Первая книга православного верующего

Михалицын Павел

Толкование десяти заповедей Закона Божьего и заповедей блаженств

 

 

Толкование десяти заповедей (декалога)

«Моисей взошел к Богу [на гору], и воззвал к нему Господь с горы…» (Исх. 19, 3). Такими словами начинается один из самых таинственных моментов в человеческой истории – заключение Завета на горе Синай, или Синайское Законодательство. Понятие «Ветхий Завет» ассоциируется именно с этим моментом в истории богоизбранного народа. Как красочно описывает это событие библеист протоиерей А. Мень: «В момент заключения Завета обнаженные скалы и уступы Синая покрываются облаком, из среды которого сверкает огонь и раздается «звук трубный». Библейская картина бури и грозы поэтически выражает величие и Славу Сущего, являющего Себя твари. Эти образы проходят через весь Ветхий и Новый Завет до самого Апокалипсиса. Раскаты небесных громов означают «глас Божий» (см.: Пс. 28). Народу Божию нужно проникнуться благоговейным трепетом, «страхом» перед лицом Господа, поэтому он не должен приближаться к горе, оставаясь за определенной чертой. Тот, Кто заключает с ним Завет – не бог какой-либо одной стихии, а таинственный и непостижимый Владыка Вселенной».

Здесь, на священном Синае, Бог заключает с Израилем в лице Моисея Завет. «Слово «Завет», или «Союз» (евр. Бери́т), – пишет протоиерей Александр, – первоначально было юридическим термином. Союзы регулировали отношения между племенами и Царствами. Но Моисеев Завет заключает в себе новый смысл: он говорит о тайне избрания Богом определенной группы людей, предназначенных для Его провиденциальных целей. Он говорит о создании нового народа, образованного из нестройной толпы рабов, в том числе и иноплеменных. Народ этот творится по воле Божией, а не естественным путем. В основу его жизни полагается Завет с Богом. В Его Домостроительстве Израилю предстоит стать духовной общностью, Церковью. Синайский Завет выражен в формуле, напоминающей брачный договор: «Вы будете Моим народом, а Я буду вашим Богом». Иными словами, цель Завета – единение Сущего с людьми».

Я есть Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов, кроме Меня. Какие же обязанности должны иметь православные христиане в отношении к Богу по этой заповеди?

Первая обязанность. Мы должны иметь истинное познание о Боге, которое предусматривает постоянное изучение Святого Писания в духе православной традиции, общение с людьми духовно опытными, чтение книг духовно-нравственного содержания и т. п.

Вторая обязанность, предписываемая первой заповедью Закона Божия, – иметь истинную веру в Бога, надежду на Него и любовь к Нему. Самый страшный грех против этой обязанности каждого человека есть безбожие, т. е. фактическое отрицание существования живого Бога. Конечно, и в наше время существуют сознательные атеисты, но все же более распространенна другая позиция. Часто приходится слышать от окружающих нас людей, что Бог у них в душе и в храмы ходить вовсе не обязательно. Однако такая позиция как раз и является тем самым фактическим безбожием, так как искренность намерений человека выявляется через его поступки. Поэтому, когда человек говорит, что Господь присутствует в его душе, а не поступает по заповедям Божиим, не посещает место Его особого прибывания и не любит богослужения, то он просто лукавит, как перед окружающими, так и перед самим собой. Никакого Бога в его душе нет, а есть, скорее, некий божок, о котором можно вспомнить когда нужно, и также благополучно забыть опять же, когда это необходимо.

Еще одним грехом против этой обязанности является вероотступничество, под которым подразумевается не только прямое отречение от православной веры, но и ложный стыд исповедовать свою веру перед другими людьми, всевозможные суеверия, обращение к колдунам, бабкам, гадалкам, экстрасенсам, восточным и народным целителям.

Наконец, третья обязанность, предписываемая нам первой заповедью Закона Божия, – почитать Бога, служить Ему, например, молитвою церковною и домашнею, заботливостью и старанием исполнять Его заповеди.

Не сотворисебе кумира и никакого изображения; не поклоняйся им и не служи им. В буквальном понимании эта заповедь кажется легко исполняемой в представлении современного человека. Действительно, времена грубого идолопоклонства прошли (хотя отдельные случаи время от времени имеют место), но в том-то и дело, что идолом является не только изображение языческого бога.

Эта заповедь обличает пристрастие ко всему метериальному, включая человека, что затмевает образ Единого истиного Бога, Творца и Владыки мироздания. Под «материальным» понимается и пристрастие к деньгам и различным ценостям, и к наркотикам, алкоголю, табаку и даже изысканной пище, и к модной одежде, и к компьютерным играм и т. п. Конечно, это не означает, что нужно со всем этим в одночасье расстаться, но с пристрастием к материальному бороться просто необходимо. Помимо материальных вещей есть пристрастие и человека к человеку, которое хотя и выше по своему намерению, чем зависимость от материальных реалий, но также возводит любимого человека на пьедестал, который принадлежит только нашему Творцу.

Еще более страшной формой нарушения этой заповеди является гордость, т. е. возвышение собственного «я» выше всех и вся.

Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно. Вера в Господа, естество, вызывающее чувство почтения, благоговейного страха (Быт. 31, 42), предполагает почтение, благоговейное отношение и к Его имени. Этого последнего и требует третья заповедь, запрещая профанирование – бесцельное, напрасное употребление божественного имени. Эта заповедь Закона Божьего запрещает не только прямое богохульство, но и всякое неоправданное упоминание великого и страшного имени Бога. Присловья, поговорки, пословицы, где упоминается имя Божие, также запрещены этой заповедью. Также всевозможные клятвы и дерзкие обещания, которые упоминают Господа или произносятся в честь его имени, не допукаются этой заповедью.

Шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои, а день седьмой – суббота – Господу, Богу твоему. Этой заповедью освящается седьмой день недели – у древних евреев суббота, а у христиан – воскресенье. В шесть дней Господь закончил процесс творения мира, а седьмой день стал днем покоя. Поэтому в этот день предписывается не столько отдых от житейских забот, сколько посвящение времени этого дня Господу. Лучшим способом для этого является посещение храма и церковного богослужения. Прогул воскресного богослужения без уважительной причины является тяжким грехом. Три пропуска подряд приравниваются к отлучению от Церкви. Помимо воскресного дня необходимо чтить и другие дни недели, на которые приходятся большие церковные праздники, а также и время христианских постов, неуклонно соблюдая их уставы. Что касается работы в праздничные дни, то ее масштабы должны соразмеряться степенью необходимости в каждом конкретном случае.

Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле. Пятая заповедь Закона Божьего учит нас почитанию своих родителей. Причем эта благодетель так высоко оценена у Бога, что только к этой заповеди присоединено обещание долголетия ее исполнителю. Как видно из Святого Писания, почитание отца и матери, повиновение им детей является источником благоденствия и долгоденствия отдельных лиц (Притч. 20, 20), целых поколений (Иер. 35, 18–19; Притч. 1; Сир. 3, 6–9) и всего народа. Крепкие своей нравственной связью, верностью заветам отцов, отдельные семьи не распадутся и сами (ср. Еккл. 4, 9—12) и создадут прочное, долговечное общество; расстройство, распадение семьи – признак близкой гибели целого народа (Мих. 7, 6 и далее). Ввиду подобного значения семьи как основы всей гражданской жизни пророк Моисей и положил основание урегулированию взаимных, общественных отношений пятой заповедью: прочная семья – залог прочного общества. Но что значит почитать родителей? Если бы мы исполняли эту заповедь и действительно почитали родителей, тогда с наших уст никогда не срывалось бы ни единого обидного слова в их адрес, не говоря уже о грубости. Мы бы всячески старались исполнить волю родителей, их добрые повеления; всячески покоили бы их старость безропотно, с терпением и любовью, ухаживали бы за ними во время болезни; молились бы за продление их жизни и особенно усилили бы молитвы по отходе их из временной жизни в вечность.

Помимо почитания наших родителей и близких родственников эта заповедь учит уважению к старшим и по возрасту, и по положению в обществе, а также и благоговейному отношению к старшим по духовному званию.

Не убивай. Конечно, не так часто встречается в нашей жизни грех непосредственного убийства и у подавляющего большинства обывателей подобное деяние вызывает резкое осуждение. Тем не менее виновными в нарушении этой заповеди могут стать и те, кто толкал человека на совершение убийства или не помешал осуществлению его. Даже непримиримая вражда или затаенная в сердце злоба являются препятствиями к исполнению данной заповеди. Необходимо также помнить, что убийства бывают не только телесными, но и духовными, когда человек является источником соблазна для других и своим поведением или прямыми уговорами толкает людей на совершение греха. Поэтому многочисленные сектанские и иноверные миссионеры и проповедники, которые своими красивыми, но лживыми речами уводят верующих из Православной Церкви, совершают грех духовного убийства. Всевозможные формы аборта, какими бы они высокими и благими целями ни прикрывались, также являются убийством ни в чем не повинных, еще даже не родившихся на свет детей.

Не прелюбодействуй. Грехи против этой заповеди условно делятся на три вида: блуд, прелюбодеяние, кровосмешение. Под блудом подразумевается вся совокупность развратных действий, которые совершают люди, еще не вступившие в брак. Причем этой заповедью осуждаются не только действия, но и даже нечистые помыслы и желания, которые впоследствии и становятся причиной греховных деяний. Прелюбодеяние – это прежде всего нарушение супружеской верности. Кровосмешение – это грех, при котором союзом, подобным супружеству, соединяются близкие родственники. О разнообразных содомских противоестественных грехах, которые резко осуждаются этой заповедью, мы не будем даже и говорить.

Не кради. Этой заповедью запрещается всякое незаконное (т. е. не только вопреки действующему законодательству, но и против совести) присвоение чужого имущества. Причем эта заповедь запрещает всякое ловкачество, хитрость, обман и мошенничество, приводящее к обогащению одной и к ущербу другой стороны. Также пристрастие к материальным благам и рождающуюся от этого скупость осуждает восьмая заповедь Закона Божьего.

Не произноси ложногосвидетельства на ближнего твоего. Девятая заповедь Закона Божьего запрещает клевету, ложь, осуждения, пересуды и всякое празднословие, от которого и рождаются все вышеуказанные грехи. Осуждение является одним из самых распространенных, а вместе с тем и тяжких грехов. По святоотеческому учению человек, осуждающий своего ближнего в каком-либо грехе, сам непременно согрешит тем же. Право судить принадлежит только нашему Творцу – Господу Богу, а мы должны лишь сострадать и молиться за наших падших братьев и сестер.

Не желай дома ближнего твоего; не желай женыближнего твоего, [ниполя его,] ни рабаего, ни рабыни его, ни вола его, ни ослаего, [ни всякого скота его,] ничего, что у ближнего твоего. Десятой заповедью Закона Божия обличается зависть, эта скорбь о благополучии ближнего, как ее когда-то очень метко определил святитель Григорий Богослов. Этой заповедью также запрещаются порочные чувства, мысли и желания, запрещается останавливаться на них, удерживать их в себе, развивать, услаждаться ими. Какие это мысли? Это желания сладострастные, корыстолюбивые, самолюбивые, горделивые, своекорыстные и плотоугодные.

Синайское законодательство в своих основных началах давалось на все будущие времена. Оно заложило основу истинной нравственности и человеческого достоинства в мире. Это был час зарождения народа, отличного от всех дотоле существовавших в истории. Простые, но глубокие и вечные истины о духовном и личном Боге, о почтении к родителям, о целомудрии, о святости человеческой жизни и собственности, о чистоте совести – все эти истины открыты или утверждены были на Синае в наследие всем будущим векам.

 

Толкование заповедей блаженств

На протяжении всей мировой истории человечество получило от Бога два нравственных кодекса: Ветхозаветное законодательство Моисеево, данное на горе Синай, и Новозаветный закон Евангельский, который известен под названием Нагорной проповеди Господа нашего Иисуса Христа.

Сущность Синайского законодательства как несравненно высшего и ценнейшего, чем все законодательства Древнего мира, изложена в десятословии. Но оно исчерпало себя за известный исторический период. И тогда Богу угодно было послать Сына Своего в мир для полнейшего восстановления человеческой природы, утраченного райского блаженства. Его проповедь открыла новый путь человечеству, указанный в новозаветных заповедях блаженств (см.: Мф. 5–7; Лк. 6, 17–49).

Ветхозаветные заповеди были даны еврейскому народу в грозных и величественных явлениях природы, внушающих трепет и ужас. Люди должны были отдалиться от горы на известное расстояние, и под страхом смерти воспрещалось приближение к ней. Заповеди изрекало неведомое и скрытое Существо (Исх. 19, 10–19, 25; 20, 1—18).

Совершенно противоположную картину принятия заповедей мы наблюдаем в Новом Завете. Сама природа как бы приготовила пышную обстановку, при которой Господь изрекает «глаголы новой жизни». Сын Божий беседует с народом, как любящий отец со своей семьей. Вместо грозных стихий природы – ясное прозрачное небо. Но не только внешние обстоятельства, но и внутреннее содержание новозаветных заповедей далеко превосходит ветхозаветное законодательство. Нагорная проповедь чужда принудительного характера Моисеева закона: Христос требует уже не только воздержания от зла, но и постепенного совершенства в добродетелях. С пришествием в мир Спасителя человечество меняет рабское отношение к Богу на сыновнее (1 Ин. 3, 2; Рим. 8, 14–15).

Перейдем к изложению самих заповедей блаженств, которые составляют фундамент христианской нравственности. В них провозглашение новых начал взаимоотношений между людьми привело к великому нравственному перевороту. Доселе неведомые истины завоевывают себе права гражданства в сердцах людей: временное заменяется вечным, материальное – духовным, пределы и нормы предписаний Закона снимаются совершенно: их предел – полное богоуподобление.

Блаженны нищие духом, ибоих есть Царство Небесное (Мф. 5, 3; Лк.6, 20). Для понимания и полноценного толкования этой заповеди, как, впрочем, и для понимания всего Евангелия от Матфея, необходимо помнить о том, что Ветхий Завет является главным фоном всего этого Евангелия. Не менее важным является обращение к иудейским традициям, обычаям, быту, религиозным и культурным представлениям, географии, психологии.

Чтобы понять смысл слов Господа, надо знать, какое значение имеет понятие бедности и богатства в Священном Писании. Первоначально богатство рассматривалось как видимое доказательство того, что человек находится в мире с Богом. Богатство рассматривалось как благословение Бога, награждающего на земле за благочестивую жизнь.

В пророческой литературе встречается иная точка зрения о богатстве и бедности. Бедняк – это человек обездоленный, ограбленный богачом, у него не осталось ничего, на что он мог уповать, его упование только в Боге, к которому он непрестанно возносит моления и вопли. Богач же чаще всего выступает как гордый и самоуверенный человек, полагающийся на богатство, он угнетает того, кого защищает Бог, и поэтому становится врагом Бога.

Кроме того, Библия неоднократно называет богача безумцем, потому что он, сознательно или подсознательно, уверен, что не нуждается в Боге, что в этой жизни может прожить и без Него. Вот почему слово «бедный» постепенно приобрело дополнительный смысл «благочестивый, смиренный, преданный Богу» и стало религиозным термином.

В еврейском языке было много слов со значением «бедный», но все они включают дополнительные оттенки смысла: «малый, незначительный, униженный, оскорбленный, смиренный, страдающий, кроткий».

Материальная бедность все чаще понимается как бедность духовная, в противоположность гордости и надменности.

Если воспринимать девять заповедей блаженств как лестницу добродетелей, то первая из этих заповедей является основополагающей, без нее невозможно дальнейшее совершенствование христианина в духовной жизни.

Многие богословы обращали внимание на то, что как первый грех, удаливший человека от Бога – гордость, первая добродетель, восстанавливающая связь с Творцом, – смирение, которое является предохранительной добродетелью, охраняющей человека от самомнения и не позволяющей останавливаться в совершенстве.

Говоря о смирении, мы думаем о поведении человека, который, когда его хвалят или говорят о нем что-то хорошее, старается доказать, что это не так; или о поведении человека, который, когда ему приходит мысль, что он сказал что-нибудь хорошее или сделал правильное, старается отвести эту мысль из страха возгордиться. Эти бытующие мнения неверны не только по отношению к самому себе, но и по отношению к Богу: считать, что раз я это сделал или сказал, это не может быть хорошо, или что признание в себе доброго может повести к гордыне, – ошибочно. Смирение – это когда если и дано Богом человеку сказать что-нибудь доброе, правильное или сделать что-нибудь достойное и Его, и меня как человека, я должен научиться благодарить Его за это, не приписывать себе в заслугу и переключиться с тщеславия или гордыни на благодарность.

Ложное смирение – одна из самых разрушительных вещей; оно ведет к отрицанию в себе добра.

Смирению противопоставляются большей частью гордыня или тщеславие. Но между ними есть существенная разница. Гордый человек, который не признает над собой ни Божьего, ни человеческого суда, который сам себе закон, сам себе мерило и судия.

Очень сильно отличается от этого тщеславие. Тщеславие заключается во всецелой зависимости от мнения или суда людского, но не от суда Божьего. Тщеславный человек ищет похвалы, одобрения, причем самое унизительное то, что он ищет похвалы и одобрения от таких людей, мнение которых он даже не уважает, – лишь бы они его хвалили. Есть еще и другая сторона: если тщеславный человек начинает надеяться, что кто-нибудь его похвалит, то он ищет похвалы не за самое высокое, не за самое благородное, не за то, что достойно и Бога, и нас, а за что попало. И получается, что тщеславный человек всецело зависит от людского мнения и одобрения; для него катастрофа, когда о нем судят строго или как-то его отрицают; и лишь бы заслужить похвалу, не гнушается самых низких поступков.

Но смирение – это не просто отсутствие тщеславия и гордости. Смирение начинается с момента, когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, мира с совестью и мира с теми людьми, чей суд отображает Божий суд; это примиренность. Одновременно это примиренность со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает от руки Божией. В этом смысле смирение – это мир, основой которого является любовь Божия.

Смирение – это не искусственное самоунижение, не копание в собственных грехах, не втаптывание себя в грязь. Смирение – это результат встречи человека с Богом один на один: перед безмерным величием Божиим человек кажется себе таким ничтожным и незначительным.

Нищета духа имеет еще одну сторону: когда человек не держится за старое, греховное устроение, а освобождается от этого груза, для того чтобы принять новое состояние, то, что относится к Царству Небесному. Под духом здесь понимается не Дух Божий, а наш человеческий дух – глубочайшая часть нашего существа, орган, с помощью которого мы соприкасаемся с Богом. Нам необходимо быть нищими от греха в этой части нашего существа, чтобы стать причастниками Царства Небесного.

Согласно с материальными законами мира, надо утверждать, что если я отдал кусок хлеба, то стал беднее на кусок хлеба, и если я дал известную сумму, то у меня их на эту сумму стало меньше. Распространяя этот закон, мир думает: если я дал свою любовь, то на такое количество любви стал беднее, и уж если я отдал свою душу, то окончательно разорился и нечего мне больше спасать. Но законы духовной жизни в этой области прямо противоположны законам материальным. По ним всякое отданное духовное богатство не только как неразменный рубль возвращается дающему, но нарастает и крепнет. Мы отдаем наши человеческие богатства и взамен их получаем величайшие Божественные дары.

Так тайна человекообщения становится тайной богообщения, отданное возвращается, истекающая любовь никогда не истощает источника любви, потому что источник любви в нашем сердце есть сама Любовь – Христос. Тут идет речь не о добрых делах, не о той любви, которая мерит и вычисляет свои возможности, которая отдает проценты, а капитал бережет, – тут идет речь о подлинном кеносисе (истощании), о некотором подобии того, как Христос истощил Себя, воплотившись в человечестве.

И нет и не может быть никакого сомнения, что, отдавая себя в любви другому человеку – нищему, больному, заключенному, мы в нем встретим лицом к лицу Самого Христа. Об этом сказал Он Сам в словах о Страшном Суде и о том, как одних Он призовет к жизни вечной, потому что они оказывали Ему любовь в лице каждого обездоленного и несчастного, а других Он отошлет от Себя, потому что у них сердца не имели любви, потому что они не помогли Ему в лице страждущих Его братьев, в которых Он являлся им. Если же у нас и появляются сомнения на основании нашего неудачного каждодневного опыта, то единственная причина их – это мы сами.

И конечно же, высший и совершеннейший пример смирения мы можем видеть только в Господе нашем Иисусе Христе.

Таким образом, «нищий духом» – это человек, полностью уповающий на Бога. И именно таких людей Господь называет «блаженными».

Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5,4; Лк.6, 21). Вторая заповедь блаженств звучит особенно надрывно, особенно парадоксально, особенно непонятно, поскольку называет плачущих «блаженными». Какой плач может доставить утешение и вести к блаженству?

Вторая заповедь – это второй этап, вторая ступень в «лестнице» духовных блаженств, поскольку истинное смирение всегда сопровождается искренним плачем.

Иисус Христос, произнося эти слова, имел в виду тех людей, которые оплакивали, сетовали о своей духовной нищете. Они понимали, что поврежденная грехом природа человеческая своими собственными силами не в состоянии выйти из греховного положения и оправдать себя перед Богом. Ветхозаветный еврейский народ нередко скорбел и оплакивал свою участь. Но плач этот был вызван исключительно политическими и материальными факторами.

Большинство исследователей этого вопроса говорят о том, что плач является печалью покаяния, как справедливо полагали еврейские богословы древности и как считали впоследствии большинство Отцов Церкви. Истинное смирение, искреннее сознание духовной нищеты сопровождается в человеке глубоким чувством своего восхищения величием Божиим. Переживание последствий греха при виде бессилия своими силами победить грех производит сокрушение и плач.

И действительно, ничто так не достойно сожаления, как наши грехи. Именно к такой «печали по Богу» призывает нас апостол Павел, такая печаль «производит неизменное покаяние ко спасению». Необходимо помнить, что жизнь во Христе – это не только путь радости. В варианте проповеди у Луки Иисус говорит: «Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6, 25). Истина заключается в том, что в христианстве есть и другой путь, путь скорби, путь христианского плача, но немногие идут им.

Господь оплакивал грех других, видя их горькое положение, плакал над нераскаявшимся городом, который Его не принял. Каждому христианину надлежит стяжать плач о зле мира, как это делали библейские люди. Так плакал о погибающем израильском народе святой Апостол Павел, когда желал быть отлученным от Христа, только бы спаслись его братья. И нас призвал плакать с плачущими. В основе этого плача лежит величайшая любовь ко всему творению, к творению, не устоявшему в своем первозданном состоянии и не желающему возвратиться к своему Творцу.

Искренние слезы очищают грязь, которая «лежит» на сердце, способствуют спокойствию и блаженству сердца. После таких слез настает в душе тишина и спокойствие совести, во всем существе человека распространяется духовное благоухание и радость. Господь утешит всех, изливая любовь Свою Духом Своим Святым, и тогда уйдет вся печаль.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю(Мф. 5, 5). Как среди язычников, так и среди евреев кротость рассматривались как одна из важнейших добродетелей. Древнегреческий философ Платон, например, называет ее «истинной божественностью», а в еврейских легендах превозносилась кротость великого учителя Гиллеля. С одной стороны, крайностью может быть недостаток определенного качества в человеке, а с другой стороны – его избыток. Добродетель же – это золотая середина между этими крайностями. Так, например, щедрость является золотой серединой между расточительностью и скупостью. Что же касается кротости, то философ Аристотель определял ее как золотую середину между чрезмерным гневом и бездейственной незлобивостью.

Хотя русскоязычному читателю может показаться странным, но третье блаженство практически повторяет первое, ведь в еврейском языке одно и то же слово «ани» значит и «бедный», и «кроткий». В греческом переводе Библии оно часто передавалось словом πραεῖς и, следовательно, приобрело иное значение: «кроткий, мягкий, незлобивый; мирный; скромный», в то время как в еврейском оно значило «беззащитный, бесправный, бессильный, робкий, угнетенный». Такими были отличительные черты бедняков. Но постепенно у этого слова появляются дополнительные значения, делающие его религиозным понятием: «безропотный, кротко принимающий страдания, послушный воле Божьей». Такие люди бессильны, но они не нуждаются в силе, в могуществе, потому что полностью полагаются на Бога. Вот почему они не стремятся к тому, чтобы им служили, а с готовностью служат другим. Вся жизнь Иисуса Христа являет нам пример такой кротости.

Православный катехизис определяет кротость как «тихое расположение духа, соединенное с осторожностью, чтобы никого не раздражать и ничем не раздражаться».

Кроткие в любви терпят и в терпении любят тех, которые мужественны в силе любви. Они мужественно терпят неправду и мирятся со всеми людьми. Такие люди верят, что зло не побеждается злом.

Великий и вечный образец кротости и смирения оставил нам Иисус Христос. Путем Господа нашего шли и святые Апостолы. Он не роптал даже на Своих распинателей, но молился за них: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают».

Ответить на оскорбление оскорблением, на обиду обидой – это дело инстинкта человека, дело страсти, которая всецело овладевает им в минуту раздражения, гнева, делает его в это время своим врагом. Такой заповеди не знало человечество до Христа. Как еврей, так и язычник не могли примириться с обидчиком. Закон мести господствовал и почти узаконивался. И только в христианстве кроткий человек освободился от рабства страстям, стал господином своих душевных движений и поступков. Направляющим началом для кротости должна являться любовь к Богу, сдерживающая душу от движений гнева, досады, зависти, мщения, вражды.

Для того чтобы приблизиться к состоянию кротости, необходим подвиг, трудный и постоянный, направленный прежде всего на познание своего собственного сердца. Всякое решение должно быть принимаемо не тотчас, но в спокойном мирном состоянии сердца. Также необходимо молитвенное обращение к Богу, помнить, что всякая добродетель не только плод нашей деятельности и усилий, но дары Духа Святого. Мы видим, что блажен не столько человек, который силой воли владеет собой, потому что сам по себе никто не способен на абсолютно полный самоконтроль. Но по-настоящему блажен только человек, которого постоянно направляет Сам Бог, потому что только в служении Ему мы обретаем совершенную свободу и в исполнении Его воли наше совершенство. Человек, у которого нет кротости, не может подлинно ничему научиться, потому что первый шаг к учению – это осознание своего невежества.

Один из великих римских учителей ораторского искусства Квинтилиан говорил о своих учениках: «Они, несомненно, были бы отличными учениками, если бы они не были убеждены в том, что все знают». Никто не может научить человека, который убежден в том, что уже все знает. Без кротости не может быть любви, ибо в основе любви лежит чувство своей недостойности. Без кротости не может быть подлинной религии, ибо каждая религия начинается с осознания нашей слабости и нашей потребности в Боге. Человек только тогда достигает подлинной зрелости, когда осознает, что он – создание, а Бог – его Создатель и что без Бога он не сможет сделать ничего. Никто не может вести других, пока не научился владеть собой, никто не может служить другим, пока не подчинился сам, никто не может управлять другими, пока не научился управлять своей волей. Человек, полностью вручающий себя в руки Божии, обретет кротость в совершенном даре Духа Святого.

Людям, которые подражают Сыну Божьему, смиренно исполнившему волю Отца, Бог отдаст во владение землю. Эти слова представляют собой цитату из Пс. 37 (36), 11. В древности народу Божьему была обещана земля Ханаана, «земля обетованная», ставшая землей Израиля. Земля была самым большим богатством для людей. Бог велел разделить землю Ханаана между одиннадцатью племенами Израиля (потомки Левия должны были жить за счет десятины), поэтому бедных в Израиле не должно было быть, бедняками сделали своих собратьев богачи, отнимая у них их землю.

Первоначально община христиан была невелика, и несмотря на это силой Божьей христианство победило языческий мир и распространилось по всему свету. Мы знаем, что Христос пришел для того, чтобы основать на земле Церковь – Царство Божие, пройти через которое необходимо для вступления в Царство Небесное. Это Царство Божие есть общество людей, внутренний мир которых управляется волею Божьей как вечным и неизменным законом. Это общество, вначале чрезвычайно малое, разрослось, как вырастает из малого зерна роскошное ветвистое дерево.

Иисус Христос учил, что в обществе людей, которое стало Его Церковью, завоевание земли будет достигнуто не орудием, но перенесением обид, терпением и воздаянием за зло добром, что законы будут предписаны и власть будет проявляться не силой, но убеждением и духовным образом, что те, которые будут осуществлять кротость, обретут в своей деятельности награду за свою доброту.

Блаженство кротких начинается еще здесь, на земле. Оно заключается в том, что они вышли победителями в борьбе со страстями, стали на истинный путь спасения. Но полное блаженство наступит в обновленном Богом Царстве Небесном.

Блаженны алчущиеи жаждущие правды, ибоони насытятся (Мф. 5, 6; Лк. 6, 21). «Правды» – значит «праведности». В Евангелии от Луки Господь объявляет счастливыми тех, кто голоден теперь, апостол Матфей же, вероятно, добавил слово «праведность» с целью уточнения смысла. Прежде всего надо установить, в каком значении он употребил это слово, ведь оно многозначно и у разных авторов Нового Завета употребляется по-разному. У евангелиста Матфея оно встречается в значении «исполнение заповедей Закона» и «исполнение воли Бога». Многие комментаторы полагают, что здесь это слово употреблено в классическом значении «справедливость». Ведь бедняки – это люди, испытывающие недостаток не только в пище, но и, как правило, лишенные справедливости. Богачи отняли у них землю и тем лишили средств к существованию, они верховодят в судах, так что бедняки не способны помочь себе и могут только взывать к Богу с мольбой о восстановлении справедливости. Они просят Его о том, чтобы Бог установил или, вернее, восстановил на земле нормы и законы Своего Царственного правления, при котором они «не будут терпеть голода и жажды».

Хотя Священное Писание обещает, что Бог в буквальном смысле насытит голодных и нуждающихся, голод и жажда часто выступают в роли метафор, которыми описывается жажда познания Бога, стремление к Нему.

Это блаженство может быть переведено так: «Как счастливы испытывающие голод и жажду в отношении праведности», т. е. оно обращено к людям, которые жаждут исполнения воли Господней больше, чем еды и питья. Без пищи и воды человек не может существовать, но «не только хлебом должен жить человек».

В четвертом Евангелии Иисус часто сравнивал себя с хлебом, дающим жизнь, и с живой водой. В таком случае слово «праведность» может означать праведность самого Бога или, иными словами, Его суверенное правление, т. е. Царство Небесное. Ни в коем случае это не может означать, что такой праведный порядок может быть достигнут усилиями самих людей, личной праведностью или революциями и социальными реформами.

И еще одно важное замечание. Слова четвертого блаженства обращены не к людям, уже достигшим праведности, но к тем, кто стремится к ней, кто добивается ее. Это люди с открытым и живым сердцем, не закостеневшие в холоде и равнодушии. Воля Божия никогда не может быть исполнена раз и навсегда; христианство есть длинный путь, и тот, кто призван первым, может оказаться последним, и наоборот.

Слова «алкать» и «жаждать» выражают неудержимое стремление к чему-либо. В этом смысле четвертое блаженство представляет собой вопрос и в то же время вызов: насколько нам нужна правда? Жаждем ли мы ее так же, как жаждет пищи и питья умирающий от голода и жажды? Насколько сильно мы желаем присутствия добра и правды в нас самих и во всем мире?

У многих есть инстинктивное желание добродетели, но это скорее туманное и неясное желание, нередко воспитанное на романтической литературе, без твердого основания, для чего именно необходимо стремление к правде. Такое желание не острое и сильное, и в то время, когда настанет решительный момент, такой человек останется не способным сделать усилие и принести жертвы, которых требует подлинная добродетель. Души многих больны отсутствием стремления к добру. Мир был бы совсем иным, если бы добродетель была нашим самым сильным желанием и стремлением.

В основе этой заповеди лежит идея, говорящая нам, что блажен не только человек, ставший добродетельным, но и тот, кто жаждет добродетели всем своим сердцем. Если бы блаженство ждало только тех, кто достиг добродетели, то такого блаженства не достиг бы никто. Но блаженство обретают те, кто, несмотря на все неудачи и падения, имеют в сердце любовь и стремление к совершенной правде. В Своем милосердии Господь судит нас не только по нашим делам и достижениям, но также и по нашим желаниям и мечтам, ибо мечты – это сокровище нашего сердца, к которому оно стремится. Даже если человек никогда не достигнет вершины добродетели, к которой стремился, даже если он до конца дней своих будет испытывать чувство голода или жажды по добродетели, но стремление его будет искренним, чистосердечным, самоотверженным, он сподобится блаженства, по слову Господа.

В этом блаженстве есть еще один интересный пункт, который отчетливо виден только в греческом тексте. Смысл заключается в следующем. Грек говорит: «Я алчу хлеба». Значит, он хочет немного хлеба, какую-то его часть, а не весь каравай. Грек говорит: «Я жажду воды». Следовательно, он хочет выпить немного воды, но не всю воду, находящуюся в кувшине.

На самом деле люди редко хотят восстановления всецелой правды и довольствуются ее небольшой частью. Человек, например, может быть добрым в глазах других людей в том смысле, что, сколько бы и как бы ни искали, в нем все же внешне нельзя найти моральных недостатков. Его честность, нравственность и почтенность не подвергаются сомнению. Но вполне может быть, что в его душе нет места для того, кто ищет в нем утешения, кто мог бы прийти к нему и выплакать на его груди свою боль. Он содрогнулся, если бы кто-нибудь захотел сделать это. Существует добродетель, которая сочетается с жестокостью, со склонностью осуждать, с отсутствием сочувствия и любви. Это только внешняя добродетель, а в строгом смысле вовсе не добродетель.

Иной человек может быть и полон всевозможных недостатков и пороков. Он может пить, играть в азартные игры и выходить из себя, и в то же время когда кто-нибудь окажется в беде или будет нуждаться в его заботе, он отдаст последнюю копейку из своего кармана и последнюю рубашку. Но и это также не будет в подлинном смысле добродетелью. Поскольку полнота помощи, какую только может дать человек другому человеку, может излиться через очищенное сердце.

Чувство духовной жажды в человеке есть признак духовного его здоровья, так же как чувство голода при отсутствии пищи есть признак физического здоровья. Поэтому кто не знает святых желаний праведной жизни перед Богом, тот, скорее всего, тяжело болен по своему внутреннему человеку, если только уже не духовно мертв. Болезнь эта именуется самооправдание, смерть – это безучастное равнодушие к жизни по правде Божией или нравственное ожесточение.

Алчущие и жаждущие получат насыщение в оправдании через веру в Иисуса Христа. Кто исполняет эту заповедь, тот получает пищу духовную, необходимую для жизни души, а истинной пищей является Христос. Недаром Царство Небесное часто метафорически описывается как пир, где люди будут есть и пить за Божьим столом.

Наш голод будет полностью насыщен в жизни будущего века. Как и все качества, включенные в заповеди блаженства, голод и жажда являются постоянными характеристиками учеников Иисуса Христа, такими же постоянными, как нищета духа, кротость и плач. Лишь когда мы достигнем небес, не будем «ни алкать, ни жаждать», ибо лишь тогда Христос, Пастырь наш, будет нас «водить… на живые источники вод».

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф. 5, 7). В еврейской традиции милосердие всегда ставилось чрезвычайно высоко. Во-первых, милосердным называли Бога, который избрал себе народ Израиля не в силу его заслуг или достоинств, но по Своей великой милости. Именно поэтому люди должны подражать этому свойству Бога в своих отношениях с ближними. Это выражалось прежде всего в том, что Бог ожидал от них деятельной любви и помощи нуждающимся братьям. Обязанность делиться с неимущим, т. е. раздавать милостыню, распространялась на всех. Милость – это центральная тема проповеди Иисуса Христа. Он призывал к любви и милосердию по отношению ко всем: к женщинам, детям, грешникам, изгоям общества, даже к врагам. В Его глазах самый страшный грех – это отказ человека, прощенного Богом, простить своего ближнего. Особенно важно, что это блаженство следует сразу за блаженством, в котором говорились о жаждущих справедливости. Все мы хотели бы, чтобы Бог судил нас не по справедливости, а по милости.

Среди слушателей Христа наверняка было много язычников, которые в своих нравственных стремлениях собственной мыслью не могли возвыситься к милостивому отношению и к состраданию своим братьям, а тем более к врагам. Поэтому мы вправе назвать эту заповедь по преимуществу христианской.

Древний мир, как известно из истории, всегда славил людей знатных. Эта знаменитость могла заключаться в героизме, в знании, в красоте, в силе, в богатстве. Бедные люди, кроме их эксплуатации со стороны привилегированных классов, не могли ничего лучшего и ожидать. Одним сдерживающим стимулом был закон правды: «Не делай другому того, чего себе сам не желаешь». Возвышенных идеалов христианства, предписывающих братскую, жертвенную любовь своего «я» ради ближнего, дохристианский мир не знал.

Христианская милостыня не рассчитывает на извлечение для себя корысти, она направлена на благо ближнего.

Господь научил нас, что милостыня не должна быть совершаема напоказ. Ничто не понуждает нас прощать, как любовь и милость, открывшаяся нам на кресте и в откровении Господнем, возвещающем, что сами были прощены Им. Ничто более ясно не доказывает, что мы были прощены, кроме нашей готовности прощать. В этом смысле заповедь о милости тесно связана с заповедью о кротости, поскольку быть кротким – значит признавать перед другими себя грешником; быть милостивым – значит сострадать другим, если их порабощает грех.

Думающий о нищем и бедном будет избавлен от горя. Еще в земной жизни Господь вознаграждает милостивого, а в небесной получит вознаграждение во всей полноте.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Сердце человека – начало и корень всех наших действий. Это родник, из которого живым ключом истекает струя духовной жизни. Чист сердцем тот, кто вымещает из себя порочные мысли и желания молитвой и благим размышлением.

Эта заповедь о чистоте сердца перекликается с евангельским отрывком о светильнике тела, которым является око. В библейской терминологии «око» нередко приравнивается к «сердцу». Сердце – это око, которым человек видит Бога и через которое проникает во все его существо, свет Божественной, освещающей благодати. И насколько чисто сердце, настолько легче прийти свету Божию, проникнуть и освятить нас. Если око замутнено грехом, то восприятие действительности будет искаженным. Свет, проникающий в нас, – это свет, в котором мы истолковываем окружающий мир. От состояния, в котором находится окно, зависит, какой свет проникает в комнату. Если окно чисто, ясно и не разбито, свет заливает комнату и освещает каждый ее уголок. Если окно замерзло или остеклено цветным стеклом, грязно, разбито или темно, свету трудно входить и комната не будет освещена, в ней будет обитать тьма. Количество света, поступающего в комнату, зависит от состояния окна, через которое он проходит. И потому Господь говорит, что количество света, попадающего в сердце, душу и вообще в человеческое существо, зависит от духовного состояния сердца, через которое проходит свет, потому что сердце – это глаз, окно для всего тела. Впечатление, которое на нас производят люди, зависит от того, какой у нас глаз. Некоторые вещи могут ослеплять наш глаз и искажать взгляд, прежде всего это грех, замутняющий сердце.

Прилагательное «чистый» очень часто употреблялось в обозначении нравственной чистоты, относительно безупречной жизни. Вообще под словом καφαρός в данном случае необходимо понимать незапятнанность сердца ничем грязным, свободным от всего, что извращает и оскверняет ум, чувства, желания человека, так как сердце – центр всей духовной жизни.

Чисты сердцем те, кого не обличает совесть. Сердце чистое тогда, когда человек свободен не только от нечистого греха или желаний, но скорее когда свободен от всяких, даже греховных помыслов. Добродетель, если она не истекает из внутренней чистоты и благого помышления сердца, является показной, видимой. Это дерево с подгнившими корнями, с гниющей сердцевиной. Совершенное отношение к нашим ближним должно быть основано на любви абсолютно бескорыстной, проистекающей из чистоты сердца, не имеющего и тени вражды.

Господь любит чистых сердцем. Чистые сердцем чувствуют присутствие Бога в самих себе и в природе. Слово Божие для них – живой голос Божий в себе и перед собой, чистые сердцем живут в этом мире как в доме Божьем. Они все делают так, как нужно делать, находясь в доме Божьем, перед Его всевидящим взором. Они во всех обстоятельствах жизни всецело предаются Ему и непоколебимо полагаются на Божественное отеческое попечение, они всегда носят в сердце своем крепкую любовь к Нему как всеблагому Отцу. Земное счастье их не ослепляет, несчастья не смущают, не повергают в уныние или отчаяние. Эта жизнь для них – только приготовление к жизни будущей. Радости и скорби настоящей жизни – только утешения и трудности на пути к вечному отечеству, где они узрят Бога лицом к лицу.

Награда, которой удостоятся люди с чистым сердцем, высочайшая: это то, что является главным устремлением всякого верующего, целью всякой религии – они увидят Бога. Мы только можем догадываться, каково по своему существу это состояние блаженства.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф. 5,9). Греческое слово εἰρηνοποιοί («счастливый, блаженный») очень редкое, этим словом иногда характеризовали царей и полководцев, которые прекращали войны, внося мир между воюющими. Здесь это слово употреблено единственный раз в Новом Завете и совершенно в ином смысле. Чтобы понять его, надо знать, в каких значениях употреблялось слово «мир» в греческом и в еврейском языках. Что касается греческого, то в нем оно имело примерно то же значение, что и в русском: первоначально оно значило отсутствие войны и распрей и лишь потом, гораздо позже, в философском языке стало обозначать также внутреннее состояние духовного покоя. Но в еврейском «мир» («шалом») это одно из тех слов, которые не имеют полного соответствия в европейских языках, потому что его значение гораздо шире. «Шалом» означал полноту Божьих даров человеку, причем под этими дарами понимались и материальное благосостояние (процветание, здоровье, довольство), и духовные благословения (примирение с Богом, праведность).

Грех – источник зла во всем мире, он разъединяет людей, подвигая их на разрушительные войны. Грехом был внесен разлад во все мироздание. Человек потерял мир с Богом. Грехом внесено в существо наше несогласие, вражда плоти и духа, добра и зла.

Миротворец призван победить в себе это несогласие, эту двойственность через победу над грехом, вернуть состояние своей природы в состояние первозданной гармонии и мира, воссоздать утерянный рай внутри своего сердца. К этому мы должны стремиться, прежде всего к миру в душе своей.

Великий пример для миротворца, пример Господа нашего, Который как раз в тот самый момент, когда Его руки и ноги проходили железные гвозди, вися на кресте, мучимый жаждой и удушьем, молился: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». Эта лишенность зла, отсутствие вражды и мести, должно быть неизменным состоянием всей природы миротворца, который должен стремиться как можно скорее восстановить утерянный мир. Один из путей стремления к миру – путь прощения, ведущий также к прощению грехов самого прощающего.

Человек не способен быть миротворцем, если в сердце его лежит вражда, которая есть грех, становящийся пропастью между творением и Творцом. Эта пропасть преодолевается раскаянием, возвращающим состояние блаженного мира через дела по вере во Христа.

Стремление к миру между людьми не есть стремление к потаканию страстям, это не компромисс со злом. Но это стремление водворить мир, где обитал бы Бог, где нет греха. Разрыв отношений иногда необходим для того, чтобы сохранить неповрежденною целостность другого. Именно глубокое непонимание и пропасть между христианством и язычеством, между злом и добром разделяют даже самые близкие отношения. Разногласие со злом необходимо, для того чтобы быть ему укором и призывом возвратиться к миру в Боге.

Миротворцы в своей миссии подобны Сыну Божьему, примерившему творение с Творцом, и их Господь нарекает «сынами Божьими», поскольку они вносят мир в ту ситуацию, в которую поставлены Господом.

Апостол Павел пишет о христианах, которые вместе со Христом несут миссию мира, вместе с Ним страдали, поэтому вместе с Ним по родству будут наследниками в Царстве Небесном. Как в жизни дети наследуют своим родителям, так сыны Божии будут наследниками в Царстве Христа Спасителя.

«Блаженны изгнанные за правду, ибоих есть Царство Небесное» (Мф. 5.10). В восьмой заповеди блаженств, так же как и в четвертой, идет речь о «правде». Но в четвертой заповеди говорится о внутреннем устроении христианина, а в восьмой воспевается блаженство тем, кто терпит гонения за эту правду. Восьмая заповедь является дополнением седьмой.

В этой заповеди Господь показывает нам, что в стремлении к блаженству христианин должен быть готов к перенесению скорбей и гонений за правду, которая есть христианская жизнь по заповедям Христовым. Правда и стремление к правде всегда было гонимо, этому немало свидетельств находим мы в Священном Писании. Спаситель всю Свою жизнь шел тернистым путем от Вифлеема до Голгофы. Младенца Христа ищет Ирод, чтобы погубить, Его искушает дьявол в пустыне, Его учение подвергается сильным нападкам гордых книжников и фарисеев, но Христос не прекращает Своей проповеди. Одни осуждают и готовят смерть Ему, зато другие принимают Христово учение и отдают за Него свою жизнь. Поэтому правда Божия всегда будет гонима.

Какие бы страдания ни испытал за правду человек, в душе которого выросло могучее дерево праведности, он переживает торжество, радость, потому что гонения могут терзать тело, гонители даже могут убить это тело, но не могут убить души, ее радости и ее торжества в служении правде.

Деятельная любовь к Богу и ближним проявляется в стремлении быть с Богом и привести все творение к обожению, не жалея ради этого ни себя, ни своей жизни.

«Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всяческинеправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибовелика ваша наградана небесах: так гнали и пророков, бывшихпрежде вас» (Мф. 5—12). Западное богословие восьмую и девятую заповеди объединяет в одну, поскольку они сходны содержанием. Православное богословие сохраняет девять заповедей, поскольку в Евангелии девять раз повторяется слово «блаженны».

Строго говоря, это последнее, девятое блаженство лишь раскрывает смысл восьмого, мысль здесь одна и та же. Главное отличие состоит в том, что раньше говорилось, что гонения были из-за самой принадлежности Христу. Известно, что в первые годы существования христианской Церкви она чаще всего подвергалась словесным нападкам. Но иногда физические страдания легче переносятся, чем клевета и грязные оговоры, унижающие человека и лишающие его чести и уважения. Недаром евреи считали клевету одним из тягчайших грехов, таким же страшным, как идолопоклонство, разврат и кровопролитие, вместе взятые.

Причиной такой бурной радости является великая награда, которая дожидается тех, кто переносит напраслину и клевету. Ведь жизнь с Богом есть цель человеческого существования. Эта жизнь – награда, хотя и не видима, уже совершенно реально существует, она на Небесах, т. е. у Бога. Отныне все, кто последует за Христом, уподоблены пророкам, должны исполнять это великое служение, быть готовыми разделить их судьбу.

Таким образом, в заповедях блаженства Христос предложил новые, до сих пор неведомые человечеству пути нравственной жизни. Основоположник Нового Завета дает понять, что дело не в букве их, как это было в Ветхом Завете, а в духе, для которого буква, внешние формы, должны, очевидно, в отдельных случаях жизни свободно создаваться человеком.

Заповеди блаженств являют нам нравственный образ ученика, последователя Христова. Мы видим его сначала в одиночестве, на коленях пред Богом, признающим свою духовную нищету и оплакивающим ее. Это приводит его к кротости, и он делается снисходительным во взаимоотношениях с людьми, так как честность помогает ему быть перед ними таким, каким он сам исповедал себя перед Богом. Но он не успокаивается, помня о своей греховности и греховности мира. Он плачет об отпадении творения от своего Творца. Он не стремится к устроенности, комфортному беспечному существованию, поскольку жаждет абсолютной, всецелой правды, за которую готов пролить кровь и отдать всю свою жизнь, только бы она восторжествовала. Затем мы видим его в человеческом обществе, боль и скорбь которого он переживает вместе со своим Богом. Он проявляет милость, внося мир в ту ситуацию, в которую поставлен Богом, восстанавливая целостность тех, кого раздирают противоречия, и губит грех. Он не боится, и его оскорбляют, преследуют за правду, за Христа, с Которым он себя отождествляет. Да, таков ученик Христов, совсем непонятный нехристианскому миру, кажущийся безумцем в своих стремлениях. Идеал заповедей блаженств всегда будет находиться в противоречии с общепринятыми мирскими ценностями. И нельзя быть христианином, не пытаясь воплотить этот идеал в своей жизни.

Блаженства – это не обещание или предсказание, это формула поздравления. Господь как бы поздравляет тех, кто находится в описанных «блаженствами» жизненных ситуациях. Однако счастье, провозглашаемое в первой части каждого «блаженства», невозможно понять без обещания, данного во второй.

Религия блаженств, основывающаяся на обещании, не может не быть религией надежды. Трудности и обязательства настоящего момента и есть точки, в которых рождается радостная надежда, преображающая наше существование в настоящем.

 

Раскрытие смысла ветхозаветных заповедей в евангельском контексте

Непосредственно за произнесением учения о блаженствах Божественный Учитель говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5, 17). Для уяснения и подтверждения мысли о ненарушимости Ветхозаветного закона нравственности и в новозаветной церкви Основатель ее говорит: «Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф. 5, 18). Нарушитель хотя бы одной из заповедей закона Божия «малейшим наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5, 19), т. е. человеком ничего не стоящим, отверженным. Напротив, исполняющий закон и научающий соблюдению его и других людей возвеличится в Царствии Небесном. Однако, несмотря на мысль о ненарушимости Ветхозаветного закона в его сущности, Божественный Учитель, с другой стороны, говорит, что если праведность Его слушателей и последователей не превзойдет праведности народных учителей Иудеи – фарисеев и книжников, то они не войдут в Царство Небесное. Суровый отзыв Спасителя становится ясен для нас, если вспомнить, как иудеи то ограничивали, то расширяли смысл предписаний закона. Пример чудовищного искажения смысла в толковании постановлений закона о чистоте в субботу можно видеть в утверждении, что человек, прикоснувшийся в субботу к свиткам Святого Писания, делается нечистым, так как кожа, на которой оно написано, могла принадлежать нечистому животному или приравнивалась к трупу, соприкосновение с которым, по закону, оскверняло человека. Или же: «Если не было воды ближе девятиверстного расстояния, еврей должен был идти девять верст и только после этого был вправе садиться за стол».

Заповедь обубийстве. Сравнительное определение отношения ветхозаветного учения о нравственности к новозаветному Иисус Христос начинает с определения отношения к ближним. По карательным законам Моисея за умышленное убийство полагалась смертная казнь (Числ. 35, 16–21), и лишь совершивший неумышленное убийство подлежал суду (Числ. 35, 24). «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5, 22). Предлагая мелкую, на первый взгляд, заповедь о негневливости, Спаситель тем самым предотвращает большие обиды, «заключающиеся в убийстве». Вполне понятно, что человек, достигший уровня нравственного совершенства, никогда не станет убийцей другого. Но опять же, в Ветхом Завете было упоминание о том, что так ясно изложил Христос относительно гнева. Моисей сказал: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем» (Быт. 19, 7; Эккл. 7, 9; Притч. 7, 16; Иов. 5, 2). В чем же состоит разница между этими заповедями? Спаситель выставляет на первый план внутреннюю настроенность человека, тогда как Моисей по требованию времени должен был настаивать на законной правде. Мало того, для возвышения праведности и укрепления мирных отношений вменяется в обязанность не откладывать надолго никакого соперничества, а всякие споры скорее улаживать и идти на примирение с соперником.

Заповедьо прелюбодеянии и учение о разводе. Седьмая заповедь десятисловия понималась книжниками и фарисеями как запрещение грубого нарушения чистоты брака. Грех прелюбодеяния строго наказывался в Ветхом Завете, так как преступление седьмой заповеди было повсеместным явлением.

Христос в Своей Нагорной проповеди запрещает не только сам грех, но и повод к нему – «вожделенный взор». Талмудисты полагали, что грех от этого «вожделенного взора» не вменяется, если затем не последовало внешнее нарушение. Поэтому слова Спасителя в первую очередь направлены против фарисейского притворства. Итак, этой заповедью Христос не упраздняет древнего предписания закона Моисеева «не прелюбодействуй» (Исх. 20, 14), а раскрывает и восполняет его. Не останавливаясь на этом, Господь указывает на средства, с помощью которых христианин может освободиться от нечистых пожеланий: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5, 29). Здесь имеется в виду отсечение не членов нашего тела, а всего того, что для нас кажется «наилучшим», если это приводит ко греху.

В близком отношении к заповеди о прелюбодеянии стоит заповедь о разводе. Библия указывает нам много причин, по которым еврей мог свободно отпустить свою жену. Часто по личным прихотям мужа жена лишалась прав и должна была уходить от него (Втор. 24, 1–4). В разводе еврей не видел нарушения заповеди, ибо считал даже в этом акте, что «Бог дозволил бракорасторжение только израильтянам, но не другим народам». Такое ложное понимание этой заповеди и заставило Спасителя высказать Свое суждение, дать новые правила супружеского сожития. Моисей знал святость брачного союза, освященного Богом еще в раю, и только по жестокосердию своего народа он пошел на некоторые уступки, разрешая давать разводное письмо. Этим ликвидировалась опасность убийства мужем жены, не нашедшей благоволения в его глазах, и ставила ее в полную независимость от последнего. Христос, допуская развод только лишь по вине любодеяния (Мф. 5, 32), все же показал Своим слушателям, что Он хотел бы, чтобы ученики Его и последователи возможно дальше держались от намерения допускать развод между раз вступившими в брачное сожительство супругами.

Таким образом, Христос не упразднил закон Моисеев о разводе, а возвысил его, указывая на прелюбодеяние одной из сторон как на единственно важную причину, по которой разрешается расторжение брака. Если в Новом Завете и допускается бракорасторжимость, то не как правило, а как исключение.

Заповедь о клятве. «Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои» (Мф. 5, 33). В Ветхом Завете Моисей повелел евреям исполнять данные Богу обеты (Втор. 23, 21) и клятвы (Ис. 22, 7), но все это открыто нарушалось евреями: они клялись Именем Бога, клялись во лжи, не исполняли обещаний, данных Богу; а фарисеи измыслили для них мнимое успокоение совести: они уверяли евреев, что запрещено клясться только Именем Бога и что поэтому всякая клятва, хотя бы и для прикрытия лжи, безгрешна; что можно безнаказанно клясться небом, землею, Иерусалимом, головою и пр. Самая важная клятва в Ветхом Завете была «жив Господь» (Суд. 8, 19; 1 Цар. 14, 39, 19, 16, 20, 3) и «пусть то и то сделает мне Бог, и еще больше сделает» (1 Цар. 14, 44; 2 Цар. 3, 35). Злоупотребление ими заставило новозаветного Законодателя дать правильное понятие о клятве: «А Я вам говорю: не клянись вовсе; ни небом, потому, что оно Престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его… но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 34–37).

Итак, клятва при свободном толковании закона книжниками и фарисеями теряет свое первоначальное значение и переходит в скрытое оскорбление имени Божьего. До Христа она, по словам блаженного Феофилакта, «не составляла худого дела; но после Христа она – дело худое». В Новом Завете Христос совершенствует эту заповедь, возводит ее на должную высоту, где при нравственном совершенстве христианину для заверения истинности своего слова или дела довольно будет утвердительного «да, да» и отрицательного «нет, нет».

Заповедь о непротивлении злу. Совершеннаялюбовь (Мф. 5, 39). Господь наш Иисус Христос в Своей проповеди «свел требование Бога к одному слову: «Люби». Из этого следует учение Христа о невоздаянии за причиненные обиды. «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5, 39). Принципы христианской морали, которые были объявлены Им во всеуслышание, шли вразрез с Ветхозаветным законом возмездия. Что такое «око за око и зуб за зуб»? Это был формальный, чисто юридический принцип, по которому причинивший другому какой-либо вред и сам должен был понести такое же наказание. Обиженный стремился отомстить обидчику в полной мере.

В основе Ветхозаветного предписания воздавать око за око и зуб за зуб лежала идея справедливости. В новозаветную же эпоху жизни и истории человечества требование непротивления злу в основе своей имеет уже не идею строгой справедливости, а снисходительного милосердия. Тертуллиан в начале христианской эры утверждал, что «закон возмездия… издан не для того, чтоб воздавать зло за зло, но чтобы предупреждать и укрощать насильство посредством страха». Но этот закон, подобно другим, данный по жестокосердию и грубости нравов еврейскому народу, как не согласный с высокою христианскою любовью, требовал усовершенствования. И Христос излагает Свое новое учение, где запрещает не только мстить, но и не противиться злому. Своим оборотом «а Я говорю вам» Христос прямо противопоставляет Свою речь речи законников, предлагая закон любви и всепрощения.

Вслед за заповедью о непротивлении злу приводится заповедь о всесовершенной любви. В древности среди евреев-соотечественнников чувство взаимной любви должно было проявляться с большой осторожностью. Только тот единственно должен быть любим, чей интерес и сочувствие совпадали с выгодою и симпатиею лица любящего. В противоположность этому всякий, кто бы ни требовал от нас жертвы, рассматривался уже как враг, достойный ненависти.

Как Ветхозаветный закон, так и закон Евангельский своим виновником имеет Одного Законодателя, а поэтому в Законе и Евангелии даровано человеку Божественное руководство, и в обоих та же любовь, каравшая в Законе, милующая в Евангелии, то и другое для одной дальнейшей цели, для праведности грешника, хотя достигается столь различными путями, а потому должны быть соответственные результаты в мудром и любвеобильном поведении христианина по отношению к обидевшему его брату.

Совершенная любовь обретает лишь свое истинное совершенство, когда обращена к тем, которые по отношению к любящему человеку пребывают холодны и враждебны. Это в прямом смысле слова «новая» заповедь. В законе Моисеевом заповеди, повелевающей ненавидеть врагов, нет. Это говорит о том, что книжники и фарисеи измыслили ее и перетолковали по своему практическому соображению. Мало того, закон Моисеев предписывал уважать и иноземца (Лев. 23, 4–5), и даже животному, принадлежащему иноплеменнику, необходимо было оказывать помощь. Однако в Ветхом Завете мы можем нередко встретить поражающий наше сознание жестокостью акт уничтожения языческих племен израильтянами. Эти жуткие картины тотального геноцида не могут не вызвать чувство возмущения и внутреннего неприятия, однако таковы были повседневные реалии седой древности. Это происходило не из-за ненависти и вражды, а для ограждения от пагубного влияния язычников на политическую и религиозно-нравственную жизнь еврейского народа. Здесь можно лишь увидеть то, что Израиль являлся видимым орудием в исполнении воли Божией. Однако в христианском обществе не должно быть врагов и недругов. Все люди есть дети одного Отца Небесного, а посему должны жить как братья между собой. Христос призывает не только простить врага за причиненную обиду, Он требует любить его, благословлять проклинающих, добро творить ненавидящим, молиться за обижающих нас (Мф. 5, 44).

И чтобы христианин не подумал, что исполнением заповеди любви, обнимающей даже врагов, он достигнет наивысшего нравственного совершенства, Христос говорит: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). Эти слова можно считать обобщением всех преждеизложенных нравственных наставлений. Они указывают христианину тот нравственный идеал, к которому он должен стремиться.

Ветхозаветное откровение, приготовляя еврейский народ к принятию Мессии – Христа и к усвоению Его искупительного дела, в своих нравственных предписаниях указывало избранникам на их духовную нищету и невозможность освобождения собственными силами от духовного рабства. Поэтому подзаконный человек своим идеалом имел точное исполнение определенных предписаний закона и терпеливое «чаяние утехи Израилевой», – пришествия Христового.

В Новом Завете любовь является центром всего закона, и христианин, исполняющий заповедь о любви, приближается к своему идеалу – Богу. Такое стремление человека отнюдь не является пустой, неосуществимой мечтой, оно может быть вполне реальным, ибо в этом ему вспомоществует благодатная сила.

Заповедь о христианской праведности. В 6 главе Евангелия от Матфея приводится речь Спасителя, в которой осуждается ложная и лицемерная праведность не только книжников и фарисеев, но и всех тех, кто последует их примеру. Учение о милостыне раскрывается нам в свете предостережения от «фарисейской закваски». В связи с ложным пониманием и исполнением этой заповеди книжниками и фарисеями Спаситель указывает на такое исполнение, где «не слава человеческая и земное счастье должны побуждать к добродетели, но мысль о Боге вечном Мздовоздаятеле, Которому должно поклоняться не наружно только и видимо, но в духе и истине».

Наружная праведность пред людьми не принесет человеку никакой пользы: «Не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6, 1). Предостерегая от внешнего показного милосердия, Спаситель образно заповедует: «Когда творишь милостыню, не труби пред собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди» (Мф. 6, 2).

Одни говорят, что лицемеры евреи при раздаче милостыни посредством трубы созывали нищих, иные полагают, что на Востоке существует обычай, когда нищий трубил пред тем, у кого он выпрашивал милостыни; другие это слово относят ко звуку от монеты, опускаемой в корвану (казну) церковную (ср.: Мк. 12, 41). Существует и такое мнение, что это слово было заимствовано от трубообразных, в виде рожков, церковных касс, куда евреи опускали денежные жертвы.

Еврейский народ, привыкший только к внешнему исполнению закона, не мог в своем внутреннем сознании представить дела милостыни в таком понимании, какое было обнаружено Спасителем. Внешнее исполнение законной обрядности было осуждено, ибо оно было связано с гордыней, эгоизмом и надменностью.

В христианстве милостыня должна приобретать совершенно противоположный характер. Побуждением к благотворительности должна быть не земная, скоропреходящая слава, а внутренняя, мало заметная даже самому благотворителю, любовь к ближнему. Христианин должен творить милостыню, чтобы левая рука не знала, что делает правая. Тайная милостыня угодна Богу, ибо Он «видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 4).

Молитва (Мф. 6, 7). Уяснивши для слушателей понятие о христианской милостыне, Божественный Учитель далее изъясняет понятие о молитве. Сначала Он говорит, как должно молиться вообще, и потом показывает сам образец молитвы (Мф. 6, 9—13). Пример фарисеев, которые имели обыкновение публично молиться в местах общественных собраний, назначенных для молитвы и на перекрестках улиц напоказ всем окружающим, служил пунктом, от которого Божественный Учитель исходит при Своем рассуждении о христианской молитве.

В отличие от лицемерного обычая фарисеев, искавших при молитве, так же как и при милостыне, единственно славы и слепого удивления со стороны лиц сторонних, Божественный Учитель в предохранение от рассеяния во время молитвы советует молящемуся уединяться в клеть свою, т. е. в верхнее помещение, которое обыкновенно в домах на Востоке назначалось для благочестивых упражнений, и не только уединяться, но даже и запереть эту клеть для большего удаления от людей, и там молиться.

В своем учении о молитве Господь вновь хочет устранить из духовной жизни народа фарисейский буквализм и книжническое рабство мертвому преданию. Христианская молитва должна быть чужда той же внешности, что и милостыня. Она должна исходить из глубины верующего сердца. «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Мф. 6, 5).

Повеление Господа совершать уединенную молитву, однако, не запрещает и общественной. Молитва в церкви, если она исходит из глубины сердца, имеет большую силу пред Господом Богом, нежели частная. Здесь верующий объединяется союзом любви, богослужение, умилительное пение, вообще вся обстановка в храме способствуют известным образом воспитанию души христианства.

Подготовив таким образом Своих слушателей к правильному понятию о молитве, Господь дает и ее образец, который является как бы основой для всех других молитв, которых не исключает Господь. Молитва Господня в кратких словах обнимает все потребности и нужды человека. Из-за своей краткости, а вместе с тем и обилия мыслей ее можно называть сокращенным Евангелием.

Такого отношения Бога к человеку и человека к своему ближнему, какое заключается в молитве Господней, не замечаем в еврейских молитвах, характерных своим многоглаголанием, наружной показностью и эгоизмом.

Пост. К учению о милостыне и молитве Господь присоединил и учение о посте как об одном из средств, которым христианин мог угодить Богу. Закон Моисеев предписывал всеобщий ежегодный пост 25 сентября – праздник очищения (Лев. 16, 29, 23, 27, Деян. 27, 9). В послепленные времена по причине народных бедствий народ еврейский налагал на себя добровольный пост, чем желал умилостивить Господа Бога своего (Иер. 2, 7; Зах. 7, 3; Суд. 20, 26; 1 Цар. 7, 6, 23, 13).

Существовали и частные посты у евреев, никем не предписываемые. Они учреждались отчасти по причине происшедшего горя или же в связи с молитвою об отвращении несчастья. Кроме того, ко времени Христа Спасителя они строго соблюдали пост во 2-й и 5-й день недели (понедельник и четверг) (Лк. 18, 12).

С пришествием в мир Христа заповедь о посте принимает совершенно другой характер. Сам Христос освящает учреждение поста Своим сорокадневным пребыванием в пустыне во время приготовления Себя для общественной проповеди (Мф. 4, 2; Лк. 4, 2).

Не отменяя Ветхозаветного поста, в Своей Нагорной проповеди Божественный Учитель дает новое учение о нем. В начале Он указывает на лицемерный и ложный пост фарисеев, которого христианин должен остерегаться, а затем указывает на пост истинный и совершенный, угодный Богу.

«Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры» (Мф. 5, 16). Иисус Христос не раз уже указывал на лицемеров как на явных нарушителей закона, и здесь Он не оставил их без внимания. Гордые и тщеславные фарисеи того времени особенно старались показать себя перед народом постящимися. Это мы наглядно видим из притчи о мытаре и фарисее (Лк. 18, 12).

Господь выступает против лицемерного поста, когда он есть следствие не сердечного сокрушения о грехах, а только желания показывать себя пред людьми постящимися. Показав бесценность лицемерного фарисейского поста, Божественный Учитель переходит к изложению положительного предписания о нем. «А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 17–18). Фарисейская внешность уступает в Новом Завете свободному влечению верующего сердца к Богу.

Итак, на основании изложенного Иисусом Христом учения о посте можно заключить, что в христианстве пост достигает цели только тогда, когда он будет не принуждением, а свободным подвигом, сопровождающимся благою настроенностью сердца и добрыми делами.

В Нагорной проповеди Спаситель осуждает лицемерный пост фарисеев, выхваляющихся своею набожностью. Всего этого фарисейства христианин должен избегать и поступать так, как заповедал Христос, чтобы получить награду не временную от людей, а вечную от Бога.

Стр:

Стр: