, унижающие достоинство русского человека, его верования, историю России, а то, если человеку всё время твердить, что он свинья, в скота и превратится! Далее: ввести строгую цензуру, запрещающую пропаганду наркомании, содомии, разврата, пьянства, сквернословия и прочих пороков. Всякого рода блюстители «прав человека» и разного рода «свобод» конечно, завизжат, но на их вопли не следует обращать внимания, а самое лучшее – вообще их заткнуть, ибо на воре и шапка горит и все эти поборники якобы свобод, замаскировавшиеся подонки и враги русской нации. Затем: православной церкви следует придать особый статус, коль на последней переписи 80 процентов русских людей считают себя православными. Все важные государственные должности занимают только этнические русские православного исповедания. В республиках и автономиях то же. Пусть их заместители будут из местных, но верховными – только русские! В школах вводить Закон Божий ОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ для всех (вон историю КПСС всех заставляли учить, независимо от убеждений!). В экономической сфере: за каждого новорожденного русского ребёнка не жалкие крохи, а хорошую сумму, ну на сегодняшний день, скажем, 100000 рублей и ежемесячные выплаты не менее 20000 рублей, а одинокой матери не менее 30000 рублей. За второго и третьего ребёнка – в геометрической прогрессии – в два, в три раза больше. Достойную зарплату и жильё военным, врачам и правоохранителям! Средства откуда брать? Это и пресловутый стабфонд и справедливое распределение от продажи ресурсов. Не «Челси» разные покупать, а пенсионерам пенсии повысить! Некоторые горячие головы предлагают ради этого казнить олигархов и всё у них отобрать. Можно так не делать, если он добровольно возвратит награбленное. Оставить какой-то ему минимум и пусть катит за границу и пишет мемуары «Как я доил Россию». В сфере законодательства возродить смертную казнь за особо тяжкие преступления: убийства, распространение наркотиков, причём за продажу их детям ввести расстрел на месте, педофилию, групповые изнасилования. За рецидив и прочие тяжкие преступления значительно увеличить сроки заключения. Наряду с этим строить нормальные тюрьмы с просторными камерами и хотя бы минимальным бытовыми условиями, чтобы заключённые в них не зверели окончательно! Особое внимание армии! Она должна быть оснащена достойным кадрами, техникой, для чего снова стимулировать военную промышленность. Дедовщину искоренить (а это возможно, примеры есть) и срок службы снова довести до 2-х лет. При этом служить должны ВСЕ здоровые мужчины. Всеми силами стимулировать науку, иначе отстанем от Запада навсегда. Поощрять высокое искусство, не то безобразие, которое нам выдают за него, а лучшие образцы из прошлого и основанное на лучших традициях новое! Пусть по СМИ передают классику и русскую народную музыку. Низкопробную попсу и разного рода сатанинские звуки, вроде хад-рока убрать! Повсюду ввести пропаганду евангельских истин. Священное Писание и творения Святых Отцов читать, изучать, пропагандировать, но не так как коммунисты марксизм, а с мудростью и любовью. Впрочем, за всеми перечисленными мною мерами должна стоять ЛЮБОВЬ, любовь к стране и её народу. Вот если провести эти реформы, скажу вам словами П. А. Столыпина: «Вы не узнаете Россию». Когда в России русским людям станет жить хорошо, все остальные народы бывшей империи захотят жить в одном государстве вместе с русскими. Они позабудут все прошлые обиды и СМЕТУТ своих князьков – сепаратистов, а если сами не сметут, мы им поможем. Это в первую очередь касается Украины! Пока всех пришлых инородцев надо беспощадно УДАЛИТЬ из России, освободить рынки от кавказцев, вьетнамцев, китайцев и индусов. При этом для русских, желающих заняться торговлей – льготы. В международной политике не слушать вопли так называемого «мирового сообщества», а поступать по своему усмотрению – в интересах страны. Вот программа, за которую я согласен проголосовать, но эту программу вы никогда не выдвинете, потому что не осмелитесь её озвучить и назовёте её утопией. Однако, если эти реформы не будут проведены в ближайшее время, России настанет конец. Вот всё, что я собственно хотел сказать. На выборы не пойду, ибо сама система выборов порочна. Она даёт свободу для всяческих манипуляций. Что взамен? Я не знаю, знаю только, что нынешняя система не годится».

Батюшка замолчал. Молчал и кандидат в мэры. Потом он встал и, молча поклонившись, удалился.